В Багдаде все спокойно, или Десять желаний для Гермионы Грейнджер (гет)

Чем ближе они подлетали к городу, тем быстрее таяла радость Гермионы. Когда смогла разглядеть очертания домов и людей, она поняла, что ее часы не просто сломались. Ни современных высоток, ни торчащих на крышах телевизионных антенн, ни асфальтированных дорог видно не было, только утлые лачужки и роскошные замки в дивном соседстве друг с другом. Неизвестно, в какой год она перенеслась, но была точно не в две тысячи восьмом. А значит, даже если она сможет добраться до Англии, ее дома там не окажется, как и друзей, родителей и злосчастной работы, из-за которой она и попала в такую передрягу.

— Что мне теперь делать? — едва сдерживая слезы, зашептала она.

— Если собираетесь реветь, слезьте с ковра. Это ручная работа, нечего тут сырость разводить, — прогремел за плечом Снейп, о котором она совсем забыла.

— Замолчите, я пытаюсь думать.

— Думать надо было, прежде чем хватать мою лампу.

— Пока вы не исполните десять моих желаний, это моя лампа!

Злость на Снейпа приятно бодрила и придавала уверенности в постоянстве бытия. В конце концов Гермиона привыкла сердиться на него с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать.

— Семь, — прервал ее внутренний монолог раскат голоса Снейпа.

— Что, простите?

— Ваших желаний осталось семь.

— Знаете что, а давайте сделаем шесть! Мне нужен дом, еда и чистая одежда на каждый день, что я проведу в этом времени.

— Я не могу создавать еду, — возразил Снейп.

— Но вы можете где-то ее достать.

— Вы имеете в виду, украсть.

— Если понадобится.

Гермиона не хотела заставлять Снейпа воровать. Пока она с Гарри и Роном жила в палатке, ей не раз приходилось заниматься тем же, и ее до сих пор мучила совесть, хотя тогда не было другого выбора.

— Почему бы вам самой не воровать для себя, у вас это всегда хорошо получалось! — снова продублировал голос ее совести Снейп, и это доводило Гермиону до белого каления.

— Я не...

— Шкурка бумсланга из моей кладовой.

— Не будьте таким мелочным и злопамятным.

— Это приказ?

— Нет, это не приказ.

— Тогда обойдетесь. Я сам решу, каким мне быть.

— Ладно, не отвлекайтесь от темы. Мы говорили о еде.

Гермиона уже представляла манящий аромат горячей жареной картошки, и пустой желудок недовольно заурчал.

— И вы так и не ответили, почему не хотите сами воровать для себя, — прервал ее гастрономические мечтания вредный джинн.

— Потому что вам не отрубят руки, если поймают за кражу?

— Меня никто не поймает.

— Вот именно!

— Вы самое несносное и надоедливое создание, какое я только встречал в жизни. А у меня перед глазами прошло не одно поколение волшебников.

— Я рада, что мы достигли понимания. Теперь дом и одежда. Я не могу расхаживать по древнему городу в джинсах и мантии.

Снейп смерил ее ехидным взглядом, словно прикидывая в уме, во что бы ее облачить. Затем лениво прищелкнул пальцами, и ее с головой накрыл большой кусок темной ткани с прорезями для глаз.

— Серьезно? Паранджа? — возмутилась Гермиона.

— Так одеваются женщины в это время.

— И поэтому в такую жару я должна ходить в огромном черном мешке?

Снейп только изогнул бровь, показывая, что ему совершенно безразлично, нравится ей новая одежда или нет.

— Не будьте ханжой, профессор. Совершенно необязательно закрывать меня с головы до пят. Я уверена, есть и другие виды одежды, приемлемые для этого времени.

— Как хотите.

Снейп недобро улыбнулся, и снова раздался уже знакомый щелчок.

Гермионе вдруг захотелось с громким хрустом переломать все его пальцы один за другим. Вместо привычных джинсов и мантии ее тело едва прикрывали несколько узеньких клочков яркого шелка и шифона, зато на шее, руках и ушах висела тонна блестящих побрякушек. И словно этого недостаточно, на голове красовалась тяжелая черная коса, совсем как у принцессы Жасмин в мультике про Алладина. Уж лучше было промолчать и остаться в парандже, чем походить на развратную исполнительницу танца живота. Она подняла глаза от своего не в меру откровенного костюма, чтобы прямо перед собой увидеть ухмылку жутко довольного собой Снейпа.

— Хорошо-хорошо, я усвоила урок, мне не стоило зря пререкаться, — примирительно согласилась Гермиона. — Теперь верните все как было.

— Даже не подумаю, — фыркнул самый строптивый в истории джинн.

— Верните немедленно.

— Прикажите.

— Вот еще!

— Ну как знаете...

Нет, с ним совершенно невозможно говорить по-человечески.

— Солнце печет как в аду. Я вся обгорю или меня хватит солнечный удар, — попыталась Гермиона воззвать к голосу разума и сострадания.

Но Снейп только лукаво ухмыльнулся и щелкнул пальцами. Ее кожу покрыл солнцезащитный крем, придающий темный бронзовый оттенок и только сильнее подчеркивающий излишнюю наготу.

Гермиона не могла поверить глазам. Вроде взрослый человек, профессор, а ведет себя хуже, чем Гарри с Роном в школьные годы.

— Вам что, пятнадцать?

— Тридцать восемь, если быть точным.

— Вы получаете от этого удовольствие, не правда ли?

— Несомненно, — протянул Снейп и в доказательство уставился на ее пышную полуобнаженную грудь.

Она тут же попыталась прикрыться хоть чем-то, но прозрачный шифон ничего не прятал, только притягивал больше внимания к просвечивающей сквозь него фигуре. В конце концов Гермиона гордо вздернула голову и расправила плечи. Раз она вынуждена ходить в костюме восточной наложницы, пусть не ей одной будет неудобно.

— Вы же в курсе, что обязаны меня защищать, если вдруг на меня нападут? Разгуливать по средневековому городу в таком наряде может быть весьма небезопасно.

— Тогда хорошо, что мне знакомы чары отвода глаз, и кроме меня ваш спектакль никто не увидит.

Ответом ему был только протяжный стон.