Flying over Precipice-Castle (гет)

На пороге дома стоял невысокого роста, но внушительного вида человек, со взглядом несколько скучающим, сложивший руки на золотом набалдашнике трости. Его карие с золотым проблеском глаза были слегка сужены: что-то высматривал вдали. Одет он был достаточно богато, если не сказать, что щегольски: лакированные чёрные штиблеты, чулки, модный коричневый костюм, рубашка со стоячим накрахмаленным воротничком. Хозяин стоял неподвижно, ничуть не вздрагивая на промозглом ноябрьском ветру, стоял и смотрел.

Вдруг на лице человека с тростью появилась улыбка. Солнце миг назад потонуло, мир его праху; над пожухшей травой стелился зыбучий холод, грохотало море, неустанно выл ветер. К замку подъезжал экипаж редкостного по своей неопределённости оттенка фиолетового (ну и вкус!), запряжённый двумя угольно-чёрными лошадьми с блестящими боками и вьющимися гривами, в которых можно было распознать фризов [1]. У одной из них мужчина рассмотрел на морде косую тонкую белую протоку, пересекающую так называемый сорочий глаз, голубой то бишь.

Если бы гости в тот миг вгляделись в его лицо, липкий ужас парализовал бы их лёгкие. Улыбка на тонких человеческих губах играла отнюдь не человеческая. Пугающе-безумная, вся она была полна предвкушения. В ней была жестокость пополам с иронией. Он смотрел на карету оценивающе, будто пытаясь угадать, насколько для него опасен тот, кто из неё сейчас выйдет. По правде говоря, человек при трости точно мог сказать о своём госте только его, вернее её, имя: Эмма Свон. Отнюдь не внушительно. Он бы даже назвал это пошлым. Помнится, раньше имена звучали куда как более...

* * *

Распахнулись тяжелые ворота, великолепные вороные медленно и слаженно перешли с рыси на шаг, обошли фонтан, а затем застыли как вкопанные перед каменной лестницей, ведущей наверх.

Человек в парадном костюме разительно поменялся в лице: оно исполнилось благодушия, гостеприимства и вежливой радости. Сравни кто его сейчас и несколько секунд назад, сказал бы, что это абсолютно разные люди. Заметно прихрамывая, он начал спускаться вниз. Походка у мистера Голда, несмотря на, вероятно, некогда покалеченную ногу, на которую он слегка припадал (по всей видимости, трость для хозяина замка — отнюдь не модная безделушка), была ровная и солидная, осанка — аристократическая.

Эмма быстро придала лицу благородное выражение и расправила складки сливового атласного платья. Признаться, она слегка волновалась. Вот к карете подошли лакеи в чёрных ливреях с золотыми басонами [2], один из них подставил руку ловко выскользнувшей из кареты девушке. Она прошла вперёд, испытывая при этом самое что ни на есть истинное блаженство: как же приятно было наконец-то размять затёкшие от бесконечного сидения в карете ноги!

Росту среднего, телосложения изящного, она прекрасно смотрелась в своём не совсем дорожном платье. От дорожного в нём был разве что глухой лиф и не особо пышный по нынешним меркам кринолин. Остальное же: броский цвет, хорошо продуманный цветочный узор, пышный бант, кружева и тугая шнуровка, — смотрелось не совсем практично, но прилично, если не сказать, что красиво. Кремовая шляпка с цветами; тоном темнее — перчатки и высокие сапоги со шнуровкой, носы которых выглядывали из-под длинного подола. Наряд дополнял мягкий палантин [3] на точёных плечах гостьи. Её улыбка была обворожительна, приветлива и вежлива, что вкупе производило достаточно хорошее впечатление. Судя по лицу мистера Голда, он был как минимум приятно удивлён, сражён её красотой и счастлив познакомиться.

— Добро пожаловать в Замок-на-Обрыве, мисс Свон, — поприветствовал Эмму хозяин замка, целуя воздух над протянутой тонкой рукой в шелковистой перчатке. Оба они окинули друг друга не слишком наглыми, но внимательными взглядами.

