В начале был Кролик (джен)

Алисой быть непросто. Конечно, трудней быть мамой Алисы. Ведь великолепной Джейд Лиделл приходилось следить, чтобы дочка соответствовала всем требованиям света, хотя бы когда выходила в люди, ведь дворяне и так брезгливо морщили носы, глядя на саму Джейд.

Было чем брезговать на самом деле — Джейд нашли, когда ей было лет семнадцать, в чужих землях и без памяти. Сам миг нахождения Джейд вспоминала с содроганием — кто-то из местных пьянчуг принял ее за девицу из тех, что торговали телом. Говорил что вырез на платье у Джейд уж больно откровенный и плечи голые… “Ну точно эта, как ее…”

Чарльз, что по совершеннейшему счастливейшему стечению обстоятельств оказавшемуся в деревне, успел вовремя — до того, как произошло что-нибудь неприемлемое — в числе прочего и то, что Джейд самолично едва не выдавила нападавшему пальцем глаз и, отобрав у кого-то палку, чуть не выбила из наглеца дух. Разъяренные крестьяне могли и камнями закидать, как объяснял потом Чарльз, устроив Джейд на переднем сиденье своей коляски.

Осмотр врача не дал ничего конкретного. Джейд не помнила даже, как ее зовут, имя подобрали только потому, что какое-то сочетание звуков в имени ей показалось знакомым. Найти хоть слово о ее происхождении не получилось, и тогда семья Лиделл встала перед выбором — оставлять найденку у себя или выставлять на улицу, предоставляя самой себе. Люди они были благородные не только кровью. Джейд приняли в семью.

Как говорила мать Чарльза, у нее была выучка и стать подлинной королевы. Джейд прекрасно сносила высокие и тяжелые прически из своих белых кудрей, замечательно ездила верхом, быстро освоила фортепиано, хотя больше предпочитала рисовать. Конечно, ее картины были почему-то сплошь в голубых тонах, но рисовать ей все равно нравилось.

И еще — Джейд почти не ощущала холод. Даже шубу носила только потому, что нужно — а не потому, что холодно.

Спустя два года, вопреки странному происхождению своей невесты и связанным с ним скандалам, Чарльз Лиделл принес Джейд клятву супружеской верности. Не подумайте дурного — этот авантюрный безумец мог заставить воспылать к нему страстью и куда более холодную леди. Он любил путешествия и регулярно посещал то ту, то иную страну. И сказочник и рассказчик он был великолепный. Перед его речами было сложно устоять.

— В Турции дикие нравы, о Джейд, но замки у них подлинно сказочные, — угощая супругу свежим лукумом, замечал Чарльз и начинал рассказывать о том, какие суровые охранники у паши, сколько у него жен и какими пряностями можно обогатиться на турецком базаре.

Потом родилась Маргарет. А затем Алиса. Девочки росли. И вот однажды Маргарет заболела. Заболела настолько серьезно, что врачи порекомендовали ей лечение в Париже. Чарльз немедленно повез ее туда. И пропал. Они оба пропали.

Семейство Лиделл несло свое горе достойно — на твердых плечах, с незыблемо холодным выражением на лице.

И вот Алисе уже девятнадцать. Девятнадцать лет, а к прическам так и нет пристрастия, ходит, распустив волосы по плечам.

— Где корсет, дорогая? — тихо и бесстрастно произнесла Джейд, глядя на дочь. Алиса тряхнула густой гривой черных волос:

— Мне неприятно в нем.

— Сегодня официальный прием, будь добра соответствовать нормам одежды.

— Скоро эти нормы будут приказывать обувать вместо туфель енотов, — буркнула Алиса, потирая замерзшие пальцы. Джейд дала себе обещание отдать приказание топить камин в комнате Алисы пожарче. Пусть ей будет тяжелей там находиться, но в отличии от неё дочь так по-человечески нехладостойка.

— И не забудь про чулки, дорогая, — в спину отправившейся дочери произнесла Джейд. Страстная встреча косяка и двери уведомила о том, что напоминание было услышано.

И вот она уже готова. Стоит, недовольно дуя губы и зябко потирая плечи. Ну ничего, бал Эскота на открытом весеннем воздухе, там не замерзнешь. Особенно если танцевать.

