Возрождение легенды (джен)

31 октября 1981г.

— Мой Лорд, — шептала Беллатрикс, склонившись над бездыханным, стремительно леденеющим телом своего господина.

Она подняла взгляд и с ненавистью уставилась на маленькую деревянную кроватку в углу комнаты. Ребенок Джеймса Поттера и грязнокровки смотрел на нее широко распахнутыми глазами, ловя каждое движение. Всего несколько мгновений назад он, непонятным образом, отразил смертельное заклятие.

Он даже не плакал. Он жадно следил за Беллатрикс, но был абсолютно спокоен.

«Маленькое чудовище», — пронеслось в голове. Она должна была находиться у Лонгботтомов — куда отправились Барти и младший братец её муженька, но верность своему господину, желание следовать за ним до конца — заставили её поменять свое решение. Все пошло не по плану.

Белла отказывалась верить, что это и есть тот самый «конец».

Злость исказила лицо Беллатрикс.

— Круцио! — закричала она, вскидывая палочку.

Кто-то ударил её по руке, изменяя направление ярко-алого луча, устремившегося к ребенку.

— Что ты делаешь? — недовольно спросил Рудольфус, выкручивая ей запястье.

Беллатрикс поморщилась. Иногда, самая настоящая ненависть охватывала все её существо — ненависть, направленная на единственного человека — её мужа.

— Собираюсь убить мальчишку! — прошипела она в ответ.

— Этот мальчишка стал причиной гибели Темного Лорда, — медленно проговорил Рудольфус. — Ты хоть представляешь, какая сила заключена в нем?

Белла смерила презрительным взглядом Гарри Поттера, который увлеченно сосал свой большой палец, скользнула мимолетным взглядом по свежему шраму в виде молнии и скривилась. А что, если на этот раз её муженек действительно окажется прав? Что, если мальчишка — источник могущества?

Что, если удастся с его помощью вернуть к жизни господина?

— И что ты предлагаешь? — без явной охоты спросила она.

Рудольфус зловеще усмехнулся.

* * *

Следующим утром на передовице «Ежедневного пророка» появится траурная новость о том, что после рейда Пожирателей Смерти погибла семья Поттеров: доблестный мракоборец Джеймс, любящая жена и мать Лили и маленький Гарри. На месте их дома в Годриковой Впадине обнаружат пепелище. Лучшему другу семьи дадут пожизненный срок в тюрьме Азкабан за пособничество Волан-де-Морту.

* * *

Таинственное исчезновение Волан-де-Морта свяжут с нападением на семью Лонгботтом, произошедшее в ночь на 31 октября. Мальчиком, который выжил, будет назван их сын — Невилл.

* * *

Магическая Британия вздохнет спокойно.

* * *

Многие чистокровные семьи избегут наказания, сделав заявление о нахождении под страшным непростительным заклятием — Империусом. Министерство, отвлеченное звоном золотых монет, закроет глаза на некоторые шероховатости в этой версии.

* * *

За всей этой шумихой никто не обратит внимания, что у Беллатрикс и Рудольфуса Лестрейнджей появится годовалый сын. Общество само придумает оправдание тому, что его так долго прятали.

* * *

И никто не узнает о том, что ни на семейном древе Блэков, что раскинулось на гобелене дома на Гриммо 12, ни на семейном древе Лестрейнджей, что затерялось где-то в норвежском поместье «Нереннсборг» на берегу Хардангер-фьорда, так ничего и не изменилось.

Август 1991 года выдался особенно жарким и душным — настолько, что даже, кажется, воздух был плотным и густым, раскаленным. Взмахнув рукой, впору было удивляться: почему резкий росчерк не оставляет после себя следа? Земля под ногами, израненная тонкими изломанными трещинами чуть ли не рассыпалась, мгновенно превращаясь в пыль от человеческих шагов.

К стенам поместья было страшно прикасаться: камни — клеточная структура небольшого замка — выглядели настолько раскаленными, что человеческое воображение мгновенно рождало краснеющую ладонь и медленно появляющиеся волдыри. Темно-бордовые розы, окружившие замок в Астон-Клинтоне склонили свои головы низко к земле, словно стараясь укрыться от убийственных солнечных лучей. Лепестки выглядели обуглившимися.

От невероятной жары не помогала даже магия. Спасительные чары приходилось постоянно обновлять, чтобы хоть как-то поддерживать прохладу в огромном особняке. Уже неделю его жители изнемогали от столь нетипичной для Британии погодой.

— Если сегодня не пойдет дождь, я отправлюсь в деревню и убью кого-нибудь. Медленно и мучительно.

Беллатрикс Лестрейндж так и не стала примерной женой, матерью и домохозяйкой. Десять лет пролетели как один миг и, вроде бы, ничего не изменилось, вот только платья стали более закрытыми, да времени на косметические чары уходило все больше.

— Наше славное Министерство не оценит этого, Бэллз, — предостерегающе ответил Рудольфус, не отрывая взгляда от «Пророка».

Такие слова заставляли Беллу закатывать глаза. Если кто и наслаждался изменениями, то это ее муженек. Вместо магической войны голову Рудольфуса занимали бизнес войны — и лето 1991 года выдалось одним из самых продуктивных. Семейный бизнес, совместные предприятия с Люциусом Малфоем, становление одной из самых влиятельных фамилий в магическом сообществе — на сегодняшний день Рудольфусу было что терять.

Для того чтобы обелить себя и свою жену, а во многом для того, чтобы избежать Азкабана и замять несколько нелицеприятных моментов их прошлого, пришлось потратить уйму сил и средств. Не один год прошел с того момента, как на них (точно так же, как и на Малфоев) перестали бросать косые взгляды вслед и перешептываться за спинами — чуть ли не переходить на другую сторону улицы, чуть ли не шарахаться, как от чумы.

Страх — это один из факторов управления людьми. Именно страх заставляет их собираться в массы, жаться друг к другу, безмолвно следовать за кем-то одним, собираясь в стадо и мгновенно растеряв последние остатки своего мнения и крохи самолюбия. Многие до сих пор не забыли о тех страшных временах, темных временах — о пустующих улицах, о длинном похоронном списке на последней странице «Пророка». Иногда ее посещали сомнения: а готов ли Рудольфус к тому, что эти времена могут вернуться в любой момент — и будет ли готов безоговорочно поставить на карту все?

— Плевать. Хоть развлекусь, — усмехнулась Белла, отпивая чай из чашки тонкого фарфора, расписанного диковинными цветами, яркими и красочными. — Невозможно сидеть в четырех стенах, а на эти лицемерные аристократские рожи смотреть невозможно. Строят из себя... пацифистов.

Последнее слово Беллатрикс сказала, вложив в него максимум презрения. Элита, сливки общества — это совсем не то, что вчера. Большинству звеньев, составляющих цепочку аристократии магического сообщества, удалось выйти сухими из воды — особенно тем, кто имел кругленькую сумму в недрах земли, охраняемую скрюченными лапами гоблинов. Светские беседы сводились к обсуждениям платьев и драгоценностей — у дам, и строительства, инвестиций, расширения влияния за границей — у мужчин. Любые темы, связанные с Повелителем, вдруг резко стали запретными — однако, Белла помнила всех, кто стоял с ней плечом к плечу, скрытые посеребрёнными масками.

Она помнила каждого: кто, когда и сколько раз произнес слова, которые сейчас называются «Непростительными заклятиями». Каждого, на чьем предплечье стояло клеймо. И знала, что рано или поздно он вернется — и она будет готова вновь встать по правую руку от него.

— Можешь развлечь себя походом на Косую Аллею с Гарольдом, — сказал Рудольфус, мерно переворачивая страницы «Пророка».

— Нет, — резко ответила Белла. — Не могу.

— Почему?

— Занята.

— Бэллз...

— Не смотри на меня, Руди. Завел ребенка — сам его и выгуливай.

Тот год, когда Гарри Джеймс Поттер появился в их семье, став Гарольдом Рудольфусом Лестрейнджем, стал для Беллы одним из самых ужасных в её жизни. Подумать только — ребенок! — стал для Беллы страшнее ядерного оружия. Первые недели ребенок плохо спал, а Белла разрывалась между желанием опоить его зельем сна и придушить подушкой. Он кричал, его приходилось кормить, мыть — и еще Мерлин знает что! В норвежском поместье Лестрейнджей, где они с Руди провели первые годы после войны, Белла пыталась мириться с вынужденной ролью матери, день за днем убеждаясь, что это совсем не её. Белла боролась с желанием сбросить Гарри Поттера со скалы, однако тот первый страх и благоговение еще жили в ней.

Рудольфус, наоборот, вел себя как любящий отец. Белла даже порой ловила себя на мысли, что он действительно что-то испытывает к нему. Привязанность? Отеческую любовь? Ей эти чувства были непонятны. Для самой же Беллы ребенок был не более чем деталь паззла, которая просто необходима во втором акте войны. И Белла не сомневалась, что он будет.

— Ты говоришь о нем как о собаке! — возмутился Рудольфус, подняв недовольные глаза на жену.

— Руди, прошло десять лет. Я десять лет терплю этого полукровку. И ни единого намека на невероятную силу. Ни единого шанса вернуть нашего господина назад. Ты до сих пор думаешь, что в нем есть хоть какой-то потенциал? Что мальчишка сможет поставить волшебное сообщество на колени?

Тихие шаги оповестили сидящих в столовой о том, что кто-то спускается со второго этаже. Спустя несколько секунд в комнате появился Гарольд Лестрейндж — темноволосый мальчик с удивительно яркими, пронзительными глазами зеленого цвета. Мальчишка был не похож ни на Рудольфуса, ни на Беллатрикс — впрочем, это было совсем уж понятным фактом в их положении. Единственное, по чему можно было судить о родственной связи Гарольда и четы Лестрейнджей — это его умение держаться в обществе, его манеры, его выдержка. В свое время Рудольфус много времени этому посвятил — вместе с Гарольдом они изучали историю магии, чары, зельеварение, основы трансфигурации. Немалое влияние оказали воспитание, верховая езда, фехтование и изучение иностранных языков. У мальчика с детства было плохое зрение — плохая наследственность — и благодаря курсу зелий его удалось исправить: целители добились невероятных результатов, поймав и подавив болезнь в зародыше.

Мальчик ничем не отличался от детей других благородных семей. Даже несмотря на его внешность, никому никогда и в голову не пришло бы то, что он сын Джеймса и Лили Поттер.

Гарольд размеренным шагом зашел в столовую и склонил свою голову в почтительном кивке.

— Доброе утро, мама. Доброе утро, отец.

— Доброе утро, Гарольд, — сказал Рудольфус в ответ.

Позже, он подошел к мальчику, которого давно считал своим собственным сыном, сзади и мягко положил руги ему на плечи.

— Сегодня ты отправишься с дядей Рабастаном на Косую Аллею, — сказал он, мысленно сожалея о том, что не может бросить дела и самостоятельно посвятить день выбору школьных принадлежностей для Гарольда.

И добавил:

— Ты особенный, Гарольд. Никогда не забывай об этом.

* * *

Волшебники и волшебницы на Косой Аллее изнемогали от жары.

