Разбитые. Том I (джен)

Прошла неделя в доме на площади Гриммо, и напряжение в воздухе стало таким густым, что его, казалось, можно было резать ножом. Это была неделя шепота за закрытыми дверями, быстрых, тревожных взглядов и фальшивых улыбок. Орден Феникса вел свою тайную войну, а дети, запертые в этом пыльном мавзолее, чувствовали себя пешками в игре, правил которой им не объяснили.

Утро перед отъездом в Хогвартс было апогеем этого тихого безумия. Чемоданы, громоздившиеся в прихожей, были похожи на баррикады. Хедвига недовольно ухала в клетке, чувствуя общее нервное напряжение. Миссис Уизли металась по дому, как пчела, пересчитывая носки и бутерброды, ее суета была отчаянной попыткой создать иллюзию нормальности там, где ее не было и в помине.

Синия сидела на своем новеньком, пахнущем свежим деревом сундуке (купленном на галлеоны, которые Гарри почти силой впихнул ей в руки). Она сидела с неестественно прямой спиной, и в ее позе была отстраненность статуи, случайно попавшей на вокзал. Иллюзия «Сандры» была безупречна: веснушки на носу выглядели очаровательно, мантия с нашивкой Гриффиндора была аккуратно выглажена, волосы собраны в опрятный хвост. Она была идеальной картинкой прилежной ученицы.

Но Гарри видел то, чего не видели другие. Он видел, как ее пальцы, лежащие на коленях, едва заметно подрагивают, словно сдерживают желание выпустить когти. Он видел, как она лениво подкидывает в воздух крошечные, почти невидимые искорки, которые гасли, не долетая до потолка, — маленькие вспышки сдерживаемой силы, маленькие бунты против этой удушающей нормальности.

Она поймала его взгляд, и на ее губах появилась привычная, кривая усмешка, предназначенная только для него.

— Ну что, мелкий, — ее голос был тихим, почти шепотом, но он легко прорезал утреннюю суету, — готов вернуться в свою каменную колыбель? Пойдем учиться варить суп из лягушачьих лапок и махать деревяшками? Или в этом году программа расширится, и тебя снова попытаются прикончить, но уже с большим размахом?

Гарри, боровшийся с ремнем на своем старом, раздутом чемодане, невольно хмыкнул. Ее черный юмор был единственным, что помогало ему не сойти с ума в этом доме.

— Скорее всего, и то, и другое, — ответил он, наконец затянув ремень. — Но есть и плюсы. Там хотя бы кормят лучше, чем у Дурслей. И, — он понизил голос, — ты держи себя в руках. Никаких поджогов, никаких превращений учителей в садовых гномов. Ты меня поняла?

Синия картинно закатила глаза.

— Ладно, ладно, Поттер, не будь занудой. Буду паинькой. Обещаю, — она сделала паузу, и в ее глазах блеснул озорной огонек. — Но если какая-нибудь белобрысая хорькоподобная задница снова назовет твою подругу-всезнайку грязнокровкой, я не несу ответственности за спонтанное возгорание его мантии. Просто предупреждаю.

Их прервал голос миссис Уизли, полный паники:

— Дети, к камину! Быстро, мы опаздываем! Фред, Джордж, не смейте брать с собой эти коробки!

Синия вздохнула, поднимаясь с сундука.

— Ну вот, веселье закончилось. Пойдем, Поттер. Окунемся в ваш волшебный мир путешествий через сажу и тошноту.

Она впервые должна была воспользоваться Летучим порохом. Гарри попытался объяснить ей, что нужно делать, но она лишь отмахнулась. В результате она вывалилась из камина на платформе 9¾, споткнувшись и едва не упав, вся в саже, кашляя и отплевываясь.

— Что за дела, Поттер! — прошипела она, отряхиваясь, пока миссис Уизли отвернулась. — Это что, ваш основной способ передвижения?! Да в Аду и то телепорты комфортабельнее! И чище!

Но когда густой красный пар «Хогвартс-Экспресса» окутал платформу, а они наконец заняли купе, она быстро пришла в себя. Она устроилась у окна рядом с Гарри, закинув ноги на сиденье, и с хищным любопытством наблюдала за проплывающим пейзажем. Пока Рон пытался произвести на нее впечатление, взахлеб рассказывая о прошлогоднем Чемпионате Мира по квиддичу, а Гермиона с сомнением листала учебник по Трансфигурации для пятого курса, Синия развлекалась. Она создала крошечную, полупрозрачную фигурку Снейпа, которая парила над столом и шипела на Рона: «Минус десять очков Гриффидору за вашу отвратительную технику жевания, Уизли!».

Даже Гермиона не смогла сдержать улыбки.

Гарри смотрел на нее — на то, как легко она вжилась в роль, как ее смех, пусть и циничный, заставляет смеяться других, — и в его душе зародилась хрупкая, почти безумная надежда. Может быть, все получится. Может быть, в этом огромном, полном магии и опасностей замке, найдется место и для нее. Место, где она сможет быть не эхом, а кем-то… новым.

Он еще не знал, что Хогвартс в этом году приготовил для них не уроки и приключения, а настоящую войну. И их первый враг уже ждал их за стенами замка.

* * *

Хогвартс встретил их объятиями теплого света и гулом сотен голосов. Большой зал, с его заколдованным потолком, усыпанным звездами, был таким же, каким Гарри помнил его в своих лучших снах. На мгновение, вдыхая знакомый запах воска, старого камня и чего-то неуловимо-волшебного, он почувствовал, что вернулся домой. Все тревоги, связанные с домом Блэков, с Министерством, с Волдемортом, отступили на задний план.

Они сели за стол Гриффиндора, и их тут же окружили друзья: Дин, Симус, Невилл, сёстры Патил. Все смеялись, делились летними историями, и даже Гарри, отвечая на вопросы, почувствовал, как напряжение, сковывавшее его плечи неделями, начинает отпускать.

Синия-Сандра села рядом с ним, и Гарри видел, как она, широко раскрыв глаза, впитывает в себя эту атмосферу. Она смотрела на плавающие в воздухе свечи, на призраков, скользящих сквозь столы, на гербы факультетов. На ее лице было не поддельное, а настоящее, почти детское изумление. Для существа, рожденного в огне и жившее во тьме, это место было чудом. Непостижимым, шумным, живым чудом.

— Не переигрывай, — шепнул ей Гарри, заметив, как она с открытым ртом смотрит на Почти Безголового Ника. — А то МакГонагалл заподозрит, что ты видишь это впервые.

— Заткнись, Поттер, — прошептала она в ответ, не отрывая взгляда от призрака. — Я видела много мертвецов. Но таких… болтливых… еще нет.

Распределение первокурсников прошло быстро, шляпа пропела свою новую, тревожную песню о единстве факультетов, и столы наполнились едой. На какое-то время все погрузились в пиршество и веселье. Казалось, что этот год будет таким же, как и все предыдущие.

Но веселье оборвалось, когда Дамблдор поднялся со своего места.

Зал постепенно затих. Директор, как всегда, улыбался, но его глаза за очками-половинками не светились привычными озорными искорками. Они были серьезны и немного усталы. Он произнес свою обычную приветственную речь, но в его голосе чувствовалась тень тревоги. А потом он сказал слова, которые положили конец празднику.

— В этом году, — произнес он, и его голос разнесся по залу, — у нас будет новый преподаватель по Защите от Тёмных искусств. Она была назначена на эту должность Министерством магии. Прошу вас поприветствовать профессора Долорес Амбридж.

Тяжелые дубовые двери Большого зала распахнулись. И в них вошла она.

Она была невысокой, приземистой женщиной, больше похожей на большую жабу, которую кто-то из злой шутки нарядил в ядовито-розовый твидовый костюм. На ее голове красовался маленький розовый бантик, а на лице застыла приторная, широкая улыбка. Но ее глаза, маленькие и выпуклые, были холодными и безжалостными.

По залу пронесся шепот. Гарри почувствовал, как внутри него все сжалось в ледяной комок. Он знал, что это значит. Министерство не просто прислало своего человека. Оно прислало надзирателя.

Синия, сидевшая рядом с ним, напряглась. Ее изумление сменилось выражением крайнего, почти животного отвращения. Она наклонилась к нему и прошептала, и в ее голосе не было и тени юмора.

— Что это за тварь, Поттер? — ее слова были похожи на шипение. — От нее воняет. Не духами. Властью. Той самой, липкой, самодовольной властью, которая любит порядок больше, чем жизнь. И еще… дерьмом. Мне очень, очень не нравится эта тетка, мелкий.

— Мне тоже, — пробормотал Гарри, не отрывая взгляда от Амбридж, которая, к всеобщему изумлению, прервала Дамблдора кашлем («Кхм-кхм») и сама вышла к трибуне.

Она начала говорить. Ее голос был девчачьим, писклявым, и этот диссонанс с ее жабьим лицом был тошнотворным. Ее речь была соткана из слащавых фраз о «сохранении традиций», «избегании рисков» и «министерских реформах». Но за каждым словом скрывалась угроза. Это была речь не учителя, а тюремщика. Речь о том, что время свободы, время знаний, время магии в этих стенах подходит к концу.

Зал слушал в недоуменной тишине. Профессора нахмурились. Дамблдор стоял с непроницаемым лицом.

А Гарри смотрел на Амбридж и понимал, что ад, из которого он только что вырвался, был лишь предисловием. Настоящий ад только что вошел в двери и улыбался им всем своей широкой, жабьей улыбкой.

* * *

Первая неделя занятий под властью Амбридж превратилась в медленную, удушающую пытку. Хогвартс, который всегда был для Гарри местом свободы и чудес, начал покрываться невидимой розовой плесенью. В коридорах стало тише. Ученики передвигались с опаской, то и дело оглядываясь. Даже полтергейв Пивз притих, чувствуя, что новая власть шуток не понимает.

Но эпицентром этого нового, гнетущего порядка был кабинет Защиты от Темных Искусств.

Уроки Амбридж были пародией, издевательством над самим названием предмета. Вместо того чтобы учить защитным заклинаниям, они читали. Читали одобренный Министерством учебник под названием «Теория защитной магии», скучный, как пересушенный пергамент, в котором утверждалось, что правильное ведение переговоров гораздо эффективнее любого щитового заклинания. Использование волшебных палочек на ее уроках было строжайше запрещено.

Она сидела за своим столом, заставленным блюдцами с изображениями мяукающих котят, и наблюдала за классом своими выпуклыми, немигающими глазами. Ее приторная улыбка не сходила с лица, пока она ходила между рядами, делая замечания своим писклявым голосом.

На первом же уроке Гарри не выдержал. Когда Амбридж заявила, что им не грозит никакая опасность со стороны темных волшебников, он возразил, сказав, что Лорд Волдеморт вернулся.

Реакция Амбридж была мгновенной. Ее улыбка стала шире, но глаза превратились в две льдинки.

— Ложь, мистер Поттер, — пропела она. — Десять очков с Гриффиндора за распространение злонамеренных слухов. И вы останетесь после уроков. Мы с вами проведем… воспитательную беседу.

Синия, сидевшая за соседней партой, сжала кулаки под столом так, что Гарри услышал тихий треск. Он бросил на нее быстрый, предостерегающий взгляд. Она ответила ему взглядом, в котором горел чистый, незамутненный гнев.

Вечером, после ужина, Гарри отправился в ее кабинет. Синия настояла на том, чтобы пойти с ним до двери, хотя он и пытался ее отговорить.

— Если эта жаба тебя тронет, я выломаю дверь, — прошипела она, когда они остановились перед розовой обивкой. — Мне плевать на последствия.

— Просто жди меня в гостиной, — попросил он. — Пожалуйста.

Кабинет Амбридж был кошмаром, сотканным из розовых кружев и кошачьей шерсти. Она усадила его за стол и дала специальное перо.

— Вы будете писать строчки, мистер Поттер, — сказала она сладко. — Вы напишете: «Я не должен лгать». Будете писать, пока правда не впитается в вашу кожу.

Он начал писать. И тут же почувствовал острую, жгучую боль на тыльной стороне ладони. Он посмотрел вниз и увидел, как на его коже, словно вырезанные невидимым ножом, проступают те же самые слова. Перо писало его собственной кровью.

