Линии, что ведут к сердцу (гет)

Северус сидел на последнем ряду в классе химии, его взгляд блуждал по доске, где учитель выводил формулы, но мысли были далеко. Он никак не мог сосредоточиться. Что-то не давало покоя, словно крошечный осколок застрял где-то глубоко внутри.

Он перебрал в голове утренние события: поднялся, пошёл в библиотеку, рисовал... Рисовал так увлечённо, что потерял счёт времени. Звонок. Спешка. Карандаши... учебник... тетрадь.

Он резко вскинул голову. В груди похолодело.

Тетрадь! Он оставил её в библиотеке.

Мысль пронзила его с такой силой, что всё вокруг потеряло значение. Рука сжала ручку до белых костяшек пальцев. В голове вихрем закружились картины: кто-то случайно откроет её, увидит рисунки, начнёт насмехаться... или ещё хуже — они попадут к тем, кто с радостью использует это против него. Внутри всё сжалось. Карандаши — ладно, учебники — не страшно. Но тетрадь... Она была его сердцем, его тайной, тем местом, куда он складывал всё, что боялся произнести вслух. Ведь в каждом штрихе было слишком правды. Линии графита хранили его чувства к Гарриет, которые он не смел никому доверить.

Северус почти не слышал слов учителя. Он сидел, неподвижно глядя в доску. Шум класса, шарканье ног, шелест страниц — всё казалось ему чем-то далёким. Только пульс в висках отдавался гулом, вызывая головную боль. На протяжении всего времени Северус судорожно смотрел на часы, надеясь, чтоб этот проклятый урок закончился намного быстрее.

Как только прозвенел звонок, Северус рванулся к выходу. Толпа одноклассников, шум, смех — он не замечал ничего, протискиваясь сквозь плечи и локти, желая по-быстрее выйти с этого душного класса.

После уроков школьные коридоры постепенно пустели. Звонкий шум голосов угасал, двери хлопали всё реже, и лишь вдалеке раздавался привычный скрип уборочной тележки. Северус шагал быстрым шагом, но внутри чувствовал тяжесть, будто за плечами висел невидимый груз. Его шаги отдавались гулом по пустому коридору. Ему казалось, что время играет против него: ноги были настолько тяжёлыми, что каждый шаг давался медленно, словно он двигался во сне. Внутри всё сжалось в едином стремлении — только бы тетрадь оставалась там, на столе, под книгой, нетронутая, никем не замечанная.

Когда Северус повернул за угол коридора, то та часть была наполнена шумом. Ученики толпились у шкафчиков, смеялись, спорили, бросались тетрадками, кто-то громко пересказывал анекдот. В воздухе витал запах влажных курток и дешёвого школьного мыла. Смешанное гудение голосов делало мир ещё более давящим. Северус, пробираясь сквозь толпу, чувствовал себя чужим, слишком остро осознавая собственное одиночество.

Сердце ухнуло вниз. Он резко остановился посреди коридора, и несколько учеников, пробегавших мимо, недовольно буркнули что-то, едва не врезавшись в него. Северус не обратил внимания. Всё внутри сжалось, ладони стали влажными. Внутри, в животе, всё перевернулось, будто он проглотил кусок льда от одной вспыхнувшей мысли в голове.

"Что если кто-то её уже нашёл? Что если увидели?"

* * *

Библиотека встретила его тишиной. Сумерки проникали в зал через высокие окна, дождь оставлял мутные дорожки на стекле. Между рядами уже почти не было учеников, лишь пара старшеклассников у дальнего стола делали заметки. Северус вбежал, и глаза сразу нашли тот самый стол у окна. Но на нём больше не было ни тетради, ни книги.

Он застыл на месте, стиснув зубы, чувствуя как по спине пробегает дрожь. Его руки дрожали, и он не знал, что делать. Подойти к библиотекарю и спросить? Но если она уже заглянула внутрь? Если кто-то другой увидел?

И тут он заметил.