Гарольд ходил по магазинам с одной единственной мыслью — поскорее бы все закончилось, однако время не было так благосклонно к нему: оно тянулось как резина. Секундная стрелка, кажется, и вовсе делала неимоверное усилие, чтобы сдвинуться с места и перешагнуть на деление. Как назло, во всех магазинах были огромные очереди, что, впрочем, совсем неудивительно. Август был тем временем года, когда ученики Хогвартса — и те, которым только предстояло туда поступать, и те, кого ждал выпускной курс, превращались в маленьких назойливых муравьишек, а Косая Аллея становилась огромным муравейником.

Купив целую гору книг, несколько стандартных школьных мантий, при виде которых нос Гарольда презрительно сморщился, а также письменные принадлежности и ингредиенты для зелий, дядя Басти все-таки сжалился и повел племянника есть мороженное.

В кондитерской время и вовсе остановилось — хорошо, хоть так жарко не было. Гарольд разглядывал людей-муравьишек, снующих туда-сюда через огромное витражное окно. Какая-то девчонка, явно из мира магглов, как можно было судить по её одежде, с восторгом разглядывала все вокруг. Было видно, что она здесь впервые. Засмотревшись на вывеску магазина, она столкнулась со спешащим куда-то мужчиной и удостоилась строгого взгляда той, что её сопровождала.

— Грязнокровки... — недовольно буркнул Гарольд.

— Осмелели, мать их, — согласно кивнул Рабастан, незаметно подливая в бумажный стаканчик с кофе коньяка из фляжки. — Еще десять лет назад даже здесь не было такой грязи.

Гарольд обвел кондитерскую глазами. Почти половина из посетителей, находящихся здесь, были одеты в маггловскую одежду. А выражение лиц — как у той девчонки.

— Отец рассказывал мне о тех временах, — сказал он немного понизив голос, словно они разговаривали о чем-то секретном.

— Да... — Рабастан отхлебнул из своего стаканчика и задумчиво уставился в одну точку, вспоминая. — В те времена мы были свободны. У нас были идеалы, была цель, была идея, за которую хотелось сражаться... А потом... — он махнул рукой. — Все накрылось медным котлом.

— Когда-нибудь волшебный мир будет очищен от грязной крови, — заявил Гарольд с уверенностью.

— Ты прав, — согласился Рабастан, допивая «кофе». — Мы могли бы поговорить на эту тему еще, но нам пора отправляться за твоей волшебной палочкой.

Гарольд удивился:

— У меня ведь уже есть одна.

У него действительно была палочка, с помощью которой он мог использовать простейшие заклинания. Несколько раз Гарольд пытался исполнить что-то более сложное — прочитав о чарах в книге заклинаний. Однако ничего не удавалось: может, не хватало тренировки, а может и волшебной силы.

— Да, старая палочка твоего отца. Но сегодня ты обретешь свою собственную палочку — самую подходящую для тебя. Единственную палочку в твоей жизни, с которой у тебя будет самая настоящая связь. Что говорить — скоро ты и сам это поймешь.

Вот в чем было дело! Гарольд заторопился — ему не терпелось получить новую волшебную палочку, которая отныне будет только его личной.

Магазин мистера Олливандера — мастера по изготовлению волшебных палочек, встретил их веселым перезвоном колокольчиков прямо над головой. Гарольд изумленно оглядел бесконечные стеллажи узких коробочек — как же он найдет ту самую, которая предназначается именно ему?

Сам мистер Олливандер неожиданно появился из-за одного из стеллажей.

— Добрый день, мистер Лестрейндж, — радостно поприветствовал он. — Добро пожаловать в мой магазин! Пришли подобрать палочку для своего племянника?

— Именно, — сухо заявил Басти. По всему, это место нагнетало на него жуткую тоску и ему не терпелось поскорее покончить со всеми делами и отправиться в любимый паб.

А Олливандер тем временем уже семенил к Гарольду в желтой вытянутой коробочкой с золотистой каймой.

— Попробуйте вот эту: клен, волос единорога, сильная и гибкая.

Гарольд неуверенно взял с бархатной обивки волшебную палочку, и, как указывал мистер Олливандер, махнул ей в направлении стеллажей, где лежала еще тысяча таких же волшебных палочек. Один из стеллажей разлетелся в щепки: Гарольд просто поразился такой магической мощности. Мистер Олливандер покачал головой и поспешно заменил палочку.

— Вот, мистер Лестрейндж, — сказал он.

Эта палочка отличалась от предыдущей. Она была намного длиннее и тоньше, да и эффект от взмаха был другим — сноп ярко-алых искр просто-напросто поджег тюль на окне магазина. Тонкая ткань вспыхнула как спичка. Олливандер вновь покачал головой и скрылся в глубине магазина.

Подбор палочки длился уже почти час, но ничего стоящего найти все не удавалось. Когда Гарольд уже был готов отчаяться, он вдруг осознал, что может чувствовать волшебные палочки. Анализируя свои собственные ощущения, он понял, что от тех палочек, которые реагируют агрессивно, чувствуется неприятное покалывание. От тех, после взмаха которыми ничего не происходило — наоборот, веет холодом.

— Прекрасная палочка, мистер Лестрейндж, — все твердил Олливандер, притаскивая новые и новые экземпляры.

— Все, с меня хватит, — заявил Гарольд. — Ты сказал, что у меня связь с палочкой? — он недовольно посмотрел на своего дядю. — Значит, я сам найду её. Я устал от этой бессмысленной возни.

Гарольд, под удивленными взглядами Рабастана и мистера Олливандера пошел на зов. Ему почему-то казалось, что от его палочки исходит тепло, что она зовет его. Он подошел к дальнему стеллажу, закрыл глаза, и руки сами схватили какую-то неприметную коробочку.

— Прекрасный выбор, мистер Лестрейндж! — прокомментировал Олливандер, почему-то без прежнего энтузиазма. — Одиннадцать дюймов, остролист, перо феникса.

Палочка уверенно легла в ладонь. Гарольд взмахнул ей — в комнате заплясали совершенно безопасные золотистые искры.

— Странно, очень странно, — пробормотал хозяин магазина себе под нос.

На его плечо легла тяжелая рука Рабастана.

— Что странно, Олливандер? — с угрозой в голосе спросил тот.

— Ничего, мистер Лестрейндж!

Мистер Олливандер решил благоразумно промолчать. Он утаил то, что перо того же самого феникса было и сердцевиной другой палочки — палочки Того-кого-нельзя-называть, хотя все знают, что феникс отдает только одно перо из своего хвоста. Он ничего не сказал о том, что сегодня уже пытался продать эту палочку Избранному, однако палочка его не приняла...

* * *

Ночное поместье озарил гулкий стук металлической ручки о дерево крепко сбитой двери. Люциус Малфой недовольно посмотрел на своего незваного гостя, щурясь от света свечи.

— Чего тебе, Северус? — буркнул он.

— Люциус... — пробормотали в ответ из темноты.

Когда свет озарил лицо припозднившегося гостя, Люциус Малфой мгновенно посерьезнел.

—Входи. Добби, коньяку! — щелкнул он пальцами.

Снейп отхлебнул прямо из горлышка. Потом отхлебнул еще раз и закашлялся.

— Ну! — нетерпеливо воскликнул Малфой.

Глаза Снейпа лихорадочно блестели. На щеках нездоровыми бутонами распускался румянец.

— Люциус. Я нашел его след. Он не исчез, Люциус. Я его обнаружил!

Люциус побледнел.

— Где он?

— В Англии.

Платформа 9 и ? была забита людьми: ученики, торопящиеся в школу, и провожающие их родители спешили прощаться. Паровоз алого цвета нетерпеливо извергал из своего нутра тяжелые клубы дыма.

Рудольфус Лестрейндж недовольно огляделся — будучи нелюдимым человеком, не любящим большие скопления народа и шумные места, его раздражало это место, наполненное крикливыми людскими голосами, недовольным уханьем сов и скрипом колес тяжелых чемоданов о каменную кладку платформы. Сегодня он отправлял сына в школу — да, он совершенно не боялся заявить, что ребенок грязнокровки и предателя его взглядов был его сыном. Как бы это грубо не звучало, он подарил Гарольду жизнь и дал ему воспитание; он любил этого мальчика, пусть и какой-то своеобразной, скупой и скомканной любовью. Любил не потому, что видел в ребенке высокую цель. Любил потому, что он стал частью его семьи.

Рудольфус молчаливо положил свою руку на плечо Гарольду в знак своего покровительства и поддержки. Многие жесты можно не объяснять — они говорят сами за себя. Он знал, что Гарольд, с его нравом — не тот ребенок, которому нужны напутствия или советы.

Его супруга, Беллатрикс, смотрела на окружающих презрительным взглядом. Эта красивая, гордая женщина, так же, как и муж, больше ценила уединение, презирая толпу. Она наклонилась к Гарольду, чтобы обнять его, скорее потому, что так было правильно. Никто не мог упрекнуть Беллатрикс, за то, что она не испытывала материнских чувств к этому ребенку — он так и не смог стать родным за столько лет. А может быть, все дело в том, что она сама не смогла открыть для него хотя бы частичку себя, дать доступ к своему сердцу.

Маленькие ручки притянули её к себе. И в этот самый момент Беллатрикс Лестрейндж впервые почувствовала силу, исходившую от этого маленького человека. Эта сила клонила её к земле — и она вспомнила это далекое чувство трепета, которое в последний раз испытывала более десяти лет назад.

— Ты не любишь меня, мама, — промолвил тихий голос ей на ухо. — Я не виню тебя. Я знаю, что ты отдала свое сердце ему. И я верну его для тебя. Он уже близко, мама. Я чувствую его.

Беллатрикс Лестрейндж вздрогнула. Оттого, настолько страшно эти слова прозвучали из уст ребенка, её замерзшее сердце дало слабину и пропустило удар. Она прижалась к этому хрупкому тельцу настолько сильно, насколько могла, словно компенсируя отсутствие той нежности и заботы, которых не было в его детстве.

Он всего лишь взглянул на нее своими ясными глазами и сказал на прощание:

— Я люблю тебя, мама.

Однако, оттого, что она увидела во взгляде этого ребенка — этот знакомый жестокий блеск, по её спине пробежал холодок.

Уже гораздо позже, под покровом ночи, Белла, разомлевшая от тихой и спокойной жизни, словно сытая кошка на весеннем солнце, уставшая от долгого ожидания и пропустившая через себя огромное количество неприятных сомнений, задумалась: а правильный ли выбор они сделали более десяти лет назад? Не станет ли этот ребенок чудовищем, еще худшим, чем её Господин? Не станет ли он её Господину конкурентом, заключив в себе силу, куда большую, чем сила Темного Лорда?

Рабастан проводил племянника до самого вагона. Наблюдающие за ними могли увидеть по-настоящему теплые объятия. Рабастан был первым, и возможно, единственным другом Гарольда. Проводя с ним больше всего времени, он заслужил больше всего любви этого ребенка.

— Ну что, — Басти хлопнул старшего брата по спине. — Выпьем по пинте пива, братец?

— Что ты ему дал? — сухо спросил Рудольфус.

— Да ладно тебе, Руди, ничего я ему не давал! — невинно откликнулся Рабастан.

— Что. Ты. Дал. Ему?

— Всего лишь небольшой артефакт из семейной коллекции! — мило хлопая ресницами, заверил Рабастан. И добавил чуть более зловеще: — Зато теперь никто не посмеет притронуться к вещам моего племянника.

Рудольфус нахмурился. Этот год будет долгим, очень долгим.

