Новая жизнь (гет)

Прим. переводчика: Глава бечена и перезалита.

_____________

— Что? — Гермиона прислонилась к двери, в шоке уставившись на Кингсли.

Он медленно поднялся со стула и попытался ее успокоить. Она ослышалась, да? Этого просто не может быть. Он же это несерьезно? Он шутит, ведь правда? Кингсли сделал несколько шагов к ней, рассматривая лицо ошеломленной Гермионы. Он чувствовал, что так и будет, но все же надеялся на чудо. Гермиона, лихорадочно скользя взглядом по кабинету, провела дрожащей рукой по лбу.

— Но, Гермиона, ты же сама сказала, что все в прошлом. Твоя терапия помогла тебе...

— Я так говорила, да. Но тогда я была уверена, что в течение следующих двадцати лет он будет сидеть в Азкабане, и что я больше никогда не увижу этого человека! Ты должен был сказать мне это, Кингсли, до того, как я подписала контракт! — с отчаянием произнесла молодая волшебница.

— Поверь мне, он изменился и... все то, что с... Гермиона, не смотри на меня так! Ты правда думаешь, что я бы предложил тебе место, если бы не был полностью уверен, что ни один из вас не пострадает?

Гермиона пыталась возразить, но, к своему удивлению, не нашла ни одного контраргумента. Конечно, он бы этого не сделал. Он знал о том, с каким трудом она проходила эту терапию. По окончанию войны все вокруг нее рушилось, она и сама была сломлена. Если бы Добби появился на две минуты позже... но все это давно в прошлом. Она больше не будет возвращаться к этим воспоминаниям. Тем более что контракт был уже подписан, и у нее не оставалось другого выхода. Если дела будут идти совсем скверно, то она найдет что-нибудь существенное, какую-нибудь весомую причину. Ей придется иметь дело с Люциусом Малфоем, чего, по правде говоря, она хотела бы избежать вовсе. Кроме того, ей нужна была работа, и в первую очередь — деньги. Пути назад не было.

— Да, кажется, ты прав. Так или иначе, я не могу расторгнуть договор. Вероятно, это лучшее, что я вообще смогу сделать.

— Тогда все в порядке, Гермиона? — Кингсли был по-прежнему обеспокоен.

— Да, все нормально. Правда. Еще раз спасибо за помощь. Со мной все будет в порядке. Но, пожалуйста, пообещай мне одну вещь, хорошо? Ничего никому не говори. Все начнут волноваться, я лучше сама им все объясню.

— Конечно. Если ты так хочешь.

С робкой улыбкой Гермиона повернулась к двери и вышла в приемную. На мгновение замерев в нерешительности, она перевела взгляд на пейзаж за окном. Время неумолимо бежало вперед. Собравшись с чувствами, Гермиона продолжила свой путь домой. Оказавшись в квартире, она позволила себе расслабиться и прилечь на диван. Квартира была небольшой, но очень уютной. И, к сожалению, она уже давно не дарила Гермионе то самое ощущение спокойствия и тепла. Здесь она больше не чувствовала себя как дома. К тому же, несмотря на то, что она не особо довольна личностью владельца приюта (собственно говоря, как и некоторыми изречениями Кингсли), у нее есть новая работа. Вдохновленная этой мыслью она встала и начала упаковать свои вещи.

Незадолго до семи часов вечера все вещи были собраны: половина прихожей была заставлена коробками и чемоданами. Гермиона еще раз осмотрелась, проверяя, все ли она собрала. После этого девушка пошла на кухню и начала готовить. “Это последний раз!” — думала про себя Гермиона, нарезая овощи, при этом нисколько не была опечаленная сим фактом. Рон никогда не замечал, что она всегда готовила сама. Для него главное — еда, и не важно, откуда она появлялась. Гермиона только собиралась накрывать на стол, когда услышала грохот в дымоходе. Дверной проем позволял видеть гостиную, в том числе и камин, из которого буквально через несколько мгновений вышел он.

