Секрет (гет)

Вечером первого дня в Стехикене Сара сидела на постели, гипнотизируя невидящим взглядом упаковку лекарства. По-хорошему, ей нужны были ответы. Какой-нибудь инсайт, зацепка, подсказка… Всё то, что ей могли дать сны без снотворного. Но что-то в ней противилось тому, чтобы сразу же заявиться «на поклон» к Джарету, едва столкнувшись с первыми трудностями.

Конечно, это было глупо. Кто ревнует к собственному подсознанию? Всё равно что обидеться на свою руку или ногу. Но Сара хотела вырвать у Стехикенского моста его секрет, действуя на своём поле. Поле логики и науки, а не шальной интуиции.

«Белые начинают и выигрывают», — пронеслось в голове, и Сара усмехнулась. Место, где она остановилась на ночлег, было не гостиницей, а — вполне типично для подобных мест — гостевыми комнатами на втором этаже кафе. Чёрно-белая шахматная плитка на полу зала и название «Королева», выведенное белым неоном по фасаду, наводили на мысли об «Алисе в Зазеркалье».

«Чтобы оставаться на месте, надо бежать. Чтобы продвинуться вперёд, надо бежать вдвое быстрее»⁽¹⁾.

Всё верно. А вот Сара пока буксовала на месте.

…Мост был отвратительно нормален. Ни радиации, ни магнитной аномалии, ни карстовых пещер, которые могли бы завывать на ветру потусторонними голосами. В лощине реки не тянуло холодом, но и не было угрожающе тихо и душно. Птицы беззаботно пели в вышине, и никакой специфический эффект местности не заглушал их голосов, заставляя удивиться ненатуральной тишине.

Небольшой пологий каменный мостик обладал неброским очарованием красивого сельского вида, а не атрибутами декораций к триллеру. Последняя надежда — на галлюциногенную плесень, — не оправдала себя, когда Сара, поминутно оглядываясь, с вороватым видом скользнула в дверь двухэтажной полуразрушенной развалюхи, некогда, судя по всему, служившей пристанищем Минни и её беспокойной семейке.

Плесени не было. Ни галлюциногенной, ни обычной. Ни чёрной, ни белой, ни зелёной. Собственно, на стенах не было даже лишайника — только мох. Что при желании могло, конечно, как раз и послужить тревожным сигналом: во влажном приозёрном климате отсутствие плесени обычным не казалось. Ровно пока Сара не вспомнила свой разговор с словоохотливой хозяйкой кафе:

— Здесь стоит что-то оставить на пару лет — и вот вам «забытый памятник», — женщина с выправкой стюардессы, ослепительно-седыми волосами и удивительно гладким лицом, закатила глаза. — У вас машина арендованная? Ах, своя… ну тогда не пожалейте времени, купите что-нибудь от коррозии и съездите к Джиму Тайлеру. У него ремонтная мастерская. Может видели — на въезде? Он вам обработает всё в лучшем виде. Иначе ржавчина сожрёт ваш автомобиль до крыши!

Обычная байка, чтобы повесить «туристке» на уши побольше лапши и порекомендовать «верных людей», но… Ассортимент средств от коррозии — и от плесени — на полках местного магазинчика и впрямь поражал. Значит, исключить до конца, что когда-то давно дом основательно обработали, было нельзя…

Сара вздохнула. Уставшая от лазанья по лесу, она в качестве самоутешения подкатила к местной библиотеке, надеясь узнать, какими фунгицидами пользовались в шестидесятые. Вдруг ей повезёт, и они хотя бы ядовиты? Будучи мыслями где-то далеко и совсем потеряв счёт времени, Сара, только наткнувшись на недовольный взгляд старушки-библиотекаря, поняла, что приехала к самому закрытию. И если второй за день вояж не закончился полным провалом, то только потому, что библиотекарь оказалась заядлой синефилкой: в глубине, за её спиной маячил плакат с подозрительно знакомым названием, а при одном только воспоминании о персонаже второго плана, напрочь беспринципном, но обаятельном киллере и мошеннике, наскоро сочинённом Сарой на заре карьеры, старушка мечтательно прикрыла глаза:

— Ох, как же он был хорош! Законченный негодяй, но… — она вздохнула, — какой мужчина. Ради такого не грех и закон нарушить, да простит меня Господь!

