Да кто такая эта ваша Джейн Остин?! (гет)

Если не считать встречи с неприятным незнакомцем тем памятным утром, Генриетте больше не попался на пути никто значительный — ни в тот день, ни в какой-нибудь другой. Хотя доподлинно было известно, что мистер Вильрес совершает регулярные променады по своим владениям, по какой-то обидной случайности пересечься с Генриеттой им все никак не удавалось, сколько бы она ни ходила по тропинкам и дорожкам обширного поместья. Её мать, видя, что от этих прогулок нет никакого толку, милостиво разрешила дочери прекратить их. 

Обрадованная Генриетта уже собиралась выдохнуть с облегчением, но мадам Медичи ни в коем случае не собиралась оставлять её в покое. И уж тем более она не была намерена отступаться от своего плана. Она выдумала новую, гораздо более хитроумную уловку, потребовавшую от нее нескольких дней напряженных размышлений и даже одной бессонной ночи. 

Уловка также требовала удачного стечения обстоятельств, коими были два события, которые должны были совпасть во времени. Событием первым было приглашение на чай в Незерфилд-парк, а вторым — непременно пасмурный и по возможности дождливый день. Поскольку мы имеем дело с Англией, второго обстоятельства дождаться было нетрудно, что же касается приглашений в Незерфилд, то их мадам Медичи и мадмуазель Генриетта получали достаточно часто, чтобы в конце концов один из визитов пришелся на плохую погоду. 

Увидев одним прекрасным утром на небесах долгожданные тучи, мадам Медичи велела дочери садиться верхом и отправляться в гости к миссис Филдинг. Генриетта верховую езду любила и никогда не отказывалась лишний раз прокатиться, но перспектива оказаться совершенно мокрой её несколько смутила. 

— Делайте, что я говорю, дочь моя, — сказала мадам Медичи тем непередаваемо весомым тоном, которому мог бы позавидовать любой генерал-фельдмаршал. — И не упрямьтесь. 

— Не вижу причины, почему бы мне не поехать в экипаже, — возразила Генриетта, поскольку упрямиться она любила, а теперь у нее был ещё и удобный повод это сделать. — Тем более, что вы собираетесь весь день оставаться дома. 

— Как ваша мать, — начала мадам Медичи гневно. — Я имею обязанность руководить вами. Вы имеете обязанность быть мне послушной. Поэтому садитесь верхом и езжайте в Незерфилд, и чтобы больше я не слышала никаких пререканий, иначе я прикажу лишать вас десерта до тех пор, пока вы не выйдете замуж!

Четвертой любимой вещью Генриетты после Митте, упрямства и верховой езды, были именно десерты. И поскольку угрозу свою мадам Медичи действительно могла привести в исполнение, ей в очередной раз пришлось уступить материнским капризам. 

— Я пожалуюсь на вас Луи, — пообещала она, уходя переодеваться в амазонку. 

Луи де Бурбон был братом Генриетты и старшим сыном мадам Медичи. Последние пять лет он почти беспрерывно воевал на континенте в корпусе принца Конде и дома не появлялся, но в эпистолярной форме всегда вставал на сторону сестры. Поскольку с Наполеоном недавно был подписан прискорбный мир, а сам принц Конде отбывал в Англию, то же делали и многие его офицеры. Луи должен был вернуться со дня на день, и его приезда Генриетта ждала с нетерпением, уповая на то, что присутствие дома старшего брата наконец избавит её от материнской тирании. 

Но до тех пор она вынуждена была совершенно рабски подчиняться матери. Она поехала в Незерфилд верхом, как ей было велено, попала под дождь и решительно растопила (и без того, впрочем, довольно податливое) сердце миссис Филдинг. Встретив свою промокшую до последней нитки соседку, она не смогла бы отпустить её домой до тех пор, пока одежда её полностью не просохнет. 

Таким образом Генриетта осталась в Незерфилд-парке до самого вечера, о чем оповестили весьма довольную мадам Медичи. Но это было лишь частью её коварного плана — следующий акт интриги Генриетта должна была разыграть при помощи своих актерских способностей, которые у нее без сомнения имелись. Образовались они у нее как вследствие домашней традиции устраивать время от времени театральные постановки, так и от необходимости скрывать от матери свои детские шалости, которые маленькая Генриетта очень любила осуществлять в компании с другим своим братом, Гастоном, росшим с ней вместе. Но поскольку Гастон был у матери любимцем, он редко бывал за свои проделки порот — чего нельзя сказать о Генриетте, частенько получавшей наказние в двойном размере. Надо заметить, что на пользу её характеру это едва ли пошло. 

