Мы всё ещё можем быть теми, за кого себя выдавали (гет)

Джинни замедляет шаг, когда кто-то окликает её по имени. Она оборачивается и видит Асторию, быстро идущую к ней по коридору.

— Привет, — говорит Джинни, подходя ближе.

Астория лишь кивает в ответ, явно чувствуя себя не в своей тарелке. С тех пор как они снова начали общаться, прошли долгие месяцы, но их разговоры всё ещё далеки от лёгких и непринуждённых. Впрочем, Джинни не собирается сдаваться.

— На следующей неделе я собираюсь привести Джемму, — говорит она. — Если ты хочешь…

— Нет, — резко перебивает Астория.

Как бы ни помогла она Джинни разобраться, кто такая Джемма и будет ли ей полезно членство в сестринстве, сама Астория по-прежнему не желает иметь ничего общего с «Салоном».

— Вообще-то я хотела поговорить с тобой об одном человеке из кружка рукоделия.

После зимних каникул прошло почти две недели, но Джинни так и не нашла времени для вязания. Если это значит, что ей больше не нужен предлог, чтобы отвлечься от пергамента и чернил, пожалуй, это можно считать маленькой победой. В любом случае, по мере того как кружок разрастался, именно Астория стала его неформальным центром, а вовсе не Джинни.

— И что случилось? — спрашивает она.

— Там есть одна девушка. Она делает самую необычную вышивку, какую я когда-либо видела. Просто поразительную. Я даже попросила её продать мне несколько работ, чтобы обновить старую мантию.

Астория замолкает; её щёки слегка розовеют, и Джинни понимает, что ей неловко говорить о своём скромном бюджете. Астория не привыкла к таким ограничениям. Джинни решает сделать вид, что ничего не заметила. Сомнительно, что сочувствие от «вечно бедной Уизли» сейчас было бы к месту, особенно после того как положение её семьи изменилось: братья начали собственную карьеру, отец получил повышение в Министерстве. Странное ощущение — привыкать к этим переменам.

— Я бы хотела посмотреть, — вместо этого говорит Джинни. — На то, что ты из этого сделала.

Астория рассеянно кивает, словно прекрасно понимая, что на самом деле Джинни это мало волнует.

— Я к чему… — продолжает она. — Мы стали больше общаться, и она призналась, что у неё полно идей для одежды и новых фасонов. Некоторые довольно… нетрадиционные. Она уверена, что волшебной моде давно пора обновиться.

— Амбициозно, — замечает Джинни.

— Да, — Астория кивает и делает широкий жест рукой. — Очень. И она ведь всего лишь первокурсница, понимаешь? У неё есть идеи, есть огонь, просто, возможно, нет… — она запинается, неуверенно подбирая слова.

— Подходящего пространства? — мягко подсказывает Джинни, понимая, что речь идёт о «Салоне».

Астория отводит взгляд и снова кивает.

— Мне просто… не хочется видеть, как её увлечение угаснет или её сломают ещё в самом начале. Я не хочу, чтобы она сдалась, так и не попробовав.

Как Кэролайн.

Но никто из них не произносит этого имени вслух.

— Как её зовут? — спрашивает Джинни, перебирая в уме первокурсниц и стараясь сопоставить новые сведения с лицами. Она действительно старается исправиться и теперь внимательнее следит за тем, что происходит в Слизерине.

— Дейл, — отвечает Астория, и в её голосе проскальзывает что-то язвительное.

— Дейл, — повторяет Джинни, легко вспоминая лицо первокурсника, вот только до сих пор она была уверена, что это один из четырёх мальчишек, распределённых в Слизерин в сентябре прошлого года.

— Да, — подтверждает Астория.

— Но… — начинает Джинни.

Лицо Астории тут же каменеет.

— Её зовут Дейл. Она сама мне так сказала.

Джинни явно в замешательстве, но вовремя прикусывает язык, проглатывая вопросы, которые могли бы причинить непоправимый вред.

— Когда вы снова встретитесь? — спрашивает она вместо этого.

— Сегодня вечером.

Джинни кивает.

— Загляну после квиддича.

— Ладно, — коротко отвечает Астория и, не прощаясь, сворачивает в другой коридор.

Джинни провожает её взглядом, затем сама спешит на трансфигурацию и успевает занять место рядом с Невиллом всего за пару минут до начала урока.

* * *

После занятий Джинни направляется на стадион, где у неё назначена встреча с Демельзой и остальными охотницами. По дороге она сталкивается со своим загонщиком Карлом, который поднимается вместе с загонщиками из Хаффлпаффа; судя по всему, они только что закончили очередной обмен опытом. Они обмениваются короткими приветствиями.

На заснеженном поле всё ещё слоняются без дела гриффиндорские загонщики Ричи Кут и Джимми Пикс. Они о чём-то оживлённо переговариваются.

— Надеюсь, Карл никого не покалечил, — бросает Джинни, подходя ближе.