* * *

О том, что он едет в одном поезде с Избранным, Гарольд узнал именно от этого человека, по чистой случайности попавшим с ним в один вагон.

Рыжий, неопрятный, с грязным пятном на лице — Гарольд смерил его презрительным взглядом, какого удостаивалось большинство людей, окружавших его. Рыжий ехал поступать в Хогвартс — так же, как и он. Он представился Роном Уизли.

— Гарольд. Гарольд Лестрейндж.

Судя по тому, как округлились васильковые глаза в обрамлении золотистых ресниц — Рону уже приходилось слышать о его семье, причем не самое лучшее. Среди свидетелей тех самых страшных, темных событий еще остались такие, кто помнил имена самых ближайших сторонников Темного Лорда. Гарольд скривился от такой ожидаемой реакции, с которой ему уже приходилось сталкиваться, и с которой он еще не раз столкнется — обычно именно так менялись в лице люди не их круга, стоявшие по ту сторону баррикад. И поколение сегодняшних детей не было исключением. В их юные, незамутненные ничем головки вкладывались постулаты о добре и зле, о правде и лжи, о правильном и не правильном.

Однако у каждого правда своя.

— Я пойду, пожалуй, — Рон неопределенно помахал рукой в сторону двери купе. — Мне нужно найти своих братьев, и всякое такое...

Было видно, что он совсем не рад вынужденному соседству.

— Поздороваться с Невиллом, — как бы невзначай упомянул он имя мальчика, который выжил после той страшной ночи.

Что это было? Хвастовство? Или небольшое предостережение? Или желание показать, кто на какой стороне? Гарольд хмыкнул, переворачивая страницу манускрипта, который читал, все глубже и глубже погружаясь в смысл написанного, скользя взглядом по древней чернильной вязи. Он знал, что придет время, и он тоже поприветствует Невилла Лонгботтома, ставшего таким известным по какой-то чудовищной ошибке. И он покажет, кто из них лучше.

Изучая историю магии и магического сообщества, он просто не мог не знать кто этот мальчик и в чем его заслуга перед магическим миром. Он знал, что этот ребенок стал причиной исчезновения величайшего волшебника. И он знал, что наступит такой день, когда он сможет исправить ошибку.

Наступит день, когда Гарольд Лестрейндж станет правой рукой своего господина — в этом не сомневались его родители, и в этом не сомневался он.

Знакомство с Избранным?

— Жду не дождусь, — сказал Гарольд, стоило за Уизли закрыться дверям купе, и на его губах появилась недобрая улыбка.

Платформа уже давно скрылась из вида. Маленькие, будто игрушечные домики, также остались далеко и сменились стремительно мелькающей за окном купе зеленью полей и лугов. Солнце стояло высоко в зените, до вечера было далеко, а значит, путь продолжится еще несколько часов. Гарольд недоумевал: почему нужно отправляться в школу таким откровенно маггловским способом? Он не сомневался в том, какие истоки имела эта традиция — далеко не чистокровные. Он поймал себя на мысли, что даже такая, казалось бы, мелочь способна его раздражать.

Дверь приоткрылась — в купе залетела девочка.

— Привет! — заявила она. — Я — Гермиона Грейнджер! А что ты читаешь? — её глаза округлились, а губы стали похожи на маленькую букву «о». — Я думала, что такие книги запрещены...

Гарольд взглянул на девчонку и поморщился. Её явно было слишком много в этом купе. Она заполнила собой все: всё — от пола до потолка, полки над головой, пространство между сидениями. Она заполонила собой все! Её лицо было смутно знакомым Гарольду, однако он не мог вспомнить, откуда. Её происхождение было маггловским — об этом говорила её фамилия, которую Гарольд раньше не слышал. И это делало её еще более неприятной.

— Что тебе нужно? — спросил он.

— Ты не представился! — строго заметила девчонка в ответ.

Гарольд закатил глаза.

— Гарольд Лестрейндж, — бросил он в ответ.

— О! — воскликнула Грейнджер. — Я слышала о твоей фамилии. Лестрейнджи — древнейший магический род, эмигрировавший в Англию из Норвегии. Его основатель...

— Стоп! — Гарольд поморщился. — Я прекрасно знаю историю своего рода. Хочешь здесь находиться — помолчи.

Гермиона удивленно хлопнула ресницами. Она могла просто уйти — после такого холодного приветствия, однако, девочка не привыкла сдаваться. Этот странный мальчик был ей интересен. Как и любая отличница, она любила решать сложные задачки.

— Здорово, что мы едем в Хогвартс, правда? — заговорила она вновь, не прошло и нескольких минут. — А на какой факультет ты хочешь поступить?

— А ты? — насмешливо ответил вопросом на вопрос Гарольд.

— Я считаю, что каждый факультет привлекателен по-своему, — начала девчонка, но Гарольд её перебил:

— Кроме Гриффиндора. Это факультет для идиотов.

— Почему?

— Есть цели и средства. Посуди сама: слизеринцы используют свою хитрость, когтевранцы — ум и знания, полученные из книг, пуффендуйцы достигают всего трудом и упорством. А что могут гриффиндорцы? Действовать напролом. Факультет баранов. Долбясь в ворота своими рогами, баран рано или поздно снесет их.

Гермиона Грейнджер уже открыла рот, чтобы прочитать обличительную тираду о том, что все факультеты равны, и Гриффиндор — ничем не хуже других, как дверь в купе вновь распахнулась. Тех, кто вошел сюда, Гарольд совсем не желал видеть. Это он, или его купе было так популярно сегодня?

— Здравствуй, Гарольд, — надменно сказал белобрысый мальчишка.

— Здравствуй, Драко, — отозвался Гарольд.

Они некоторое время меряли друг друга взглядами, словно два кота, готовые через секунду сцепиться не на жизнь, а на смерть. Их отношения были совсем неоднозначными — каждый из них считал себя лучше другого, и у каждого были свои причины так думать. Гарольд был уверен в слабости и трусости семьи Малфоев. Драко же был просто уверен в своей исключительности, которую ему внушили воспитанием. Так они и росли — со скрытым презрением, недолюбливая друг друга, однако, бывшие членами одного сословия.

— Ты знаешь, что с нами будет учиться Избранный? — ехидно спросил Драко Малфой. Его сопровождающие — Кребб и Гойл, стоящие за его спиной, гнусно заржали.

— Уже оказал ему визит вежливости? — Гарольд насмешливо изогнул свою бровь.

— Почему это, интересно, я должен это делать?

— Ну как же, — Гарольд продолжал откровенно насмехаться. — Малфои ведь всегда там, где им выгодно. Заведомо на стороне победителей. Перебежчики. Может быть, ты уже успел с ним подружиться, Драко? Не сомневаюсь, что отец тебе дал именно такой совет. Это ведь будет очень выгодно для вашей семьи.

Щеки Драко еле заметно порозовели, а глаза сузились.

— А тебя, наверное, последние годы учили, каким заклятием его лучше убить? — прошипел он в ответ.

— Ошибаешься. Эту честь я предоставлю другому человеку.

— Мальчики... — осторожно подала голос Гермиона Грейнджер. Оттого, что они говорили, ей стало немного не по себе.

— Смотри-ка, — Драко кивком показал на нее. — Твоя новая подружка тебя защищает.

— Лучше заткнись, Малфой, пока я не опозорил тебя перед твоими старыми друзьями еще больше.

Драко Малфой шумно выдохнул воздух — он понимал, что усугублять ситуацию еще больше ему не стоит. Он развернулся и резко, порывисто начал шагать к выходу из купе, бросив у дверей:

— Мы не закончили.

Гарольд лишь усмехнулся. Он знал, что из этого боя он заведомо выйдет победителем. Взгляд скользнул по напуганной девчонке. Гарольд поморщился — сегодня она услышала лишнее. Нужно что-то сделать, чтобы то, о чем говорили они с Малфоем, не вышло за пределы этого купе.

— Не обращай внимания, — ободряюще сказа он Гермионе. — Это был всего лишь мой идиот-кузен.

* * *

За несколько дней до этого...

— Никогда, Люциус! Этому не бывать никогда! — Леди Нарцисса стояла, уперев руки в бока — в такие моменты в ней начинала играть неспокойная кровь Блэков.

— Ты не понимаешь, Нарцисса. Ты должна. Мы должны...

— Посмотри в эти глаза, Люциус и скажи, что я должна? Я расплатилась с ним сполна! Моих родителей забрала эта война! Мой брат умер, исполняя очередное его задание. Другой мой брат в Азкабане из-за него! Я не могу видеться с моей сестрой, потому что она сбежала с магглом — а все почему? Она не разделяла его взглядов! Другая моя сестра просто свихнулась, поддерживая его. А её сын? Это не ребенок — это чудовище!

Нарцисса обняла себя за плечи, словно пытаясь спастись от внезапно нахлынувшего озноба, которое принесло это воспоминание.

Стоял погожий солнечный день — было еще только начало лета. Гарольд гостил в Малфой-меноре, и как-то после обеда Нарцисса завела с мальчиком беседу, найдя его в библиотеке за книжкой:

— В этом году тебе предстоит пойти в Хогвартс. Ты рад этому, Гарольд?

— Нет, — спокойно отозвался мальчик, разглядывая Нарциссу своими ясными глазами. — Мне больше по душе Дурмстранг.

— Почему же? Мы все учились в Хогвартсе. И мы с Люциусом, и твои родители, и еще много хороших волшебников...

— Там слишком много грязнокровок, — стальным голосом оборвал её мальчик.

— Что же ты прикажешь с ними делать, Гарольд? — удивилась тогда Нарцисса. — Их же нельзя изолировать от чистокровных.

— Вы правы, Нарцисса. Но от них можно избавиться раз и навсегда.

Нарцисса вздрогнула оттого, как спокойно это было сказано. Это же... ребенок! Как мог он говорить такие страшные вещи? В глубине души, Нарцисса понимала, что это побочный эффект от воспитания Лестрейнджей, но все равно не могла поверить в это.

— Посмотрите на то дерево, Нарцисса, — так же спокойно продолжил мальчик, показывая на один из дубов за окном. — Оно большое и сильное. Избавьте его от сухих веток — и оно станет еще выше и еще сильней. Ему не нужно будет размениваться. Они ему просто не нужны. Они мешают ему развиваться. Точно так же и наш магический мир.

— Гарольд, но ведь грязная кровь — это не болезнь, — попыталась спорить Нарцисса.

— Правильно. Болезнь можно излечить. А если излечить её нельзя, то её нужно ликвидировать. Вы знаете, тетя, лекарство от грязной крови?

Нарцисса вздрогнула, отходя от этого воспоминания. Когда муж рассказал ей о магическом отклике, характер волшебства которого необычайно напоминал Темного Лорда — Нарцисса напряглась. Она еще помнила те страшные ночи, после которых муж возвращался с пустыми глазами, долго молчал, а после вздрагивал во сне. Как настоящая мать, она хотела защитить своего ребенка. Драко был смыслом её жизни — и она отчаянно не хотела его лишиться.

— Послушай меня, Нарцисса, — жестко сказал Люциус. — Северус сказал, что он вернулся. Северус уверен, что он вернулся. Он обнаружил совсем слабый отголосок его магии. И мы должны помочь ему — ты же знаешь, что он делает с предателями.

