Ради всеобщего блага (джен)

Альбус

Удивительно, как хорошо думается под действием зелья. Для научной работы этот склад ума не слишком подходит, но для анализа окружающего мира лучше и не придумать. И теперь, когда эффект длится два часа — зелье становится действительно полезно.

Он смог прочитать всю свою корреспонденцию, проанализировать каждого адресата и оставить только тех, с кем действительно стоит работать.

Как много громких имен на самом деле пережили свой талант! А он еще радостно удивлялся, что так популярен. Ну конечно, кто же откажется прилепиться к магу в самом начале жизни, глупому настолько, чтобы дарить идеи каждому встречному?

И все же — он любит магический мир. Пусть запыленный, с паутиной по углам. Но это его дом. И ему меньше всего хочется, чтобы магглы, о которых он сейчас знает больше, чем хотел бы, разрушили его.

А они это могут. О, еще как могут. Геллерт рассказывал о грядущей войне и показывал выкладки, и Альбус, благодаря зелью, смог наконец-то до конца осознать масштаб грядущей катастрофы. Холодное воображение Геллерта нарисовало ему полный ад.

Если магглы применят хотя бы часть ими придуманного, от Европы останутся головешки. Отравленные.

Этого ни в коем случае нельзя допустить. Цена не важна — просто нельзя. Ради всеобщего блага.

Планы продвигаются как нельзя лучше, но ему очень мешает брат. Аберфорт глуп и с каждым днем раздражает Альбуса все больше.

Вот и сейчас ему чего-то надо... чего он кричит?

Альбус вздыхает и поднимает голову от письма. Геллерт в кресле напротив пожимает плечами. До сих пор странно видеть свое живое независимое отражение.

— Пожалуй, нам следует спуститься, — говорит он. — Иначе ведь не перестанет. Или сюда поднимется.

— Еще чего не хватало, — говорит Альбус. — Ну ладно. Все равно ведь отвлек...

Кидает взгляд на часы, скорее по привычке, под зельем он с легкостью отсчитывает время. Остается еще больше часа. Жаль. Хотелось потратить их на работу, зелье нельзя принимать с промежутком менее пяти часов.

Альбус берет пузырек антидота, колеблется — и ставит его обратно.

Геллерт поднимает бровь.

— Хочешь разыграть брата?

— Ну а что он все время на меня орет? Это нечестно — раз уж мы все делим пополам.

— Думаешь, не догадается? — хмыкает Геллерт.

— Он меня знает гораздо хуже, чем ты. Ну и если мы управимся минут за десять, то сможем еще поработать...

— Ладно. Будешь суфлировать, если я роль забуду.

Альбус хмыкает и кивает.

Геллерт

Альбус стал меньше улыбаться и шутить. Он потух, стал холоднее. Геллерту это не нравится. Они понимают друг друга лучше, чем когда-либо, Альбус все схватывает на лету, Альбус создает великолепные планы — и Геллерт не может не признать, что из них двоих получился отличный стратег. И получится великолепный диктатор. Но все чаще ловит себя на том, что скучает... По хорошему, открытому парню. Огненно-солнечно рыжему. Которого он встретил два месяца назад.

Который так и не попросил его остаться в Англии, хотя собирался. И Геллерту теперь жаль, что не попросил, хотя он по-прежнему не знает, что бы ответил.

Наверное, следует отказаться от зелья. Разорвать рецепт. Применить заклятие забвения.

И навсегда потерять ощущение красоты. Запретить себе наслаждение от создания нового.

Из них с Альбусом получился гениальный ученый. Даже гениальнее Альбуса. И он только-только подошел к разгадке тайн драконьей крови...

Увы, думает Геллерт, спускаясь следом за Альбусом. Если Альбуса зелье сделало сильнее — то я, кажется, стал мягкотел и нерешителен. Я не смогу от него отказаться.

Отказаться от чего или кого именно — он решил не уточнять даже в мыслях.

Альбус

Аберфорт встречает их вспышкой слабо понятной ярости. Все, что разбирает Альбус, — это «Ариана».

Ну а что Ариана? Она жива, цела и даже неплохо ест. Чего тебе еще надо?

Аберфорт кричит на Геллерта, и наблюдать за этим со стороны неприятно. К тому же...

Да он меня ненавидит, понимает вдруг Альбус. По-настоящему ненавидит. Потому только, что я не люблю сестру, которая убила мою мать.