Карл — само воплощение непредсказуемости. Для загонщика это качество, мягко говоря, сомнительное, но выбирать особенно не приходилось, когда она собирала команду. Именно это и злит её вдвойне: во-первых, потому что он недостаточно хорош, а во-вторых — потому что он не Бассентвейт и не Грэм. Джинни старается не срываться на нём. Получается, правда, не всегда.

К счастью, вернулись Мартин и Вейзи, а также Рейко, которая, похоже, безоговорочно станет капитаном в следующем году. Всё было бы вполне сносно, если бы Джинни не разыскала Розье и не заявила ему, что, если он действительно хочет искупить вину за прошлый год, то мог бы хотя бы помочь ей собрать приличную команду. Запасного состава у неё практически не существовало.

Она сделала всё, что могла.

Джимми и Ричи одобрительно смеются, слушая её колкости в адрес Карла.

— Хочешь верь, хочешь нет, но он уже начинает справляться, — говорит Джимми.

— Что ж, я искренне ценю твою готовность рисковать жизнью и здоровьем, — сухо отвечает Джинни.

Джимми усмехается.

— Это же ты тренируешься с Демельзой. Вот это, по-моему, куда опаснее.

Джинни лукаво смотрит на него.

— Обязательно передам ей твои слова.

— Забираю их обратно! — тут же восклицает он, вскидывая руки в знак капитуляции, а затем, не теряя ни секунды, убегает собирать оставшиеся биты, чтобы отнести их к стойке с инвентарём.

Ричи закатывает глаза, наблюдая за выходкой приятеля.

— Признаюсь, когда ты впервые предложила эти межфакультетские тренировки, я решил, что ты окончательно спятила.

— Так и есть, — невозмутимо отвечает Джинни.

— Ага, — усмехается он. — Зато с тех пор ни диверсий в коридорах перед матчами, ни загадочных проклятий. Это как-то успокаивает.

Джинни кивает.

— Знаешь, Гермиона всегда говорила, что квиддич вредит школьному единству.

— Но она же никогда даже не играла в квиддич! — с искренним ужасом восклицает он.

— Вот именно. Меня это жутко бесило. Но, как бы ни было неприятно признавать, она оказалась права.

— Возможно, — нехотя соглашается Ричи. — Но, к счастью, её здесь нет, чтобы это услышать. И я клянусь, никому не расскажу. — Он лукаво подмигивает.

Джинни закатывает глаза.

К этому времени Джимми уже собрал инвентарь и крикнул Ричи, чтобы тот не тормозил. Ричи смущённо улыбается Джинни и направляется к другу, но внезапно останавливается.

— Эй, Уизли, — окликает он.

Она оборачивается.

— Что?

— Ты и Бёрк, — говорит он.

Она хмурится.

— И что?

— Ну… вы двое... того... встречаетесь?

Джинни старается не показать, насколько этот вопрос выбил её из колеи. Дело даже не в том, что кому-то пришло в голову предположить такое о ней с Тобиасом, а в том, что Ричи вообще проявил интерес и спросил напрямую. От этого она вдруг чувствует себя странно растерянной.

— А тебе какое дело? — спрашивает она, скрещивая руки на груди, просто чтобы куда-то деть их.

Ричи вовсе не выглядит смущённым; он беспечно пожимает плечами.

— Просто любопытно.

Она разглядывает его пару секунд, а потом отвечает:

— Нет. Мы просто друзья. А теперь вали с моего поля!

Он ухмыляется, и Джинни невольно отмечает, что он симпатичный. Почему-то от этого становится только хуже. Шутливо отсалютовав ей, Ричи вприпрыжку убегает догонять Джимми. Тот радостно толкает его в плечо, громко отпуская шуточку про истинную гриффиндорскую храбрость. Ричи лишь оглядывается на Джинни — слегка смущённо, но явно довольно.

Наверное, в этой гриффиндорской браваде и правда есть что-то, напоминающее ей братьев. По идее, это должно быть приятно, но особого комфорта почему-то не приносит. Впрочем, неважно. Скорее всего, интерес Ричи — не больше чем очередное «испытание на храбрость»: открыто пофлиртовать с Джинни Уизли, будто это какой-то подвиг.

Именно так она себе всё и объясняет, наблюдая, как двое мальчишек скрываются за углом, а Ричи напоследок с энтузиазмом машет ей рукой.

— Превращать моих игроков во влюблённых дурачков и бесполезных бездельников — это уже удар ниже пояса.

Джинни оборачивается и видит хмурую Демельзу.

— Уж кто бы говорил, — парирует она, неожиданно чувствуя себя разоблачённой.

Она видела, как её вратарь Мартин всё время крутится рядом с Демельзой. И если бы их… что бы это ни было… не держалось на прочном фундаменте беспощадного соперничества, Джинни вполне могла бы решить, что Мартин без раздумий пропустит мяч, лишь бы завоевать её расположение.

— Всё ради победы, верно? — легко бросает Демельза, отмахиваясь.

— Конечно, — соглашается Джинни, притопывая ногами, чтобы согреться. — Но хватит уже о мальчишках, ладно? Пора заняться чем-нибудь действительно важным. Например, квиддичем. И перестать морозить тут задницы.