Нарцисса рванула рукав своего платья, обнажив белоснежную шелковую кожу, через которую просвечивали дорожки голубых вен.

— Ты видишь, Люциус? — она гордо продемонстрировала ему свое предплечье. — Видишь? Я чиста. И я ничего ему не должна. Только попробуй поставить под удар нашу семью и нашего сына!

Люциус смерил её холодным взглядом, развернулся и покинул комнату. Через секунду хрустальные слезы стремительно покатились по красивому лицу Нарциссы, и она медленно опустилась на пол — словно все силы разом покинули её. Она спрятала лицо в ладонях и превратилась из статной Леди Малфой в обычную, слабую женщину, не желающую мириться с судьбой.

* * *

— Вот значит, как, — задумчиво проговорил Альбус Дамблдор. — Вы уверены в этом, Гаррик?

Как только изготовитель палочек прислал ему письмо с просьбой о срочной встрече, Альбус тотчас же откликнулся. Но он совсем не мог ожидать того, чем эта встреча обернется.

— О, несомненно, Альбус, — живо откликнулся Олливандер. — Я помню каждую свою палочку — и каждого её владельца. Я не могу ошибаться.

— Что же это может означать?

— Прежде всего, что характеры этих людей схожи. Схожий магический почерк. У обладателей схожих волшебных палочек определенно есть что-то общее. Думаю, что вы и сами это знаете, Альбус.

Альбус Дамблдор задумчиво погладил серебристые завитки своей бороды. Возможно ли, что у Темного Лорда и у сына Беллатрикс и Рудольфуса Лестрейнджей было что-то общее? Чем же они могли быть похожи? Что могло связывать этих двух людей?

Кто же ты, Гарольд Лестрейндж?

Альбус Дамблдор вздрогнул от внезапного предположения. Могла ли Беллатрикс Лестрейндж настолько любить своего господина, что осмелилась родить ему ребенка? И возможно ли такое, что у Лорда Волан-де-Морта есть наследник?

* * *

Гарольд ни на одну секунду не сомневался в том, что Шляпа отправит его на Слизерин. Однако стоило ей коснуться его головы, в его голове скрипучим голосом пронеслось заявление, которое услышать он не ожидал.

«— Тебе была уготована другая судьба, Гарольд, — заявила Шляпа. — Ты мог бы изменить историю, повлиять на ход событий. Я вижу, что твое сердце еще не до конца охвачено Тьмой».

«— Что ты бормочешь? — нахмурился Гарольд. — Какие варианты, кроме Слизерина?».

«— Слизерин поможет тебе стать великим, — прошамкали в ответ. — Но с Гриффиндором ты найдешь настоящих друзей, откроешь для себя новые возможности...».

«— Гриффиндор? Не смеши меня!».

— Слизерин! — громогласно пронеслось по Большому Залу.

Гарольд спрыгнул с табурета и поспешил к своему столу, не замечая двух пар глаз, внимательно наблюдающих за ним. У него из головы просто не шло то, что сказал ему древний артефакт.

С момента отъезда Гарольда в школу, поместье Лестрейнджей захватила самая настоящая атмосфера одиночества, и Беллатрикс, которая все больше проводила дни в уединении — контролируя работу домашних эльфов, или с книгами в домашней библиотеке, все чаще погружалась в воспоминания. Воспоминания захватывали её разум — они цеплялись за нее холодными липкими щупальцами прошлого, словно стараясь затянуть её обратно, принять в свои цепкие объятия и не отпускать больше никогда.

Беллатрикс с легкой ностальгией вспоминала свое детство и школьные годы — но сквозь десятки лет они виделись ей словно некачественная фотография: с немного размытыми очертаниями событий, со смазанными деталями и с почти забытыми выражениями знакомых лиц. Ярким пятном среди воспоминаний вычленялись годы служения Темному Лорду — годы экстаза схваток, пламени битв, и её, Беллатрикс, внутреннего пламени. Она никогда не забудет того дня, когда присягнула ему на верность, того дня, когда сладкая и желанная боль коснулась её предплечья. Она помнила всепоглощающую ненависть, которая выливалась в огромную силу заклятий, и охватывающую все естество жестокость, направленную на грязнокровок. Таковой была молодость Беллатрикс, несколько лет, которые вызывали на её лице искреннюю улыбку и заставляли испытывать далекое чувство наслаждения.

А потом приходили годы после падения Лорда. Годы, когда им приходилось скрываться с чужим ребенком на руках — годы, когда ей больше всего хотелось задушить годовалого мальчика, сбросить его со скалы, или утопить во время купания. Рудольфус спрятал свою семью на континенте, из-за чего Беллатрикс сжигала изнутри ослепляющая ярость. Не она выбрала этот путь. Она жаждала борьбы, она была готова встать под яркие лучи убивающих заклинаний авроров, она была готова отправиться в Азкабан, была готова гореть заживо — все, что угодно, но она бы никогда и ни за что не поступилась бы своими принципами. Но муж выбрал для Беллы другой путь. Однако годы заточения не убили в ней ту, прежнюю Беллатрикс. Она знала, что наступит время, когда она вернется — и встанет под знамя своего Господина.

К Гарольду она испытывала смешанные чувства. Были времена, когда Белла могла поклясться, что ненавидит его всем сердцем — ведь он был причиной смерти человека, взгляды которого не только разделяла, но и испытывала к нему нечто большее. А с другой стороны — он был и надеждой на его возвращение; она так отчаянно верила в это, что иногда ей казалось, что она видела в глазах ребенка знакомый блеск. И, после лет, проведенных с ним, могла признаться: она все же испытывала к нему ту привязанность, на которую было способно её скупое черное сердце. Она скучала — так, насколько могла: ведь с уездом Гарольда огромное поместье вмиг опустело. Рудольфус, после их триумфального возвращения, постоянно пропадал, посвятив себя бизнесу — они виделись только по утрам и вечерам, в остальное время Белла была одинока. И так продолжалось бы долго, если бы не один случай.

Прошло чуть больше недели, после первого сентября. Белла и Рудольфус ужинали, обсуждая политику Министерства — вернее, обсуждал Рудольфус, Белла все больше фыркала и кривилась, когда сработали сигнальные чары. Они говорили о том, что им нанес визит кто-то из знакомых: иных они просто не могли пропустить. И, в подтверждении догадок мужа и жены, в столовой спустя несколько минут появился Люциус Малфой.

— Мое почтение, Рудольфус, Белла, — вторя шагам тростью, поприветствовал он, приближаясь к большому овальному столу, накрытому темно-зеленой скатертью.

— Здравствуй, Люциус, — поприветствовал Рудольфус. — Присоединишься?

После того, как Люциус Малфой опустился на стул, Белла не выдержала:

— Ну и что тебе нужно?

— О, у меня очень важная информация для вас, — многообещающе протянул он.

Беллатрикс хмыкнула.

— Лизнул кому-то зад? — в тон ему спросила она.

— Информация, касающаяся Темного Лорда, — не обратив внимания на шпильку, продолжил Люциус.

На несколько секунд над столом воцарилось молчание. Брови Рудольфуса удивленно взлетели вверх, и он посмотрел на свою жену, которая сумела сохранить лицо после этого заявления. После её молчаливого согласия, он промолвил:

— Мы слушаем тебя, Люциус.

Люциус Малфой поведал информацию, рассказанную ему Северусом Снейпом: о том, что он смог обнаружить всплеск магической силы Темного Лорда. И чтобы он вернулся, нужно ему помочь.

— Ну надо же, — усмехнулась Белла. — И что ты хочешь от нас?

— Мы же одна семья! — улыбнулся Люциус.

— Это даже не смешно, — заявила Белла.

— Действительно, Люциус, — отозвался молчащий до сих пор Рудольфус. — Если ты так уверен в своем успехе, зачем тебе помощники?

— Магия и сила — это то, чего никогда не бывает много, — ответил Малфой.

— Так же, как и общих фраз, — съязвила Беллатрикс.

Из гостиной послышался звук сработавшего камина. Извинившись, Рудольфус покинул столовую, оставив Беллу и Люциуса одних.

— Я знаю, на что ты надеешься, Малфой, — прошипела Белла, стоило мужу выйти из комнаты. — Ты хочешь помочь Темному Лорду вернуться, опрометчиво полагая, что он забудет о твоем предательстве. О том, что ты сбежал одним из первых. Но этому не бывать. Господин все знает — и он не простит тебе того, что ты так просто от него отказался.

Выражение лица Люциуса Малфоя не изменилось: он, как настоящий Малфой умел добиваться своего. К тому же, у него в рукаве был припрятан козырь. Кажется, настало время им воспользоваться.

— Знаешь, что, Белла? Меня давно мучает один вопрос — почему твоего сына нет на нашем семейном древе? Подумать только: ты, сестра моей обожаемой супруги там, твой муж тоже, а вот Гарольда нет. Парадокс.

Белла скривилась в ответ.

— Что за чушь, Малфой? Все знают, что гобелен в вашей гостиной — это глупая мазня чьих-то неумелых рук. Гобелен с родословной — это очень редкий артефакт.

— Да, ты права, Белла. Очень редкий. И именно поэтому, я храню его не на стене в гостиной, а у себя в кабинете. И твоего сына там нет. Чей же это ребенок, Беллатрикс?

Белла замерла на несколько долгих и томительных для нее секунд.

— Чего ты хочешь?

* * *

Первая неделя стала для Гарольда очень долгой. Он был поглощен занятиями, был поглощен замком с его бесконечными коридорами и непредсказуемыми лестницами. Он очень много читал про замок Хогвартс, но все же, ему удалось захватить воображение Гарольда — еще в первые дни он понял, что для того, чтобы изучить это необыкновенное волшебное строение не хватит и нескольких десятков лет. И осознание этого факта не могло не удивлять. Замок менялся каждый день — в угоду какому-то невидимому разуму, но не в угоду ученикам. Поэтому, бывало, приходилось помучаться, чтобы найти необходимый кабинет.

У замка были его вечные жители — приведения, которые также не могли стать источником хорошего настроения. Несмотря на то, что Гарольд был привычен в общении с призраками, в Хогвартсе встречались по-настоящему интересные экземпляры. Взять, к примеру, привидение Слизерина — Кровавого Барона. Встретившись с ним, можно было услышать что-то действительно мудрое, а можно было также натолкнуться на проклятия в спину. Не доставлял радости и школьный полтергейст Пивз, однако, Гарольд знал заклинания, которые помогали ему с легкостью избавиться от назойливого внимания.

Стоит заметить, что почти все предметы, которые посещал Гарольд, не вызывали у него особого интереса. Благодаря родителям, а также учителям, которые занимались с ним магическим дисциплинам, он знал то, что преподаватели пытались вдолбить в головы ученикам — впрочем, точно так же, как и многие другие ученики с его факультета — представители чистокровных семей.

Однако на первой неделе были уроки, которые по-настоящему смогли затронуть его.

Первым таким уроком стала Защита От Темных Искусств. Преподавателем ЗОТИ был тихий и заикающийся профессор Квирелл. Про него говорили, что он боится всего окружающего, в особенности — вампира, которого тот встретил в Румынии, в которой побывал этим летом. Проходя по коридору Хогвартса, Квирелл распространял за собой такое амбре от чеснока, который он, похоже, не только употреблял в огромных количествах, но и обвешивался им под одеждой, что хотелось тотчас же принять душ. Словом, Гарольд не ожидал от его предмета ничего особенного. Может, только лишнего повода посмеяться. Однако все случилось не так, как ожидал Гарольд.