Он стиснул зубы и продолжил. Он не доставит ей удовольствия увидеть его боль. Он писал, пока рука не онемела, а пергамент не покрылся алыми строчками. Амбридж сидела напротив, наблюдая за ним с выражением тихого, садистского восторга.

Когда он вернулся в гостиную Гриффиндора, было уже поздно. Большинство учеников разошлись. У камина сидели только Рон, Гермиона и Синия. Они ждали.

Синия вскочила, как только он вошел. Ее взгляд тут же упал на его руку, которую он пытался спрятать.

— А ну-ка, покажи, — приказала она, и в ее голосе не было и тени игривости.

Она схватила его за запястье прежде, чем он успел возразить, и отвернула рукав мантии. В свете огня свежие, кровоточащие царапины выглядели ужасно.

Рон ахнул. Гермиона прижала руку ко рту, ее глаза наполнились слезами ужаса и ярости.

Синия молчала. Она смотрела на вырезанные на его коже слова, и ее лицо под иллюзией «Сандры» стало похоже на каменную маску. Но ее глаза… в них горел такой огонь, что Гарри стало страшно. Это был не просто гнев. Это была та самая первозданная ненависть, о которой она ему рассказывала. Ненависть к тем, кто причиняет боль ради власти. К тем, кто упивается чужими страданиями.

— Эта тварь… — прорычала она, и ее голос был низким, почти нечеловеческим. Иллюзия вокруг нее замерцала, на мгновение показав темную кожу и заостренные когти. — Эта розовая мразь посмела пытать тебя. Так же, как те ублюдки в моей деревне.

Она отпустила его руку и сделала шаг к выходу из гостиной.

— Я убью ее.

— Нет! — Гарри бросился за ней, преграждая путь. Рон и Гермиона подскочили следом. — Синия, стой! Ты не можешь!

— Могу, Поттер. И хочу, — она смотрела на него в упор, и ее зрачки сузились. — Дай мне пять минут. Пять минут, и она будет визжать, как свинья на вертеле. Никто даже не узнает, что это была я.

— Не надо! — Гарри схватил ее за плечи. — Послушай меня! Она под защитой Министерства! Если ты что-то с ней сделаешь, они перевернут весь замок! Они найдут тебя! И тогда…

Он не договорил. Он не хотел произносить вслух, что тогда произойдет. Что ее заберут, что он ее потеряет.

Она смотрела на него, тяжело дыша. Буря в ее глазах медленно, с видимым усилием, начала утихать. Ярость сменилась чем-то другим — холодной, расчетливой решимостью.

— Ладно, Поттер, — сказала она наконец, и ее голос стал тише, но не менее опасным. — Я ее не трону. Пока. Но запомни мои слова. Если эта жаба еще хотя бы раз оставит на тебе свой след, я забуду про все свои обещания. Я забуду про маскировку и про твоего Дамблдора. И я устрою ей такой ад, о котором не пишут даже в самых страшных книгах.

Она посмотрела на него, и ее лицо смягчилось, но гнев в глубине глаз никуда не делся.

— Ты мне слишком дорог, чтобы я молча смотрела, как тебя ломают.

Гарри замер. Эти слова — «ты мне слишком дорог» — прозвучали в тишине гостиной, как клятва. Он понял, что это не просто игра. Не просто союз. Она защищала его так, как защищала бы тех, кого когда-то потеряла.

Он молча кивнул, чувствуя, как их странная, невозможная связь становится нерушимой. Выкованной в общем гневе, закаленной в общей боли.

Амбридж, в своем розовом кабинете, еще не знала, что этим вечером она не сломала одного мальчика. Она создала себе двух смертельных врагов.

* * *

Прошел месяц, и Хогвартс под гнетом Амбридж стал напоминать тюрьму строгого режима, выкрашенную в тошнотворно-розовый цвет. Декреты об образовании сыпались, как осенние листья, каждый из них — новый гвоздь в крышку гроба свободы. Запрет на собрания групп более трех человек. Обязательная проверка переписки. Создание «Инспекционной дружины» из числа слизеринцев, которые с садистским удовольствием патрулировали коридоры, выискивая нарушителей.

Гарри чувствовал, как стены сжимаются. Его рука почти не заживала — Амбридж вызывала его на «воспитательные беседы» с завидной регулярностью, и новые шрамы ложились поверх старых. Он старался держать голову ниже, не давать ей повода, но сама его сущность, само его существование, было для нее провокацией. Он был живым опровержением лжи, на которой Министерство строило свой хрупкий мир.

Синия держалась рядом, как тень. Ее иллюзия стала ее второй кожей. На уроках она была тихой и незаметной, делая вид, что конспектирует лекции, в то время как под партой ее пальцы сплетали сложные узоры из темной энергии, просто от скуки. Но Гарри видел, чего ей стоило это самообладание. Он видел, как ее кулаки сжимаются, когда Амбридж проходила мимо их стола в Большом зале. Он видел, как ее глаза вспыхивают настоящим, нечестивым огнем, когда она слышала ее слащавый, писклявый голос. Она сдерживалась. Ради него. И это молчаливое самопожертвование связывало их крепче любых клятв.

Однажды вечером, после очередного унизительного урока, на котором Амбридж заставила весь класс читать главу о том, почему «некоторые магические существа по своей природе агрессивны и не поддаются обучению», глядя при этом прямо на Гарри, они вчетвером сидели в самом дальнем углу гостиной Гриффиндора. Огонь в камине, казалось, тоже боялся гореть слишком ярко и лишь слабо тлел.

— Она меня доконает, — пробормотал Гарри, потирая ноющую руку. Шрамы снова кровоточили. — Она не просто хочет, чтобы я молчал. Она хочет, чтобы я сломался. Чтобы все мы сломались.

Гермиона, которая до этого яростно листала «Историю магии», с шумом захлопнула книгу. Ее лицо было бледным и напряженным.

— Мы не можем так больше продолжать, — сказала она тихо, но в ее голосе звенела сталь. — Она не учит нас ничему. Абсолютно. Если Волдеморт действительно вернулся… — она бросила на Гарри извиняющийся взгляд, — …то когда он начнет действовать, мы будем беспомощны. Как ягнята на бойне. Мы должны что-то делать.

— Например? — фыркнул Рон, безуспешно пытаясь отчистить мантию от чернильного пятна. — Пожаловаться МакГонагалл? Амбридж ее саму скоро уволит. Написать в «Пророк»? Они напечатают, что мы все сумасшедшие. Она следит за каждым нашим шагом. Даже Фред с Джорджем притихли, а это уже серьезный признак апокалипсиса.

Синия, которая до этого момента лежала на диване, подбрасывая в воздух маленький, тусклый шарик света, резко села. Шарик лопнул с тихим, сердитым хлопком.

— А давайте перестанем прятаться и начнем веселиться, — сказала она, и ее голос был низким и опасным. — Я могу устроить ей небольшой персональный ад. Подсунуть в чай зелье, от которого у нее вырастут бородавки размером с яблоко. Заколдовать ее котят на тарелках, чтобы они выли похоронные марши. Или просто поджечь ее розовый кабинет к чертям собачьим.

Гарри невольно усмехнулся, представив эту картину, но тут же покачал головой.

— Нельзя, Си… Сандра, — поправился он, помня о присутствии Рона и Гермионы. — Это только все усугубит. Она получит повод исключить нас всех. Но Гермиона права. Мы должны учиться. Сами. Настоящей защите, а не той чуши, что написана в ее учебниках.

Идея, витавшая в воздухе, наконец обрела форму. Гермиона посмотрела на него, и ее глаза загорелись надеждой.

— Тайная группа, — выдохнула она. — Мы могли бы собираться тайно. И учиться самим. Ты мог бы нас учить, Гарри! Ты знаешь больше всех нас! Ты сражался с ним!

Рон вытаращил на нее глаза, его челюсть отвисла.

— Ты с ума сошла? — прошептал он. — Если эта жаба узнает, она не просто исключит нас. Она скормит нас акромантулам!

— А если не узнает? — Синия ухмыльнулась, и ее глаза блеснули так, как не могли блестеть глаза обычной школьницы. Она подмигнула Гарри. — В этом-то и вся прелесть. Прятаться у нее под самым носом. Я могу помочь. С маскировкой. С отвлекающими маневрами. У меня, знаете ли, многовековой опыт в искусстве обмана. Ну что, Поттер? Примешь на себя роль нашего подпольного профессора?

Гарри посмотрел на их лица. На отчаянную надежду в глазах Гермионы. На страх и азарт в глазах Рона. И на хищное, ободряющее предвкушение в глазах Синии. Он устал быть жертвой. Он устал от бессилия. Эта безумная, самоубийственная идея была как глоток свежего воздуха в удушающей атмосфере страха.

— Ладно, — сказал он, и, произнеся это слово, почувствовал, как в его груди зарождается давно забытое чувство — решимость. — Давайте попробуем.

Семя бунта было посажено. Прямо здесь, в тихой гостиной, под бдительным оком врага. И никто из них еще не представлял, в какое огромное, тернистое и опасное древо оно прорастет.

* * *

Следующие дни превратились в тайную операцию, которая вернула в их жизнь азарт и смысл. Гермиона, со свойственной ей методичностью, составила список тех, кому можно доверять. Рон, преодолев свой первоначальный страх, оказался на удивление хорошим вербовщиком — его прямота и честность обезоруживали. Они действовали осторожно, передавая информацию шепотом в шумных коридорах, на задних партах в библиотеке, во время суматохи на переменах.

Синия же раскрылась с совершенно новой стороны. Она стала их начальником контрразведки. Ее многовековой опыт манипуляции и чтения людей превратился в бесценный актив. Она подходила к потенциальным кандидатам, мило улыбаясь своей улыбкой «Сандры», и заводила непринужденную беседу. Но Гарри, наблюдавший за ней, видел, как ее глаза сканируют собеседника, как она улавливает малейшие колебания в голосе, едва заметное движение глаз.

— Этот, с Хаффлпаффа, Захария Смит, — шептала она Гарри вечером. — Не брать. Он слишком труслив и завистлив. При первой же опасности побежит к Амбридж, чтобы выслужиться. А вот та девушка с Когтеврана, Луна… Она странная, но ее разум похож на лабиринт без стен. Никто не сможет прочитать ее мысли. Она безопасна.

Иногда, когда одного чутья было мало, она прибегала к своим трюкам. Гарри видел, как она, разговаривая с кем-то сомневающимся, едва заметно щелкала пальцами, и в глазах ученика на мгновение появлялась легкая дымка — морок, развеивающий страхи и внушающий доверие. Гарри делал вид, что не замечает. Это было неправильно, но это было необходимо. Они были на войне, а на войне не всегда можно играть по правилам.

Вскоре у них была небольшая, но преданная армия, состоящая из гриффиндорцев, нескольких отважных хаффлпаффцев и когтевранцев. Оставался главный вопрос: где им собираться?

— Я знаю место, — сказала Гермиона однажды вечером, ее глаза горели триумфом. — Я читала о нем в «Истории Хогвартса». Выручай-комната. Иногда ее называют Комната Так-и-Сяк. Она появляется только тогда, когда кто-то в ней очень сильно нуждается. И она всегда такая, какая нужна просящему. Это идеальное место. Амбридж никогда ее не найдет.

Их первая встреча была назначена на следующую ночь. Сердце Гарри колотилось, когда он вел свою маленькую группу по коридору на седьмом этаже. Он трижды прошел мимо гобелена с Варнавой Вздрюченным, которого пытаются обучить тролли балету, сосредоточенно думая: «Нам нужно место, где мы могли бы безопасно учиться защищаться».

Напротив него в голой стене появилась гладкая, черная, отполированная дверь.

Когда они вошли, все ахнули. Комната была огромной, освещенной мерцающими факелами. По полу были разбросаны мягкие шелковые подушки, а у дальней стены стояли книжные полки, забитые книгами по защитной магии. В углу даже стоял набор Детекторов Тьмы.

— Гермиона, ты гений! — выдохнул Рон.

Гарри встал перед ними, чувствуя себя невероятно неловко. Двадцать пять пар глаз смотрели на него с ожиданием. Он посмотрел в угол, где, скрестив ноги на стопке подушек, сидела Синия. Она ободряюще ему кивнула.

