Тонкая грань (гет)

Гермиона проснулась довольно поздно: стрелки часов близились к полудню, поминутно открывая публике искрящиеся серебром морозы первого дня наступившего года.

Сознание возвращалось к ней медленно, вяло. Зевая и потягиваясь под широкими лучами солнечного света, проникнувшими в комнату, она неспешно подходила к пониманию того, что что-то здесь не так.

Открыв глаза, девушка убедилась в своих догадках. Это была не ее постель, не ее комната, вообще не ее квартира; даже не ее ночная рубашка! Первое, что она заметила, приняв сидячее положение, это надетые на ней черные шелковые пижамные штаны, явно не по размеру... мужские пижамные штаны.

Вторым открытием была боль во всем теле.

Болело решительно все... и все же это казалось не таким уж и неприятным.

Нет, это было... незнакомое, но вместе с тем неоспоримое чувство удовлетворенности, сопровождавшееся болезненными ощущениями. Словно она только что пробежала адски изматывающий марафон. Требующий усилий, но стоящий того.

Это описание наиболее точно подошло к тому, что ей необходимо было осознать и принять, невозможно краснея и обеими руками справляясь со спадающими на лицо прядями.

«О, Боже мой. Господи. Что же я наделала?»

Однако за этой мыслью не последовал прилив ужаса, как она ожидала. Вместо него были недоумение, любопытство и под конец удивление на саму себя с примесью скептицизма.

Что она наделала? Она всего лишь испытала самый яркий, физически нестерпимый и до бесстыдства чувственный опыт в своей жизни. Девушка попыталась было посчитать, сколько раз за эту ночь она переступила грань наслаждения, но поймала себя на том, что не может. Она покраснела пуще прежнего. Черт возьми, на самом деле не может!

Отбросив прочь скомканное одеяло, Гермиона подвинулась к краю кровати, что заняло некоторое время, так как это была, пожалуй, самая большая кровать, которую ей приходилось видеть, не говоря уже о том, чтобы спать. Малфоя не было ни в постели, подле девушки, ни где-либо еще в комнате. И хотя часть ее была рада такому развитию событий, другая же была... в самом деле... разочарована.

«Что ж, я и не ожидала чего-то иного... Не ожидала ведь?»

Перекинувшись через край кровати, Гермиона встала на ноги, рассеянным движением руки касаясь низа живота. Там, глубоко внутри, она чувствовала эту теплую ноющую боль. Мерлин, всё случилось этой ночью. Всё, что он... они натворили...

Все еще сонная, в полудрёме, девушка направилась в гостиную, отметив, что даже при ходьбе эта пижама на удивление комфортно на ней сидит. Драко, конечно, не был чересчур рослым здоровенным детиной, но все же его одежда определенно должна была быть ей велика. Наложил ли Драко заклинание для подгонки пижамы под ее фигуру? Гермиона не могла даже толком вспомнить, как вообще очутилась в данной одежде, но ощущение, что он действительно позаботился обо всем этом, не покидало её.

Проявление внимания?.. Как-то слишком не похоже на него.

Запустив руку в спутанные волосы, она наконец вошла в гостиную, где остановилась как вкопанная. Тщательно приготовленный завтрак поджидал девушку за обеденным столом, ее одежда оказалась собрана, очищена, а чулки искусно заштопаны. Платье, белье, все было аккуратно сложено в дальнем конце стола, сверху же лежал небольшой белый конверт.

Пересекши комнату, она схватила конверт и опустилась на стул, чуть морщась при этом. Господи, боль все еще не утихла.

Сперва Гермиона налила себе стакан апельсинового сока, затем вскрыла конверт, вытряхнула оттуда лист пергамента и начала читать.