Первый урок начался так, как обычно — Квирелл стал рассказывать о важности своего предмета, постоянно заикаясь и поправляя тюрбан. Гарольд и его сосед по парте, Теодор Нотт, отпускали шуточки по поводу нового учителя. И тут случилось кое-что из ряда вон выходящее. Голову Гарольда пронзила острая, ни с чем несравнимая боль.

— Оу, — простонал Гарольд, схватившись руками за лоб и согнувшись пополам.

— Что случилось? — полушёпотом спросил Нотт, впрочем, без какого-либо беспокойства.

Голова перестала болеть также же резко, как и начала, впрочем, Гарольд успел заметить почему — Квирелл перестал на него смотреть. И прошептав Нотту, что все в порядке, он пообещал себе задуматься над этим явлением.

Вторым неприятным открытием стало зельеварение, а точнее то, что случилось после него.

После того, как преподаватель зельеварения, а по совместительству декан Слизерина, Северус Снейп, мерил класс презрительным взглядом — он, одним взмахом палочки дал задание, которое тут же возникло на доске. Это было совсем простенькое зелье от ожогов — Гарольду, как и большинству его одноклассников, ничего не стоило приготовить его. Однако здесь отличился Невилл Лонгботтом.

Гарольд не стремился встретиться с Избранным — он, как и все слизеринцы, умел выжидать выгодного момента. Но тот момент, когда им пришлось пересечься волею судеб в первый раз, настал, не спросив об этом Гарольда. Невилл Лонгботтом испортил зелье — он добавил в него иглы дикобраза слишком рано. Зелье взорвалось, расплескав вокруг котла жижу болотного цвета. Но это было не самым трагичным в ситуации. Основная часть зелья попала на его лучшего друга — Рона Уизли.

Может быть, если бы Уизли не примерял на себя роль тени Невилла, он бы не попал в эту трагичную ситуацию, и его бы не пришлось отправлять в больничное крыло. Однако Уизли не отходил от Избранного — и своевременно поплатился за это.

После урока, собрав в сумку учебные принадлежности, Гарольд вышел из кабинета практически самым последним и увидел в коридоре толпу учеников. Вскоре, он обнаружил, из-за чего произошел затор — Малфой, а также его верные телохранители Кребб и Гойл, заключили в треугольник Невилла и отобрав у него палочку, перебрасывали её друг другу. Невилл Лонгботтом представлял собой жалкое зрелище — он метался между тремя слизеринцами, но, очевидно, ничего сделать не мог.

Именно таким было его первое знакомство с Избранным — пусть и готовился он к другому. Гарольд посмотрел на представление несколько долгих секунд, удивился тому, что никто из гриффиндорцев не вступается за своего героя и сделал решительный шаг вперед. Он прошептал «акцио» — палочка Лонгботтома оказалась в его руке, и он отдал её владельцу.

Спустя несколько мгновений напротив него оказался Малфой.

— И что это было? — выплюнул он.

— Дай пройти, Драко, — сухо ответил Гарольд.

Ему действительно нужно было пройти, а эта сцена его раздражала.

— Серьезно? — скривился Малфой. — Помогаешь грифам?

Гарольд закатил глаза.

— Очень смело, трое на одного. Не боишься перетрудиться?

— О, что-то ты сегодня не очень разговорчив!

Гарольд сделал шаг навстречу Малфою и ответил в полголоса. Так, чтобы только Драко мог его слышать:

— Пропусти меня, или я расскажу всем, как ты описался на похоронах Вальбурги.

Чуть позже, он сидел и размышлял над этой ситуацией в библиотеке. Он помог Невиллу. Он не хотел этого. Не хотел. Не хотел, не хотел, не хотел. Он не собирался ему помогать. Ему просто надо было пройти.

Он только что сделал хорошее дело — и для кого? Его вдруг охватило странное чувство некого диссонанса. По всему выходило, что он должен был помочь Драко, стоять вместе с другими слизеринцами и насмехаться над несчастным Лонгботтомом. Но эта сцена вызвала в его душе отвращение. Глядя на ситуацию взглядом незаинтересованного, непредвзятого человека, он понимал, что поступок слизеринцев по отношению к Невиллу был… несправедливым? Только вот должен ли он так думать? Гарольд уронил голову на книгу, которая лежала перед ним.

В библиотеке показалась знакомая кудрявая голова. Завидев её, Гарольд постарался скрыться за стопкой книг. «Я — невидимка», — твердил он про себя.

Однако ему это не помогло.

— Привет! — звонким голосом сказала Гермиона, плюхнувшись на стул рядом.

Гарольд изобразил крайнюю заинтересованность книгой, которая лежала перед ним. Не хватало еще, чтобы эта грязнокровка привязалась к нему! Но Гермиону это не остановило.

— Это было так благородно, что ты помог Невиллу, — заявила она.

— Я не помогал ему, — рыкнул Гарольд сквозь зубы. — Мне просто надо было пройти.

— Ну да, — кивнула она.

Несколько минут они провели в молчании. Гарольд пытался читать учебник, а Гермиона Грейнджер просто сидела рядом.

— В этой школе все так странно и захватывающе... — прервала она, наконец, молчание. — Как тебе наши учителя? Снейп очень необычен.

— Ничего особенного, мелкая сошка, — буркнул Гарольд презрительно.

— А как тебе Дамблдор? — с интересом спросила девочка.

Гарольду приходилось общаться с ней, словно превозмогая зубную боль.

— Непростой человек, — отозвался он.

— И чем же?

— Обычный директор на первый взгляд, который вверг школу в какие-то тайны. Как ты думаешь, что он спрятал на третьем этаже?

— Не знаю, — отозвалась Гермиона. — Почему он там вообще должен был что-то спрятать?

— Может быть там трупы? — не слушая её, мечтательно проговорил Гарольд. — Почему-то же нам запретили туда ходить?

Был еще один человек, которого Гарольд считал непростым. Однако его имя в этом диалоге так и не прозвучало.

* * *

В конце недели профессор Дамблдор вызвал Северуса Снейпа в свой кабинет.

— Вы хотели меня видеть, директор?

— Да, Северус, присаживайся. Как тебе наш первый курс? — с любопытством спросил Дамблдор.

Снейп вздернул бровь.

— Вы хотите поговорить о ком-то конкретном, директор?

— Ну что ты, Северус, — Альбус Дамблдор покачал головой. — Как тебе, к примеру, твои подопечные.

— О, милейшие детки, — лицо Снейпа озарила фальшивая улыбка. — Малфой, Лестрейндж, Нотт, Кребб, Гойл. Совсем не отпрыски самых известных Пожирателей. И совсем не тот курс, пришествия которого в школу мы так боялись.

— Брось, Северус, они всего лишь дети, — улыбнулся Дамблдор и, без перехода, добавил: — Ты пригляделся к Гарольду?

— Да, — кивнул Северус, и, предупреждая следующий вопрос, добавил: — И нет, директор, я не считаю, что он сын Темного Лорда.

Альбус Дамблдор задумчиво посмотрел на всполохи огня в своем камине.

— А вот мне он кого-то напоминает... — задумчиво проговорил он. — Только не могу понять кого.

Сидя в комнате мальчиков-первокурсников тем же вечером, Гарольд вдруг почувствовал невероятный прилив силы — словно магия пронзала каждую клеточку его тела. Так же, как и несколько недель назад, он ощутил, как тьма сгущается вокруг — и даже тени, залегшие в углах, будто бы увеличились, удлинились и потянули к нему свои холодные пальцы.

Это могло означать только одно.

Он чувствовал приближение Господина. Не понимая почему, он знал, что Темный Лорд набирает силу и это ощущение он сам не мог себе объяснить. Гарольд помнил, что родители не раз упоминали о том, что у него есть связь с Темным Лордом, впрочем, никогда не вдаваясь в подробности о природе этой связи. Он закрыл глаза и помассировал виски. Ощущение исчезло так же быстро, как и появилось — мир снова наполнился прежними красками, а тени, испуганно, вернулись на свои места, больше не высовываясь.

— Гарольд, — звал его кто-то. — Гарольд!

Он обернулся на источник голоса и, немного расфокусированным взглядом нашел Малфоя. Тот находился на своей кровати — развлекался с игрушечным снитчем. О, это его детская мечта — стать знаменитым игроком в Квиддич…

— Черт возьми, Лестрейндж! — продолжал надрываться Драко, не замечая, что Гарольд уже обратил на него внимание. — Оглох там что ли?

— Чего тебе, Драко? — немного устало спросил Гарольд: внезапная вспышка его утомила.

— Я придумал отличное развлечение, — манерно растягивая слова, произнес тот. — Пошли, найдем грифов и поиздеваемся над ними? Я слышал, они стараются не попадаться тебе на глаза.

На это заявление Гарольд только закатил глаза.

— Серьезно, Драко? — он хмыкнул, собирая письменные принадлежности — как раз собирался написать письма отцу и Рабастану, а здесь ему вряд ли позволят это сделать. — Мне кажется, тебе нужно придумать что-то получше. А у меня найдутся дела поинтереснее.

Он покинул спальню мальчиков, не придавая значения тому, что Драко за его спиной насмешливо фыркнул. Это начинало раздражать. В Хогвартсе Малфоя словно… Можно было сказать о том, что его подменили, но нет. Похоже, выплыли наружу не лучшие из его качеств, которые он хоть как-то сдерживал благодаря родителям. Здесь Драко стал слишком заносчивым и несдержанным и это совершенно его не красило. Впрочем, Гарольду не было до этого совершенно никакого дела. Он не должен следить за Малфоем, контролируя каждый его шаг.

Задумавшись, он совсем не заметил куда идет и столкнулся с одной из старшекурсниц. Девица недобро взглянула на него и бросила презрительно:

— Смотри куда прешь, малявка.

Гарольд замер. Он не помнил этого надменно-насмешливого лица девицы, значит, не встречался с ней ранее. Возможно, она была полукровкой или относилась к той группе чистокровных, которые не вращались в их кругах, якшаясь со всякими предателями крови и грязнокровками? В любом случае, она не имела права так бросаться словами.

— Ты не должна так говорить, — сказал он со всем возможным спокойствием, которое у него было в данный момент.

— Ты что это, будешь мне указывать, мелочь? — она расхохоталась и скрылась в коридоре, ведущем в жилые комнаты.

Гарольд нахмурился. Он еще не сталкивался с подобным хамством, поэтому, несколько секунд провел в ступоре. Но, уже вскоре, сел за письмо. Он обещал рассказать отцу о том, как пройдет первая неделя в школе. Но сначала он напишет письмо другому члену своей семьи — тот сможет помочь ему в деле, которое вряд ли одобрит отец.

«Здравствуй, дядя Рабастан!

Хочу поделиться с тобой впечатлениями о моей первой неделе в школе…»

* * *

Драко фыркнул, когда Лестрейндж ни с того ни с сего сорвался с места, направившись в сторону гостиной. Подумаешь, не очень-то и хотелось. И что этот Гарольд из себя вечно строит? Только подрывает его авторитет среди других слизеринцев. Может быть, стоит проучить его, чтобы немного осадить пыл?