За дальним столиком, где обычно сидели только самые прилежные ученики, тихо перелистывая страницы, сидела она. Гарриет. На её коленях лежала его тетрадь. Лучи дождливого, приглушённого света падали на её волосы, и отдельные пряди казались почти золотыми. Лампа освещала её лицо тёплым светом, и от этого казалось, будто время остановилось.

Северус застыл. Он почувствовал, как земля ушла из-под ног. Горло перехватывало так, что он едва мог дышать. Сердце очень громко колотилось, что казалось, оно сейчас вырвется наружу. Холодная волна ужаса сменилась пульсирующим жаром. Казалось, мир рушился: она знала. Она видела. Всё, что он пытался скрывать годами, все штрихи, каждый взгляд — теперь принадлежали не только ему. Он хотел броситься вперёд, вырвать тетрадь, спрятать — но ноги будто приросли к полу.

Он не мог отвести взгляд. Её пальцы осторожно скользили по страницам, как будто она боялась повредить рисунки. Она сидела неподвижно, но её лицо... На губах затаилась едва заметная улыбка, а в её взгляде было что-то, чего он не ожидал: не насмешка, не удивление, а... тепло?

Но как он мог в этом быть уверен? Может она смеётся внутри? Может, завтра весь класс будет знать, что Северус Снейп тайком рисует Гарриет Поттер?

Северус сделал шаг вперёд — и тут же отпрянул назад, прижавшись к стене. Страх сжал его горло. Он чувствовал себя обнажённым, уязвимым, будто Гарриет видела не только бумагу, но и само его сердце.

"Она знает."

Эта мысль пронзила его с такой силой, что захотелось исчезнуть. Бежать. Спрятаться.

Но ноги словно приросли к полу.

Он наблюдал за ней, не решаясь подойти. Его дыхание было прерывистым, неровным, будто он пробежал марафон. Секунды тянулись вечностью.

Гарриет подняла глаза.

Их взгляды встретились.

Время словно остановилось. Снаружи за окнами, шумел дождь, вода барабанила по стеклу, но внутри воцарилась тишина. Он ощутил себя обнажённым, лишённым всякой защиты. Ему казалось, что она видит его насквозь: каждую боль, каждое одиночество, каждую ноту тоски, спрятанную в рисунках.

Её взгляд не был осуждающим. В нём не было ни насмешки, ни отвращения. Только удивление и какое-то нежное тепло, будто она видела нечто драгоценное.

Но Северус этого не заметил. Ему хотелось исчезнуть, раствориться, чтобы никто никогда не видел его таким. Но в то же время он не мог отвести взгляд от её лица. Она держала его сердце в руках — и не смеялась. Но тишина была для него пыткой. Грудь сдавило, и он резко шагнул вперёд.

— Это не твоё, — хрипло выдавил он, протянув руку. Голос дрожал, но он старался, чтобы слова звучали жёстко.

Гарриет чуть прижала тетрадь к себе, но не так, чтобы спрятать. Её губы дрогнули, и она ответила тихо, почти шёпотом:

— Это… очень красиво.

Эти слова пронзили его сильнее, чем любое осуждение. На мгновение он потерял дар речи. Внутри поднялось что-то странное — смесь боли, облегчения и недоверия.

Он резко выхватил тетрадь из её рук. Сердце билось так громко, что казалось, его стук слышен на всю библиотеку. Северус хотел уйти, исчезнуть, раствориться в тени, но ноги снова не слушались.

— Ты… — начал он, и осёкся. Горло пересохло.

Гарриет смотрела прямо в его глаза. В её взгляде было нечто непостижимое: мягкость, сочувствие, и вместе с тем лёгкое смущение. Она не отводила глаз, хотя могла бы.

И в этот момент Северус впервые почувствовал, что между ними образовалась тонкая, хрупкая нить. Она ещё могла оборваться от любого неловкого слова или движения, но она уже существовала.

В груди у него было тяжело, но и странно светло.

В этот миг Северус понял, что мир изменился. Вопрос лишь в том, к добру или к худу.