Он начал говорить. Он рассказал им о том, что Волдеморт вернулся. Он рассказал о том, что их ждет. Его голос сначала дрожал, но потом окреп. Он говорил не как герой. Он говорил как солдат, который уже видел бой и знает, что ждет новобранцев.

— Амбридж боится, — сказал он в конце. — Министерство боится. Они предпочитают прятать голову в песок. Но мы не будем. Мы будем сражаться. Я научу вас всему, что знаю.

Первый урок был посвящен обезоруживающему заклинанию. «Экспеллиармус».

— Это основа, — объяснял Гарри, расхаживая между разбившимися на пары учениками. — Иногда умение обезоружить врага — это все, что отделяет вас от смерти.

Комната наполнилась выкриками и вспышками света. Палочки летали по воздуху. Невилл умудрился обезоружить самого себя, получив собственной палочкой по лбу. Рон, пытаясь применить заклинание к Гермионе, отправил ее палочку в потолок, где она и застряла. Синия, работавшая в паре с Луной, даже не доставала свою палочку из тиса. Она просто смотрела на Луну, и та, мечтательно улыбаясь, роняла свою.

— Сандра, это нечестно! — возмутилась Гермиона, заметив это.

— А кто сказал, что враг будет играть честно? — ухмыльнулась Синия. — Иногда лучший способ обезоружить — это заставить противника забыть, что он вообще держит в руках оружие.

Несмотря на хаос, к концу занятия у многих начало получаться. На лицах учеников, еще недавно подавленных и напуганных, горел азарт. Они снова чувствовали себя волшебниками, а не заключенными.

Когда все разошлись, шепотом договариваясь о следующей встрече, в комнате остались только Гарри, Рон, Гермиона и Синия.

— Ты молодец, Гарри, — сказала Гермиона, и в ее голосе была неподдельная гордость. — Ты прирожденный учитель.

Гарри смущенно улыбнулся. Он и сам был удивлен тому, как ему понравилось.

Но Синия не улыбалась. Она стояла у двери, приложив к ней ладонь, и ее лицо было серьезным.

— Нам нужно быть осторожнее, — сказала она. — Амбридж не дура. Она чувствует, что что-то происходит. Ее маленькие шпионы-слизеринцы шныряют повсюду.

Она посмотрела на Гарри.

— Сегодня, после урока, она вызвала меня к себе. Снова.

Рон сжал кулаки.

— Что она хотела?

— Расспрашивала. О тебе. О нас. О том, где мы бываем по вечерам. Она ничего не знает, но она копает. Как могильный червь. И этот ваш белобрысый хорек, Малфой, ей помогает. Он что-то заподозрил.

Она убрала руку от двери.

— Мы зажгли маленький костер, Поттер, — сказала она, и ее глаза в свете факелов блеснули, как угли. — Теперь наша главная задача — не дать этой жабе его потушить. И не сгореть в нем самим.

Они вышли из Выручай-комнаты, и дверь за ними исчезла. Но чувство опасности осталось. Они сделали свой первый ход. Теперь они ждали ответного хода от врага. И они знали, что он будет безжалостным.

* * *

Амбридж действовала не как воин, а как садовник, который методично, куст за кустом, выпалывает из своего идеального сада все, что считает сорняками. И первым сорняком, который она решила выкорчевать, была радость.

Она начала с квиддича. Для Гарри полеты были не просто спортом. Это была свобода. Это был единственный момент, когда он мог забыть о шраме, о Волдеморте, о своей судьбе и просто быть. Быть ветром, скоростью, единым целым с метлой и небом. Амбридж это знала.

Декрет об образовании номер двадцать шесть появился на доске объявлений в одно серое, дождливое утро. Он гласил, что «в целях обеспечения безопасности и предотвращения несанкционированной деятельности, все студенческие организации, клубы и команды, включая квиддичные, временно распускаются до получения личного разрешения от Генерального инспектора».

Команду Гриффиндора вызвали в ее кабинет в тот же день. Они стояли перед ней — Анджелина, Алисия, Кэти, Фред, Джордж, Рон и Гарри, — а она сидела за своим столом, улыбаясь своей ядовито-сладкой улыбкой.

— Ваша заявка на возобновление деятельности команды, — пропела она, постукивая розовым ногтем по пергаменту, — рассматривается. Однако, в свете некоторых… дисцилинарных вопросов… в частности, связанных с вашим капитаном и ловцом, мистером Поттером, я вынуждена отложить принятие решения.

Она посмотрела прямо на Гарри.

— Ваша метла, мистер Поттер, будет временно конфискована для «проверки на наличие несанкционированных чар». Вы можете забрать ее… когда я сочту нужным.

Это был удар под дых. Лишить его полетов было все равно что отрезать ему крылья. Он стиснул зубы, чтобы не взорваться. Он видел ярость на лицах близнецов, отчаяние в глазах Анджелины. Но они молчали. Они знали, что любое слово будет использовано против них.

Вечером, сидя в гостиной, Гарри смотрел в окно на хлещущий дождь, который превратил квиддичное поле в грязное болото. Он чувствовал себя запертым, бескрылым.

Синия подошла и села рядом. Она не говорила банальностей вроде «все будет хорошо». Она просто сидела рядом, и ее молчаливое присутствие было красноречивее любых слов.

— Она не просто отняла у тебя метлу, — сказала она наконец, тихо, чтобы слышал только он. — Она отняла у тебя небо. Она знает, куда бить. Это не глупая жаба, Поттер. Это очень умная, очень жестокая змея в жабьей шкуре.

* * *

Амбридж была мастером психологической войны. Она понимала, что самый эффективный способ изолировать лидера — это атаковать его окружение, заставить его чувствовать вину за страдания друзей. Лишив Гарри неба, она принялась за землю, на которой он стоял.

Ее атаки были мелкими, почти незаметными поодиночке, но вместе они складывались в удушающую паутину. Рон стал ее любимой мишенью для публичных унижений. На уроке Трансфигурации, который Амбридж теперь «инспектировала» почти постоянно, она прервала его, когда он пытался превратить мышь в табакерку. Его мышь лишь пискнула и отрастила длинные, пышные усы.

— Пять очков с Гриффиндора, мистер Уизли, — пропела Амбридж со своего стула в углу, где она сидела, как паук. — За вашу вопиющую некомпетентность. Вашей семье, должно быть, стыдно за столь бездарного представителя.

Рон побагровел, его уши вспыхнули. МакГонагалл, стоявшая у доски, сжала губы в тонкую линию, но промолчала. Любое заступничество было бы расценено как неповиновение.

Гермиона, которую Амбридж не могла упрекнуть в некомпетентности, стала целью для идеологических атак.

— Мисс Грейнджер, — сказала Амбридж на уроке Защиты, когда Гермиона в очередной раз попыталась задать вопрос о практических заклинаниях. — Ваше стремление к знаниям похвально. Но вы должны понять, что некоторым… не дано постичь глубинные тайны магии. Министерство рекомендует вам сосредоточиться на одобренной программе. Это убережет вас от разочарований, неизбежных для тех, кто пытается прыгнуть выше головы.

Это был тонкий, но жестокий удар по ее «грязнокровному» происхождению. Гермиона побледнела, но не ответила, лишь впилась ногтями в обложку книги.

Синия наблюдала за всем этим с холодным, отстраненным вниманием. Она сидела на уроках, безупречно прямая, ее лицо не выражало ничего, кроме вежливого интереса. Но Гарри, сидевший рядом, видел, как под партой ее пальцы медленно сжимаются и разжимаются. Она собирала информацию. Она анализировала тактику врага.

Однажды вечером, когда они втроем — Гарри, Рон и Гермиона — сидели в гостиной, подавленные и злые, она подошла к ним. Рон все еще кипел от унижения, а Гермиона молча смотрела в огонь.

— Она пытается вас разделить, — сказала Синия-Сандра тихо, но отчетливо. Ее голос был лишен привычной иронии. — Она бьет по вашим самым больным местам. По твоей неуверенности, — она кивнула Рону. — По твоему страху быть недостаточно хорошей, — ее взгляд переместился на Гермиону. — И по твоему чувству вины, — она посмотрела на Гарри. — Она хочет, чтобы вы начали ссориться, обвинять друг друга, чтобы твой гнев, Гарри, отравил вашу дружбу.

Рон и Гермиона удивленно посмотрели на нее. Они не ожидали от «тихой Сандры» такого глубокого анализа.

— И что ты предлагаешь? Сдаться? — огрызнулся Рон.

— Нет, — ответила Синия, и в ее глазах блеснул холодный огонь. — Я предлагаю перестать играть в обороне. Я предлагаю начать бить в ответ. Не громко. Тихо. Больно. Так, чтобы она не сразу поняла, откуда прилетел удар.

Она посмотрела на Гермиону.

— Ты самая умная из них. Ты знаешь правила. А значит, ты знаешь, как их обойти.

Затем она посмотрела на Рона.

— Ты — их сердце. Ты держишь их вместе своим упрямством и своей верностью. Не дай ей превратить это в слабость.

И, наконец, она посмотрела на Гарри.

— А ты — их символ. Пока ты не сломлен, они будут держаться.

Она говорила не как подруга. Она говорила как стратег, как генерал, планирующий партизанскую войну. Она не предлагала им утешения. Она давала им оружие.

Гермиона смотрела на нее с новым, задумчивым выражением. Она впервые увидела в «Сандре» не просто загадку, а потенциального, хоть и пугающего, союзника.

— Она права, — сказала Гермиона тихо. — Мы должны быть умнее.

Яд Амбридж не сработал так, как она рассчитывала. Вместо того чтобы отравить их дружбу, он стал катализатором, который начал сплавлять их в нечто более крепкое и опасное. И в центре этого сплава теперь стояла Синия, предлагая им свои темные, но бесценные знания.

* * *

Амбридж была как гончая, которая учуяла след, но не может понять, что это за зверь. Гарри был понятным врагом — символ Дамблдора, ходячее опровержение ее порядка. Рон и Гермиона были его предсказуемыми союзниками. Но «Сандра Блейк»… она была аномалией. Она была тихой, безупречной, вежливой, и именно эта идеальная поверхность бесила Амбридж больше всего. Она чувствовала, что под этим фасадом скрывается нечто, что она не может контролировать. И она решила вскрыть этот фасад, чего бы ей это ни стоило.

Началась охота на тень.

Малфой, ставший глазами и ушами Амбридж, не отходил от Синии ни на шаг. Он «случайно» оказывался рядом с ней в библиотеке, в коридорах, пытался подслушать ее разговоры. Он задавал ей ядовитые вопросы о ее «семье», о ее прошлом, пытаясь поймать на лжи.

— Мой отец говорит, что в списках чистокровных волшебников нет никакой семьи Блейк, — процедил он однажды, перегородив ей дорогу. — Так кто же ты, грязнокровка? Или, может, что-то похуже?

Синия-Сандра лишь посмотрела на него своей самой невинной улыбкой.

— О, Драко, ты так интересуешься моей родословной, — пропела она. — Это так мило. Но я боюсь разочаровать тебя. Я — никто. Простая девушка из простой семьи. Не то что ты, наследник великого рода. Наверное, это так тяжело, носить на плечах такое бремя.

Она говорила с ним, как с маленьким ребенком, и это бесило его еще больше. Он ушел, шипя проклятия, но семя сомнения, которое он посеял, дало всходы.

Амбридж перешла к активным действиям. Она вызвала Синию к себе в кабинет под предлогом «проверки академической успеваемости». Гарри, Рон и Гермиона ждали ее в гостиной, нервно расхаживая у камина. Она вернулась через два часа, бледная, но спокойная.

— Она прогнала меня по всем спискам студентов Хогвартса за последние пятьдесят лет, — сказала она, садясь в кресло. Голос ее был ровным, но Гарри видел, как дрожат ее пальцы. — Требовала назвать имена моих прабабушек. Расспрашивала о деревне, где я якобы жила.

— И что ты сказала? — с тревогой спросила Гермиона.

— Я врала, — просто ответила Синия. — Я смешала названия реальных маггловских деревень, имена из старых некрологов, которые я когда-то видела, и добавила пару слезливых историй о моей бедной тетушке. Она не поверила ни единому слову. Но она не смогла доказать ложь.

