Трусливое сердце (гет)

Драко Малфой чётко наказал Луне Лавгуд никому не пересказывать их, на первый взгляд, безобидный разговор. Поэтому, ясное дело, она пересказала. Раз он просил держать это в секрете, значит, ему это было важно. Она рассказала об этом Джинни Уизли, сопроводив указаниями никому дальше не передавать. А та, естественно, передала. И не кому-нибудь, а Гермионе Грейнджер.Гермиона мгновенно поверила Джинни. Луна выдумывала много вещей, но то, что она выдумывала, не могло быть опровергнуто, чего не скажешь о факте беседы с общим знакомым. Следовательно, это было правдой. Почему, во имя бороды Мерлина, Малфой поведал о своей неуверенности в себе именно Луне Лавгуд? Она бы могла перечислить много причин для этого — причин, о которых, вне всякого сомнения, думал и Малфой, перед тем, как поговорить со студенткой из Равенкло. Но и причин, по которым он не стал бы этого делать, было не меньше. И самой важной из них было то, что он не мог ей доверять. Луна очень ценила своих друзей, и было очевидно, что если бы кому-нибудь из них понадобилась эта информация о Малфое, она бы, не задумываясь, ее предоставила. Так что же Малфой задумал? Он хотел, чтобы об этом узнала Джинни? Он хотел, чтобы об этом узнала Гермиона? Чего он хотел?Вряд ли это было частью какого-то тщательно-разработанного плана, направленного на то, чтобы сбить ее с толку — в этом просто не было необходимости. Сценарий, при котором он хотел бы донести информацию до Гермионы, но считал, что сказать ей об этом самому — значит потерять достоинство, тоже не имел смысла, потому что использовать Луну в роли парламентёра было бы ещё менее достойным в глазах окружающих. Не говоря о том, что сказать самому было гораздо проще. И поэтому она остановилась на следующей причине: он действительно хотел разобраться в чертах характера слизеринцев и гриффиндорцев и думал, что Луне некому будет об этом рассказать, или что она сама по себе не расскажет, и что это был тщательно продуманный план изобразить тщательно продуманный план, настолько выходящий за рамки разумного, что никто и не заподозрит его в том, что он выходит за рамки разумного. Но зачем он это сделал?Драко не был похож на человека, заранее обдумывающего свои издевательства. Он всегда выдавал их импровизированно. К примеру, она не считала, что он приставал к Клювокрылу с намерением получить увечье, навредив тем самым Хагриду и косвенно им. Он просто хотел удовлетворить сиюминутное желание насолить ей. Или нет? И он заранее всё запланировал? Может быть, она неверно истолковала все его действия? Все ее мысли до следующего урока зельеварения, состоявшегося через неделю, были заняты Малфоем и тем, что же он задумал.И поэтому она нервничала, но в то же время с нетерпением ждала встречи с Малфоем, с которым умудрилась не пересечься со времени их последнего урока зельеварения.Она первой из гриффиндорцев зашла в класс, потому что у них только что закончилась гербология и многие всё ещё переодевались в чистые рубашки, но почти все слизеринцы уже были на месте. Она направилась было к своему обычному месту, но Снейп, похоже, заметил и с ехидством сказал: — Я так понимаю, Грейнджер, что вы не видели того, что делает весь класс, и решили проявить инициативу именно поэтому, а вовсе не потому, что посчитали, будто ваши представления о распределении пар лучше тех, которые были высказаны мной. Поэтому я сообщаю вам, что вам следует сесть на тот же стул, на котором вы сидели на предыдущем занятии.Она кивнула, кротко ответив:— Да, профессор, — и села рядом с Малфоем. Это было очень кстати, потому что теперь она могла наблюдать за выражением его лица и не выглядеть подозрительно.