— Очень рада нашему знакомству, мистер Голд, — заверила в ответ девушка, приседая в лёгком реверансе.

Право же, как приятно была удивлена Эмма! Она ожидала увидеть какого-нибудь старого нелюдимого скрягу с алчными глазками и скрюченными пальцами, а увидела галантного человека, выглядящего весьма молодо для своих лет, с ясным взглядом, на вид очень умного и знающего. "Я и мои предрассудки, ну что тут скажешь!" — усмехнулась она про себя. Да, только взглянув на аккуратно уложенные каштановые волосы, идеально отглаженный воротничок и доброжелательные карие глаза, мисс Свон успокоилась, твёрдо решив, что её определённо ждёт хороший приём и последующее весьма приятное времяпрепровождение.

— Как вы доехали? Право же, дорога к моему дому (как забавно это звучит, когда кто-то называет огромный замок вот так просто, домом) лежит через достаточно необжитые земли, надеюсь, ничего неприятного с вами не случилось.

— Да, дорога была долгая. Но нет, ничего особенного: окрестности весьма живописны, даже хорошо, что за последний день пути я не видела ни одного человека. Думаю, люди бы испортили такой великолепный пейзаж, — честно и слегка задумчиво добавила Эмма.

— А у вас определённо есть вкус, дорогая, — понимающе усмехнулся мистер Голд.

— Спасибо, я польщена. Хотя, признаться, я была очень удивлена, когда узнала, что Ваш замок находится на одном из самых далёких северных мысов. Должно быть, это не всегда удобно... — добавила она с некоторым сомнением в голосе. Девушка, всю жизнь прожившая в пригороде среди постоянных приёмов и деревенских забав, робела перед таким простором и таким одиночеством.

— Нет, смею Вас заверить, мисс Свон, жить вдалеке от людей весьма удобно и даже приятно. Никогда не знаешь, чего от них ожидать, — в голосе хозяина мелькнула тень странной иронии, будто сказанное только что относилось далеко не только к предмету их диалога.

Она слегка качнула головой, даже не зная, что на это ответить. "Должно быть, сложно снабжать провизией поместье, стоящее на отшибе, да и скучно же жить без хоть каких-то соседей..."

Тем временем проворные лакеи уже разгрузили её вещи и вносили их внутрь через парадный вход.

— Что ж, пройдёмте, мисс Свон, — хозяин замка улыбнулся и приглашающим жестом пропустил свою гостью вперёд.

* * *

Пройдя по широкому светлому коридору, который весьма впечатлил Эмму ровными рядами мраморных ангелов вдоль стен, огромными застеклёнными дверьми, ведущими на террасу и незамысловатыми, но очень красивыми сине-зелёными рисунками на стенах (это были какие-то незнакомые мисс Свон птицы с "коронками" на голове и невероятно пышными хвостами-веерами... ах, чёрт, павлины, вот как их называют!), они вышли в большой зал, пол которого был выложен из идеально подогнанных друг к другу цветных камней: явно какой-то сложный рисунок, но из-за большого скопления людей прямо посредине напольной композиции девушка не смогла оценить его в полной мере, успев отметить только явно подводные мотивы.

По всей видимости, в зале собралась вся прислуга замка, чтобы поприветствовать гостью. Здесь было немереное количество служанок и лакеев, одетых очень чисто и опрятно (в их одежде превалировали мрачные, тёмно-синие краски, очень контрастно играющие на фоне белых блуз), а также повариха в очках и чепчике, достаточно грозного виду женщина, окружённая стайкой поварят. И все они пожирали гостью глазами, как экзотическую птицу, случайно очутившуюся в саду посредь февраля. Право же, девушка была крайне удивлена таким вниманием к своей достаточно скромной персоне, даже смущена, но, не стоит юлить, ей это льстило. На неё никогда не смотрели... так. Эта шеренга при параде ловила каждое изменение в её лице, каждый её жест.