Кульминацией стал розовый значок. На следующее утро за завтраком к Синии подлетела сова из деканата, неся официальный пергамент. Это был новый Декрет об образовании номер двадцать семь. Он гласил, что «ученики с неустановленным или сомнительным статусом обязаны носить специальный опознавательный знак до окончания проверки Министерством».

К пергаменту был приколот уродливый, ядовито-розовый значок, на котором было выведено: «ПОД ОСОБЫМ НАБЛЮДЕНИЕМ».

Большой зал затих. Все взгляды устремились на нее. Это было публичное клеймение. Унижение, рассчитанное на то, чтобы сломать ее, заставить ее выдать себя.

Синия медленно отложила вилку. Она взяла значок. Ее лицо не выражало ничего. Она внимательно рассмотрела его, словно это был интересный артефакт. Затем, к всеобщему изумлению, она улыбнулась.

— Какая прелесть, — сказала она достаточно громко, чтобы услышали за соседними столами. — Розовый — мой любимый цвет. Он так идет к моим волосам.

Она аккуратно, без тени смущения, приколола значок к своей мантии, прямо на герб Гриффиндора.

Она не просто приняла унижение. Она присвоила его. Она превратила клеймо в модный аксессуар, лишив Амбридж ее главного оружия — стыда.

Малфой, сидевший за слизеринским столом, разинул рот. Даже Рон и Гермиона смотрели на нее с благоговением.

Вечером, когда они остались одни, Гарри сказал:

— Ты была невероятна.

Синия сидела у окна, глядя на темные очертания Запретного леса. Значок все еще был на ее мантии.

— Это всего лишь игра, Поттер, — ответила она тихо. — Она пытается играть в психологию. Она думает, что знает правила. Но она играет с любителями. Она не представляет, что такое настоящая психологическая война.

Она повернулась к нему, и в ее глазах больше не было иллюзии. В них горел холодный, древний огонь.

— Она думает, что это она охотится на меня. Она еще не поняла, что все это время это я охотилась на нее. Я изучала ее. Ее страхи, ее слабости, ее тщеславие. И теперь я знаю, куда нужно нанести удар.

Ее улыбка была страшной.

— Она хотела войны, Гарри. Она ее получит. Но это будет не та война, к которой она готовилась.

Гарри понял, что терпение Синии не просто кончилось. Оно переродилось в нечто иное. В холодный, расчетливый, безжалостный план. И ему стало страшно. Не за Синию. А за Амбридж.

* * *

Ночь была безлунной и холодной. Из окна самой высокой башни Гриффиндора хижина Хагрида казалась крошечным, одиноким огоньком на краю бездонной тьмы Запретного леса. Именно поэтому, когда этот огонек вдруг окружили другие, движущиеся огни, это было так заметно.

— Что там происходит? — пробормотал Рон, прижавшись носом к холодному стеклу.

Гарри, Гермиона и Синия подошли к окну. Внизу, в свете волшебных палочек, они увидели группу темных фигур, окруживших хижину. Впереди, закутанная в нелепое розовое пальто, стояла Амбридж. С ней были несколько мракоборцев в серых мантиях Министерства.

— О нет, — выдохнула Гермиона. — Она пришла за Хагридом.

Дверь хижины распахнулась, и на пороге появился сам Хагрид. Даже на таком расстоянии его фигура казалась исполинской на фоне остальных. Он что-то говорил, размахивая своими огромными руками, его голос не доносился до них, но поза выражала возмущение.

Амбридж что-то пискляво крикнула в ответ, и один из мракоборцев вскинул палочку. Красный луч Оглушающего заклятия ударил Хагриду прямо в грудь.

Для обычного человека этого было бы достаточно. Но Хагрид лишь пошатнулся, словно его толкнули. Он взревел — на этот раз от ярости, — и этот рев, приглушенный расстоянием и ветром, донесся до них, заставив стекло в окне задрожать.

Начался бой. Мракоборцы действовали слаженно, осыпая Хагрида заклятиями. Красные, зеленые, желтые лучи рикошетили от его толстой куртки из драконьей кожи. Он ревел и отмахивался от них, как от назойливых мух, пытаясь прорваться к лесу.

— Мы должны ему помочь! — крикнул Рон, бросаясь к выходу из общей комнаты. Гарри рванулся за ним.

— Стойте!

Голос Синии не был громким, но в нем была такая ледяная властность, что они оба замерли на месте. Она стояла у окна, не двигаясь, ее лицо было непроницаемым, как камень.

— Вы не можете, — сказала она ровным, холодным голосом. — Высунетесь из башни — и Амбридж получит все, что ей нужно. Предлог, чтобы исключить тебя, Поттер. Доказательство существования «тайной армии Дамблдора». Вы только навредите ему.

— Но они его схватят! Или убьют! — отчаянно крикнул Гарри, снова пытаясь вырваться. Ее рука, схватившая его за предплечье, была как стальной капкан.

— Они не убьют. Слишком много шума, — процедила она, не сводя глаз с битвы. — Они хотят взять его живым, для показательной порки. А вот его собаку…

Словно в ответ на ее слова, из хижины с громким лаем выскочил Клык. Огромный волкодав, увидев, что его хозяину угрожают, бросился на ближайшего мракоборца.

Тот, застигнутый врасплох, отшатнулся и инстинктивно направил палочку на пса.

— Нет! — выдохнул Гарри. Его сердце замерло.

Но заклинание не вылетело.

Произошло нечто странное. Мракоборец вдруг застыл, словно его ударил паралич. Его палочка все еще была направлена на Клыка, но рука начала неестественно дергаться. Затем он издал пронзительный, полный ужаса и боли крик.

В тусклом свете палочек они увидели, как из его перчатки, прорывая кожу и ткань, начали расти черные, блестящие шипы. Они росли быстро, извиваясь, как живые змеи, покрывая его кисть, предплечье, оплетая руку до самого плеча. Он закричал снова, роняя палочку и пытаясь сорвать с себя эту жуткую, колючую поросль, но она лишь глубже впивалась в его плоть.

Остальные мракоборцы в замешательстве обернулись на крик своего товарища. Амбридж взвизгнула от ужаса.

Этой заминки, длившейся всего несколько секунд, Хагриду хватило. Он подхватил скулящего Клыка под мышку, одним рывком прорвал ослабевшее оцепление и, как огромная тень, растворился в темноте Запретного леса.

На поляне остались лишь перепуганные мракоборцы, пытавшиеся помочь своему корчащемуся в агонии товарищу, и маленькая розовая фигурка, вопящая от ярости и бессилия.

В гостиной Гриффиндора повисла оглушительная тишина. Рон и Гермиона стояли у окна с открытыми ртами, пытаясь осознать то, что только что увидели. Хагрид сбежал. Мракоборец повержен неизвестным, жутким проклятием. Амбридж потерпела унизительное поражение.

А Гарри не смотрел в окно. Он смотрел на Синию.

Она стояла абсолютно неподвижно, все еще глядя на опустевшую поляну. Ее лицо было спокойным, почти безмятежным. Но Гарри, который научился видеть трещины в ее маске, заметил то, чего не видели другие. Он заметил, как ее палец, который она незаметно держала вытянутым в сторону окна, едва заметно подрагивал от чудовищного напряжения. Он заметил капельку пота, медленно стекавшую по ее виску, несмотря на холод в комнате. Она не использовала палочку. Она не произносила заклинаний. Она сделала это одной лишь силой своей воли, направив ее через сотни метров пустоты. И это потребовало от нее огромной концентрации.

— Что… что это, черт возьми, было? — наконец прошептал Рон, отрываясь от окна. — Это проклятие… я никогда о таком не читал.

— Наверное, Хагрид что-то применил, — предположила Гермиона, но в ее голосе не было уверенности. — Какую-нибудь магию, связанную с существами… или…

Она замолчала, потому что сама не верила в свои слова.

Синия медленно опустила руку и повернулась к ним. На ее лице была лишь легкая усталость.

— Похоже, у одного из министерских парней случилась острая аллергическая реакция на собачью шерсть, — невозмутимо произнесла она, проходя в центр комнаты. — Какая досадная неудача. Хорошо, что с Хагридом и Клыком все в порядке.

Рон и Гермиона переглянулись. Объяснение было абсурдным, но оно было единственным, которое не заставляло их мозг взорваться. Они хотели в него поверить.

— Да… наверное, — неуверенно пробормотал Рон.

Синия подошла к камину и протянула руки к огню, словно замерзла. Гарри подошел и встал рядом с ней. Рон и Гермиона, все еще в шоке, остались у окна, тихо перешептываясь.

— Это была ты, — сказал Гарри так тихо, чтобы слышала только она. Это не было вопросом.

Она не повернулась, продолжая смотреть на огонь.

— Я не знаю, о чем ты, Поттер.

— Прекрати, — так же тихо сказал он. — Я видел. Ты не двигалась, но я чувствовал. Как будто воздух в комнате натянулся, как струна.

Она молчала. Пламя отражалось в ее глазах, превращая зрачки «Сандры» в два оранжевых огонька.

— Он направил палочку на собаку, — наконец произнесла она, и ее голос был лишен эмоций. — На беззащитное животное, которое просто защищало своего хозяина. Это было… неэффективно. Непрофессионально. Такие ошибки нужно пресекать.

— То, что ты сделала… — начал Гарри, но запнулся, не зная, как описать тот ужас, что он видел.

— Называется «Шипы Черного Терновника», — закончила она за него, все так же бесстрастно. — Старое проклятие. Неприятное, но не смертельное. Если целители в Мунго достаточно умны, они поймут, что шипы нужно не вырывать, а растворять при лунном свете. Если нет… что ж, у него будет очень интересная рука.

Она наконец повернулась к нему. Иллюзия дрогнула, и на мгновение он увидел ее настоящие глаза, полные холодной, как космос, тьмы.

— Я же сказала, Поттер. Она не должна была трогать то, что тебе дорого. Хагрид — твой друг. Я защитила твоего друга.

— Но ты могла…

— Что, Гарри? Попасться? — она криво усмехнулась. — Никто и никогда не свяжет это со скромной, тихой гриффиндоркой Сандрой Блейк. Это был идеальный удар. Без свидетелей. Без улик. Только страх. Теперь они будут бояться. Они будут знать, что в тенях Хогвартса прячется нечто, что может ударить в ответ. И этот страх — лучшее оружие, которое у нас есть.

Она говорила не как его подруга. Она говорила как древний, безжалостный стратег, для которого мораль была лишь одной из переменных в уравнении.

— Ты не должна была, — упрямо сказал Гарри, хотя и чувствовал в ее словах ужасающую правоту.

— Да, должна была, — мягко, но непреклонно ответила она. — Потому что ты бы не смог. Твоя доброта, Гарри, — это твоя самая большая сила и твоя самая страшная слабость. Ты готов умереть за друзей, но ты не готов замарать руки, чтобы защитить их. А я… — она сделала паузу, и в ее голосе прозвучала нота бесконечной усталости. — Я давно уже не боюсь грязи.

Она положила свою руку ему на плечо. Даже сквозь иллюзию он почувствовал холод.

— Я буду твоей тенью, Гарри. Я буду делать то, на что ты не способен. Я буду твоим монстром, чтобы ты мог оставаться героем. Таков наш договор. Ты забыл?

Он смотрел в ее глаза и понимал, что она права. Он не смог бы так поступить. И он был благодарен и напуган одновременно тем, что рядом есть кто-то, кто смог. Он ничего не ответил. Он просто кивнул.

И в этот момент их странный, невозможный союз был скреплен окончательно. Не на словах. А на деле. На проклятии, рожденном в темноте, чтобы защитить частичку света.

* * *

На следующий день Хогвартс гудел, как растревоженный улей. История о неудачном аресте Хагрида и таинственном проклятии, поразившем мракоборца, разлетелась по замку со скоростью лесного пожара. Версии были одна фантастичнее другой: от мести кентавров до древнего проклятия, охраняющего Запретный лес. Никто, даже самые проницательные профессора, не мог и подумать, что источник этой темной, чужеродной магии сидит за гриффиндорским столом и с невозмутимым видом ковыряет вилкой овсянку.