И осенила себя торопливым крестным знамением. После чего тема закрытия библиотеки больше не поднималась. Сару даже угостили лимонным рулетом, который, впрочем, не подсластил горечи фиаско… Листая подборку диафильмов с выпусками местной газеты и рыская по справочникам, она до такой степени нагрузилась совершенно бессмысленной информацией, что казалось: ещё немного — и голова просто лопнет.

«А эта Минни и впрямь симпатичная, — подумала Сара, вызывая в памяти фото в газете с пометкой «пропала». — Настоящая «плохая девчонка». Я в её возрасте не умела так подать себя… Мне было ещё учиться и учиться, и театральный кружок совсем не помогал».

Этой девице отлично подошли бы декорации «страны фей». Скажем, «бал», что снился Саре, когда ей самой было шестнадцать. Она мысленно дорисовала Минни платье — чёрное, вечернее, подчёркивающее «эльфийскую» рыжину её волос и яркие губы — и полумаску кошки. Ну и конечно Джарет, идущий под руку. Нет, если бы такая девица и вправду попала в «страну фей», то ни за что не стала бы возвращаться…

Сара остановилась, вдруг сообразив, что размышляет о Лабиринте как о каком-то реальном месте, а не о фантазии, которая у каждого своя… «Это мост меня доконал». Нет-нет, ни с каким «Джаретом» она сегодня разбираться точно не готова. Сначала надо просто выспаться. Она решительно поставила точку на блистере, но едва потянулась к таблетке, как зазвонил телефон. Чертыхнувшись вполголоса, Сара сняла трубку.

— Ну как ты там? — жизнерадостный голос Мэй донёсся как будто с другой планеты.

— Устала как собака.

— В лесу?

— В кафе, в магазине, в ремонтной мастерской, в лесу… — Сара зевнула так, что чуть не вывихнула себе челюсть, — в библиотеке…

-А, ну да. Первый день… — многозначительно пробормотала Мэй. По её немногословности Сара догадалась, что подруга тоже берёт в расчёт возможность, что кто-то может «случайно» услышать их разговор. — «Жанна» или «Кристина»? Только не говори, что «Элен»!

Нет, всё-таки Мэй каким-то чудом всегда удаётся её взбодрить! Сара расхохоталась так, что даже закашлялась и, чтобы успокоить горло, отпила воды из стакана у кровати.

— Нет-нет, ни в коем случае! Конечно, «Жанна».

— Замётано. Но знаешь, Джима ты всё равно поразила до глубины души!

— Заткнись, — вполголоса прошипела Сара. — И намекни ему, что я занята.

Худшее, что можно сделать в маленьком городке, чтобы остаться инкогнито — пытаться остаться инкогнито. Если вам, конечно, не надо за неделю собрать как можно больше фантастических идей для сюжета «незнакомка приезжает в город».

Поэтому, чем быстрее расскажешь легенду (выбрав собеседником самого болтливого человека в округе и притворившись, что ему удалось тебя разговорить), тем раньше можно забыть об этом и начать заниматься другими делами.

У Сары было десяток «легенд»-образов, списанных с врагов, друзей и случайных знакомых, которые они с Мэй различали по кодовым именам. Кристина — учёный. Китти — скучающая туристка. Писательница Жаклин, журналистка Мира, стервозная и яркая женщина-риэлтор Элен… и, конечно, «Жанна»: фотограф, немногословная, стеснительная и немного зависимая, чуть что заводящая песню «а мой жених…»

Короче, то что надо, чтобы как можно быстрее стать скучной. Вот «Элен» навела бы в Стехикене такую суету, что от желающих построить глазки (женатых в два раза больше, чем холостяков) уже завтра стало бы не протолкнуться. Жителям маленьких городков может хватать всего, но только не впечатлений, а потому всё новое и яркое кажется хорошим развлечением.

— Сердце бедного мальчика будет разбито! — хмыкнула Мэй. — Я пыталась намекнуть, что ты плохая хозяйка, но он только заявил, дескать, «женщина, хорошо разбирающаяся в машинах, не может плохо разбираться в жизни».

— Боже… — в горле опять запершило. «Надо бы поискать пастилки от кашля», — подумала Сара, но, проследив взглядом до рюкзака на нижней полке шкафа, поняла, что с трубкой в руках туда не дотянется, поэтому просто отпила ещё воды. — Сколько раз я уже пожалела, что не взяла авто в аренду… Кстати, когда ты собиралась мне сообщить, что здесь всё превращается в металлолом?

