В начале был Кролик (джен)

По гулким коридорам норы разносились неторопливые шаги. Наверное, я сейчас улыбался как сентиментальный идиот, шагая по лабиринту. Давно не был здесь. Очень давно. Весьма непросто забыть о том что ты Жнец и бессмертен. Без сторонней помощи, пожалуй, и не обойдешься.

Я не такой сентиментальный идиот, чтобы раскисать из-за прожитых мною на поверхности годах и чувствах. Годы прошли, близкие перемерли, пора возвратиться к другой своей семье. И к обязанностям. Пенсию я отгулял. Хе-хе.

Интересно, сколько времени здесь прошло? Пара лет? Десять?

Разница Подземья и Надземья в том, что в зависимости от того, по какому пути прошел, время в двух этих мирах течет по-разному. Вроде бы я выбирал дорогу, которая подземное время замедляла относительно Надземья. Если бы помнить точно, так нет — склероз не дремлет, и маразм уже отплясывает чечетку на крышке моей любимой кровати. Надеюсь, дел не очень много накопилось. Интересно, найдется ли время на чашку чая и на встречу с Террантом? Тропа вынесла как раз к Цилиндрии.

Что это? Запах гари?

Давно я так не бегал, пора растрясти кости. Главное — не растрясти печеньки.

Их-хи-хи-и.

Смешки рассыпались на ветру, что ударил мне в лицо. На горячем и сухом ветру.

Деревня уже догорала. Деревня моего Клана.

Смертью несло так сильно, что это раздражало. Кто смеет уничтожать души в таком количестве в отсутствие меня? Я местная Смерть. Прав на уничтожение душ в этом измерении больше нет ни у кого. Конечно свято место пусто не бывает — Смерть есть всегда. Думаю что мне подкинули замену.

Однако если подумать: где души, которые я должен забрать, ведь без их зова я не смогу не то что продлить жизни своих Пленками, так и просто упокоить хоть кого-то? Коса на плече нежно шептала, что здесь я не найду работы ни для нее, ни для магии.

Однако… Меня остановил запах. Странный незнакомый мне прежде запах. Запах, который был очень похож на запах моих же Пленок.

Хе-хе, пепел был еще горячий, но мне-то плевать. Ну подумаешь, горячий пепел, когда кожа бесчувственней слоновьей. Помнится, приходил я к одному индийскому паше. Предлагали мне в качестве взятки слона... Хе-хе-хе. Ну я его вместе со слоном и забрал. На кой черт мне сдался старый слон? Хотя-а… Гробы с ручками из слоновьей кости… Надо бы поискать трупик того слона. Если его мародеры не растащили.

Часы? Латунные, обгоревшие, с оплавившимся циферблатом и неработающие. Вроде как обычные часы, но от них пахнет магией. Сжал их в ладони чуть сильней, и по глазам ударила белая волна. Сцены чужой памяти замелькали перед глазами.

“Блад”, — я уже не помню Мирану такой маленькой занозливой кучеряшкой, виснущей на шее. Не помню и смеха Дюпре, который звучит сейчас.

— С днем рождения, звездочка, — произносит кто-то. Вид действительно Пленочный, от первого лица — с появлением конечностей владельца.

Пальцы разжались, и кадры чужой памяти погасли. Значит, это часы, что несут в себе Пленки, или аналог им? Прошарив по пепелищу, я смог найти часы с Пленками Вилли, Заркса и Лулу. Строго говоря, это были далеко не все члены клана. Либо остальные выжили… Либо не смогли получить подобный артефакт. Артефакт это был без сомнения. Куда более слабый, чем моя Коса, — ибо ее ауру смерти часы пробить не смогли.

— Гробовщик? — по пепелищу скакал… черт, без очков и не видно… Ну скачут у нас немногие — все же большинство двуногие. МакТвисп?

Я, конечно, слабозрячий, но от него за двенадцать шагов различалось тиканье. Тоже при часиках? Ух, аж при двух — бандурой на боку можно проломить голову.

— Не находил тут ничего?

Несомненно, речь о часах. Впрочем, пока я не пойму, что это, спешить не буду. Уж больно эта магия странная.

— Нет, пусто. Ты тикаешь, ушастый.

— Я должен попасть в Марморию. Некогда болтать. Сходи в Часовую башню…

И ускакал. Вот ведь ушастый проходимец. И быстро так ускакал. Временной магией от него пахло сильнее, чем от меня смертью.

Часовая башня? Где это?

— Бом-м-м, — глухо ударили Часы.

Отлично сориентировали. Спасибо.

Расчудесия не переставала удивлять. Ранее в этой пустоши цвел вереск и не было больше ничего. Теперь же посреди зарослей возвышалась длиннющая башня с часами.

Как будто из Лондона не уходил, ей-богу. Впрочем… Дверь незаперта, лестница высоченная. Не любят здесь стариков, хе-хе. А ну как у меня артриты? Ну нет их, разумеется, а ну как были бы?

Постучать, не постучать?

Не буду. Пущай скажут спасибо, что не с ноги открываю…

— Входите уже, — раздался из-за двери ровный голос.

Хе-хе.

У меня, наверное, было почище.

И уютней.

Гробики везде, ни тебе пыли, ни разбросанных по полу отверток.

А тут и полежать-то негде, кроме побитого молью дивана.

— Я кофе сварил, будете? — развернулся ко мне хозяин. Хе-хе, а мои-то лохмы подлинней будут. Ишь, аккуратный какой, причесанный.

— Мне бы лучше чай. Печенье, знаете ли, с кофе плохо сочетается.

— С кофе сочетается все, — отозвался собеседник, — позвольте представиться. Джулиус Манрей. Часовых дел мастер.

— Часовщик? — да, именно тебя и не хватало в нашем лягушатнике.

— Вы ведь за Часами Жизни пришли, да?

Башня содрогнулась. Потрескались стекла.

— Что смешного? — оценивая ущерб, с каменным лицом поинтересовался только что представленный Часовщик.

— Ваши Часы. Они, случайно, не влияют на продолжительность, так сказать, жизни, — выдохнул я, только-только отсмеявшись.

— Вы еще не знаете, что я делаю? — ох ты ж, какая прелесть, как гневно загорелись от моей иронии глазки. Ах, вспоминаю старые добрые деньки наверху и малютку-графа. Да ты у нас за идею работаешь? Ну-ну. Я тоже идейный.

— Я покажу. Сегодня как раз прислали новую партию Часов для ремонта. Мало, конечно, что-то просто не успели найти, — Манрей достал из ящика стола побитые часы.

Ну что ж делать, посмотрим, раз тут бесплатно устраивают демонстрацию.

Ремонта видно было на две копейки.

Что-то заменил, что-то подкрутил, завел, и часы внезапно затикали. Жизнью затикали. Передо мной будто билось живое сердце.

— Хозяин часов погиб в огне, — произнес Джулиус. А перед нами…. Перед нами начала проявляться полупрозрачная ушастая фигура, плотнеющая с каждой секундой.

— Танкери? — да чтоб тебя, брошенную в меня чашку пришлось отбивать материализованной косой. Между прочим, у чашки нет души. И что забирать? Не плачь, малышка, мы отыщем тех, кто покромсал мой Клан, и тебе найдется работа.

— Ты-ы, директор?* — Заяц прикинул количество посуды на столе и, видимо, решил-таки приберечь до чаепития, а не тратить все на меня. Ну и правильно. Не выберешь потом из волос осколков. Хе-хе.

— Ну вроде бы.

— И ты? Тут? — вот тон Зайца внезапно и дал понять, что Часы действительно любы не всем подземцам. Как я и думал.

— Зашел познакомиться, а вдруг клиент новый, — хихикнул и, поудобнее перехватывая Косу, зашагал к выходу.

— Заходите, Валеты получают Часы вне очереди, — крикнул мне вслед хозяин. Ему даже мысль не приходит что я могу не хотеть возрождаться после смерти? Да и кто ж мне помереть даст? Жнецов в этом мире нет. Коса только у меня. Убить меня может только она.

Коса в ладони жалобно заскулила. Малышка, не бойся, я не доверю тебя никому больше.

— Опять умереть не дали, что такое, — бубнил Танкери, семеня следом.

— Опять? Так зачем ты Часы себе сделать позволить?

— Я будто, — буркнул Заяц, — Праша все. “Я волнуюсь, куда я без тебя”. А что я? Я, между прочим, даже не великий в масти.

— Дело твое Тузовое, делать, что говорит тебе твоя Дама.

В меня полетело отлевитированное из оврага бревно. Не успел увернуться. А косу жалко стало о бревно тупить.

Вот от таких друзей у меня и шрамы на роже. Хе-хе.

— Ногти не поломал, директор? — ну дождешься ты у меня скидок. Сдеру я с тебя и за черный дуб, и за бархат для обивки, и за позолоту в монограмме.

— Эти Часы, они у всех? — подсчитывая в уме барыши, я сменил гнев на милость и решил Марта не убивать. Ну, пока у него целые часики и нет подписанного договора на захоронение.

— Многие не хотят умирать, директор, — Танкери вздохнул, — я вот хотел. Бармаглот ведь проснулся.

— Что ваш Бармаглот, и за ним по Жатву приду.

Ирвикет язвительно хмыкнул себе под нос: "Сумей ты тогда пробить его броню — не пришлось бы Её Высочеству усыплять чертову пламяпыхкалку. И не было бы того, что произошло сейчас".

Вот ведь паскуда ушастая, попрекать меня вздумал. Ну, был грешок, я ж не спорю. Но и я уж не молод был, чай, не первое столетие. И ведь до сих пор обидно, почти же порешил тогда Бармаглотика. С детства мечтал самолично дракона победить и тут — такой сокрушительный провал меня как Жнеца. Самолюбие было сильно зацеплено. Пришлось долго и основательно лечить его наверху. Не успел вернуться — снова здорово. Судьба, у тебя отвратительное чувство юмора. Мое в разы лучше.

— Моя Коса успела напитаться душами сверху. Надо будет — выкосим.

— Ты еще поцелуйся со своей Косой, директор. Да и Цилиндрию Бармаглот выжег уже. Ты ведь был там…

Ей-богу, эта ушастая скотина иногда наводила на мысли, что владеет он не только телекинезом, но и телепатией.

— Откуда знаешь?

— Пальцы у тебя в золе, и одежда дымом провоняла, — меланхолично дернул ухом Март, — кстати из кармана часики лучше перепрячь. Куда подальше от себя. Захочет — найдет ведь. Борец за правое дело...

Вот как? По руке, засунутой в карман?

— Может, стоит отдать их этому? Там все же Заркс, Лулу… Дюпре. Свои. Я бы вернул им жизни, особенно с учетом того, что они добровольно часы получали. Значит, хотели жить.

Кажется, мне стоило проветрить голову и начать думать. Заяц косо зыркнул на меня как на идиота. Вновь загорелось страстное желание пощекотать его уши своей любимой Косочкой.

— И снова бросить их в пламя? А ты заметил, что эти Часы с моими не доставили? В этот раз их забыли.Может быть даже не нашли. Дурость непростительная. Но их уже не доставили. Не стали искать.Значит, не хотят их жизни. Пока часы у тебя — они смогут начать жить в любой момент. Не торопись, директор. Впрочем, не мне тебя учить. На суп зайдешь?

— Ну если он у тебя не с брокколи…

— Обижаешь. Натуральный борщ. Свеклу вчера подергал.

Сказать, что Манрей портил мне кровь, — ничего не сказать. Уже спустя пару дней я знал — мой Клан вырезала Ирацибета. Говорил я Вивальди — отправь эту прОклятую в Верхний Мир. Там и не такая дурь из башки выветривалась. Моя, конечно, усугубилась. Но мне можно. Я — старый маразматик.

Сейчас же весь королевский Кровавый Двор был при Часах. Я пробовал намекать этому идиоту, что не стоит чинить часы Ведьмы, с меткого языка Терранта поименованную. Так ведь нет. Более того. Стоило мне заикнуться о том, что, может, часы Ирацибеты не дойдут до мастера… Я получил весьма четкое обещание лишиться последнего Цилиндра. Шантажировать меня? Меня?

Даже выжженный Клан Поварешек не стал этому идиоту уроком.

Равенство.

Какое, о демоны Преисподней, равенство, когда из Поварешек снова были доставлены только часы Марта? Ни Пасхалика, что освоил норы-порталы, ни Шалтая с его способностью к гипнозу — никого. Кажется, Ирвикет был той разменной монетой, на которую соглашалась Ирацибета.

Стали таковыми и близнецы Ди-Дам. Черт, даже я не имел наглости так издеваться над Джокерами. Я помнил этих двоих в цирке. Я помнил, как Дам метает ножи. Да у меня швы от плеча до запястья были после их игрищ. И их — шутами? Ирацибета знала, как унижать. Шутами они были ровно настолько, насколько я был человеком. Хе-хе.

Циркачи.

Не шуты.

Хотя — повинуясь просьбе Мираны — Манрей замедлил время. МакТвисп что-то искал. Или кого-то. Однажды привел к нам девочку. Я подозреваю, что попала она к нам исключительно за её похожесть на малявку-Мирану. Кучеряшка-2 была настолько милой, что даже Ведьма возилась с ней. Красили розы, играли в гольф. Может, Ирец не хватает детишки? Большие же проблемы у Стейна, раз он не смог из фаворитов в короли легкий путь найти.

Кучеряшку, впрочем, спешно упаковали обратно наверх, потому что Ирец не сдержалась и понеслась ее судить. Хотя что я. Суд — это для Червовых великая милость. Вспомнить Вивальди — меня она порывалась казнить сто семнадцать раз. Суда не было ни разу. Яблоко от яблони, шекель от шекеля...

Ну, разумеется, я пытался намекнуть Манрею и то, что со мной лучше не ссориться. Правда, потом я внезапно начал получать чай с очаровательными дополнениями в виде ядов. Ну, подумаешь, зомбиков с ближайшего кладбища подослал. Сразу травить? Рохля впечатлительный.

И стекла не я ему бил. Ну или я. Не считается — я просто веселился. Подумаешь, ночью. Смех продлевает жизнь, между прочим. Я пришел продлевать жизнь. Где оценка моих усилий?

— Оценка в том, что я тебя не цианидом травлю, — отозвался, ухмыляясь, Манрей, когда я возмущенно перезаваривал чай.

— Мне очень льстит, что меня сравнивают с Папой Римским и тратят на меня такой бесценный ресурс как асклепид. Но это ж перевод заварки.

— Могу подмешать в тесто для печенья.

— Ну нет. Это будет куда трагичней.

Фантазия у Манрея была преизощреннейшая. Видимо, у него были комплексы. Нельзя же всем желать добра и при этом иметь коллекцию ядов, которой позавидует лучший наемный убийца Верхнемирья.

Хотя чай он заваривал вкусный. За ним было особенно приятно хрустеть печеньем и шлифовать планы мести.

Но однажды планы переменились в один-единственный миг.

Начиналось все тривиально.

Я размешивал в чае сахар и ворчал: “Хватит чинить все Часы подряд. Этим ты нарушаешь основные принципы мироздания — ничего вечного нет, и жизни это касается в первую очередь”.

— Я даю Нижнекраю то, что ему нужно, — пожал плечами Манрей, допивая кофе. — С учетом усердия Ирацибеты — столько смертей не потянула бы даже твоя контора. Это еще притом, что вроде до меня “не все часы доходят”, так ведь?

— Кто спорит, но, воскрешая всех, вкладывая всем вместо сердец свои часы, ты лишаешь их права на отдых от утомительной жизни.

— Спроси у правнука — сколько он оплакивает членов своего, хотя нет, вашего Клана? Сколько в живых осталось Цилиндров? Как думаешь, уцелей хоть пара часов в Скорбьдень, обезумел бы от горя твой родич? — хмыкнул Манрей, — Разве ты не понимаешь? Они хотят жить, я даю им жизнь.

— Ты лишаешь их права на смерть, Джулиус…

— Ну почему, с моей-то коллекцией ядов я просто сделал это их право не эксклюзивным, — хозяин Часовой Башни пожал плечами. — Мне даже нравится — отравил неугодного, остановил его часы, а затем запустил их заново.

— Согласие, похоже, недостижимо, — вздох внезапно вышел грустным, хотя это потому, что чай закончился и печенье стало не с чем жрать.

— Сейчас — очевидно нет, — Часовщик развел руками.

— Ну что ж, тогда приходи ко мне на чай, Джулиус… — протянул я многозначительным тоном Жнеца, вынимая свои кости из кресла и отправляясь на выход.

— Лучше уж ты ко мне на кофе… — буркнул в ответ Часовщик, в задумчивости баюкая в ладони пузырек с аконитом.

Выйти я не успел. Меня сбила влетевшая в комнату Соня.

— МакТвисп. Он пропал. Её Величество говорит, что исчез без предупреждения.

— За Нивенсом это водится.

— Не на три же недели…

*Гробовщик — директор похоронного бюро. Если из текста не ясно, а мангу и Вики читать влом.

Я бы хотел дышать.

Хотел.

Хотя бы одну лишнюю секундочку.

Но нет у меня времени на это.

Я — Белый Кролик.

* * *

— Вы разрешите пригласить вас на кадриль, мисс Лиделл?

Девушка в голубом платье вздрагивает, вскидывая на меня глаза:

— Конечно, мистер Эскотт, — и принимает затянутую в перчатку руку.

* * *

Тяжелые шторы теряли в своих складках солнечные лучи, но, так как запахнуты они были неплотно, в библиотеку проникало достаточно света. Его хватало, чтобы разглядеть плавающие в воздухе пылинки.

Белый Кролик сидел за столом, сосредоточенно изучая какой-то талмуд, постоянно сравнивая его с исписанным листом бумаги.

Что-то исправлял, что-то вычеркивал, что-то дописывал.

В тишине, царившей в библиотеке, было слышно, как пылинки опускаются на книги.

Наконец Кролик встал и размял лапы.

— Пора бы и к практике приступать, — вздох вышел тяжелым. А хихиканье за спиной заставило библиотекаря подпрыгнуть.

— Эрей, паскуда ты полосатая, сколько можно просить не подкрадываться со спины.

— Нивенс, ты такой нервный, — хихикнул Чешир, материализуя в воздухе рот, — расслабься, оборотничеству не научишься без этого.

— Ты не самый лучший учитель, мурк, — МакТвисп вздохнул, — мне иногда кажется, что ты вообще еще ни разу не перерождался.

— Я же кот, у меня девять жизней…

— Сколько осталось сейчас?

— Кажется, шесть — не стоило мне тогда ссориться с Лелушем, от его пуль еще никто не уходил.

— Три пули за раз?

— Ну, перед четвертой мне удалось извиниться… — мурлыкнул кот, мягко приземляясь на столешницу. — Ты уже решил? Что оставишь?

— Ты про напоминание о происхождении? — Кролик кивнул на цилиндр, лежавший на столе.

— Кролик — и в цилиндре, — хмыкнул Чешир, бесцеремонно укладывая брюхо на страницы учебника. — Разве мало тебе сюртука и часов?

— Что бы ты понимал в моде. Ты, когда обращаешься, ходишь и гремишь цепями, как призрак какой-то.

— Я свободный кот, — нахально буркнул кусок шерсти, — и законами моды меня не ограничишь.

— Ладно, только не смотри так пристально, — нервно дернул ушами Нивенс, — а то расслабиться не получится.

* * *

Даже танцуя девушка смотрит поверх моего плеча, избегая встречаться со мной взглядом.

— О чем вы думаете, мисс Лиделл?

— О том, чтобы уметь летать, — и Алиса внезапно замолкает, будто сказала что-то запретное.

Бах — и она врезается в какую-то пару. Вроде бы это Лорд Дэррил с женой. Я пару лет в этом городе — еще не успел запомнить всех дворян.

Толчок сказывается и на мне, и я с беспокойством ощущаю, как вздрогнул на голове цилиндр.

Не упал. Слава Королеве.

— Простите, мисс Лиделл сегодня рассеянна, — киваю я Дэррилу.

Забавно — как много в этом мире решают деньги.

Если ты богат и у тебя есть документы, подтверждающие, что ты — дворянин из старинной семьи, решивший вернуться из чужой страны, тебе простят любое чудачество. Даже привычку никогда не снимать цилиндр. Даже за столом.

— Мисс Лиделл, жду вас через десять минут у беседки, — отрывисто произношу я, и она бледнеет.

Все считают, что я собираюсь сделать ей предложение.

Ну что ж, так и будет.

* * *

Пальцы привычно закручивали крохотные винтики в механизме. Белокурый паренек в черном цилиндре и причудливых очках вдохновенно собирал часы. Пальцы все были в смазке, от неё уже пострадали и белые лохмы, забранные в хвост, но казалось, что мастера это не волнует.

— Выпей кофе, Нивенс.

— Секунду, Джулиус, — Нивенс триумфально установил механизм в корпус, накрыл циферблатом, закрепил стрелки и в томительном ожидании уставился на них. Стрелки дернулись несколько раз. Глаза МакТвиспа засияли, но рано — это было единственное шевеление.

Часовщик тихо вздохнул, плеснул в кофе что-то из маленькой фляжки и подал его ученику. МакТвисп залпом выхлебал его, уставившись в одну точку.

— Почему нет? Почему они опять не пошли? — тихо прошептал он.

— Ничего, не расстраивайся, главное не бросать попытки, — Манрей ободряюще улыбнулся.

— Они четырнадцатые, — простонал МакТвисп, утыкаясь в стол лбом.

Цилиндр свалился с головы, выпуская на свободу длинные белые уши.

— Пойдут тридцатые, ты только лапы не опускай, — Часовщик хихикнул и отправился к столу — греть руки о фарфоровый кофейник.

— Не буду я, — пальцы Нивенса опустили на стол отвертку, — тратить чужое время нельзя. Если мне не дано создавать Часы Жизни и помогать друзьям в этом, я найду то, в чем буду более успешен. В конце концов, мое искусство замедления времени толком еще нигде не пригодилось.

* * *

Алиса стоит, потупив глаза. Несомненно, мать ей уже сказала, что лучшей партии, чем Лорд Эскот, нет. Несомненно, напомнила, что после смерти отца Алисе полагается очень маленькое содержание и что живут они в доме дяди, так как всё в их семье наследуется по мужской линии.

Мои уши цепляли слухи, что благородные семейства сомневаются в правильности моего выбора.

Мол, неказиста, неуклюжа, слишком странна и бедна.

Ха.

Сказали бы они это о той, в которую я и правда влюблен. Она бы прихватила двуручник и показала, что нет её прекрасней и изящней.

Хотя нет, сейчас все было бы так же.

* * *

Это был восемнадцатый День Рождения Её Высочества Мираны.

Светило солнце, гуляли ветры, да и вообще весенний день был великолепен.

Погода поздравляла Её Светлость.

Конечно, Её Высочество с утра пребывала в Цилиндрии — где же она еще могла быть… Она и мысли допустить не в силах — провести праздник без Дюпре — любимого братца.

Кролик не должен был терять времени.

Тратить время на праздник Нивенсу было не с руки. Хотя заглянуть во дворец под вечер все же стоило — не дело не поздравить монаршую особу, которая всячески тебе благоволит. Все утро он занимался мелкими курьерскими делами — доставил почту Герцогини, забрал у Часовщика книги по временным петлям, попрактиковал искусство оборотничества, систематизировал сэкономленное время, нашел шкатулку и замкнул в неё три часа подарочного времени для её светлости Мираны, уговорил капризные минутки не ссориться между собой и дожидаться использования.

В Мармории Нивенс оказался уже к закату. Ожидал тишины и спокойствия в отгудевшем празднеством дворце. Вот только замок встретил паникой и суетой. Чешира не нашлось на месте начальника стражи. Служанки голосили и носились, не в силах ничего внятно объяснить. Кролик попытался расспросить их, понять, в чем дело, но девчонки мямлили что-то невразумительное.

У покоев Королевы нашелся Террант, дремавший в кресле. Пожалуй, весь вид Шляпника мог встревожить, особенно такого педантичного чистюлю, как МакТвисп. Начать следовало с того, что от Хайтоппа за пять метров несло дымом, очень беспокоившим чувствительный кроличий нос. Да и выглядел Шляпник весьма потрепанным.

Дверь покоев распахнулась, и оттуда выскочила Мирана…

— МакТвисп… — охнула она, — а я думала…

— Ваше Величество?

И тут Мирана разрыдалась, осев на пол… Белое платье было густо покрыто пятнами сажи, а местами даже крови…

— Не королева я теперь, — всхлипнула Мирана, — Ирацибета забрала корону…

— Как? — в несчастной кроличьей голове подобные выкрутасы уложиться не могли.