Взгляд Драко устремился в сторону кровати, на которой спал Гарольд. Напугать его во сне, чтобы парни поняли, что не такой уж этот Лестрейндж и крутой? Нет, мелко. Сделать что-то с домашним заданием, чтобы тот опозорился прямо на уроке? Тоже не то, не стоит выносить разборки на публику. По крайней мере, пока.

А может… В голову Драко пришла коварная идея. Теперь оставалось найти исполнителя.

— Эй, Кребб! — окликнул он.

— Чего, Драко? — пробасил низкий и толстый мальчишка, который был погружен в большую книгу про квиддич.

— Залезь-ка в сундук Гарольда.

На лице Винсента отразилась серьезная мыслительная работа. Он кинул взгляд на сундук Лестрейнджа, потом посмотрел на Драко — в глазах его отразилось сомнение и явное нежелание лезть к чужим вещам.

— Зачем? — спросил он, стараясь отделаться от приказа. — Может, ты сам, Драко? А то он мне потом…

Драко рассерженно махнул рукой.

— Да ничего он тебе не сделает! — заверил он. — Забыл, что он мой кузен? Уж мне ли не знать, что это он только на словах такой зловещий. А на деле «Пуф!» — и все.

Все еще испытывая сомнения в правильности своих действий, Кребб направился к сундуку Гарольда, подначиваемый Драко. Грегори Гойл с интересом смотрел чем закончится эта авантюра. Немного поколебавшись, Винс опустил свою руку на крышку сундука, и, словно собравшись с силами, потянул ее вверх. Драко наблюдал за ним с плохо сдерживаемым любопытством — он даже подался вперед, чтобы лучше видеть.

— Видишь, — с торжеством в голосе проговорил он, приближаясь. — Даже запирающие не использует! А вы его еще боялись. Ну-ка, что там у него?

С этими словами он спрыгнул с кровати и пошел к сундуку кузена, чтобы самостоятельно провести в нем инспекцию и достать что-нибудь компрометирующее. А может быть, что-нибудьё ценное, чтобы потом смотреть на то, как Гарольд будет это искать и насмехаться над ним. Но он не успел увидеть даже содержимого сундука.

Внезапно из его недр выскочило что-то очень маленькое, и вцепилось в руку Кребба. Он сначала не понял, что это, но потом сумел разглядеть старую металлическую чернильницу. Щель между самой чернильницей и крышкой распахнулась, как плотоядный рот — показался ряд острых треугольных акульих зубов.

— А-а-а! — завопил Кребб, отчаянно тряся рукой, пытаясь скинуть предмет с него. — Снимите! Снимите ее с меня! Сними ее, Драко-о-о!

На секунду впав в ступор, но тут же оправившись от него, Малфой выхватил палочку и брякнул первое, что пришло ему в голову:

— Акцио, чернильница!

Железное чудовище не поддалось, все сильнее вгрызаюсь в предплечье толстяка, что заставляло того рыдать и вопить еще сильнее:

— Быстрее! — надрывался Винсент. — Сделайте что-нибудь! Она сосет мою кровь! Она сейчас отгрызет мне руку!

— Я… я пытаюсь, — проговорил Драко, пробуя заклинание за заклинанием из тех, что были известны ему, но ничего не выходило.

— Что у вас тут происходит? — раздался голос пятикурсника — он был старостой и Драко запомнил его еще в самый первый день, когда тот провожал их до гостиной. От увиденного глаза парня расширились. — Дерьмо! Фините инкантатем!

Видя, что ничего не вышло, он крикнул куда-то в коридор:

— Скорее, зовите Снейпа!

— И Лестрейнджа, — тихо добавил Малфой.

* * *

— Итак, класс, — бодро вела повествование профессор Стебель, не давая ученикам задремать. — Сегодня вашей задачей будет удобрение растений Моли. Кто расскажет, чем оно так полезно! Да, мисс Патил?

— Моли — сильнодействующее средство, которое можно есть для нейтрализации магических воздействий. Используется для приготовления восстановительного зелья, — ответила черноволосая девочка с Когтеврана. Ее лицо озарила счастливая улыбка, когда профессор Стебель дала ее факультету пять очков.

— Подумаешь, — фыркнул Малфой. — Я тоже это знал, и что?

— Что же ты не ответил? — спросил у него Гарольд.

Малфой послал ему грозный взгляд, но ничего не сказал. После происшествия в спальне мальчиков, когда Гарольд, вернувшись, узнал, что его личное пространство подверглось вторжению и ему пришлось, с заметным сожалением, обезвредить артефакт, прикоснувшись к нему палочкой, вся троица неодобрительно косилась на него. Прибежавший Снейп велел явиться к Дамблодору следующим вечером, после ужина и даже снял со Слизерина пять очков. Гарольд только плечами пожал — он не виноват, что его соседи настолько не могли сдержать своего любопытства.

Нотт и Забини продолжали общаться с ним как ни в чем не бывало, поглядывая, впрочем, с опаской. Наверное, в этом стоило увидеть свои плюсы — Малфой начал его порядком доставать за последние дни, и теперь можно было надеяться на то, что у него получится отдохнуть от кузена. Отлично.

— Прекрасно, мисс Патил, — воскликнула профессор Стебель и ее кудряшки, выбивающиеся из-под шляпки, смешно подпрыгнули. Черноволосая когтевранка зарделась, сумев снова ответить правильно. — Смотрите, сколько вас ждет работы! Берите ведра, наполняйте их удобрениями, — она показала рукой в сторону большого корыта с чем-то напоминающим песок, слегка серебрившимся на солнце, — а потом аккуратно присыпайте Моли составом. Их стебли очень хрупки и главное — не сломать их!

Теодор Нотт — молчаливый долговязый парень кинул Гарольду перчатки; сегодня они работали в паре. Гарольд отправился к корыту с песком, слушая, как Малфой науськивает Гойла на Патил. В конце концов здоровяк, захихикав, подбежал к когтевранке со спины и обсыпал ее песком. Та завизжала, а Малфой, Кребб и Гойл гнусно заржали. Их смех стих только тогда, когда Стебель оштрафовала Слизерин на десять баллов.

— Может, хватит? — сухо спросил Гарольд. — Это напоминает ребячество. Я могу понять твои издевательства над Лонгботтомом, но она-то тебе что сделала?

— Я буду делать то, что хочу, и ты мне не указ, — холодно ответил Малфой, не собираясь, впрочем, вступать с ним в открытую конфронтацию — Мой отец еще узнает о том, что ты привез с собой в школу!

С этими словами он, и его верные телохранители удалились создавать видимость деятельности, гордо задрав нос. Гарольда мало волновали они, но он снова поймал себя на мысли, что ситуация — неправильна, и из-за этого ринулся останавливать Малфоя. Он покачал головой. Нужно было заканчивать эти размышления о справедливости. Тем более, что Басти откликнулся на его письмо просто молниеносно — и уже сегодня у него было все необходимое.

Он следил за девицей, когда они приходили есть в Большой Зал. Та неизменно садилась на одно и то же место, в окружении своих подружек — у края стола, рядом с преподавателями. Сначала садилась белобрысая, потом — нахальная семикурсница, посмевшая так с ним разговаривать, а в конце их третья подруга. Она сидела второй с краю скамейки. И чтобы все прошло идеально, ей нужно было только не изменить своим привычкам.

На ужин он пришел одним из первых. Стараясь не привлекать к себе внимания, он шел мимо скамьи и незаметно уронил несколько капель на гладкую деревянную поверхность скамьи. Капли с тихим шипением втянулись в дерево, словно упали не на скамью, а на раскаленную сковородку. Что ж. Если он верно все рассчитал, то девица будет знать, что ее манеры должны быть лучше. Если нет — ничего непоправимого не случится.

Но нет, та, продолжая сплетничать со своими подругами, упала на свое привычное место. Они продолжали переговариваться, а Гарольд, делая вид, что поглощен ужином, незаметно поглядывал за ними. Зелье уже должно было начать действовать, но девица как будто ничего не замечала. Гарольд даже засомневался: а не подсунул ли Басти ему какую-нибудь фальшивку, как вдруг…

— Сюзи! — воскликнула одна из девиц голосом, полным ужаса.

— Что? — беззаботно отозвалась та, но осеклась, начав замечать неладное — резко запахло гарью и девица, что-то почувствовав, вскочила со скамьи.

Самое время было сделать это — ее мантия вспыхнула, как спичка, словно была облита жидкостью для розжига. Огонь распространялся по ткани моментально, кто-то догадался вылить на нее кувшин с соком, кто-то крикнуть: «Агуаменти», но это не помогло — он был магическим. В считанные секунды подскочил Северус Снейп, накладывая «Глациус» — девица, охваченная пламенем, превратилась в фигуру из льда.

В этой суматохе никто не заметил мрачной улыбки на лице Гарольда. Никто, кроме одного человека.

* * *

Кабинет профессора Дамблдора был немного странным, похоже, как и его хозяин. Одну из стен занимал большой шкаф, здесь же находился массивный стол, большая половина которого была занята занятными вещицами и артефактами, о назначении которых оставалось только догадываться. Практически все свободное пространство стен занимали портреты бывших директоров, которые смотрели на Гарольда — кто равнодушно, а кто осуждающе.

— Добрый вечер, Гарольд, — сказал Дамблдор. Гарольд смерил его настороженным взглядом — вид у директора был доброжелательным и это настораживало, учитывая последние события. — Может быть, ты хочешь чаю? Профессор Стебель поделилась со мной замечательным рецептом, думаю, ты такого раньше не пробовал.

Гарольд только пожал плечами, решив, что благоразумнее будет сказать нет.

— Благодарю, профессор Дамблдор, но я только что с ужина, поэтому, откажусь, — он вложил в слова всю вежливость, на которую был способен. — Я в чем-то провинился, сэр?

— Ну что ты, Гарольд, — по-доброму улыбнулся директор. — Я всего лишь хотел услышать твои первые впечатления о Хогвартсе, о твоем факультете, об однокурсниках. Ты ведь не откажешь старику в дружеской беседе?

Он подмигнул, и Гарольду стало не по себе. Что задумал Дамблдор?

— Конечно, нет, сэр, — Лестрейндж пожал плечами. — Хогвартс очень красив и величественен, учеба интересна, как и ожидалась, с однокурсниками мы пока не сблизились, но, полагаю, что они приятные люди, и мы станем друзьями.

Директор помешал чай в чашке, и замолчал, словно прислушиваясь к мелодичному звону ложечки о фарфор.

— Я думаю, что это прекрасные планы, Гарольд, — наконец, сказал он.

— Спасибо, сэр, — настороженно отозвался Гарольд. — Рад, что оправдал ваши ожидания.

— Полагаю, что тебе удастся найти друзей на своем факультете быстрее, если ты не станешь использовать опасные артефакты, — проговорил Дамблдор, становясь серьезным. — Допускаю, что твои родители не сказали тебе, что эти предметы запрещены в школе. Но сейчас, когда ты знаешь, я думаю, ты будешь благоразумен и позволишь профессору Снейпу вернуть артефакт твоему отцу?

— Мне бы не пришлось использовать этот артефакт, если бы мои соседи по спальне не имели привычки заглядывать в чужие сундуки, — возразил Гарольд.

— Думаю, на уроках профессора Флитвика ты сможешь выучить подходящие запирающие заклинания. А артефакт отдай профессору Снейпу, будь добр. Мы же не хотим, чтобы вчерашний инцидент повторился?