— А, Миранда уже посвятила тебя в свою паранойю… Не быстрее, чем на побережье Лос-Анджелеса. У воды всегда сыровато.

— Мэй! У неё даже ключи от погреба никелированные!

— Я же говорю, она аккуратистка, но… со странностями. Так что ты выяснила в библиотеке?

— Что у вас здесь раз в десять лет обязательно кто-то пропадает, Стехикен с языка салишан⁽²⁾ переводится как «ворота» или «проход», и всё произошло в полнолуние… Ах да: следователь довольно хорош собой.

— Думаешь, подстава?

— Не полностью. Тогда бы она сбежала на Хэллоуин, а не пятого ноября, я думаю. Может, ей правда угрожали, она убежала в лес, а потом выбралась на дорогу и позвонила кому-нибудь из автомата? Видимость в полнолуние отличная, а в начале ноября не так уж холодно…

Следователи, правда, заметив, что ни перчатки, ни пальто не пропали, сразу же решили, что девушка убита. Как отец Минни ни пытался возмущаться и утверждать, дескать, «наверное, с новым хахалем ей старые шмотки без нужды (орфография и пунктуация сохранены)». Но что, если с Минни заодно был сам детектив-инспектор?

— Может быть. Какова шуточка, а? Ладно, одежда: сохранила, а потом переоделась обратно. Но волосы! Я тоже рыскала в библиотеке когда-то, — Мэй вздохнула. — И её причёска меня доконала. Концы подрезаны абсолютно точно так же, как на фото перед пропажей!

Сара внезапно застыла, чувствуя, что усталость и непонимание на грани вялого отчаяния накатывают на неё снова, словно речной поток. Конечно, Мэй, как гримёр, была куда внимательнее к волосам, а Сара это пропустила… Точно скопированную спустя полгода причёску объяснить уже сложнее. Аккуратная версия расползалась по швам, а за спиной первого абсурдного факта уже теснились другие вопросы. Неопределённость. Необъяснимость. Слишком много для полусонного сознания.

— Ох… — она снова подавила зевок и, едва фокусируя взгляд, уставилась на пустой стакан на тумбочке. На лекарства и маркер. Ах, ну да, конечно: она же выпила таблетку. — Слушай, я приняла снотворное перед тем, как ты позвонила… Меня сейчас просто вырубит. Спокойной ночи, ладно? Завтра обсудим всё-всё-всё.

— Конечно! Прости. Сладких снов.

И Сара заснула, едва донеся голову до подушки.

* * *

Пьяные крики и угрозы, топот за спиной. Она захлопнула калитку и, увязая каблуками сапожек в рыхлой земле, рванула напрямик через луг, — туда, где возвышались тёмные громады домов. Так ей показалось вначале.

Но стоило огромному, круглому как прожектор диску луны выйти из-за облаков, как стало понятно, что это ошибка: впереди был вовсе не город, а лес и холмы. Где, вдали от человеческого жилья, никто и ничто не поможет и не защитит. Она загнала себя в ловушку. Теперь ей оставалось надеяться только на скорость.

Быстрее, ещё быстрее! Волосы лезли в рот, ледяной воздух врывался в лёгкие, заставляя их гореть. Тени деревьев мелькали в сгущающихся сумерках, толстый ковёр иголок гасил шаги, и только шумное до всхлипа дыхание, казалось, разносилось на мили вокруг. Она бежала всё дальше и дальше, не решаясь обернуться, не разбирая дороги, под ураганный шум крови в ушах. Почти скатилась с пригорка к реке и тотчас подвернула ногу на скользких камнях. Земля ударила ей под дых, выбивая остатки кислорода. Ногу прострелило болью.

Впереди возвышался покатый изгиб моста.

Цепляясь руками за камни, срывая ногти, на всех четырёх конечностях, она не то вскарабкалась, не то со стоном втащила себя на мост — и побежала дальше, хромая и припадая на левую ногу, как искалеченный паук. Яма — падение. Несколько шагов, выматывающий, сводящий с ума холод, из-за которого тело не слушалось, словно резиновое — и снова падение. Вот она уже не в силах подняться.

«Надо двигаться. Надо хотя бы ползти».

И она ползла. Пока не подкосились даже локти.

Иголки мороза впивались в кожу, забираясь по голым рукам и шее всё дальше и глубже, стискивая тело в трескучий кокон боли и холода. Она лежала ничком, распластавшись по ковру опавшей хвои, дрожа всем телом и ожидая, что на затылок вот-вот обрушится обух топора. Время остановилось.