— Ведьма... Она разбудила Бармаглота… И сегодня он налетел на Цилиндрию, — мрачно и отрывисто прозвучал из кресла глухой ото сна голос Хайтоппа. — Похоже, никто не выжил. Все они...

М-да, Бармаглот… Явление даже не то чтобы неприятное, а ужасающее. Бармаглот не замедлялся временем. Он вообще существовал отдельно от него.

— Террант смог вывести меня. Но пока больше вернуться не удалось никому. И Блад тоже сгинул… — отстранено закончила Белая Королева.

— Ваше Величество, неужели вы верите, что Дюпре мог сгинуть? Ведь он настолько живуч, что сложно представить, — Кролик не в силах был наблюдать её слезы. Его сердце просто сжималось в точку. И болело, болело, болело.

— Он бы вернулся… Он бы нашел меня первым делом. Однако ты единственный, кто вошел сегодня в замок, а значит, Блада нет в живых.

— Но ведь вы можете повергнуть Бармаглота. Мечницы лучше вас нет в королевстве.

— Я никогда больше не возьму в руки меч, — холодно произнесла Мирана, — потому что довольно смертей. И довольно вреда живым. Пусть этим упивается Ирацибета. Она теперь Королева. Вот и пусть. Казнит, милует. А я — не королева… Может, и воин, но кто я такая, чтобы лишать жизни живых существ?

Пожалуй, сейчас Её Высочеству не нужно было лишнее время. Ей нужно было скорей забыться.

— Тогда я пойду, надо пройтись по пепелищу… Может, удастся спасти хоть чьи-то Часы, — если Нивенс что-то понимал, а он понимал, то, если там и оставались Часы, их уже кто-то к рукам прибрал… Кто-нибудь. Стейн, Манрей, Чешир, да и мало ли проныр?

Цилиндрия догорала… Пожары вообще дело не очень быстрое.

Среди дымящихся руин блуждал не только Кролик.

Тут, среди потрескивающих догорающих развалин, с мрачным выражением на физиономии, закинув на плечо Косу Смерти, расхаживал Гробовщик. Давно уже не виденный в Нижнекрае — пожалуй, с тех самых пор, как Часовщик собрал свои первые Часы.

— МакТвисп, — подслеповато прищурившись, Гробовщик уставился на Нивенса, — ты зря явился, часов для Манрея тут нет…

— А если вдруг хоть что-то?

— Я искал… Думал, может, хоть кого-нибудь спасти удастся… Но нет, нету ни одних.

Рожа Жнеца была настолько скорбной, что Кролик ему поневоле поверил. Тем более он был первым Цилиндром — основателем Клана. Не в его интересах ведь что-то утаивать? Не настолько они с Манреем враждуют, чтобы ставить интересы семьи ниже мелочных склок? Да?

* * *

Ты готова к предложению, Алиса?

По глазам вижу, что готова.

Ты его не хочешь.

Впрочем, не обольщайся, не хочу его и я.

Я опускаюсь на одно колено.

Девчонку будто вот-вот стошнит от страха и безысходности.

— Мисс Лиделл, не сделаете ли вы одолжение и не выйдете ли за меня замуж? — а тем временем Часы в кармане пробурчали «Тик-Так» и встали. Встало и время вокруг нас.

Горло сдавило, однако я не умираю от остановки часов. У меня полно сэкономленного времени, которое уходит в оплату заморозок. Кто швыряется временем, не сможет уговорить его остановиться. Я тороплюсь всегда. Я экономлю время и за то им любим.

Только я и Алиса остались неподвластны остановке. Я — потому что время послушалось моей просьбы. Алиса — потому что я держал её за руку.

Я встряхиваю головой, и цилиндр сваливается, выпуская на свободу кроличьи уши. Глаза девчонки округляются. Рот открывается.

Но это не вопль: «Что это, кто ты?»

Это вопрос.

— А зачем кролику цилиндр?

— У меня еще и Часы есть, — усмехаюсь я, вытаскивая их из кармана, — догони меня — и узнаешь.

* * *

Дни с момента воцарения над королевством Ведьмы текли безрадостно.

Соня да Мартовский Заяц развлекали впавшего в тоску Безумного Шляпника, устроив всеобщий День Нерождения.

— Горит Герцогство… — заметил Террант, глядя в окно. — Хорошо горит, издалека видно.

— Поварешки, — Кролик с Зайцем рванули одновременно — в конце концов Зайцы были и кроличьей ближайшей родней. И малыш Пасхалик, младший брат Марта, был не только его любимцем.

Танкери обогнал Нивенса — все же зайцы больше приспособлены к бегу, нежели кролики. Кролику пришлось пришпорить время, чтобы хоть к чему-то успеть.

Горело, видимо, давно — и уже совершенно безнадежно. Пролетая между горящих домов, Кролик старательно прислушивался — нет, ни одни Часы не тикали, ни одной временной вибрации, свойственной деталям часов жизни, не было слышно.

Мельница Герцогини уже не горела… Впрочем, вероятно, дело было в том, что какой-то чокнутый телекинетик чудовищным усилием воли перенес на горящую мельницу воду из соседнего пруда, превратив пепелище в болотистое пепелище.

И этот чокнутый телекинетик сейчас выл от тоски, обнимая обезглавленное тело Герцогини.

— Танкери, — стоило вякнуть, и в Нивенса полетел поднятый телекинезом булыжник. Впрочем, телекинез не ускорял время, узды которого он еще не отпустил. Не то чтобы у него было много сэкономленного времени, но ведь пригождается...

— Проваливай, — рявкнул Ирвикет, — тебе здесь не место.

— Тебе нужно уходить, Кер…

— А проку, — всхлипнул Заяц, — улетел Бармаглотик, и хвоста не видать, и Стейн улетел, гнида с мечом, и прашина голова у него, и часики не тикают, что мне бежать… Если б смерть что поменяла. Не найти её часов, не вернуть, а я? А что я? Пасхалик, и тот сгинул… Я остался последний, и чего ради?

— Кер, ты остался, значит, такова судьба…

— Что мне судьба? У меня суп остывает, — Кер встал и длинным прыжком перескочил через заболоченную полосу.

Тело Герцогини поднялось в воздух и поплыло вслед за Танкери…

— Зачем?

— Иногда мне кажется, что у тебя мозгов еще меньше, чем у меня, Нивенс… — бросил Кер, и, пожалуй, это было последнее, что от него слышали.

Сердце снова сжалось в точку, больно сражаясь с собой. Даже не пришпоривая время, Нивенс сорвался с места, стремясь убежать куда угодно, но подальше от осиротевшего дома его семьи.

Он бежал, бежал, бежал, пока бессильно не свалился где-то в Грибном Лесу.

Сейчас он пожалел лишь об одном — что не умеет ускорять время, потому что так больно ему давно не было.

Нос втянул воздух. Дым. Пахучий дым от кальяна… Голова приятно поплыла.

— Абсалем?

— Ты не Абсалем, я Абсалем, — прогудел со шляпки Гриба тягучий низкий голос. Гусеница несколько флегматично воспринял то, что Кролик, вылезший из-под гриба, бесцеремонно отобрал у него дудку кальяна и затянулся.

Что там было позже — МакТвисп не помнил, вроде как он рвался на Угрюмый Бриг лично начистить чайник Стейну, а Абсалем сменял табачную смесь в кальяне, досыпая в неё успокой-гриба.

А под кальяном валялся свиток.

— Рисуешь, червяк, — икнул кролик, вытаскивая пергамент и раскручивая его.

Резко выветрился из головы весь дурман.

Он увидел себя с пергаментом, пылающую деревеньку. Тонкие буквы — Больдень.

— Что это?

— А, — мутные глаза Абсалема нашарили рисунок, — эт — Оракулум.

Нивенс спешно начал разворачивать свиток, постоянно спотыкаясь взглядом на рисунках с собой: вот он в какой-то темени с фонарем и испачканными лапами, вот его человеческая форма с часами в руках, явно замедляя время, тащится откуда-то с мешком, вот он стоит над странным городом и смотрит на него.

— Кто это?

У маленькой картинки с Бармаглотом стояла надпись «Бравный День». И тонкая девичья фигурка с мечом замахивалась на Дракона, распахнувшего крылья.

— Алиса, — прогудел Абсалем, — она сразит Бармаглота...

— У нас нет Алис.

— А она и не наша. Она сверху-у-у, — зевнул синий червяк и отрубился.

* * *

— Тук, тук, — маленькое кроличье сердце больно барахтается в груди. Часы в нагрудном кармане жилетки тикают, заглушая сердечный ритм. Как только прыгну в нору, надо отпустить время и разморозить замерших в поместье людей. Шум за спиной — услада для длинных кроличьих ушей — топот спешащих. Я могу уловить даже шуршание юбки, но интересует меня одно: успеваю ли я выполнить все запланированные дела, или время несется быстрее меня?

— Тик-так, — спешат часики.

— Опаздываешь, Нивенс, — шепчут они. — Не казнит ли Мирану Ведьма, пока тебя не будет? Сколько еще часов не будет доставлено Часовщику, потому что Нижнекрай боится поднимать голову…

Нет смерти в Нижнекрае с тех пор, как появился Часовщик.

Пусть раз умерший — обезумевший навсегда.

А что безумие?

Безумцы всех умней.

Часы Жизни — уникальный артефакт продления жизни, который я так и не научился делать.

Что значит отрубить голову, когда половина нижнекрайцев уже без головы.

Остановились часики на казни, а голова-то прирастет… Куда ей деваться без плеч-то?

Однако отбери и разбей Часы вдребезги — и погибшего не вернуть. Правда, разбивать Часы Ирацибета не смеет: объявлять войну Часовщику опасно — Часы имеют свойство останавливаться, а заводит их только Джулиус Манрей.

Впрочем, что мне Часы — я свой долг выполняю сейчас.

Веду Алису в Нижнекрай.

*Прим.Авт.: кто прочитал и не откомментил, тот редиска.

*Прим.Соавт.: не проходите мимо, нам же надо что-то читать за чашечкой чая (ну или автору — кофе).

Алисой быть непросто. Конечно, трудней быть мамой Алисы. Ведь великолепной Джейд Лиделл приходилось следить, чтобы дочка соответствовала всем требованиям света, хотя бы когда выходила в люди, ведь дворяне и так брезгливо морщили носы, глядя на саму Джейд.

Было чем брезговать на самом деле — Джейд нашли, когда ей было лет семнадцать, в чужих землях и без памяти. Сам миг нахождения Джейд вспоминала с содроганием — кто-то из местных пьянчуг принял ее за девицу из тех, что торговали телом. Говорил что вырез на платье у Джейд уж больно откровенный и плечи голые… “Ну точно эта, как ее…”

Чарльз, что по совершеннейшему счастливейшему стечению обстоятельств оказавшемуся в деревне, успел вовремя — до того, как произошло что-нибудь неприемлемое — в числе прочего и то, что Джейд самолично едва не выдавила нападавшему пальцем глаз и, отобрав у кого-то палку, чуть не выбила из наглеца дух. Разъяренные крестьяне могли и камнями закидать, как объяснял потом Чарльз, устроив Джейд на переднем сиденье своей коляски.

Осмотр врача не дал ничего конкретного. Джейд не помнила даже, как ее зовут, имя подобрали только потому, что какое-то сочетание звуков в имени ей показалось знакомым. Найти хоть слово о ее происхождении не получилось, и тогда семья Лиделл встала перед выбором — оставлять найденку у себя или выставлять на улицу, предоставляя самой себе. Люди они были благородные не только кровью. Джейд приняли в семью.

Как говорила мать Чарльза, у нее была выучка и стать подлинной королевы. Джейд прекрасно сносила высокие и тяжелые прически из своих белых кудрей, замечательно ездила верхом, быстро освоила фортепиано, хотя больше предпочитала рисовать. Конечно, ее картины были почему-то сплошь в голубых тонах, но рисовать ей все равно нравилось.

И еще — Джейд почти не ощущала холод. Даже шубу носила только потому, что нужно — а не потому, что холодно.

Спустя два года, вопреки странному происхождению своей невесты и связанным с ним скандалам, Чарльз Лиделл принес Джейд клятву супружеской верности. Не подумайте дурного — этот авантюрный безумец мог заставить воспылать к нему страстью и куда более холодную леди. Он любил путешествия и регулярно посещал то ту, то иную страну. И сказочник и рассказчик он был великолепный. Перед его речами было сложно устоять.

— В Турции дикие нравы, о Джейд, но замки у них подлинно сказочные, — угощая супругу свежим лукумом, замечал Чарльз и начинал рассказывать о том, какие суровые охранники у паши, сколько у него жен и какими пряностями можно обогатиться на турецком базаре.

Потом родилась Маргарет. А затем Алиса. Девочки росли. И вот однажды Маргарет заболела. Заболела настолько серьезно, что врачи порекомендовали ей лечение в Париже. Чарльз немедленно повез ее туда. И пропал. Они оба пропали.

Семейство Лиделл несло свое горе достойно — на твердых плечах, с незыблемо холодным выражением на лице.

И вот Алисе уже девятнадцать. Девятнадцать лет, а к прическам так и нет пристрастия, ходит, распустив волосы по плечам.

— Где корсет, дорогая? — тихо и бесстрастно произнесла Джейд, глядя на дочь. Алиса тряхнула густой гривой черных волос:

— Мне неприятно в нем.

— Сегодня официальный прием, будь добра соответствовать нормам одежды.

— Скоро эти нормы будут приказывать обувать вместо туфель енотов, — буркнула Алиса, потирая замерзшие пальцы. Джейд дала себе обещание отдать приказание топить камин в комнате Алисы пожарче. Пусть ей будет тяжелей там находиться, но в отличии от неё дочь так по-человечески нехладостойка.

— И не забудь про чулки, дорогая, — в спину отправившейся дочери произнесла Джейд. Страстная встреча косяка и двери уведомила о том, что напоминание было услышано.

И вот она уже готова. Стоит, недовольно дуя губы и зябко потирая плечи. Ну ничего, бал Эскота на открытом весеннем воздухе, там не замерзнешь. Особенно если танцевать.

Джейд вздохнула, сжимая ладони дочери. Сейчас очень не хватало, чего-нибудь что может быть слегка развеет печаль её дочери.

— Держи, дорогая, — Джейд расстегнула цепочку хрустальной подвески и устроила её на шее дочери. Алиса всегда любила это украшение. Пожалуй, этим проявлялось одно из немногих проявлений женской натуры дочери.

— Ты прекрасна, — миссис Лиддел вложила в эти слова все тепло, которое вызывала у неё дочь, — не хватает лишь улыбки.

— Мне снился лев сегодня, — заметила Алиса, глядя в окно кареты, скользя пальцами по украшению — красивому, прозрачному словно кусок льда, ограненный и совершенный, — и он улыбался.

— Разве львы могут улыбаться, дорогая?

— Этот может. Он научил улыбаться всех кошек.

Улыбающийся лев. У Джейд создалось ощущение, что прошлое стоит за ее спиной и ухмыляется, ожидая, что она обернется, чтобы принять его в объятия.

Впрочем, странные фантазии следует изгнать из головы. Не до них сейчас.

Итак, лорд Хэмиш Эскот. От одного только его имени Алисе хочется заглотить живого ежа. Хотя Джейд выбилась из сил, выбирая того, кто мог бы заинтересовать Алису и дать ей дом и благосостояние. А ведь очереди из женихов не было. Кому нужна леди с доходом в двести фунтов в год?

Эскот был дворянином, что заявился из Австралии около пяти лет назад. Родня у него тут была, как и титул и наследство. Он был из тех, кому не было нужды гнаться за приданным и позволять себе романтику. И он уделял внимание Алисе, едва ли не с первого бала, на котором они и познакомились. Он даже привозил своего австралийского приятеля познакомиться с “мисс Лиделл”. Правда, Алиса его не помнила, Джейд же приглянулся темноглазый парнишка с длинными волосами и мечтательными глазами. Ей-богу — вот ему она бы дала свое благословение быстрей, чем Эскоту. Но он не стал свататься.

А Эскот вот решился. Хотя бы не сорокалетний перестарок, и на носу у него нет бородавок. Отчасти его можно даже назвать симпатичным — юный, голубоглазый и худощавый. В отличие от того же лорда Уисхема, который был одним из женихов Алисы и места занимал как трое взрослых мужчин.

— Добрый вечер, лорд Эскот.

— Вы опоздали, — покачал головой Хэмиш, косясь на часы.

— Надеюсь, леди позволительно?

— Придется спешить, — Эскот вздохнул, — Алиса, пойдем потанцуем.

Алиса не очень-то любит танцы. Но идет. Джейд заметила, что как-только отстраненный взгляд её дочери задевал платье миссис Паррел, и по губам проскользнуло что-то вроде улыбки. Зная Алису, миссис Лиделл предположила, что на свет произвелась фантазия о том, что леди Паррел одета не в тафту, а в бабочек и, если они вспорхнут… К чему думать о том, что заранее невозможно? Но Алиса смотрит на облака и наверняка думает, что они словно дым, что пускает изо рта капризный курильщик?

— Мама… — Алиса, что сбежала от Хэмиша и перемолвилась парой словечек с дочерьми семьи Чаттавэй, подскочила к матери и выпучила глаза, словно пытаясь увидеть больше, чем ей полагалось, — мне сказали, что Хэмиш будет просить моей руки. Это правда?

— Да, он договаривался со мной месяц назад, — отозвалась Джейд, а ей так хотелось, чтобы дочь спокойней отнеслась к происходящему. В конце концов, ей почти двадцать.

— Я не хочу замуж, — выпалила Алиса так громко, что мистер Паррел, проходящий мимо, неодобрительно цыкнул языком

— Ты выйдешь за него, Алиса, — твердо произнесла миссис Лиделл, — ты ведь знаешь, у нас ничего не осталось после того, как твой отец погиб. А я… Я и вовсе принята в семью на птичьих правах.

Алиса побледнела, и Джейд всунула в пальцы дочери пузырек с нюхательными солями. Алиса втянула запах масел и, кажется, ей стало чуть лучше. Хотя выражение лица не было подходящим для той, что вот-вот обручится.

— Улыбнись, пожалуйста, он ждет тебя…

Следует отдать должное — Алиса попыталась улыбнуться. Правда, выглядело это ужасно.

Не было видно, но по закостенелости движений было похоже, что ноги у Алисы по пути в беседку не гнулись совершенно.

— Мисс Лиделл, не сделаете ли вы одолжение и не выйдете ли за меня замуж? — что-то тикнуло, такнуло, и горло сдавило похлеще, чем Эскот сдавил сейчас руку Алисы. И все вокруг замерло, и миссис Лиделл поняла, что сама не может даже шевельнуться. зато поняла, что видит, как Эскот сбрасывает с головы свой извечный черный Цилиндр и оказывается, что среди копны соломенно-желтых волос покоятся два длинных белых кроличьих уха.

Кролик? Прошлое за спиной Джейд смеется полуденным звоном Биг-Бена.

Что говорит Эскот, не разобрать — уши заложило, явно чудо, что видят глаза. Но вот Хэмиш пускается бежать. И Алиса словно в полусне бежит вслед за ним. А пять минут назад ей хотелось спустить его с крыши его же поместья. Ох, эта ветреность юности.

— Алиса, только будь осторожней, — мысль тревожно сорвалась с поводка и начала бегать вокруг Джейд. — Только будь осторожней. Я не хочу потерять еще и тебя.

* * *

— Хэ-э-эмиш, — Алиса отстала, и голос сорвался из-за нехватки воздуха. Ему-то хорошо — мужская одежда непригодна для бега разве что туфлями. А вот у Алисы корсет, который горничная с утра затягивала порядка сорока минут, и куча юбок, предназначенных для того, чтобы компенсировать отсутствие определенного женского достоинства у любительницы верховой езды Алисы Лиделл.

Они бегут по парку. Спасает то, что Хэмиш бежит, не особо скрываясь. Совершенно не по-кроличьи. В груди закололо, но скорей радостно. Алиса мечтала сбежать — от холодных стен дядиного поместья, от матери, которой, кажется, наплевать на наличие Алисы, от чертовой необходимости не сквернословить и выходить замуж.

Ну вот, Алиса едва не врезалась в древний дуб. Кажется, водя ее сюда прошлым летом, Хэмиш говорил, что это сердце парка.

Теперь среди узловатых корней “сердца” — чернеет провал. Алиса повертела головой, но Кролика-Хэмиша нигде не наблюдалось. Тогда Алиса склонилась над чернотой ямы, пытаясь разглядеть хоть что-то. Не судьба. Ее ожидал резкий толчок в спину, и вот она уже с визгом летит в черноте.

— Хэ-э-эмиш, у-у-урод.

— Меня зовут Нивенс, ты, капустная голова, — донесся недовольный голос над головой.

Пять минут, полет нормальный.

— Если выживу, прирежу-у-у…

— Многообещающе, моя маленькая булатная леди, — хмыкнул невидимый Кролик, — вот только я искренне надеюсь, что меня успеет разделать на котлеты моя ненаглядная супруга. Я ведь не сказался о своей отлучке. А Моя Королева этого не любит.

— Так ты жена-а-ат? — как он ухитряется говорить и быть услышанным? Вопли Алисы приглушает воздух, что несется им навстречу.

Сдавленный смех Кролика огласил темноту.

— Разочарована? Думаешь, таки идея этой свадьбы была хороша? У меня еще и дочь имеется.

— Подле-е-ец, — Алиса задрала было голову, но едва не познакомила свой нос и ботинок Хэмиша-Нивенса. Не самое приятное знакомство было бы, между прочим. Да даже с ботинком королевы — извините, но нос Алисы знакомиться не хотел. В отличие от Алисы, ушастый проходимец — а как его называть с поддельным именем, если не так? — падал с удобством — усевшись на мягкий стол и закинув ногу на ногу, попивал чай. Великолепная картина.

— Нет, но если тебе так хочется, ты вполне можешь присоединиться ко мне и Миране какой-нибудь ночью. Моих сил, думаю, хватит. Я ж кролик. В определенном смысле.

Алиса прибила бы ушастую скотину, но Кролик благоразумно парил поодаль, а чайник, что пролетал мимо, Алиса поймать не успела.

— Ну нет бы оценить, а? Я тут уже вторую нору только для нее прорыл сквозь междумирье.

— Вторую? Так те сны… не сны? — нежданно нежесткое приземление на твердый клеточный пол… Ой, нет — не пол — потолок, о чем известили краткий кувырок и локализация под люстрой. Странно мягко было упасть, в общем.

— Алиса, будь добра, слезь с меня, — сдавленно прохрипел Кролик. — Без обид, но ты отнюдь не Мальямкин.

— Куда уж мне до Сони, — обиженно и как-то по инерции ответила Алиса, и на роже Нивенса расцвела радостная улыбка

— Ты все-таки помнишь…

— Можно сказать так, если брать в расчет, что я сейчас сплю и снова в том же сне, что и всегда.

— Знала бы ты, сколько “Алис” здесь уже побывало, — тихо пробормотал Кролик, — словно по конкурсу проходили, но то все были не те. Не будь я МакТвисп, если я уже не отчаялся найти именно тебя.

— Благодарю. Кроли… Эм-м… Где мы, МакТвисп? — спросила Алиса, осматриваясь.

— Хороший вопрос. Кстати, зови по-прежнему Кроликом. Пусть тебя не смущает мой… вид, хе. Да, все пошло совсем не так, как я предполагал, — видимо, во взгляде Алисы мелькнуло недоумение, ибо Нивенс поспешил объяснить: — Когда мы бежали сюда, я несколько поплутал временными тропами в надежде вернуться через несколько дней с момента путешествия. Но нас должно было выкинуть неподалеку от Мармории... Кажется, вот эта дверь… Выходит на кладбище.

Дверь была мелковата. Как для Алисы, так и для этого непонятного человекообразного Кролика или кроликоподобного человека. МакТвисп зарылся в карманы камзола тем временем. Посыпались ключи, отвертки, шестеренки, и наконец на свет появился голубой пузырек.

— Уменьшунка это, только пей не больше одного глотка, иначе я потом тебя не найду — меньше мыши будешь.

Вкус у этой субстанции был кисловатый и мятный. Вкус свободы — потому что Алиса с наслаждением вынырнула из корсета. Хорошо, что запоздало спохватилась, что платье тоже стало велико — а то представляться перед мужчиной голышом — ну к черту, его ж и не убьешь сразу — бегает быстро. Накрутила из подола что-то вроде сарафана до пят. Обувь — ну тут уже ничего не сделаешь. Осталась босиком.