— Кончено, сэр, — кивок. — Я могу идти?

— Иди, Гарольд, — согласно ответил Дамблдор, снова улыбаясь. А затем добавил, понизив голос до заговорщицкого шепота: — Кстати, я вовсе не заставляю тебя говорить своим соседям, что тебе пришлось отдать артефакт.

Гарольд только кивнул в ответ и поторопился уйти из кабинета, так и не узнав, что свидетелем их разговора был еще один человек. Стоило двери закрыться, он вышел из смежного помещения, где Дамблдор хранил целую библиотеку книг. Он молча опустился на стул перед директором, ожидая его слов.

— Может быть ты выпьешь со мной чаю, Северус? — спросил директор задумчиво, словно старался припомнить что-то важное. — Он действительно так чудесен, как говорила Помона.

— Не хочу критиковать ваши методы воспитания учеников, директор, но вам не кажется, что было неосмотрительно не назначить Лестрейнджу взыскание? — медленно проговорил Снейп, сложив пальцы домиком и с любопытством глядя на старика.

Тот только вздохнул в ответ.

— Он всего лишь ребенок, Северус, какие бы ужасные качества ты ему не приписывал. Наша задача — не оттолкнуть его, а направить в правильное русло. Он должен понять, что мир может быть не только таким, как он привык думать.

— Он намеренно нанес урон здоровью ученицы, директор, — напомнил Снейп. — Он поджог ее, Альбус!

— Тебе нужно помнить о презумпции невиновности, Северус, — покачал Дамблдор головой. — Пока у нас нет доказательств того, что это сделал действительно он.

Северус вздохнул, решив оставить свои умозаключения при себе. Дамблдор, как обычно, строил какие-то одному ему известные планы, и он расскажет о них не раньше, чем посчитает нужным. Он решил перевести тему — в конце концов, директору нужна была эта встреча еще до того, как зачарованная чернильница чуть не убила ученика благодаря Лестрейнджу.

— В любом случае, надеюсь, что вы убедились в том, что мальчик — не сын Темного Лорда? — спросил он.

— Единственное, в чем я убедился — он считает своим отцом Рудольфуса. Но вот является ли он его настоящим отцом? — задумчиво пробормотал директор — Это нам и предстоит выяснить.

Возвращаясь в гостиную вечером, Гарольд ворчал себе под нос, передразнивая Дамблдора: «Я вовсе не заставляю тебя говорить своим соседям, что тебе пришлось отдать артефакт!». Он покачал головой, не думая о старике ничего хорошего. Тот со степенным любопытством изучал его, как опасную зверушку, и это было неприятно. А его дружелюбный тон — всего лишь жалкая попытка втереться в доверие, не более. Задумавшись над странным, и не предвещающим ничего хорошего поведением директора, Гарольд не заметил Кровавого Барона и прошел через него, почувствовав себя словно под ледяным душем.

— Аккуратнее, юноша! — надменно проговорил тот, позвякивая цепями.

Гарольд только фыркнул в ответ и ускорил шаг, чтобы поскорее добраться до гостиной Слизерина.

— … не думаю, разве что Уизли, — говорил чей-то мужской голос, полный сомнения.

— Да и Уизли так не шутят, если это вообще можно назвать шуткой, — поддакнул ему другой, моложе и тоньше.

— А если...?

Тут говоривший замолк, потому, что заметил Гарольда и неприязненно бросил ему:

— Иди сюда.

Гарольд узнал его — это был Курт Аберкомби, он учился на последнем курсе и был старостой. Пожав плечами, он приблизился к кучке старшекурсников на диванах у камина, которые явно были чем-то взволнованны. Он узнал среди них двух подружек Сьюзен, одна из которых не переставала плакать, старосту с пятого курса, с которым ему пришлось совсем недавно объясняться, и несколько отпрысков чистокровных известных фамилий. Видя их настороженность, он заметно напрягся и посмотрел на них исподлобья.

— Зачем директор вызывал тебя к себе? — спросил Аберкомби. Руки его были опущены, но в одной из них была крепко зажата палочка.

— Спрашивал, как дела, — холодно отозвался Лестрейндж.

— Не увиливай, — в голосе Аберкомби послышалось раздражение. — Он никого не вызывает просто так.

— Не могу быть уверен в этом полностью, но, полагаю, это не твое дело, — бросил Гарольд, сверля собеседника взглядом.

— Ошибаешься, еще какое мое! — запальчиво заявил тот. — Второй раз за неделю студенты моего факультета подвергаются нападению, и одно из них произошло по твоей вине, Лестрейндж. Что мешает мне думать, что Сюзи поджог именно ты?

— Перестань, Курт, у тебя нет никаких доказательств, — устало сказала темноволосая девушка, волосы которой были заплетены в две большие косы.

— Тем более, в случае с Креббом Лестрейндж не виноват, тот сам сунул нос в чужой сундук, — подтвердил староста-пятикурсник. Гарольд испытал к ним слабое подобие благодарности.

— Замолчи, Селена, — бросил Аберкомби. — И ты тоже! Вы что, не знаете, кто его родители?

— Он всего лишь ребенок! — воскликнула Селена в ответ. — Тихий и спокойный мальчик! За время нахождения в Хогвартсе за ним не было ни одного нарушения. Прекрати эти голословные обвинения!

— У вас все? — поинтересовался Гарольд, понимая, что их спор пошел по кругу, и он здесь лишний.

Селена кивнула, а Аберкомби бросил, ткнув в его сторону палочкой:

— Не думай, что я так просто забуду это. Я буду следить за каждым твоим шагом и стоит тебе оступиться… Обещаю, устрою тебе такую веселую жизнь, что ты взвоешь!

— Жду не дождусь, — пробормотал Гарольд, желая, чтобы последнее слово осталось за ним, и удалился в комнату мальчиков-первокурсников. Селена принялась отчитывать Аберкомби с удвоенной силой — вот, что он услышал напоследок.

Утром первокурсники были охвачены ажиотажем — сегодня должны были начаться уроки полетов. У Слизерина в расписании они стояли с Гриффиндором, и Гарольд пока не решил для себя, хорошо это, или плохо. Единственным уроком, на который они ходили с гриффиндорцами, были зелья — прошлое занятие прошло отвратительно, и мысленно Гарольд ожидал его повторения.

Малфой вовсю хвастал, что великолепно летает на метлах самых разных моделей и не менее превосходно играет в квиддич. С каждым днем истории становились все менее и менее правдоподобными, например, в последней из тех, что услышал Гарольд, у Драко с невероятной ловкостью получилось избежать столкновения с маггловским вертолетом. Конечно, это было совсем уж откровенной ложью, над которой Гарольд посмеивался, однако, в том, что Малфой летает неплохо, сомнений не было. Большинство детей, родившихся в семьях волшебников, так или иначе летали на метлах, так что могли похвастать хорошими навыками в полетах.

Пришла почта и Гарольд как раз собирался читать письмо от отца, когда был отвлечен представлением, происходившим за столом Гриффиндора. Невилл Лонгботтом получил напоминалку — прозрачный шар, внутри которого клубилась мутная дымка. Он как раз демонстрировал, как она работает — напоминалка в его руке окрасилась в ярко-красный цвет. В этот момент подошел Малфой и выдернул вещицу из руки Лонгботтома. Рыжий Уизли и лохматый Финниган тут же вскочили со своих мест — не иначе, как на защиту Избранного. Но и Кребб с Гойлом были начеку.

«Меня это не касается», — подумал Гарольд, продолжая следить за начинающейся дракой. К счастью (или к сожалению?), пришла МакГонагалл, и угроза заварушки миновала, однако, Гарольд понимал, что Малфой этого так не оставит…

Полеты были назначены на послеобеденное время. Сначала нужно было сходить на ЗОТИ, и слизеринцы, продолжая обсуждать сегодняшнее занятие на метлах, отправились на третий этаж. Занятие Квирелла, как обычно, больше напоминало юмористическое шоу, чем серьезный урок. Профессор, объясняя им тему, постоянно заикался, говоря одно и то же по нескольку раз.

Внезапно Гарольд почувствовал, как голова раскалывается от боли и принялся тереть лоб, будто неприятные ощущения были сосредоточены именно там.

— Что, опять? — шепотом спросил Тео Нотт.

— О чем ты? — переспросил Гарольд.

— В прошлый раз на защите у тебя тоже голова заболела, — пожал плечами тот, из-за чего Гарольд посмотрел на него пораженно — надо же, запомнил! — Ты бы сходил в больничное крыло, может что-то серьезное.

— Нет, уже все в порядке, — ответил Гарольд, продолжая записывать за профессором его сбивчивые пояснения. Боль пропала так же неожиданно, как и появилась.

* * *

Сегодняшняя погода решила порадовать их — светило солнышко, дул легкий ветерок, небо было ясным — все просто располагало к хорошим полетам. Они первыми приблизились к площадке, где проводилось обучение полетам и сейчас наблюдали за первокурсниками Гриффиндора, торопливо спускающимися с холма. Кажется, кто-то сильно задержался на обеде…

Для них было подготовлено двадцать метел — по числу учеников. Они были в плохом состоянии и Малфой тут же отпустил несколько язвительных комментариев по поводу школьной рухляди, с чем Гарольд мысленно согласился. Наконец, появилась мадам Трюк — учительница с коротким ежиком седых волос и желтыми глазами, смотрящими, как глаза опасного ястреба.

Времени на объяснение у них ушло совсем немного — уже вскоре она сказала переходить к практике, по сигналу свистка. Впрочем, в этом не было ничего удивительного — у большинства учеников получилось «приручить» свою метлу с первого раза. В конце концов, получилось даже у Гермионы, у которой метла долго каталась по земле, вместо того, чтобы прыгнуть в руку.

— Когда я дуну в свисток, вы с силой оторветесь от земли, — сказала мадам Трюк, но не успела закончить — Лонгботтом, нервный и дерганный, рванул в воздух раньше всех.

— Вернись, мальчик! — закричала Трюк, под смешки и улюлюканья слизеринцев.

Лонгботтом же стремительно поднимался вверх. Гарольд заметил, как стремительно побледнело его лицо. Неужели до этого момента он метлу в глаза не видел? Это было странно: несколько последних ситуаций страшно компрометировали Лонгботтома, хотя Гарольд был о нем более высокого мнения. Не успел он подумать о том, что еще немного и Избранный просто свалится с метлы, как штаны Невилла заскользили по древку, и он шлепнулся на землю. Его метла, порыскав немного в воздухе, вальяжно устремилась в сторону Запретного Леса.

— Заметили его лицо? Вот неуклюжий, да он просто мешок! — расхохотался Малфой, когда мадам Трюк увела Невилла в больничное крыло.

— Заткнись Малфой, — оборвала его Парвати Патил, девочка из Гриффиндора. Если до случая с сестрой она равнодушно относилась к Малфою, то теперь она явно его недолюбливала.

— О, тебе нравится этот придурок Лонгботтом? — засмеялась над ней Панси Паркинсон. — Он же страшный и толстый, а к тому же — плакса!

— Все это не важно, Панси, он ведь Избранный, — ехидно подначил Малфой, и вся его компашка засмеялась. — Смотрите, это же та дурацкая штука, которую ему прислала бабка! — он наклонился и поднял напоминалку в траве. — Пожалуй, нужно спрятать ее, чтобы Лонгботтом побегал и поискал.