Но удара не последовало. Вместо этого вдруг подул ветер. Порывистый, душный предгрозовой шквал, тёплый, как дыхание какого-то огромного монстра. Он взметнул невесть откуда взявшиеся листья, вдруг пахнувшие свежей землёй и мускусом. Отбросил волосы с её лица — и Сара подняла голову.

…Он стремительно шёл сквозь лес, будто сквозь ярко освещённый зал с тысячью колонн, и плащ за его спиной взвивался, как чёрное пламя. Его вороные одежды были темнее самой тьмы, но странным образом не сливались с мраком леса. Напротив — каждая пуговица на камзоле была ясно видна, будто чернота Джарета излучала собственный, странный свет.

Подойдя вплотную, он взял её под локоть и рывком поставил на ноги, крепче прижимая к себе, когда она едва не упала от прострелившей лодыжку боли. Как раз вовремя. Мимо промчалась потная, вонявшая алкоголем и пыхтящая тень. Отец Минни вначале их не заметил, но потом, словно что-то почувствовав, обернулся. И застыл, будто громом поражённый, не в силах оторвать взгляда от Джарета. Из руки с глухим стуком выпал топор. Мужчина задрожал крупной дрожью, попятился, едва не упав, а потом стремительно побежал прочь — обратно к мосту.

Джарет проводил его долгим, немигающим взглядом. Взмахнул плащом, укрывая их с Сарой с головой — и когда тьма рассеялась, лес стал другим.

Он больше не походил на настоящий ноябрьский лес, промороженный до хрустального звона и открытый всем ветрам. Нет, он скорее был декорацией леса. Тёплой, сухой и чуть пыльной, как чердак со старым хламом. И от этого удивительно безопасной.

Они шли под руку, и Сара всё ещё опиралась на плечо Джарета, хотя стоило ей осознать, что она спит, как боль в ноге пропала. Вместо корабельных сосен из ковра сухой листвы поднимались кривые берёзы без листьев. Свет шёл как будто ниоткуда конкретно, но теней на земле заметно не было.

Сердце Сары, только что колотившееся как бешеное, постепенно успокаивалось. Ей никогда не снились кошмары. Потому что её сны — хорошие или плохие — были слишком далеки от реальности, чтобы она в них верила. И вот сейчас яркое воображение подло предало её, воссоздав вместо насквозь фантастического мира маленький кусочек человеческой подлости и жестокости. То, что происходит с людьми на самом деле, пока они предпочитают пугаться воображаемых монстров…

Прямо перед ними показался высокий каменный фонтан, увенчанный массивным циферблатом без стрелок, когда Джарет вдруг резко остановился и развернул Сару к себе, крепко вцепившись ей в плечи.

— Не смей! Слышишь? — он встряхнул её, тихо, но яростно, заставляя смотреть ему в лицо. Его глаза горели, тонкие крылья носа слегка раздувались, и Саре казалось, что она почти может различить на себе его дыхание, вырывающееся из полусомкнутых тонких губ. Дыхание с запахом леса, земли и мускуса, а не живого существа. — Никогда больше не смей так делать! Не надевай образ чужого несчастья, глупая ты девчонка!

Джарет отпустил Сару и прошёл вперёд, усаживаясь на край парапета. Вода из фонтана не текла — чаша была до краёв наполнена сухой шелестящей листвой, но Джарет погрузил туда руку, будто в несуществующую волну. А потом обернулся, спокойный и насмешливый, как всегда. Вспышка ярости миновала. Он слегка склонил голову набок, словно ожидал каких-то объяснений.

Ну да, конечно. Она гневалась на своё подсознание за этот кошмар — и подсознание отвечало ей тем же, возвращая вызов: что забросишь в топку фантазии, то и получишь, и нечего возмущаться, если от газетных статей и кровавых рассказов ей потом видится во сне что-то не то…

Однако… Подсознание не умеет врать. Тогда почему в «лесу» ей было так смертельно холодно? Сара окинула взглядом свой наряд — точную копию того, что видела в газете на Минни. Тонкий свитер и мини-юбка, осенние тёплые сапожки. Надолго не хватит, но Сара начала замерзать практически сразу… В чём подвох, она же смотрела температуры ноября?..

