Остров Зеро (гет)

Город Остров Псковской губернии — по современным меркам не бог весть какой город и даже не вполне остров. Расположен он на берегах реки Великой (тоже, пожалуй, излишне громкое название). Самое сердце уездной столицы — район старой застройки, который Великая обнимает широкими рукавами. В центр города москвичи въезжали по навесному мосту. Великолепный цепной мост позапрошлого столетия с деревянным настилом Митя приметил сразу, в первый же свободный вечер повёл туда Ольгу — гулять и налаживать отношения.

Молодые купили по дороге кислых яблок у местной бабульки, потом с моста окидывали взглядом даль, слушали сверчков и держались за руки в сиреневых сумерках.

Наутро после сверчков Митя категорически не мог заставить себя сосредоточиться на лекции. Тем более что Ольга — неуловимо другая в свете нового дня, но по-прежнему чарующе сумрачная, была совсем близко, сидела вплотную; слушала или делала вид, что слушает комсорга, изредка поворачивалась к Мите, и в глазах её мелькала давешняя сиреневая тень.

Профорг Данила, записавшийся в «комсорги» когда речь ещё шла о Франкфурте, расплачивался теперь за инициативу докладом про темпы роста картофеля в средней полосе, особенности технологий переработки и т.д. и т.п. Проектора в гостинице не оказалось, пришлось Дане соорудить иллюстративный материал из подручных средств. К стенной панели пришпандорили ватман с изображением картофелины анфас и картофелины в разрезе. Вступительную часть замечтавшийся Митя пропустил.

— Светочка, следующий слайд, пожалуйста, — распорядился Данила.

Сменить схематичный картофель на ещё более схематичного жука колорадского помогла волонтёрша Светлана по прозвищу «невеста». Погонялово досталось ей за общую любвеобильность и плохо скрываемые матримониальные планы в отношении ректорского сынка Гриши — сокурсника, ловеласа, главного институтского анфан террибля. Тот ухаживаний не ценил, вёл себя как последняя скотина, попеременно внушал девушке ложные надежды и жестоко подначивал. Никто из многочисленных Светиных экс, включая профорга Даню, перчатку Грише не бросил.

На лекции Григорий развлекался тем, что донимал впередисидящих девок:

— Ленка, а Ленка! Покажи коленку.

Детский сад, штаны на лямках. Митя недоумевал, зачем этот неглупый, в общем-то, парень с хорошими генами-баллами-перспективами пытается казаться полным придурком, к тому же мерзавцем.

Лена, крепкая рослая барышня — косая сажень в плечах, амбиции наперевес, любого грудью задавит — молча показала увесистый кулак, и Гриша переключился на Берштову.

— Лёльк, а Лёльк!

Митя резко обернулся, состроил свою саму жуткую бронебойную мину из серии «не подходи, убью».

— Ферштейн! — Гриша осклабился и поднял руки, сдаваясь: — Квадратиш-патиш-гут. Мой-таки поклон Модесту ГЕрмановичу.

Митя незаметно придвинулся к Ольге и вроде как случайно задел её бедром.

— Оль, давай уедем завтра.

— Дезертировать с трудового фронта? Ни за что.

— На денёк всего. В Пушкинские Горы смотаемся. В Михайловское, по Довлатовским местам… С бригадиром я договорюсь, и Данька нас прикроет.

— Нет, не отпустят.

— Тем лучше. Убежим! Вот украду лошадь и увезу тебя ото всех. Как раньше пары, не получившие родительского благословения, сбегали среди ночи и тайно венчались в какой-нибудь маленькой сельской церкви.

— Димка… какой же ты болван.

— И какой же?

— Старомодный. Из девятнадцатого века.

— А ты нет?

— А я не к месту везде и всегда.

— Нет ни в чем вам благодати, с счастием у вас разлад. И прекрасны вы некстати, и умны вы невпопад.

— Нельзя тебе в Пуш-горы, Димыч. И так уже… конченый романтик. Папино влияние? Ты говорил, он пописывает.

— Ох, не напоминай.

— А если серьёзно, мы здесь все невпопад. Я вот думаю, ну какие мы к чёрту свои? Кому? Данька вчера увидел корову. Впервые в жизни, наверное. Немытая такая, тощенькая бурёнка. Забрела в одну из местных «усадеб». Чесала бок об угол покосившегося сруба. Знаешь, как коровы чешутся? Трутся всем телом. Сруб ходуном ходил. И звук ещё такой, будто пилят что-то. Ну, комсорг наш давай весь этот декаданс снимать на телефон. Аборигены заметили, хотели Дане навалять. И наваляли бы. Хорошо, Гриша вмешался.

Митя перевёл взгляд на «комсорга». Тот на голубом глазу трындел о подкормке и жидких удобрениях.

Ольга продолжала.

— Вообще странное это место. Тут все — и мы, и местные — считай, потерялись во времени. «Таинственный остров». Или Эковский «Остров Накануне».

— Накануне чего?

— Преображения... хотелось бы верить.

— Как в 17-ом?

— Не знаю. Матерлянд наша вечно подсудно беременна революцией. Но сейчас, по-моему, это просто вздутие живота с голодухи.

— Оль.

— Да?

— Обещай мне. Если что-то случится, если мы вдруг разлучимся, ты будешь меня искать.

— Ты это к чему? Ну ладно… Обещаю.

— И я тебя. В любом времени.

Ольга улыбнулась.

Митя завёл руку ей за спину и пощекотал загривок, отчего она вздрогнула, передёрнула плечами, но руку не сбросила. Митя закрыл глаза, потянул ленточку Ольгиной косы и запутался пальцами в рассыпавшихся волосах.

Из транса его вывел похабный посвист. Ольга отстранилась, Митя огляделся. Гриша развязно ухмылялся и подмигивал. Данька, заметивший волнения в задних рядах, повысил голос:

— Госинспекция в составе! … оценит достижения! … народного хозяйства! … на сельхоз выставке….

Гриша громогласно зевнул и потянулся.

— Светк, а Светк. Проинспектируй моё народное хозяйство.

Тут уж Даня не выдержал.

— Господин-товарищ Гриша, мать вашу за ногу. Сами не слушаете, и другим не даёте…

— Ты, Данечка, не обижайся. Я тебя слушаю, но без картинок в разрезе экономической проблематики, прости, не понимаю. Зря, что ли, инженерную графику сдавали? Светка, зайка, иди сюда, а то у меня уже достижение выставляется.

— Прекратить безобразие! — возопил Даня некомандным фальцетом.

А Гриша запел. Поставленным, басовитым шёпотом.

— Ничего на свете лучше не-ету, чем сходить со Светой в опере-етту. На-а последнем спрятавшись ряду-у, по…

— Молчать, сволочь!!!

— О. Данька знает слова. Подпевай, комсорг.