Но вернемся к замыслу мадам Медичи. Состоял он в том, чтобы на как можно более долгий срок оставить Генриетту в Незерфилде. Сделать это можно было бы в том случае, если бы она сказалась больной, и беря во внимание пережитый ею ливень, убедить в её болезни доверчивую миссис Филдинг было совсем нетрудно. 

Так Генриетта и поступила. Поскольку к обману она, как мы только что упомянули, была приучена с детства, никаких угрызений совести по поводу своего откровенного вранья она не испытала. Единственное, что её действительно беспокоило, была перспектива лишиться до самого замужества десертов. И хотя замужество это по всем признакам должно было случиться довольно скоро, мысль о том, чтобы прожить даже одну только неделю без сладкого, придавала её усиленному кашлю и чиханиям особенно естественную выразительность. 

— Вы не можете поехать домой в таком ужасном состоянии, — заявила в конце концов миссис Филдинг. — Оставайтесь, пожалуйста, у нас. 

— Ну, что вы… я должна вернуться к моей дорогой матушке, — с очень натуральным смущением отозвалась Генриетта, но перепугавшаяся миссис Филдинг решительно уговорила её остаться. Мистер Вильрес, также присутствовавший при этом разговоре, полностью поддержал сестру. 

Повозражав для порядка ещё немного, Генриетта уступила, и ей была предоставлена на ночь славная спальня — гораздо более удобная и просторная, нежели в коттедже, который они снимали, и лучше той, которая имелась у них дома, в Лондоне. Совершенно довольная, Генриетта отправилась в постель — мягкую и теплую от множества грелок, которые заботливая миссис Филдинг приказала уложить под одеяло своей бедной простывшей гостье. 

Сладко проспав несколько часов, Генриетта оказалась разбужена неприятным ощущением, подозрительно похожим на чувство голода. Поскольку от ужина для большей правдоподобности своего недомогания ей пришлось отказаться, не было ничего удивительного в том, что теперь ей хотелось есть — ведь как известно, юные организмы (особенно когда они полностью здоровы) имеют потребность в регулярных приемах пищи. Пролежав в кровати некоторое время, Генриетта обнаружила, что снова заснуть у нее не выходит и, кажется, не выйдет до тех пор, пока она не найдет, чем успокоить свой возмущенный желудок. 

Стоит сказать, что на аппетит мадмуазель де Бурбон никогда не жаловалась и к подобным лишениям не была привычна. Хотя матушка её и была стеснена в средствах, но уж на еде она никогда не находила возможным экономить, и все положенные трапезы в её доме соблюдались строго по часам и священно. Сила привычки велика, как известно, и Генриетта не смогла долго противиться ей. Проворочившись ещё с полчаса, она поднялась с постели и отправилась на поиски чего-нибудь съедобного

Кроме актерских талантов, мадмуазель де Бурбон также отличалась наблюдательностью, а потому помнила, что остатки печенья и бисквита в этом доме убирались в буфет в чайной комнате. Туда она и направилась, тихонько ступая по коврам в темных коридорах. Ночь была глубокой, так что все обитатели Незерфилда давным-давно смотрели десятый, а может быть даже и одиннадцатый, сон, и риск попасться кому-нибудь на глаза был незначителен. Но об этом Генриетта и не особенно беспокоилась, уверенная, что она найдет, что сказать, если наткнется на припозднившихся слуг или хозяев. 

До чайной комнаты она добралась таким образом совершенно благополучно и к большой своей радости обнаружила, что буфет не был заперт на ключ. На одной из полок нашлась корзинка с печеньями, и невероятно довольная собой Генриетта принялась поглощать их одно за другим до тех пор, пока не уничтожила добрую половину. 

Оставшиеся печенья наша предусмотрительная юная леди распихала по карманам своего халата, справедливо решив, что нужно запастись провиантом наперед, дабы всегда иметь возможность отказываться от обеда без вреда для здоровья. Можно было бы и удовлетвориться таким трофеем, но Генриетта была не из тех, кто останавливается на малом, поэтому она решила отревизовать буфет получше. Взобравшись на стул, который она оттащила от стола, наша героиня полезла проверять содержимое верхних полок. Ничего полезного там, однако, не обнаружилось, и Генриетте пришлось отступить. Несколько разочарованная, она закрыла дверцы буфета и собралась слезать на пол, но тут вдруг скрипнули по полу шаги, и на пороге комнаты возник силуэт. 

