Возрождение легенды (джен)

Платформа 9 и ? была забита людьми: ученики, торопящиеся в школу, и провожающие их родители спешили прощаться. Паровоз алого цвета нетерпеливо извергал из своего нутра тяжелые клубы дыма.

Рудольфус Лестрейндж недовольно огляделся — будучи нелюдимым человеком, не любящим большие скопления народа и шумные места, его раздражало это место, наполненное крикливыми людскими голосами, недовольным уханьем сов и скрипом колес тяжелых чемоданов о каменную кладку платформы. Сегодня он отправлял сына в школу — да, он совершенно не боялся заявить, что ребенок грязнокровки и предателя его взглядов был его сыном. Как бы это грубо не звучало, он подарил Гарольду жизнь и дал ему воспитание; он любил этого мальчика, пусть и какой-то своеобразной, скупой и скомканной любовью. Любил не потому, что видел в ребенке высокую цель. Любил потому, что он стал частью его семьи.

Рудольфус молчаливо положил свою руку на плечо Гарольду в знак своего покровительства и поддержки. Многие жесты можно не объяснять — они говорят сами за себя. Он знал, что Гарольд, с его нравом — не тот ребенок, которому нужны напутствия или советы.

Его супруга, Беллатрикс, смотрела на окружающих презрительным взглядом. Эта красивая, гордая женщина, так же, как и муж, больше ценила уединение, презирая толпу. Она наклонилась к Гарольду, чтобы обнять его, скорее потому, что так было правильно. Никто не мог упрекнуть Беллатрикс, за то, что она не испытывала материнских чувств к этому ребенку — он так и не смог стать родным за столько лет. А может быть, все дело в том, что она сама не смогла открыть для него хотя бы частичку себя, дать доступ к своему сердцу.

Маленькие ручки притянули её к себе. И в этот самый момент Беллатрикс Лестрейндж впервые почувствовала силу, исходившую от этого маленького человека. Эта сила клонила её к земле — и она вспомнила это далекое чувство трепета, которое в последний раз испытывала более десяти лет назад.

— Ты не любишь меня, мама, — промолвил тихий голос ей на ухо. — Я не виню тебя. Я знаю, что ты отдала свое сердце ему. И я верну его для тебя. Он уже близко, мама. Я чувствую его.

Беллатрикс Лестрейндж вздрогнула. Оттого, настолько страшно эти слова прозвучали из уст ребенка, её замерзшее сердце дало слабину и пропустило удар. Она прижалась к этому хрупкому тельцу настолько сильно, насколько могла, словно компенсируя отсутствие той нежности и заботы, которых не было в его детстве.

Он всего лишь взглянул на нее своими ясными глазами и сказал на прощание:

— Я люблю тебя, мама.

Однако, оттого, что она увидела во взгляде этого ребенка — этот знакомый жестокий блеск, по её спине пробежал холодок.

Уже гораздо позже, под покровом ночи, Белла, разомлевшая от тихой и спокойной жизни, словно сытая кошка на весеннем солнце, уставшая от долгого ожидания и пропустившая через себя огромное количество неприятных сомнений, задумалась: а правильный ли выбор они сделали более десяти лет назад? Не станет ли этот ребенок чудовищем, еще худшим, чем её Господин? Не станет ли он её Господину конкурентом, заключив в себе силу, куда большую, чем сила Темного Лорда?

Рабастан проводил племянника до самого вагона. Наблюдающие за ними могли увидеть по-настоящему теплые объятия. Рабастан был первым, и возможно, единственным другом Гарольда. Проводя с ним больше всего времени, он заслужил больше всего любви этого ребенка.

— Ну что, — Басти хлопнул старшего брата по спине. — Выпьем по пинте пива, братец?

— Что ты ему дал? — сухо спросил Рудольфус.

— Да ладно тебе, Руди, ничего я ему не давал! — невинно откликнулся Рабастан.

— Что. Ты. Дал. Ему?

— Всего лишь небольшой артефакт из семейной коллекции! — мило хлопая ресницами, заверил Рабастан. И добавил чуть более зловеще: — Зато теперь никто не посмеет притронуться к вещам моего племянника.

Рудольфус нахмурился. Этот год будет долгим, очень долгим.

* * *

О том, что он едет в одном поезде с Избранным, Гарольд узнал именно от этого человека, по чистой случайности попавшим с ним в один вагон.

Рыжий, неопрятный, с грязным пятном на лице — Гарольд смерил его презрительным взглядом, какого удостаивалось большинство людей, окружавших его. Рыжий ехал поступать в Хогвартс — так же, как и он. Он представился Роном Уизли.

— Гарольд. Гарольд Лестрейндж.