Амбридж была в ярости. Не в той показной, писклявой ярости, которую она демонстрировала на уроках. Это была холодная, тихая, змеиная ярость. Она потерпела публичное унижение. Ее власть была оспорена. И что хуже всего, она не понимала, как.

Она знала, что это не Хагрид. И она знала, что это не было случайностью. Ее инстинкт, отточенный в ядовитых коридорах Министерства, кричал ей, что за этим стоит та же аномалия, которая раздражала ее с первого дня — Сандра Блейк. У нее не было доказательств. У нее было лишь чутье. И она решила превратить это чутье в факт.

Вызов пришел в середине урока по Зельеварению. Маленький бумажный самолетик, посланный заклинанием, спикировал на стол прямо перед Синией. Он развернулся, и писклявый голос Амбридж произнес на всю аудиторию: «Мисс Блейк. Мистер Поттер. Мой кабинет. Немедленно».

Снейп, стоявший у доски, лишь скривил губы в усмешке.

Они шли по коридору в полной тишине.

— Она знает, — сказал Гарри.

— Она ничего не знает, — спокойно ответила Синия. — Она подозревает. Это разные вещи. Сейчас она будет пытаться превратить свои подозрения в твою панику. Не дай ей этого. Молчи и смотри.

Кабинет Амбридж был еще более душным и тошнотворным, чем обычно. Запах приторных духов смешивался с едва уловимым запахом страха. Она сидела за своим столом, окруженная мяукающими котятами, и медленно помешивала чай в розовой чашке. Ее улыбка была на месте, но глаза были похожи на два черных камня.

— Прошу, садитесь, — пропела она.

Они сели. Она сделала маленький глоток чая, поставила чашку на блюдце с оглушительным, в тишине, звоном.

— Прошлой ночью произошло весьма досадное происшествие, — начала она, глядя куда-то поверх их голов. — На представителя Министерства, исполнявшего свой долг, было совершено подлое нападение. Было использовано очень темное, очень… грязное проклятие. — Она наконец посмотрела на них. — Я уверена, вы ничего об этом не знаете.

Она смотрела прямо на Синию. Гарри почувствовал, как по спине потек холодный пот, но Синия-Сандра лишь склонила голову набок с выражением самого искреннего сочувствия.

— Это ужасно, профессор, — сказала она. — Надеюсь, с этим волшебником все будет в порядке.

Амбридж проигнорировала ее слова. Она наклонилась вперед, и ее улыбка стала тоньше, острее.

— Я не спрашиваю, где вы были, мисс Блейк, — перебила она, и ее голос потерял всю свою слащавость, став плоским и угрожающим. — Я спрашиваю, что вы такое.

Тишина. Гарри перестал дышать.

— Простите, профессор, я не понимаю вопроса, — ответила Синия, и ее голос был само спокойствие.

— О, я думаю, вы прекрасно все понимаете, — прошипела Амбридж. Она встала, обошла стол и подошла к Синии вплотную, нависая над ней. — Я просмотрела все архивы. Я говорила с людьми в Министерстве. Никакой Сандры Блейк никогда не существовало. Ты — ложь. Призрак. Ты появилась из ниоткуда вместе с Поттером. Ты сидишь на уроках и не делаешь ничего, но никто не может упрекнуть тебя в незнании. Ты смотришь на меня так, будто знаешь все мои секреты. И когда вокруг тебя происходят странные, темные вещи, ты остаешься единственной, кто не удивлен. Так кто же ты, маленькая грязная тайна Дамблдора?

Она была так близко, что Гарри мог видеть, как дрожит ее пухлая щека от сдерживаемой ярости. Он был готов вскочить, выхватить палочку.

Но Синия не дрогнула. Она даже не отшатнулась. Она медленно подняла глаза и посмотрела на Амбридж снизу вверх. И улыбнулась.

Но это была не улыбка «Сандры».

Улыбка Сандры была милой, иногда — озорной, но всегда безопасной. Эта же улыбка не имела с ней ничего общего. Она была едва заметной, лишь легкое движение уголков губ, но в ней было столько холодного, хищного превосходства, что Амбридж инстинктивно отступила на шаг. Иллюзия «Сандры» оставалась на месте — веснушки, зеленые глаза, — но суть, смотревшая сквозь эту маску, была древней, темной и совершенно не боявшейся ее.

— Вы так настойчивы, профессор, — прошептала Синия, и ее голос, хоть и оставался девичьим, приобрел новые, низкие, вибрирующие нотки, от которых у Гарри по спине пробежал мороз. — Это похвально. Но вы ищете не там. Вы ищете в архивах, в списках, в прошлом. Вы пытаетесь понять, кем я была. А вам следовало бы беспокоиться о том, кто я есть. Прямо сейчас.

Она медленно, с какой-то ленивой, кошачьей грацией, встала. Теперь они стояли почти лицом к лицу, хотя Синия была на голову выше.

— Вы правы, — продолжила она все тем же тихим, ядовитым шепотом. — Я — не та, кем кажусь. Я — зараза в вашей идеальной, стерильной, розовой школе. И вы хотите меня вычистить.

Она сделала шаг вперед, и Амбридж пришлось сделать еще один шаг назад, пока она не уперлась в свой стол.

— Но вот в чем проблема, Долорес, — она впервые назвала ее по имени, и это прозвучало как приговор. — Иногда, когда пытаешься соскрести маленькое пятнышко плесени, ты ненароком выпускаешь на волю споры чего-то гораздо, гораздо хуже. И эта новая зараза может оказаться устойчивой к вашим методам. Она может вызвать… осложнения. Например, острую аллергию. Или внезапный приступ гравитации у ваших любимых тарелочек. Или кошмары. Очень реалистичные кошмары.

Она улыбнулась шире, и эта улыбка была похожа на трещину в леднике, за которой видна бездонная, темная вода.

— Попробуйте, — прошептала она. — Попробуйте меня вычистить. Но я бы на вашем месте была очень, очень осторожна. Потому что в отличие от вас, мне нечего терять. И я очень, очень не люблю, когда обижают моих друзей.

Амбридж смотрела на нее, и ее лицо, обычно розовое, стало бледным, как пергамент. Ее широкая, жабья улыбка исчезла. В ее выпуклых глазах впервые за все время Гарри увидел не злобу и не самодовольство, а настоящий, первобытный страх. Она смотрела не на школьницу. Она смотрела на то, чего не понимала. На то, что было старше, умнее и бесконечно опаснее ее.

— Вон, — просипела она, указывая дрожащим пальцем на дверь. — Вон. Оба.

Когда они вышли из кабинета и тяжелая розовая дверь за ними захлопнулась, Гарри выдохнул воздух, который, как ему показалось, он не вдыхал все это время. Он посмотрел на Синию с благоговением и ужасом.

Иллюзия «Сандры» вернулась на место. Она снова была обычной, слегка взволнованной школьницей. Она повернулась к Гарри и виновато улыбнулась.

— Кажется, я немного погорячилась, — сказала она, но в ее глазах все еще плясали опасные огоньки.

Гарри смотрел на нее, пытаясь осознать то, что только что произошло. Это была не просто словесная дуэль. Это была смена власти.

— Ты… ты только что объявила ей войну, — выдохнул он.

Синия пожала плечами, и ее движение было полно небрежной грации. Она начала идти по коридору, и Гарри поспешил за ней.

— Нет, Поттер, — спокойно поправила она его. — Войну объявила она, когда впервые прикоснулась к тебе своим кровавым пером. Я лишь объяснила ей новые правила игры.

— Новые правила?

— Да. До этого момента она думала, что играет в одни ворота. Она — хищник, а мы все — испуганные мыши. Она могла делать что угодно, зная, что мы будем лишь прятаться и пищать. А теперь, — она остановилась и посмотрела на него, и ее улыбка стала шире, увереннее, — теперь она знает, что одна из «мышей» — вовсе не мышь. Она знает, что в ее идеальной клетке сидит зверь, которого она не понимает и не может контролировать. И этот зверь может укусить в ответ. Больно.

Они дошли до поворота в коридоре. Гостиная Гриффиндора была уже близко.

— Она не отступит, — сказал Гарри. — Теперь она будет бояться, но она станет еще злее.

— Я на это и рассчитываю, — кивнула Синия. — Страх делает людей неосторожными. Она начнет совершать ошибки. А мы будем ждать. И каждый раз, когда она будет переходить черту, я буду отвечать. Не взрывом. А тихим, точечным, леденящим кровь уколом. Пока ее розовый мирок не рухнет, и она сама не сойдет с ума от паранойи.

Она подмигнула ему.

— Она думала, что играет с детьми. Пора ей узнать, каково это — играть с равным противником.

Гарри смотрел на нее — на эту девушку, которая только что пригрозила Генеральному инспектору Министерства персональным адом, — и понял, что что-то фундаментально изменилось. Он больше не будет ее останавливать. Он больше не будет пытаться ее сдерживать.

Амбридж перешла черту. И теперь Синия будет бить в ответ.

Термоядерная реакция началась. Но это была холодная, контролируемая реакция синтеза, а не хаотичный взрыв распада. И от этого она была бесконечно страшнее.

Объявление войны не принесло облегчения. Оно принесло эскалацию.

Амбридж, напуганная и униженная, стала еще более деспотичной. Ее страх перед Синией, которую она не могла ни понять, ни контролировать, она вымещала на единственной цели, которую понимала — на Гарри. Ее «воспитательные беседы» стали почти ежедневными. Розовый кабинет превратился в камеру пыток, а кровавое перо — в ее любимый инструмент.

Шрамы на руке Гарри больше не заживали. Они превратились в постоянно кровоточащую, воспаленную надпись: «Я не должен лгать». Боль стала его постоянным спутником. Она мешала ему сосредоточиться на уроках, мешала спать. Он стал раздражительным, замкнутым, и даже друзьям с трудом удавалось до него достучаться.

Синия наблюдала за этим с холодным, сжатым гневом. Она сдержала свое слово и не нападала на Амбридж напрямую. Вместо этого она начала свою партизанскую войну. В кабинете Амбридж начали происходить странные вещи. Ее любимая тарелочка с котенком, играющим с клубком, однажды треснула без всякой причины. Чернила в ее любимой ручке превращались в слизь. По ночам из-за ее двери доносились тихие, скорбные вздохи, от которых у слизеринцев из «Инспекционной дружины», охранявших ее покой, волосы вставали дыбом.

Это были мелкие уколы, булавочные уколы в ее раздутое эго, но они действовали. Амбридж становилась все более параноидальной, ее улыбка — все более натянутой, а ее гнев на Гарри — все более иррациональным.

Параллельно с этим «Отряд Дамблдора» продолжал свои тайные собрания. Выручай-комната стала для них оазисом, единственным местом в замке, где они могли дышать свободно. Гарри, несмотря на усталость и боль, находил в себе силы учить других. Эти уроки стали его отдушиной. Видя, как у Невилла впервые получается заклинание «Экспеллиармус», или как Патронус Гермионы — серебристая выдра — весело кружит под потолком, он чувствовал, что их борьба не напрасна.

Синия на этих уроках была их невидимым стражем. Она редко участвовала в упражнениях, предпочитая сидеть в углу и наблюдать. Но все знали, что она следит не только за ними, но и за тем, что происходит за стенами комнаты. Она научила их нескольким простым трюкам ментальной защиты — как очистить разум от лишних мыслей, как создать «тихую комнату» в своей голове.

— Ваша главная уязвимость — это не ваши магические навыки, а ваш разум, — говорила она им. — Если враг сможет проникнуть в вашу голову, самое мощное щитовое заклинание вам не поможет.

Особенно она настаивала на тренировках с Гарри. По вечерам, когда все расходились, они оставались вдвоем.

— Твоя связь с ним, — говорила она, имея в виду Волдеморта, — это открытая дверь. Он может войти, когда захочет. Ты должен научиться ее закрывать. Очисти свой разум, Поттер. Представь, что это гладкая, спокойная поверхность озера. Не дай ему бросить туда камень.

Но Гарри был слишком истощен. Постоянная боль, давление Амбридж, тревога за друзей — его разум был не спокойным озером, а бурлящим котлом. И с каждым днем закрывать дверь становилось все труднее. Его шрам болел все чаще, а по ночам его начали мучить сны.