Чуть ближе к стене стояли слегка замызганные конюхи, исподлобья тоже косящиеся на гостью. Они о чём-то перешёптывались промеж друг друга, тихо похабно и гогоча. Там же стоял очень сварливого вида низкорослый садовник с чёрными глазами и волосами и густыми сросшимися бровями. Он поглядывал на мисс Свон так, будто пытался понять, к какой типу цветов она относится, и в каком месте его сада смотрелась бы более выигрышно. Судя по тому, как он что-то недовольно буркнул себе под нос, так и не придумал. "Вот же ворчун..." — подумалось девушке.

Эмма застыла, как изваяние, оглядывая богатое убранство зала, ни с кем из слуг не встречаясь глазами, будто ей никакого дела до них вообще не было. Отчасти это было правдой: внимание девушки привлекла огромная картина под лестницей на противоположной стене залы. Поначалу просто остановила блуждающий взгляд на коричневой резной раме, резко выделявшаяся на общем фоне: помещение было обставлено в чёрно-бирюзово-белых тонах, начиная с пола (линии на нём явно складывались в колыхание водорослей и движение воды), статуй (вновь ангелы, только в отличие от тех, что были в коридоре, многочисленных, белых, с расправленными крыльями, здесь их было всего четыре — понуренных, тёмных, склонивших головы в капюшонах, сложивших ладони в молитвенном жесте), заканчивая потолком (светлый и, на первый взгляд, однотонный).

Присмотревшись, мисс Свон широко распахнула глаза: на картине не было ничего, кроме... солнца. Солнца, большого, яркого, живого, рыже-жёлтого, занимавшего всё полотно: каждый его луч был настолько хорошо прописан, что создавалось впечатление, будто вместо картины в дальней части зала находится окно, выходящее в летний рассвет вместо осенних сумерек. В ней чувствовалось тепло. Хотелось подбежать к картине, коснуться её, понять-таки, что это такое... сказать, что работы такого до банальности простого сюжета, но такой необыкновенной красоты девушка (огромную часть времени проводившая на выставках, между прочим) видела редко, — ничего не сказать!

В какой-то миг гомон голосов разом стих, будто в зале не было ни одного живого существа, что неожиданно вернуло блондинку к реальности.

— Повольте представить гостью в нашем замке, Эмму Свон, — голос мистера Голда прозвучал громко и уверенно, сильный и властный, он заполнял собою всё пространство: — она пробудет здесь три недели.

Девушка улыбнулась, слегка склонив голову...

...Странно, но тишина в зале ничуть не оживилась ни через минуту, ни через две, ни через пять. Казалось, время остановилось. Лица людей застыли, превратившись в бумажные маски, все взгляды были обращены на гостью и тёмную фигуру за её спиной. Вот только в них не было ни восхищения, ни приветствия, ни радости, только... немой ужас. Их будто окатило ледяной водой. Ей кажется, или в зале становится всё темнее? Возможно, это было лишь игрой воображения, но бирюзовые краски блёкли на глазах, а язычки свеч затрепетали. Они гасли, один за другим, хотя ни намёка на ветер не было: воздух, напротив, сгущался, становилось трудно дышать, будто она тонет. И действительно, вокруг всё холоднее, даже шерстяной палантин не в силах далее спасти, а на виски нещадно давит, так, будто против воли опускаешься на всё большую глубину. Эмма ощутила на языке неприятный солёный вкус: кажется, она прикусила губу...

Из углов, где стояли статуи ангелов в плащах, вдруг поползли липкие тени. Да, мрак расползался именно оттуда, гася всё тепло. Их мрачные безликие фигуры вселяли неподдельный сковывающий ужас, завязывая на себе взгляд. Хотелось отвести глаза, но не получалось. Складки их плащей... менялись, двигались, будто в зале действительно был ветер. Но нет, всё тяжелее дышать, всё гуще воздух.

Картина! Картина на стене, она исчезла! То самое солнце, живое и рыжее, оно бесследно растворилось, будто его и не было вовсе! "Но как же так?! Не померещилось же оно мне! Буквально минуту назад..."

Она начала задыхаться. Хотелось закричать, побежать, попытаться растормошить кого-то из людей, но Эмму саму словно парализовало: тело не слушалось её, даже в лице ничего не менялось — та же приветливая улыбка.