А вот Кролик… Почему его одежда уменьшилась? Это форменная несправедливость.

— Я контролирую преобразования материи, — не дожидаясь вопроса, буркнул МакТвисп. Взгляд был очевидно красноречив и недоволен.

— Идем.

Ветер ударил в лицо. Да, пусть еще и не ночь, но кладбище — не самая лучшая местность.

— Что ж... — Кролик вздохнул. — Пошли, пожалуй. Отсюда до Белого замка путь неблизкий. Алиса... Алиса?

Вот почему взгляд сам нашарил блуждающего между надгробий человека в черном? Потому что единственным ярким пятном были его ярко-красные волосы? А черное на нем было все — начиная от рубашки и заканчивая цилиндром.

Внезапно зловещий тип повернулся в их сторону, и Алиса с Кроликом не удержались от удивленного вдоха.

— Шляпник...

— Террант...

Хайтоппа было не узнать. Алиса помнила цветастый костюм и горящие радостным сумасшествием глаза Шляпника. Тот, кто сейчас стоял перед Алисой, не был похож на Терранта Хайтоппа ни единой чертой лица. Шляпник, казалось, постарел лет на тридцать. Рыжие волосы спутались, потускнели, а местами и поддались седине.

— МакТвисп? Уже вернулся? Зря, — безжизненный голос Терранта пугал еще больше его собственного вида. Однако на прибывшую с Кроликом девушку Шляпник уставился весьма пристально.

— Алиса? — вопрос был пронизан отсутствием веры.

— Она самая, Террант. Настоящая, — подтвердил Кролик.

Шляпник несколько приободрился и даже немного улыбнулся, но взгляд его вскоре померк.

— В недоброе время вы вернулись.

— Да что, в конце концов, произошло? Меня не было всего несколько дней! — не вытерпел Кролик.

Хайтопп невесело ухмыльнулся.

— Гораздо больше, Нивенс, гораздо. Около нескольких месяцев. А касательно того, что произошло, — Шляпник повел рукой, указывая в сторону кладбищенской сторожки, а по совместительству и жилища Гробовщика. Кого-то провожали в последний путь — у сторожки лежало два гроба. Рядом с ними тихонько скучковались несколько гостей.

Алиса узнала среди тех, кто пришел, Соню, Зайца и Чешира. А это, видимо, братья Ди и Дам. И ее Белое Величество. Ой-ой, вот это взгляд был послан Кролику. И любовь, и ласка, и… страстное желание выкопать третью могилку для блудного супруга?

Алиса не была уверена, что узнает покойников. Да и сделать это на таком расстоянии не представлялось возможным. Кролик вопросительно глядел на Хайтоппа, мрачневшего все сильней по мере приближения к стоявшей у одной из могил статуе.

Несмотря на печальный подтекст события, следовало отдать скульптуре должное — мастер постарался на славу: тщательно высек каждую складку плаща и ленты, украшавшей цилиндр, каждую прядь длиннющих волос, каждую черточку лица, не упустив ни единой детали, ни единого шрама и сумев передать вечно ехидную ухмылку оригинала. На ярко-зеленые глаза Мастер даже не пожалел нескольких изумрудов. Статуя была дополнена, очевидно, вещами погребенного: цепочкой с медальонами на поясе и кольцом на левой руке.

— Все же Ирвикет — мастер своего дела. Как живой, правда? — апатично отметил Шляпник, наблюдая за ошарашенным лицом МакТвиспа.

— Как это вообще возможно? — Нивенс был в шоке. — Уж кто-кто, но Гробовщик... Как? И... А кто еще?

— Боюсь, это понравится тебе еще меньше, мой друг.

Шляпник молча отошел в сторону, открывая вид на еще не установленное надгробие в виде часов, гласившее: “Джулиус Манрей. Спасибо за все, что ты сделал для Нижнекрая, Часовщик”.

Алиса сдавленно охнула. Да, этот мертвец узнавался хотя бы по страсти к часам и черным длинным волосищам. Вспомнила, ничего не скажешь.

Кролик, казалось, оглох, крепко вцепившись в ближайшее надгробие. Все, что он только что узнал, не укладывалось в голове.

— Джулиус... друг... учитель…

— Будто Гробовщик тебе был чужим, — тихо и совершенно спокойно произнес Шляпник.

— Они мертвы, оба. Я даже не могу представить, что чувствуешь ты… Ведь ты… — и МакТвисп замолчал.

— Один? Последний? — Хайтопп глухо засмеялся. И страшней этого смех было трудно представить. — Вот уж правда, Ведьма разошлась не на шутку.

— Как, черт возьми, это произошло? — Кролик невольно чертыхнулся в излюбленной манреевской манере.

— Не лучшее время об этом сейчас говорить, — грустно покачал головой Шляпник. — Пока что. Наше дело — проводить их в последний путь. Алиса, тебе, наверно не стоит здесь находиться... Может, лучше увести тебя пока куда-нибудь подальше?

— Нет, — отрезала Алиса. — Я останусь.

Вот и почему здесь, среди гробов, Алисе было уютней, чем дома, вместе с матерью? Наверное, не зря в тот — первый — раз ныне покойный Гробовщик прикармливал ее печеньками и водил по всему кладбищу с куда более подробными экскурсиями, чем делала даже Красная Королева по своим садам?

Не было торжественных речей. Не было многословных прощаний. Местные и так знали, кому и чем обязаны. От каждого доносилось тиканье часов. Каждый видел последнего из Клана, которому Подземье было обязано очень многим.

Постояли. Помолчали.

— Кто это? — Алиса дернулась, услышав шуршание гравия от чьих-то шагов.

А вот этого персонажа она не помнила.

К собравшимся спешно шагал юноша в зеленом цилиндре с трефовой картой за лентой и весь перепачканный краской, и судя по осанке и высокомерному выражению на физиономии, он был просто обязан быть чем-то не меньше герцога.

— Опаздываешь, Нанадруо, — пискнула Соня.

Обращение к тем кто все еще читает этот бред: в предыдущую главу было добавлено несколько незначительных деталей. Если эти ружья бабахнут — лучше понять, где они повешены)

На берегу близ маяка первым во всем Нижнекрае видели свет. Дневная Звезда начинала свое путешествие по небесному куполу от моря Расчудесии и до дальних болот Зазеркалья.

В небольшом домике практически у самой воды заворочался его хозяин.

— Чешир, слезай с моих ног, — пробурчал спящий, пытаясь спихнуть с одеяла кошачью тушу.

— Ну, Над, ну еще полчасика, — потянулся Кот и завернул нос в хвост.

— Какие к морскому дьяволу полчасика, — рассвирепел Над и прицельным ударом пятки снес с постели Чешира, обиженно мрякнувшего и растворившегося до головы. — У меня, вообще-то, клев. И если ты, драная волосатая щетка, не понимаешь, что если мы не поймаем хоть пару рыбин, то останемся без жратвы, то ты, разумеется, можешь отправляться спать.

Кот презрительно усмехнулся и, сшибив со стола чашку, исчез окончательно.

— Ну и проваливай, мохнорылый ленивый ублюдок, — раздраженно буркнул Над, — припрешься пожрать, даже не сомневаюсь. Тебя же Хайтопп таксидермирует, если живым найдет.

Одевался Над торопливо — время клева истекало, он практически проспал. Ведь помимо того, чтобы забросить удочку в воду, надо было смешать подкормку, определиться с тем, стоит ли выплывать, проверить снасти, допереться до лодки или пирса и догрести до рыбного места, если выбор падет на лодку.

Однако надежда успеть все не умирает в принципе.

Над глянул в окно — море было спокойно, ветер был, может, совсем слабый. Грести не хотелось — а значит, рыбачим с пирса.

Перехватил удочки, проверил наличие снастей в сумке, подошел к сапогам, обнаружил в них свежую котовью месть.

— Я тебя на кисти пущу, драный короткоусый валенок, — заорал Над во весь голос, зная, что шерстяная скотина где-то на чердаке скалится во всю свою подлючую пасть. Угроза была нешуточная — и если сегодня не будет поклевки, можно пустить это ублюдливое создание в суп.

Ботинки не хотелось таскать на пирс — все таки там летали брызги, даже несмотря на внешнее океаническое. Сапоги, однако, были отправлены в корыто у дома. И если даже Над и простит Чешира, то сапогами в голову ему точно запустит. За планированием грядущего возмездия и прошел путь на пирс. Над сбросил ботинки на доски и спустил босые ноги, подставляя их брызгам прибоя.

Пустыня Красного Безумия не так уж велика. И Угрюмый Брег всего лишь был ее окраиной, примыкавшей к Океану Снов и имевшей свои географические очертания. По Прибрежью Растерии было разбросано много мелких хижин, в которых ютились скромные обитатели Нижнекрая, что не нашли себя ни в одном из кланов. Нанадруо Смобгек — хотя лучше просто Над, ибо имечко мама-Герцогиня явно придумывала очень старательно, — жил в наследном поместье на побережье. В гордом одиночестве — ибо к черту прислугу и прочие нюансы обладания титулом. Их тоже кормить надо, а тратить на это усилия — да сожри их Кракен, вот еще. Да и перед кем икру метать? Перед Кланами?

Герцог Смобгек-младший чихал на всевозможные Кланы — не для того его мама растила и папа учил порталы рисовать. Тем более даже ученичество ему не предстояло — смешивать искусство было строжайше запрещено, а отец формально был главой зарождающихся Кисточников. И Над был его учеником. Ну, что поделать, если не успели…

Был бы выбор — к Цилиндрам Над бы сходил… Вообще — если рискнуть, может, и выйдет что — тем более за спрос в нос не дают. Да и от Цилидров и Поварешек уже и не осталось ничего. Однако пока что собственная бескланность не припекала, да и от королевского двора был выдвинут недвусмысленный намек — Королева не собирается возрождать Кланы. Королева вообще что делать собирается — еще не знает. Но Кланы — ей не нужны. Хотя их было немного. А Расчудесия была огромна. Почему бы не править теми, кто остался? Их хватало.

Хотя Над признавался честно — свое искусство ему было дороже. Конечно, чтобы достичь отцовского уровня мастерства с его оживающими картинами, Наду предстояло стереть не одну сотню кистей, смешать не одну тысячу красок, но все же — портальщиков было мало.

Леску удочки повело. Кажется, суп из Чешира варить не придется. Перехватывая сачок, Над начал вытягивать рыбину. С одной стороны — рыбища была тяжелая, и это не нравилось, а с другой — пару дней можно будет не париться пропитанием.

Палтус. Повезло. Так и быть — Над обойдется только хвостом Эрея. Из него можно сделать вабики [1] и кисти. Теперь о том, какие зловещие планы реализовать на несчастной рыбине. Вечером намешать уху. А сейчас можно озадачить Манрея рыбным пирогом. Сам Над пироги не пек. А вот Часовщику полезно отвлечься, а то совсем уработался — видано ли дело — обслуживать все Часы Жизни королевского двора и чинить все часы, что ему приносят после казней. И ведь прошел слух, что некоторые часы до Манрея не доходят. Вот и отвлечется. И сам пожрет не только свой кофе, который мог ложками есть, прямо в зернах.

Над подхватил ведерко с рыбиной, вернулся в дом, надвинул на уши цилиндр, глянул на мольберт с недописанной вчерашней бурей. Краски заманчиво тянули к себе, мазки светотеней намекали на собственное несовершенство, но подавив соблазн, Над решил, что навестить Часовщика важней. В конце концов, кто как не Джулиус подарил Наду Часы? За просто так, между прочим. А кто Над такой? Это Кланы водят такие важные знакомства, а Над-то простой рыбак, хоть и сын Герцогини. Ну, шляпу сам себе наколпачил, ну так без шляпы-то уши торчат совершенно неприлично.

Над в последний раз проверил все, что взял с собой: рыбина в ведерке — есть, кисточка любимая — плоская, кстати, щетина уже поистерлась — взята, пузырек с чернилами кальмара — тоже, цилиндр на ушах. Кстати, надо выловить еще одну гадину — оставаться в преддверии урагана без основного компонента краски для порталов — не самая радостная перспектива.

Краска для одноразовых, гаснущих после прохождения по ним одного человека, слишком густая — еле ложится на кисть. Надо смешать растворитель и развести ее, а то быстро кончится. Этим и стоит заняться после прогулки до Манрея.

Твердой рукой Над обозначил на стене черный прямоугольник и закрасил его, плотно, не допуская просветов. Можно, конечно, допустить пробел в мазках и оставить прядь волос в каменной кладке дома. Или глаз — смотря чем влипнешь.

Портал подумал-подумал и таки активировался. Такая задумчивость портала понятна — у Нада нет настроения никуда идти. Утро — у Манрея наверняка полным-полно надоедливых придворных — этому почини то, тому подкрути это, этому кажется, что его Часы пора подзавести. Поэтому Над терпеть не мог королевский двор ее величества Малиновой Ведьмы. Звали. Ну как же — Трефовый Валет, сын Смобгеков, что были первыми Кисточниками. Вот только Клан так и не успел зародиться — Нанадруо был единственным учеником своего отца, а сам обучить никого искусству рисования порталов не мог. Да и дело было далеко не в порталах. Отец мог все что угодно. Одним движением кисти решал любую проблему. Ну, почти любую. Тот прощальный пинок в Скорбьдень в черную воронку временного портала Над помнит до сих пор. И Найтмейр помнил, ведь Над свалился ему на голову и сломал его любимую трубку.

Однако идти к Часовщику надо не только завтрака ради — Часы сбоят, дыхания не хватает даже на непродолжительную пробежку. Сказывается, что живет Над на побережье — Часы регулярно приходится чистить от ржавчины. А ведь Манрей делает качественные влагонепроницаемые механизмы. Да и сам, в отличие от многих обитателей Расчудесии, не раздражает.

Портал получился мягким и теплым, словно лапы Чешира. Припрется, небось, меховой паразит, вечером на уху. Нет, прощать его никто не собирается.

Часовая Башня встретила тишиной. Неожиданной тишиной. Не тикали даже основные часы Нижнекрая — а значит, время, и так замедленное Манреем, чтобы стареть нижнекрайцам не пришлось, остановилось вовсе. Над бросил взгляд на небо — так и есть. Их звезда-светило замерла над горизонтом в предрассветном состоянии.

Отныне не завершится ни один день. Видимо, часы остановились не сразу — и двигались по инерции. Но почему они остановились?

Манрей не мог этого допустить.

Над завертел головой. Мастерская была пуста. Опустошены все ящички с инструментами и ядами. Что не было унесено — было побито, поломано, порвано и валялось на полу скрипящим под ногами покрывалом.

Либо Манрей сбежал, либо…

Над бегом спустился по лестнице и выскочил из башни.

Так и есть — на двери швейными булавками пришпилена записка.

“Похороны Джулиуса Манрея состоятся никогда. Ждем вас на кладбище”.

Никогда — тогда, когда исчезнет время. Если не поторопиться — можно опоздать, даже если время не идет. Над рванул из кармана кисть и баночку с краской. Портал на кладбище получился меньше — в него Смобгеку пришлось нырять, нагибаясь. Ну а что поделать — краски было мало, а еще домой добираться.

Неподалеку от сторожки Гробовщика возле двух гробов кучковались немногие явившиеся. Возле двух? Да чтоб не быть трефам в козырной масти, если Над хоть что-то понимал.

Манрей выглядел бледным и мертвым.

Хм, а где, собственно, сам директор похоронного бюро? Секунду, кажется, со стенки гроба свесились несколько длинных седых прядей. Гробовщик ухмылялся даже в смерти, готовясь к собственным похоронам. Хайтопп, стоявший у гроба первого и в результате — последнего Главы Клана, был похож на мраморную статую. Лишь рыжие волосы, шевелившиеся на ветру, выдавали в нем принадлежность к живому миру.

Девушка рядом явно чувствовала себя неловко. Она была чужой. От нее единственной из живых не слышалось тиканья Часов Жизни.

— Опаздываешь, Нанадруо, — Соня пискнула несмело и совершенно печально. Белый Кролик, грустно вздохнув, прикрыл испачканными в земле руками глаза.

— Хоть бы зашли, — проворчал Над, прощально касаясь лба Манрея пальцами. Ну вот, еще одним другом стало меньше. Хотя их и так было не слишком-то много.

— Извини, — тихо произнесла Мирана. Такой подавленной Над давно ее не видел. Да, она по-прежнему тяжко переносила любую потерю.

— Ничего, сестрица, — Над сжал пальцы Белой Королевы.

Беззвучно спустили гробы в могилы. Не произнося ни слова, забросали их землей.

— Ну что ж, господа, я отдал вам дань уважения, — раздался из-за спин всем до омерзения знакомый голос, — а теперь вы все арестованы.

Стейн, стянув перчатку, провесил портал прямо в воздухе. Над скривился, просто от обиды. Отец не успел научить его этому — ему для порталов неизменно нужна была основа.

Из портала почти галопом побежали алые карты, окружая собравшихся.

— Беги, Нивенс, — прошипела Белая Королева, — нас не должны видеть вместе.

— Плевать, отбрехаюсь, — и Кролик рванул из ножен шпагу, — а вот тебя спасать надо.

— Помоги мне, МакТвисп, — Над отстегнул от ремня палитру и кисть, — она сама не уйдет.

Карты наступали, свой последний портал на сегодня Над нарисовал на ближайшем надгробии. Мирану запихивали в него втроем — Хайтопп, Кролик и Ирвикет. Белая Королева кусалась, сквернословила и пыталась оторвать Кролику уши. Недолго. Портал погас, как только ее Белое Величество в него свалилось.

— Ну а теперь пора и под арест, — хохотнул Кролик. Да, он пользовался одним-единственным преимуществом — Ирацибета не знала о его антропоформе.

Она всегда разделяла Питера Уайта — бунтовщика, кролика-оборотня — и Нивенса МакТвиспа — верного глашатая королевы. А МакТвисп тем временем клептоманил и шпионил обо всем, до чего дотягивались загребущие кроличьи лапы и уши.

— Смобгек, — Над обернулся и лишь по инерции поймал брошенную Хайтоппом саблю.

— Алиса… — Шляпник выдернул из шляпы длинный кинжал.

Девушка побелела… Руки, принимающие оружие, кажется, тряслись. Над закатил глаза. Бравный Воин им достался, ничего не скажешь. А Танкери в это время уже разносил кладбище — швырялся могильными камнями в наступающие карты. Ох и пользуется он тем, что Гробовщика только что закопали. Директор похоронного бюро прибил бы зайца гвоздями к стене за подобный акт вандализма. За один — а тут имело место злостное злоупотребление.

Карты сбивались, а Заяц хохотал, выкрикивал: “Страйк” — и метал следующее надгробие.

Раздался противный, режущий уши свист — Стейн зажимал в зубах белый костяной свисток. Рев из прикладбищенского бора известил о том, что у Брандашмыга не испортился слух.

— Ой как все плохо, — процедил МакТвисп, шаря пальцами по огромным часам, что покоились у бедра. Кажется, именно в них он копил время для своих ускорений и замедлений окружающих.

— Не застопоришь? — МакТвисп замотал головой:

— Последние минутки растерялись в Норе.

Раздался визг — на Алису мчался Брандашмыг. Девчонка даже выронила из рук кинжал.

— Ай-яй, — Кролик рванулся наперерез. Соня была быстрей. Берсерк на то и Берсерк.

— Беги, безмозглая, раз кишка тонка, — рявкнула Мальямкин на Алису, вонзая шпагу-булавку Брандашмыгу в глаз. Огромный дикий кот взревел от яростной боли. И сшиб Алису, полоснув по плечу когтистой лапой. Кажется, боль вывела эту дурынду из ступора — подхватив кинжал, который ей был бесполезен, она наконец-то побежала.

— Компотику не желаете, господин Валет? — по совпадению веса фигур Над втянул голову в плечи — Заяц, израсходовавший все ближайшие к нему надгробия и опустошавший карманы с зельями, мог вполне случайно перепутать Вальтов. Хотя бесстрашный бубновый Хайтопп с гиканьем сносил двуручником голову уже шестой карте неподалеку от зоны метания взрывающихся пузырьков Марта.

Вслед за Алисой и МакТвиспом гуськом бежали десяток латников. Проклиная чертову необходимость, Над побежал следом. МакТвисп со своей шпагой много не навоюет, а Соня уводит от Алисы Брандашмыга, так что паре карт герцог Смобгек точно жизнь прервет.

О, первая в этом списке только что лишилась головы. Хорошая сабля, острая. Шляпник всегда держит свой арсенал в идеальном состоянии.

— Бегом, бегом, — мимо пронесся Хайтопп, — добиваем оставшихся, и Стейну придется возвращаться с пустыми руками. В Цилиндрию он без солдат не сунется.

Легко говорить — до Цилиндрии было километра три. Часы Нада протестующе спешили, угрожая сдуреть от скорости.

Свист двуручника, и Хайтопп снес голову еще одной догнанной карте. Заяц подцепил телекинезом валун и прицельным броском смял в железный блин четырех латников. Оставалось еще четыре. Но о них уже позаботился МакТвисп — при пробегании зацепив ладонью одну из коряг. Деревяшка увеличилась в размерах раза в три.

Семерка, бежавшая первой, споткнулась об неожиданно возникшее препятствее, и бежавшие за ней солдаты сложились на нее стопочкой.

— Йи-их, — сабля, рухнув сверху вниз, с налету снесла головы всей стопке, а Хайтопп, прыгнув сверху, пригвоздил все четыре латных туловища друг к другу.

— Ну вот, теперь можно и прогуляться, — буднично заметил Шляпник. Бубновый Валет начистил всем врагам бубны и заскучал, когда бубны кончились. Как это предсказуемо и как ожидаемо от масти.

До Мельницы, что стояла на самой окраине бывшего города Цилиндров, оставалось несколько сотен шагов. И все равно — когда вся честная компания ввалилась в мельницу Шляпника, не запыхались разве что Кролик и Заяц.

Мирана спрыгнула с подоконника и, поймав МакТвиспа за белое ухо, оттащила в сторону. Не повезло Кролику. Быстро же Мирана от Мармории до Цилиндрии добралась.

— Надолго отстали?

— Понятия не имею, — буркнул Шляпник, склоняясь над камином, — наверное, Стейн вернется за подкреплением. А раз вернется — значит, застрянет в замке на денечек — просто так его Ведьма не отпустит. А без солдат он не сунется в Цилиндрию.

— Что случилось с Манреем? — наконец произнес Над, отдышавшись.

— Стейн решил, что обойдется без ремонта часов…

— Меня больше волнует Гробовщик, — в окно ввалилась взъерошенная белая Мышь и набросилась на кусок торта, появившийся на столе в ту же секунду, — он же Жнец. Они не умирают вообще.

— Жнеца может убить только его же коса смерти, — дернул плечом Шляпник.

— Ну так разве кто попало мог полапать Косу? — поинтересовался Над. Нелогично это было, ой нелогично.

— Ты не был Цилиндром, ты просто не знаешь — все, кто принимались в Клан, могли пользоваться самым страшным его оружием. А Стейн…

Чашка треснула в руках Шляпника. Да, к Червовому Валету явно уже было что предъявить. Алиса благоразумно вынула из рук Шляпника осколки, отодвинув при этом кандидатов в жертвы.

— Стейн не очень долго был в Клане, разве нет?

— Ну как же, если пять лет — это недолго, — фыркнул Шляпник, — все разузнал, все разведал.

— А потом побежал учиться порталы рисовать, — у огня, обнимая лапы хвостом, проявился Чешир. Над поморщился — наличию в учениках отца предателя он не радовался.

— За то и изгнан был, — буркнул Шляпник, — нельзя между Кланами бегать, самых выгодных знаний себе искать.

— А Ведьма-то не дура — подобрала “бедного изгнанника”.

— Ну “не-дура” она весьма избирательно, — буркнул МакТвисп.

— Не оскорбляй сестру, — ровно произнесла Мирана.

— А она-то тебя не очень хвалит, пусть и кровинушка, — дернул плечом Кролик, но… Взгляд Белой Королевы был способен сломать шею, поэтому Нивенс решил, что жизнь дороже. И семейное благополучие тоже.

— Так что мы делать-то будем? Тапочки белые заготавливать? — Над стянул с ушей цилиндр, подальше от вездесущего Чешира, уж больно подозрительного зыркавшего на чужое имущество шляпного характера.

— Меч нужно спереть, вот, — оживилась у камина Соня, — Бармаглота снимем — а дальше Ведьме деваться будет некуда.