Джейд вздохнула, сжимая ладони дочери. Сейчас очень не хватало, чего-нибудь что может быть слегка развеет печаль её дочери.

— Держи, дорогая, — Джейд расстегнула цепочку хрустальной подвески и устроила её на шее дочери. Алиса всегда любила это украшение. Пожалуй, этим проявлялось одно из немногих проявлений женской натуры дочери.

— Ты прекрасна, — миссис Лиддел вложила в эти слова все тепло, которое вызывала у неё дочь, — не хватает лишь улыбки.

— Мне снился лев сегодня, — заметила Алиса, глядя в окно кареты, скользя пальцами по украшению — красивому, прозрачному словно кусок льда, ограненный и совершенный, — и он улыбался.

— Разве львы могут улыбаться, дорогая?

— Этот может. Он научил улыбаться всех кошек.

Улыбающийся лев. У Джейд создалось ощущение, что прошлое стоит за ее спиной и ухмыляется, ожидая, что она обернется, чтобы принять его в объятия.

Впрочем, странные фантазии следует изгнать из головы. Не до них сейчас.

Итак, лорд Хэмиш Эскот. От одного только его имени Алисе хочется заглотить живого ежа. Хотя Джейд выбилась из сил, выбирая того, кто мог бы заинтересовать Алису и дать ей дом и благосостояние. А ведь очереди из женихов не было. Кому нужна леди с доходом в двести фунтов в год?

Эскот был дворянином, что заявился из Австралии около пяти лет назад. Родня у него тут была, как и титул и наследство. Он был из тех, кому не было нужды гнаться за приданным и позволять себе романтику. И он уделял внимание Алисе, едва ли не с первого бала, на котором они и познакомились. Он даже привозил своего австралийского приятеля познакомиться с “мисс Лиделл”. Правда, Алиса его не помнила, Джейд же приглянулся темноглазый парнишка с длинными волосами и мечтательными глазами. Ей-богу — вот ему она бы дала свое благословение быстрей, чем Эскоту. Но он не стал свататься.

А Эскот вот решился. Хотя бы не сорокалетний перестарок, и на носу у него нет бородавок. Отчасти его можно даже назвать симпатичным — юный, голубоглазый и худощавый. В отличие от того же лорда Уисхема, который был одним из женихов Алисы и места занимал как трое взрослых мужчин.

— Добрый вечер, лорд Эскот.

— Вы опоздали, — покачал головой Хэмиш, косясь на часы.

— Надеюсь, леди позволительно?

— Придется спешить, — Эскот вздохнул, — Алиса, пойдем потанцуем.

Алиса не очень-то любит танцы. Но идет. Джейд заметила, что как-только отстраненный взгляд её дочери задевал платье миссис Паррел, и по губам проскользнуло что-то вроде улыбки. Зная Алису, миссис Лиделл предположила, что на свет произвелась фантазия о том, что леди Паррел одета не в тафту, а в бабочек и, если они вспорхнут… К чему думать о том, что заранее невозможно? Но Алиса смотрит на облака и наверняка думает, что они словно дым, что пускает изо рта капризный курильщик?

— Мама… — Алиса, что сбежала от Хэмиша и перемолвилась парой словечек с дочерьми семьи Чаттавэй, подскочила к матери и выпучила глаза, словно пытаясь увидеть больше, чем ей полагалось, — мне сказали, что Хэмиш будет просить моей руки. Это правда?

— Да, он договаривался со мной месяц назад, — отозвалась Джейд, а ей так хотелось, чтобы дочь спокойней отнеслась к происходящему. В конце концов, ей почти двадцать.

— Я не хочу замуж, — выпалила Алиса так громко, что мистер Паррел, проходящий мимо, неодобрительно цыкнул языком

— Ты выйдешь за него, Алиса, — твердо произнесла миссис Лиделл, — ты ведь знаешь, у нас ничего не осталось после того, как твой отец погиб. А я… Я и вовсе принята в семью на птичьих правах.

Алиса побледнела, и Джейд всунула в пальцы дочери пузырек с нюхательными солями. Алиса втянула запах масел и, кажется, ей стало чуть лучше. Хотя выражение лица не было подходящим для той, что вот-вот обручится.

