Сердце проказы (гет)

5:02 Аделин резко распахнула глаза и вскочила со стула:

— Я не спала! — выкрикнула она так, что Лулу вздрогнула и едва не уронила бокал.

Но уже через секунду Аделин бессильно опустилась обратно, вцепившись в голову. Мгновенный всплеск энергии угас, словно его и не было. Лулу уставилась на неё в полусонном недоумении, но, не найдя в себе сил на комментарии, снова прикрыла глаза и отключилась, положив голову на стол.

Аделин осталась сидеть в тишине, всматриваясь в обрывки воспоминаний, будто пытаясь собрать из них цельную картину.

Окинув взглядом свою уютную, но слегка пострадавшую после ночного шабаша квартирку, Аделин тихо выдохнула. Подняв Лулу, она уложила подругу на диван и укрыла пледом. Та что-то пробормотала во сне и уткнулась носом в подушку.

Аделин же направилась в ванную. Несколько минут под прохладной водой — и сознание начало проясняться. Мир перестал плыть, и усталость отступила. Всё-таки жаворонок — это диагноз.

Вернувшись в комнату, она схватила первый попавшийся справочник из своей сумки. Нужно привести в порядок мозги. Лекарства, дозировки, формулы. Настоящее утешение для разумного ума.

Но, открыв справочник где-то с середины, Аделин нахмурилась. Это был точно не справочник по фармакологии.

— Что за… — прошептала она.

На глянцевой странице, вместо схем биохимических процессов, красовался портрет молодого мужчины в короне и с мечом. Ниже — старинная иллюстрация, изображающая королевский дворец и арабскую крепость. Глава называлась: «Белый рыцарь Иерусалима».

“Невозможно говорить о последних десятилетиях латинского Иерусалимского королевства, не упоминая фигуру Балдуина IV — юного короля, державшего меч власти, несмотря на проказу, медленно лишавшую его тела.

Восшедший на трон в возрасте всего 13 лет, он стал символом стойкости и трагической благородной судьбы. Его правление пришлось на один из самых нестабильных периодов, когда на горизонте уже поднималась фигура Салах ад-Дина.

Тем не менее, несмотря на физические страдания, Балдуин проявил редкое для своего возраста политическое чутьё. Его дипломатия, расчётливость и личная храбрость удерживали королевство от краха гораздо дольше, чем предсказывали современники.

Его прозвали не просто ‘прокажённым королём’, но ‘белым рыцарем Иерусалима’, чьё сердце пылало сильнее любого клинка’…”

— Проказа?.. — хмуро пробормотала Аделин, откладывая книгу на край стола.

— Так… проказа… — повторила она уже механически, потянулась к ближайшему справочнику и принялась лихорадочно листать страницы. — Буква «П», «П», ага, вот.

Пальцем провела по заголовку: Проказа (лепра, болезнь Хансена).

Бегло прошлась глазами по странице:

Лепра, также известная как болезнь Хансена, — хроническая инфекционная болезнь, вызываемая микобактерией лепры. Болезнь имеет крайне низкую контагиозность (меньше 5% вероятность). Симптомы: Обесцвеченные или покрасневшие пятна на коже с пониженной чувствительностью; Утолщение периферических нервов (чаще локтевого, большеберцового); Потеря чувствительности (температурной, болевой, тактильной); В поздних стадиях — деформации лица, кистей, стоп. Лечение: Стандартная терапия — многокомпонентная, длительная: Рифампицин, дапсон, клофазимин; Прогноз: При своевременном лечении — благоприятный. Позднее выявление ведёт к необратимым неврологическим и физическим повреждениям. Примечание: Лепра не наследуется, с 1981 года является успешно излечимой при соблюдении схем терапии.

Аделин грустно усмехнулась, проводя пальцем по строкам.

— Вот ведь неудача… — тихо сказала она. — Родись он на восемьсот лет позже — и всё было бы иначе. Пара курсов антибиотиков, и ни о каком "прокажённом короле" никто бы и не слышал.

Она закрыла книгу, глядя в пустоту перед собой.

— Бывает, болезнь не столько страшна, сколько безнадёжна… если ты родился не в то время.

Аделин медленно провела пальцами по краю страницы, затем закрыла книгу и на мгновение замерла. Взгляд сам собой скользнул к фотографии на комоде.

Отец.

Улыбка до ушей, тень от рыбацкой кепки, летнее солнце, пойманная рыба — простой, счастливый миг, запечатлённый навсегда.

Но сейчас перед её глазами вставало совсем другое лицо — бледное, осунувшееся, иссечённое морщинами боли.