— Мерлин, да! — горячо поддерживает Демельза, хватая Джинни под руку и утаскивая туда, где остальные охотники со всех факультетов уже начали разминаться.

* * *

Тем же вечером, после долгого горячего душа и ужина, Джинни достаёт из сундука вязальные принадлежности. Присоединившись к кружку, она вдруг ловит себя на том, что скучала по этому ощущению — по тяжести спиц и мягкости пряжи в руках. После разговора с Ричи она всё ещё чувствует лёгкое внутреннее смятение, и вязание неожиданно помогает его приглушить: мысли упорядочиваются, внимание цепляется за узор, а голоса вокруг остаются где-то на фоне. В основном это пустые сплетни и привычные жалобы на родителей, домашние задания и преподавателей.

Пальцы быстро вспоминают знакомые движения, и Джинни начинает прислушиваться внимательнее к Дейл — невысокой первокурснице с мягкими каштановыми волосами, небрежно падающими на уши, и тонкими серебряными кольцами на пальцах.

— Я слышала, ты интересуешься дизайном мантий, — говорит Джинни.

— Ой… — Дейл смотрит на неё широко раскрытыми глазами. — Не совсем. Просто… мне кажется, это было бы весело.

Явная попытка преуменьшить собственный интерес.

Джинни понимающе кивает.

— А что тебе больше всего нравятся делать?

— Да всё, наверное, — отвечает Дейл, и глаза её мгновенно загораются, но она тут же снова опускает взгляд к ткани в руках.

Джинни рассматривает сложный узор вышивки, складывающийся стежок за стежком.

— У тебя очень здорово получается, — говорит она.

— Ой… — снова смущается Дейл. — Это бабушка научила. Просто… чтобы скоротать время.

Джинни чувствует, что за этими словами скрывается нечто большее, но не настаивает. Некоторое время они работают молча.

Джинни разматывает клубок, освобождая немного больше нити.

— Мама годами уговаривала меня научиться вязать, — говорит она. — А я делала всё, что угодно, лишь бы этого избежать. Гораздо больше мне хотелось летать на метле. Для маминой родни это было почти скандалом. Моя двоюродная бабушка вообще в отчаянии от мысли, что я так и не освою «женские искусства». Говорит, без этого мужа не заполучишь.

Джинни вспоминает, как в начале шестого курса наконец поняла, чем именно Мюриэль довела родителей до белого каления: попыткой устроить для Джинни помолвку. Чистое безумие. К счастью, родители тогда ясно дали понять, что считают это полной чушью.

«Это будет выбор самой Джинни — и только её!» — кричала тогда мама, когда Мюриэль снова завела речь о браке на рождественских каникулах.

Дейл с сомнением смотрит на клубок пряжи у Джинни в руках.

— Но ты ведь всё-таки научилась.

Джинни пожимает плечами:

— После войны и всего остального… — она замолкает, проглатывая ком воспоминаний, готовых накрыть её с головой. — Было приятно иметь повод проводить время с мамой. И вообще, делать что-то своими руками странно успокаивает. — Она поднимает наполовину готовую варежку, больше похожую на катастрофу. — Вряд ли это поможет мне выйти замуж.

— Скорее всего, нет, — неуверенно говорит Дейл и тут же выглядит ужасно смущённой.

Джинни не может не рассмеяться. Дейл улыбается, заметно радуясь, что Джинни не обиделась.

— Но ты ведь не бросила квиддич.

— Нет, и никогда не брошу. Я его обожаю, и неважно, одобряет это кто-то или нет. Я не смогла бы перестать быть охотницей, даже если бы захотела.

— Ага, — кивает Дейл и снова опускает взгляд к своим рукам.

Когда Джинни собирает пряжу и отправляется спать, она всё ещё чувствует смутную растерянность, но теперь куда яснее понимает, почему Астория вообще заговорила с ней о Дейл.

* * *

— Слышал, мы расстались, — говорит Тобиас, когда Джинни садится напротив него за завтраком. — Это поэтому ты не хочешь сидеть рядом?

Его способность первым узнавать любые сплетни никогда не перестаёт её поражать.

— Нет. Я не сажусь рядом, потому что ты ешь, как пьяный тролль.

Он возмущённо тычет в неё вилкой.

— Это чудовищная клевета, и если бы мы ещё не расстались, я бы сделал это снова исключительно из принципа.

Джинни закатывает глаза и тянется за тостом.

— Лично я, похоже, пропустила тот момент, когда мы вообще начали встречаться.

— Ну, по крайней мере это печальное заблуждение объясняет, почему к тебе никто не пытался подкатить, — с ухмылкой говорит Тобиас.

Джинни не поднимает взгляда от тарелки.

— А я-то думала, что просто все меня боятся.

— Ну… и это тоже, — охотно соглашается он.

— Доброе утро, Джинни.

Оба поднимают головы и видят проходящего мимо Ричи. Джинни натянуто улыбается ему, отчаянно надеясь, что лицо не выглядит таким же пылающим, каким оно ощущается.

