Смена обстановки (гет)

Бывший слизеринский староста, бывший богатый наследник, а теперь еще и бывший заключенный Драко Малфой вот уже несколько минут топтался на задворках лавки близнецов Уизли, стараясь слиться со стеной и не решаясь выйти на освещенную улицу. До него долетали обрывки музыки и смех праздничной толпы. Он затаился в проходе между домами, который частично скрывала полосатая ярмарочная палатка с разноцветным трепещущим на ветру флажком на крыше.

После затхлого и спертого воздуха камеры от ласковых прикосновений ветра слегка кружилась голова, но сейчас было не время наслаждаться весенним вечером. Нужно было действовать, быстро и уверенно, несмотря на отсутствие палочки. «Гады авроратские», — сквозь зубы процедил Драко, стараясь унять нервную дрожь в руках. Наверняка ведь ему специально выдали портключ, перебросивший его в самое людное место и в самое неподходящее время.

Драко вспомнил мерзкую улыбочку дежурного аврора, пожелавшего ему счастливого пути, когда он поставил последнюю подпись на бескрайнем пергаменте, где перечислялось все то, что ему теперь запрещается, и что ему взамен предписывается на время условного срока.

Теперь чтобы добраться до дома Драко нужно было не привлекая внимания выйти в Косой Переулок, незаметно заскочить в первый попавшийся паб, неузнанным пробраться через празднующих победителей к камину, зачерпнуть горсть летучего порошка и во всеуслышание произнести «Малфой-мэнор». Пока еще разграбленное аврорами поместье принадлежало ему.

Газет в тюрьме не было, письма подвергались жесткой цензуре, а слухи ходили самые разные. Драко очень надеялся, что вопреки жутким историям, которые шепотом пересказывали сокамерники, самосуды над бывшими сторонниками Темного Лорда остались в прошлом. Драко судорожно вздохнул: хорошо, что мать успела уехать из страны. Хоть за ее жизнь можно было не опасаться.

Он, было, выглянул из своего убежища, но громкий хлопок фейерверка заставил его вздрогнуть и шарахнуться обратно в тень. Движение оказалось слишком резким, и перед глазами заплясали черные пятна. Драко прислонился затылком к прохладной стене. Только не хватало сейчас грохнуться в обморок. Гадкая слабость после недавней болезни никуда не делась.

Собственно, добрую треть своего заключения Драко провалялся в тюремном лазарете. Кое-кто даже утверждал, что он специально притворяется, чтобы ему сократили срок «по состоянию здоровья». Но дело было в другом. Юный Малфой так и не смог привыкнуть к омерзительной тюремной кормежке, от одного вида которой его чуть не выворачивало наизнанку. Он ел мало и через силу, чаще всего хлеб с разбавленным тыквенным соком. Ничего удивительного, что ослабленный организм просто не смог выдержать постоянную сырость в стылой камере.

Драко не знал, сколько простоял у магазина, стараясь совладать с подступающей дурнотой, его вернул к действительности резкий удар в спину, от которого он потерял равновесие и чуть не растянулся на земле. В стене, на которую он опирался, оказалась зачарованная дверь в подсобку, и теперь она была широко распахнута, а в светлом прямоугольнике проема, слегка покачиваясь, стоял одноухий Джордж с бутылкой в руке.

— Что ты здесь ошиваешься, троллева задница? — рявкнул он, делая шаг вперед, и бросая бутылку в кусты. — Давно не получал?

Драко метнулся было в сторону, но крепкая пятерня сгребла его за мантию, выкручивая ткань у горла, и мигом позже швырнула обратно к стене так, что он впечатался затылком в каменную кладку. Пятна перед глазами сгустились, а когда снова рассеялись, первое, что он увидел в тусклом свете, льющемся из подсобки, было одутловатое лицо Уизли.

Долгую минуту они молча рассматривали друг друга. Без сомнений, лавочник его узнал. Рыжий был на голову выше, явно сильнее и в совершенно невменяемом состоянии. «Вот и все, — сказал голос в голове Драко. — Вот и конец». Он дернулся, пытаясь вырваться, но рыжий крепко схватил его за руку и вывернул так, что малейшее трепыхание причиняло боль.