— Сестра и без Бармаглота очень опасна. В бою с кукольниками она демонстрировала страшную магию.

— Меч так меч, — флегматично пожала плечами Алиса, глядя, как Мирана бинтует ей раненое плечо.

— МакТвисп, можно тебя? — в голос произнесли Над, Шляпник и Соня.

Щеки Кролика запылали. Да, уж ясно тебе, что тебе хотят сказать. Ровно как и всем известно, чего ты хотел, приводя сюда Алису. А теперь — во многом из-за его отсутствия — Часовщик убит, и Гробовщик тоже — уже ситуации точно не придумаешь. Хотя нет — ситуация хуже — когда у воина, что должен бы снести башку дракону, бравности не наскребется даже блюдечко.

Все вчетвером вышли на улицу.

— Это не та Алиса, — заявила Соня, прямо и без лишних экивоков, — ты привел не ту.

— Та, — яростно вскинулся Кролик, — просто она ничего о нас не знает.

— Допустим, узнает, — произнес Шляпник скользя взглядом по розовому рассветному горизонту, — но она не пойдет головы сечь для нас. Не пойдет против дракона. Ты видел ее сегодня. Она не булатная. Ее не хватит на то, чтобы против Карты выйти, не то что против Дракона.

— Ее предсказал Абсолем, — на Кролика было страшно смотреть. Он не был намерен оставлять эту Алису без защиты.

— Значит, он чего перекурил, — Над скептически качнул головой. — Если эта девчонка убьет Бармаглота — я приготовлю свою шляпу в сметанном соусе и поужинаю ею.

— Может, вы и не верите, что она не та, это ваше право, — холодно буркнул Нивенс, — но спорим на что угодно, она победит Бармаглота в Бравный День.

И Кролик с преувеличенной четкостью движений развернулся и вернулся на мельницу. Похоже, они говорили громко — Алиса, сидевшая у камина, была бледная как смерть, но уши гневно пылали. Забавное сочетание красок. Но на героиню она по-прежнему не тянула.

[1] Вабик — интересная искусственная приманка, ее иногда называют пресноводным самодуром. Главное предназначение вабика — стимулировать охотничий инстинкт хищной рыбы.

— Ты не идешь.

— Иду.

— Не идешь.

— Иду.

— Семейная идиллия во плоти, — зевнул Чешир, греясь в лучах солнца, падающих через стекло на подоконник.

Кролик метнул в сторону источника звука нож. Чешир фыркнул, перелетая на соседний подоконник. Нож укоризненно воткнулся в раму, войдя на треть лезвия в дерево, и пронзительно зазвенел, выражая все свои мысли относительно косоглазия своего хозяина.

— Что-то руки дрожат, — отметил МакТвисп и снова развернулся к Белой Королеве. — Ты по-прежнему никуда не идешь.

Мирана сощурилась:

— Ты, может, мне и муж, но Королем ты не стал.

— И впредь не стану, такими-то темпами, — буркнул Кролик. — Вот на кой тебе идти? Ты ж обет дала — никакого вреда живым существам.

— Дала и дала, но прикрыть вас надо будет.

— Чем ты нас прикроешь? Улыбнешься охране? Или, может, глазки построишь? Так это будет вред — я ж их заморожу и прирежу.

Ревнивый Кролик — это нечто очаровательное. А очарование, зажимающее в зубах нож, — очаровательней вдвойне.

— Нивенс. Я пойду с Алисой за мечом, — отчеканила Мирана, — и советую тебе вспомнить, что ты всего лишь Рыцарь [1]. Даже не Офицер.

— Все, сдаюсь, — Кролик демонстративно развел руками, — если моей Королеве что-то приспичило — даже будь это несусветная глупость, — она это выполнит, и никакой здравый смысл ее не остановит.

— Вы идите за чем хотите, хоть за росой на заре, — глухо произнес Хайтопп. — А я заберу у Стейна Косу. Это оружие Клана. И позволить Стейну владеть им...

— Только не пытайся его сразу же порешить, — взмолился Кролик, хотя тут же замолчал. — Где Часы Манрея? — внезапно спросил он, присев на краешек кресла. — При нем похоронили?

— Издеваешься? У Стейна, — Шляпник поднял уставшие глаза, — похоже, он хочет использовать их в своих экспериментах.

— Мне нужно проверить. Если в них есть жизнь — может… — Кролик качнул головой, словно понимал, что думал о глупости, и в то же время она его очевидно не отпускала.

Хайтопп развел руками.

— Но Часы и Косу Стейн вряд ли держит вместе с Мечом. Не в его стиле.

— Разумеется нет. Это было бы абсолютно нелепо. Но вот тут нам помогут Твидлы. Лучше них тайн дворца даже я не знаю — меня постоянно не бывает на месте. Все никак не пойму, почему меня до сих пор не уволили?

— Оптимистично смотришь на вещи, Нивенс. По мне, так увольнение давно заменило обезглавливание.

— Мирана, у тебя чернила кальмара есть? — Над обреченно вздохнул. Бросать этих идиотов, которые собираются полезть в Замок к ведьме, было бы совершенно глупо.

— Да, были…

— Тогда мне нужна твоя лаборатория. Намешаю краски.

Над встретил три встрявших взгляда и улыбку Мираны и чуть не сплюнул от досады.

— Ты не выказывал прежде отвращения к двору… — осторожно пискнула Соня.

— О да, — ядовито фыркнул Над, — И поэтому я, по-вашему, люблю Ведьму. Каждое утро и каждый вечер. И целый день напролет.

— Над, — умоляюще произнесла Мирана.

— Ладно-ладно, — махнул рукой тот, — не оскорблять твою сестру. При тебе. Я помню.

— Спасибо.

Собравшись с мыслями, МакТвисп хлопнул себя по колену и встал, в который раз прокручивая в голове навязчивую идею:

— Итак — стартуем в Марморию, готовимся, а потом — рвемся искать проблем на мои уши, — заключил он.

— И на мои, — Кэр топнул, и пол провалился, открывая Нору, — сократим дорогу, нет?

* * *

— Ну что там? — дремавший Кролик приоткрыл один глаз и нащупал им шагающего по коридору к лаборатории Шляпника. Тот был уже во всеоружии — со всеми своими отравленными булавками на броши, со всеми нитками-удавками в катушках на перевязи. Шляпа, служившая ему верой и правдой в качестве портативного многомерного арсенала, была очищена и местами даже подштопанна, а в ленту, опоясывавшую цилиндр, вместо обычной записки была вдета карта — бубновый валет вышел на тропу войны.

— А ты сунься и проверь, — усмехнулся Кролик — ну не ему же одному страдать. Шляпник подозрительно прищурился, но, приоткрыв дверь лаборатории, сунул голову в щель.

Дзинь. Бах. Шляпник спешно вернул голову обратно в коридор. В двери торчал нож, которым Мирана шинковала ингредиенты, а вокруг острия расплывалось зеленое пятно зелья. Шляпник провел пальцем по жидкости, затем сунул палец в рот.

— Кэр, перца не хватает, — Заяц рыкнул на это заявление и отправил в старого приятеля пустую колбу — Танкери всегда остро реагировал на критику своей стряпни. Шляпник поймал посудину и, выдернув из двери нож, прошел внутрь.

Над был единственным не среагировавшим на открывшуюся дверь. Он отсчитывал время выдерживания для краски — после добавления в раствор кошмарных снов чернил кальмара смесь на огне нужно было держать сорок мгновений, затем добавить сушеные крылья шнырьков… “Ох, бедные шнырьки”, — восклицала всегда Мирана. “Они были мертвые”, — недовольно бурчал Над в подобные моменты.

— Ваше величество, — Шляпник, улыбаясь, поклонился и вручил Королеве нож…

— Что за манеры? — Мирана тряхнула головой и вернулась к шинковке несчастных стеблей зверобоя. — Меньше бы ты манерничал, Террант, — этикет не идет твоему безумному лицу.

— Готово, — Над перетащил котел ближе к открытому окну, чтобы его содержимое быстрей остыло, — краска для многоразовых порталов, держится не на количестве прошедших, а зависит от времени.

— А если времени нет?

— Значит, погаснет, как только погаснет, — пожал плечами Над. — И если портал закроется раньше... Можно руку оставить, можно ногу… Можно вообще застрять в основе на веки вечные, но это уж очень редко происходит. Для этого нужна полноценная работа.

— А если замедлить время — портал продержится дольше?

— Нет. Наверное. Быть может. Не знаю, не пробовал.

— Ты ж говорил у тебя нет времени?

— Пф, — Кролик фыркнул, — пока вы тут черепашите, трое суток можно сэкономить.

— Мы не черепашим, у нас просто хвост никто не поджигал, — Мирана подцепила черпак и перелила из кипящего котла Уменьшуньку в пузырек.

— Удивляюсь я твоему терпению, МакТвисп, — хмыкнул Шляпник, — ты б ее зачасовал на пару часиков.

— Он еще жить хочет… Я надеюсь.

— А у тебя обет, милая, — ласково напомнил МакТвисп, — просто я тебя люблю, берегу и все такое.

— Я тебя сослать могу, — Мирана, казалось, уже начала планирование мести супругу.

— Можешь. Но ты ж сама будешь озабочена вопросом моей верности.

Нож с размаху воткнулся в доску и застрял в столешнице. Мирана подняла светлые и небывало добрые очи на супруга. Не дрогнул ни единый мускул, ну кроме разве что хвоста, но этого никто не видел — не зря МакТвисп носил такие длинные камзолы.

— А если бы там был микроб? Он же тоже живое существо. Как бы ты себе это простила?

— Да, кажется, я неверно понимаю, кто у вас и кого терпит, — хмыкнул Шляпник.

На пальцы Нада едва не приземлились голубиные лапы.

— О, вести от Твидлов, — обрадовался МакТвисп. — Вот молодец, хороший мальчик. Держи заслуженную награду, — голубь получил половину печенья. — Полезная штука — курлык-фон.

— Нас ждут, — Мирана заглянула в записку и отложила ее в сторону, подальше от котла. На бумажке значилось от силы слов десять.

— Ну так и не будем заставлять ждать сверх меры, — Март сунул в карман последний пузырек и топнул лапой по полу.

Были какие-то различия в его Норах, Норах МакТвиспа и порталах Нада. Так, Над мог прорисовать портал в любое место, где был, а Кролик и Заяц — проделать Нору в любое место, куда им разрешали пройти. Можно было получить письменное разрешение, главное — чтобы тебя действительно впустили.

Алиса, беззвучно сидевшая в уголочке лаборатории, поднялась со стула, прошла мимо стола и встала за спиной Нада. Никто и не заметил, как она что-то пихнула в глубокий карман белого передника. Разве что кроме разделочной доски.

Комнатка, в которую привела заячья Нора, была маленькой. На столе, скрестив ноги, восседали двое, что были слишком одинаковы, чтобы не быть близнецами. Различались они только по рубашкам, как и было всегда у близнецов: у одного ромбики были черные и белые, у второго — синие и красные.

— Вас много, — заметил красно-синий.

— Алиса, — черно-белый радостно улыбнулся, — я знал, что ты придешь.

— Ну хоть кто-то рад меня видеть, — улыбнулась Алиса, пока черно-белый ее обнимал. Доброжелательный парнишка оказался.

— Сомневаюсь... МакТвисп привел не ту Алису, — раздраженно буркнула Соня.

— Неужели, — близнец в цветной рубашке качнулся вперед, — ты помнишь меня, Алиса?

Черные глаза, красные волосы…

— Кажется, раньше ты носил шутовской колпак… Дам, верно?

— Я так вырос? — ухмыльнулся Твидл.

— Ну, с учетом того, что в прошлый раз ты меня чуть в Устричном Заливе не утопил… Я тебя предпочитала не вспоминать.

— Ты тогда наврала, — развел руками Дам, — сама виновата — не надо было хвалить то мороженое из водорослей.

— Я не хотела тебя расстраивать…

— Не вышло, — резко буркнул Дам, снова усаживаясь на стол.

— Прости братца, сестрица, — а Ди все так же лучист и доброжелателен.

МакТвисп незаметно, но довольно болезненно пихнул Мальямкин под бок и злорадно прошептал ей прямо в ухо:

— Ну что? Все еще не та? Подкупила братьев?

— Не знаю, — огрызнулась Соня. — Пока она дракона не пришьет — не поверю ни на крупиночку.

— Может, начнем? — МакТвисп нетерпеливо топнул. — Что сейчас делается во дворце, Дам?

— Пьянка, — кратко и ровно отозвался тот, — ты что, пришили ж сразу двух врагов короны.

— Ведьма на пиру?

— Будь она там, мы бы тоже там были, — Дам поморщился, — ее величество изволило отправиться почивать.

— Где хранят Косу Смерти и Часы Жизни Манрея?

— У Стейна, где ж им еще быть. Охотничьи трофеи, как-никак.

— А меч?

— Меч под охраной Брандашмыга…

Дам отвечал резко и по сути вопроса. Пожалуй, его от брата отличала не только расцветка рубашки. Ди не сможет говорить так резко — слишком вежлив. Как иронично, что вежливые люди обычно являются лгунами.

Алиса улыбнулась своим мыслям, а пальцы тем временем сжимали похищенную из лаборатории вещицу.

“Недостаточно бравности, да?” — мелькнуло в голове. Определенно — Алиса еще толком не поняла, чего от нее хотят. Хотя после вчерашнего то ли подслушанного, то ли просто услышанного — разговорщики не стремились быть неуслышанными — скандала, что-то прояснилось на тему дракона и бравного воина, что должен выйти против него.

— Я отведу вас к Брандашмыгу, — произнес Ди.

— Почему ты? — вырвалось у Алисы. Кажется, не без разочарования.

— Сестрица, я не угодил тебе? — Ди, кажется, погрустнел. — Просто я могу с ним договориться, а Дам — он несколько не по этой части.

— Я проведу тех, кто пойдет к Стейну, через его охранную магию, — Дам внезапно ухмыльнулся, — не грусти, сестрица, еще увидимся.

— Кэр, Соня, с кем вы идете?

— Моя шпага будет при королеве, — не без пафоса пискнула Мышь.

— Я пойду за чаем, — буркнул Заяц, а Хайтопп ухмыльнулся, поглаживая шляпу. Они что, решили чаепитие в лаборатории Стейна устроить? С этих станется.

— Над?

— Если Заяц и Кролик идут вместе, значит, Алисе и ее величеству будет нужно иметь под рукой портальщика.

— На том и сговоримся, — Дам хлопнул в ладоши и соскочил со стола. — Итак, я думаю нам пора расходиться.

— И это все, серьезно? — поинтересовалась Алиса. — А стражники?

— Поверь, сестрица, это не проблема. Проблема больше придворные, но они сейчас спят или пируют. Так что скорей. Проснется Королева — и в замке начнется шумиха.

— С чего вдруг?

— Ее Червонное величество-то неплохо приняло себе на грудь...

— Было бы на что принимать...

— Над!!!

Ди хихикнул:

— Суть-то в том, что проснется она с большим шумом в голове.

— Ага, а еще с маниакальным желанием отсечь кому-либо здоровую, не захмелевшую башку. Просто из зависти. Ну да ладно, время ждать не любит, — похоже, Дам не во всем разделял отношение своего брата к этой ситуации.

Почему стражники не были проблемой, Алиса поняла много позже — когда им навстречу попался первый караул. Ди поднял ладони, словно к ним вели нити, и стражники тут же разошлись в разные стороны, даже не обратив внимания на то, что по замку шествует Белая Королева — первый враг хозяйки замка — и незнакомая девица.

— Как это вообще делается?

— Есть бонус в том, что ты делаешь солдат, — Ди грустно усмехнулся, — все они куклы, в которых бьются кусочки души меня и моего брата. Они никогда не причинят мне или ему вреда. Я всегда могу приказать, и они меня послушают.

— Но почему ты делаешь это? Почему ты здесь?

— Потому что кто-то должен это делать, сестрица. Потому что я — верный шут ее Красного величества и ее Кукольник. Пока я смешу ее — живут живые люди. Пока я собираю солдат-кукол — в бой не идут те, кто живут в деревнях. И не гибнут.

— Ты помогаешь врагу…

— Я спасаю тех, кто моим врагом не является. Ради этого можно потерпеть, правда, сестрица?

Черт, в нем было столько светлой жертвенности, что этим нельзя было не восхищаться.

Да, если бы могильные камни, что метал вчера Кэр, приходились по живым людям… Это выглядело бы совершено не так безобидно.

— Мой брат думает примерно как и ты… Что нельзя помогать врагу. Но мне удается объяснить ему, что цена всему — чужие жизни. И он согласен их спасать.

У него просто нет выбора. Ведь Ди может убедить. Он уже даже Алису почти убедил.

Она встряхнула головой.

— Пришли… — выходя на небольшой дворик, произнес Ди. Откуда-то доносилось ржание — видимо, рядом была конюшня. Ди присел у высокой громадной будки. — Выходи на свет, — тихо проговорил он. Из будки донеслось недовольное урчание. — Да, я знаю, что тебя ранили, хороший мой, иди сюда, сейчас подлечим.

Брандашмыг выполз на свет.

Мирана охнула и подскочила к нему с сумкой.

— Справитесь? — Ди встал. — Я, пожалуй, пойду послежу, чтоб сюда стража не зашла.

— Алиса, Над, возьмите меч, — Белая Королева уже достала микстуры и промывала раненый глаз Брандашмыга.

— Отойди, — наткнувшись на Алису по пути к будке, буркнул Над,

— Ты портальщик? Вот и держись за кисть покрепче, — и Алиса, яростно сверкнув глазами, влезла в будку Брандашмыга.

— О-ля-ля, Над, глянь — ключ…

И правда, вряд ли ключ, висевший на шее Брандашмыга, был для красоты.

— Держи, — Мирана бросила ключ в ладони Наду.

— Ха, миледи, вы тут пальцем собрались открывать?

— Вот еще, — Алиса спрятала в ладони шпильку, которой уже расковыривала замок.

— Я тебе не нравлюсь…

— Тоже мне открытие, — буркнул Над, отпирая замок.

— Почему?..

— Ну, скажем… Кишка у тебя тонка здесь выжить. И выполнить то, зачем ты тут.

Над не успел сообразить, как Алиса пихнула его к стене будки. Упс — у горла возник нож.

— Я не знаю, зачем я тут, ясно? — свистящим шепотом произнесла девица. — Мне, представь себе, никто и ничего не объяснял. Меня просто пихнули в нору. И даже не удосужились объяснить, на кой дьявол я тут. И какие у вас планы — меня, мягко говоря, не колышет.

— Тс-с, — даже с ножом у горла Над услышал голос Стейна с площади.

— Вот и иди туда, — Алиса сунула нож обратно в карман фартука и пихнула Нада к двери.

— А ты?

— А вот этот вопрос ты мне задавать не должен. Меня тут нет.

И Над с Мечом в ладони шагнул из будки Брандашмыга, оставляя в ней Алису. Что задумала эта чокнутая — ясно не было.

— Герцог Смобгек, как я рад вас видеть, — осклабился Стейн, — выньте руку из кармана и отбросьте кисть как можно дальше...

Мирана стояла, окруженная картами. Рядом возилась накрытая сетью Соня и грязно бранила солдат, Стейна, мастеров, что сплели сеть, их детей и родителей...

— Спасибо, что принесли мне меч, герцог. Бросьте и его.

Сталь клинка зазвенела, встретившись с мостовой.

— А ведь воспользуйся вы не ключом… Сигнальное заклятие бы не сработало… Сразу.

— Туше, — фыркнул Над. Все-таки шпилька девчонки была разумней. Слегка.

— Наверное, стоит вам объяснить, что ничего бы не вышло у вас и так, — Стейн, ухмыляясь, подошел к Наду. Ох и зачесались кулаки врезать по одноглазой физиономии. Спокойно, Смобгек, спокойно, дадим ему время, а там — Луна почти в созвездии Клеверной Дамы… Трефы почти вошли в полную силу Козыря. Авось удача улыбнется.

Стейн наклонился и поднял клинок.

На сияющем лезвии были рыжие пятна.

— Ах, какая неприятность… — Стейн скорбно возвел глаза и резко провел пальцем по острию меча. На перчатке не осталось ни царапинки. — Надо было давно почистить его от ржавчины. Затупился к тому же, — Валет огорченно поцокал языком. — Это позор священного клинка — быть в таком состоянии, как эта вещица, но… Справедливости ради — она сработала.

Звон и треск — и в руках Валета остались лишь два обломка.

Соня ахнула:

— Вандал!

— Подделка… — мрачно произнесла Мирана. — Я должна была узнать хотя бы по одному лишь виду…

Стейн слегка похлопал в ладоши.

— Браво, ваше бывшее величество. А теперь — сопроводите их в тюрьму.

Внезапно Валет дернулся и перевел взгляд на одну из башен… Сработала сигналка на лаборатории?

Пора.

Над прыгнул на Стейна, сбивая его с ног, и два Вальта, сцепившись, покатились по площади.

Ну, конечно, ненадолго.

Десятка и Девятка мигом отцепили Нада от Стейна.

— Хорошая попытка, сопляк, — яростно прошипел Червовый. — В темницу их!

И Стейн рванулся к другой Башне, видимо, пытаясь успеть в лабораторию.

— Что это было? И где Алиса? — практически беззвучно произнесла Мирана

— Потом, — Над ухмыльнулся разбитыми губами.

Позади него среди камней валялся белый костяной свисток. А под самой стеной будки тихонько притаилась маленькая кисточка с небольшой каплей краски. Всего-то банка с краской открылась в кармане.

— Твой ход, Алиса...

[1] Ну даже Конь)

— Эй, а торт? — возмутился Хайтопп, когда я толкнул его к возникшей в полу Норе.

Шляпник, конечно, вцепился в стул покрепче, и стащить его представлялось делом не пятиминутным. Все решил один качественный пинок, и Террант вместе со стулом полетел в воронку. Следом за ним полетел услужливо прихваченный торт. И дело тут было не столько в просьбе самого Терранта, сколько в нежелании оставить Стейну хоть что-нибудь хорошее на память. С него хватит и того бедлама, который остался в некогда стерильной лаборатории после непродолжительного, но довольно насыщенного чаепития. Кажется, кое-где Заяц замазал патокой отверстия колб. И пара экспериментальных видов задохнулись. От нехватки кислорода ли или от аромата заплесневелого повидла — осталось неизвестным.

Нельзя сказать, что мы были неуспешны. Мы таки разнесли почти все, что было в лаборатории, включая защитные чары на Косе. Вернее, сначала мы разнесли чары на Косе, а когда загребущие пальцы Терранта сомкнулись на древке — в алых зрачках заплясали синие искры, и он с пакостным хихиканьем начал методично косить все оборудование, — Ирвикет едва успевал отбивать телекинезом летящие по комнате осколки.

Приятным сюрпризом стало наличие в оружейном тайнике Стейна одной сорокадюймовой Вострой штуковины, целевым назначением которой было срезание драконьих голов. Интересно, чем там занимается моя дражайшая супружница, если Меч — вот он, туточки, греет мои жадные до чужого добра лапки.

Ну да ладно, у меня же будет лишний повод похихикать над девицами, которые ходят туда — не знаю куда и ищут не знаю что. Главное, перед шутейством — проверить, нет ли в руке Мираны ножа. Ну просто для здоровья это будет пополезней.

Нора наконец кончилась, и я вслед за Ирвикетом оказался в Мираниной кухне. Пускай она пафосно именует кухню лабораторией. Но все же — занимается она здесь варкой исключительно чародейских супов и не более. Однако же, где сама Мирана? Порталы Нанадруо быстрее наших Нор, и разрешений ему не нужно. Сомневаюсь, что, пока мы колдовали над Косой, крушили склянки и праздновали Хайтопповский день Нерождения тортом с лимонным кремом, дожидаясь, когда на последней неразбитой спиртовке закипит чайник, — эти трое не смогли дойти до Брандашмыга, тем более что у них был Ди, способный унять не только Брандашмыга, но и кого поволосатей.

— УИЛКИНС! — заорал я. Заяц прижал уши — видимо, мой вопль бьет по ушам. — УИЛКИ-И-ИНС! — где носит этого механического ленивца?

— Да, сэр, — печально проскрипела развалина у меня из-за спины.

Прекрасно. Знал бы кто, как непросто быть супругом Королевы.

Мирана — королева. С этим ее статусом никто не спорит. Она дочь короля, дочь королевы, сестра королевы, потомственная монаршая особа. Неплохой семейный бизнес.