Странные, обрывочные сны. Длинный, темный коридор. Черная дверь. И непреодолимое, жгучее желание узнать, что за ней.

Он не рассказывал об этом никому, даже Синии. Он боялся признаться, что проигрывает в этой ментальной битве. Он думал, что сможет справиться сам.

Он ошибался. Петля затягивалась. И однажды ночью, в середине декабря, когда замок завалило снегом, а до Рождества оставались считанные дни, она затянулась окончательно.

Он провалился в сон мгновенно, как камень, брошенный в темный, бездонный колодец. Усталость была такой тяжелой, что казалось, она вдавливает его в матрас. Но это был не отдых. Это было погружение.

Сознание не исчезло. Оно… сместилось.

Первое, что он почувствовал, — это холод. Не холод зимней спальни Гриффиндора, а глубокий, проникающий до костей холод камня, прижатого к… не к коже. К чешуе.

Он не был собой. Тело было чужим — длинным, гибким, невероятно сильным. Он чувствовал каждую мышцу, каждый изгиб своего нового тела, лежащего на каменном полу. Он ощущал вибрации, идущие от пола, — далекие, гулкие шаги, эхо голосов.

Мир изменился. Зрение стало странным, лишенным красок, но невероятно четким в темноте. Он видел каждую трещинку в камне, каждую пылинку, парящую в воздухе. Но главное — запахи. Воздух был не просто воздухом. Он был симфонией запахов, каждый из которых рассказывал историю. Запах старой пыли. Запах озона от далеких магических приборов. И… еще один. Теплый, живой, манящий запах. Запах крови и плоти. Запах добычи.

В его разуме не было мыслей Гарри Поттера. Были лишь инстинкты, отточенные тысячелетиями: голод, охота, убийство. Но поверх этих инстинктов, как наездник на диком звере, сидела чужая, холодная, как лед, воля. Эта воля не испытывала голода. Она испытывала цель.

«Он идет».

Мысль была не его. Она возникла в его сознании, холодная и острая. Воля приказала телу двигаться.

Он пополз. Движение было плавным, бесшумным, гипнотическим. Он скользил по темному коридору, его тело идеально повторяло изгибы пола. Он был тенью, смертью, движущейся во мраке. Запах добычи становился сильнее.

Впереди показалась фигура. Человек. Высокий, рыжеволосый, в потертой мантии. Он шел неторопливо, что-то проверяя в списке, который держал в руках. Он не подозревал об опасности. Он был теплым, живым, уязвимым.

«Близко».

Инстинкты взревели. Тело напряглось, каждая мышца превратилась в сжатую пружину. Он видел, как бьется жилка на шее человека. Он чувствовал тепло, исходящее от него.

Воля дала команду.

«Сейчас».

Прыжок. Это был не прыжок, а выстрел. Мир смазался. Он почувствовал глухой удар, когда его тело врезалось в тело человека. Почувствовал, как мягкая плоть поддается под его весом.

А потом — клыки.

Он вонзил их в плечо человека. Глубоко. Он почувствовал, как они прорывают ткань, кожу, мышцы. Почувствовал горячий, соленый вкус крови, хлынувшей в его пасть.

Человек закричал. Крик был полон боли и ужаса. Он бился, пытаясь сбросить его, но змеиное тело было как стальной канат. Оно обвилось вокруг него, сжимая, ломая ребра.

«Еще».

Он вырвал клыки и нанес второй удар. На этот раз в грудь. Снова взрыв боли, снова фонтан горячей крови. Крик человека превратился в хрип.

Гарри чувствовал все. Он чувствовал дикий, первобытный восторг змеи от убийства. Он чувствовал холодное, расчетливое удовлетворение той воли, что управляла змеей. И, что было самым ужасным, под всем этим он чувствовал свой собственный гнев, свою собственную ярость на Амбридж, на Министерство, которая нашла выход в этом кошмарном акте насилия.

Кровь была на его… на ее клыках. Кровь была на полу. Человек перестал кричать. Он лежал, хрипя, в луже собственной крови, и его глаза, полные ужаса, смотрели в пустоту.

И в этот момент змея подняла голову и посмотрела… прямо на него.

Она смотрела не на рыжего мужчину. Она смотрела сквозь пространство и время, сквозь сон и реальность, прямо в спальню башни Гриффиндора.

И холодный, шипящий смех, который был не смехом, а мыслью, пронзил сознание Гарри.

«Ты видишь, мальчик? Ты видишь, на что мы способны вместе? Скоро ты сам придешь ко мне».

Мир взорвался болью. Но это была уже не боль укушенного человека. Это была боль в его собственном шраме. Жгучая, невыносимая боль, словно в его лоб вонзили раскаленный добела нож.

Он проснулся с собственным криком во рту.

Крик вырвался из его горла, разрывая сонную тишину спальни, — хриплый, животный, полный чужой боли и своего собственного ужаса. Он сел на кровати, хватая ртом воздух, который обжигал легкие. Тело билось в дрожи. Холодный пот заливал лицо, а во рту стоял фантомный, тошнотворный вкус крови.

Шрам на лбу горел невыносимо, словно кто-то прижимал к нему раскаленный уголь. Боль была такой сильной, что мир перед глазами расплывался в красных и черных пятнах. Он вцепился пальцами в простыню, пытаясь заземлиться, вернуться в реальность, но кошмар не отпускал. Он все еще чувствовал холод камня под чешуей, экстаз укуса, предсмертный хрип своей жертвы.

— Гарри! Гарри, что с тобой?!

Рядом с кровати вскочил Рон, его лицо в полумраке было испуганным. Невилл, Дин и Симус тоже проснулись, испуганно перешептываясь в своих кроватях.

Но прежде чем Рон успел дотронуться до него, дверь в спальню с грохотом распахнулась. В проеме стояла Синия. Она была босиком, в простой серой майке и штанах, в которых, видимо, спала. Иллюзия «Сандры» почти исчезла — ее кожа в тусклом свете казалась неестественно бледной, а глаза горели красным. Она влетела в комнату не как школьница, а как хищник, учуявший кровь.

Она оттолкнула Рона и схватила Гарри за плечи. Ее хватка была стальной, ее пальцы — ледяными.

— Поттер, смотри на меня! — приказала она, и ее голос был резким, как удар кнута, отрезвляя его от паники. — Дыши! Что ты видел?! Это был не просто кошмар, так ведь?

Гарри затряс головой, пытаясь сфокусировать на ней взгляд.

— Мистер Уизли… — выдавил он, задыхаясь. — Змея… она напала на него… В Министерстве…

Рон, стоявший рядом, побледнел как смерть.

— Папа?..

— Это было реально, — прохрипел Гарри, глядя на Синию. — Я был там. Я… я был змеей.

Синия смотрела на него в упор, и в ее глазах не было ни страха, ни удивления. Только холодная, быстрая оценка ситуации.

— Черт, Поттер. Дверь, которую ты должен был держать закрытой, он вышиб ногой, — прошипела она. Она отпустила его плечи и резко повернулась к остальным, кто испуганно смотрел на них.

— Уизли, одевайся. Быстро. Остальные — сидите тихо и делайте вид, что ничего не слышали, если не хотите провести остаток ночи в кабинете Амбридж.

Ее властный тон подействовал. Рон, спотыкаясь, бросился к своему сундуку.

— Куда мы идем? — спросил Гарри, пытаясь встать. Ноги его не держали.

— К Дамблдору, — отрезала Синия, накидывая на него мантию. — Немедленно. Только он знает, что делать с таким дерьмом.

Она посмотрела на него, и ее лицо смягчилось, но лишь на мгновение.

— Ты не был змеей, Гарри. Он заставил тебя смотреть ее глазами. Он использовал твой разум как окно.

Она схватила его и Рона за руки.

— Держитесь. Сейчас будет неприятно.

— Что ты…

Он не успел договорить. Синия закрыла глаза, и Гарри почувствовал, как мир вокруг них дрогнул. Это не была телепортация. Это было что-то другое. Тени в комнате вытянулись, сгустились, обволакивая их. Воздух стал холодным и тяжелым. На мгновение он почувствовал, что они скользят не по коридору замка, а по какому-то темному, неправильному пространству между стенами, между мгновениями.

Они вывалились из тени прямо в пустом коридоре у каменной горгульи, охранявшей вход в кабинет директора. Путешествие заняло не больше десяти секунд, но Гарри чувствовал себя так, словно его вывернули наизнанку. Рон стоял, шатаясь, и его лицо было зеленым.

— Что это было? — прошептал он.

— Короткий путь, — бросила Синия, поворачиваясь к горгулье. Она не знала пароля. Она просто положила на камень свою бледную ладонь. Камень зашипел, словно его коснулись раскаленным железом, и горгулья с ворчанием отъехала в сторону, открывая винтовую лестницу.

— Буря началась, Поттер, — сказала она, глядя на него своими горящими глазами. — И эта жаба в розовом — только ее первый, слабый порыв ветра. Настоящий шторм еще впереди.

Они бросились вверх по лестнице, навстречу единственному человеку, который мог помочь им пережить эту ночь.

Они ворвались в кабинет Дамблдора без стука. Комната была тихой и темной, освещенной лишь серебристым светом луны, падавшим из высокого окна, и мягким свечением странных, вибрирующих приборов на столах. Спящие на стенах портреты бывших директоров недовольно заворчали в своих рамах.

Дамблдор сидел за своим столом, но он не спал. Он смотрел на них поверх сложенных домиком пальцев, и его лицо в полумраке было непроницаемым. На жердочке рядом с ним тихо сидел Фоукс, его золотисто-алые перья, казалось, тускло светились в темноте.

— Гарри, — сказал директор спокойным голосом, словно ожидал их визита. — Я полагаю, случилось нечто серьезное, раз вы решили воспользоваться столь… нетрадиционными способами передвижения по замку.

Его взгляд на долю секунды задержался на Синии, которая стояла позади мальчиков, как тень. Он не задал вопроса, как они прошли мимо горгульи. Он уже знал ответ.

— Профессор! — Гарри шагнул вперед, его голос срывался. — Мистер Уизли! На него напали! Огромная змея! Я видел это!

Он выплеснул все. Сбивчиво, перескакивая с одного на другое, он рассказал о своем сне, который не был сном. О холоде камня, о вкусе крови, о крике Артура Уизли. Рон стоял рядом, бледный как полотно, и молча кивал, подтверждая каждое слово.

Дамблдор слушал, не перебивая. Его лицо оставалось спокойным, но в его глазах, когда Гарри упомянул змею, промелькнуло что-то темное и тревожное. Когда Гарри закончил, Дамблдор не стал тратить время на утешения. Он перешел к действиям.

Он вскочил со своего места и подбежал к одному из портретов — мужчине с длинными рыжими волосами.

— Эверард! Финеас! — скомандовал он. — Быстро, в свои портреты в Министерстве! Проверьте коридор Отдела Тайн на уровне девять! Сообщите мне, что там!

Портреты тут же опустели. Дамблдор повернулся к Гарри.

— Как ты думаешь, где это произошло с точки зрения змеи? Ты был внизу, смотрел вверх?

— Нет, я… мы были на одном уровне, — пробормотал Гарри, пытаясь вспомнить. — Я лежал… то есть, она лежала на полу, а он стоял… потом он упал…

— Хорошо. Это важно.

В этот момент в кабинет вернулся рыжеволосый волшебник с портрета, тяжело дыша.

— Альбус! Он там! Артур Уизли лежит на полу, весь в крови! Он без сознания! Я поднял тревогу!

Сердце Гарри ухнуло в пропасть. Это была правда. Все это было правдой. Рон издал тихий, сдавленный стон и пошатнулся.

Синия, до этого стоявшая неподвижно, шагнула вперед и твердо положила руку ему на плечо, поддерживая. Ее прикосновение, казалось, вернуло его в реальность.

— Мы найдем его, Рон, — сказала она тихо, но с абсолютной уверенностью.

Дамблдор уже отдавал новые приказы портретам, организуя спасательную операцию. Его кабинет превратился в штаб экстренного реагирования. Он двигался быстро, его голос был полон власти.

— Гарри, — сказал он, повернувшись к нему, когда первые донесения из Министерства подтвердили, что Артура нашли. — Ты поступил абсолютно правильно, что пришел ко мне. Ты спас ему жизнь.