— Улыбнись, пожалуйста, он ждет тебя…

Следует отдать должное — Алиса попыталась улыбнуться. Правда, выглядело это ужасно.

Не было видно, но по закостенелости движений было похоже, что ноги у Алисы по пути в беседку не гнулись совершенно.

— Мисс Лиделл, не сделаете ли вы одолжение и не выйдете ли за меня замуж? — что-то тикнуло, такнуло, и горло сдавило похлеще, чем Эскот сдавил сейчас руку Алисы. И все вокруг замерло, и миссис Лиделл поняла, что сама не может даже шевельнуться. зато поняла, что видит, как Эскот сбрасывает с головы свой извечный черный Цилиндр и оказывается, что среди копны соломенно-желтых волос покоятся два длинных белых кроличьих уха.

Кролик? Прошлое за спиной Джейд смеется полуденным звоном Биг-Бена.

Что говорит Эскот, не разобрать — уши заложило, явно чудо, что видят глаза. Но вот Хэмиш пускается бежать. И Алиса словно в полусне бежит вслед за ним. А пять минут назад ей хотелось спустить его с крыши его же поместья. Ох, эта ветреность юности.

— Алиса, только будь осторожней, — мысль тревожно сорвалась с поводка и начала бегать вокруг Джейд. — Только будь осторожней. Я не хочу потерять еще и тебя.

* * *

— Хэ-э-эмиш, — Алиса отстала, и голос сорвался из-за нехватки воздуха. Ему-то хорошо — мужская одежда непригодна для бега разве что туфлями. А вот у Алисы корсет, который горничная с утра затягивала порядка сорока минут, и куча юбок, предназначенных для того, чтобы компенсировать отсутствие определенного женского достоинства у любительницы верховой езды Алисы Лиделл.

Они бегут по парку. Спасает то, что Хэмиш бежит, не особо скрываясь. Совершенно не по-кроличьи. В груди закололо, но скорей радостно. Алиса мечтала сбежать — от холодных стен дядиного поместья, от матери, которой, кажется, наплевать на наличие Алисы, от чертовой необходимости не сквернословить и выходить замуж.

Ну вот, Алиса едва не врезалась в древний дуб. Кажется, водя ее сюда прошлым летом, Хэмиш говорил, что это сердце парка.

Теперь среди узловатых корней “сердца” — чернеет провал. Алиса повертела головой, но Кролика-Хэмиша нигде не наблюдалось. Тогда Алиса склонилась над чернотой ямы, пытаясь разглядеть хоть что-то. Не судьба. Ее ожидал резкий толчок в спину, и вот она уже с визгом летит в черноте.

— Хэ-э-эмиш, у-у-урод.

— Меня зовут Нивенс, ты, капустная голова, — донесся недовольный голос над головой.

Пять минут, полет нормальный.

— Если выживу, прирежу-у-у…

— Многообещающе, моя маленькая булатная леди, — хмыкнул невидимый Кролик, — вот только я искренне надеюсь, что меня успеет разделать на котлеты моя ненаглядная супруга. Я ведь не сказался о своей отлучке. А Моя Королева этого не любит.

— Так ты жена-а-ат? — как он ухитряется говорить и быть услышанным? Вопли Алисы приглушает воздух, что несется им навстречу.

Сдавленный смех Кролика огласил темноту.

— Разочарована? Думаешь, таки идея этой свадьбы была хороша? У меня еще и дочь имеется.

— Подле-е-ец, — Алиса задрала было голову, но едва не познакомила свой нос и ботинок Хэмиша-Нивенса. Не самое приятное знакомство было бы, между прочим. Да даже с ботинком королевы — извините, но нос Алисы знакомиться не хотел. В отличие от Алисы, ушастый проходимец — а как его называть с поддельным именем, если не так? — падал с удобством — усевшись на мягкий стол и закинув ногу на ногу, попивал чай. Великолепная картина.

— Нет, но если тебе так хочется, ты вполне можешь присоединиться ко мне и Миране какой-нибудь ночью. Моих сил, думаю, хватит. Я ж кролик. В определенном смысле.

Алиса прибила бы ушастую скотину, но Кролик благоразумно парил поодаль, а чайник, что пролетал мимо, Алиса поймать не успела.

