Смерть Альберта Рудольштадта за правое дело. Одинокая святая узница (Альтернативная версия) (гет)

Снаружи Альберта и Консуэло ждал роскошный, блестящий, украшенный по боковым стенкам витым узором позолоты чёрный экипаж, запряжённый двумя великолепными конями, чья шерсть также была подобна смоли.

Наряды наших героев также были под стать описанному образу.

Консуэло сменила свою длинную юбку в пол бледно-сливового оттенка и светло-бежевую блузу из мешковины, кои надевала, оставаясь наедине с возлюбленным, на тёмно-синее дорожное платье, также доходившее до пят, плотно прилегавшее к её невысокой фигурке, коей суждено было сохранить своё изящество ещё три месяца — и шляпу в тон, выполненную по моде того времени — с маленькой вуалью и столь же небольшими цветами.

Альберт же в обществе одной только своей избранницы одевался несколько своеобразно: он предпочитал ходить в белой рубашке аристократии той эпохи и штанах с крупным цветочным рисунком — подобных цыганским. И нашу героиню нисколько не смущал такой вид любимого человека — напротив — ей нравилось, как он выглядит и она была рада тому, что с ней наш герой мог расслабиться, быть собой и носить ту одежду, в которой ему было удобно и комфортно.

Но сейчас же поверх рубашки возлюбленный Консуэло облачился в чёрный камзол с посеребрёнными пуговицами и запонками, а вместо свободных штанов надел кюлоты и тёмные чулки.

Итак, наши герои вышли из дома, служившего им временным укрытием, и проследовали к карете, с которой тут же сошёл кучер и открыл дверцу.

Альберт наконец отпустил свою избранницу и, подав ей руку, проговорил:

— Садись.

И Консуэло с прежними простотой и грацией, быстрым движением встала на подножку и почти в то же мгновение оказалась внутри экипажа. Кучер закрыл за ней дверцу с большими окнами.

Убедившись в том, что его любимая устроилась на месте, наш герой отправился обратно во временное жилище, взял оттуда два чемодана, поставил их на землю, достал ключи и, заперев дверь, убрал последние в карман, вновь поднял вещи и, донеся их до кареты, положил под сидение кучера, а затем без посторонней помощи сел рядом со своей избранницей.

— Мы можем ехать, — громко произнёс Альберт и экипаж тронулся. Но наш герой тут же добавил, вновь повысив голос, — Нельзя ли чуть помедленнее?

Кучер повиновался.

— Право, Альберт, не стоило…

— Я оберегаю тебя, моя родная. Послушай меня: если вдруг ты — резко или постепенно — почувствуешь себя нехорошо — скажи об этом сразу — мы сможем ехать ещё медленнее, или же вовсе остановиться на время — пока тебе не станет лучше.

— Прошу, Альберт не переживай за меня так. Ведь я уже говорила тебе, что ощущаю свою полную душевную и физическую готовность ко всему, что ждёт нас. А если всё-таки меня подведёт моё самочувствие — я обязательно сообщу об этом.

— Нам обоим известно, что теперь настал такой период, что нам будут предстоять постоянные поездки, и он совпал с периодом большого изменения и в нашей жизни. И, если в какой-то момент на протяжении всех этих месяцев тебе станет попросту физически тяжело вести́ подобный образ жизни — дай мне знать. Я сделаю всё, чтобы помочь тебе и облегчить твоё состояние. Быть может, мне удастся хотя бы сократить количество разъездов или устроить так, чтобы ты могла управлять такими процессами, которые не требовали бы столь частых перемещений… Но, даже если всё будет проходить хорошо — ближе к сроку появления нашего сына на свет я добьюсь того, о чём сказал только что.

— Я очень ценю твою заботу, любимый мой, но я повторяю — что-то внутри подсказывает мне, что всего этого не потребуется — ведь до этого я была здорова — а это значит, что вероятность недомоганий или иных проблем очень мала — кому, как тебе, не знать этого? Ведь мне хорошо известно, что ты обладаешь огромными познаниями во многих науках — ты не даёшь мне забыть об этом, беспрестанно делясь ими со мной. А до рождения нашего ребёнка ещё так много времени, и у нас нет чётких планов на такой долгий срок и потому мне кажется, что не сто́ит сейчас смотреть так далеко в будущее. Но — ты ведь помнишь Адама Коваржа — нашего хорошего знакомого, почти друга — врача-акушера?

— Да, моя родная, ты права. Да, конечно, я помню этого прекрасного доктора, — проговорил в ответ Альберт.

— Тогда можно считать, что у нас уж есть надёжный помощник, — вновь улыбнулась Консуэло. — Чуть позже я найду способ связаться с ним.

— Ты очень предусмотрительна, родная моя. Ты всегда была такой. Хорошо. Тебе удалось успокоить меня. Но напоследок я скажу ещё раз: ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь — даже если ради этого мне придётся прервать исполнение своего задания. Я не знаю, что тогда будет с Орденом, с нашей миссией, со мной, но…

— Я уверена в том, что Господь не допустит подобной жестокой дилеммы, — мягко прервала и вновь улыбнулась, проведя рукой по его щеке. — Сейчас нам нужно думать о предстоящих делах. Ты помнишь, что мы хотели обсудить?

— Да.

И, благодарение, Господу, беседа их потекла в ином русле.

Но как же блестяще — помимо прочего и в самом прямом смысле! — выглядели наши герои рядом друг с другом, как гармонично смотрелись, какой красивой парой были они! И даже сейчас — несмотря на то, что и Альберт, и Консуэло были облачены в тёмную одежду и говорили о серьёзных и весьма важных вещах, напрямую касающихся предстоящих дел — союз их излучал вкруг себя светлую и нежную атмосферу.