Рон увидел ее, стоящую на кухне, почувствовал запах свежеприготовленной еды и, кинув куртку на диван, сел за обеденный стол. Сухое «привет!» и больше ничего. Едва Гермиона поставила тарелки на стол, он принялся за еду. Как и раньше, они не разговаривали друг с другом, он не спрашивал, как прошел ее день, она не интересовалась его делами. Звон посуды и редкие причмокивания Рона были единственные звуками, наполнявшими квартиру. В это время ее мысли занимал лишь завтрашний день. Ее первый день в новом доме, в котором она теперь будет жить. В котором ей не придется готовить самой. В котором не сидят за столом только вдвоем. В котором, помимо звона посуды, раздаются и другие звуки. Но не это так волновало ее. Она все еще не могла представить себе, что значит быть окруженной столькими детьми, и надеялась, что теперь, возможно, среди них не будет чувствовать себя одинокой.

От этих мыслей неожиданно пропал аппетит, и Гермиона начала убирать пустую посуду. Рон встал из-за стола и молча ушел в спальню. Девушка, почти закончив мыть тарелки, удивлялась, почему Рон до сих пор ничего не сказал обо всех тех вещах, что находились в прихожей. Она не знала, что он в это время как вкопанный стоит перед коробками и чемоданами и смотрит на них. Сначала он думал, что все это его вещи, но, увидев бесчисленное количество книг, которых не было на своих местах в гостиной, он понял, что коробки принадлежат Гермионе. Явно смущенный он, развернувшись на каблуках, вернулся в кухню.

— Гермиона? — в голосе Рона сквозило раздражение. “Ага, началось... — подумала Гермиона. — Ну, готовься!”

— Что такое, Рон? — спросила она, делая вид, что не понимает, о чем идет речь.

— Что значат все эти коробки в прихожей?

— Не хочешь для начала присесть и спокойно поговорить?

— Нет, я не хочу садиться. Единственное, чего я хочу,— услышать твой ответ!

— Рон, пожалуйста. Я... я с завтрашнего дня начинаю работать и... мне позволено жить там. Контракт, который я сегодня подписала, рассчитан на год, и до истечения срока я не вправе его расторгнуть. Я съезжаю. Рон, что касается нас... все прошло.

Гермиона пыталась сохранить спокойствие, наблюдая за Роном, который все еще стоял в дверях кухни. Он ничего не сказал, его лицо ничего не выражало, только по ярко-красным ушам она поняла, что он на грани. Она предполагала, что легко не будет, но все же надеялась, что разговор закончится не слишком плохо. Под его взглядом она начала заметно нервничать и молилась, чтобы он хоть что-то ответил ей. Рон, напротив, молчал. Казалось, до него не доходил смысл слов, которые она произносила. И то, какой спокойной при этом она была, просто выводило из себя.

— Что ты сказала? Я не верю тебе. Где, скажи мне, пожалуйста, тебе могли предложить работу, да еще и с квартирой? Послушай, прекрати мне врать и скажи, наконец, в чем проблема?

— Рон, я не вру. Я...

— Ну да, конечно, нет. Разве это не ты жаловалась в течение последних недель, что не можешь найти работу? Что рабочих мест не хватает? Так что же случилось? Куда ты уходишь? К Гарри и Джинни? Или к Луне и Невиллу? Скажи же мне!

— Нет, не к ним, с завтрашнего дня я иду на работу. Неужели ты совершенно ничего не понял из того, что я тебе сказала, Рон? Между нами все кончено.

— Кто это? — Рон, казалось, совсем не слыша ее слов, подошел ближе.

— Что? — спросила сбитая с толку Гермиона.

— У тебя кто-то есть, да? Итак, кто он?

— Я...у меня никого нет, Рон.

— Тогда почему сейчас ты бросаешь меня?