— Какой подарочек на день победы, — нехорошо ухмыльнулся одноухий. Он, видимо, ожидал ответной реакции, но Драко продолжал молчать. Он понимал, что любое его слово лишь еще больше разозлит Уизли. — Хорек-Пожиратель, — хмыкнул рыжий, не дождавшись ответной реплики, — ну так давай, жри! — и его кулак просвистел в миллиметре от подбородка и чуть проехался по стене. Даже не поморщившись, лавочник снова замахнулся. Вырываться не было сил, и Драко захлестнула волна отчаяния. Уизли не обратил внимания на то, что стекла в окнах соседних домов задрожали.

— Это тебе за Фреда, — хрипел Джордж, — а это за... Фреда, и это за Фреда.

С координацией у пьяного Уизли было не очень. Хотя он бил со всей дури, пока Драко удавалось уворачиваться и закрываться от сыпавшихся на него ударов, так что они задевали его лишь вскользь, но от резких движений и боли в вывернутой руке перед глазами уже стояло мутное марево, а в голове гудел монотонный колокольный звон. Он был на грани обморока, и уже не понимал где он и что делает, когда на него всем весом навалилась дышащая перегаром туша, и послышались проклятия. Рыжий потерял равновесие, когда замахивался. Сквозь мутную пелену Драко увидел перед собой немытое рябое горло, и, вложив последние силы в рывок, впился зубами в шею врага.

Вопль одноухого заглушил громовой раскат, с соседних крыш дождем посыпалась черепица. Плотный поток стихийной магии вихрем прошелся по проулку, взметая мелкий песок и с грохотом срывая крышки с мусорных баков.

Кругом бушевала метель из вырвавшихся из мусорного бака цветных оберток от петард и конфет. Хватка Уизли ослабла, Драко тоже разжал челюсти и медленно сполз по стене, чувствуя во рту соленый привкус своей и чужой крови. Он тяжело дышал, руки дрожали, и пульсировало в висках. Лучше всего было убраться, пока видимость не прояснилась, и пьяный Уизли снова его не отыскал. Он не видел, как прозрачный смерч окутывает застывшего Джорджа, и как по всей поверхности кокона рябью проходят голубоватые вспышки. Усилием воли Драко заставил себя подняться на ноги, и, пошатываясь, доплелся до стоящей на углу полосатой палатки. Порыв ветра гостеприимно приподнял матерчатый полог, и юный Малфой нырнул туда как зверь в нору.

Внутри было почти темно и очень тихо, праздничный шум с улицы сюда не долетал. Видимо палатка была хорошо защищена заглушающими чарами. Он забился в темный угол и прислонился к чему-то мягкому. Надо было лишь немного прийти в себя, унять дрожь и отдышаться. Драко на миг закрыл глаза и почти сразу же провалился в черноту.

Цветные подушки, низкий столик с подсвечниками, аромат благовоний, на полочке хрустальные шары и кофейные чашки. Просыпающееся сознание выхватывало из сумрака детали и пыталось собрать в единую картину. Кабинет предсказаний. Драко боялся шелохнуться, чтобы не спугнуть зародившуюся надежду. Что если он просто уснул в классе, и весь этот кошмар ему приснился?

Не было Метки, не было этого жуткого года в Мэноре, не было Адского огня в Выручай-комнате, не было суда, двух вычеркнутых из жизни лет в Азкабане и безрадостного будущего. Сердце забилось быстрее и во рту пересохло. Он лихорадочно соображал. Пока не поздно, надо действовать как можно скорее.

Перейти на другую сторону не вариант. Кто его там ждет? Поттер с прихвостнями? Да и что тогда станется с родителями? Драко поежился. Нет, он просто исчезнет, пропадет без вести до окончания войны, спрячется, затаится и переждет. При первом же походе в Хогсмид воспользуется камином, и во Францию. Матери можно будет написать, уговорить бежать. Отец, конечно, будет его презирать, но пусть лучше так. Пусть.

