Пьяные, помятые (джен)

На банкете по поводу победы над Вольдемортом декан Хафлпаффа профессор Спраут и её любимый ученик Невилл Лонгботтом напились до растительного состояния. Подозреваю, что для обоих это стало незабываемым жизненным опытом.

Стою я с задней стороны теплиц, курю отцовскую сигару. Размышляю о том, как бы мне так поблагодарить Поттера, чтобы тот не чувствовал себя чрезмерно польщенным. Злюсь на отца с матерью, которые благополучно отсиживаются в Мэноре под предлогом домашнего ареста. Отцу светит Азкабан, но мать надеется, что сможет уговорить Поттера замолвить за нас словечко на Визенгамоте. Поэтому я должен "постараться наладить отношения с героем".

А как тут наладишь отношения, если мы видеть друг друга не можем? С тех пор, как он за шиворот вытащил меня из Адского пламени, мы с ним и парой слов не обмолвились. Он все время ходит в обнимочку со своей рыжей, а та сверкает глазами на любого человека младше пятидесяти, который пытается приблизиться к ее добыче. Я пытался однажды объяснить ей, что если она так неуверена в своем избраннике, не стоит и пытаться быть рядом. Летучемышиный сглаз сводили неделю.

Но сегодня особый день, и я собираюсь гордо, четко и искренне (тьфу!) благодарить Поттера за спасение Малфоев. При всем честном народе. Уизля не посмеет сглазить меня при журналистах. Хорошо бы еще сделать так, чтобы Поттер почувствовал себя неудобно... Хвалить преувеличенно сильно? "Поттер, благодарю тебя от лица моей матери и своего собственного за то, что ты спас нашу семью от полного уничтожения. Только такой великодушный герой, как ты..." Я знаю, Поттера тошнит, когда его называют "героем". Но прессе понравится. Потом напомнить ему о том, как он всегда губил мои попытки наладить отношения. "Хотя ты сам толкнул меня на темную сторону, отвергнув мою дружбу". Журналисты смогут размазать одну эту фразу на целую статью. Общественным мнением так легко манипулировать! "Когда ты чуть не убил меня на шестом курсе... "

Я выдыхаю дым и бросаю недокуренную сигару себе под ноги. Эльфы уберут. Пора выдвигаться на дело. В этот момент из-за угла теплицы, возле которой я стою, раздается невнятный мужской голос.

— А вы не пробб... не проббли поливать Хлоткофиллиус Массимус змеиным яддм?

Ему отвечает не более внятный женский:

— Интресн'я идея... не прхдила в глву...

— Тгда он начнает говрить на серпен... српнтар... на змеином язке!

Я подкрадываюсь к краю теплицы и осторожно выглядываю за угол. Перед моим взором открывается картина Диодоры Великолепной "Двое в стельку" (не путать с "Трое в лодке" — там, где трое магов плывут по бурному морю в посудине, сильно напоминающей таз).

Невилл Лонгботтом, тоже герой — черт бы его побрал — зарубивший лордову змею, которую нормальные люди всегда боялись до умопомрачения, — еле стоит на ногах, изо всех сил вцепившись в локти профессора Спраут. Наша ботаничка, впрочем, тоже не в себе, и в свою очередь держится за Лонгботтома с таким видом, будто тот спасательный круг в бушующем океане. Они стоят, покачиваясь, и давно бы упали, если бы амплитуда и направление их движений хоть раз совпали.

— Млфой! — говорит Лонгботтом, заметив мое ошарашенное лицо.

Я морщусь. Пьяный Лонгботтом, смеющий заговорить со мной первым... как все изменилось в этом мире всего за какие-нибудь пару месяцев!

— Млфой! Что ты вечно ткой кислый!

Я делаю все от меня зависящее, чтобы поддержать свою репутацию: кривлю губы, щурю глаза и вздергиваю подбородок.

— Подростковый и женский алкоголизм неизлечим, — говорю я с намеком.

Мадам Спраут пытается наморщить отсутствующие брови. Ее кругленькое, красное от алкоголя лицо выражает работу мысли.

— Мистер Малфой, — говорит она, — р'зве вас не ищут в Б'льшом зале ваши др'зья?

Я замечаю, что рука Лонгботтома невзначай опускается на ее талию. Однако! Как ни забавно то, что происходит, но лучше остановить их, пока дело не зашло слишком далеко. Лонгботтом мне потом будет благодарен. А благодарность героя, зарезавшего змею, которую все нормальные люди боялись до полусмерти, на дороге не валяется.