Судя по тому, как округлились васильковые глаза в обрамлении золотистых ресниц — Рону уже приходилось слышать о его семье, причем не самое лучшее. Среди свидетелей тех самых страшных, темных событий еще остались такие, кто помнил имена самых ближайших сторонников Темного Лорда. Гарольд скривился от такой ожидаемой реакции, с которой ему уже приходилось сталкиваться, и с которой он еще не раз столкнется — обычно именно так менялись в лице люди не их круга, стоявшие по ту сторону баррикад. И поколение сегодняшних детей не было исключением. В их юные, незамутненные ничем головки вкладывались постулаты о добре и зле, о правде и лжи, о правильном и не правильном.

Однако у каждого правда своя.

— Я пойду, пожалуй, — Рон неопределенно помахал рукой в сторону двери купе. — Мне нужно найти своих братьев, и всякое такое...

Было видно, что он совсем не рад вынужденному соседству.

— Поздороваться с Невиллом, — как бы невзначай упомянул он имя мальчика, который выжил после той страшной ночи.

Что это было? Хвастовство? Или небольшое предостережение? Или желание показать, кто на какой стороне? Гарольд хмыкнул, переворачивая страницу манускрипта, который читал, все глубже и глубже погружаясь в смысл написанного, скользя взглядом по древней чернильной вязи. Он знал, что придет время, и он тоже поприветствует Невилла Лонгботтома, ставшего таким известным по какой-то чудовищной ошибке. И он покажет, кто из них лучше.

Изучая историю магии и магического сообщества, он просто не мог не знать кто этот мальчик и в чем его заслуга перед магическим миром. Он знал, что этот ребенок стал причиной исчезновения величайшего волшебника. И он знал, что наступит такой день, когда он сможет исправить ошибку.

Наступит день, когда Гарольд Лестрейндж станет правой рукой своего господина — в этом не сомневались его родители, и в этом не сомневался он.

Знакомство с Избранным?

— Жду не дождусь, — сказал Гарольд, стоило за Уизли закрыться дверям купе, и на его губах появилась недобрая улыбка.

Платформа уже давно скрылась из вида. Маленькие, будто игрушечные домики, также остались далеко и сменились стремительно мелькающей за окном купе зеленью полей и лугов. Солнце стояло высоко в зените, до вечера было далеко, а значит, путь продолжится еще несколько часов. Гарольд недоумевал: почему нужно отправляться в школу таким откровенно маггловским способом? Он не сомневался в том, какие истоки имела эта традиция — далеко не чистокровные. Он поймал себя на мысли, что даже такая, казалось бы, мелочь способна его раздражать.

Дверь приоткрылась — в купе залетела девочка.

— Привет! — заявила она. — Я — Гермиона Грейнджер! А что ты читаешь? — её глаза округлились, а губы стали похожи на маленькую букву «о». — Я думала, что такие книги запрещены...

Гарольд взглянул на девчонку и поморщился. Её явно было слишком много в этом купе. Она заполнила собой все: всё — от пола до потолка, полки над головой, пространство между сидениями. Она заполонила собой все! Её лицо было смутно знакомым Гарольду, однако он не мог вспомнить, откуда. Её происхождение было маггловским — об этом говорила её фамилия, которую Гарольд раньше не слышал. И это делало её еще более неприятной.

— Что тебе нужно? — спросил он.

— Ты не представился! — строго заметила девчонка в ответ.

Гарольд закатил глаза.

— Гарольд Лестрейндж, — бросил он в ответ.

— О! — воскликнула Грейнджер. — Я слышала о твоей фамилии. Лестрейнджи — древнейший магический род, эмигрировавший в Англию из Норвегии. Его основатель...

— Стоп! — Гарольд поморщился. — Я прекрасно знаю историю своего рода. Хочешь здесь находиться — помолчи.

Гермиона удивленно хлопнула ресницами. Она могла просто уйти — после такого холодного приветствия, однако, девочка не привыкла сдаваться. Этот странный мальчик был ей интересен. Как и любая отличница, она любила решать сложные задачки.

— Здорово, что мы едем в Хогвартс, правда? — заговорила она вновь, не прошло и нескольких минут. — А на какой факультет ты хочешь поступить?

— А ты? — насмешливо ответил вопросом на вопрос Гарольд.

— Я считаю, что каждый факультет привлекателен по-своему, — начала девчонка, но Гарольд её перебил:

— Кроме Гриффиндора. Это факультет для идиотов.

— Почему?

— Есть цели и средства. Посуди сама: слизеринцы используют свою хитрость, когтевранцы — ум и знания, полученные из книг, пуффендуйцы достигают всего трудом и упорством. А что могут гриффиндорцы? Действовать напролом. Факультет баранов. Долбясь в ворота своими рогами, баран рано или поздно снесет их.