Драко затрясло от возбуждения, он резко сел, и перед глазами все поплыло. «Это после болезни, — вспомнил он. — Нельзя делать резких движений». Он прислонился к спинке дивана и замер, чтобы переждать приступ тошноты. Когда он снова открыл глаза, иллюзия рассеялась, и сердце камнем ухнуло вниз. Размечтался, кретин. С возвращением в кошмарную явь.

Кабинет Трелони был бы в три раза просторнее, столиков там было бы не в пример больше, полосатого матерчатого потолка не могло быть вовсе, что уж говорить об одеяле в крупный синий горошек, которым он был укрыт. Он был в дурацкой ярмарочной палатке, хотя изнутри она скорее была размером с шатер. Драко чуть не застонал от горького разочарования. Значит, все было, все продолжается.

Он судорожным движением отбросил с глаз отросшие волосы, на руке что-то брякнуло, и Драко уставился на запястье, не веря глазам. На нем было штук пять браслетов из каких-то красных сушеных ягод, бобов и кусочков коры. Такие же браслеты украшали вторую руку и лодыжки. Если не считать этих ниток с ингредиентами для зелий, на нём больше ничего не было. В панике он обшарил взглядом полукруглую комнату, но не увидел ничего похожего на свою одежду. Внутри снова все сжалось, и пальцы вцепились в одеяло. Что с ним делали, пока он был без сознания? Что с ним будут делать теперь, безоружным и уязвимым? Мерлин, кошмар снова повторялся.

Это слишком напоминало те невыносимые дни перед судом, когда он просыпался в камере Аврората после очередного Обливиэйта на очередном допросе, не зная, что с ним было, мучительно пытаясь вспомнить и одновременно боясь, что если вспомнит, то не сможет с этим жить. К горлу подступил противный ком, и стало трудно дышать. В ярости Драко дернул за нитку на руке, ягоды с глухим стуком разлетелись по комнате.

И в тот же миг занавес, разделяющий палатку надвое, отогнулся, и в комнату впорхнуло создание в мешковатом разноцветном балахоне. Длинные белые патлы венчала расшитая тюбетейка, с которой свисали бисерные нитки, большие глаза навыкате были широко распахнуты.

— Драко! Очнулся! — радостно воскликнуло существо, заставив его вздрогнуть от неожиданности. Его уже давно никто не называл по имени. В тюрьме у него был номер для надзирателей и кличка для сокамерников. — Ты меня помнишь? — продолжало оно, пока Драко натягивал одеяло до самых плеч и пытался стереть с лица затравленное выражение. Когда он поднял глаза, растрепанная блондинка в бисере уже стояла в шаге от него, и Драко, конечно же, ее узнал. Она почти не изменилась с тех пор, как он ее видел последний раз. Только тогда это у нее, а не у него было посеревшее и осунувшееся лицо в ссадинах, а теперь они словно бы поменялись ролями.

— Лавгуд, — выдохнул он, — Луна Лавгуд

— Значит, помнишь, — она мягко улыбнулась ему, но через секунду нахмурилась. — Ты зачем разбросал ягоды? — спросила она таким тоном, как будто бы отчитывала любимую, но нашкодившую собаку. — Глупенький, это же рябина, она...

Луна сделала движение, будто хочет погладить его по щеке.

— Ты сдурела, Лавгуд. Верни мою одежду, — прошипел Драко, и отпрянул, не спуская глаз с портьеры, словно ожидая, что в любую секунду оттуда может выскочить кто-то еще.

Луна выглядела немного растерянной и удивленной.

— Я ее сожгла, — призналась она.

Драко сверлил ее взглядом, полным бессильной злобы.

— Воспользовалась моментом и отомстила, — констатировал он бесцветным голосом.

— Что ты! — всплеснула руками Луна. — Просто у этой одежды очень плохая вибрация, и я боялась, что она привлечет к тебе мозгошмыгов, — сбитый с толку Драко непонимающе уставился на неё.