А я — белый Рыцарь, Конник, муж королевы, зять короля, отец принцессы, но при этом — здравствуйте, я — простой офицер. И в замке моей жены я имею власти ровно столько, сколько позволяет статус Рыцаря. И даже Уилкинсу — местному дворецкому, железной развалине, в которую и жизнь-то вдохнул по нелепому стечению обстоятельств то ли отец близнецов Твидлов, то ли дед — я не помню, — Мирана отдавала личное распоряжение о выполнении моих приказов. А все почему? А не надо жениться на свергнутых с престола. По крайней мере, если хотите быть королями, — точно не надо. Любовь же — штука мерзкая и к самолюбию вообще не толерантная. Хотел быть мужем королевы — ну ладно, на тебе жену. Умницу, красавицу, талантами и короной не обделенную. Но при этом на тебя чихала самая распоследняя горничная, потому что ты — солдафон. И место твое — в армии, при твоей ненаглядной коняшке.

— Где ее величество?

Уилкинс посмотрел на меня, шевеля стальными усами:

— Ее величество еще не вернулась.

— Как это не вернулась? — рявкнул я, и в голове Уилкинса что-то задребезжало — кажется, сработал будильник. Ирвикет недовольно швырнул в меня чашкой. Ну все, братец, это была твоя последняя чашка. — Докладывай, не отвлекайся, — прошипел я Уилкинсу, наматывая длинные уши Мартовского Зайца на руку. Ирвикет верещал и дергался, но стоило выдрать из ножен кинжал — примиряюще задрал лапы. То-то. Я сильнее и психованнее. И ножик у меня очень острый.

— Ни ее величество, ни юный герцог, ни новоприбывшая госпожа не появлялись в замке, сэр, — отозвался Уилкинс, потряхивая головой и утихомиривая звон. Надо перебрать его мозги на досуге. И найти на этот досуг время, где же его взять?

— Положи Косу, Нивенс, — ласковые пальцы Хайтоппа выдрали у меня схваченное оружие Гробовщика.

— Отдай, — слабо произнес я, — я чем жену буду с Угрюмого Брега выковыривать? Ножом для торта?

— Ты ненароком жатву там устроишь. Пары деревень вокруг дворца точно не досчитаемся. Март, чаю. И покрепче — вон побледнел как.

— Я, в общем-то, Белый Кролик, — пробурчал я, собирая мозги в кучку. Надо спасть жену. Если их нет — значит, вляпались.

— Белый, да не Мраморный, — Хайтопп пихнул мне торт, — тебя сейчас в черный плащ наряди — и Гробовщика затмишь по страшности и ужасности.

— Посмертно? — встретив взгляд Терранта, я заткнулся. У меня тоже были длинные уши. И их по-прежнему можно было отрезать.

— У них же был Над, они должны были успеть, — заметил Танкери.

— Но не успели.

— Нет, мне нужно в замок, — я подскочил, — Март, провесь мне Нору к Твидлам.

— А сам?

— Мне энергии не хватит, — трансформация всегда жрала практически весь запас сил. Заявиться к Ирацибете — Уайтом — запросто, если нужны руки для кинжала и часы для зачасовок. Но если нужно разведать обстановку — никого лучше Нивенса МакТвиспа нет. — Н-нормально все? — в последний раз я забыл трансформировать плащ, и он остался без червовых знаков. Еле отбрехался потом.

Хайтопп, брезгливо кривясь, кивнул. Ну не любят Бубновые Червовых. По цвету масти просто у них друг на друга аллергия.

— Т-т-ты бы убрал м-м-меч с дивана, Шляпник, — произнес я. Чертово кроличье заикание. Чертовы медведи, что роняют горшки на голову, чертов волшебный лес, из которого я свалил.

— Если какой безглазый дурень решит присесть прямо на Вострый меч — это не моя забота, — отрезал Шляпник, — я надеюсь, чай в этой дыре приличный.

И ушел. Рыжее недоразумение. Конечно — его-то во дворце не ждут. А я прыгай.

По Норе я даже не бежал — я летел, стирая лапы.

— Привет, Нивенс, — произнес Дам, устанавливая заклепку на листе гнутого доспеха, — давно не виделись.

— Ди, где Мирана? — выдохнул я, устало сваливаясь на пол.

— Тебе Подбодрилки надо? — Дам глядел на меня, не выпуская из рук клещей.

— А есть?

Подбодрилка — выдержка из слюны Джап-Джуп с добавлением мяты и грязных, обязательно грязных, ногтей гномов — премерзкая субстанция, но выпьешь ее — и тебе уже не хочется быть усталым. Глотнул, чуть не выплюнул, зато жить захотелось. Ди дочитал заклинание, Карта-Семерка перед ним заскрежетала и зашевелилась.

— Я оставил их у будки Брандашмыга, как и договаривались, — ровно ответил он, — им ничего не угрожало.

— Н-но их н-нет в-в замке.

— Толстопузы! Толстопузы, вы где? — по замку разнесся разъяренный крик ее величества, проникая в каждый уголок кровавого дворца.

Лязгнули клещи, полетевшие в стену с легкой руки Дама.

— Кажется, сейчас мы узнаем, куда делась сестрица, — ядовито ухмыльнулся он, — черт, я же полчаса назад плясал перед Ведьмой жигу-дрыгу. Она вообще помнит, что мы тут еще армию ее собираем?

— Братец, — тихо произнес Ди, и Дам замолчал. Было в тихом голосе младшего Твидла что-то пробирающее. Чему не хотелось прекословить.

— Ей-богу, на Арене, было спокойней, — совсем иным тоном и натягивая толстопузый ватный комбинезон, пробормотал Дам.

— На Арене мы были хозяева. Согласись, сейчас мы себе этого позволить не можем.

— И сколько еще мы будем прикидываться дураками на ее фоне? — для Твидлов я, похоже, растаял.

— Увы, мы бессильны. Нам лучше оставаться здесь до поры до времени, — милый тихоня Ди. Вежливый, покладистый, терпеливый, сдержанный. Какой контраст со взрывным Дамом, который даже свидания начинал с Колеса Правды — привязывал девушку к колесу, раскручивал его — и спрашивал. И девушка, ему солгавшая, — могла только рассчитывать, что он просто отрежет ей волосы, а не пустит из шатра голышом, разрезав все платье. Стоит ли говорить, что с личной жизнью у Дама не ладилось, хотя его это особенно и не беспокоило?

— Сбежать хочу, — простонал Дам, кажется, споря с братом из последних сил, — на свободу. Здесь слишком много вранья, аж провоняло ложью, и я скоро ей пропитаюсь.

— Прости, нам некуда идти, ты же знаешь, — виновато шепнул Ди, — а тут мы хотя бы полезны… Кто будет смягчать ее величество и срывать казни?

Дам мрачнел с каждым шагом в сторону тронного зала. Возможно, было дело в интуиции. Что-то он чувствовал, но сказать не мог. С другой стороны — обитатели Замка Червей вряд ли бы сознались где-либо кроме как на пытках, что предпочли бы оказаться в зоне боевых действий, чем после пира — в тронном зале. Получить смертный приговор на казнь от похмельной королевы было особенно легко. Куда легче обычного. Достаточно было просто косо взглянуть на любимые занавески ее величества и быть казненным за измену короне.

У тронного зала Дам стал совершенно бледный.

— Братец, не надо, — слабо произнес он, — плохо это кончится.

— Ты умял мой пирог… — из-за дверей донесся зловещий голос Ирацибеты.

О, да кто-то тортом хотел опохмелиться? Да, в королевских кремах вина было больше, чем в некоторых бутылках. И горе тому, кто умял “лекарство” королевы.

Ди беспокойно встрепенулся — кажется, вот-вот кто-то лишится головы. Он никогда не мог не попытаться спасти очередную жертву Ведьмы.

И двери тронного Зала распахнулись, пропуская нас. Я проскакал в угол, прячась за шеренгой пажей-лягушек. А братья начали ходить колесом, тарахтя и тараторя.

— Вот мы пришли, а шли за чем?

— Не за чем мы не шли. Нас позвали — мы пришли.

— А нас звали хоть сюда?

— Дурень, если б звали не сюда, то пришли бы мы сюда?

— Обратно из туда, а если бы пришли сюда, а звали туда…

Один из пажей пошатнулся и пьяно икнул, тем самым завершив расследование.

— Голову с пле-е-еч! — пронзительно рявкнула Ведьма.

Когда из-за трона шагнул Стейн — я не напрягся. Но меч, сверкнувший следом, и упавшее на пол обезглавленное тело… Твидл Ди? Что перепил Стейн? Что он вообще творит? Дам ахнул, падая на колени, цепляясь за тело брата. Даже у меня сердце в тройную спираль свилось. А я довольно-таки хладнокровное животное.

Твидл-младший был самым светлым человеком, которого я знал. И происходящее напоминало какой-то отвратительный кошмар. Но просыпаться не получалось, зато, словно подтверждая, что Ди действительно мертв — тело его начало трансформацию, превращаясь в Часы Жизни. Дам, бледный и с окаменевшим лицом, сжимал их в пальцах.

— Стейн, дубина стоеросовая, голову надо было срубать не толстопузу — пажу! — а Ведьму, казалось, не сильно озаботило то, что Валет обезглавил не того.

— Прошу прощения, ваше величество, рука дрогнула, — Стейн рухнул на колени у трона.

Лицо Дама ожило и задышало яростью — он почуял ложь.

— Я думаю, этим утром ее величество может отпустить шутов. Ей будет чем развлечься, — истекая медом и ядом, произнес Стейн, не поднимаясь с колен, — на краже Вострого Меча были пойманы трое изменников.

— Толстопуз, свободен, — рявкнула Ведьма.

— Пусть отдаст Часы, — произнес Стейн, — согласно вашему Декрету…

И он вырвал из пальцев Твидла Часы его брата. Я, признаться, не ожидал, что тот лишь скривит губы в болезненной гримасе и не вцепится в горло Стейну. Насколько я знал Дама — тот сейчас алкал Червовой крови в сотни раз сильнее, чем последний из Цилиндров.

Дам даже поклонился, хотя лицо его напоминало маску, а спина явно гнуться отказывалась. Потом неровным шагом он вышел из Залы.

— Докладывай, Илосович, — милостиво улыбнулась Ирацибета, — кого ты поймал?

— Вашу сестру, госпожа.

Так и есть. Мирана вляпалась.

Ирацибета подскочила.

— Мирану? Ты схватил Мирану?

— А разве у вас есть еще одна сестра, госпожа?

Стейн, похоже, забывал, где грань фаворита и любовника. Сейчас он был на людях и осмеливался иронизировать над королевой. Я не без удовольствия услышал хлопок пощечины.

— С ней кто-то был?

— Герцог Смобгек и Соня-мышь.

Значит, вляпались все. Кроме Алисы. Мало обнадеживающий факт.

Лицо Ведьмы скривилось в разочаровании. Оно и понятно — в качестве изменника схватили герцога. Только ленивый в Нижнекрае не знал, что Красная Королева надеялась привлечь его ко двору. Причем, не единожды.

Впрочем, было бы ей чего расстраиваться. Для Ирацибеты фон Кримс явно началась козырная пора. Враги короны исчезали один за другим. Одни погибали, других — убирали, а кого-то ловили на десерт. Как Мирану.

— Еще что-то?

— Нет, ничего, госпожа, — нет, я решительно протестую. Мы разнесли и вычистили его лабораторию. И ни словечка? Хотя я понимаю — ему еще хочется жить. А не сознаваться, что самое опасное оружие Нижнекрая вновь ушло из цепких ручек царедворцев.

— Ушастый, — кажется, пришло мое время.

— В-ваше в-величество?

— Подготовь казнь. Вызови палача. И вычисти наконец трубу, ты герольд или позорище?

— Д-да, г-госпожа, — терпеть не могу кланяться и подметать ушами пол. Но хотя бы появилась причина покинуть зал.

Дам не ушел далеко. Он забился за колонну в холле, прижимаясь пылающим лицом к ее холодному камню. Стянутый комбинезон валялся в углу бесформенной кучей. Шапкой Твидл стирал с лица слезы.

Когда подошел я, он схватил меня в охапку и начал сморкаться и пускать слезы в мой жилет. Ну а для чего еще придумали жилеты?

Я старался не вслушиваться — промеж всхлипов проскальзывали словечки вроде “обрыдлок” и “братишка”. Надеялся, что все-таки у Дама не варит голова и эти слова не связаны между собой.

— О, вонючка идет, — зло произнес Дам, выпуская меня. Его ассоциации с лгунами всегда были связаны с запахом, не знаю уж почему.

Из зала вышел Стейн, аж подпрыгивая от радости.

— Успокойся, — прошептал я, гладя лапой ладонь Дама, — достанем Часы, может, я смогу починить…

— Ты не очень себе веришь, — безжизненно заметил Дам, — хотя и не лжешь.

— У меня ж еще не выходило ни разу.

— Неважно, — пожимает плечами Дам, — без Джулиуса у меня иной надежды нет.

Стейн не пошел в лабораторию. Стейн пошел в свои покои. А мы двинулись за ним. Дверь Стейн оставил приоткрытой. Стражники, стоявшие у двери, замерли и безжизненно сползли на пол, когда Дам поднял ладонь и провел ею по воздуху. Вместе мы приникли к щели.

Стейн держал часы в руке и ядовито ухмылялся. Я ощущал в часах магию, всю до капли. Твидла можно оживить. Если приложить лапы куда следует. Но…

Я пропустил момент, когда Стейн снял с глаза повязку и вытащил из пустой глазницы пылающий алым сиянием рубин. И вот тогда началось самое страшное.

Лицо Стейна задрожало и начало сминаться будто маска. С щелканьем распахнулись Часы, и из них потекла Пленка Жизни — память, душа, все, что составляет магию Часов. Все, что заставляет нижнекрайцев оживать, когда волей Часового Мастера заводятся починенные Часы. И каждый кадр, каждый сантиметр Пленки Стейн втянул в черный провал рта. Его сейчас можно было назвать монстром, невиданной тварью, но точно не человеком. Часы полетели на стол — к другим безжизненным механизмам. Вот куда деваются все часы погибших. И вот почему так мало часов было найдено и доставлено Джулиусу. Они не просто забирались двором. Похоже, что души и память из каждого механизма были поглощены Стейном.

— Вот как. Интересно… — Стейн подхватил повязку и резво зашагал к двери.

Мы с Дамом еле успели спрятаться в нише за одним из гобеленов. Благослови же Время тех, кто любил делать в стенах ниши для безмозглых влюбленных, которым не терпится помиловаться в коридорах.

— Что это было? — тихо спросил Дам.

— Я…

— Я понял, что он убил Часы, — резко произносит Дам, — можешь мне не врать. Но как он это сделал?

— Я не знаю. Правда не знаю. Я в первый раз вижу, чтобы кто-то жрал чужую жизнь, будто круассаны.

— Ох, как же мне нужны мои ножи, — пробормотал Дам, — я бы этой гадине кровь пустил. И посмотрел бы — насколько она у него человеческая.

— Дам, я… Там что-то есть, — произнес я. В комнате Стейна что-то действительно было. Живые часы. И я — после увиденного — просто обязан был их спасти.

— Поторопись тогда, — буркнул Дам, — я пригляжу.

Я нырнул в оставленные незапертыми покои Стейна. Что ж его сдернуло? Аж глаз-рубин на столе оставил.

Живые Часы лежали на столе под грудой мертвых. До стола я не доставал — поэтому перекинулся. У Дама есть Подбодрилка, так что живу.

Когда я их увидел — у меня затряслись руки. Часы Манрея. С гравировкой, инициалами, тремя мелкими сапфирами на крышке. Стейн не смог их убить. Джулиус оговаривался как-то, что для себя он часы делал с особыми чарами. Или же Стейн захотел изучить их поподробнее — с него станется пожелать воссоздать похожие. Я схватил драгоценность — а для меня Часы Манрея были таковой, — пихнул их в карман камзола и из последних сил превратился обратно в кролика. Голова советовала пойти и лечь спать. А некогда. Жену спасть же еще. Казнь организовывать. Для нее же, между прочим. А может, не спасть ее? Побуду вдовцом. Безутешным...

— Нивенс, — тревожно окликнул меня Дам, проскальзывая в комнату.

Я устало посмотрел на Твидла и, прикрыв лапой рот, до неприличия громко зевнул.

— Чего?

— Тебе не кажется это… странным?

— Странным?

— Ну смотри: Стейн сожрал память братца, так? Значит, он видел его воспоминания. Вспомни, что он промычал.

Я пытался уследить за мыслью Дама и не завалиться в глубокую спячку. Меня еще семейные разборки ждут.

— А потом он куда-то очень живо смылся, причем даже оставив здесь глаз. Если он постоянно скрывает глазницу повязкой — зачем ему вообще этот глаз? И если он действительно нужен… То почему он его оставил?

По спине внезапно прогарцевала стая мини-Сонь, больно покалывая своими мини-шпагами.

В воздухе запахло некачественным, наспех созданным порталом.

— Ловушка! Валим! — невесть откуда взявшимися силами я открыл Нору и, схватив Дама за шкирку, сиганул в дыру, мгновенно ее закрывая.

Вывалились мы аккурат в кусты крашеных роз, что под королевским балконом. Благо кусты были довольно густыми. И одновременно страшно колючими.

— Напомни мне больше никогда не путешествовать твоими тропами, — отплевываясь от попавшего в рот бутона и краски на нем, процедил Дам.

На площади перед эшафотом уже собрались зеваки. Придворные спешили занять место поближе к королеве.

А вот и Мирана — идет с прямой спиной, даже не подумаешь, что в тюремной робе. Белые кудри растрепались по плечам. Аж залюбовался. Красивая у меня жена, ничего не скажешь.

Я со стоном поднялся на лапы и принялся отряхивать костюм.

— Напомню. Даже в список занесу. Когда выберемся отсюда. А мне — пора. Мне еще озвучивать королевский приказ о казни собственной супруги. Хоть подберусь поближе. Подбодрилку дай уже, а то я усну, не доходя до плахи.

— Но Стейн… — в лапу мне сунули заветный пузырек.

— Стейн нам сейчас мешать не будет. И примется делать вид, дескать, ничего и не было. Срывать казнь Мираны ему невыгодно — он сам этим рискует.

С балкончика донесся недовольный голос Ирацибеты:

— О, доплелся-таки. Где его все время носило? Я жду уже полчаса, наверное. Да, таковых фаворитов только за смертью и посылать. Только за своей, а не за чужой, как сейчас.

А вот и Стейн — спустился по главной лестнице к эшафоту. И как-то не спешит докладывать об изменниках.

— Зато глашатай куда-то запропастился. А без речи казнь не будет торжественной!

Вот и все. Мой выход.

Где труба? Вот труба. Надо сдать на металлолом при случае. Медная. Прекрасная. Дорогая, наверное.

— Слушайте, жители королевства, — как бы сделать голос пописклявей и попротивней. Для казней пригодится. Читаю приговор. Ох, Мирана, откуда у тебя столько преступлений? Кажется, кто-то плохо себя ведет? Надо будет напомнить, что ли.

А чуткие уши вовсю пытались уловить происходящее на балконе.

— Хороший день сегодня, милый, — нежно проворковала Ирацибета, глядя на Стейна.

Валет стоял, не отрывая глаз от Мираны.

Ну-ка, бельма свои убрал живо от чужой жены. У тебя другая королева, на нее и пялься. Так бы и треснул трубой по одноглазой роже. Или любимыми Часиками, но они сейчас сильно уменьшены и сунуты в карман.

— Я думаю, ты заслужил это. Казни сестричку сам, собственноручно, — Ирацибета, лапочка, знает, как поиздеваться. И тоже видит, куда смотрит фаворит. Ох, не была бы такой стервой, может, я бы и увлекся.

Упс. Кажется, меня взглядом прижгли. Не злись на меня, солнышко, я ж только подумал. И вообще — мне тебя еще спасать, так что не привлекай ко мне внимания своим вниманием. Вот. Правильно. Задери подбородок и погорделивей стой на эшафоте.

Стейн тем временем поднялся на помост и, стащив перчатки, принял из рук палача топор.

Интересно, насколько Ирацибета осведомлена о его гнилой душонке и о том, как лелеет он мечты о короне. Плох тот Валет, что не мечтает стать Королем. Но когда в твоем распоряжении куча придворных лизоблюдов да пара тысяч верных карт, а из весомой поддержки — лентяй Бармаглотик и непредсказуемая Джуп-Джуп, — обрадуешься и льстивому подобострастию Илосовича Стейна. Вот только Королева здесь Ирацибета. Кровавая Королева.

— Ты, верно, не ожидала такой нашей встречи, сестричка? — насмешливо крикнула с балкончика Ирацибета.

— Нам не обязательно ссорится, Ирацибета, — певучий звонкий голосок Мираны разнесся по площади. Эх, Мирана, звезда ты моя белая. Ты все еще думаешь помириться с этой чокнутой?

— Помогла тебе твоя народная любовь? Та любовь, что готова отправить тебя на плаху, лишь бы я пореже казнила… Раскрой глаза, сестренка! Они тебя предали! Предали, только бы я оставила их в живых, — большеголовая власть на балкончике злорадствовала, а Стейн устало оперся на топор, ожидая, пока Ирацибете покажется достаточным уровень драматизма.

— Меня предали не все… Лишь те, кого ты не убила… — вот не надо на меня смотреть. Чем меньше на мне внимания, тем проще мне будет. Стейн, убери с меня глаз. И с Мираны убери. Смотри вообще куда-нибудь на небо. Смотри — Утренняя Звезда сегодня особенно хороша.

— Я уничтожу любого, кто вспомнит о тебе и улыбнется, — ух, какая ядовитая сегодня Ведьма. От слюны обшивка перил еще не плавится. — Посмотри на себя. Мне сейчас даже стыдно, что такая безвольная кукла, как ты, смеет носить фамилию наших монарших родителей. Фон Кримс не может сдаться, как не сдалась я. Ты не была достойна любви родителей, ты вообще ничьей любви не достойна, Мирана…

— Да, ты права, — внезапно засмеялась Мирана. О. Кажется, у нее кончился запас терпения, — я действительно не очень-то хотела быть той фон Кримс, что ты описываешь. Я пыталась, но не могу. Люди слишком глупы, а я бесконечно болела за них, за каждого. Пора вспомнить, что фон Кримсы имели в родственниках Дюпре. Ты ведь помнишь Блада, Ирацибета?

— А? — Ведьма явственно озадачилась. — Того клоуна Дюпре, что вечно носился с тобой, словно с писаной торбой, и уделял тебе все свое время? “Сестрица”, как же!

О да, Ирацибета. Именно того мерзкого типа, который каким-то манером имел на Мирану влияния больше ее отца. Это про приемного отца, между прочим. А с этим — вообще не поспоришь. Дела были темные, истории — старые, но Дюпре имел решающее слово всегда. И его Мирана оплакивала сильнее всех.

— Не смей так о нем говорить! — супруга вспылила вполне ожидаемо. О, этот горящий взгляд, прожигающий пространство между балкончиком Ирацибеты и помостом для казни насквозь. Хм-м, сжатые в кулаки руки. Мирана, не разбивай мне сердце, я ж соскучился. Я тобой такой уже лет семнадцать не любовался.

— Блад не просто ведь со мной носился, — светлая улыбка пробежалась по лицу Мираны, — он меня многому научил, правда, после его смерти мне и было больно брать в руки меч и вспоминать о нем, но сейчас… Братец не одобрил бы моего бездействия.

И Белая Королева совершенно не по-женски подскочила к стоявшему рядом Стейну, выхватив у него из рук топор и двинув коленкой под дых.

Я бы восторженно пищал. Но мне было некогда. Команду мне дали. Я треснул ближайшего ко мне стражника той самой трубой по голове. Давно хотел избавиться от службы. Можно ли крикнуть, что я увольняюсь? А зачем? Ирацибета подавилась воздухом, когда Нивенс МакТвисп — белый заикающийся кролик — резко вырос и стал, собственно, мной. Одним из самых разыскиваемых в Нижнекрае врагов кровавой короны. Я уволен? Ага. Можно обойтись без бумажной волокиты и выходного пособия в размере одной пары отрубленных вместе с головой ушей — назначать не обязательно.

— Здрасьте, ваше величество, — крикнул я, кинжалом срезая голову еще одной кукле-рыцарю. Я же предупреждал что у меня ОЧЕНЬ острые ножи?