— Я как раз туда иду. Вы не позволите? Мне надо кое о чем спросить Невилла.

Я с трудом отдираю Лонгботтома от нашей учительницы травологии. Трансфигурирую из какой-то ветки лавочку, на которую профессор Спраут обреченно плюхается, тут же расползаясь по ней, словно бескостная ночная чучмырница (разновидность кикиморы болотной, кто не помнит).

— Млфой. Куда т' меня тащишь?

Лонгботтом хихикает в лучших традициях Панси. Так и кажется, что он сейчас назовет меня своим дракошей и пупсиком.

— Тащу не куда, а откуда. Потом сам спасибо скажешь.

Гриффиндорец замолкает и идет рядом, глупо ухмыляясь каким-то своим мыслям. Время от времени он падает в мою сторону, и тогда я пихаю его обратно. Если он падает в другом направлении, мы тратим пару минут на то, чтобы поднять его и очистить.

В холле возле центральных лестниц он вдруг снова начинает хихикать, как сумасшедший. Я прослеживаю глазами направление его взгляда. Что за... Дракл меня раздери, здесь же были часы для подсчета баллов! С вечными рубинами Гриффиндора выше всех прочих!

— Здрово, дааа? — говорит Лонгботтом, пытаясь сделать широкий жест рукой. Движение предсказуемо заканчивается в моем левом глазу, и я шиплю от злости и боли.

— Поцелуй тебя дементор! Боггарта тебе в бабушки! Какого черта ты растопыриваешь свои грабли?

— Тшш, Малфой, не... не бузи, — говорит этот безумный тип.

Это я бужу? Бузю? Это я не умею контролировать свои конечности? А что с часами?

— Что с часами?

— Эт' Помона...

Уже "Помона", значит. Вовремя я его увел.

— Она так р'сстроилась из-за Хафф... Хафпафа... как маленькая...

Он умиленно вздыхает.

— Ст'хийный всплеск, вот... мы с ней шли мимо, и тут она г'врит, мол, за все время ее р'боты... Хафпаф никогда не выи... не выигрвал... И вдруг ррраз — и часы в пыль!

Понятно. Часы в пыль, профессор в дупель. Сегодня в замке трезвые, наверное, одни слизеринцы. Мы слишком осторожны, чтобы напиваться на чужих праздниках. Интересно, Поттер в таком же состоянии? Было бы мило.

— Ну и пусть, — говорит вдруг Лонгботтом почти четко, — мне эти часы никогда не нрав'лись. Они настр... настра... настраиваювают... уф... фактеты против друг др'га.

Этот остолоп прав. Не знаю, как хаффлпаффцам, но нашим в ближайшие годы точно не грозит выиграть Кубок школы. Все помнят, как Дамблдор подсуживал своим красно-желтым любимчикам, а МакГоннагал в этом плане еще хуже. Часы, которые разнесла профессор Спраут, все семь лет моей учебы в Хогвартсе служили средством унижения Слизерина. С конца первого курса я ненавидел их до зубовного скрежета.

— А ты предложи убрать их навсегда, — советую я.

— А?

— Остальные деканы все в Большом зале. И Попечительский совет там же. Предложи им проголосовать. Декан Хаффлпаффа уже высказала свое мнение, дело за остальными. Справишься? И будущим поколениям школьников будет легче.

Глаза Лонгботтома загораются героическим блеском, который я привык наблюдать только в исполнении Поттера. Я даже отшатываюсь от неожиданности, и гриффиндорец падает на пол. Блеск в его глазах при этом ни капли не тускнеет.

— Точно! — вещает он, вставая на четвереньки и делая первую попытку подняться, — так я и сд'лаю! Спасибо, Млфой!

Он заступает коленками на свою мантию и тыкается носом в пол. Я презрительно фыркаю и протягиваю ему руку. Так, под ручку, мы и входим в Большой зал.

— Друзья! — с порога голосит Лонгботтом.

Шум разговоров замолкает. Я сразу нахожу взглядом своих — Блейз сидит рядом с Миллисент Булстроуд, и, судя по его чрезмерно плавным жестам, я погорячился, решив, что алкоголь собирает сегодня жатву только с факультетов — победителей. Слизеринцев немного. Кроме Блейза и Булстроуд, есть еще с десяток человек с младших курсов, но и их румяные лица не оставляют сомнений в том, что на банкете они старались держаться подальше от тыквенного сока.