1 января 20 —

Грейнджер,

В первую очередь, я хотел бы поблагодарить тебя: спасибо за то, что избавила меня от того ублюдка, которым я предстал перед тобой из-за чудовищной головной боли прошлой ночью; спасибо за то, что последовало позже. Мягко выражаясь, вчера мне довелось побывать в скверном месте, весьма скверном, и потому я не слишком походил на джентльмена. Прошу прощения за это и, хотя, к сожалению, работа зовет, приглашаю тебя насладиться завтраком этим утром у меня. Я вернусь ближе к полудню и буду счастлив застать тебя здесь, вероятно счастливее, чем того заслуживаю в свете поведения по отношению к тебе. Я был бы рад возможности объяснить, почему оказался в той части города, да еще и в таком состоянии. Разумеется, я не буду винить тебя, если ты предпочтешь уйти задолго до того, как я вернусь, но...

Пожалуйста, по крайней мере, подумай над моим предложением.

Д. Малфой

P.S. CВИНОЙ АНУС. Грейнджер, неужели «синдром Туррета»? В самом деле?

Пристально вчитываясь в письмо Малфоя, написанное изящным, четким почерком, Гермиона не сумела заметить ничего постороннего. И только когда она опустила пергамент обратно на стол, чувствуя еще большее потрясение и смятение, чем за все это престранное утро, её внимание привлекли звуки, доносившиеся от ближайшего окна. Медленно, слово во сне или трансе, девушка развернулась к источнику беспокойства.

Перед ней на подоконнике разместились две совы, устремившие на неё огромные, сияющие золотом глаза. Морозный январский воздух распушил перья у обеих. В той, что производила больше всего шума, беспрестанно барабаня клювом по стеклу, переминаясь с лапки на лапку в попытке согреться, Гермиона тут же признала сову Гарри. К ней было прицеплено письмо, на котором, как она разглядела, было нацарапано слово «Срочно».

Вторая сова была от Рона. Кроме привязанного к лапке письма, она, ко всему прочему, еще и держала в клюве розу, и — Боже правый, неужели это то, о чем она подумала? — да, лента, опоясывающая рыжевато-коричневую шею птицы, была продета в ее обручальное кольцо.

Эта самая сова с надеждой царапала свободной лапкой по стеклу.

Гермиона смотрела на них в течение некоторого времени. Обе они, должно быть, порядком продрогли, бедняжки. Ей действительно следовало бы их впустить. И все же...

Почти против ее желания, взгляд снова вернулся к письму, которое девушка вновь держала в руках.

Что-то настолько убедительное было в его словах, написанных прямо здесь, у этого самого стола, пока она спала, в формальном, осторожном стиле письма. Особенно если сравнить с тем, каким он был вчера: требовательным, непреклонным, неумолимым... Все те жесткие углы, синяки на руках, легкие покусывания его острых зубов; невозможная кинетическая энергия, когда он подвел её к самому краю, толкнул её прочь в эту пропасть, а затем будто подхватил, хотела она того и нет... И потом снова, и снова, и снова...

Мучительный румянец опалил её щеки при одном лишь воспоминании.

Представлялось почти невозможным совместить пережитое с содержанием письма в ее руках. Такие совершенно разные грани одного и того же человека. Малфой, определенно, преподносил себя как занятную загадку... (не беря в расчет постскриптум, конечно; то был старый добрый болван, знакомый девушке еще со школы и зарекомендовавший себя надолго!)

А если и было что-то, что Гермиона всегда безоговорочно любила, так это загадки.

Головоломки, требующие разрешения.

Господи, помоги. Она была заинтригована.

Девушка вновь перевела взгляд на двух сов, сидящих на подоконнике, а затем вниз на письмо в руках.

Был уже почти полдень, и если верить его собственным словам, то Малфой должен был вернуться уже совсем скоро. Следует ли ей хоть что-то ответить Гарри и Рону? Собрать свои вещи и уйти? Или же прогнать сов прочь и ждать?

На пороге новый день, новый год и новые решения, требующие ее безраздельного внимания.

Она снова мельком взглянула в сторону насупившихся от возмущения птиц. Вновь опустила взгляд на пергамент.

Гермиона сделала глубокий вдох.

Крепко зажмурилась.

И решила.

КОНЕЦ.

_________________________________________________________________________________________________________

Что ж, а вот, собственно, и конец, открытый финал, автор и я на правах переводчика пускаем вашу фантазию в полет, надеюсь, она не покачает перед грядущими праздниками. Счастливого Нового Года и волшебных фейерверков за окном! ;)