— Тебе стыдно, что ты голый, — понимающе сообщила Луна, и Малфою захотелось залезть под одеяло с головой. — Но я не смотрела, честное слово, накрыла одеялом, а одежду призвала Акцио, — добавила она на одном дыхании, и теперь стояла перед ним, испуганно хлопая глазами и прижимая руки к груди.

Драко не знал, плакать ему или смеяться. Вот он сидит тут слабый и беспомощный во власти какой-то полоумной.

— А это что, запасы на зиму? — выдавил он, выпростав из-под одеяла руку с оставшимися «украшениями».

— Это заговоренные браслеты, они отпугивают мозгошмыгов, — объяснила Луна. — Когда человек без сознания, мозгошмыги часто нападают.

У Драко отлегло от сердца. Слава Салазару, это была лишь забота чокнутой Лавгуд, не преднамеренное издевательство и не ритуал. От облегчения он даже на секунду прикрыл глаза.

— И что, мне теперь ходить в одеяле? — ворчливо спросил он, заметно расслабившись.

— Тебе все равно пока нельзя вставать, — сказала Луна, — но я сейчас найду, — она метнулась к низкому шкафчику в углу и начала там рыться, время от времени бормоча что-то вроде «кажется, это подойдет», «а может это?» и вскоре победно продемонстрировала Драко розовую пижамку со слониками.

— Вот эта, она совсем новая.

Увидев то, во что ему предстояло облачиться, Драко потерял дар речи, но, видимо, его чувства отразились у него на лице, так как Луна стала его поспешно заверять, что сейчас она ее трансфигурирует, и она ему будет как раз впору, и что она понимает, что мальчики не носят розовое. Словно в трансе Драко смотрел, как штанины и рукава пижамы удлиняются, и как она превращается во вполне приличного покроя рубашку и брюки.

— Слоников убери, — процедил он, когда Луна решила, что ее работа окончена.

Она с явным сожалением вздохнула, взмахнула палочкой, и слоники исчезли.

Драко был почти счастлив, уютно устроившись среди цветных подушек в бывшей пижаме Луны с плиткой шоколада в руке. Он откусывал от него маленькие кусочки, растягивая удовольствие и наслаждаясь забытыми ощущениями. Перед ним на низком столике дымилась чашка с ароматным чаем. Луна при нем зачаровала свою палатку на ночь от внешнего вторжения, и вела себя гостеприимно, не попрекала прошлым и не задавала лишних вопросов. Драко решил, что домой он пойдет завтра, когда выяснит обстановку и когда его перестанет заносить на каждом шаге.

— Плеснуть тебе в чай рома? — спросила Луна, заметив, как он кутается в плед.

Драко покачал головой.

— Мне нельзя.

— Один глоточек? — Луна слизала стекающую на ладонь каплю варенья.

— Вообще нельзя, заклятие трезвости, знаешь про такое? Родовая магия, предки удружили.

— Это как? Выпьешь, и плохо становится?

— Плохо — это мягко сказано, Лавгуд. Врагу не пожелаешь.

— Это потому что алколярвы мрут, — понимающе сказала Луна. — Это хорошо, значит, не станешь алкоголиком. Вот у бедного Джорджа их столько! Как начал пить, когда Фред погиб, так и пьет, уже сколько раз пытался бросить, а все не получается, потому что они у него сильные очень. Он уже и в Мунго три раза лежал и зелья пил, и чары на него накладывали, ничего не помогает, даже двух дней продержаться не может.

— Только не надо про Уизли, — поморщился Драко и бессознательно провел рукой по все еще саднящей скуле. — Мне хватило. Кстати, он знает, что я здесь?

— Не знает, — радостно улыбнулась Луна, — а узнает — придет извиняться. Он всегда так, вечером буянит, а утром ему стыдно.

* * *

Драко не помнил, как заснул, проснулся он все на том же диване. Проснулся потому что замерз, несмотря на то, что был укрыт уже знакомым одеялом в горошек и еще каким-то пледом. Поморщившись, он выпил оставленное ему зелье из парящего рядом фиала и осторожно встал. Слегка пошатываясь, стараясь не шуметь и не делать резких движений, он подошел к портьере и через щель в плотной ткани заглянул на вторую половину.