— Привет, — говорит она.

Он уходит, и Джинни испытывает только облегчение.

— Интересненько, — протягивает Тобиас, продолжая уплетать кашу.

— Заткнись.

Тобиас поднимает руки в притворной капитуляции.

— Я всего лишь отметил, что гриффиндорцы, в целом, наверное, слишком тупы, чтобы бояться.

— Не заставляй меня снова с тобой расставаться.

Он фыркает.

Джинни возвращается к еде, но краем глаза наблюдает за стайкой слизеринок второго и третьего курсов за соседним столом. Она пригибается, когда в Большой зал массово влетают совы с утренней почтой. Сегодня для неё писем нет, зато сразу четыре садятся перед Тобиасом. Джинни помогает снять с ближайшей «Ведьмополитен», пока он уже забирает «Ежедневный пророк», какой-то журнал «Кто есть кто» и «Читательский дайджест».

Джинни иногда пролистывает «Пророк» — в основном, чтобы быть в курсе событий. Тобиас же буквально пожирает все крупные издания подряд, включая маггловские. Особенно он обожает жёлтую прессу: чем нелепее история, тем больше удовольствия она ему доставляет.

«Серьёзно, я бы смело поставил этому «Превосходно» за уровень безумия. Даже «Придира» не рискнула бы такое печатать», — заявил он однажды, наткнувшись на особенно диковатую сплетню.

Джинни знает, что к концу дня он всё равно перескажет ей самые абсурдные истории, поэтому оставляет его за чтением и возвращается к завтраку. При этом она всё ещё следит за младшекурсницами, стараясь уловить, о чём те перешёптываются.

Все они склонились над своими экземплярами «Пророка» и шепчутся с откровенно злорадным восторгом. Значит, сегодня там что-то особенно сочное. Джинни поворачивается к Тобиасу, чтобы спросить, и замечает, что он уже смотрит на неё. Он тут же отводит взгляд, разворачивает «Ведьмополитен» и утыкается в глянцевую обложку.

— Что такое? — спрашивает Джинни.

— Ничего, — отзывается он, перелистывая страницу. — Всё та же скукотища.

— Тобиас, — говорит она, потому что ясно, что это вовсе не «ничего». — Опять «Пророк»?

Гул разговоров в зале тем временем только усиливается.

Он и правда выглядит так, будто немного колеблется — и это не обычная клоунада, чтобы её позлить, а самая настоящая тревога из-за того, как она может отреагировать. От этого Джинни становится ещё неспокойнее.

— Что там? — наконец выдавливает она.

Тобиас вздыхает и молча подталкивает газету к ней.

Она и сама толком не знает, чего ожидала, но догадаться стоило сразу — конечно же это Гарри. Никто сейчас не вызывает такого ажиотажа и потока слухов, как он. Его фотография на первой полосе не так уж и необычна. Как и то, что снимок маггловский — застывший и неподвижный.

Необычным было вовсе не это, а девушка, вцепившаяся в его руку. Блондинка. Очень красивая. Она почти обвивала его локоть так естественно, словно имела на это полное право. Гарри на фотографии не смотрит на неё, а разговаривает с кем-то за кадром. Но от этого сцена не кажется менее… интимной.

«Любовь на другом конце света», — гласит заголовок.

При других обстоятельствах они с Тобиасом наверняка бы посмеялись над такой пошлостью.

Он всё ещё наблюдает за ней настороженно, хотя причин для этого нет.

— Молодец, — говорит Джинни, отодвигая газету, но не раньше, чем успевает заметить ещё один снимок, на котором они лежат на диване, свернувшись калачиком.

На этой фотографии Гарри смеётся, выглядит расслабленным и счастливым, а девушка прижимается к нему, положив голову на плечо, и в её взгляде читается расчёт.

Хотя, возможно, Джинни просто проецирует.

Тобиас смотрит скептически.

— Правда, — повторяет Джинни. — Это не моё дело.

Даже если бы это и было так, а это не так, обсуждать подобное посреди Большого зала она точно не собирается.

Она резко встаёт.

— Мне нужно дописать ещё пару дюймов эссе по травологии. Увидимся на уроке?

— Ага, — отзывается Тобиас. — Конечно.

Весь день школа гудит от новостей и домыслов: обсуждают, останется ли Гарри в Австралии навсегда, и кто эта девушка. К концу занятий Джинни смертельно устала от Гарри Поттера, сплетен и вообще всего австралийского континента.

— Эй, Уизли, — окликает её через стол кто-то излишне самоуверенный. — Твой брат ведь тебе пишет? Может, поделишься его соображениями? Он думает, Поттер вообще вернётся?

Джинни чувствует, как неё снисходит ледяное спокойствие, и она пронзает идиота острым как кинжал взглядом.

— Думаю, ты меня с кем-то перепутал, Карл. Например, с той парочкой бабок-сплетниц рядом с тобой.

Карл и двое его приятелей переглядываются, явно пытаясь понять, оскорбили их или нет.