Гермиона Грейнджер уже открыла рот, чтобы прочитать обличительную тираду о том, что все факультеты равны, и Гриффиндор — ничем не хуже других, как дверь в купе вновь распахнулась. Тех, кто вошел сюда, Гарольд совсем не желал видеть. Это он, или его купе было так популярно сегодня?

— Здравствуй, Гарольд, — надменно сказал белобрысый мальчишка.

— Здравствуй, Драко, — отозвался Гарольд.

Они некоторое время меряли друг друга взглядами, словно два кота, готовые через секунду сцепиться не на жизнь, а на смерть. Их отношения были совсем неоднозначными — каждый из них считал себя лучше другого, и у каждого были свои причины так думать. Гарольд был уверен в слабости и трусости семьи Малфоев. Драко же был просто уверен в своей исключительности, которую ему внушили воспитанием. Так они и росли — со скрытым презрением, недолюбливая друг друга, однако, бывшие членами одного сословия.

— Ты знаешь, что с нами будет учиться Избранный? — ехидно спросил Драко Малфой. Его сопровождающие — Кребб и Гойл, стоящие за его спиной, гнусно заржали.

— Уже оказал ему визит вежливости? — Гарольд насмешливо изогнул свою бровь.

— Почему это, интересно, я должен это делать?

— Ну как же, — Гарольд продолжал откровенно насмехаться. — Малфои ведь всегда там, где им выгодно. Заведомо на стороне победителей. Перебежчики. Может быть, ты уже успел с ним подружиться, Драко? Не сомневаюсь, что отец тебе дал именно такой совет. Это ведь будет очень выгодно для вашей семьи.

Щеки Драко еле заметно порозовели, а глаза сузились.

— А тебя, наверное, последние годы учили, каким заклятием его лучше убить? — прошипел он в ответ.

— Ошибаешься. Эту честь я предоставлю другому человеку.

— Мальчики... — осторожно подала голос Гермиона Грейнджер. Оттого, что они говорили, ей стало немного не по себе.

— Смотри-ка, — Драко кивком показал на нее. — Твоя новая подружка тебя защищает.

— Лучше заткнись, Малфой, пока я не опозорил тебя перед твоими старыми друзьями еще больше.

Драко Малфой шумно выдохнул воздух — он понимал, что усугублять ситуацию еще больше ему не стоит. Он развернулся и резко, порывисто начал шагать к выходу из купе, бросив у дверей:

— Мы не закончили.

Гарольд лишь усмехнулся. Он знал, что из этого боя он заведомо выйдет победителем. Взгляд скользнул по напуганной девчонке. Гарольд поморщился — сегодня она услышала лишнее. Нужно что-то сделать, чтобы то, о чем говорили они с Малфоем, не вышло за пределы этого купе.

— Не обращай внимания, — ободряюще сказа он Гермионе. — Это был всего лишь мой идиот-кузен.

* * *

За несколько дней до этого...

— Никогда, Люциус! Этому не бывать никогда! — Леди Нарцисса стояла, уперев руки в бока — в такие моменты в ней начинала играть неспокойная кровь Блэков.

— Ты не понимаешь, Нарцисса. Ты должна. Мы должны...

— Посмотри в эти глаза, Люциус и скажи, что я должна? Я расплатилась с ним сполна! Моих родителей забрала эта война! Мой брат умер, исполняя очередное его задание. Другой мой брат в Азкабане из-за него! Я не могу видеться с моей сестрой, потому что она сбежала с магглом — а все почему? Она не разделяла его взглядов! Другая моя сестра просто свихнулась, поддерживая его. А её сын? Это не ребенок — это чудовище!

Нарцисса обняла себя за плечи, словно пытаясь спастись от внезапно нахлынувшего озноба, которое принесло это воспоминание.

Стоял погожий солнечный день — было еще только начало лета. Гарольд гостил в Малфой-меноре, и как-то после обеда Нарцисса завела с мальчиком беседу, найдя его в библиотеке за книжкой:

— В этом году тебе предстоит пойти в Хогвартс. Ты рад этому, Гарольд?

— Нет, — спокойно отозвался мальчик, разглядывая Нарциссу своими ясными глазами. — Мне больше по душе Дурмстранг.

— Почему же? Мы все учились в Хогвартсе. И мы с Люциусом, и твои родители, и еще много хороших волшебников...

— Там слишком много грязнокровок, — стальным голосом оборвал её мальчик.

— Что же ты прикажешь с ними делать, Гарольд? — удивилась тогда Нарцисса. — Их же нельзя изолировать от чистокровных.