Но в его голосе не было тепла. Была лишь констатация факта. Он посмотрел на Гарри так, словно видел не ученика, а… оружие. Оружие, которое только что неожиданно выстрелило.

— Нам нужно немедленно доставить вас всех из замка, — сказал он. — К Сириусу. Там вы будете в безопасности.

* * *

Организация их побега была быстрой и тайной. Дамблдор вызвал МакГонагалл, которая прибыла через несколько минут, закутанная в свой клетчатый халат, ее лицо было суровым, но полным беспокойства.

— Минерва, мне нужно, чтобы ты разбудила остальных детей Уизли. Скажи им, что их отец попал в происшествие и их немедленно отправляют домой. Никаких подробностей. И, — он посмотрел на Синию, — мисс Блейк поедет с ними.

МакГонагалл бросила на Синию быстрый, острый взгляд, но не стала спорить с решением директора.

Пока она ушла, Дамблдор создал два портала.

— Гарри, Рон, — сказал он. — Вы отправитесь первыми. Портал доставит вас прямо в мой кабинет. Я последую за вами с остальными через несколько минут.

Гарри и Рон, все еще в шоке, шагнули к мерцающему в воздухе предмету. Но прежде чем Гарри коснулся его, Синия остановила его.

— Поттер, — сказала она тихо. — Твоя голова. Он был там. Он оставил след. Не думай о нем. Не позволяй ему вернуться. Поставь стену. Помнишь, как я учила?

Она смотрела на него в упор, и ее взгляд был как холодный компресс на его горящий шрам. Он кивнул, закрыл глаза и попытался найти ту «тихую комнату» в своем разуме.

Они исчезли во вспышке света.

Когда через несколько минут Дамблдор прибыл на площадь Гриммо вместе с Фредом, Джорджем, Джинни и Синией, дом уже гудел от тревоги. Сириус метался по кухне, как зверь в клетке. Миссис Уизли, которую только что разбудили, сидела за столом, ее лицо было белым от ужаса.

Гарри и Рон уже рассказали им все.

Дамблдор быстро объяснил ситуацию, успокоил миссис Уизли, заверив, что Артур в лучших руках в больнице Святого Мунго, и отдал распоряжения.

— Вам всем нужно оставаться здесь до дальнейших указаний, — сказал он. — Сейчас это самое безопасное место.

Он собирался уходить, но у камина его остановил Сириус.

— Альбус, что происходит? — спросил он, и его голос был полон сдерживаемой ярости. — Связь Гарри с ним… она становится сильнее. Ты не можешь это игнорировать!

— Я и не игнорирую, Сириус, — ответил Дамблдор, и его лицо в свете камина казалось высеченным из камня. — Наоборот. Боюсь, нам придется уделить ей самое пристальное внимание.

Он посмотрел на Гарри, и в его глазах была тяжесть всего мира.

— Гарри, боюсь, твое Рождество будет омрачено не только тревогой за Артура, но и… дополнительными уроками.

Затем его взгляд переместился на Синию, которая стояла в тени у стены, молчаливая и неподвижная.

— И я думаю, — сказал он медленно, — что в этих уроках нам понадобится помощь консультанта, который понимает природу подобных… вторжений… лучше, чем кто-либо из нас.

В комнате повисла тишина. Все поняли, о ком он говорит. Он не просто легализовал присутствие Синии. Он собирался сделать ее ключевой фигурой в защите разума Гарри.

Буря, о которой говорила Синия, действительно началась. И ее эпицентр теперь находился не в Хогвартсе и не в Министерстве. Он находился прямо здесь, в этой пыльной кухне. И в голове у Гарри Поттера.

* * *

Рождество в доме на площади Гриммо пахло не хвоей и имбирными пряниками, а антисептическими зельями и страхом. Дни превратились в одно долгое, тягучее ожидание, прерываемое лишь короткими, тревожными вестями из больницы Святого Мунго. Артур Уизли был жив, но его состояние оставалось тяжелым. Яд Нагайны был не просто ядом — это была темная магия, которая медленно пожирала жизненные силы и сопротивлялась обычным лечебным чарам.

Дом погрузился в сумрак. Миссис Уизли почти не выходила из своей комнаты, ее тихое горе было слышно в каждом скрипе половиц. Джинни, Фред и Джордж старались держаться бодро, но их шутки звучали натянуто и быстро тонули в гнетущей тишине. Сириус метался по дому, как запертый в клетке лев, его бессилие и тревога за Гарри выливались в приступы черной меланхолии.

А Гарри… Гарри чувствовал себя ходячей чумой. Он был причиной всего этого. Его проклятая связь с Волдемортом едва не убила отца его лучшего друга. Он видел, как на него смотрят Уизли, — в их взглядах не было упрека, только беспокойство, но для него это было еще хуже. Он начал избегать их, проводя большую часть времени в своей комнате, один на один со своей виной.

Он боялся засыпать. Каждый раз, закрывая глаза, он видел темный коридор, чувствовал вкус крови, слышал предсмертный хрип. Волдеморт знал, что он видит. И Гарри был уверен, что тот попытается снова использовать эту связь.

Единственным человеком, который не смотрел на него с жалостью или страхом, была Синия.

Она не лезла к нему с утешениями. Она не пыталась его развлекать. Она просто была рядом. Когда он сидел один в мрачной гостиной, глядя в потухший камин, она бесшумно входила и садилась в кресло напротив, молча читая какую-то книгу из библиотеки Блэков. Когда он вскакивал посреди ночи от очередного кошмара, он часто обнаруживал ее сидящей на полу в коридоре, у его двери, словно безмолвный страж. Она не стучала, не звала его. Она просто была там, ее присутствие было тихим, но мощным щитом против тьмы, которая пыталась прорваться в его сны.

Иллюзия «Сандры» почти не использовалась в доме. Здесь, среди тех, кто знал правду (или ее часть), она была не нужна. Синия ходила в своем истинном облике, и члены Ордена, которые время от времени появлялись в доме, — Люпин, Тонкс, Грозный Глаз Грюм, — постепенно привыкали к ее странному, тревожащему присутствию. Они не доверяли ей, но они видели, что Дамблдор ей доверяет. И они видели ее влияние на Гарри.

Она стала неофициальным центром этого маленького, разбитого мирка. Она разговаривала с Сириусом — не о Гарри, а о его предках, о темной магии, заключенной в стенах этого дома. Она говорила с ним на равных, как существо, которое понимает природу проклятий и застарелой боли. Она помогала близнецам с их экспериментами, подсказывая неожиданные ингредиенты для их Забастовочных завтраков, которые, по ее словам, «могли бы вызвать интересный эффект некроза у дегустатора». Она даже умудрилась заставить миссис Уизли слабо улыбнуться, когда та нашла ее на кухне, методично истребляющую докси, которые снова расплодились в шторах.

— Мерзкие твари, — сказала Синия, держа одну из пищащих докси за хвост. — В Аду таких используют в качестве живых дверных звонков. Очень раздражает.

Она не пыталась быть доброй. Она была собой — циничной, прагматичной, с черным, как смола, чувством юмора. Но ее присутствие, ее действия, ее отказ поддаваться общей панике, действовали на всех успокаивающе. Она была как хирург в полевом госпитале — холодная, эффективная, делающая то, что должно быть сделано.

Однажды вечером, когда Гарри снова сидел один в библиотеке, пытаясь читать, но видя перед глазами лишь кровавые строчки, она вошла и молча поставила перед ним чашку с дымящимся напитком.

— Что это? — подозрительно спросил он.

— Чай. С травами. Без яда, не бойся, — ответила она, садясь напротив. — Он не избавит тебя от кошмаров, но поможет разуму не рассыпаться на куски от перенапряжения. Пей.

Он сделал глоток. Напиток был горьким, но после него по телу разлилось странное, спокойное тепло.

— Дамблдор говорил про уроки, — сказал Гарри, глядя в чашку. — Про то, что ты… будешь мне помогать.

— Да, — кивнула она. — Он хочет, чтобы я научила тебя окклюменции. Искусству закрывать свой разум. Снейп в этом хорош, но он — человек. Он учит строить стены. А я… я не человек. Я научу тебя другому. Я научу тебя, как превратить свой разум не в крепость, а в лабиринт, полный ловушек. Чтобы тот, кто войдет в него без приглашения, пожалел, что вообще родился.

Она посмотрела на него, и ее глаза в свете свечи были похожи на два глубоких, темных озера.

— Но мы не начнем, пока ты не будешь готов. Пока ты сам не захочешь дать ему бой. Не из страха, а из ярости. Твой гнев, Поттер, — это не твоя слабость, как думает Дамблдор. Это твое главное оружие. Тебе просто нужно научиться им пользоваться. Не как дубиной, а как скальпелем.

Она встала, чтобы уйти.

— Синия, — окликнул ее Гарри.

Она обернулась.

— Спасибо.

Она не улыбнулась. Она просто кивнула.

— Держись, мелкий. Буря еще даже не началась. Это всего лишь ветер перед ней.

Она ушла, оставив его одного с горьким чаем и новой, пугающей, но необходимой мыслью. Он должен был не просто защищаться. Он должен был научиться атаковать. И его учителем будет существо, которое знало о тьме все.

* * *

Рождество наступило тихо, без радости. Утром они обнаружили под елкой в гостиной небольшую гору подарков, но никто не спешил их открывать. Воздух был пропитан тревогой — сегодня им предстоял визит в больницу Святого Мунго, чтобы навестить мистера Уизли.

Сириус пытался создать подобие праздника. Он заставил домового эльфа Кикимера нацепить на голову колпак Санта-Клауса (Кикимер от этого бормотал проклятия под нос еще громче обычного) и включил старый граммофон, из которого полилась тихая, потрескивающая рождественская мелодия.

Синия, к всеобщему удивлению, не осталась в стороне. Она наблюдала, как Джинни в одиночестве пытается украсить елку старыми, пыльными игрушками, и, после долгой паузы, молча подошла и взяла одну из коробок.

— Эта мишура расположена неэффективно, — сказала она своим обычным деловым тоном. — Она нарушает визуальный баланс. Дай сюда.

Она начала развешивать гирлянды с геометрической точностью, ворча про «дурацкие маггловские обычаи» и «излишнюю концентрацию блесток на квадратный дюйм». Но Джинни, сначала удивленная, а потом обрадованная, начала ей помогать, и вскоре они уже тихо переговаривались, споря, куда повесить треснувшую стеклянную сову. Гарри, наблюдавший за ними, впервые за несколько дней почувствовал, как уголок его рта дергается в слабой улыбке.

Поездка в больницу была напряженной. Они использовали маггловское такси, чтобы не привлекать внимания. Синия, впервые оказавшись в машине, смотрела в окно с научным любопытством, комментируя светофоры как «любопытную систему визуальной регуляции потоков».

Больница Святого Мунго была хаотичным, шумным местом, пахнущим зельями и страданием. Палата, где лежал Артур Уизли, находилась в отделении «Травмы от артефактов и укусов существ». Он лежал на высокой белой кровати, его грудь была туго перебинтована, а лицо — бледным и осунувшимся. Рядом с кроватью стояла капельница, из которой в его вену медленно сочилось зеленоватое зелье.

Миссис Уизли тут же бросилась к нему, засыпая вопросами и поправляя одеяло. Дети окружили кровать, их лица были полны тревоги.

Гарри и Синия остались стоять у двери. Гарри чувствовал себя лишним, виноватым. Это из-за него мистер Уизли лежал здесь.

— Ты спас мне жизнь, Гарри, — сказал Артур, заметив его. Его голос был хриплым и слабым, но в глазах была искренняя благодарность. — Не смей винить себя. Это работа Волдеморта, не твоя.

Синия не смотрела на мистера Уизли. Она смотрела на капельницу. Ее глаза под иллюзией «Сандры» сузились.

— Что это за зелье? — спросила она тихо, обращаясь скорее к воздуху, чем к кому-то конкретно.

Миссис Уизли обернулась.

— Целители говорят, это противоядие от змеиного яда. Но оно… оно не очень помогает. Яд оказался с примесью темной магии.