Она подняла голову как раз вовремя, чтобы успеть поймать старую пожелтевшую газету, которую Джарет кинул ей. Та самая, где было объявление о пропаже. Но Сара уже читала это…

— Листай дальше, — скомандовал Джарет. — Как тогда в библиотеке.

Местные канадцы отменили празднование Ночи Гая Фокса из-за поисковых работ… Лесопилка выплатит компенсацию семье незаконно уволенного рабочего… Объявления…

Сара недоумённо воззрилась на Джарета, но тот лишь коротко приказал:

— Листай! До последней страницы.

Гороскоп. Фазы луны — отсюда она и узнала, что пятого числа было полнолуние… И прогноз погоды. Сара неверяще уставилась на цифры, едва ли не на тридцать градусов ниже⁽³⁾, чем те, что она смотрела… Ну да: Сара взяла данные из средних температур Стехикена. А ноябрь шестьдесят восьмого, видимо, выдался морозным.

Вот почему следователи сразу подумали об убийстве. Минни убегала и раньше, но в посёлке она не появилась, а в лесу — в тонком свитерке и юбке, больше похожей на пояс, без пальто и перчаток — девушка не протянула бы и часа. Значит, не успела бы добраться до жилья или до дороги. Следовательно, Минни в лесу не было вообще!

Её рассказ — не полуправда, а чистая ложь.

— Или чистая истина. Ты залезла в её судьбу, примерила её вещи… — Джарет ехидно усмехнулся, откидываясь назад и оценивающе глядя на неё из-под полуприкрытых век. — Испытала её страх, её боль и облегчение, каких никогда не знала в своих собственных снах. Но ты всё ещё не готова поверить, что увидела правду? Почему? Тебе так противна мысль, что я… — он на мгновение стал серьёзным и подался вперёд, — кого-то спас?

Сара подошла к нему, медленно, шаг за шагом, пока, наконец, не смогла посмотреть на него сверху вниз, как до этого он глядел на неё. Провела указательным пальцем по его щеке до самого подбородка, заставляя запрокинуть голову выше.

— Потому что похитители детей не бывают героями, Джарет… — прошептала она, наклоняясь к нему. — Никогда. Нигде. Ни в одной из легенд.

Он перехватил её руку за запястье, не давая Саре отодвинуться обратно.

— Вот как? — прошипел он в ответ, гипнотизируя немигающим взглядом разных глаз, голубого и чёрного, как у дьявола из сказок. — Но если в твоей версии мира фей нет, куда тогда пропадают дети, которых ненавидят настолько, что готовы отдать «нечисти»? — он брезгливо скривился на этом старомодном, церковном слове. — Куда их прячут чудесные, справедливые, безупречные люди, так отличающиеся от чудовищ из леса? По крайней мере, в моём мире у этих детей есть будущее…

Он отпустил её запястье, вставая с парапета и надвигаясь на Сару шаг за шагом.

— Что бы ты предпочла там, в лесу: смерть — или жизнь в волшебной стране?

Сара только покачала головой:

— Передо мной никогда не стоял такой выбор.

— И всё же было время, — он скользнул мимо неё, заходя за спину и кладя руки ей на плечи, — когда ты хотела умереть.

Сара задрожала, чувствуя, как сбивается дыхание, как сердце судорожно подскакивает к самому горлу и на глаза наворачиваются слёзы. Мамины таблетки. Жёлтый пузырёк с белой крышкой. В тот день Сара подняла его с ковра и припрятала. Забросала среди девичьих безделушек и плюшевых зверей, чтобы никто никогда не отыскал. Будто чуя, что пройдёт два года — и ни единого напоминания о Линде Уильямс в их доме не останется. Время от времени она его доставала, не в силах отвести глаз от пригоршни мелких обманчиво-безобидных таблеток. Так было, когда отец где-то пропадал по вечерам. Когда он встретил Ирен. Когда они поженились (белое платье с пышной юбкой не могло скрыть округлившийся живот). Когда появился маленький кричащий комок с голубыми глазами и громким, нахально-беспечным смехом — Тоби… Всё казалось таким простым: покинуть этот нескончаемый кошмар, круговорот упрёков и одиночества, где она оказалась четвёртой лишней, не нужной и не интересной никому. Уйти к тем, кого любишь…

Когда Ирен из всех игрушек Сары вздумала отдать Тоби именно Ланцелота, плюшевого медвежонка, в котором та прятала пузырёк, Сара сначала испугалась и разозлилась, а потом… Потом представила, как Тоби нечаянно находит его и проглатывает пару таблеток. Впрочем, младенцу хватило бы и одной. Её первый психоаналитик говорил, что именно смесь страха разоблачения, желания избавиться от ненавистного брата, стыд за это и потребность наказать себя — привела Сару на грань срыва, выплеснувшись в бредовый, болезненный, яркий сон.