— Что, Невилл? — спрашивает пронзительным голосом Грейнджер.

Уизли бросает на нее свой обычный ревнивый взгляд. Этот тип в силу комплекса неполноценности ревнует ее даже к хафлпаффцам, что уж говорить про героя, снесшего башку змее Темного лорда, которую все нормальные люди... дьявол, я, кажется, начинаю повторяться. А где главная составляющая Золотого трио?

— Пр'длагаю на веки вечные убрать часы с баллами фак'льтетф из школы! — говорит Лонгботтом, — мы с Помоной... с профессор Спраут уже их р'збили! Прдлгаю не восстанавливать!

Грязнокровка, как обычно, соображает быстрее остальных.

— Я — "за"! — звонко говорит она.

Я тихо усмехаюсь, потому что вдруг понимаю: вот человек, который реально будет управлять волшебным миром в ближайшую пару десятилетий. Поттер настолько привык доверять ее мнению, что во всех политических делах всегда будет слушать ее советов. Уизли, разумеется, тоже, а значит, и весь их набравший влияния клан. После того, как Грейнджер высказалась, вопрос, на самом деле, решен. Вторым реагирует Флитвик.

— Я — тоже "за"! — говорит он.

На лице Уизли и МакГоннагал сомнение.

— Профессор, — обращается к последней Грейнджер, — это будет только справедливо. Соперничество между факультетами портит обстановку в школе.

МакГоннагал хмурит брови, поджимает губы, но кивает.

— Я тоже "за", — чопорно говорит она.

Ну же! Где центральный герой вечера? За ним слово! Я оглядываю зал. Лонгботтом пошатывается, и мне волей— неволей приходится приобнять его за спину.

— Что вы тут обсуждаете? Невилл? Малфой? — раздается сзади голос.

Я оборачиваюсь. Это Поттер. Раскрасневшийся, с глазами, сияющими ярче обычного. Он изумленно разглядывает руку, которой я обнимаю Лонгботтома.

— Мы с Невилллом решили объявить о наших отношениях, — скучающе говорю я, — скрываться больше нет смысла.

Отец всегда пенял мне, что ради красного словца я готов пожертвовать долговременной выгодой. Но порой я просто не в состоянии удержаться! Краем глаза вижу, как расплывается в белозубой улыбке Блейз. Лонгботтом вдруг по-мальчишески ухмыляется и принимается подыгрывать: кладет голову мне на плечо. Разница в росте у нас идеальная для пары. Его темноволосая голова приходится на уровень ключицы. Я обнимаю его второй рукой. Выражение лица Поттера бесценно. В его глазах сомнение в моих словах, изумление и что-то еще, чего я не могу разобрать, мешаются в дикий коктейль. Он невольно тянется пятерней к тому вороньему гнезду, что называет своей прической.

— А? А?

— Да, Поттер, да. Такое бывает. Все чистокровные маги бисексуальны, не знал? Даже твой Уизли. Эй, Ронни! — в присутствии Поттера меня всегда немного клинит, и я шалею настолько, что посылаю Уизли воздушный поцелуй.

Слава богу, рыжий его не замечает. Он как раз уронил с вилки здоровенный кусок мяса и теперь гоняет его по тарелке, пытаясь нацепить обратно.

— Они шутят, Гарри, — смеется Грейнджер, подходя ближе, — мы тут голосуем против часов в холле.

— А?

— Часы. В холле. Невилл с профессором Спраут их разгромили. Мы думаем, что не стоит их восстанавливать, чтобы не провоцировать вражду между факультетами. Ты как? Я за то, чтобы их не было.

— Я, — Поттер наконец отводит ошарашенный взгляд от моей руки, — я тоже за. То есть, против. То есть, против часов.

А герой-то весьма нетрезв, вдруг понимаю я. Грейнджер улыбается и выходит в центр зала. Маленькая грязнокровка обожает командовать.

— Поднимите руки те, кто за то, чтобы навсегда убрать часы с баллами! Чтобы убрать повод для межфакультетских раздоров!

Сама она поднимает руку первой, за ней поднимает Поттер, директриса МакГоннагал и, разумеется, все остальные. Дураков нет.

— Единогласно, — улыбается Грейнджер Невиллу.