Синия шагнула вперед. Она подошла к кровати и, проигнорировав удивленные взгляды всех Уизли, наклонилась, чтобы рассмотреть рану, видневшуюся сквозь бинты. Края раны были не просто воспаленными — они были черными, с тонкими, как паутина, линиями, расходившимися под кожей.

— Это не просто яд, — сказала она ровным, холодным голосом. — Это проклятие, переносимое через яд. Оно не отравляет кровь. Оно пожирает душу. Медленно. Это зелье лишь замедляет процесс. Оно не лечит.

В палате повисла ледяная тишина. Все смотрели на нее. Миссис Уизли хотела что-то возразить, но слова застряли у нее в горле. В голосе «Сандры» была такая абсолютная, пугающая уверенность, что спорить было невозможно.

— И… и что же делать? — прошептала она.

Синия выпрямилась.

— Обычные целители здесь бессильны, — сказала она. — Нужен кто-то, кто понимает природу таких… вещей. Кто-то, кто умеет не лечить, а вырезать.

Она посмотрела на Гарри, и в ее взгляде он прочел то, что она не сказала вслух. Нужен был кто-то вроде Снейпа. Или вроде нее.

Когда они вышли из палаты в шумный коридор больницы, оставив Уизли наедине с отцом, Синия была необычайно молчаливой и задумчивой.

— Ты молодец, мелкий, — сказала она наконец, когда они остановились у большого окна с видом на заснеженный Лондон. — Твой Артур жив благодаря тебе. Он хороший человек. Не заслужил такого.

В ее голосе была странная, непривычная нотка.

— Я… — она запнулась, подбирая слова, что было для нее совершенно нехарактерно. — Я бы не справилась, если бы из-за меня пострадал кто-то из… вас. Я не хочу снова это пережить.

Гарри посмотрел на нее. Он понял, что она говорит не только о нем, Роне и Гермионе. Она говорила обо всей этой шумной, нелепой, но такой живой семье Уизли. За эти несколько недель они, сами того не зная, начали заполнять пустоту в ее душе, которая была там пятьсот лет.

— Мы все справились, — ответил он тихо. — Вместе.

Она ничего не ответила, лишь отвернулась к окну.

Вечером, когда они вернулись на площадь Гриммо, рождественское настроение было еще более подавленным. Но когда они вошли в гостиную, их ждал сюрприз.

На маленьком столике, рядом с елкой, которую они украшали утром, стоял большой, дымящийся котел, от которого исходил сложный, травяной аромат. Рядом на пергаменте каллиграфическим почерком был написан рецепт.

— Что это? — спросил Сириус, с подозрением принюхиваясь.

Гермиона подошла, взяла пергамент и начала читать. Ее глаза расширялись с каждой строчкой.

— Боже мой… — прошептала она. — Это… это невероятно. Это зелье… Оно предназначено для нейтрализации проклятий, некротизирующих душу. Здесь такие редкие ингредиенты… Кровь саламандры, слезы лунного камня, эссенция призрачной орхидеи… Я о таком только в самых темных книгах читала! Кто… кто это прислал?

Все переглянулись. И тут Гарри заметил, что Синии нет в комнате. Он выглянул в коридор. Она стояла в тени, у лестницы, и собиралась бесшумно подняться наверх.

Он подошел к ней.

— Это ты? — спросил он шепотом.

Она не стала отрицать. Она лишь пожала плечами.

— Я просто оставила рецепт на столе у Дамблдора, когда мы были в Хогвартсе, — сказала она. — Он, видимо, понял намек и передал его Снейпу. Этот ваш мастер зелий — тот еще ублюдок, но он гений. Он сможет это сварить.

— Но… откуда ты знаешь такой рецепт?

Она посмотрела на него, и в ее глазах на мгновение промелькнула тень ее настоящего, пятисотлетнего возраста.

— Когда живешь так долго, Поттер, и видишь так много боли, — сказала она тихо, — волей-неволей начинаешь разбираться в ядах. И в противоядиях.

Она повернулась и начала подниматься по лестнице.

— Синия, — окликнул ее Гарри.

Она остановилась, но не обернулась.

— Спасибо.

Она постояла так еще мгновение, а затем, не говоря ни слова, исчезла в темноте верхнего этажа.

Гарри вернулся в гостиную, где все еще озадаченно обсуждали таинственное зелье. Он смотрел на их встревоженные, но полные надежды лица, и понимал, что демон из соседней комнаты только что подарил им на Рождество самый ценный подарок.

Шанс на жизнь.

* * *

После рождественских каникул Хогвартс встретил их ледяным холодом, и дело было не только в погоде. Амбридж, разъяренная побегом Хагрида и униженная своей беспомощностью, затягивала петлю на шее школы с удвоенной силой. Ее власть, подкрепленная новыми декретами от Фаджа, стала почти абсолютной.

«Инквизиторская дружина» теперь патрулировала коридоры почти круглосуточно. Малфой, упиваясь своей новой властью, снимал очки с гриффиндорцев, отнимал сладости у первокурсников, раздавал отработки направо и налево. Любой смех в коридоре, любая группа из более чем двух учеников — все становилось поводом для наказания. Замок, который всегда был полон жизни, замер в ожидании.

Для Гарри и Синии террор стал персональным. Амбридж, понимая, что не может сломать их поодиночке, решила уничтожить их вместе. Их «воспитательные беседы» стали ежедневным ритуалом. Она запирала их в своем розовом кабинете на несколько часов. Гарри должен был писать своим кровавым пером, пока шрамы на его руке не превращались в сплошную кровоточащую рану. А Синию она заставляла стоять в углу и читать вслух указы Министерства, снова и снова, пока ее голос не срывался в хрип.

Это была изощренная пытка. Она мучила тело одного на глазах у другой, одновременно унижая ее дух. Она видела, как Синия сжимает кулаки, как ее иллюзия дрожит от сдерживаемой ярости, и наслаждалась этим. Она ждала, когда та сорвется, чтобы получить наконец повод избавиться от нее.

Но Синия не срывалась. Она стояла и читала, и ее монотонный, лишенный эмоций голос бесил Амбридж еще больше, чем крики. А по вечерам, в Выручай-комнате, она учила Гарри, как превратить боль в оружие.

— Не борись с ней, Поттер, — говорила она, обрабатывая его раны эссенцией, от которой щипало, но кровь останавливалась. — Она этого и ждет. Прими ее. Впусти в себя. А затем построй вокруг нее стену из холодного гнева. Пусть она горит внутри, но не вырывается наружу. Пусть она станет твоим топливом.

«Отряд Дамблдора» стал для них единственной отдушиной, но и над ним сгущались тучи. Малфой что-то подозревал. Он несколько раз пытался проследить за ними, и лишь хитроумные отвлекающие маневры близнецов и иллюзии Синии спасали их от разоблачения.

Напряжение росло. Гарри почти перестал спать. Его шрам болел постоянно, тупой, ноющей болью. И сны о черной двери в конце темного коридора стали возвращаться. Теперь они были ярче, настойчивее. Желание открыть эту дверь, узнать, что за ней, превратилось в одержимость.

Синия чувствовала это.

— Он снова стучится к тебе в голову, — сказала она однажды ночью, застав его в гостиной, где он сидел, обхватив голову руками. — Ты ослаблен, Гарри. Боль истощает не только тело, но и ментальную защиту. Ты должен быть сильнее.

— Я не могу! — сорвался он. — Я устал, Синия! Я устал от боли, от этой жабы, от всего!

Она присела перед ним на корточки и, наплевав на возможную слежку, взяла его лицо в свои руки. Ее прикосновение было холодным, но оно отрезвляло.

— Я знаю, — сказала она тихо, и в ее глазах, настоящих, огненных, было нечто похожее на сострадание. — Но ты должен. Ради Рона. Ради Гермионы. Ради всех тех детей, что смотрят на тебя как на последнюю надежду. И ради меня. Если ты сломаешься, я сожгу этот замок дотла вместе со всеми, кто в нем. Ты же не хочешь этого?

Он посмотрел в ее глаза и увидел там отражение своей собственной усталости и своего гнева. Он молча покачал головой.

— Вот и хорошо, — сказала она. — Тогда держись. Буря близко. Очень близко.

* * *

Это случилось через неделю. Ночью.

Гарри спал тревожным, поверхностным сном, когда это началось. Он не погружался в него медленно. Его выдернули из реальности.

Он снова был не в спальне. Он был в холодном, гулком зале, где эхо шагов отдавалось от высокого потолка. Мраморные стены. Черный пол. И полки. Бесконечные ряды полок, уставленных маленькими, пыльными стеклянными шарами. Отдел Тайн.

Перед ним, спиной к нему, стояла высокая фигура в черном плаще с капюшоном. Волдеморт. Он не видел его лица, но чувствовал его ауру — холодную, как могила, и полную голодной, нетерпеливой силы.

— Пророчество… — прошипел голос, который был похож на шелест сухих листьев. — Оно здесь. Я чувствую его. Оно расскажет мне все. Как уничтожить его. Как стать вечным. Я должен его взять.

Волдеморт протянул свою бледную, неестественно длинную руку к одному из шаров, на котором светились имена. Гарри Поттер и Т.М. Реддл.

Но он замер, не коснувшись его.

Его голова медленно, неестественно, как у совы, повернулась. И его красные, змеиные глаза уставились прямо на Гарри. Нет, не на Гарри. В Гарри. Он видел его. Он знал, что он здесь.

Ледяной, лишенный всякого веселья смех заполнил разум Гарри, вымораживая мысли.

— Ты здесь, Гарри, — прошипел Волдеморт, и его голос был не звуком, а чистой мыслью, вонзившейся прямо в мозг. — Смотришь моими глазами? Любопытно. Очень любопытно. Ну что ж, смотри. Запоминай дорогу. Потому что скоро ты придешь ко мне сам. Ты принесешь мне его. Или я заберу того, кто тебе дорог, и ты придешь, чтобы спасти его.

Образ Волдеморта начал таять, и на его месте возник другой. Сириус. Он стоял на коленях на том же мраморном полу, его лицо было искажено от боли. Над ним возвышался Волдеморт с палочкой в руке.

— Выбор за тобой, мальчик.

Боль.

Ослепляющая, всепоглощающая боль в шраме, словно сам мозг пытался вырваться из черепа.

Гарри проснулся с криком, задыхаясь. Он сидел на кровати, хватая ртом воздух, его тело покрывал ледяной пот.

Дверь в спальню распахнулась. В проеме стояла Синия. Она уже не была «Сандрой». Ее глаза горели, как два адских костра. Она подлетела к его кровати в мгновение ока, Рон, испуганно вскочивший со своей, едва успел отшатнуться.

— Мелкий, что опять?! — ее голос был резким, но в нем слышалась тревога.

— Волдеморт, — выдавил Гарри, потирая пылающий лоб. — Он… он в Министерстве. В Отделе Тайн. Он хочет пророчество. И он… он показал мне Сириуса. Он у него. Он пытает его!

Рон побледнел. Но Синия не поддалась панике. Она схватила его за плечи, встряхнув.

— Гарри, слушай меня! — сказала она твердо. — Это может быть ловушка! Он знает, что ты видишь. Он может показывать тебе то, что хочет, чтобы ты увидел!

— Это было реально, Синия! Я чувствовал! — закричал он, пытаясь вскочить. — Мы должны его спасти!

— Черт, Поттер, это именно то, чего он хочет! — ее когти, проступившие сквозь иллюзию, впились ему в плечи. — Он заманивает тебя!

Но Гарри уже не слушал. Образ Сириуса, корчащегося от боли, стоял у него перед глазами. Вина за мистера Уизли, гнев на Амбридж, месяцы боли и унижений — все это слилось в один всепоглощающий импульс. Действовать. Спасать.

Он вырвался из ее хватки.

— Мы летим в Министерство. Сейчас же.

Синия смотрела на него, и в ее глазах была буря. Отчаяние, ярость, страх. Она понимала, что не сможет его остановить.

— Хорошо, — процедила она сквозь зубы. — Хорошо, безумец. Ты пойдешь в пасть к дракону. Но ты не пойдешь один.

Она повернулась к Рону, который стоял, разинув рот.

— Уизли, буди свою сестру и ту, что с книжкой. Быстро. Похоже, у «Отряда Дамблдора» сегодня будет выпускной экзамен.