Капельница, реанимация, гора таблеток.

Тишина.

И отчаяние, что заполняло всё пространство.

Не его — её.

08:00. Лекция по биохимии.

— Сегодня, дорогие студенты, мы разбираем одну из самых древних и стойких патогенов человечества — Микобактериум туберкулезис, — с расстановкой произнёс профессор, оглядывая аудиторию поверх очков.

Аделин сидела на первом ряду. Обычно — как натянутая струна, впитывающая каждое слово. Но не сегодня.

То ли отголоски вчерашнего вина, то ли самодовольное чувство, что она и сама могла бы сейчас читать эту лекцию — всё это сказывалось.

Она лениво водила ручкой по полям тетради, вырисовывая спираль, похожую на цепь ДНК, и лишь время от времени отрывалась, чтобы уловить очередную фразу.

— Некоторые микобактерии поражают не лёгкие, а кожу и даже периферические нервы, — продолжал профессор, делая ударение на последнем слове, будто намеренно выдергивая внимание тех, кто начал клевать носом.

Он выдержал паузу, окинул аудиторию испытующим взглядом.

— Ну, а теперь —Кто назовёт мне другие бактерии, способные вызывать хронические или скрытые инфекции?

В зале замерло, потом постепенно посыпались ответы:

— Хеликобактер, — неуверенно пробормотал кто-то с середины.

— Боррелия, — подала голос девушка у окна, явно зубрившая про болезнь Лайма.

— Трепонема… — хмыкнул парень на галёрке, и кто-то в ответ прыснул от смеха.

Профессор приподнял брови.

— Приятно видеть, что сифилис всё ещё вызывает энтузиазм. Еще варианты?

Он повернулся к первому ряду и сразу задержал взгляд на Аделин.

— Что скажете вы, мадам?

Аделин подняла глаза, и в ней что-то щёлкнуло — привычная клиническая сосредоточенность встала на место.

— Микобактерия авиа, канзасская, сальмонелла, бруцелла, троферима виппли… — начала она, отмеряя каждое название точно и чётко, — и микобактерия лепры.

Аудитория на мгновение стихла. Профессор даже слегка отшатнулся — то ли от напора, то ли от того, как легко и монотонно она выдала целую клиническую панораму.

— Как ваше имя? — спросил он после паузы.

— Аделин Дюран, профессор.

Он усмехнулся, отступив на шаг назад.

— Что ж, мадемуазель Дюран, вы, кажется, явно претендуете на двадцать баллов. Не так ли?

Аделин лишь спокойно кивнула.

10:15 — Токсикология и основы фармакологии.

Аделин вновь ощущала себя как рыба в воде. Дозировки, лекарственные взаимодействия, индивидуальная чувствительность, алкалоиды и гликозиды — всё это было её стихией. Лекция пролетела как одно счастливое мгновение.

Воодушевлённая и сытая умом, она направилась в университетскую кофейню.

Заказала крепкий эспрессо, села у окна и достала телефон. Положила его на стол, но тот тут же завибрировал — на экране мигало имя Лулу.

Аделин нехотя взяла трубку и поднесла к уху:

— Доброе утро...

— Доброе! — бодро, с полной уверенностью в собственной неотразимости, раздалось в ответ. — Я так хорошо выспалась! Слушай, а где у тебя крем для лица?

— На полке в ванной. А тебя ещё не отчислили из твоего художественного института?

— Ха! Ты же знаешь, я ценный студент, — с наигранной важностью протянула Лулу. — Плюс я очень обаятельная.

Аделин усмехнулась, потягивая кофе:

— Не поспоришь.

— Оо! Слушай, Камила и Жюстин из моего потока… ну, помнишь, я тебе рассказывала?

— Ну-ну, продолжай.

— Так вот, я им рассказала про наш вчерашний вечер… ну, про этих двоих мудаков, что нам попались, и как мы пошли горевать к тебе...

Аделин приподняла бровь и прервала её:

— Нам попались? Мы пошли горевать? Ты уверена, что ты сейчас описываешь вчерашний вечер?

— Ну не суть! Короче, они предлагают провести сегодня день без мужчин. Такой ритуал проводов мудаков из нашей жизни. Ты как?

— Нет, — отрезала Аделин ровным, безэмоциональным голосом.

— Блииин, я уже сказала, что мы придём...

— Лулу, я сказала тебе: нет. С меня хватит пьяных вечеров.

На том конце трубки воцарилась пауза, а потом голос Лулу вдруг стал тише и искреннее:

— Просто... мне так плохо, Аделин...

Та прикрыла глаза, тяжело выдохнула:

— Обещаешь, что после этого оставишь мои вечера в покое?