Генриетта была действительно храброй юной леди — вы могли быть свидетелями того, что она не боялась ни темноты, ни высоты, ни общественных приличий. Но слишком уж внезапно появился этот силуэт, а от неожиданности мы часто совершаем то, чего не сделали бы в том случае, если бы были заранее подготовлены к вторжению новых обстоятельств в нашу жизнь. Так и Генриетта от растерянности попыталась покинуть стул через ту его сторону, которая обладала спинкой — стул накренился в соотвествии с физическим законом, и мадмуазель де Бурбон упала с него на пол, весьма хорошенько при этом выругавшись (что, разумеется, мы не советуем делать порядочным дамам, даже если они попали в такую неприятную ситуацию). 

На полу, по счастью, лежал мягкий ковер и ударилась Генриетта не сильно — только очень жаль было печений, которые повыпадали из её карманов. Силуэт же тем временем решительно приблизился и обладатель его с крайней учтивостью произнес: 

— Добрый вечер, мадам. 

Голос показался Генриетте странным образом знакомым, хотя в темноте она не могла бы точно сказать, что за человек стоял перед ней.

— Вы не ушиблись? — поинтересовался он, протягивая вперед себя свечу, которую держал в руках. 

— Нет, благода… Вы?! 

Столь противоречивая реакция с её стороны была вызвана тем, что человек этот оказался никем иным, как хозяином спаниеля и борзой, с которым они имели не самый любезный разговор совсем недавно. Открытие это совершенно её ошеломило. 

— Что вы тут делаете? — мрачно спросила Генриетта, придя в себя от удивления. 

— Я имел намерение спросить вас о том же, — отозвался джентельмен. 

Хотя Генриетта не принадлежала к людям, которых легко смутить, она все же была осведомлена о том, что находясь в гостях, следует спрашивать у хозяев, можно ли есть их печенья или нет, особенно если такая нужда пришла к тебе ночью. От того, что уже знакомый ей незнакомец и именно он, застал её за этим не слишком героическим занятием, ей стало в высшей степени неловко. Но как это с ней часто бывало в тех случаях, когда ей было неловко, она разгневалась. 

— Кто вы такой, чтобы требовать у меня отчета? — бросила она возмущенно и поднялась на ноги, чтобы джентельмен не имел перед ней такого большого преимущества в росте. 

Но прежде, чем он успел что-нибудь ответить, ей в голову пришла догадка: 

— Вы Чарльз Стюарт! 

Джентельмен слегка повел плечом, как будто говоря «что уж тут поделать». 

— Боюсь, что так, мадам, — сказал он, оглядывая Генриетту с ног до головы. — А вы, должно быть, мадмуазель де Бурбон. 

— Так вы знаете меня. 

— Я о вас слышал. Вы и ваша мать так настойчиво посещаете сестру моего друга, что мне было трудно остаться в неведении относительно вас. 

— И за все это время вы ни разу не удосужились появиться, — холодно сказала Генриетта, задетая его снисходительно-неприязненным тоном. — Мистер Вильрес каждый раз убеждал нас, что вас нет дома.

— А вам так хотелось свести со мной знакомство? — поднял брови мистер Стюарт. 

— Ничуть. Но я задаюсь вопросом, в чем причина такого пренебрежения. 

— Я нахожусь в гостях у мистера Вильреса, и его друзья не обязательно должны быть моими друзьями. Вы, кажется, наносили визиты миссис Филдинг — я не вижу причины, по которой я должен бы был в это вмешиваться. 

— Я не вижу причины, по которой вы не могли хотя бы быть нам представленным. 

— Я не нахожу удовольствия в обществе большинства людей, мадам, — признался мистер Стюарт. — И не испытываю стремления заводить новые знакомства. 

— Но есть разница между тем, чтобы не стремиться к ним и избегать их, — заметила Генриетта и добавила: — Я, кажется, начинаю понимать, почему многие находят вас странным. 

— Это говорите мне вы? — сказал мистер Стюарт с намеком на улыбку. — Я, признаться честно, ещё ни разу не встречал леди, которая крадется по чужому дому среди ночи, чтобы… — он опустил взгляд на пол. — …побаловаться печеньем. 

Генриетта вспыхнула, не зная, что ответить на это. 

— Я слышал, что вы были больны сегодня вечером, — продолжил между тем мистер Стюарт. — Но раз уж у вас проснулся аппетит, я полагаю, что вам стало лучше. 

— Нет, не стало, — бросила Генриетта, кутаясь в свой халат, и решительно направилась к выходу. — Доброй ночи, сэр! 

— Доброй ночи, мадам, — отозвался мистер Стюарт, и судя по тому, что в этот раз в его взгляде было скорее веселье, чем удивление, он вероятно начинал привыкать к причудам своей новой знакомой.