— Отдай, Малфой, — тут же вспылил Рон Уизли.

Гарольд только закатил глаза, отходя подальше: драка, которая должна была произойти еще за завтраком, кажется начнется сейчас. Он собирался понаблюдать со стороны, но тут его настигла Грейнджер.

— Чего ты молчишь? — спросила она строго. — Скажи Малфою, чтобы он отстал от Рональда!

— Зачем мне это? — прищурился Лестрейндж.

На секунду она смешалась и продолжила уже не так уверенно:

— Просто только ты можешь повлиять на него! А если их исключат из школы? — Малфой и Уизли как раз собирались организовать несанкционированный полет, но Рона одолевали сомнения, и он медлил.

— Ничего с ними не случится, — флегматично отозвался Гарольд и был прав: к ним приближалась разъяренная мадам Трюк, чтобы продолжить занятие.

Напоминалка Лонгботтома осталась у Малфоя и тот периодически демонстрировал ее Уизли и Финнигану, выводя их на бессмысленную злобу. Было понятно, что просто так Малфой не отдаст свою новую игрушку. И, судя по тому, как быстро он улизнул после занятия — это было правдой.

* * *

На ужине Лонгботтом и Грейнджер решили воспользоваться помощью старосты, поэтому, направились к их столу в сопровождении Перси Уизли. Малфой в это время чинно трапезничал, оттопыривая мизинец, когда подносил кубок ко рту, Забини рассказывал какой-то пошлый анекдот, заставляя девчонок — Дафну и Трейси хихикать. Кребб и Гойл набивали животы всем без разбора, Нотт, сидящий по правую руку от него, что-то занудно говорил о головных болях — его мать была целительницей. Панси Паркинсон ужом протиснулась между ними, нахально бросив:

— Подвиньтесь! — и уставилась на Малфоя, ожидая новое представление, которое, кстати, не заставило себя долго ждать.

— Драко Малфой, — кивнул ему Уизли — тот уставился на него с вежливым любопытством. — Верни Невиллу напоминалку. Немедленно.

Малфой картинно приподнял бровь и окатил Уизли ушатом презрения.

— А с чего ты взял, что она у меня? У меня нет никакой напоминалки.

— Все видели, что ты взял ее! — воскликнула Грейнджер. — Не вздумай отпираться!

— Я все еще не понимаю, о чем ты, — надменно отвечал Малфой.

Перси Уизли поправил значок старосты на груди и собирался уже разойтись многословной тирадой, но был перебит.

— А вы спросите у Лестрейнджа, — вдруг вставила Паркинсон.

— У меня ничего нет, — холодно ответил на выпад Гарольд, не желая ввязываться в эту глупую ситуацию, но, кажется было поздно: трое гриффиндорцев уже повернулись к нему.

— Лучше отдай напоминалку, пока мне не пришлось пожаловаться профессору МакГонагалл, — сказал Перси Уизли, складывая руки на груди и постукивая мыском от нетерпения.

— Я не понимаю, причем здесь я, а потому, я бы на твоем месте контролировал поток слов, льющихся из твоего рта: как бы не пришлось извиняться, — проговорил Гарольд, вставая с лавки. Он как раз закончил ужинать и планировал отправиться в комнату, чтобы разом закончить этот цирк. На них начали обращать внимание старшекурсники, а Аберкомби, нахмурившись, вообще смотрел на Гарольда не отрываясь.

— Дай пройти, — бросил он Уизли, перегородившем ему дорогу.

— Сначала мы убедимся в том, что ты — не вор, — ответил тот, доставая палочку. — Акцио напоминалка Невилла.

С секунду ничего не происходило, и Гарольд уже собирался требовать извинений, но заметил странное шевеление в правом кармане его мантии. А потом оттуда выскочил стеклянный шарик и устремился в руки к Уизли. «Паркинсон!», — подумал Гарольд со злостью.

— Моя напоминалка! — воскликнул Лонгботтом.

— Так вот почему ты не хотел его остановить! На самом деле, ты с ним заодно? — уничижительно спросила Грейнджер — ее щеки раскраснелись, а сама она стала похожа на маленькую фурию. — Я считала, что ты лучше!

— Скажи спасибо, что я не привлекаю к этому делу учителей, иначе вопрос с твоим исключением был бы решен, — строго сказал Перси Уизли. — Двадцать баллов со Слизерина.

Оглянувшись на своих однокурсников в надежде на поддержку и заметив равнодушие большинства, он почувствовал, как ярость закипает в нем.

— Я здесь не при чем, — зло проговорил Гарольд. — Если вы настолько глупы, чтобы не понять этого, мне не о чем с вами разговаривать. И ничего доказывать я вам не собираюсь.

Малфоя он нашел после ужина в комнате мальчиков-первокурсников. Тот скучающе разглядывал картинки в каком-то квиддичном журнале. На одном из постеров он остановился: там был запечатлен ловец в погоне за снитчем, и Драко постоянно тыкал в него палочкой, заставляя лететь быстрее.

— Что это было? — перестав сдерживать злость, почти закричал Лестрейндж, направляя свою волшебную палочку на Малфоя. — Какого черта ты подставил меня?

— Я решил показать тебе, почему не стоит переходить мне дорогу, — нагло заявил Драко, вальяжно устраиваясь на своей кровати.

— Ты хоть понимаешь, насколько глупо ты выглядишь? — вспылил Гарольд, постепенно теряя над собой контроль.

— Глупо? — переспросил Малфой недовольно: лицо его заострилось, и он стал похож на мокрую мышь. — Во-первых, все поняли, что ты не такой чистенький и добренький, каким хочешь показаться. Во-вторых, думаю, ты наконец поймешь, что никто — даже Лестрейнджи! — не имеют права перечить Малфоям. А в-третьих, твоя подружка-грязнокровка и на милю к тебе не приблизится.

— Да плевать на нее, хоть отвяжется — бросил Гарольд. — Лучше не лезь ко мне. Я сюда приехал не для того, чтобы вести с тобой эти игры.

— Так и скажи, что больше нечего ответить, — торжественно возвестил Малфой. Он немного подумал и добавил: — Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

— Хорошо смеется тот, кто остался жив после интриг, — буркнул Гарольд, скрываясь за пологом.

До самой ночи он лежал, строя планы мести для младшего Малфоя и так и уснул, забыв прочитать письмо от отца, которое осталось лежать во внутреннем кармане школьной сумки.

* * *

Утром его злость и раздражение никуда не ушли, даже наоборот: была суббота и никто из парней не удосужился его разбудить. Гарольд проснулся сам, с тяжелой головой, когда Нотт и Забини собирались на завтрак. Они не стали его ждать, впрочем, от него самого это не зависело — сказали, что собираются посмотреть на тренировку команды Слизерина, поэтому спешили.

Плохое расположение духа не покинуло его в первую очередь потому, что он не придумал ничего толкового по поводу того, как поставить на место Малфоя. Действовать нужно было осторожно: в этот раз он не имел права привлекать к себе хоть какого-то внимания. Поэтому…

— Гарольд…

— Лестрейндж!

Стоило ему покинуть пределы гостиной, перед ним появились два одинаковых рыжих парня. «На Гриффиндоре одни Уизли что ли учатся?», — раздраженно подумал он, распихивая их локтями — не понять кто перед ним, было бы очень сложно: Уизли были известны на весь магический мир. Не тут-то было: один из них похлопал Гарольда по плечу, а другой зашагал перед ним, спиной вперед.

— Отвалите! — рявкнул он, но те и не подумали прислушиваться к его словам.

— Мы тут подумали, — начал один из близнецов.

— И решили, — добавил второй.

— Что такой одиозной личности, как ты, — продолжал первый.

— Может понадобиться наша помощь, — закончил второй и добавил: — Перси тебя обижает, а?

— Враг нашего брата Перси может стать нашим другом! — радушно улыбнулся первый.

— Мне не нужна помощь предателей крови и нищебродов, — бросил он и почти бегом отправился в Большой Зал.

— Ну-ну, — один из братьев успел похлопать его по спине, после чего Гарольд услышал только смех.

За столом было шумно, как обычно в выходные. Время было куда более позднее, чем обычный завтрак в будни — учителя разрешали задерживать утреннюю трапезу практически до двенадцати, чтобы даже те, кто особенно любит поспать, успели съесть свой омлет. С его курса здесь были только Нотт и Забини — они обсуждали какую-то квиддичную стратегию и, завидев Гарольда, поспешили позвать его с собой смотреть на тренировку. Наверное, не ожидали, что он так быстро соберется.

Гарольд приступил к яичнице, запивая ее соком. Обычно он сидел спиной к столам других факультетов, поэтому, сел так и сегодня. Возможно, если бы он решил изменить своей привычке, того, что случилось позднее, и не произошло бы.

Он как раз рассказывал парням о последнем матче Лиги, на котором ему посчастливилось побывать, как кто-то, подошедший со спины, уронил на стол рядом с ним несколько бронзовых кнатов. Гарольд не обратил на это внимание, но через несколько минут к нему приблизился еще кто-то и добавил в кучку еще один кнат. Гарольд обернулся: ученики сдавленно хихикали, глядя на него.

— Что происходит? — спросил он, когда какая-то девица положила рядом с ним значок и початую пачку тянучек Другглз. Забини, сидящий напротив, посмотрел на него удивленно и пожал плечами.

— Наверное, это из-за того, что написано у тебя на спине, — занудно проговорил Тео, осмотрев его и сделав несколько взмахов палочкой. — Там листок, а на нем липкие чары, я не могу снять.

Гарольд так сильно сжал в руках вилку, что костяшки побелели. Кажется, он знал, кто это постарался. Он попытался успокоить себя тем, что просто поменяет мантию, решив проблему, а с рыжими разберется позднее, но злость и раздражение росло внутри него с невероятной силой. Кучка монет, конфет и прочей дребедени рядом с ним росла.

Кровь застучала в ушах.

— Что там?

— Там написано: «Помогите кто чем может, не хочу жить в Азкабане», — добавил Нотт, после чего Гарольд почувствовал, что сейчас взорвется.

— Послушай, Лестрейндж, — услышал он знакомый голос.

— Мы конечно понимаем, что ты считаешь нас бедными, — добавил второй.

Он обернулся к близнецам Уизли, собираясь сказать им что-нибудь едкое, но на него посыпался всякий хлам — обломки перьев, какие-то исписанные клочки пергамента, он даже заметил дырявый черный носок.

— Но не хотим, чтобы ты думал, что все волшебники злые, как ты и твои родители, — заявил один из близнецов.

— Мы кое-что собрали для тебя на первое время: здесь даже есть старая мантия Ронни, поэтому, тебе будет в чем ходить, — добавил второй.

— Главное знай, что тебе не нужно больше воровать!

Ученики, находящиеся в Большом Зале на завтраке, уже смеялись в голос, наслаждаясь шуткой своих любимчиков. Гарольд почувствовал, как он стремительно краснеет и теряет самоконтроль, крупицы которого он пытался сохранить все утро. Не попадавший в подобные ситуации ранее, он не знал, как вести себя и оказался совершенно растерянным. «Как они посмели, — стучала у него в голове единственная мысль. — Как они посмели так поступить». В глазах потемнело от ярости, и он выхватил волшебную палочку, вставая в боевую стойку.