Сон, где ей впервые явился Джарет, напугал Сару призраком безумия и вмиг заставил осознать — по этой дороге она идти вслед за матерью не станет. Ван Гога страх сойти с ума довёл до смерти. Её же — толкнул обратно навстречу жизни. Без снов и без фантазий. Сара ушла из театрального кружка и поступила на факультет социологии, дав зарок больше никогда не позволять фантазиям подменять реальность…

— Это в прошлом.

— Ой ли?

— И всё благодаря тебе.

Сара обернулась, кладя ладони на грудь Джарету и заглядывая ему прямо в глаза. Он взял её руки в свои, словно не зная до конца, сбросить их или прижать к себе. Его пальцы переплелись с её.

— Не такого признания я хотел, — тихо прошептал он.

— Но это правда. Меня ты… — она улыбнулась и помедлила, выбирая формулировку, — пожалуй, спас. Но вот Минни… Что произошло с ней на самом деле?

— С каких пор ты интересуешься людьми, а не камнями и спецэффектами? И зачем мне что-то рассказывать, если ты всё равно не веришь?

Он сбросил её руки, будто обжёгшись, и отвернулся, явно собираясь уйти прочь. Манипуляция или оскорблённое достоинство? Впрочем, надо ли выбирать, когда имеешь дело с подсознанием… Здесь правда — всё, и даже больше. Если он сейчас покинет её — «заляжет на дно», как это случается с повторяющимися снами, когда психоаналитик слишком навязчив в интерпретациях, Сара надолго останется наедине с вопросами без ответов. Действительно… далась ей эта история? Она приехала в Стехикен, чтобы раскрыть тайну моста, а вовсе не копаться в расследовании тридцатилетней давности.

— Хорошо!

Джарет остановился, но головы не повернул.

— Хорошо, я тебе поверю! — она шла за ним по пятам, пока не приблизилась достаточно, чтобы положить руку ему на плечо. — Сегодня. На твоих условиях. В твоём мире. На твоём языке. Но в следующий раз ты расскажешь мне всю правду об этом мосте. Настоящую, такую, какую знают в моём мире.

* * *

Он обернулся. Если бы Сара различила на его лице хоть тень усмешки, то поняла бы, что продешевила, заключив с подсознанием слабую, никуда не годную сделку. Но Джарет был серьёзен, даже слишком.

— Вот как? — он склонил голову набок. — Да будет так. В следующий раз — ничего, кроме логики и расчёта. Но сегодня — будь моей гостьей. Пока длится ночь.

На циферблате зажглись и бешено закрутились стрелки, и словно в ответ им в животе Сары закружился томительный водоворот, в котором эйфория мешалась с ужасом: она только что разрешила своему сну вести себя как угодно, впервые за все эти годы позволяя подсознанию не сдерживать себя. Рука Джарета коснулась её волос, шеи, скользнула под ворот, пересчитывая позвонки… он наклонился к ней, и Сара невольно раскрыла губы навстречу его, но Джарет вдруг отстранился, выуживая указательным пальцем из-под её свитера тонкую цепочку с медальоном.

— Забавно… — он усмехнулся, разглядывая серебряную подвеску с изображением благородного оленя. — Символ вечно ускользающей жертвы. Амулет против фейри. Всё-таки чуть-чуть ты веришь в сказки, да, Сара?

Одним неуловимым движением он снял с неё кулон и крепко зажал в кулаке.

— Отдай! Он достался мне от бабушки.

Сара потянулась за подвеской, но Джарет только отвёл руку дальше.

— Отдам, — сверкнул глазами он. — Наяву.

Джарет раскрыл кулак, но в ладони было пусто.

— Ах, Сара-Сара… — укоризненно прошелестел его голос, едва ли громче ветра в сухой листве. — Вы обращаетесь к нам в час нужды, вы переносите нас за подкладкой своих снов из страны в страну, через моря и океаны, сквозь строй невежественных потомков… А потом вы делаете из нас монстров, забыв, что безумие — не проклятие, а дар богов.