Потому что я не хочу играть роль ее тюремщика и врача.

Не хочу.

— Заткнись, — рычит Альбус.

Альбус Дамблдор никогда не сможет сказать такое своему брату — а Геллерт Гриндельвальд может. И лучше этого чувства свободы и безнаказанности, кажется, нет ничего. Оно упоительно.

Еще упоительнее видеть перекошенную рожу братца.

— Заткнись, идиот, — чеканит Альбус. — Если бы вы сразу обратились в Мунго, ее, может, и вылечили бы. Но вам ведь гордость не позволила. Знаменитые Дамблдоры — и такой позор, безумие в роду. Кретины. Заткнись. И ты еще говоришь, что любишь эту девчонку. Ее лечить надо. И не в вашей безумной Англии.

— Ты что собрался делать, ты...

— Я, — распрямляет плечи Альбус, — собираюсь ее увезти в Гейдельберг. Она поедет вместе с нами. Там ей помогут.

Альбус только что это придумал — и идея ему нравится все больше. Во-первых, они с Геллертом продолжат работу, во-вторых, они смогут учиться, а в-третьих, там действительно отличный факультет колдомедицины.

— Ее убьют, — сплевывает на пол Аберфорт. — Я — не мой гениальный братец, мне ты мозги не запудришь. Тебе же наплевать на нее!

— Наплевать? Это тебе на нее наплевать. Ты хоть знаешь, что она чувствует во время приступов? А?

— Заткнись, лизоблюд, — Аберфорт поднимает палочку. — И убирайся отсюда! Кыш! Иначе я тебя...

— Не знаешь, значит, — Альбуса распирает злое веселье. — Сейчас узнаешь. Круцио!

Геллерт

Страшнее вопля Аберфорта он ничего никогда не слышал. Этот звук сдирает с него кожу.

А еще ему кажется, что сейчас умер его друг.

Рыжий и веселый.

Снимай заклятие, Альбус. Ну же!

Но Альбус замер, с застывшей на лице — лице Геллерта — улыбкой — оскалом.

Глаза расширены.

Он в шоке, он же в шоке, он не ожидал. Он никогда не видел Круцио в действии. Он не знает, что делает.

— Фините, — кричит Геллерт. Он сам не понимает, что именно чувствует: облегчение? Жалость?

Когда от лестницы доносится топот каблучков, вся эта непонятная смесь трансмутирует в чистейший ужас.

Вот только ее...

Аберфорт поднимает голову, поднимает палочку — и как не выпустил?

Вот только сейчас...

Альбус видит движение Аберфорта, тоже поднимает палочку...

Ариана, плача, бросается к Аберфорту, а вокруг нее искрит воздух...

...и именно здесь и не хватало.

Протего!

Экспеллиармус!

Ступефай!

Альбус

Нет.

Пожалуйста.

Встань.

...

Я не могу... я не могу... я трус, это я виноват, я не могу смотреть, я...

Геллерт

Альбус сидит под деревом, на их месте, у реки. Мантия Геллерта сложена рядом.

Геллерт подходит, снимает мантию Альбуса, надевает свою. Ставит рядом с Альбусом пузырек антидота.

«Твой брат считает тебя трусом, потому что ты сбежал следом за мной через пятнадцать минут», — хочет сказать он, но не говорит. Альбус скоро сам все узнает.

А о тех пятнадцати минутах ему знать не обязательно.

И никому не обязательно.

Я больше никогда не воспользуюсь зельем, думает Геллерт, но и это говорить не нужно. Чтобы сварить новую порцию — они должны быть вместе. Чего уже никогда не будет. Это он понимает все отчетливее. Потому что Альбус даже не смотрит на него, будто его здесь нет.

— Это не ты, — говорит Геллерт Гриндельвальд. — Ты не виноват. Ты светлый маг. Это я — темный.

Альбус не поворачивается, но чуть качает головой. Упрямец.

— Ты это поймешь, — говорит Геллерт. — У тебя будет достаточно доказательств.

Он аппарирует к дому тетки, так и не дождавшись ответа.

Он будет темным магом. Самым темным — и попытается воплотить в жизнь свой план. Потому что так будет лучше — и он искренне в это верит.

Как верит и в то, что ему не дадут дойти до конца. Не даст — белый маг, светлейший из всех.

Которому он не оставит выбора, кроме как быть светлым.

И вот это точно будет — ради всеобщего блага.