А тем временем Мирана, с довольно смешно смотревшимся в хрупких руках топором, вступила в бой с рыцарями. И, черт возьми, нужно было больше карт, а не этот унылый бессильный десяток, который сложился стопкой от одного удара Белой Королевы. Белого Урагана, следует сказать. Белого Смертоносного Урагана.

— Не стой столбом, Стейн! — рявкнула Ирацибета по-прежнему стоявшему у помоста ошеломленному Валету. — Сделай с ней что-нибудь, идиот!

Валет тем временем отходил от позора. Отошел, смог схватиться за меч и даже успел, парировав удара три или четыре, перерубить древко топора Мираны. Правда, топорище приземлилось ему на ногу, а Мирана, воспользовавшись случаем, с размаху врезала ему кулаком по лицу. И, видимо, сильно врезала — ибо Стейн рухнул навзничь, явно потеряв способность ориентироваться в пространстве… Нокдаун, не меньше...

— Стоит ли бояться причинять вред таким слабым созданиям? — презрительно фыркнула Мирана, пинком сваливая Валета на спину и сдергивая с его пояса меч. Ты права, солнышко, причини, пожалуйста, Стейну еще немного вреда.

Раздался рев. Из будки выскочил Брандшмыг с Алисой на спине. О, а я про тебя и забыл. Смобгек — вот он. И Сонька тут же, но тебя-то я и не приметил.

Стейн дернулся, кажется, попытался найти на шее свисток. Но не нашел. Вот и доверяй таким идиотам королевские реликвии. Доверяли бы мне. Потеряли бы раньше.

— Держите хотя бы Смобгека, идиоты, — рявкнула на пребывающие в замешательстве карты Королева, поднимая жезл. Ох, черт возьми. Сгустились Тени, поползли, окружая герцога. Попробуй теперь его перехвати — сожрут же. Зубы у Теней — с моими ножами посоревнуются заточкой.

А тем временем Алиса спрыгнула с Брандашмыга, уступая место Миране и размахивая подозрительно знакомым ножом. Ее спасает что Миране некогда сейчас приглядываться — она вскакивает на спину Брандашмыга.

— Беги, Алиса, — раздался яростный писк. И Мальямкин зажала себе лапами рот.

— Алиса… Я должна была догадаться, что без Бравного Воина, что накурила эта полоумная Гусеница, вы бы сюда не сунулись, — прошипела Ирацибета. Абсалему пора отрезать язык за болтливость.

— Ты должна была уйти, дурная, — простонал Над, обращаясь к Алисе и отступая от надвигавшихся на него Теней.

— Лови! — Алиса размахнулась, хотела перебросить окруженному Тенями Наду кисточку, но руку перехватил латник. Не выронила кисть — молодец. Зато выронила нож.

— Попалась! — радостно прозвучало из-под забрала рыцаря. — Я поймал девчонку!

Недолго думая, Алиса перебросила кисть в другую ладонь и за неимением прочего ткнула ею в схватившего. На латах рыцаря отпечаталось маленькое темное пятнышко, постепенно разраставшееся и засасывавшее рыцаря внутрь. Да, вид вывернутого наизнанку латника, исчезнувшего в портальной вспышке, — не самое приятное зрелище.

— Прылестно, — процедил Над, когда девчонка резким ударом ножа разбила наручники, — ты хоть понимаешь, чем тут размахивала как веером? Или, по-твоему, портальная краска — это пудра?

— А спасибо сказать за спасение не хочешь?

— Если спасешь, не убив, — может, и скажу.

— Лучше закройте пасть оба и вытащите меня отсюда! — взорвалась Соня, пытавшаяся вырваться из захвата своего конвоира. — Потом пособачитесь!

Уговорила, Мальямкин.

Бамц!

Часы, которые уже секунд пятнадцать не опускались ни на кого, но которые я весьма старательно раскручивал, врезались в голову карте, державшей Соню. Прекрасные часы. Их еще и метать можно.

— Нивенс, собака, ты опоздал, — хихикнула мышь, когда я расковырял кинжалом замок на ее миниатюрных наручниках.

— Я не опаздываю, ясно тебе? У меня просто плотное расписание.

А тем временем Тени навязчиво теснили Алису, которая умудрилась отделиться от Нанадруо.

Вот уже из Теней выползла первая скалящаяся тварь.

Алиса бесстрашно ткнула в нее ножом. Кто там божился, что она недостаточна бравная? Хайтопп? Вот ему я язык и отрежу. Впрочем, нож против Тени — бесполезное оружие. Алиса выругалась. Сильно выругалась. По-королевски даже — Мирана уважительно хмыкнула. Алиса с утроенным рвением принялась охаживать Тень ножом. И даже располосовала ее, правда, ненадолго — та вновь собралась воедино. Начала отступать. Еще четыре Тени обратились в объемных тварей.

Я рванулся к часам, которые так и не поднял, может, успею зачасовать.

— Убить, — раздался голос Ирацибеты, и пять теней разом обрушились на Алису.

Соня ахнула.

— Нет вашего бравного воина и не будет, — Красная Королева рассмеялась.

Однако…

Белая волна леденящего мороза пронеслась по площади.

Ирацибета крякнула от неожиданности и осела на трон.

— Я знаю эту магию… Но это невозможно! Я же сама вытолкнула ее… — Ведьма осеклась, словно сказала что-то запретное.

И тут я чуть не заорал.

Еще одна волна холода — и промороженные до того тени, накрывшие Алису, взорвались, разлетаясь ледяными осколками. Алиса, явно окосев, сидела на камнях, держась за хрустальную подвеску на шее.

А за ее спиной поднималась белая яростная тень.

— Я приду за тобой, Ирацибета, — прошептал ветер, — и если ты тронешь мою дочь… Ты пожалеешь еще больше, чем это тебе суждено сейчас.

Дочь? Лед? Вот ведь, Джейд, я знал, что с тобой что-то не так. Ты была слишком мне знакома. Боюсь представить, что мне будет за фальшивое сватовство. И искренне надеюсь не рассказывать одному своему другу, что ухаживал за его дочерью. Не жить мне тогда долго и счастливо.

Ирацибета сидела на своем троне, вжавшись изо всех сил в спинку кресла и прикрываясь выставленным вперед жезлом. Учитывая ее рост, Ведьму почти не было видно.

— Занятно, — прошептала слегка дрожащая Мирана. — Даже интригующе…

— Итак, что мы имеем? — подскакивая к одуревшей и явно не соображающей Алисе, воскликнул Смобгек. — Из плюсов — Брандашмыг. Из минусов — Тени. Которые должны оклематься с минуты на минуту.

— Портал? — шевельнул ухом я. На нору у меня сил не было. И Подбодрилки у меня не осталось — остатки выхлебал…

— На чем? На земле? Да и краски мало осталось. Портала хватит от силы на троих.

— Ясно. Уходи Брандашмыгом, — крикнул я Миране. Она кивнула.

— Боюсь, теперь я не отрицаю — ссоры между нами уже не избежать, — насмешливо крикнула Белая Королева своей все еще напуганной сестре и, тряхнув волосами, дернула Брандашмыга за ухо. Тот, подчиняясь, с разбегу врезался в перекрывающих путь к выходу стражников. Через пару секунд ни Брандашмыга, ни сбежавших уже не было в пределах видимости Кровавой Ведьмы.

— Держитесь за меня и открывай портал где хочешь, Смобгек, — и я, морщась, остановил время. Дыхание скрутило — я слишком жадно дышал. Мир замер. Тени подчинялись законам времени, как и все окружающее, а потому тоже замерли.

— Где хочу? — Над сбросил с плеч куртку и мазнул кистью по поле с чернильным пятном. Треск материи — и на землю упал портал.

— Раз, — Соня пискнуть не успела, как ее за шкирку отправили в портал. — Два, — и снова толчок в спину Алисе. — Три, — Над ухнул в провал, не успев и пикнуть. — Четыре, — приспущенное мной с поводка время медленно потекло вокруг, а я сорвался с места, несясь по замку… Нужно проверить Дама. А за спиной с влажным хлюпаньем закрылся портал.

Грядет казнь. Видано ли дело — моя Королева хрупкими руками уложила на лопатки Вальта и два десятка рыцарей карт. Не принимая в расчет угон Брандашмыга, поверженных Теней и меня — казням быть. И хорошо, если обезглавлены будут карты.

Холодно, холодно, как же было холодно.

— Алиса, держись, — тихо звучит над ухом мамин голос.

— Мам, прости, — хнычет Алиса, — я буду носить корсеты, я выйду замуж за кого скажешь, но забери меня отсюда, я не могу здесь.

— Алиса, — мамины губы касаются лба, и становится чуть теплее, — тот мир нам чужой.

— Но и этот не наш.

— Держись, Алиса, я скоро буду.

Алиса, ежась, вскочила на постели. У постели стояла Мирана. Бледная, в ночнушке, с кинжалом с руке.

— Ваше величество? — на долю секунды Алиса даже стала подозревать, что Королева хочет ее убить, но зачем бы ей это было нужно?

— Ты кричала, — произнесла Белая Королева, — Алиса, в комнате идет снег.

— Простите, ваше величество, — Алисе хотелось реветь, до того было холодно и тоскливо, — Нивенс еще не вернулся?

— Нет, — Мирана помолчала, а затем присела на кровать к Алисе, — побыть с тобой?

— Не хочу отягощать, — пробормотала Алиса, пряча взгляд. Она хотела.

Мирана усмехнулась и придвинулась ближе, приобнимая за плечи.

— Спи, Алиса, и не тревожься, Бравным Воинам нужно высыпаться.

— Вы в меня верите?

— Тебя привел Нивенс, — улыбнулась Мирана, надавив на плечи Алисы, и, заставив ее лечь, легла рядом, — а ему я верю даже больше, чем себе.

— Я все никак не пойму — как? Вы и Кролик...

— Это долгая история, — Мирана провела по лицу ладонью, — знаешь, я столько раз пыталась его убить, что потом поняла — проще выйти за него замуж.

Алиса хихикнула:

— Он славный.

— В тебя верит, этому ты рада?

— Да, госпожа.

— Он верил и в меня, — тихо пробормотала Мирана, — и Блад верил. А мне иногда кажется, что все это зря, и Ирацибета действительно лучшее, что может случиться с Нижнекраем.

Алиса охнула.

— Ну-ну, я знаю, что она убивает и казнит, — произнесла Мирана до озвученных возражений, — но Алиса — ты совсем меня не знаешь. И я всегда была к темноте куда ближе

Мирана сдерживала холод недолго. Алисе стоило уснуть лишь чуть глубже, и снова стало холодно. Но Алиса видела сон. Мерзла и видела. Она видела, как летит над Марморией, над распахивающей свои объятия Мельничной Долиной, над Фарфоровым городом.

И там — лежат среди осколков, обагренные кровью, три фигуры. Шляпник, аж с двумя отрубленными руками, Заяц без головы и худенький парнишка с алыми волосами и с кровавым пятном на красно-синей рубашке в ромбик.

— Дам, — ахнула Алиса, просыпаясь, и уставилась в лицо матери.

— Здравствуй, милая, — улыбнулась Джейд Лидделл.

* * *

У них всегда была одна душа на двоих. Кто-то говорил, что в каком-то мире близнецов разделяют пополам особым ритуалом, чтобы они росли отдельно друг от друга, своими жизнями, отдельными личностями. Дам не мог себе представить, каково это — остаться совсем одному. Но сейчас — сейчас казалось, что в груди торчит нож. Слез не было — он их выплакал еще до того, как остановил сердца всем картам, которых собрали они с братом, и верхом на наспех собранной железной лошади сбежал из замка.

Ему всюду мерещились разводы крови на стенах. Сдерживаться от отвращения, усугубляющегося гнилостным запахом лжи, стало трудней с каждой минутой. Раньше сдерживал Ди; бросить светлого братца в таком рассаднике Тьмы, как Червовый Дворец, Дам никак не мог. Да и кто бы успокаивал, когда голова начинала трещать от усталости? Кто бы обнимал и утешал, когда лжи становилось слишком много.

Люди не могут без лжи, это Дам смог вынести из детства. С тех секунд, как он едва не утопил Алису за один лишь фальшивый отзыв о мороженном, минуло много времени, и пришлось ознакомиться с неприятной истиной — лгут абсолютно все. Даже брат, без которого Дам рисковал резать глотки всем лгунам на пути. А если и Ди не верил в то, что может спасти всех жертв ведьмы, значит, и Даму следовало, сжимая зубы, терпеть окружающих лгунов. Терпеть, слушать успокаивающие песенки Ди по вечерам и собирать, собирать кукол.

Но теперь — сердца будто и не было вовсе. Просто Часы, тикавшие в груди. Зачем Джулиус делал двое часов для братьев, которым друг без друга и жизни-то не было? Кто-то мнит, что нельзя прожить без любовника или возлюбленного — а как прожить без правой половины туловища? Как прожить, если вырвали легкие, а дышать нужно? Ты ведь не любил своих легких, но без них — тебе уже не жить.

Одно лишь было хорошо — свобода. Холодный ветер бил в лицо. Скрипела жестянка, надетая на палку, которую Дам называл лошадью. Хотя голова походила на лошадь, Дам дело свое знал.

Вслед уже лениво махала лопастями старая мельница Хайтоппа. Наверное, стоило заглянуть, но Дам сейчас сам не знал, что сказать Терранту.

Его вело какое-то идиотское настроение делать то, что кажется необходимым. Так, например, оно требовало вызвать Чешира — и он это сделал еще перед тем, как сбежать.

Оно требовало прибыть в Фарфорию — и вот уже родной Чашечно-Чайниковый город раскинулся перед Цветным Джокером. На арену-блюдце было больно смотреть, так хотелось увидеть там шатер маминого цирка. Так хотелось снова увидеть, как она глотает шпаги или выживает в проткнутом со всех сторон мечами шкафу.

Одиноко стоявший у кромки леса неподалеку от разрушенного поселения фарфоровый домик-чайник с потрескавшейся крышей и обросший плющом уже давно не принимал в себе никаких гостей. Кроме последних нескольких дней. Казалось, никто не входил туда и уж тем более не выходил, но сегодня вечером в доме будет гореть свет. Фарфория пустовала уже несколько десятков лет. Кто в здравом уме вообще мог там поселиться?

— Хочешь есть, Ди? — у Дама устали руки, и он нарушил тишину, царившую в доме, скатывая восковые шарики с пальцев.

Впрочем, чего спрашивать? Он ведь не ответит. Ди убил Стейн.

Старая мастерская дедушки. Как много воспоминаний связано с этим местом. Здесь Ди и Дам создали свою первую куклу — простую деревянную игрушку с очень длинным носом. Она даже не ожила. Но дедушка, когда ее увидел, долго смеялся и сказал, что она жутко похожа на папу, когда тот еще был куклой.

— Домой вернулся, малыш? — раздался скрип над головой. Дам развернулся. В отличие от всяких параноиков, даже будучи напряженным и ожидающим атаки, он мог узнать голос старого сверчка, который читал им на ночь сказки, если у мамы представление приходилось на вечер.

— Сверчок? — недоверчиво переспросил Дам. — Ты жив?

— А что со мной станется? — Сверчок по-стариковски улыбнулся. — Первое время я жил у троюродного брата, но Абсалем — не лучший сосед и собеседник, так что я перебрался обратно сюда. А где твой младший братец-обалдуй? О-у-у… — он затих, наконец обратив внимание на то, чем занят Дам. — Сочувствую.

Дам промолчал.

— И что будешь делать?

Дам только повел плечами.

— Я делаю то, что кажется нужным.

— Когда-то твоему деду уже удалось невозможное, — произнес Сверчок, засунув руку в щель в стене и пытаясь оттуда что-то достать. — Он создал живую куклу. Говорят, даже вложил туда часть своей души. Возможно… А потом… однажды произошло чудо — кукла стала человеком…

— Эрея не видел? Должен был прийти.

— Коты никому и ничего не должны, — мурлыкнул Чешир, задевая сверчка хвостом.

— Поговори мне еще, хвостатый, — ворчливо отозвался Дам. Кот слетел к нему на колени и полез пушистой рожей к лицу. Обычные коты были раза в три меньше Чешира, и лапы, сейчас устроившиеся на плечах Дама, были довольно тяжелыми. А все равно стало чуточку теплей. Боль слегка пригасла. Совсем слегка. Как может пригаснуть лесной пожар от ведра воды.

— Ну что тебе, Алый? — мурлыкнул Чешир на ухо, и Дам болезненно сморщил нос. От пары Алого и Белого Джокера осталось лишь пустое место. Один Дам себе Джокера не напоминал ни капли, ведь не даром Джокерами были только близнецы. А ведь по идее он был Цветным Джокером — перебивавшим Белого брата.

— Чешир, вырежи мне глаз.

Кот аж свалился на землю от неожиданности.

* * *

Ветра сегодня уделяли особенно много внимания мельничной долине. Старые заброшенные мельницы скрипели и тихонько помахивали обветшалыми крыльями.

Красные Карты окружали мельницу Терранта Хайтоппа, все никак не решаясь, кому первому войти внутрь. Стейн морщился, но кукол у него в распоряжении осталось всего семь, тех, кого он обрабатывал после Кукольников лично. Остальных чертов Джокер просто остановил. А Стейну катастрофически не хватило пока времени запустить в каждую по корешку тьмы, чтобы разбудить уснувшую магию кукольников.

— Э-эй! Ты, хмырь одноглазый, мозгами обделенный, — из-за дверей сарая выглянула наглая рыжая морда коровы. — Ты какого бычьего хвоста забыл в нашей халупе со своими рыцарями-недоумками? Хозяина нету дома, и тебе тут делать нечего.

Мурка оттолкнула тяжелую дверь мордой и вышла наружу, покачивая хвостом. Будь дома Шляпник — обязательно бы унял подругу. Мурка была животным с характером да и не сдержанным на язык. Валета раздражала одна лишь ехидная коровья рожа. А корова ничуть не умолкала:

— Как же ты верен своей пассии. Даже семье не был так верен. Я ж тебя еще таким мелким недомерком помню, — Мурка просто откровенно издевалась и плевалась ядом. — Это ж сколько тебе твоя жабистая королева уродов поощрений подарила, что ты ей так преданно служишь? — корова умолкла на мгновение, а затем гнусно расхохоталась, уткнувшись лбом в забор, явно представив нечто неприличное.

Взгляд Стейна ясно выражал, с каким бы наслаждением он заживо коптил на вертеле наглую говяжью тушку. Причем желательно под мучительные крики этой жертвы кулинарии.

— А хотя нет, что это я? Будь все так, и ты бы наоборот бежал от нее на край света, если ты, конечно, не любитель экстрима и различных извращений, — сквозь смех напополам с мычанием прохрипела Мурка.

— Схватить и корову тоже! — рявкнул покрасневший Стейн бездействующим картам. Его нервы все же не выдержали давления со стороны рыжей коровы. Мурка умела доводить до белого каления. — Повар как раз жаловался, что мясо заканчивается, — подуспокоившись, добавил Валет.

— Э-эй, господа рыцари, спешу заверить, что у меня весьма жесткое мясо, — нагло заявила корова, отпихивая подошедшую сбоку Восьмерку задом. Летел Восьмерка непозволительно долго. Ближайшее дерево, в которое он врезался, находилось в метрах двухстах.

Семерка тоже не избежал участи быть избитым Муркой. Отпечаток копыта был отчетливо виден на покореженном шлеме отрубившегося рыцаря.

Из нападающих нетронутым остались только незаметный Шестерка и Девятка. Последний нервно оглянулся на сраженных коровьей мощью товарищей и покрепче перехватил копье.

— О, какие любопытные мужчины, — елейно промычала Мурка. — А вы мне нравитесь...

Она медленно поднялась на задние копыта и встала во весь свой исполинский рост. Колокольчик на шее тревожно зазвенел. Карты сглотнули.

— Ну что, мужики, кто здесь хочет тепла и ласки дамского тела? — спросила Мурка, качнув выменем.

Шестерка ничего не ответил. Бедняга просто потерял сознание. На ногах остался лишь Девятка. Но как же ему было страшно. Хотелось бросить свое копье и позорно дезертировать. Даже весьма высокий в королевском войске, после Капитана, разумеется, Девятка напротив Мурки выглядел словно Давид против Голиафа.

— Ну иди ко мне, я тебя покатаю, — ласково протянула корова. — Ну или ты меня.

Нервы бедного Девятки не выдержали, и он отправился вслед за Шестеркой.

— Пф-ф-ф... Слабаки, — Мурка презрительно фыркнула и подняла взгляд на Валета.

— Уходим! — крикнул Стейн Десятке, моментально открывая портал на Угрюмый Брег. Плевать на откат. Потом отдохнет. Но против этого пятнистого демона у них двоих не было шансов. Если Хайтоппа нет — а он не вступился за свою любимицу, — значит, и искать нечего.

— Стоять! От меня живым еще никто не уходил, — корова на всех парах помчалась в сторону беглецов.

— Валим отсюда! — уже не стесняясь возопил Стейн. — Она какая-то чокнутая!

Портал полыхнул черной бездной Червы, и Валет с Десяткой исчезли в мгновение ока, оставив Мурку одну. Корова прищурилась.

— Как жешь, скотинка — да без присмотру? Надо вызывать хозяина.

И тряхнула головой. Колокольчик, висящий на шее, казалось, безгласый, зазвенел. Мало кто знал, что звонил он исключительно когда желалось Мурке. А где-то в Верхнем Мире один очень изворотливый капитан корабля вздрогнул и растворился туманом прямо на глазах противника, только-только захотевшего порубить исчезнувшего на капусту.

— Отдай, Ди, я первый ее увидел.

— Зато я первый взял. Она моя.

— Сейчас как дам промеж глазниц — ласты склеишь. Отдай, кому говорю!

— Сначала отними!

— Мальчики!

В одно мгновение братья, готовые драться за погремушку, были растянуты за уши в разные стороны и сейчас тихонько пыхтели, потирая больные места.

— Ну сколько можно повторять? Не надо драться. Это плохо. Вы же братья. Вы должны помогать друг другу, — мама огорченно вздохнула.

Из-за книжной полки донесся глуховатый старческий голос.

— Ну не стоит так резко, Мальвина, — из-за угла выглянул дедушка Карло. — В конце концов, они еще дети. Помню, я в юности тоже дрался по любому поводу, — Шарманщик усмехнулся.

— И без повода, — закончил за него Сверчок, сидящий на светильнике.

— Ну, бывало… — Шарманщик лукаво подмигнул внукам.

— Это ваше с Бу «мужское воспитание», папа, до добра не доведет, — мама фыркнула, тряхнув копной голубых волос.

За стенам домика раздался грохот, громкий хлопок, от которого вздрогнула земля. Затем второй.

Среди следом раздавшихся кукольных визгов разобрать можно было лишь только: «Бармаглот!»

— Что там происходит? — мама схватила с каминной полки рапиру и поспешила к выходу. — Даже не вздумайте выходить, — пригрозила она братьям.

— Пожалуй, я лучше схожу с тобой, — заявил дедушка, взяв в руки свою шарманку. — Джимини, остаешься за старшего.

— Как скажешь, Карло, — отозвался Сверчок, перелистнув страницу книги.

Как только взрослые ушли, Дам шепотом предложил:

— Пойдем, глянем?

— Но сверчок…

— Мы тихонько и только одним глазком. Он и не заметит.

Аккуратно пробравшись мимо зачитавшегося Джимини, близнецы вышли на улицу.

Куклы и кукольники Фарфории пытались сражаться с неведомыми тварями-тенями, чашки-домики пылали и трескались от огня Бармаглота. А дракон — темной тенью кружил небе и временами пылкал пламенем. Верхом на драконе восседала Червовая Королева, вращающая в руках посох. И с каждым взмахом этого посоха Теней становилось все больше.

— Воистину Ведьма… Это ведь самая что ни на есть темная материя, — прозвучал осипший голос Джимини. Сверчок стоял на окошке, опустив лапки и не отрывая глаз от мелькающих теней.

— Гляди, Ди! Дедушка!

На вершине холма стоял Карло и крутил свою шарманку. Казалось бы, что это давало? Но от музыки, звучавшей из инструмента Шарманщика, оживало все вокруг. Деревья ветками протирали глаза, словно просыпаясь ото сна, дома поднимались на невесть откуда взявшиеся ноги и расшвыривали карты в латных доспехах. Всякая кухонная и домашняя утварь оживала и самостоятельно атаковала обидчика. Даже каменная статуя дракона на главной площади зашевелилась и сейчас сражалась один на один с Бармаглотом.

Картина была столь завораживающая и величественная, что братья невольно даже забыли об опасности.

