Смена обстановки (гет)

Драко был почти счастлив, уютно устроившись среди цветных подушек в бывшей пижаме Луны с плиткой шоколада в руке. Он откусывал от него маленькие кусочки, растягивая удовольствие и наслаждаясь забытыми ощущениями. Перед ним на низком столике дымилась чашка с ароматным чаем. Луна при нем зачаровала свою палатку на ночь от внешнего вторжения, и вела себя гостеприимно, не попрекала прошлым и не задавала лишних вопросов. Драко решил, что домой он пойдет завтра, когда выяснит обстановку и когда его перестанет заносить на каждом шаге.

— Плеснуть тебе в чай рома? — спросила Луна, заметив, как он кутается в плед.

Драко покачал головой.

— Мне нельзя.

— Один глоточек? — Луна слизала стекающую на ладонь каплю варенья.

— Вообще нельзя, заклятие трезвости, знаешь про такое? Родовая магия, предки удружили.

— Это как? Выпьешь, и плохо становится?

— Плохо — это мягко сказано, Лавгуд. Врагу не пожелаешь.

— Это потому что алколярвы мрут, — понимающе сказала Луна. — Это хорошо, значит, не станешь алкоголиком. Вот у бедного Джорджа их столько! Как начал пить, когда Фред погиб, так и пьет, уже сколько раз пытался бросить, а все не получается, потому что они у него сильные очень. Он уже и в Мунго три раза лежал и зелья пил, и чары на него накладывали, ничего не помогает, даже двух дней продержаться не может.

— Только не надо про Уизли, — поморщился Драко и бессознательно провел рукой по все еще саднящей скуле. — Мне хватило. Кстати, он знает, что я здесь?

— Не знает, — радостно улыбнулась Луна, — а узнает — придет извиняться. Он всегда так, вечером буянит, а утром ему стыдно.

* * *

Драко не помнил, как заснул, проснулся он все на том же диване. Проснулся потому что замерз, несмотря на то, что был укрыт уже знакомым одеялом в горошек и еще каким-то пледом. Поморщившись, он выпил оставленное ему зелье из парящего рядом фиала и осторожно встал. Слегка пошатываясь, стараясь не шуметь и не делать резких движений, он подошел к портьере и через щель в плотной ткани заглянул на вторую половину.

Лавгуд сидела за круглым столиком, на котором стояла кофейная чашка в желтых цветочках и были разложены карты таро. На девушке был уже другой, гораздо более короткий балахон, отороченный полупрозрачной бахромой, не достающей даже до коленок. Она закинула ногу на ногу, и легкая ткань сбилась, еще больше открыв белые стройные ножки. Драко сглотнул. Зрелище было не для слабонервного девятнадцатилетнего мага, два года просидевшего взаперти, даже если этот маг сам едва держался на ногах. Девушка что-то тихо и проникновенно говорила пожилой ведьме в темной мантии. Видимо, гадала. Драко заставил себя отойти от щели и окинул взглядом «свою» часть шатра.

Здесь было, по меньшей мере, необычно. Кроме гадательных причиндалов и подушек, из-за которых он давеча принял палатку за класс Предсказаний, в комнате была целая прорва всевозможных мелочей, как будто Луна распотрошила старинный бабкин сундук и украсила его содержимым все вокруг. После долгого времени проведенного среди голых стен, где рассматривать можно было разве что трещины на сырой штукатурке, взгляд Драко невольно тонул в обилии разнообразных вещей, которые стояли на полу, лежали на полках вычурных этажерок, свисали с потолка и лепились к матерчатым стенам.

Разноцветные камешки в корзинке, коллекция диковинных ракушек на серванте темного дерева, неподъемные на вид напольные часы, патефон, на котором крутилось что-то наподобие гнезда, невнятные рисунки и схемы, пришпиленные к старому трюмо. Драко так внимательно рассматривал странный хлам, будто запасался образами на случай нового визуального «голодания». Все это гротескное нагромождение что-то ему напоминало, а еще каким-то невероятным образом успокаивало, своей нелепостью отгораживая его от внешнего рационального и враждебного мира.

Луна закончила гадание и принесла ему чай. К чаю была тарелка каши, треугольный бублик и упаковка сушеных водорослей. Сама хозяйка без церемоний присела рядом с диваном на ковре, подобрав под себя ноги, и стала прямо из банки есть клубничное варенье, время от времени задумчиво облизывая ложку. Драко засмотрелся и упустил момент, когда она начала свой рассказ. Теперь покорно слушал о том, что она заранее знала, что он сюда попадёт, и что она поставила здесь свой шатер, как только стаял снег, что зарабатывает на экспедицию в Исландию, куда поедет с отцом в конце лета, чтобы изучать бледнопалых шнырьков или блеклохвостых шорьков.

Драко слышал ее голос будто сквозь сонную пелену, ему почему-то трудно было ясно мыслить, ощущение было такое, будто он медленно отходит от Ступефая, было немного тошно, но так спокойно. Он в пол-уха слушал, что-то невпопад отвечал, согревал замерзшие руки, обхватывая большую керамическую чашку, и лениво думал о том, со всеми ли Лавгуд такая дружелюбная.

Бесконечное чаепитие растянулось на весь день, органично включив в себя завтрак, обед и полдник, оно прерывалось лишь время от времени звоном колокольчика, и тогда Луна выходила к жаждущим предсказаний, а Драко продолжал созерцать окружавший его диковинный хлам.

Он вдруг понял, что ему напоминает убранство комнаты. В детстве Драко видел одну картину у Паркинсонов с изображением ведьмы в широкополой шляпе, на полях которой танцевали крошечные карлики в цветных колпаках с бубенчиками, а вокруг них возникали и исчезали абсурдные натюрморты из всякой всячины. Кажется, Пэнси называла это магическим сюрреализмом. Она говорила, что предметы на шляпе ни разу не повторялись, и каждый раз, приходя в гости, Драко первым делом бежал смотреть, что там на этот раз.

Он долго выпрашивал у матери купить ему такую же картину, но Нарцисса считала подобные художества дурным вкусом и наотрез отказалась, а беспокоить отца из-за таких пустяков Драко побоялся. И теперь в этой странной обстановке он чувствовал себя персонажем одного из таких полотен, не хватало только колпака с бубенчиками. Привет из прошлого, когда от него ничего не зависело, и все важные решения принимали мама с папой, а он мог просто расслабиться и плыть по течению.

И Драко плыл, позволив себе раствориться в теплых волнах покоя, пока бой напольных часов не напомнил ему, что пора выныривать и возвращаться к реальности. Надо было взять себя в руки и совершить последний марш бросок. Тогда он будет дома, среди родных стен, и сможет сколько угодно зализывать раны и собираться с силами, чтобы вернуть себя прежнего, уверенного и беззаботного, насколько это вообще возможно.