Ощущения (гет)

Она шла по проспекту с той естественной грацией, которая более-менее присуща всем девушкам ее возраста. Не было в ней ничего необычайного или странного — она только скользила по улице — беззаботно, легко, с едва заметной полуулыбкой. И только где-то в глубине ее глаз читалась странная тоска, которую, впрочем, не заметил бы человек, незнакомый с ней. И было радостно наблюдать за ней в движении, она рождена быть воплощенной в движении, замеченной и отмеченной в нем. Вся ее красота заключалась в каком-нибудь жесте или действии — не было ничего прекраснее момента, чем момент, когда она, недовольно хмурясь, заправляла непослушную прядь волос за ухо. Когда она замирала, не двигаясь, смотреть на нее делалось жутко — так неестественно она выглядела. Своей неподвижностью она словно бы убивала всё движение и всю жизнь вокруг — воздух делался тяжелым и плотным, казалось, что им невозможно более дышать. А потом она, будто очнувшись, трясла головой и смеялась, разрушая эту гнетущую атмосферу своей живостью. Она, наверное, знала, как выглядит, застывая без движения, а потому никогда не сидела неподвижно, просто не умела. Даже на занятиях, где сам процесс требовал серьезности и внимания, она рассеянно накручивала прядь волос на изящный пальчик, крутила в руках ручку, чуть слышно барабанила по столу, ежеминутно меняла позу, при этом выглядела воплощением собранности. Это и составляло собой всю ее сущность — вечное движение как квинтэссенция красоты и изящества. Но главной ее страстью было не движение, а кофе. И вот тут все переворачивалось, изменялось, теряло привычный смысл.

Кофе был для нее ритуалом, таинством, вечной любовью. Когда она с наслаждением принюхивалась к своей чашке, весь мир замирал в молчании для нее, терял все свои краски. Миру было не жалко остановиться на миг, позволяя этому неземному существу насладиться. Едва уловив горьковато-пряный аромат кофе, она замирала, счастливо улыбаясь. Она застывала в одной позе, положив свою тонкую маленькую ручку рядом с заветной чашкой, вглядывалась в коричневую муть, будто бы видела в ней не напиток, а неизведанные миры. В этот момент она делалась будто бы совершенно другой, теперь я думаю, что тогда она и была собой настоящей. Через минуту она оживала, брала в руки чашку и, смешно щурясь, делала самый вкусный, первый глоток. Тогда кофе становился для нее всем, полуприкрыв глаза, она смаковала его вкус и радостно, слишком детско улыбалась кому-то неизвестному.

Жизнь ее была движением, а кофе — вечным романом.

Мы и познакомились с ней в уютной небольшой кофейне, где собираются истинные ценители этого напитка. Там было достаточно безумцев и людей, зависимых, попавшихся на удочку кофеина, но, с уверенностью могу сказать, — никто из них не любил кофе так, как любила его она. Иногда я подшучивал над ней, притворяясь, что ревную ее к кофе, на что она отвечала звонким смехом и подтверждала, да, у нее страстная любовь и навсегда. Это удивительное знакомство украшало мои скучные дни. Она стала моим другом, именно другом — было непонятное удовольствие в том, чтобы рассказывать ей — вечно движущейся и легкой — обо всем, что придет в голову. И она находилась рядом со мной — утешала и поддерживала в трудную минуту, смеялась счастливо-золотисто, солнечно над моими шутками, но всегда была какой-то неестественно легкой, поверхностной — казалось, что у нее совсем не бывает бед.

А теперь она шла по проспекту с обычным своим изяществом, а я наблюдал за ней из окна той самой кофейни. Казалось, в ней ничего не изменилось — все то же бесконечное движение, улыбка, но взгляд какой-то чужой и потерянный. Вот она садится за соседний столик, нервно достает тонкий мундштук, вставляет туда сигарету и закуривает, выпуская серебристый дым, а другой рукой ожесточенно комкает салфетку в ожидании заказа. Ей скоро приносят чашку, разумеется, кофе и я застываю в ожидании великолепного зрелища, предстоящего мне. Но она выпивает свой кофе залпом, с какой-то странной жадностью, небрежно, нисколько не прекращая своих нервных движений. И это настолько странно, что утренняя газета выпадает из моих рук на стол бесполезным куском бумаги…

И я пойму когда-нибудь, потом, что никогда не знал ее раньше, что увидел ее –человека, а не неземное существо — только в этом загнанном взгляде, спутанных волосах, прерывистых движениях и небрежении к своей единственной страсти.

Но сейчас я незамеченным подхожу к ее столику, накрываю ее руку своей и еле слышно шепчу: «Забудь, дорогая. Сейчас, в эту самую секунду, в мире есть лишь ты и кофе».

Она поднимает на меня взгляд и…улыбается, жмурясь от терпкого аромата. И в этой странной улыбке, в этом незнакомом, полном затаенной боли взгляде мне чудятся отблески темно-коричневых ароматных кофейных зерен.