Революция (джен)

Это день Мины проходил, как и все остальные. За зарядкой последовал скупой душ. Потом — завтрак, занудные собрания и совещания для партийной молодёжи и немного «отдыха» с соседками в клубе. После которого следовали обед и дневной сон, так как к полудню в Африке поднималось пекло.

А вечером она, как и всегда, направилась на работу в школу. До темноты просвещать местных...

Точнее — встраивать их в систему, из которой не выбраться.

Проезжая в грузовике по улицам прифронтового городка, она сплошь видела бедность и разруху. Обшарпанные здания колониальной эпохи и ужасные, зловонные трущобы, тесно лепившиеся к ним. Порой они были настолько мелкие, что человек помещался там только согнувшись. Спал ночь — и проводил на улице весь жаркий день.

Но самым страшным были пожары, уносившие десятки жизней. Мгновенно вспыхивающие, когда в эти трущобы прилетала евразийская ракета.

Видела Мина и своих соседок, тоже отправившихся служить. Участниц Антиполового союза в красных кушаках. Раздающих листовки и выкрикивающих лозунги, агитируя проходящих мимо людей. Конечно, она сама не была столь радикальна. Она не отказывалась от случайных связей и надеялась — однажды ей позволят создать семью. Но сколь помогла бы местным информация о передающихся половым путём болезнях и контроль за ними! А не попытки скрыть бушующие в Африке эпидемии, сваливая вину на мёртвого Голдстейна и Братство!

Отбросила крамольные мысли Мина только тогда, когда оказалась в классе. Затхлом и обшарпанном, с дырой в стене над разбитым окном. На урок уже собрались женщины — темнокожие и измученные, в грязных национальных одеждах. И, увидев их, она вроде бы и настроилась на урок.

Пока не узрела ту, которой и вправду помогла не так давно.

И которая внезапно — и искренне — улыбнулась ей.

Обычно жители Океании не улыбались. Разве что в домах членов Внутренней Партии, на семейных праздниках. Столь свободно свои чувства мог проявлять только человек, находящийся вне системы…

Жаль.

Очень жаль!

Но Мина и здесь не смогла отбросить — но лишь сильней ощутила то, что терзало её!

Взять себя в руки она сумела только невероятным усилием воли. Она буквально принудила себя привычно поздороваться с классом. Привычно снять с головы и положить на стол пробковый шлем и привычно начать урок. Обновлённые учебники в их городок ещё не завезли, поэтому она использовала старые, изданные в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом, пять лет назад. Те, где было описано, почему Океания воюет с Евразией, как сейчас. А не с Остазией, как четырьмя, тремя, двумя годами и пятью месяцами ранее.

Когда за горизонтом затихали гулкие канонады, она говорила ученицам то, чему учили её саму. Расписывала зверства евразийцев, прислушиваясь к далёким взрывам. Подробно рассказывала биографию товарища Огилви, героя и примера для молодёжи. Но то и дело внутренне содрогалась от отвращения.

Зачем?

Зачем она делает это?

К третьему уроку Мине окончательно сделалось гадко. Двоемыслие не работало. Точнее — выросшая во внутрипартийной роскоши, она так и не развила его в себе. Она попросту не хотела быть той, кем ей приходилось быть.

И делать то, что ей приказывали делать.

Продолжая вещать — на этот раз об изобретениях партии, она уже не обращала внимания на то, что происходит снаружи. Потому и не слышала, что далёкие взрывы вдруг загремели ближе, отчего ученицы заволновались. А разбитые стёкла в рамах жалобно задребезжали. Она как раз хотела рассказать о вертолёте, который изобрёл… не Сикорский, а по-видимому, лично Старший Брат.

Но не успела.

Прямо рядом со школой вдруг разорвался снаряд, оглушив её и выбив из окон остатки стекла. Так что она едва успела крикнуть ученицам:

— Под парты!

И сама нырнула под учительский стол, закрыв голову руками.

Дальше же…

Произошедшее дальше напоминало какой-то бред. Или продолжение сна о Голдстейне, но с новыми обстоятельствами и лицами. Взрывы стали греметь реже, но на улице начали стрелять. И Мина — ползком, как её учили ещё в «Разведчиках», устремилась к двери, призывая за собой своих учениц, подальше от свиста пуль.

— Что происходит, мисс Кейн?! — всполошились они. — Это — евразийцы?! Это — евразийцы!!!

— Не знаю! Ползите! — Мина вытягивала их всех, по одной, в коридор. Где уже тесно сгрудились перепуганные ученики и преподаватели из других классов, за неимением в школе (да и во всём городке) бомбоубежища.

Она не знала. Она и вправду не знала. Точнее — не могла признать, что евразийцы ворвались в городок так легко. Обычно фронт сюда не сдвигался… Даже в Книге было написано, что обычно одна сверхдержава старалась не отхватывать клочки земли у другой… А здесь… Что происходит?

Неужели, нарушился установленный режимами порядок вещей?

Выстрелы тем временем продолжали греметь снаружи. То ближе, то дальше, перемежаясь криками, звуками проходящей тяжёлой бронетехники и топотом ног. Причём, похоже, это были не евразийцы, так как кричали на ломаном английском. Но что именно, Мина не могла разобрать.