— Вам же сказали — сидеть дома! — раздался гневный голос отца, который отпихивал подкрадывающуюся к братьям со спины Тень.

— Ну… мы…

— На это нет времени, — папа нервно осмотрелся и крикнул: — Вина, уводи отсюда детей, быстро!

— Но папа, а как же ты? А дедушка? — Ди едва не разрыдался.

— С нами все будет в порядке, — присев, Буратино положил руки им на плечи и быстро отвернулся, пытаясь спрятать выросший нос. — А может, и нет, — едва слышно заметил он, возвращая нос к нормальной длине.

— Береги себя, Бу, — Мальвина напоследок чмокнула его в щеку.

Буратино кивнул и, лихо запрыгнув на ближайшее ожившее дерево, направил его к скоплению теней поблизости.

Мама торопила их, покуда они не добежали до леса, а затем оглянулась на пылающий Фарфоровый Городок. Там Буратино с залихватскими кличами пускал пули в глаза Бармаглоту.

— Идите по тропинке, выйдете к Мельнице. Скажите дяде Терранту, что на нас напали…

— Попались…

Мальвина так резко развернулась к Червовому Валету, шагнувшему из-за деревьев, что тот аж отшатнулся от ее шпаг.

— Бегите же! — рявкнула мама, делая маленький шаг назад. В руке Илосовича Стейна покоился револьвер. И как ни крути — но пуля быстрее шпаги.

— Стоять! Один шаг, и ваша матушка больше никогда не споет вам колыбельную, — злорадно усмехнулся Валет. — Ну, подойдите. Не будете же вы мне рассказывать, что одолеете дядюшку? — он гнусно расхохотался.

— Уходи, Пьеро, — Мальвина сделала еще шаг назад, глядя на поднятый на уровне ее лба пистолет. Незаметно щелкнула каблуками.

— Ах, Вина, когда-то за твои чудные глаза я готов был всю ночь петь тебе серенады, — усмехнулся Стейн, — однако нет того меня, ты его сердце разбила.

— Я тебе никогда ничего не обещала, — второй раз щелкнули каблуки на серебристых туфельках Мальвины. Беззвучно, лишь символически соприкасаясь между собой.

— Довольно, Вина, ты пойдешь со мной. Иначе твоим выродкам конец.

Третий раз соприкоснулись каблуки на маминых туфлях. Дерево за спиной Дама шевельнулось, и рука мальчика провалилась в дупло. Дуб сам подался детям навстречу, принимая внутрь, в тьму, и смыкая над ними кору.

Последним, что увидел Дам, была мама, бросающаяся на Стейна. И последним, что он услышал в этот вечер, был громкий выстрел револьвера.

* * *

Из транса выходилось с трудом. К тьме на месте правого глаза теперь придется привыкнуть.

Однако Дам помнил уроки стрельбы. Он умел стрелять с закрытыми глазами, а тут оставался как минимум один глаз.

Сверчок опустил смычок, которым наигрывал сонную мелодию.

Борис выпустил из пальцев бритву, одну из стратегического комплекта, украденного у Хайтоппа, и отвернулся. У Чеширского Кота была на диво тонкая и ранимая психика. Ну подумаешь — лежал на блюдечке глаз.

— Чешир…

— Все в порядке, — сдавленно произнес Эрей, — сейчас оклемаюсь. Я тебе глазницу нормально обработал?

— Методы Чеширской Медицины как всегда на высоте, — Дам оглядывался. Интересно, что быстрее — он привыкнет к одноглазому существованию или умрет?

От яркости Эрея резало глаза. Глаз. Короче говоря — это чудовищное лиловое пятно просто лезло в глаза, да еще и звенело цепями.

— Что дальше? — слабым голосом спросил Чешир, стараясь не глядеть в сторону стола, на котором стояло то самое блюдечко с тем самым глазом.

— А дальше — экспромт.

Дам уставился на куклу, которую лепил всю ночь, перед тем как Чешир выполнил его просьбу. Скажем сразу — кот, не очень хорошо переносящий вид крови, согласился не сразу. Пришлось прибегнуть к угрозам и насилию и рассказать примерную схему, в срабатывании которой Твидл Дам уверен не был.

Дам не был дедом, которому достаточно было силы веры, чтобы в глупом полене зашевелилась жизнь. Дам не был и отцом, от которого исходило столько энергии, что танцевать канкан у него учились даже столы. Да и нужно Даму было сейчас совершенно другое.

Ему нужно было создать брату новое тело и призвать в него ушедшую душу.

Тело — кукла, огромная, ростовая, сейчас сутулилась на стуле. Чары — Пленка Памяти, сотни кадров об их с Ди совместной жизни и детстве, что срывались с рук Дама, пока он читал заклинание. Плата — глаз, окровавленный, плоть от плоти, был вложен в кукольную глазницу. И последнее — Часы. Механизм, который должен был заменить Ди сердце. Любой из жителей Страны Сердец мог вынуть из своей груди Часы Жизни в любую минуту. И только для Ди часы станут сердцем, настоящим. И если все будет правильно, то Ди сможет жить. И станет живым, как когда-то отец. По крайней мере — в куклу Ди Дам вложил больше души, чем в любую другую.

Они были вторым кланом, погибшим в пламени Бармаглота, когда Кровавая Ведьма начала свое восхождение к трону. Клан Кукольников был одним из самых известных, важных и мастеровитых во всем Нижнекрае. Все дело было в куклах, мастерством создания которых владели только они. Эти творения могли работать и сражаться как живые люди, управляемые тончайшими нитями магии. Из таких кукол-пешек и состояла большая часть армии Королевства. Тогдашний Белый Король Йааван, отец Мираны и Ирацибеты, всегда был против того, чтоб на войне гибли нижнекрайцы, предпочитая обходиться пешками. Кукольники были теми, кто дал нападению Ведьмы самый достойный отпор из всех.

Времени оставалось немного. Сердце подсказывало, что что-то приближается. Но что именно, Дам так и не мог осознать в полной мере. Но что-то явно нехорошее и злое.

Сверчок, затаив дыхание, смотрел, как Дам вкладывает в грудь восковой кукле брата Часы. Он помнил похожую историю.

* * *

— Карло, ты уверен? — Сверчок в который раз шепотом переспросил Шарманщика.

Два старика нервно мерили шагами помещение и томились в ожидании вердикта Часовщика. Вернее, бродил туда-сюда Шарманщик, а Сверчок лишь восседал на его плече. Часовщик же сейчас осматривал куклу и что-то чертил себе на свитке. Сам деревянный мальчишка с любопытством осматривал все вокруг. Да уж, в башне Манрея было на что поглазеть.

— Джулиус ведь сказал, что может не получиться. Зачем рисковать? — попытался в последний раз образумить Шарманщика Сверчок.

— Он моя единственная опора, Джимини. А если с ним что-нибудь случится? Вдруг я не смогу его починить? Я волнуюсь за Буратино, — Карло нервно вздохнул.

Тихое откашливание Часовщика прервало пытавшегося что-то возразить Сверчка.

— По моим подсчетам, я смогу сделать Часы, и, возможно, они даже будут работать, но только возможно, — подчеркнул Манрей. — Я еще никогда не изготавливал Часов для кукол. И кроме того… — он слегка помялся, — возможен какой-то побочный эффект, который я не могу просчитать.

— Побочный эффект? — вскинулся Шарманщик.

— Он не навредит, насколько я понял. Но что может произойти, я не знаю.

Карло помолчал несколько минут, пребывая в размышлениях.

— Смастери часы, Джулиус, пожалуйста… Только осторожно…

Манрей кивнул.

— Тогда прошу не отвлекать меня в течение получаса, — сказал он, потянувшись к запчастям на полках.

Заявленные полчаса протекли на удивление быстро. Часовщик отложил заводной ключ и встал, вертя в руках часики с выгравированным на крышке ключиком.

— Теперь осталось только отдать их владельцу, — пояснил Манрей Карло.

— Буратино, примерь, — дрожащим голосом произнес Шарманщик.

Буратино с интересом подошел к Часовщику. Ловким движением руки Джулиус накинул ему на шею цепочку и застегнул на крышке часов, словно медальон.

Ничего не произошло.

Часы не пошли.

— Ну что же, мы попытались… — начал было Джимини и тут же умолк.

Вокруг Буратино началось какое-то свечение, полностью скрывшее мальчишку с глаз. Послышалось звонкое тиканье часов, а сверху начали звонить колокола башни.

— Что происходит? Буратино!

— Это тот самый побочный эффект! Но что, черт подери…

Внезапно все закончилось. Умолкли часы, погасло свечение, только вокруг Буратино все еще клубился туман.

— Буратино!

— Папа... — медленно прозвучал удивленный голос Буратино. — Здесь что-то не так. Что-то совсем не так.

— Невозможно… — прошептал Манрей.

Туман рассеялся, и взору предстал мальчик. Не кукла, а обыкновенный мальчик. Нормального роста, со светлыми волосами и маленьким курносым носом.

— Буратино? — удивление Карло невозможно было передать словами.

— Папа?

— Вот так-так… кри-и-и… — это был тот редкий случай, когда был поражен даже Сверчок.

— Я настоящий… Я настоящий!

— Да, сынок, настоящий.

Шарманщик крепко обнял сына.

— Спасибо, Джулиус.

— Хе, теперь по крайней мере никто больше не проткнет своим длинным носом мой дом, — ехидно подметил Сверчок.

— Но это был не я! — возразил Буратино.

В ту же секунду нос Буратино удлинился на сантиметров десять. Все молча уставились на него.

— Ну, может, и я… — нехотя признал тот.

Нос вернулся к своим обычным размерам.

— Кое-что остается неизменным, — посмеиваясь, произнес Часовщик.

Спустя секунду вся комната огласилась хохотом.

Все закончилось хорошо.

* * *

— Они уже скоро будут здесь, — прозвучал из-за спины знакомый и оттого на удивление серьезный голос, заставивший захлопнуть книгу. — Красные рыцари. И я не могу особо помочь, Дам. Ты знаешь, какой из меня боец.

Чешир рябил, то обращаясь в кота, то снова возвращаясь к человеческой форме. Скажем так — человеком он быть не любил. Говорил, что кошачьи повадки для человека чрезвычайно вредны. Но с Дамом дружил не столько Чеширский Кот, сколько Борис Эрей — бывший главный целитель белого двора, которого тошнило от вида крови, несмотря на то, что он был единственным, кто мог провести операцию, имея на руках лишь серебряную опасную бритву — старый подарок Хайтоппа.

Чешир стоял, скрестив на груди руки с черными накрашенными ногтями, и хмуро наблюдал за тем, как Дам корректирует мелочи во внешности куклы. Хвост нервно дергался из стороны в сторону, цепляя свисающий со спины розовый шарф. Серьги в ушах, на губе и животе кота-панка слабо отблескивали при свете свеч, а цепь, заменяющая пояс, гремела всякий раз, стоило только Чеширу пошевелиться.

Дам откинул книгу подальше и устало потянулся в кресле.

— Мне бежать некуда, — Дам невесело усмехнулся. — Впрочем… Пусть приходят, — он любовно провел ладонями по лезвиям ножей и рукояти пистолей.

Дам бросил быстрый взгляд на закрытое окно и перевел свой взор на куклу младшего брата. Никого видно пока не было, но это не значило, что стоило медлить.

— Ди должен ожить через пару дней, — медленно произнес он, размышляя вслух, — Эрей, у меня к тебе просьба!

— Если не придется снова резать, то я к твоим услугам, Большой Дэ, — Борис царапнул когтями по столешнице, заинтересованно глядя на Кукольника.

— Возьми Ди и уходи отсюда как можно скорее. Через подвал. По подземному ходу доберешься до края Пурпурных Полей. Оттуда до Мармории рукой подать. Спрячь там Ди. Нужно лишь подождать несколько дней. И тогда кукла оживет. И братец сможет жить. Это все, о чем я прошу, — Дам нервно вдохнул прохладный воздух и снова кинул взгляд на окно. Казалось, что в сгущающихся сумерках уже кое-где мелькали красные доспехи. Пока казалось.

— А что с тобой будет? Малый Дэ не будет счастлив, проснувшись и узнав о твоем решении.

— Обратно из туда, зато он жив будет, — резко оборвал кота Дам, перезаряжая пистоль. — Святые погремушки! Иди же, ну! — он глянул Эрею в глаза и раздраженно вздохнул. — Хорошо. Я понял. Я быстро разберусь и отправлюсь вслед за вами. Обещаю.

— Мы отправимся, — поправил его Сверчок. — Вместе. Раз уж такое дело, я не могу опять оставить вас одних. Иди, Чешир. Мы тебя догоним.

Чешир неодобрительно покачал головой, явно недовольный их решением, но осторожно поднял на руки куклу Ди и, в последний раз глянув на Дама, поспешил в подвал.

Взорвать динамитную шашку, завалив за Чеширом подземный ход, Даму было практически не страшно. Так же как и потом, устроившись на чайнике, ждать.

Фарфория, раскинувшаяся перед ногами Дама, была печальным зрелищем. Перевернутые чашки-домики — практически везде поколоты, его родной дом-чайник мог похвастать лишь одним целым боком, и крышка, на которой он сидел, тоже была побита. И пусть теперь он видел Фарфорию лишь одним глазом, но видел ярко, и его окружала так давно желанная свобода.

— Слезай с крыши, Алый, поболтаем, — раздался голос Хайтоппа. Твидл Дам-Алый Джокер бросил взгляд под ноги.

У чайника стоял не только Безумный Шляпник. Здесь уже тянул себя за уши верный союзник Терранта — Заяц. Непривычно тихий для самого себя. И герцог Смобгек, сдвинув на одно ухо черный цилиндр, нервно теребил болтающуюся на хлястике маленькую куколку. Дам ее помнил — этого белого гуманоида сшил и подарил Нанадруо Ди. Младший Твидл вообще был куда более дружелюбен, нежели старший.

— Чего вам? — поинтересовался Дам, любуясь закатом. Он не сомневался — за ним послана не обычная оперативная группа. Любоваться потрохами друзей, тем более таких родных, ему не хотелось.

Внезапно непререкаемая сила — чертов Март с его телекинезом — сдернула Дама на землю. И вот тут твердый кулак Хайтоппа врезался Твидлу в ухо. Удар был такой силы, что Джокер вытерся щекой об просыпанную осколками землю.

Над смущенно смотрел в сторону — воспитательные методы Терранта были одинаковы для всех. И Смобгека, свалившегося на голову Хайтоппу из черной пасти в спешке нарисованного его отцом портала, от муштры не спас даже герцогский титул. Шляпник после гибели нескольких кланов в мгновение ока стал многодетным практически папашей, которому сворачивали со стола посуду Твидлы и изрисовывал стены на высоту роста Смобгек.

— За что? — Дам лягнул Терранта в лодыжку, поднимаясь.

— Кто тебя растил и воспитывал, сосунок, — холодно поинтересовался Шляпник, — и кого ты собираешься прогнать с поля грядущего боя?

— Мне хватит смерти Ди, ясно? — ядовито отозвался Дам. — Так что, учитель, свалите отсюда, пожалуйста, даже с вами у меня шансов нет.

— Кэр! — мягко произнес Шляпник.

Танкери поднял взгляд, и Дам ощутил, как неведомая сила вешает его за шкирку на носик чайника.

— Ну что, побудешь мишенькой, Алый? Стейн с удовольствием нашпигует тебя арбалетными болтами.

— Чертовы Бубны, — прорычал Дам, но он был бы отвратительным Джокером, если бы не мог перекрыть атаки даже такого сильного Туза, как Мартовский Заяц.

— Тут, в общем-то, Треф больше, — недовольно буркнул Нанадруо, а Дам, как и учил когда-то Фель, взорвал дымовую шашку, толкнулся ногами от воздуха и заплясал на щербатом фарфоре носика.

— Не дело тратить силы на ссоры, Алый, — крикнул с земли Хайтопп, — я просто не хочу, чтобы ты был один.

Дам глядел на явившихся надоедливых «родственничков». Он бы хотел, чтобы они свалили куда-нибудь подальше, потому что слишком дорожил и придурком-Зайцем, вечно подсовывавшим им печенье, и придурошным Смобгеком, который даже спать не ложился, если нашел нужный ракурс чашки, и Хайтоппом, который философски собирал за орущей оравой носящихся у него по дому детей кукол, краски и рисунки и безжалостно скидывал спящих детей с кроватей, если только увидел в перспективе мелькавшего у него перед глазами грядущего, что кто-то из воспитанников хочет проспать утренний кросс.

Но наставник тут. Один из тех потрясающих людей, что приложил руку к тому, чтобы Дам вырос таким, каким он является сейчас. Уже нет в живых ни Дюпре, что вложил в руки ножи, с которыми Дам не расстается до сих пор, ни Феля, с которым особенно плотно занимался братец, тихой воле которого подчинялись звери и часть людей.

И Террант — с его мерзкой привычкой видеть то, что еще не свершилось, стоял здесь и никуда не собирался уходить.

— Что ты видишь, мастер? — Дам соскочил с носика, прошелся на руках по земле, поймал в ладонь осколок и уставился на порез в задумчивости.

— Ничего я не вижу, Дам, — устало отозвался Террант, — пусто в том будущем, что перед моими глазами. А Воин у нас… Ну ты видел Алису, она ни на что ни годится.

— Он выпустил корову, — тоном ябеды заметил Март.

— Ту самую? Арендованную? — Шляпник любил корову — рыжую красавицу с белыми пятнами на боках, если выпустил — значит, пустота, которую он видит, абсолютна.

— Кэр, ты не хочешь пироженку? — нежно поинтересовался Хайтопп.

* * *

Илосович Стейн был бы отвратительным наместником своей королевы, если бы явился за колючим сыном Мальвины один. Увы, он уничтожил далеко не самого опасного из братьев. Другое дело, что если бы он убил Дама, то Твидл Ди поднял бы глаза, провел ими вдоль рядов стоящих в тронном зале придворных, и сама Ирацибета бы задушила Червового Валета, повинуясь безмолвной воле того, кто очень не хотел повелевать. Младший Твидл берег свои способности, отчаянно боялся принудить кого-то лишний раз, особенно после того, как оказалось, что его воле послушны не только животные. Илосович Стейн этого не понимал.

Однако Алый Джокер был слишком опасен. Чрезвычайно опасен и явно настроен не сдаваться живым. Он остановил сердца всех кукол-карт, от первой и до последней.

Но как же Стейну хотелось доказать самому себе, что он не забыл старого искусства. Он не мог создавать кукол, они в его пальцах не оживали. Никакая жизнь не могла быть создана им, уже довольно давно. Так в нем разочаровался герцог Смобгек-старший, когда все, что далось Стейну, — порталы. Он не мог создавать миражи, он не мог рисовать все, что источало жизнь. Лишь мертвую чернь дверей.

Но он мог нащупать во внутренностях спящих кукол развязанные нити их сердец и связать их в тугой узел, снова пустив по нитям жизнь. Он вложил в тела кукол маленькие корешки Тьмы, и после этого никакой мастер-кукольник не сможет отдавать им приказы, только Стейн.

И вот сейчас, возродив три сотни карт, Стейн смотрел на Фарфорию. Огромный город, в котором он сам когда-то жил. Когда безмозглая Вина расколола хрустальное сердце еще не до конца ставшего человеком Пьеро. И став им до конца — став Илосовичем Стейном, — он так и остался червовым Валетом без сердца в груди. К домику Дамов карты подходили аккуратно, замыкая его в плотное кольцо. Джокер сидел на крышке дома, задумчиво глядя на окружающих его солдат. Он не бежал — видимо, собирался дать бой.

На крылечке домика стряхивал с цилиндра невидимые пылинки Хайтопп, чья корова посмела издеваться над Стейном накануне. Ну что ж, ответит хозяин за корову. Ирацибета конечно, просила доставить его живым, но эксцентричный и смазливый бубновый Валет, единого цвета масти с Кровавой Монархиней, Илосовичу Стейну во дворце был не нужен. У Хайтоппа вполне могло унести крышу, и он мог заменить Стейна на месте фаворита. Кому это нужно? Особенно когда бубновая рыжая тварь явно хочет оказать сопротивление.

Земля вздрогнула, и Стейн вздрогнул вместе с ней. На чашке, что соседствовала с чайником Твидла, распахнул в стороны лапы Мартовский Заяц. Он поднимал с земли гигантское блюдце.

— Дьявол, — прошипел Стейн. Против этого ушастого безумца нужно было брать три армии сразу, однако надо было использовать ресурс. Стейн поднял меч, отдавая приказ, и ощутил, как заходили нити невидимых жизней, сомкнувшиеся вокруг запястья. Карты вскинули арбалеты. Обычными болтами толстый фаянс стенок стадиона-блюдца они бы не раскололи, но Стейн лично снабдил все арбалетные стрелы взрывающимися наконечниками. Над головой раздались взрывы. Одиннадцать лучников мгновенно опустили арбалеты и с громким лязганьем стальных плоских тел сомкнули вокруг Червового Валета купол защиты. Застучали о стальные тела осколки, продолжились взрывы крошащих крупные куски блюдца стрел. Когда карты снова пришли в движение, открывая Валету обзор, земля вокруг чайника была покрыта толстым слоем белой фарфоровой пыли.

— Скучно, Твидл! — крикнул Стейн. — Неужто позволишь этим клоунам мстить мне за брата?

Джокер поднял голову. Что-то случилось с его глазом — правую половину лица скрывала черная перевязь. Тем лучше — целиться будет хуже.

Джокер хлопнул в ладоши, и снова захлопали взрывы под ногами карт, исчезавших в этих цветных вспышках. Порталы. Маленькие порталы. Замкнутые внутри маленьких бомб. Стейн оглянулся.

Нет, Смобгек не отдалялся от друзей. Он стоял, покачивая палитрой, грозившей своими размерами сравниться со щитом рядом с Хайтоппом. Закрасил сам себя до невидимости и сбросил маскировку только сейчас. Как издевался над неумехой-бывшим учеником своего отца.

Стейн злорадно улыбнулся. Ничего. У него три сотни карт. Пусть сейчас дюжину и раскидало по разным краям Расчудесии — но количество значительно превышало четверых державших оборону будущих трупов.

Ох, как давно этого не было. Он так давно не командовал атакой, все больше арестами и казнями. Последнее фиаско с Белой Королевой было довольно оскорбительным, и теперь пришло время отомстить.

— Итак, добро пожаловать, господин Валет, — раздался звонкий голос. Алый Джокер Твидл Дам — сейчас он был именно Алым Джокером, с красными волосами, сверкающими медным пламенем в лучах вечернего солнца, затмевавшими даже черно-красную рубашку и красный платок на шее.

— И вам здравствуйте, — Стейн усмехнулся и поднял арбалет. Ему было плевать на пылающие яростной жаждой мести и червовой крови глаза Твидла. Точнее глаз. Тем более что он все равно не мог его видеть и не мог насладиться глубиной тщетности чьих-то надежд.

Лязгнула тетива, полетела стрела, угодившая тут же в сброшенный с шеи платок, а клоун-Джокер танцующе легко в полупоклоне выскочил из трещины за спиной Мартовского Зайца. Кусок продырявленной ткани осел на носик чайника.

— Вы убили кусок шелка, господин Валет, — с ладоней Джокера полетели бумажные бабочки. Нет, не бабочки, бабочки так не жужжат и не жалят.

— Вперед, — Стейн бросил взгляд на карты, — и прощупывайте почву, прежде чем на нее ступить.

Четыре карты остались рядом с ним, мгновенными маневрами оберегая от попыток пчел пробиться. Зашевелились Смобгек и Хайтопп, заворочалась под ногами земля — Заяц искал на ней что-то крупное, что можно было бы использовать в качестве оружия.

Мартовские Зайцы были премерзким родом. Слоны его белого шахматного величества, отца Ирацибеты и Мираны, и Тузы, если рождались в зените карточных созвездий. Прекрасные стрелки, гении партизанских работ. А Заяц-Поварешка, помимо упомянутых навыков, замечательно разбирался в ядах и мастерил взрывчатку даже из сливочного масла и апельсинового сока. В общем, он был источником неприятностей для всех, кого не считал союзником.

Карты шли цепочкой поодиночке, подчиняясь распоряжению Стейна.

— Бабах, — радостно отозвалась растяжка рядом с кустом жимолости. В воздухе поплыл аромат лимонной цедры. Копейщик-шестерка остался на поле боя лишь кусками разорванной стали.

— Арбалетчикам начать обстрел, — велел Стейн, махнув в сторону захихикавшего Ирвикета.