— Вы правы, Нарцисса. Но от них можно избавиться раз и навсегда.

Нарцисса вздрогнула оттого, как спокойно это было сказано. Это же... ребенок! Как мог он говорить такие страшные вещи? В глубине души, Нарцисса понимала, что это побочный эффект от воспитания Лестрейнджей, но все равно не могла поверить в это.

— Посмотрите на то дерево, Нарцисса, — так же спокойно продолжил мальчик, показывая на один из дубов за окном. — Оно большое и сильное. Избавьте его от сухих веток — и оно станет еще выше и еще сильней. Ему не нужно будет размениваться. Они ему просто не нужны. Они мешают ему развиваться. Точно так же и наш магический мир.

— Гарольд, но ведь грязная кровь — это не болезнь, — попыталась спорить Нарцисса.

— Правильно. Болезнь можно излечить. А если излечить её нельзя, то её нужно ликвидировать. Вы знаете, тетя, лекарство от грязной крови?

Нарцисса вздрогнула, отходя от этого воспоминания. Когда муж рассказал ей о магическом отклике, характер волшебства которого необычайно напоминал Темного Лорда — Нарцисса напряглась. Она еще помнила те страшные ночи, после которых муж возвращался с пустыми глазами, долго молчал, а после вздрагивал во сне. Как настоящая мать, она хотела защитить своего ребенка. Драко был смыслом её жизни — и она отчаянно не хотела его лишиться.

— Послушай меня, Нарцисса, — жестко сказал Люциус. — Северус сказал, что он вернулся. Северус уверен, что он вернулся. Он обнаружил совсем слабый отголосок его магии. И мы должны помочь ему — ты же знаешь, что он делает с предателями.

Нарцисса рванула рукав своего платья, обнажив белоснежную шелковую кожу, через которую просвечивали дорожки голубых вен.

— Ты видишь, Люциус? — она гордо продемонстрировала ему свое предплечье. — Видишь? Я чиста. И я ничего ему не должна. Только попробуй поставить под удар нашу семью и нашего сына!

Люциус смерил её холодным взглядом, развернулся и покинул комнату. Через секунду хрустальные слезы стремительно покатились по красивому лицу Нарциссы, и она медленно опустилась на пол — словно все силы разом покинули её. Она спрятала лицо в ладонях и превратилась из статной Леди Малфой в обычную, слабую женщину, не желающую мириться с судьбой.

* * *

— Вот значит, как, — задумчиво проговорил Альбус Дамблдор. — Вы уверены в этом, Гаррик?

Как только изготовитель палочек прислал ему письмо с просьбой о срочной встрече, Альбус тотчас же откликнулся. Но он совсем не мог ожидать того, чем эта встреча обернется.

— О, несомненно, Альбус, — живо откликнулся Олливандер. — Я помню каждую свою палочку — и каждого её владельца. Я не могу ошибаться.

— Что же это может означать?

— Прежде всего, что характеры этих людей схожи. Схожий магический почерк. У обладателей схожих волшебных палочек определенно есть что-то общее. Думаю, что вы и сами это знаете, Альбус.

Альбус Дамблдор задумчиво погладил серебристые завитки своей бороды. Возможно ли, что у Темного Лорда и у сына Беллатрикс и Рудольфуса Лестрейнджей было что-то общее? Чем же они могли быть похожи? Что могло связывать этих двух людей?

Кто же ты, Гарольд Лестрейндж?

Альбус Дамблдор вздрогнул от внезапного предположения. Могла ли Беллатрикс Лестрейндж настолько любить своего господина, что осмелилась родить ему ребенка? И возможно ли такое, что у Лорда Волан-де-Морта есть наследник?

* * *

Гарольд ни на одну секунду не сомневался в том, что Шляпа отправит его на Слизерин. Однако стоило ей коснуться его головы, в его голове скрипучим голосом пронеслось заявление, которое услышать он не ожидал.

«— Тебе была уготована другая судьба, Гарольд, — заявила Шляпа. — Ты мог бы изменить историю, повлиять на ход событий. Я вижу, что твое сердце еще не до конца охвачено Тьмой».

«— Что ты бормочешь? — нахмурился Гарольд. — Какие варианты, кроме Слизерина?».

«— Слизерин поможет тебе стать великим, — прошамкали в ответ. — Но с Гриффиндором ты найдешь настоящих друзей, откроешь для себя новые возможности...».

«— Гриффиндор? Не смеши меня!».

— Слизерин! — громогласно пронеслось по Большому Залу.

Гарольд спрыгнул с табурета и поспешил к своему столу, не замечая двух пар глаз, внимательно наблюдающих за ним. У него из головы просто не шло то, что сказал ему древний артефакт.