Он закричал так громко, что от неожиданности Гермиона резко дернулась и инстинктивно попятилась. То, как он себя вел в данную минуту, пугало ее, она совершенно не узнавала его. Но она видела, как подозрительно блестят его глаза, и понимала, что этот гнев и ярость были направлены на нее. Было бы лучше, если бы она все объяснила, держа его за руку, в спокойной обстановке, но, вопреки всему, он решил этот вопрос по-своему. Его голос был груб и дрожал, когда он снова заговорил:

— Пять лет, Гермиона. Пять лет, которые мы были вместе. Я два раза просил твоей руки. И ты говоришь, что все кончено? Ты бросаешь меня из-за какой-то глупой работы? Я же сказал, что тебе не нужно работать. Я знаю, ты хочешь чего-то достичь. Ты хочешь преподать мне урок, так? Ладно, ладно, я его усвоил. Ты хочешь идти работать? Тогда иди. Сделай это, я ничего не имею против. Но это не значит, что лишь поэтому ты должна съехать.

— Рон, дело ведь не только в работе...

— Значит, другой парень.

— Нет! Ты позволишь мне, наконец, закончить мою мысль? Дело в нас, нет никакого смысла в наших отношениях. С тех пор, как ты взял на себя ночные дежурства, мы вообще перестали проводить время вместе. Мы не разговариваем друг с другом. И не говори мне, что даже не заметил этого.

— Ладно, хорошо. Я согласен, что в наших отношениях не все гладко, но мы справимся с этим. Гермиона, ты не можешь уйти.

— Все, Рон. Я уйду. Возможно, так будет лучше для нас обоих. Быть на расстоянии друг от друга и просто жить своей жизнью.

— Ты больше не любишь меня?

Гермиона боролась со слезами. Ну почему он задал этот вопрос? Почему он не мог просто принять их расставание и согласиться с ним? Чем дольше он ждал ответа, тем четче она ощущала его разочарование. Даже если Гермионе и было тяжело, ей все равно придется пройти через это. Она глубоко вдохнула и посмотрела ему прямо в глаза.

— Прекрати, я все еще люблю тебя. Но теперь только как брата. Ты был против моей учебы, ты злился, потому что я хотела работать, в течение последнего года ты только и делал, что поворачивался ко мне спиной. Только я пока не хочу создавать семью. В один миг я осталась одна, я тебя больше не интересую. Поначалу я еще пыталась бороться, и, как видишь, безуспешно. Ты был чертовски упрям. Я не могу так больше жить, Рон. Я не хочу так больше. Завтра я уеду. И не пытайся выяснить, где я работаю. У тебя все равно не получится... до тех пор, пока я сама не захочу, чтобы это стало известно. Мне жаль.

Она хотела подойти к нему, показать, что не желает причинить ему боль, что обоим так будет лучше. Но у Рона были свои соображения на этот счет. Он был зол и разочарован. Быстрыми шагами он вышел в гостиную и, взяв куртку, надел ее. Затем вновь вернулся в кухню, бросив на девушку последний, полный презрения взгляд.

— Знаешь что? А, делай что хочешь, — с этими последними словами он исчез.

Гермиона слышала, как хлопнула входная дверь, и обессилено рухнула на колени. Ей больше не нужно было сдерживать слезы. Она знала, что так будет лучше, даже если Рон не захочет ее больше видеть. Прошло пять лет, к тому же они столько пережили во времена Хогвартса. Существовало бесконечное множество вещей, которые связывали с их, но, в конце концов, этого оказалось не достаточно. Их представления о будущем кардинально расходились. Он обязательно поймет это. Когда-нибудь. Морально опустошенная спором она влетела в спальню и, раздевшись, легла на кровать, прячась под одеялом. Теперь она точно была уверена, что эта ночь спокойной не будет.

Следующее утро наступило слишком быстро. Гермиона чувствовала себя ничуть не лучше, чем накануне вечером. Она плохо спала, снились странные сны с участием Люциуса Малфоя и Рона. Что касается последнего, то он этой ночью домой так и не вернулся. Его сторона кровати была пустой, впрочем, так же, как и диван в гостиной. Она знала, что не имеет права беспокоиться о нем. Гермиона в последний раз зашла в их ванную, чтобы собраться и упаковать оставшиеся вещи.