— Она что, только что назвала нас бабками? — хмуро спрашивает один из них.

С другой стороны стола Мартин лишь качает головой, будто все они безнадёжны.

— Ну и что, даже если так? Что вы сделаете?

Те молчат, прикидывая варианты.

— Ничего, — наконец решает тот, что слева от Карла. Вид у него такой, будто только сейчас до него дошёл риск разозлить Джинни. — Абсолютно ничего.

Мартин фыркает.

— Умный выбор, бабульки.

— Мерлин, — бормочет Джинни себе под нос, искренне ненавидя сейчас всех и каждого.

Она торопливо заканчивает ужин, пока не успела ляпнуть ещё какую-нибудь глупость, и спускается в тихое убежище «Салона».

Судя по всему, спокойствием она всё-таки не лучится: Гестия и Флора переглядываются, бросая на неё осторожные взгляды. Но ничего не говорят, позволяя Джинни сосредоточиться на домашнем задании.

Как она ни старается, читать не получается. Вздохнув, она поднимается и вынимает ключ, висящий на шее.

— Добрый вечер, госпожа, — приветствует её Нимуэ, когда Джинни входит в библиотеку.

Джинни поднимает взгляд на женщину в витражном окне.

— Добрый вечер, — эхом отзывается она, медленно обходя ряды стеллажей, и в конце концов возвращается к окну и опускается в кресло напротив.

Нимуэ смотрит на неё сверху вниз, спокойно сложив руки на груди.

— Чем я могу помочь вам, госпожа?

— Сестринство — только для женщин, — произносит Джинни.

— Да, — подтверждает Нимуэ.

Джинни кивает, рассеянно цепляя ногтем обивку подлокотника.

— А что именно делает человека женщиной?

Глаза Нимуэ слегка расширяются, а на губах появляется тень улыбки, словно её позабавил сам вопрос.

— Я не за уроком анатомии пришла, — быстро добавляет Джинни.

— Я и не подумала, но согласитесь, вопрос необычный. И, как принято считать, ответ на него очевиден.

Ещё неделю назад Джинни, пожалуй, сказала бы то же самое.

— Если кто-то утверждает, что она — девушка, даже если тело… не совсем… Если она чувствует себя таковой…

Она даже не знает, как правильно сформулировать.

— Да, — кивает Нимуэ, без труда уловив смысл в её невнятных словах. — Иногда души оказываются не в тех сосудах.

— Правда? — спрашивает Джинни, никогда прежде не слышавшая ничего подобного.

Нимуэ снова кивает.

— К счастью, тела способны меняться. Души же нет. Вернее, не должны. Иначе причинённый вред уже невозможно исправить.

Джинни опускает взгляд на руки, медленно проводя пальцами по бархату подлокотника.

— А бывали ли раньше в сестринстве такие люди… то есть такие женщины?

— Да, — отвечает Нимуэ.

— О, — только и говорит Джинни. — Значит, с охранными чарами и обрядами посвящения проблем не возникнет?

— Госпожа, — с лёгким укором в голосе говорит Нимуэ. — Она либо достойна быть сестрой, либо нет. Её тело не имеет к этому отношения.

Джинни остаётся сидеть, позволяя новой информации улечься в голове — не без смятения и лёгкого внутреннего сопротивления. Она откладывает это на потом.

— Существуют ли исторические хроники, подтверждающие подобное?

— Есть те, кто сам пожелал рассказать о своём опыте, — отвечает Нимуэ, и с одной из полок плавно поднимается книга, мягко опускаясь Джинни на колени. — И зачастую это лучший способ начать.

Джинни раскрывает книгу и начинает читать.

* * *

Из «Салона» она поднимается уже глубокой ночью. В гостиной пусто и тихо. Проходя мимо камина, Джинни краем глаза замечает забытый на столике экземпляр «Пророка». Она идёт дальше, но всё же останавливается, тяжело вздохнув, и возвращается.

Статью она игнорирует: там наверняка на каждую полуправду приходится по пять наглых выдумок. Даже фотографиям доверять нельзя. Её интересует не текст и не ведьма рядом с ним.

Она смотрит на лицо Гарри.

Джинни проводит пальцем по контуру его лица, затем вниз по плечу. Она вспоминает, как мало времени им удалось провести вместе; как первый поцелуй почти сразу обернулся долгой разлукой; как всего несколько ночных разговоров и пачка писем — вот и всё, что у неё осталось. И потому она оказывается совсем не готова к всплеску эмоций, которые обрушиваются на неё от одного только взгляда на его снимок.

Его дурацкое, глупое лицо.

Джинни складывает газету так, чтобы был виден только Гарри — улыбающийся и смеющийся.

Он выглядит счастливым. Расслабленным и радостным — таким, каким она его редко видела. Она не знает, связано ли это с Австралией, с тем, что он наконец нашел способ отпустить войну, или, может быть, с той девушкой, если это её заслуга.

Если честно, это не так уж важно. Он заслуживает счастья. Заслуживает быть рядом с кем-то, кто способен сделать его таким. Быть с кем-то, кто не замыкается в себе и не рассыпается на части.