Лавгуд сидела за круглым столиком, на котором стояла кофейная чашка в желтых цветочках и были разложены карты таро. На девушке был уже другой, гораздо более короткий балахон, отороченный полупрозрачной бахромой, не достающей даже до коленок. Она закинула ногу на ногу, и легкая ткань сбилась, еще больше открыв белые стройные ножки. Драко сглотнул. Зрелище было не для слабонервного девятнадцатилетнего мага, два года просидевшего взаперти, даже если этот маг сам едва держался на ногах. Девушка что-то тихо и проникновенно говорила пожилой ведьме в темной мантии. Видимо, гадала. Драко заставил себя отойти от щели и окинул взглядом «свою» часть шатра.

Здесь было, по меньшей мере, необычно. Кроме гадательных причиндалов и подушек, из-за которых он давеча принял палатку за класс Предсказаний, в комнате была целая прорва всевозможных мелочей, как будто Луна распотрошила старинный бабкин сундук и украсила его содержимым все вокруг. После долгого времени проведенного среди голых стен, где рассматривать можно было разве что трещины на сырой штукатурке, взгляд Драко невольно тонул в обилии разнообразных вещей, которые стояли на полу, лежали на полках вычурных этажерок, свисали с потолка и лепились к матерчатым стенам.

Разноцветные камешки в корзинке, коллекция диковинных ракушек на серванте темного дерева, неподъемные на вид напольные часы, патефон, на котором крутилось что-то наподобие гнезда, невнятные рисунки и схемы, пришпиленные к старому трюмо. Драко так внимательно рассматривал странный хлам, будто запасался образами на случай нового визуального «голодания». Все это гротескное нагромождение что-то ему напоминало, а еще каким-то невероятным образом успокаивало, своей нелепостью отгораживая его от внешнего рационального и враждебного мира.

Луна закончила гадание и принесла ему чай. К чаю была тарелка каши, треугольный бублик и упаковка сушеных водорослей. Сама хозяйка без церемоний присела рядом с диваном на ковре, подобрав под себя ноги, и стала прямо из банки есть клубничное варенье, время от времени задумчиво облизывая ложку. Драко засмотрелся и упустил момент, когда она начала свой рассказ. Теперь покорно слушал о том, что она заранее знала, что он сюда попадёт, и что она поставила здесь свой шатер, как только стаял снег, что зарабатывает на экспедицию в Исландию, куда поедет с отцом в конце лета, чтобы изучать бледнопалых шнырьков или блеклохвостых шорьков.

Драко слышал ее голос будто сквозь сонную пелену, ему почему-то трудно было ясно мыслить, ощущение было такое, будто он медленно отходит от Ступефая, было немного тошно, но так спокойно. Он в пол-уха слушал, что-то невпопад отвечал, согревал замерзшие руки, обхватывая большую керамическую чашку, и лениво думал о том, со всеми ли Лавгуд такая дружелюбная.

Бесконечное чаепитие растянулось на весь день, органично включив в себя завтрак, обед и полдник, оно прерывалось лишь время от времени звоном колокольчика, и тогда Луна выходила к жаждущим предсказаний, а Драко продолжал созерцать окружавший его диковинный хлам.

Он вдруг понял, что ему напоминает убранство комнаты. В детстве Драко видел одну картину у Паркинсонов с изображением ведьмы в широкополой шляпе, на полях которой танцевали крошечные карлики в цветных колпаках с бубенчиками, а вокруг них возникали и исчезали абсурдные натюрморты из всякой всячины. Кажется, Пэнси называла это магическим сюрреализмом. Она говорила, что предметы на шляпе ни разу не повторялись, и каждый раз, приходя в гости, Драко первым делом бежал смотреть, что там на этот раз.

Он долго выпрашивал у матери купить ему такую же картину, но Нарцисса считала подобные художества дурным вкусом и наотрез отказалась, а беспокоить отца из-за таких пустяков Драко побоялся. И теперь в этой странной обстановке он чувствовал себя персонажем одного из таких полотен, не хватало только колпака с бубенчиками. Привет из прошлого, когда от него ничего не зависело, и все важные решения принимали мама с папой, а он мог просто расслабиться и плыть по течению.