— Ну нет бы оценить, а? Я тут уже вторую нору только для нее прорыл сквозь междумирье.

— Вторую? Так те сны… не сны? — нежданно нежесткое приземление на твердый клеточный пол… Ой, нет — не пол — потолок, о чем известили краткий кувырок и локализация под люстрой. Странно мягко было упасть, в общем.

— Алиса, будь добра, слезь с меня, — сдавленно прохрипел Кролик. — Без обид, но ты отнюдь не Мальямкин.

— Куда уж мне до Сони, — обиженно и как-то по инерции ответила Алиса, и на роже Нивенса расцвела радостная улыбка

— Ты все-таки помнишь…

— Можно сказать так, если брать в расчет, что я сейчас сплю и снова в том же сне, что и всегда.

— Знала бы ты, сколько “Алис” здесь уже побывало, — тихо пробормотал Кролик, — словно по конкурсу проходили, но то все были не те. Не будь я МакТвисп, если я уже не отчаялся найти именно тебя.

— Благодарю. Кроли… Эм-м… Где мы, МакТвисп? — спросила Алиса, осматриваясь.

— Хороший вопрос. Кстати, зови по-прежнему Кроликом. Пусть тебя не смущает мой… вид, хе. Да, все пошло совсем не так, как я предполагал, — видимо, во взгляде Алисы мелькнуло недоумение, ибо Нивенс поспешил объяснить: — Когда мы бежали сюда, я несколько поплутал временными тропами в надежде вернуться через несколько дней с момента путешествия. Но нас должно было выкинуть неподалеку от Мармории... Кажется, вот эта дверь… Выходит на кладбище.

Дверь была мелковата. Как для Алисы, так и для этого непонятного человекообразного Кролика или кроликоподобного человека. МакТвисп зарылся в карманы камзола тем временем. Посыпались ключи, отвертки, шестеренки, и наконец на свет появился голубой пузырек.

— Уменьшунка это, только пей не больше одного глотка, иначе я потом тебя не найду — меньше мыши будешь.

Вкус у этой субстанции был кисловатый и мятный. Вкус свободы — потому что Алиса с наслаждением вынырнула из корсета. Хорошо, что запоздало спохватилась, что платье тоже стало велико — а то представляться перед мужчиной голышом — ну к черту, его ж и не убьешь сразу — бегает быстро. Накрутила из подола что-то вроде сарафана до пят. Обувь — ну тут уже ничего не сделаешь. Осталась босиком.

А вот Кролик… Почему его одежда уменьшилась? Это форменная несправедливость.

— Я контролирую преобразования материи, — не дожидаясь вопроса, буркнул МакТвисп. Взгляд был очевидно красноречив и недоволен.

— Идем.

Ветер ударил в лицо. Да, пусть еще и не ночь, но кладбище — не самая лучшая местность.

— Что ж... — Кролик вздохнул. — Пошли, пожалуй. Отсюда до Белого замка путь неблизкий. Алиса... Алиса?

Вот почему взгляд сам нашарил блуждающего между надгробий человека в черном? Потому что единственным ярким пятном были его ярко-красные волосы? А черное на нем было все — начиная от рубашки и заканчивая цилиндром.

Внезапно зловещий тип повернулся в их сторону, и Алиса с Кроликом не удержались от удивленного вдоха.

— Шляпник...

— Террант...

Хайтоппа было не узнать. Алиса помнила цветастый костюм и горящие радостным сумасшествием глаза Шляпника. Тот, кто сейчас стоял перед Алисой, не был похож на Терранта Хайтоппа ни единой чертой лица. Шляпник, казалось, постарел лет на тридцать. Рыжие волосы спутались, потускнели, а местами и поддались седине.

— МакТвисп? Уже вернулся? Зря, — безжизненный голос Терранта пугал еще больше его собственного вида. Однако на прибывшую с Кроликом девушку Шляпник уставился весьма пристально.

— Алиса? — вопрос был пронизан отсутствием веры.

— Она самая, Террант. Настоящая, — подтвердил Кролик.

Шляпник несколько приободрился и даже немного улыбнулся, но взгляд его вскоре померк.

— В недоброе время вы вернулись.

— Да что, в конце концов, произошло? Меня не было всего несколько дней! — не вытерпел Кролик.