И всё же во рту остаётся терпкий привкус горечи. И дело не в безымянной ведьме, и даже не в самом Гарри. Джинни злится на себя. На собственную слабость. На то, что спустя столько лет всё ещё позволяет себе чувствовать это. На то, что тогда не рискнула воспользоваться шансом. На то, что не решилась даже попробовать.

Она не кладёт газету обратно на стол, а зажимает её под мышкой и уходит вниз, к себе в спальню.

* * *

Среда.

По средам Джинни пишет Гарри. Это устоявшийся порядок с ноября: среды и воскресенья. Вот только в прошлое воскресенье письмо так и не было написано — у неё просто не нашлось сил. Гарри тоже не написал: то ли потому, что не получил от неё весточки, то ли потому, что ему и впрямь не о чём писать. Она не знает.

А может, теперь у него просто есть дела поважнее.

— Перестань, — бормочет она себе под нос.

К счастью, в спальне никого нет, и некому это услышать и прокомментировать.

Взяв перо, Джинни пишет о квиддиче, о том, что занятия всё больше крутятся вокруг ЖАБА и насколько плохо подготовленной к ним она себя ощущает. Рассказывает, как Симус умудрился поджечь растение на травологии.

О чём она не пишет, так это о статьях, которых за прошедшую неделю вышло не меньше пяти. Она не спрашивает о девушке и не пишет, что надеется, будто он счастлив. Не спрашивает, почему он ничего ей не сказал, и о чём ещё умолчал в письмах. И уж точно не упоминает о том, что Ричи всё ещё нарочно ищет с ней разговоров, и что она сама не знает, как к этому относиться. О том, что он временами чем-то напоминает ей самого Гарри.

Правда в том, что она и не хочет знать. А может быть, какая-то крошечная её часть надеется, что Гарри тоже не захочет знать. Или она просто не выдержала бы прочитать в ответ что-нибудь вроде: «Вот и молодец. Рад, что ты двигаешься дальше».

Ирония в том, что именно она заставила его пообещать жить своей жизнью, и теперь сидеть здесь, чувствуя всё это, — значит быть последней дурой. Поэтому она пишет письмо, наполненное тщательно отобранными фактами, безупречно скроенными шутками и огромными, невидимыми недомолвками.

Когда она наконец ставит точку, то чувствует себя совершенно вымотанной и решает, что одного письма в неделю более чем достаточно. Постучав палочкой по пергаменту, она отправляет его и готовится начать новый день в замке.

Послеобеденная тренировка по квиддичу проходит в напряжённой атмосфере. Сама Джинни не в духе, но у остальных, кажется, ещё хуже. Рейко безжалостно цепляется ко всем подряд, в основном отпуская язвительные замечания себе под нос. Поражение от Гриффиндора всё ещё сидит костью в горле.

— Как вы, придурки, умудрились стать ещё хуже, чем в прошлом семестре? — взрывается Рейко после особенно провального упражнения. — Я думала, эти ваши дурацкие совместные тренировки должны были всё исправить!

— Слушай, ты мелкая… — огрызается Вейзи, уже готовый вот-вот вцепиться в неё, и если уж даже обычно спокойный Вейзи начинает терять самообладание, Джинни понимает, что всё зашло слишком далеко.

— Хватит! — рявкает она. — Всё. Всем заткнуться.

В ответ она получает множество злобных и упрямых взглядов, но спорить никто не решается. Ей, впрочем, всё равно хочется зарыть все их лица прямо в сугроб.

Она вдруг начинает сочувствовать Уоррингтону, который когда-то швырнул ей снежок прямо в лицо. Губы сами кривятся в тени ностальгической усмешки, когда всплывают воспоминания: хруст снега под ногами, мокрая каша, стекающая за шиворот, Блетчли, пытающийся сделать вид, что ему всё равно, и её снежок, угодивший Томпсону прямо в лицо.

— Ладно, — говорит Джинни. — Спускайтесь. Ноги на землю.

Они настороженно переглядываются, но подчиняются, выстраиваясь вокруг неё неровным полукругом.

— За мной.

Джинни ведёт их с расчищенного магией поля в глубокий, нетронутый снег. Наклонившись, она набирает горсть снега и ловко лепит из него плотный шар. Не говоря ни слова, она метко запускает его прямо в грудь Рейко.

— Эй! — взвизгивает та, отскакивая. — Какого чёрта, Джинни?

Джинни быстро указывает пальцем, разбивая всех на группы по три человека.

— Первая команда. Вторая команда. Каждый снежок, попавший в кого-то из вашей тройки, — это один круг по стадиону завтра на рассвете. Так что работайте вместе. Прикрывайте друг друга. Придумайте тактику. Следите за соперниками. Палочки разрешены, но чары можно применять только на снег, не на людей.

Две группы настороженно переглядываются.

— А ты сама в какой команде? — спрашивает Розье.

— Я веду счёт, — отвечает Джинни, отступая на шаг назад. — Но круги бегать буду вместе с вами. Так что не облажайтесь. Начали!