Весь свет погас. Но даже без света можно было почувствовать, что статуи пришли в движение.

— ...Надеюсь, вы хорошо проведёте время и отдохнёте от городской суеты, обучаясь у мистера Рихтера, — донёсся до мисс Свон по-прежнему ровный и спокойный голос хозяина.

Как по команде, весь зал единовременно был погребён под шквалом бурных аплодисментов. Слуги улыбались, о чём-то болтали промеж собой. Ужаса, который она видела неуловимый миг назад, на живых лицах не было и в помине. Свечи горели ярко, в зале было тепло и уютно. Тёмные ангелы выглядели безразличными и безобидными, как и полагалось каменным истуканам. Неужели только что... просто наваждение?! "Да, такое вполне возможно после долгой-то дороги..." — начала размышлять про себя девушка, — "Действительно, у меня ведь ноги подгибаются! Ещё чуть-чуть, и зевну, что совсем не подобает леди... как же я устала."

Эта усталость пришла таким же порывом, как и "наваждение": Эмма просто внезапно её почувствовала и смогла объяснить ею всё. Действительно, ей так хотелось спать, так хотелось отдохнуть... Она ведь писала в дневнике, как истосковалась по мягким перилам и ночнику! До того, что картина под лестницу так и не вернулась, ей боле не было никакого дела, это выветрилось из светлой головы девушки уже после следующей реплики мистера Голда.

— Мисс Свон, вы, должно быть, устали с дороги, — "Какая проницательность!" — Мой дворецкий, мистер Джонс, проводит Вас в Вашу комнату, — закончил хозяин замка, после чего щёлкнул пальцами на манер фокусника, то ли подзывающего ассистента, то ли привлекающего внимание к только что мастерски проделанному трюку.

Среди пришедших в некоторое замешательство слуг началось движение, сразу же раздались сдержанные смешки. Мистер Голд, почуяв недоброе, повернулся на звук и закашлялся. Кажется, "фокус"... немного не удался.

...К ним развязной походочкой, что-то напевая себе под нос, направлялся подвыпившего вида небритый высокий мужчина, панталоны на котором сейчас смотрелись бы куда как изящнее и уместнее, нежели парадный фрак, в который он был облачён.

— Здравствуй, красотка! — с ходу подмигнул он блондинке, попросту потерявшей дар речи от подобной наглости, — г-спожа, позвольте Вас в Вашу комнату! — бодренько продолжил дворецкий, а это, судя по всему, был именно дворецкий. Невоспитанный тип с щетиной отвесил Эмме ловкий поклон и подхватил с пола сразу три весьма увесистые сумки, чего, видимо, и не заметил, — п-попрошу следовать за мной!

С лица мистера Голда можно было писать картину под названием "Невозмутимость". И да, это был бы шедевр, поскольку такому самообладанию позавидовали бы самые хладнокровные земские судьи. Руки же его тем временем так сжали несчастную трость, что костяшки можно было принять за куски мела.

— Познакомьтесь, мисс Свон, это наш дворецкий, мистер Джонс. Он проводит Вас в Ваши покои, — ровно, без единой заминки "перевёл" хозяин замка, смерив своего подчинённого уничижительным взглядом. К сожалению, тот не испарился, не провалился на месте, не упал аки подкошенный, а только расплылся в ещё более широкой улыбке.

Ошарашенная Эмма, понятия не имея, что ей сейчас сказать, только молча кивнула. Максимум, на что она была бы способна, — выдавить что-то навроде "Здрасте".

Посчитав знакомство вполне состоявшимся, мужчина направился к лестнице. Люди перед ним проворно расступались, оно и ясно: себе дороже! Эмма, собрав всё своё приличие и хорошие манеры в кулак, с независимым и невозмутимым видом, будто её каждый день, да что вы, по два раза на дню, встречают пьяные дворецкие!, направилась за ним, сверля спину мистера Джонса угрюмым взглядом. "Что за безумие?! И это — дворецкий?! Да он, верно, рехнулся!"