И Драко плыл, позволив себе раствориться в теплых волнах покоя, пока бой напольных часов не напомнил ему, что пора выныривать и возвращаться к реальности. Надо было взять себя в руки и совершить последний марш бросок. Тогда он будет дома, среди родных стен, и сможет сколько угодно зализывать раны и собираться с силами, чтобы вернуть себя прежнего, уверенного и беззаботного, насколько это вообще возможно.

— Лавгуд, у тебя случаем Оборотки не завалялось? — спросил Драко, ставя на стол опустевшую чашку. «Эдак пару вагонов, чтобы на всю оставшуюся хватило», — добавил голос в голове.

Луна покачала головой, и разноцветные бисерные нитки на ее тюбетейке взметнулись и зашуршали.

— Жаль, — вздохнул Драко, — ну мне пора домой, засиделся я у тебя.

Луна замерла и как-то странно на него посмотрела.

— В кафе напротив есть камин? — Драко сделал было движение, чтобы встать, когда наткнулся на ее остановившийся взгляд. У него появилось нехорошее предчувствие и под ложечкой засосало.

— Драко, — тихо сказала Луна, — тебе совсем ничего не сказали? — она смотрела на него своими водянистыми глазами с такой растерянностью, что ему окончательно стало не по себе.

— Про что не сказали? — почему-то также тихо спросил он.

— Про Мэнор, — еще тише сказала Луна, — в прошлом году... ведь во всех газетах было...

Драко словно в ступоре слушал сбивчивый рассказ о том, как оставшиеся на свободе Пожиратели проникли в опечатанный Малфой-мэнор, чтобы выкрасть какие-то темномагические артефакты, и о том, как об этом стало известно аврорам, и как там устроили облаву, в ходе которой один из артефактов сработал, и что от величественного замка не осталось и камня на камне, там теперь воронка, которую обходят за три версты.

Он сидел оглушенный, не в состоянии поверить, просто не был к этому готов. Малфой-мэнор был для него не просто домом, это было единственное, что у него оставалось, что связывало его с безоблачным прошлым, с родителями. Сколько раз, сидя в холодной камере, он коротал время, представляя себе возвращение домой, мысленно проходил через заросший парк, через анфилады залов, где он знал каждый уголок. И теперь все это было отрезано от него навеки, потеряно безвозвратно. А еще ему больше некуда было идти. Совсем некуда. «Я проклят», — вертелось в голове.

— Я проклят, — одними губами прошептал он, медленно осознавая случившееся.

Лампы в комнате замигали, и чашки на полках задребезжали. Луна оборвала рассказ, вскочила и бросилась к нему, схватила за предплечья и встряхнула. Драко никак не реагировал. Он сидел неестественно неподвижный, словно оледеневший, и смотрел прямо перед собой невидящими мутными глазами. Сцепленные на коленях пальцы рук мелко подрагивали.

— Драко, пожалуйста, перестань! — крикнула Луна

Он ее не слышал, и после секундного колебания она обняла его, прижавшись к нему всем телом, пытаясь погасить всплеск неконтролируемой магии. Его пробирала крупная дрожь, и будто в резонансе по полосатой ткани палатки расходились волны. Пара стульев с грохотом упала на пол, с комода спланировала пыльная пачка пергаментов, которые сразу же разлетелись по комнате. С этажерки посыпалась какая-то дребедень.

— Драко, не надо, пожалуйста, не надо, — монотонно, как мантру, повторяла Луна.

Она гладила его по спине, запускала пальцы в спутанные светлые волосы на затылке, сжимала его в объятиях, словно хотела впитать в себя часть его боли, отвлечь его, остановить, пока их не засыпало обломками, и пока всплеск стихийной магии не лишил его последних сил. Они были в самом эпицентре шторма: Драко, погруженный в свой ад, и Луна, пытающаяся его растормошить, согреть, заставить вынырнуть из бездны.