Хайтопп невесело ухмыльнулся.

— Гораздо больше, Нивенс, гораздо. Около нескольких месяцев. А касательно того, что произошло, — Шляпник повел рукой, указывая в сторону кладбищенской сторожки, а по совместительству и жилища Гробовщика. Кого-то провожали в последний путь — у сторожки лежало два гроба. Рядом с ними тихонько скучковались несколько гостей.

Алиса узнала среди тех, кто пришел, Соню, Зайца и Чешира. А это, видимо, братья Ди и Дам. И ее Белое Величество. Ой-ой, вот это взгляд был послан Кролику. И любовь, и ласка, и… страстное желание выкопать третью могилку для блудного супруга?

Алиса не была уверена, что узнает покойников. Да и сделать это на таком расстоянии не представлялось возможным. Кролик вопросительно глядел на Хайтоппа, мрачневшего все сильней по мере приближения к стоявшей у одной из могил статуе.

Несмотря на печальный подтекст события, следовало отдать скульптуре должное — мастер постарался на славу: тщательно высек каждую складку плаща и ленты, украшавшей цилиндр, каждую прядь длиннющих волос, каждую черточку лица, не упустив ни единой детали, ни единого шрама и сумев передать вечно ехидную ухмылку оригинала. На ярко-зеленые глаза Мастер даже не пожалел нескольких изумрудов. Статуя была дополнена, очевидно, вещами погребенного: цепочкой с медальонами на поясе и кольцом на левой руке.

— Все же Ирвикет — мастер своего дела. Как живой, правда? — апатично отметил Шляпник, наблюдая за ошарашенным лицом МакТвиспа.

— Как это вообще возможно? — Нивенс был в шоке. — Уж кто-кто, но Гробовщик... Как? И... А кто еще?

— Боюсь, это понравится тебе еще меньше, мой друг.

Шляпник молча отошел в сторону, открывая вид на еще не установленное надгробие в виде часов, гласившее: “Джулиус Манрей. Спасибо за все, что ты сделал для Нижнекрая, Часовщик”.

Алиса сдавленно охнула. Да, этот мертвец узнавался хотя бы по страсти к часам и черным длинным волосищам. Вспомнила, ничего не скажешь.

Кролик, казалось, оглох, крепко вцепившись в ближайшее надгробие. Все, что он только что узнал, не укладывалось в голове.

— Джулиус... друг... учитель…

— Будто Гробовщик тебе был чужим, — тихо и совершенно спокойно произнес Шляпник.

— Они мертвы, оба. Я даже не могу представить, что чувствуешь ты… Ведь ты… — и МакТвисп замолчал.

— Один? Последний? — Хайтопп глухо засмеялся. И страшней этого смех было трудно представить. — Вот уж правда, Ведьма разошлась не на шутку.

— Как, черт возьми, это произошло? — Кролик невольно чертыхнулся в излюбленной манреевской манере.

— Не лучшее время об этом сейчас говорить, — грустно покачал головой Шляпник. — Пока что. Наше дело — проводить их в последний путь. Алиса, тебе, наверно не стоит здесь находиться... Может, лучше увести тебя пока куда-нибудь подальше?

— Нет, — отрезала Алиса. — Я останусь.

Вот и почему здесь, среди гробов, Алисе было уютней, чем дома, вместе с матерью? Наверное, не зря в тот — первый — раз ныне покойный Гробовщик прикармливал ее печеньками и водил по всему кладбищу с куда более подробными экскурсиями, чем делала даже Красная Королева по своим садам?

Не было торжественных речей. Не было многословных прощаний. Местные и так знали, кому и чем обязаны. От каждого доносилось тиканье часов. Каждый видел последнего из Клана, которому Подземье было обязано очень многим.

Постояли. Помолчали.

— Кто это? — Алиса дернулась, услышав шуршание гравия от чьих-то шагов.

А вот этого персонажа она не помнила.

К собравшимся спешно шагал юноша в зеленом цилиндре с трефовой картой за лентой и весь перепачканный краской, и судя по осанке и высокомерному выражению на физиономии, он был просто обязан быть чем-то не меньше герцога.

— Опаздываешь, Нанадруо, — пискнула Соня.