«Слишком яркое воображение. На грани психоза. К сожалению, шизофрения часто сопровождается суицидальными наклонностями».

«Кричала, будто феи прокляли её даром предвидения…»

Нет, с этой темой она ему играть не позволит.

— Минни твой «дар» не слишком понравился, — прищурилась Сара. — Так что же? Ты наказал её за то, что она хотела уйти? За то, что даже самая отвратительная реальность для человека лучше снов? Какова твоя версия на языке твоего мира?

— Она не хотела уходить, — прошептал Джарет в ответ, наклоняясь к ней. — Это я её выгнал.

— За что же?

— Она плохо влияла на остальных.

Это было слишком внезапно. От неожиданности Сара расхохоталась так, что по лесу пронеслось эхо.

— Плохо влияла? На гоблинов?! Как? Учила курить и плеваться с моста?

Он посмотрел на неё сверху вниз, ни капли не впечатлённый и как будто разочарованный. Злой. Печальный. Мудрый. Абсурдно серьёзный и даже нежный, несовместимо нежный и мягкий с теми глупостями, что произносили его губы.

— Ты можешь видеть их гоблинами. Как можешь видеть сплошную стену вместо Лабиринта. Но на самом деле они дети. В мире, где нет ни смерти, ни страха, ни ограничений. Где можно стать героем, повелевать камнями или построить замок из простыней и картона. Или спасти принцессу и получить в награду её поцелуй… Но и только.

— Ты хочешь сказать…

— Смотри!

Он набросил плащ на пустое пространство между двумя берёзами, а когда отдёрнул ткань, там стояло огромное зеркало без рамы, отражавшее лес и две их фигуры. Но едва Сара подошла ближе, пытаясь разглядеть себя, как её силуэт начал расплываться, пока не пропал совсем. Джарет протянул руку к зеркалу, коснулся поверхности, коротко кивнул своему изображению и остался стоять рядом с Сарой, едва касаясь её плечом. Но его одинокий двойник по ту сторону медленно отошёл назад и вбок. Несколько мгновений ничего не происходило. А затем Джарет-в-зеркале вернулся, таща за руку упиравшуюся рыжую девочку-подростка в свитере и мини-юбке.

— Не надо! Пожалуйста! Я исправлюсь!

— Поздно… — сквозь зубы прошипел Джарет, продолжая её волочь.

Она попыталась укусить его за руку, но он даже не поморщился. Тогда она со всего размаха уселась на землю, упираясь ногами и пытаясь отползти назад.

— Только не обратно! Пожалуйста не заставляй меня… Мне некуда идти. Ты же его видел! Он меня убьёт. Джарет, пожалуйста…

Она закусила дрожащую губу. По щекам потоками заструились слёзы.

Он подошёл ближе, присаживаясь на корточки.

— Можешь об этом не волноваться. Его больше нет. Он никогда и никому больше не сумеет навредить. Ты свободна.

Джарет поднялся во весь рост и замер, протягивая ей руку, чтобы помочь встать. Слёзы Минни высохли, как по волшебству. В зелёных глазах заискрилось восхищение. Она вложила свою ладонь в его, буквально вскочив с земли и моментально обвив его шею руками.

— Ты убил его? Убил его ради меня? — прошептала она, прильнув к нему всем телом. — Значит, тебе не всё равно…

Джарет стоял, словно статуя или манекен, покорно снося её ласку и только слегка отстраняясь. Но на последних словах он дёрнулся, буквально отдирая её от себя.

— Я сделал бы это в любом случае, — процедил он сквозь зубы, продолжая удерживать её на расстоянии вытянутых рук. — А теперь тебе пора. По эту сторону моста для таких, как ты, нет места. Идём. И не заставляй меня тебя тащить!

* * *

Зеркало развеялось вместе с миражом, а Сара всё продолжала смотреть в пространство. Она обещала Джарету верить… Но и без всякого зарока ощущала дрожь «подлинности», горькой правдивости в истории этой несчастной жизни, потраченной на блуждания в потёмках. Кривое зеркало её собственной судьбы — смерть матери, равнодушный отец, одиночество и отчаянное желание сбежать — но в мире, где цена ошибки выше, а второй шанс не предусмотрен. Впрочем, Сара слишком хорошо знала себя, чтобы думать, будто поверила в историю Минни из «сочувствия» или даже страха.