— Понравился видок на поместье? — поинтересовался фрак уже на втором этаже.

На этот раз Эмма не сочла нужным сдерживать своё негодование. Обогнав носильщика, она отмерила ему хлёсткую точную пощёчину и резко спросила, преградив дорогу:

— Да как вы смеете?!

Дворецкий остановился, чуть не врезавшись во внезапно возникшую перед ним живую преграду, и сильно качнулся на каблуках взад-вперёд под невообразимым углом к земной тверди, неизвестно как удержавшись на ногах.

— Аж протрезвел, ей-богу... тяжелая у Вас рука, миледи... — заметил он, болезненно пошевелив колючей челюстью, на которой проступил узкий красный след. — Прошу меня простить.

— Нет вам прощенья! — рявкнула мисс Свон, яростно сверкнув серыми глазами и, развернувшись, гордо удалилась.

"Что этот идиот о себе возомнил?! Бедный мистер Голд, должно быть, ему было слишком уж стыдно за такое... Это же какой дефицит с рабочими должен быть, чтобы ТАКИХ брали в дворецкие?!"

— Стойте, мисс! — через минуту ей вслед донёсся смешок.

"Этот паршивец ещё и смеётся?!"

— Я хотел сказать, мисс Свон, что вы свернули немного не туда. Южное крыло находится слева, это я так, на всякий случай, — тут же пояснил он, — вы, смотрю, переполнены решимостью найти себе пристанище в мужском... — мистер Джонс уже открыто рассмеялся.

Девушка почувствовала, как стремительно краснеет.

— Чёрт бы тебя побрал... — пробормотала она, вынуждено разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, будто так и надо было (ну подумаешь, маленькая разведочка).

— Немного неприлично для леди, — заметил всё тот же нахальный голос.

Она познакомилась с этим человеком каких-то десять (даже девять!) минут назад, а уже хотела его очень жестоко избить. Редкостный, наглостный экземпляр, как таких только земля носит? Впрочем, Эмма всё-таки нашла в себе силы вспомнить, что она девушка дворянского происхождения, голубых, черт его, кровей, и должна вести себя как подобает воспитанной особе.

Ещё пять минут она просто молча следовала за своим проводником, с хорошо скрываемым любопытством то и дело оглядываясь по сторонам. В канделябрах горели свечи, заливая дощатый пол и бордовый ковёр приятным янтарным светом. В настенных нишах стояли изящные керамические вазы с почти засохшими розами и сентябринками, доспехи (какой же уважающий себя замок обойдётся без рыцарских доспехов? впрочем, здесь они встретились лишь раз, да то какие-то... трепета не внушающие) и классические скульптуры. Собственно, вся эта диковинка шла слева, перемежаемая парой дверок, ведущих на лестницы, слева же были двери жилых комнат. Что странно, ни из-под одной из них не было видно света.

Напротив одной из комнат дворецкий резко остановился (на сей раз уже гостья чуть в него не врезалась).

— Мистер Голд потребовал поселить вас в этой комнате. В тридцать седьмой... — голос у него разительно поменялся, мужчина, судя по всему, протрезвел. И веселиться непонятно с чего перестал.

— Что ж, отлично, это число мне вполне по душе, — Эмме очень хотелось побыстрее отделаться от взбесившего её провожатого и улечься, наконец, спать.

Судя по заострившимся скулам на обветренном лице, мистер Джонс её приязни не разделял. Впрочем, больше никак это не откомментировал. Он толкнул дверь рукой и внёс вещи гостьи в просторную комнату, механическим движением поставил их у стены, пожелал доброй ночи и удалился.

* * *

Комната, в которой оказалась девушка, была просторной и опрятной. Напротив вошедшей располагалось большое окно с широким подоконником, выходившее на море. Оно было немного приоткрыто, и лёгкий прозрачный тюль колыхался, как парусина. Комната встретила холодно и свежо. Бордовые шторы не были задёрнуты, через двойное стекло на Эмму поглядывала скособоченная убывающая луна, немного припорошённая перистыми облаками.