Рейко не колеблется ни секунды, сразу приседает и загребает пригоршню снега.

— Бежим! — орёт Мартин своей команде. — Нам нужна точка отхода!

— Только снег! — напоминает Джинни, когда все уже бросаются врассыпную, а первые снежки свистят в воздухе.

Она не может не вспомнить проклятых Крэбба с Гойлом и ледяной ком, угодивший ей тогда в спину. Мысль о Крэббе чуть не отвлекает её настолько, что она едва не пропускает первое попадание, приносящее одной из команд очко.

Джинни резко отгоняет воспоминание. Было и прошло. Ничего уже не изменить, да и незачем.

Она концентрируется на настоящем.

— Два круга первой команде!

Раздаётся дружный стон, но уже через секунду все удваивают усилия. Забравшись под прикрытие дерева, они выставляют одного в дозор и вполголоса обсуждают тактику.

К закату все промокли до нитки, тяжело дышат и смеются, закинув руки друг другу на плечи и весело споря о том, кому завтра придётся бежать больше всех.

— Ладно, — говорит Джинни. — Идите сушиться, грейтесь и ужинайте. С этим я разберусь сама. — Она кивает на разбросанное снаряжение.

Никто и не думает спорить. Джинни подозревает, что лишь усталость и нежелание убирать спасают её от залпа снежков со всех сторон.

Они вместе поднимаются к замку, а за её спиной доносятся весёлые голоса:

— Спасибо, Джинни!

— Увидимся позже!

Собрать снаряжение — дело нескольких минут: мётлы, биты, сундук с инвентарём — всё возвращается на свои места в раздевалке. На обратном пути к замку Джинни останавливается, глядя на Чёрное озеро и заснеженные лужайки. Сама того не осознавая, она идёт дальше, прокладывая палочкой узкую тропу в глубоких сугробах.

Снег и густые сумерки не скрывают пейзаж: ноги сами ведут её по той самой дорожке, по которой она шла в ту тёмную ночь, полную дыма, почти восемь месяцев назад. Сегодня в воздухе тоже есть дым, но он тянется из трубы хижины лесничего, а не с поля боя.

И всё же в какой-то момент Джинни не может дышать: воспоминания, чувства и мысли наваливаются разом, но впервые она не борется с ними и не запирает в крохотный мысленный ящик. Она просто позволяет им быть. Это длится лишь мгновение — волна отступает, оставляя странное ощущение отстранённости, будто она смотрит на всё со стороны.

Тела, обломки и воронки давно исчезли, земля очищена. Остался только Лес, всё так же угрожающе темнеющий вдали. Джинни останавливается у самой его кромки. Вглядывается в темноту, где может скрываться что угодно. Думает о том, каково это — шагнуть туда, зная, что обратно больше не вернёшься.

— Джинни? — раздаётся голос Хагрида.

Она не вздрагивает: хруст приближающихся шагов она различила ещё раньше, несмотря на путаницу воспоминаний.

Он подходит ближе.

— Не стоит подходить так близко. Особенно в одиночку. Скверное время для Леса — сумерки.

Она легко может представить почему. Одни твари засыпают, другие только просыпаются, возможно, с голодом, который требует утоления. Переходное время. Зыбкая граница между днём и ночью. Время крови и жертв. Время исчезновений.

— Что ты тут делаешь, Джинни? — наконец спрашивает Хагрид, когда она так и не отвечает. Голос у него удивительно мягкий для такого великана.

Она отворачивается от Леса и смотрит на замок, уже светящийся в темноте. Он не нависает и не давит, просто стоит.

— Вспоминаю, — вдруг понимает она. — Просто вспоминаю.

И ничего больше.

Потому что, возможно, она и правда наконец готова оставить всё это позади.

* * *

Джинни замечает, как Невилл встаёт из-за гриффиндорского стола, и отодвигает тарелку. Поднимаясь, она оборачивается к Тобиасу.

— Идёшь? — спрашивает она, хотя ответ ей заранее известен.

Тобиас качает головой, не отрываясь от потрёпанной книги в мягкой обложке.

— Надо дочитать.

Несмотря на все её усилия, Тобиас по-прежнему упорно сопротивляется мысли, что ему есть место в АД, и избегает собраний с тем же сосредоточенным упрямством, с каким ещё год назад играл роль двойного агента.

— Ладно, — говорит Джинни, не настаивая.

Отчасти потому, что давить на Тобиаса бессмысленно, а ещё потому, что она замечает Ханну, идущую прямо к нему. Тобиас, может, и мастерски отшивает Джинни, но, похоже, до сих пор не понимает, как иметь дело с кротким терпением, которое воплощает собой Ханна.

Джинни улыбается ей за спиной Тобиаса и думает, что, вероятно, тот всё-таки скоро начнёт появляться на собраниях.

Она идёт рядом с Невиллом, и они непринуждённо переговариваются по дороге. У выхода из зала Джинни останавливается возле Дейл.

— Привет, Дейл.