~0~

Драко всю прошлую неделю много думал. Он решил, что он не трус, а его отец — трус, и вознамерился поведать об этом Грейнджер. — Я не трус, — четко произнес он, как только Грейнджер села. И нет, он не будет ничего говорить о своем отце, во всяком случае, до тех пор, пока она не спросит.— Трус. Настолько трус, что даже боишься быть трусом, — было такое чувство, что она его намеренно провоцировала, вместо того, чтобы, как обычно, отмахнуться. Когда она установила котел, ее рука случайно коснулась его. Он решил не комментировать этот факт, потому что она, видимо, не заметила. Его кожа словно опалилась в том месте, где она до него дотронулась. А когда ощущение прошло с руки, то перекинулось на предплечье. Похоже, она загрязнила его вены всего лишь одним-единственным прикосновением. Какая гадость. — Я ничего не боюсь. Я просто не соглашаюсь.— Невозможно ничего не бояться, и сам факт твоего отрицания страха только подчеркивает верность моего предположения.— Ладно, — сказал он, сердито глядя на нее, — я боюсь вризраков. — Ты что, смеешься?— Страх — это единственное, чего следует бояться — это маггловское выражение, разве нет? Грейнджер посмотрела на него оценивающе.— Это не в счет, — в конце концов сказала она. — Еще я не очень-то большой поклонник бабочек, — сказал он ей, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. Он не упомянул, что никогда и никому об этом не говорил, потому что не считал это уместным. Просто об этом никогда не заходила речь. Естественно, Грейнджер рассмеялась. Он с удовольствием отметил, что она прекратила, как только он насупился.— Правда? — спросила она слегка дрожащим от сдерживаемого смеха голосом.— Да, — негодующе сказал он, выпрямившись, чтобы показать: по его мнению, тут нечего было стыдиться.— Почему? — спросила она с улыбкой, все еще играющей на лице. У него мурашки пошли по коже из-за того, как она на него смотрела. Улыбается она! О, как же сильно он ее не переваривал! — Потому что, — кисло сказал он, — ты хоть раз видела их рожи? Отвратительные! А тела? Забудь на секунду о крыльях. Я говорю о самих телах, — Грейнджер не выглядела убежденной. — И мотыльки тоже, — добавил он, нахмурившись. — Они даже хуже. Они даже не пытаются выглядеть презентабельно, — совсем как Грейнджер, подумал он, хотя вслух этого и не сказал.

~0~

Малфой с каждой секундой становился все интереснее и интереснее. Она все еще не была уверена в том, что он задумал, но решила пока не заморачиваться и принимать все, что он говорит, за чистую монету. Она заметила, что Снейп к ним приближался, и заставила себя заняться зельем. Так. Щепотку толченых почечных связок.

~0~

— То есть ты боишься бабочек, но при этом считаешь себя смелым? — спросила она, все еще улыбаясь.— Я не говорил, что я смелый, — буркнул он, раздражённый тем, что она явно веселится. — Я просто сказал, что я не трус. И повторю — я не трус. Согласись, что сам факт признания в том, что ты боишься бабочек, требует определённого рода смелости. — Да, но сама боязнь бабочек довольно... — начала было она.— Рациональна, — перебил ее он, — ведь гораздо более вероятно, что я столкнусь с бабочкой, чем с тигром.— Более рационально бояться неизвестного, Малфой. Ты же видел, насколько бабочки безобидны.— Они могут что-то скрывать. Вся их сущность построена на уловках. У них красивые крылья, и они порхают кругом, с гордостью их демонстрируя, для того, чтобы мы не обращали внимания на их уродливые морды, — даже когда он это произносил, то знал, как натянуто это звучит. Но несмотря на это, он частично верил в то, что сказал.— Их морды вовсе не так уродливы — в сравнении с другими насекомыми, — возразила Грейнджер.— Ну, — сказал Драко, защищаясь, — может быть, они об этом не знают.— Может быть, и не знают, — легко согласилась Грейнджер. Она что — смеялась над ним?— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он, недобро усмехаясь.— Может быть, поскольку их крылья настолько впечатляющие, люди не обращают внимания на их морды, и поэтому никто их по-настоящему до сих пор не оценил, — ее улыбка стала мягче. У нее был этот раздражающий взгляд. Такой, с горящим в глазах огоньком. Как у Дамблдора, когда он смотрел на него; словно он знал что-то, чего Драко не знал. Это было отвратительно.— Я смотрел им в глаза и считаю, что они уродливы. Мне плевать на других насекомых — они не бросаются тебе в лицо, с гордостью демонстрируя себя, как бабочки. Бабочки считают себя королевами насекомых и требуют постоянного внимания к себе, всё время порхая вокруг цветов.— Возможно, когда они летят тебе в лицо, маша крыльями, они просто хотят убедить тебя в своей красоте, думая, что на самом деле они вовсе не такие. — Так что, бабочки просто неуверенные в себе?— Это ты так сказал, не я. — Так бабочки не уродливы?— Я так не думаю. Оба замолчали. У Драко возникло ощущение, что они говорили вовсе не о бабочках, и ему это совершенно не понравилось. В основном потому, что у него не было ни малейшего представления о том, о чём же, чёрт возьми, они говорили. Как когда при тебе рассказывают шутку для посвящённых, и все смеются, и ты тоже смеешься, чтобы не выделяться, хотя сам ни черта и не понял. Какое-то время они работали молча. Вернее, работала в основном Грейнджер. Иногда, когда она брала какой-нибудь ингредиент, ее рука касалась его, и тогда он опять испытывал уже знакомое чувство опаленной кожи. И его щёки слегка розовели. Он стеснялся того, что все видели, как он работает с магглорождённой. Особенно с такой действующей на нервы особой, как Грейнджер.