Мисс Свон осмотрелась. Слева стояла большая заправленная кровать (толстая перина, свежие простыни, несколько подушек, тёплое одеяло, — да, она дожила до этого!), прикроватная тумбочка, стул и мольберт. Кроме того, синяя дверка из этой части комнаты вела в уборную. Справа — впечатляющих размеров шкаф для обуви и одежды, сундук, туалетный столик и камин. В общем, тут было решительно всё, по чему Эмма так истосковалась в дороге.

К слову, с точки зрения цвета пространство тоже было обыграно крайне грамотно. Стены, потолок и двери были нежно-синего цвета (что-то между льдисто-голубым и лазурью). Тяжёлые шторы с бахромой, покрывало на кровати, несколько подушек, мебель (предположительно, дуб или тис, хотя в этом Эмма не слишком разбиралась) — коричневый спектр. Тюль, канделябры, каминная кладка, сиденья стульев, — фиолетовый. Ворсистый же ковёр каким-то хитрым образом совмещал в себе все эти цвета.

Что примечательно, комната была не так проста: как большинство изысканных гостевых комнат, её явно подгоняли под будущую хозяйку. Взять тот же мольберт, или изящную высокую вазу, в которой стояли свежие азиатские лилии: у цветов были длинные стебли и очень пышные, недавно раскрывшиеся, тёмно-фиолетовые бутоны. Из всех цветов мисс Свон более всего извечно была неравнодушна к лилиям, эти же, она знала, были крайне редки, особенно на севере страны. И откуда их только, свежие, взяли?! Удивительно! Приглядываясь к интерьеру, сонная девушка успела рассмотреть также стопку книг на подоконнике. Она уже не могла сдерживать позевывание, спать хотелось неимоверно. "В приветственном письме дядя, помнится, интересовался, какой жанр литературы я предпочитаю..." — вспомнилось ей. Всё интереснее и интереснее. Ещё одна любопытная деталь, которую мисс Свон успела заметить, — картина над камином, правда, она была задёрнута тем же фиолетовым тюлем, что и окно. Право же, сил уже не было даже на то, чтобы разобрать узоры на полу и на стенах, досадно!

* * *

В дверь постучали.

— Войдите.

— Добрый вечер, мисс Свон, — в комнату вошла высокая девушка с острыми чертами лица и яркими карими глазами. Судя по тёмно-коричневому платью и фартуку, горничная. — Моё имя Руби Лукас, и я ваша личная служанка. Позвольте, я помогу вам раздеться.

Мисс Лукас держалась крайне вежливо и тут же приступила к работе. Она выглядела почти как обычная служанка, вот только в её любопытном цепком взгляде было что-то неимоверно дикое и неуместное для этого призвания.

Руби быстро освободила свою подопечную от бантов, шнуровок и кринолина, за что та была ей безмерно благодарна.

— Вы предпочитаете спать при луне? — поинтересовалась Руби, закрывая окно.

— Да, пожалуй, оставьте шторы приоткрытыми, — попросила Эмма.

— Как скажете, — проворная горничная уже растапливала камин, чтобы немного согреть помещение.

Усталая Эмма с трудом высвобождалась из атласа, кружев, шелка и прочей стесняющей тело ткани. Мисс Лукас перемещалась по комнате с невероятной быстротой: вот она уже держит перед гостьей ночную рубашку и предлагает помочь с её одеванием. Да, пожалуй, мисс Свон сейчас вполне могла бы перепутать рукава с воротом...

— Спокойной ночи, — вежливо пожелала Руби, притворяя за собой дверь.

— Спокойной ночи...

Эмма уснула почти мгновенно, только укрывшись одеялом и уронив тяжёлую голову на подушку.

_________________________________________________________

[1] Фриз — порода упряжной лошади, фризы мохноноги и всегда имеют вороную масть.

[2] Басон — текстильные изделия, предназначенные для украшения: шнуры, тесьма, кисти, бахрома и тому подобное.

[3] Палантин — меховая или отделанная мехом женская накидка прямоугольной формы и различной длины — от размеров воротника до очень большого шарфа.