Слишком уж гладко всё сходилось. Успокоительное доказательство, что за наглость и яркость надо платить, упакованное в штамп об испорченной девчонке из плохой семьи, которая «сама виновата»… Какое щекотное чувство превосходства оно рождало на подкорке! Реванш за мимолётную зависть и даже ревность к красивой уверенной «школьной королеве»… Но ведь для хорошего сюжета, как известно, логика не важна: главное сказать то, что человек хочет услышать. Грубая, безвкусная лесть так нагло ласкала её самолюбие, что Сара на несколько минут почти поверила.

Но не более. Она обещала Джарету не возражать? Но на одну ночь очутиться в мире фей и чудес (ведь консультировала же Сара фэнтези) — это одно, а принять как должное откровенный абсурд — совсем иное… Благородный, едва ли не рыцарский, прекрасный всем, кроме одного: он противоречил сам себе. Джарет — защитник? Пусть. Добро, а не зло? Предположим! Моралист? Не с этим голосом. Не с этой повадкой. Не с взглядом, который не «раздевал» только потому, что уже видел тебя обнажённой. Наконец, не с этими руками, способными даже стула или каминной полки коснуться так, что кровь бросалась в лицо… Но даже если так.

— Если это правда, — она резко развернулась к Джарету, — то как ты объяснишь… меня?

— Ты не была такой, как она… Ты ушла, а не осталась. Ты прошла испытание, — он развёл руками, медленно и пристально глядя ей в глаза. Сара бы сказала «с грустью», если бы позволила себе хоть на миг обмануться, — и я позволил тебе уйти.

Но как же резало слух это «позволил»! Будто мальку лосося, которого выпускают из сети только чтобы несколькими годами позже поймать взрослую рыбу. Сразу избавляет от любых иллюзий. И Сара продолжила ещё резче:

— Допустим. Раньше — допустим. Но почему ты не оставляешь меня сейчас? Почему я стою по эту сторону леса? Я ведь уже давно тебе не подхожу, Джарет, — она усмехнулась, нарочито развязно глядя ему в глаза. — В моём воображении нет невинности. Или ты думаешь, что я всё ещё девственница?

Она подошла ближе, твёрдо зная, как облегает её фигуру наивная и демонстративная одежда семидесятых, как при каждом шаге сверкает внутренняя сторона бедра под обрезом мини-юбки, а под кожей играют мышцы.

Он положил ладонь на её щёку. Обвил другой рукой талию, притягивая к себе. Ближе. Ещё ближе. Его ноздри раздулись, словно впитывая в себя её запах.

— Ты не виновата, — прошептал он, прикрывая глаза и соприкасаясь с ней лбом, проводя кончиком носа по её щеке, в судорожной и нежной ласке. — Никто не виноват, кроме меня. Я напугал тебя, мой белый олень. Я заставил тебя убежать слишком далеко. А когда мы встретились снова, было уже поздно. Но твоя душа верна и чиста по-прежнему.

— Чиста? — она расхохоталась, подаваясь назад. Вот бы порадовались её тетки, прихожане местной католической церкви! — Я ревновала тебя к погибшей сумасшедшей. Я завидовала, что ей хватило храбрости остаться, а мне нет. Я переоделась в одежду шлюхи, только чтобы доказать тебе, что я лучше неё!

«Переубеди меня. Или согласись. Расскажи мне, кто я на самом деле. И объясни, почему я, взрослая успешная тридцатилетняя женщина продолжаю видеть глупые подростковые сны».

Он открыл глаза, встречаясь с её взглядом. Улыбнулся, медленно и развязно, словно слова Сары уже в который раз не оскорбили его, а лишь потешили самолюбие.

— «Шлюха» — это мысли и дела, Сара. Безразличие. Безжалостность. Эгоизм. А вовсе не одежда. Одежда… — он провёл тыльной стороной ладони по её плечу, — всего лишь сон. Сон тела, который исчезает, когда тело, наконец, просыпается…

Последние слова гулко отдались её голове, выдёргивая Сару из сна навстречу утру. Хоть она и не помнила, чтобы вечером ей было жарко, оказалось, что она легла спать обнажённой.

1) Фраза из «Алисы в Зазеркалье»

Вернуться к тексту

2) Группа индейских племён, к которой относились и коренные обитатели окрестностей Стехикена.

Вернуться к тексту

3) Разумеется, 30 градусов Фаренгейта, около 10 градусов Цельсия.

Вернуться к тексту