Она не знала, что говорят в таких случаях и шептала первое, что приходило в голову: что он может жить здесь, что ей даже приятно, и что у нее есть новый зеленый гель для волос, и что она ему трансфигурирует из парадной блузки рубашку с кружевами, и что папа пришлет еще шоколаду. Она все гладила и гладила его, говорила какие-то глупые ласковые слова, когда поняла, что он тоже прижимает ее к себе, а его плечи сотрясаются от почти беззвучных рыданий.

Слизеринцу было невыносимо стыдно за свою слабость, но какая-то его часть, которой столько времени не давали волю, отчаянно жаждала, чтобы его как в детстве пожалели и утешили, а Луна не разжимала объятий, хотя буря в палатке уже прекратилась, и только блестки, осыпавшиеся с одной из гирлянд, лениво планировали на пол.

Огонь в лампах погас во время шторма, и в комнате царил полумрак. Драко всхлипывал, уткнувшись носом в ее растрепанные волосы, его слезы стекали по ним и впитывались в воротник балахона. Наконец он затих, и Луна только сейчас заметила, как горят его руки, щеки, и лоб.

— У тебя жар, — сказала она, мягко отстраняясь. — Я принесу тебе зелье.

Драко разбудил тихий перезвон привязанных к балке серебряных колокольчиков. Он хотел сразу вскочить, чтобы не опоздать на перекличку, а потом, вспомнив, где он, облегченно вздохнул и долго лежал с открытыми глазами, рассматривая висящие под потолком гирлянды, карту Атлантиды на стене, букет желтых одуванчиков в стеклянном стакане на полу, пытаясь вспомнить, что было в предыдущие дни или недели.

Они прошли для Драко как в тумане, его почти все время лихорадило, попеременно окатывая волнами то жара, то холода, но даже тогда его постоянно преследовала какая-то нереальность происходящего.

Он помнил, как Луна поила его омерзительными на вкус зельями и зачитывала отрывки из газеты мягким, навевающим сон голосом. А он, пробиваясь сквозь дремотную пелену, пытался хоть как-то понять, что происходит в стране, хотя по статьям в «Придире» было трудно определить даже то, на какой он планете, не говоря уже о том, чтобы узнать, на что может рассчитывать бывший Пожиратель в послевоенной Британии. Зато на смену горячечным кошмарам об адском огне и аудиенциях у Темного Лорда пришли тягучие и муторные сны, в которых Драко выслеживал нарглов в раскаленной пустыне или в ледяной тундре. Так как он прослушал их описание, чаще всего они походили на дикую смесь гиппогрифа и соплохвоста, и никогда не давались в руки.

Был какой-то момент, когда он сидел весь в мыльной пене в странной круглой ванной, подозрительно похожей на гигантскую недотрансфигурированную чашку с вычурной ручкой, а Луна, стоя на низкой табуретке, поливала его водой из глиняного кувшина. Ни дать, ни взять статуя из фонтана в Мэноре. Про Мэнор лучше было не думать, и он напряг память, чтобы переключиться на другие воспоминания.

Кажется, однажды приходил усатый колдомедик из Мунго. Он задавал много вопросов, и его явно забавляло то, что иногда, забываясь, Драко называл его «господин следователь». Под конец визита усач для чего-то заставил Драко открыть рот и осмотрел его зубы, а потом пожал плечами и выписал жаропонижающее и укрепляющие зелья.

После этого часто прилетали совы, много сов, и Луна, не читая, сбрасывала отвязанные от их лапок письма за кресло. Как-то открыв глаза, Драко увидел, что над ним нависают пять или шесть рыжих Уизли, причем мамаша Уизли принесла какую-то выпечку, и они там все стояли и что-то говорили, пока Луна, благослови ее Салазар, не прогнала их, сказав, что больному нужен покой. Позже Драко решил считать, что они ему привиделись, хотя большая коробка с домашним печеньем, которым он заедал горькие зелья, говорила об обратном.

Его воспоминания прервала впорхнувшая в комнату Луна, в ярко-малиновом магловском сарафане с накинутой на плечи огромной цветастой шалью, за ней влетела почтовая сова.