— Привет, Джинни, — отвечает та, неуверенно улыбаясь. — Привет, Невилл.

Невилл улыбается в ответ.

— Увидимся сегодня вечером? — уточняет Джинни, желая убедиться, что Дейл придёт на кружок рукоделия.

— Да. У меня есть новые наброски.

— С нетерпением жду.

Джинни слышит АД задолго до того, как видит: громкий гул голосов и смеха, а также изредка треск заклинания, эхом разносящийся по залу.

Джинни и Невилл переступают порог, и тишина накатывает волной, пока они идут через помещение. Четверо бывших лидеров АД пообещали МакГонагалл, что на каждом собрании будет присутствовать хотя бы один из них. Это было единственным условием директора. Впрочем, Джинни всегда подозревала, что её лёгкое согласие объяснялось скорее пониманием, что они бы всё равно это сделали, с её разрешения или без.

— Начнём с обезоруживающих и защитных заклинаний, — объявляет Невилл. — Мы с Джинни будем подходить и смотреть, как у вас получается.

Ученики разбиваются на пары: старшие с младшими. Достаточно одного строгого взгляда Джинни на Симуса и Мартина, чтобы те перестали хихикать и наконец сосредоточились.

Ричи широко улыбается ей, когда она проходит мимо. Маленькая Мелинда тут же пользуется его рассеянностью и пускает в ход «Экспеллиармус». Палочка Ричи вылетает из руки и со стуком падает на пол.

— Больше внимания сопернику и меньше — своей… палочке, — сухо замечает Джинни.

— У-у-у, — протягивает Джимми, и ближайшие ученики весело смеются над двусмысленностью.

Надо отдать Ричи должное: он смеётся вместе со всеми, поднимая палочку.

Джинни хлопает Мелинду по плечу.

— Отличная работа.

Та только качает головой, и выражение её лица мгновенно напоминает Джинни Гермиону.

— Мальчишки — дураки, — заявляет первокурсница.

Джинни с трудом сдерживает улыбку.

— Иногда, — соглашается она. — Но не только они.

Мелинда фыркает так, будто прекрасно это знает.

Джинни делает круг по залу, но на этом этапе АД уже работает почти самостоятельно. Каждый понимает, что делать, а новички сразу оказываются под негласной опекой старших.

Через двадцать минут Терри Бут выходит вперёд, чтобы показать старшекурсникам более сложное защитное заклинание, пока младшие продолжают отрабатывать основы.

Джинни отходит в сторону и наблюдает, как Терри объясняет движения палочки и произношение, добавляя немного истории и теории — ровно столько, сколько нужно для понимания.

Гриффиндорцы в толпе начинают ёрзать, им не терпится перейти к практике. Они расходятся по парам. Ричи направляется к Джинни, но она делает вид, что полностью увлечена объяснениями Терри. Она убеждает себя, что дело вовсе не в том, что ей неприятно чувствовать себя чьим-то «испытанием на храбрость». И если это не совсем честно по отношению к Ричи, она решает об этом не думать.

В итоге Джинни оказывается в паре с Майклом Корнером, и это её устраивает. На его лице всё ещё заметны шрамы от побоев, полученных во время отработок у Кэрроу. Общее прошлое делает присутствие Майкла неожиданно спокойным. К тому же он тихий и вдумчивый, хоть иногда и склонен к занудству.

Он поправляет её хватку на палочке, и Джинни убеждает себя, что любая возможность улучшить технику стоит слегка задетого самолюбия. Кроме того к концу занятия ей удаётся пробить его защиту задеть заклинанием, так что баланс восстановлен.

— Хорошо, — говорит она. — На сегодня всё! Увидимся на следующей неделе.

Часть учеников сразу расходится, но многие остаются: кто-то рассаживается с домашними заданиями, кто-то просто болтает.

Джинни собирает тренировочное снаряжение, наводя порядок, когда чувствует чьё-то приближение. Она напрягается и тут же расслабляется, увидев Майкла.

— Нужна помощь?

— О, — говорит она. — Да, спасибо.

Они работают молча, и Джинни невольно отмечает, что рядом с Майклом она не чувствует дискомфорта, как с Ричи. Он, в общем-то, милый и вполне нормальный. Идеальный вариант, если подумать.

— Слушай, Майкл… — говорит она.

— А? — он поднимает глаза.

— Если у тебя ещё нет планов… хочешь сходить со мной в Хогсмид в эти выходные?

Он явно удивлён и отвечает не сразу. Джинни просто ждёт, не испытывая ни тревоги, ни сомнений.

— Да, — наконец решает он, неуверенно улыбаясь. — Ладно.

Она улыбается в ответ.

— Отлично.

* * *

С Майклом всё длится почти три недели и заканчивается через семь часов после матча Слизерин против Рейвенкло, когда он проявляет себя не только как человек, не умеющий проигрывать, но и как довольно посредственный игрок в квиддич.

Что касается отношений, они были лёгкими, временами раздражающими и, пожалуй, скучными. Но они были, и она с ними справилась.

Она может.

Именно это ей и нужно было понять.