Невилл счастливо сияет в ответ, все еще привалившись ко мне боком. Уизли угрожающе смотрит на них с середины стола — свирепость его взора умаляется лишь набитыми щеками, придающими ему сходство с гигантским хомяком. Грейнджер бросает на него полный нежной снисходительности взгляд. Психология женщины — загадка. Она даже выглядит польщенной его ревнивыми замашками!

Отказавшись от мысли что-либо понять в их отношениях, я снова поворачиваюсь к Поттеру. Надо ковать железо, пока горячо. Его рыжей поблизости не видно — даже боюсь предполагать, что могло помешать ей провисеть весь вечер на его локте — и надо успеть поговорить, пока она не появится. Журналисты, почуяв добычу, подбираются ближе.

— Я хочу принести тебе извинения и благодарность от своего лица и от имени мамы, — говорю я, уткнувшись глазами в носки своих ботинок, — за то, что ты фактически спас наше семейство от полного уничтожения. Все последние годы мы были заложниками в руках темных сил. Я не виню тебя за то, что ты чуть не убил меня на шестом курсе, это было справедливо... ты имел полное право...

Прытко пишущие перья строчат, не останавливаясь. Поттер вдруг хмыкает.

— Может, ты уже отпустишь Невилла? — спрашивает он.

Только тут до меня доходит, что тот подозрительно затих. Оказывается, он попросту спит стоя, уткнувшись носом в мое плечо. Блейз салютует мне кружкой и ехидно улыбается. Вторая его рука скрывается где-то под мантией Миллисенты. Ох, ради Мерлина, Блейз, ты же потом от ее родителей не отвяжешься!

Я пихаю Лонгботтома в направлении стульев. Тот автоматически делает несколько шагов и усаживается. Отлично, с этим я разобрался.

— Мама не смогла принести тебе наши извинения и благодарности лично. Увы, мой отец еще очень слаб после всего, что перенес, и его невозможно оставлять одного, но поверь — мы все благодарны тебе настолько, насколько...

Поднимаю голову. Дьявол, это оказалось тяжелее, чем я думал. Я просто-таки чувствую, как на моих щеках вспыхивают красные пятна. Вся подготовка пошла коту под хвост. Ненавижу извиняться. Ненавижу благодарить. Поттер, правда, тоже выглядит довольно растерянно.

— Эээ... ну ладно, — неуверенно кивает он, — Все будет хорошо, передай матери, ладно? Я... я тоже ей очень обязан...

Вот так! Все слышали? Надеюсь, это внесут в протокол заседания!

— Малфой, — Поттер наклоняется ко мне и воровато оглядывается на навостривших уши журналистов, — мы можем обсудить все это в более спокойном месте? Давай отойдем?

Я как раз собираюсь кивнуть, когда рядом раздается разъяренное шипение.

— Малфой, снова ты? Что на этот раз вынюхиваешь?

Девица Уизли прожигает меня бескомпромиссными карими глазами. Чистая, уверенная в себе ненависть смотрит на меня из ее зрачков. Можно подумать, я лично укокошил ее друзей и брата!

Поттер выпрямляется и улыбается ей. Улыбается рыжей Уизли. Я никогда его не пойму! Для меня общаться с любым из Уизли по степени получаемого удовольствия примерно равно скачкам на гиппогрифе. А последнее очень, очень, очень неприятно и опасно.

— Иди сюда, Джин, — говорит он.

Та тут же обвивается вокруг него, как змея, продолжая следить за мной напряженным взглядом. Я принимаю самый официальный вид. Отвечать на допрос Джин-как-ее-там-Уизли ниже моего достоинства.

— В другой раз, Поттер. Еще раз спасибо за все. Склонив голову и получив довольно вежливый кивок на прощание, я отхожу к нашему столу и усаживаюсь сбоку от Забини.

— Что ж вы все так нажрались? — спрашиваю тоскливо.

Блейз пожимает плечами и радостно хихикает. Миллисента практически взобралась к нему на колени. Клянусь бородой Мерлина, она вот-вот его раздавит! Ладно, думаю я, ладно. Посижу еще минут десять для порядка и аппарирую домой. Поверх плеча рыжей Поттер бросает на меня испытующие взгляды. Наверное, до сих пор не может переварить мои извинения. Шрамоголовый придурок. Откинувшись на спинку стула, я закрываю глаза.

Я так устал.

Я вернусь в Мэнор и буду отдыхать вечность.