— Драко, ты не спишь? Это официальное письмо, сова не дает мне взять его за тебя.

Он мгновенно узнал авроратскую бордовую ленточку, перевязывающую пергамент, и внутренне содрогнулся. Драко был в курсе, что его будут вызывать на ежемесячные беседы. Знал, что это, в общем, ничем серьезным не грозит, так, помурыжат и отпустят. И все равно дыхание перехватило, внутри все сжалось в тугой комок, и он ничего не мог с собой поделать. Он непослушными пальцами отвязал свернутый в трубочку пергамент и постарался взять себя в руки.

Жара у него уже не было, и слова не расплывались перед глазами. «Досрочное восстановление в правах». Ему следовало обрадоваться, но за последние годы Драко отвык от приятных сюрпризов, и вместо облегчения испытывал замешательство и тревогу. Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Луна склонилась над ним, позвякивая длинными нитками бус, сунула нос в пергамент.

— Ну, наконец-то, — пропела она с легкой полуулыбкой, — значит палочку тебе пришлют завтра. Дядя Артур сказал.

— Какой еще дядя? — только и сумел выдавить из себя Драко. — Что вы там все делаете за моей спиной?

— Зря ты все-таки снял браслеты, Драко. У тебя столько мозгошмыгов, — Луна присела рядом с ним и рассеянным жестом погладила Драко по голове, но он резко перехватил ее руку.

— Что я за это должен и кому? — выдохнул он сквозь зубы. — Во что меня втянули?

Напряжение, которое он испытывал, разворачивая пергамент, грозило перерасти в приступ паники. Его рука подрагивала, и Луне показалось, что на столе звякнула ложка.

— Драко, не нервничай, все хорошо, — быстро сказала она. — Ты уже помог его сыну, а он помог тебе. Дядя Артур — отец Джорджа Уизли, он теперь заместитель Министра.

Он ничего не понял, но ее тон успокаивал, и стало немного легче.

— Мерлин, Луна, — простонал он, — ты можешь рассказать нормально? Кто кому помог?

— Ну, ты помнишь, как укусил Джорджа? — Драко медленно кивнул, казалось, это было много лет назад.

— И что, ему понравилось? — Луна прыснула.

— Ему как раз не очень, то есть он еще не полностью оценил, но его семье ты очень облегчил жизнь. Ведь ты передал ему свою аллергию на алкоголь.

— Заклятье трезвости, — поправил Драко. Он постепенно приходил в себя, и паника отступала. Ситуация была чистым абсурдом, как и следовало ожидать в этом странном месте.

Драко пришлось приложить усилия, чтобы сдерживать нервный смех, пока он слушал рассказ о том, что Джордж уже три недели не пьет, и что в Мунго заинтересовались, но пока не знают, что повлияло на рыжего больше, укус или сопровождавший его всплеск магии, и что письма желающих, чтобы их покусали, идут пачками, и что их было бы еще больше, если бы вышла статья в «Пророке», которую чудом удалось задержать.

Все это совершенно не вписывалось в рамки реальности, но вполне соответствовало тому бредовому сну, в котором он пребывал с того момента, как попал в этот балаган, где магический сюрреализм явно вышел за пределы картин.

— Тебе сейчас нельзя кусаться, — почти строго добавила Луна, — тебе нужно беречь силы.

Эта фраза стала последней каплей, и Драко расхохотался. Его смех был немного истеричным от пережитого напряжения. Он смеялся до слез и никак не мог остановиться, просто физически чувствуя охватывающую его легкость. Давно забытое чувство, так неожиданно вернувшееся к нему в этом самом несуразном в мире доме, очаровательная хозяйка которого удивленно хлопала глазами, явно не понимая причин его веселья.

Не все ли равно, бред это или нет, если его прошлые ошибки прощены, если ему вернули магию?

— А целоваться можно? — отсмеявшись, спросил он, нежно привлекая Луну к себе.

Драко никогда еще не был так близок к тому, чтобы поверить в мозгошмыгов и нарглов.