Затем девушка приготовила последний завтрак на их кухне, которым наслаждалась в полной тишине. В поместье Малфоев навряд ли будет так тихо. Она, открыв “Ежедневный Пророк”, просматривала свежие объявления и новости, когда услышала хлопок в гостиной. В ожидании девушка оторвала от газеты взгляд. Возможно, это Рон, но она сильно сомневалась. Встав со стула, Гермиона собиралась осторожно выглянуть из-за угла, когда маленький домашний эльф появился на пороге кухни и посмотрел на волшебницу своими большими глазами.

— Вы мисс Грейнджер? — спросил писклявый голосок.

— Да, — неуверенно ответила девушка.

— Силли прибыла из поместья семьи Малфоев и должна забрать Ваши вещи. Силли должна доставить Вас туда и показать Вам Вашу комнату.

— Сейчас? Так рано?

— Силли вчера получила распоряжение доставить Вас сегодня. Или Силли что-то сделала не так? Силли не должна ничего делать неправильно. Силли должна все делать правильно.

— Нет, нет, нет, нет, нет! — Гермиона, подбежав к маленькой эльфийке, успела схватить ее за узенькие плечи до того, как та начала биться головой о стену.

— Ты ничего неправильного не сделала. Ты сделала все верно. Мои вещи ты уже видела в прихожей, да? Сначала, пожалуйста, перенеси их в Малфой-мэнор, а потом возвращайся. Хорошо?

Гермиона отпустила эльфику и та, поклонившись ей, исчезла в прихожей. Через пару минут волшебница снова услышала хлопок и вышла из кухни. Все чемоданы и коробки, которые стояли в прихожей, исчезли. Теперь действительно не было пути назад. Она помыла за собой посуду, сняла с вешалки куртку и прошлась в последний раз по квартире. В спальне остался комод с кучей книг, принадлежавших ей и Рону, девушка задержала взгляд на нескольких из них. Тут же стояли колдографии с друзьями. Сначала она не была уверена, что может забрать их с собой, но сейчас эта идея показалась ей не такой уж плохой, и она, взяв одно фото, положила его в свою сумочку. Взять с собой частицу прежнего домашнего уюта в новую жизнь совсем не помешало бы.

В прихожей ее ждала Силли, Гермиона шумно вздохнула — здесь и сейчас заканчивается ее прошлое. Жизнь должна измениться, и в ней не будет места этому моральному балласту. Даже несмотря на то, что она и не знала, как будут строиться их взаимоотношения с Люциусом Малфоем, и, тем более, ей не было известно, будет ли ее снова мучить прошлое. Но это она узнает в скором времени.

Силли, подойдя к ней, аккуратно взяла Гермиону за руку и аппарировала ее к воротам поместья. Пока Гермиона колебалась, Силли прошла вперед. Девушка медленно шла по усыпанной гравием дорожке к дому и слышала детский смех и веселые крики. Сегодня была замечательная погода: на улице было хорошо и тепло, на голубом безоблачном небе снова светило солнце. Передний двор был просто огромным, повсюду росла сочная зеленая трава.

Немногим позже она увидела играющих детей и на мгновение остановилась, наблюдая за ними. Они улыбались, и, кажется, были действительно счастливы. Гермиона видела, что здесь им было хорошо. Затем она обратила внимание на высокую входную дверь, рядом с которой стоял коренастый мужчина средних лет с редкими волосами, он уже носил очки, а его костюм был слишком мал; видимо, он ожидал прибытия Гермионы. Она подошла к нему, и он пожал ее руку.

— Доброе утро, мисс Грейнджер. Меня зовут Пол Уайд. Я буду наблюдать за поведением условно осуждённого Люциуса Малфоя во время его испытательного срока, и я несу ответственность за то, чтобы все было в надлежащим порядке.

Если он и пытался выглядеть доброжелательно, то у него не особо это получалось. В его взгляде, обращенном к Гермионе, читались высокомерие и власть. Они с Люциусом Малфоем идеально подходили друг другу, и девушка была уверена, что они неплохо ладят.

— Силли уже доставила и разложила Ваши вещи. Если Вы хотите, то я могу сейчас показать Вам дом, — она кивнула, и мистер Уайд открыл дверь. Она чувствовала, что здесь может произойти что угодно.