— Обещаю.

18:00. Квартира Аделин.

Аделин поднималась по лестнице с ключами в руке, и чем ближе она подходила к своей двери, тем яснее слышала странный шум за ней — музыка, какие-то хлопки, что-то роняли… и чьё-то пение.

Она замерла, вслушиваясь.

— “Dancing Queen, young and sweet, only seventeen…”

Аделин медленно вставила ключ в замочную скважину. Повернула. Ручка опустилась с лёгким щелчком.

Дверь приоткрылась — и в комнату ворвался голос, который всегда гарантированно разрушал её внутренний баланс.

Лулу.

Вся квартира звенела от "ABBA", а сама Лулу, напевая в полный голос, красилась у зеркала в прихожей, используя косметику Аделин. Она весело виляла бедрами в такт, пока тушь балансировала в её пальцах, а блондинистые волосы уже были завиты в идеальные легкие волны.

— Ты весь день у меня пробыла? — спросила Аделин с ледяной вежливостью.

Лулу резко обернулась — и замерла. Вид у неё был такой, словно её застукали за примеркой чужого свадебного платья.

— Ой! Ты уже пришла? — виновато захихикала она. — Я подумала, ну, раз уж я здесь… могу взять что-нибудь у тебя на вечер. Ты же не против, да?

Аделин молча приподняла брови.

— И тебе я тоже уже всё подготовила! — Лулу оживлённо кивнула на кровать.

На вешалке висел чёрный кружевной корсет-бра, рядом — аккуратно отглаженные чёрные брюки-палаццо, а поверх — длинное пальто-накидка в минималистичном стиле.

— Это образ «фатальной интеллектуалки», — пояснила Лулу с энтузиазмом. — Ты ведь всегда мечтала выглядеть, как доктор наук, икона стиля и роковая женщина одновременно. Voilà.

Аделин прищурилась, тяжело выдохнула… но, к её собственному удивлению, уголок губ всё же дрогнул. На миг.

— Роковая, значит…

— Конечно! — сияюще воскликнула Лулу.

— Ладно. Годится.

Лулу победно подпрыгнула на месте, словно выиграла спор с судьбой.

Приняв горячий душ, Аделин вытерла волосы полотенцем, затем аккуратно уложила их в мягкие объёмные локоны. Перед зеркалом она задержалась на миг: кружевной бра почти ничего не скрывал, а алая помада делала образ вызывающе отчаянным — или отчаянно вызывающим.

Она посмотрела на себя с лёгкой иронией, убрала помаду в клатч-конверт и вышла из ванной.

В гостиной уже вовсю звенели бокалы — три девушки рассмеялись, перешёптываясь между собой.

— Ооо, а вот и она! — с восторгом воскликнула Лулу, протянув к ней руки, будто подавала главное блюдо вечера.

— Прекрасно, — протянула Жюстин с театральным придыханием.

Камиль, дожёвывая шпажку с оливкой и сыром, молча показала в сторону Аделин жест «поцелуй шефа» — пальцы к губам, а затем в воздух. У Камиль, должно быть, итальянские корни… — машинально подумала Аделин.

— Ну, — хлопнула в ладоши Лулу и торжественно вручила бокал шампанского, — выпьем за то, чтобы ни один мудак больше не появлялся на нашем жизненном пути!

— Ура! — резко, с энтузиазмом поддержала Жюстин.

— Ура, — поддержала Камиль.

— …Ура, — без особого энтузиазма пробормотала Аделин, касаясь бокалом.

Вечер только начинался.

(Неизвестно сколько времени спустя)

Аделин почувствовала, как её тело охватывает лихорадочный жар. Казалось, кожа вот-вот вспыхнет — будто она оказалась в самом чреве преисподней. Слепящее солнце прожигало веки. Она попыталась машинально прикрыть лицо руками, но что-то было не так.

Пальцы с трудом отозвались, медленно пошевелились — и тут же ощутили под собой нечто шершавое, горячее… песок?

Песок. Он осыпался между её пальцами.

Аделин резко вдохнула — грудь сдавило, как после удара. Она с болью распахнула глаза.

Солнце полоснуло по зрачкам, и на секунду в глазах потемнело.

Она с трудом приподнялась на локтях.

Впереди нее горизонт бескрайней жаркой пустыни. Она помотала головой, но вид не менялся. — Что за… — прохрипела она, с трудом узнав свой голос. Где я? Что произошло? Тело ныло, и разум с трудом подбирал мысли. Но одно было ясно: она точно не в своей квартире. И скорее всего, она больше не в Париже.