Мартовского Зайца просто необходимо было отвлечь. Засвистели стрелы, и Заяц был вынужден оставить поиски снарядов, чтобы отражать стрелы.

— Ой, конфетка, — донеслось с крыши, Заяц выплюнул наконечник, да как выплюнул — прямо под ноги коня Стейна.

— Чтоб ты себе зуб сломал, чертов шаман, — в сердцах бросил Валет. Однако Зайца он отвлек. Оставались Джокер и два Вальта.

Еще два пехотинца провалились в волчью яму.

Джокер спорхнул с крыши совершенно легко, словно птица. Под его пальцами ломались хрупкие шеи карт. Жизнь Карты-куклы — в голове: отдели голову от тела, и беспомощная голова будет валяться на земле, а тело бессильно повалится навзничь. Одним-единственным исключением был Десятка. Один-единственный лучик мозгов в этом чертовом сборище идиотов. Впрочем, необязательно Джокеру знать, что с этой куклой Стейн колдовал лично. Ну, как колдовал. Это называлось высокой наукой, однако в этом непросвещенном мире это называли магией. Здесь даже учиться разным искусствам считалось осудительно.

М-да, Десяток Карт за пару с лишком минут. Хорош паразит и дело свое знает. Иногда Стейну хотелось спихнуть Ирацибету с трона раньше запланированного времени. Зачем она определила циркачей-кукольников в шуты? Стейн взглядом профессионала оценивал уровень зрелищности, который поддерживал Дам во время боя — а тот не повторился ни разу, завалив двух солдат платками из рукавов. Пригвоздил ножами к окружающим деревьям оружие еще троих. Взрывом карт, смазанных клеем, залепил морду четвертому. Дохнул пламенем еще на одну карту и зубами поймал меч последнего. Ловкач, трюкач — Стейн аж залюбовался. Даже поискусней Ее Белого Величества, которая до обета лишь ножиком для капусты могла мелко нашинковать семнадцать вооруженных до зубов солдат.

В этом плане было совершенно неинтересно глядеть на Хайтоппа. Тот, кровожадно ощерившись, совершенно однообразно сносил мечом головы и отбивался всеми доступными ему конечностями. Герцог держался поодаль и, старательно целясь, отстреливался. Из мушкета? Интересно, откуда он его взял. Неужто нарисовал? Он же не мог рисовать предметы. Раньше — не мог. Неужели освоил и эту науку? Стейн скрипнул зубами. Пожалуй, Нанадруо Смобгек стал настоящей занозой. Может, и стоит потратить на него последнюю пулю из револьвера. Надо будет проверить запасы, но у Стейна с запасами патронов было плохо. Револьвер взлетел в воздух, наводя свой прицел на фигурку в бело-зеленом, прятавшуюся за носиком чайника. Дрогнул палец на курке, а затем, не колеблясь, отправил пулю в полет.

— Господин герцог! — раздался с крыши вскрик Зайца. Нанадруо, прихваченный за воротник, взлетел на крышку чайника. Заяц не мог одновременно атаковать и защищаться. Стейн обернулся на чашку. А там — пошатываясь, смотрел на торчащие из груди четыре стрелы Танкери Ирвикет.

— Спокойной ночи, Террант, — произнес Заяц. И рухнул навзничь.

— Принесите мне тело, — приказал Стейн. Пока в теле не иссякла жизнь, нужно было отсечь голову Зайца, тогда имелся шанс сотворить из его головы источник магии. И Часы Жизни, опять же, нужно было прихватить. Наперерез картам рванулся Джокер, однако был подкошен болтом, вонзившимся между ребер.

— И этого волоките! — радостно воскликнул Стейн. — И подстрелите портальщика.

Смобгек торопливо мазнул по фарфору крышки кистью, спрыгивая в маленький черный провал.

— Сдавайся, Хайтопп, — насмешливо воскликнул Стейн, спрыгивая на землю с коня. Впрочем, в капитуляции Шляпника не было нужды — двадцать карт, навалившись единым домиком, прижали рыжего к фарфоровой муке, покрывавшей землю.

— Как трагично, что вы все трое погибнете из-за одного маленького труса, — хмыкнул Валет, отсекая заячью голову. Тело Зайца — по-видимому, до сей поры еле живого, — стремительно начало таять. Стейн наклонился, но краем глаза уловил движение и отшатнулся. Перед лицом мелькнул гигантский молоток, выхваченный Дамом из колпака. Кукольник, последним волевым усилием вырвавший у Стейна нити управления двух державших его карт, приземлил молоток на Часы Жизни Марта, и те, жалобно звякнув, распались на шестеренки и стрелки. Стейн зашипел — душа из часов могла поддержать в нем силы довольно долго.

— Думаешь, что-то изменил, Алый? — процедил Стейн. — Душой больше, душой меньше. Зато твоя скоро отправится к брату.

Дам закашлялся. Видно, стрела пробила легкие — кашель оказался кровавым.

— Тебя ждет маленькое открытие, — выдохнул он.

Стейн поднял меч, занес его над шеей Дама и ударил.

В эту же секунду меч в его руке разорвался.

Холод. Холод шел от земли и был раздирающим, настолько раздирающим, что карты выворачивало наизнанку кусками искореженного морозным ударом металла. Илосович Стейн неожиданно оказался в одиночестве, хотя только что имел в своем распоряжении чуть больше двух сотен карт.

Нанадруо Смобгек, пошатываясь, стоял рядом с темноволосой бледнокожей девушкой, особенно устрашающе сиявшей алыми глазами. Кажется, Стейн уже видел ее — тогда, на площади, с ножом в руке.

Стейн не стал прощаться, он всего лишь мазнул кистью по воздуху и исчез в портале, возвращаясь во дворец. Королеве точно нужно было дождаться, пока Трефы выйдут из зенита звездного фавора.

* * *

— Жив, братец? — шепнула девушка, присаживаясь рядом с лежащим Дамом и касаясь его спины слишком холодными для живого человека пальцами.

— Алиса? — она действительно походила на Алису. Вот только у Алисы глаза не сияли рубиновым цветом, и она не дышала инеем во время разговора.

Это не была иллюзия, это была чистой воды магия, магия, которая на этой земле была доступна лишь Тузам и Ферзям.

Дам вскрикнул, когда Алиса выдрала из его спины стрелу. И когда ледяной холод отрезал его от раны — тоже было больно. Но недолго.

— Мама сказала, что я научусь это контролировать, — Алиса посмотрела на пальцы, покрытые тонкими узорами инея.

— Над... — Дам бросил взгляд на Смобгека, — ты в курсе, что он назвал тебя трусом?

— Я просто потом нарисую ему виселицу, — пробормотал Смобгек, скрестив руки на груди, — если ты думаешь, что я прямо сейчас все брошу и побегу мстить...

— Нет-нет, — Дам пошатнулся и обернулся к разбитым часам. Надежды на починку не осталось, даже будь жив Часовщик. Над осторожно собирал шестеренки в шляпу.

— Зачем?

— Похороним, — отозвался художник, бледный донельзя. Заяц был Трефовым Тузом. С Бубновым Террантом он крепко дружил, но основная его масть принадлежала Трефовой Даме Герцогине — в силу распоряжения звезд второй, по монаршести во всем королевстве. Так же Заяц служил и Вальтам-герцогам, как старшему, так и младшему. Март нянчился с Надом, еще до той поры как он измазался по уши в своей первой краске.

— Алиса... — раздался за спиной Дама глухой голос.

Хайтопп глядел на Алису, выпучив глаза. Дам бросил взгляд на сестренку, потом на Терранта. И снова на сестренку. Что-то в них было общее.

Наверное — яростная бледность и алые, до бубнового блеска глаза.

— Ты здесь случайно, сестрица? — Дама озарило, что он не успел ей удивиться.

— Мне было неспокойно, — буркнула Алиса, — и насчет тебя приснился дерьмовый сон. А потом Над свалился мне на голову.

— Ты видишь сны? — тихо спросил Шляпник.

— Все видят сны, — отрезала Алиса, — только у моих отвратительные привычки. Они сбываются.

— Письменный стол мне в воронью печенку, — выдохнул Шляпник.

— Террант… — Шляпник вздрогнул, и его лицо чуть ожило.

— Ничего, просто ощущение, что я что-то забыл. Что-то важное.

— Например, то, почему ты похож на меня сейчас, да? — Алиса натянуто улыбнулась. —

Это как раз не вопрос. Вопрос — где Маргарет, папочка?

И Безумный Шляпник, гроза Нижнекрая, Бубновый Валет на службе Белого Престола, беззвучно рухнул в обморок.

* * *

Вдоль кладбищенской ограды, прихрамывая, шагал изрядно помятый герольд Кровавого Двора Красной Королевы Нивенс МакТвисп. Гордое фиолетовое сияние в районе левого глаза далеко освещало путь исцарапанному и растрепанному Кролику в порванном парадном костюме.

Вернее сказать, герольдом он перестал быть уже как с несколько часов, был уволен весьма экстравагантным образом и даже без выплаты заслуженного выходного пособия. Зато в качестве отъявленного врага короны наравне с супругой Нивенс, он же Питер Уайт, праздновал свой премьерный триумф.

Одно дело, когда Ведьма до встающих дыбом волос ненавидела постоянно гадящего чуть ли не на каждом ходу и в каждое деяние Королевского Двора Кролика, не имея возможности до него дотянуться. И совсем другого уровня была ненависть Ирацибеты, осознавшей, что тем самым объектом вожделения сжимающихся на шее рук был один из приближенных к ней слуг. А уж факт супружества с ненавистной сестрой стал для МакТвиспа вип-пропуском в высшую лигу ненависти.

Вот что значит мировая слава. Хотя Кролик никогда не чурался и черного пиара. Даже из славы бабника, на практике оценившего ни много ни мало половину населения Расчудесии, МакТвисп умел найти выгоду. Теперь оставалось лишь дождаться утренних заголовков «Вестника Нижнекрая», и можно востребовать с Мираны титул Офицера — за заслуги перед Шахматным двором. Может, после этого хотя бы Уиллкинс перестанет смотреть на него снисходительно и любимая жена реже будет посылать на оперативную работу.

Впрочем, слава славой, но находясь на данном моменте социального пост-избития, кролик не особо хотел с кем-либо встречаться. Шрамы, конечно, украшают мужчину, но не когда он выглядит словно только что проснувшийся после чрезмерно затянувшейся сиесты житель кладбища. Богатые колтунами, нечесаные волосы, собравшие в себя не один десяток репьев, так же мало способствовали имиджу заправского жиголо. И больше всего Кролику сейчас хотелось, как ни странно, покоя и обычного домашнего семейного уюта с парой-тройкой метательных ножей.

Меж тем уж давно свечерело, и на небе выступили первые звезды. Солнце завернулось в темную холодную шаль и притушило яркий дневной свет, сменяясь ночным.

По-хорошему, Нивенсу следовало просто-напросто открыть Нору, и он был бы дома, если бы не оно «но» — разбушевавшийся не на шутку Кролик не только истратил все сэкономленное время до последней секунды, но и сигал в такое количество дыр, что сейчас у него не было и толики усилий, чтоб открыть проход даже в такие близкие Мраморные Земли, отчего весь путь от Угрюмого брега пришлось лично измерять шагами. Теперь оставалось лишь пройти до Цилиндрии и либо рухнуть мертвецким сном там и рискнуть собственной шкурой, либо намотать и так повисшие уши на руку и доплестись в Марморию. Собственно, к рассвету Кролик успевал добраться до Белого замка, если только не рухнет где по дороге. Тогда велик шанс, что Мирана найдет его первой. И в этом случае кладбище неподалеку очень ей пригодится.

Выдохнув сквозь зубы и приняв единственное рациональное из-за инстинкта самосохранения решение, МакТвисп толкнул проржавевшие створки ворот и под протяжный скрежет двинулся между надгробий, срезая путь до Мармории через нижнекрайское кладбище. Все равно Террант наверняка сейчас в замке, и смысла проситься на ночлег в мельнице нет. Потому как у запертой двери несговорчивость выше, чем у Бубнового Валета.

Надежды Нивенса на то, чтобы в тишине и спокойствии пробраться до дома никем не замеченным пошли прахом, стоило ему только заприметить стоявшую у одного из надгробий фигуру, сиявшую в лунном свете. Ночной призрак отлично смотрелся в этом ночном пейзаже. Атмосферненько.

МакТвисп невольно хмыкнул. Гробовщик бы тоже оценил.

Фигура, в свою очередь, как раз облокотилась на надгробие и принялась за изучение небесной карты. Кролику даже привиделось что-то знакомое в чертах ночного визитера кладбища. Но тут все это стало совершенно неважным. Все внимание отвлек тот факт, что фигура таки оказалась призраком. Засмотревшись на звезды, она расслабилась и, утратив плотность и пролетев сквозь камень, опрокинулась на спину.

Озлобленный на весь мир Кролик невольно позлорадствовал. Вот и лежи себе — целуй матушку-землицу. А она сырая, между прочим. И холодная. Хотя какая призраку разница? Берегись — не берегись простуды — уже мертвый. А вот местную физику МакТвисп все же не всегда понимал. Да что говорить — она была ни к черту. Сквозь мраморное надгробие можно провалиться, а сквозь землю — нет.

И все-таки хоть одна прелесть в подобном существовании была — испачкаться не выходило ни при каких обстоятельствах. Кролик грустным взором оценил чистоту и свежесть своего одеяния, невольно завидуя призраку.

Хотя того подобные позитивные мысли, по всей видимости, не посетили, поскольку призрачные руки все равно по привычке потянулись стряхнуть пыль с брюк.

Внезапно Кролика прошибло озарение.

— Д-джул? — заикающийся голос Нивенса прервал громкую брань призрака и привлек его внимание.

Фантом резко развернулся, отчего часы-серьги тревожно заколебались, а сам МакТвисп с перепугу повторил недавний подвиг Манрея и, отшатнувшись, споткнулся и приземлился пятой точкой на ближайший могильный холмик, попутно сделав для себя бесценное умозаключение, что треснуться башкой о крест довольно неприятно. Теперь помимо всего прочего на затылке Нивенса еще и красовалась прекрасная абстрактная загогулина в несколько сантиметров, именуемая в простонародье шишкой.

— Т-т-ты-ы-ы? — срывающимся фальцетом выдавил из себя Кролик, непроизвольно нащупывая в карманах оружие. Не то чтобы призраки были небывалым событием в Нижнекрае, но данный субъект сильно выбил его из колеи.

— Нет, Митрандир из Лориэна, — ядовито отозвался Часовщик, скрестив руки на груди. — Какого черта, Пит?

После того, как МакТвисп истратил на друга два метательных ножа и решил истратить еще и последние патроны, Манрей понял, что выбрал неверный тон и примиряюще поднял ладони.

— Ну все, притормози, Нивенс. Я это. Я. Самый что ни на есть взаправдашний. Так что можешь убрать свою излюбленную пушку, — Джулиус указал на наставленное в его сторону дуло револьвера, — тем более тебе сейчас этой хлопалкой только туман вокруг меня разгонять.

— П-прости, не оч-чень в-верится, — произнес Питер, не спеша убирать пистолет и сдвигая рычажок предохранителя. — Как… Как я тебя в-вижу?

— Ты за подпухшим глазом звезд не видишь? — Джулиус ехидно улыбнулся. — Полнолуние. А трефовая дама вошла в свою колоду. Памятьдень. Редкое событие, гораздо более редкое, нежели затмение. Просто удивительное совпадение. Хотя… Совпадение ли? — Манрей осудительно посмотрел на МакТвиспа. — Ну как, пришел в норму?

Кролик слабо кивнул.

— Отлично, тогда сразу несколько организационных вопросов. Тебе цикуты под язык или мышьяка внутривенно за такое халатное отношение к работе? Если меня нет — кто сейчас Время, а? — Часовщик медленно закипал. — В конце концов, это твой долг! Почему в последнее время совершенно не чинятся часы?

Нивенс опустил голову.

— Я пытался, честное секундное, но ты знаешь…

Джулиус устало прикрыл ладонью глаза.

— Но я нашел вот что, — МакТвисп вынул из кармана серебряные часы с инициалами «Д.М.». — Все еще живы, хоть и не тикают.

— Толку-то с них, если ты обычные отремонтировать не в состоянии, — сухо отметил Манрей.

Кролик молча запрятал часы обратно.

— Ладно, тогда другой вопрос, не по существу. Какого дьявола с тобой произошло? Побитый, подранный. Кто тебя так отходил? Ты так не выглядел со времен… — Часовщик многозначительно ухмыляясь, прикоснулся к серьге из левого уха.

МакТвиспа рефлекторно передернуло.

— То мрачная и долгая история...

На кладбище завывал ветер, а Джулиус Манрей печально оглядывался по сторонам. Где-то там — за оградой кладбища — печально плетется к Мармории Белый Кролик. Немногие могли найти слабое место в том доспехе сарказма, за которым скрывалась чувствительная и пугливая кроличья душонка, так вот Джулиус был одним из тех редких умельцев.

Нет, все же со временем из Нивенса выйдет прекрасный Часовщик. Лишь бы только понял, что от него нужно, взглянул дальше собственных лап. Чисто гипотетически, он мог бы и часы Джулиуса отремонтировать, если бы нашел, но стремясь защитить себя максимально, Джулиус сделал механизм на порядок сложнее. Вроде и не обделил себя, но перспективы возвращения к жизни таяли с каждым днем посмертия. У МакТвиспа может не хватить силы духа, чтобы оживить Часовщика.

От дальних надгробий донесся кашляющий смех. Джулиус осклабился и, развернувшись, уставился на прозрачного и бестелесного Гробовщика.

— Ты знаешь, а я по тебе скучал. Некому было над ухом скрипеть костями!

Гробовщик запрокинул голову и, так и не стерев с лица печальную улыбку, уставился на полумесяц. Он мог бы растрогать кого угодно, но не Джулиуса, с которым они так долго конфликтовали. Джулиус вообще подозревал, что старый жнец, собиравший души умерших по всему Нижнекраю, доволен собственной произошедшей смертью, особенно радуясь, что произошла то даже не от руки Джулиуса.

— Памятьдень, — тихо произнес Жнец.

— Браво, — усмехнулся Джулиус, — у тебя, кажется, после смерти прошел маразм.

— Хех, а ведь мы так и не пришли к выводу, кто прав, а кто — нет, Джулиус, — хмыкнул Гробовщик.

Джулиус вгляделся в лицо собеседника — уж больно спокойным он был, будто пакость какую задумал. Впрочем, нет, пустые мысли — он, как и Джулиус, лишен права вмешиваться в ход дел смертного мира.

— Ты считаешь, это сейчас важно? — если бы Джулиус исходил ядом, то это был бы яд скептицизма. И как же ему сейчас не хватало родных разноцветных бутылечков. Просто для уверенности

— Да не особо. Что толковать — мы оба мертвы, — Гробовщик патетично вздохнул и скривил лицо в фальшивой гримасе скорби, — а я ведь не успел отведать еще около трети твоей чудодейственной коллекции. А жаль — змеиный яд хорошо помогает от ревматизма. Даже в профилактических целях.

— А тебе яд какой змеи хотелось бы? Они ведь совершенно разные и по ощущениям, и по вкусу. Есть гюрзовый яд, гадючий, хотя для тебя мне не жалко и яда аспида. У него очаровательное ореховое послевкусие, — огрызнулся Джулиус, пытаясь понять, на что ему тратить остаток ночи. Проводить его с древним как весь подземный мир Гробовщиком было несколько эксцентрично.

— Ирацибету не доил часом, нет? Должен выйти хороший яд, сильной токсичности, — дружелюбно поинтересовался Гробовщик.

— Пробовал, да ее слюна разъела мне флакончики и попортила полки. В уборке хорошо, если дозировать и не беспокоиться об окружающей среде. У меня даже есть подозрения, что ею меня как раз Валет и траванул. Не с таким привкусом представлял я себе последнюю чашку кофе…

Не будь Джулиус бесплотным призраком, его бы просто снесло ударной волной хохота давшего волю смеху Гробовщика. А так тот только птиц переполошил, бедные вороны посреди лета полетели к югу, от греха подальше.

Эти пикировки… Джулиус и сам скучал по ним, оставшимся в дальней ушедшей дали вместе с инсценировками отравлений и дегустациям чая и кофе.

— Хе-хех, кофе со вкусом Ведьмы… Врагу не пожелаешь. Только тебе, разве что, — отсмеявшись, заявил Гробовщик, заслужив лишь насмешливый взгляд Манрея. Джулиус знал больные мозольки соперника и, чтобы оттоптать их, его не надо было просить дважды. Джулиус горько и скорбно вздохнул — все театры вселенной передрались бы за такого актера.

— Косу твою жалко. Хорошая вещь. Была. У Стейна она явно долго не задержится — по рукам пойдет. Не косить тебе больше детушек-ребятушек, не забирать старушек немощных, не рубить головы драконов пылкающих, — Джулиус и сам понимал, что его понесло, но ему нравилось направление, и он не хотел останавливаться, тем более что рожа у Гробовщика недовольно вытянулась.

— Вот почему каждый раз, когда ты меня доводишь окончательно, у меня с собой нет Косы?

— Потому что склероз надо лечить вовремя и не забывать дома необходимые вещи, — бесстрашно буркнул Джулиус.

Тишина над кладбищем разбавлялась только карканьем ворон, оглушенных и не понимающих, где географически должна собираться стая. Джулиус ощутил, что победил, но ему явно не додали оваций. Ни тебе салютов, ни чепчиков в воздухе. Довольствоваться ему пришлось малым — посчитать, что две в унисон каркнувшие вороны сойдут за «Браво».

Алиса раскрыла глаза. Она как будто бы моргнула. Но вокруг резко сменилась обстановка — исчезла Мирана, которая опять приходила успокоить подскочившую из-за вырывающегося из-под контроля льда Алису. Зато рядом совершенно бесстыдно храпел Дам. Алиса некоторое время глядела на него, размышляя о том, насколько обезумел этот мир и насколько обезумела она, что ее совсем не волнуют приличия. В конце концов, пусть Питер к ней и сватался — но он уже женат. А больше никому она в этом мире не нужна — глупый и совсем не бравный воин. Да еще и магия эта странная.

Она видела на рассвете этого дня призрак матери, и та не стала сообщать, почему явилась в Подземье в столь экстравагантном виде. Алиса же боялась об этом думать. Отец был здесь. И Маргарет — сестра Алисы — тоже была здесь. В Стране Чудес. Подробностей мать не сообщила — у призрака не хватило сил.

До того, чтобы понять, кто является ее отцом, Алисе не потребовалось много усилий. Мать дала исчерпывающее описание того, кого она помнила как своего мужа в Стране Чудес. Он и сам не отворачивался от нее. Тем больнее было понимать, что именно он считает ее никчемной Алисой. Не Той. Впрочем... Алиса мстительно улыбнулась, вспоминая, как Террант рухнул в обморок. Отец тоже не блистал бравностью... Не в бою.

Сна не было — уж больно тревога сжимала сердце Алисы и будила холодящую магию, с которой Алиса редко могла совладать. На балкончике было светло — звезды не обращали внимания, что в Нижнекрае остановилось время, путь здешнего светила от него не зависел.

— Алиса…

Казалось, это вздохнул ветер, но Алиса, обернувшись, уставилась на серебристый силуэт. Сердце больно сжалось, когда она увидела чуть качающиеся серьги-часы.

— Джулиус…

— Я боялся тебя беспокоить, — Часовщик, вернее, его призрак смущенно опустил взгляд, — к тому же ты не одна.

Алиса протянула ладонь к его лицу, но ощутила под пальцами лишь чуть более холодный воздух. Он появился в поместье Эскотта год назад, Хэмиш (то есть Питер, конечно же) представлял его как своего учителя по музыке и близкого друга, тогда леди Лидделл даже уговорила Ричарда (так его назвал Хэмиш) позаниматься с Алисой. Алиса же будто влюбилась в сон. В тот самый сон, в котором Алисе улыбались Львы, в котором она красила цветы и пила чай из чашки с отбитым дном. В том сне был Джулиус, тот самый Джулиус, которому маленькая девочка восьми лет от роду сказала что выйдет за него замуж, как только вырастет, если он того дождется, а Часовщик, улыбаясь, заметил, что у него есть все время этого мира, так что он будет ждать столько, сколько юной леди потребуется. У Джулиуса были темные волосы, и у Ричарда тоже. У него, конечно, не было огромного количества часов, но он был дьявольски пунктуален, и он был реален. Этот роман был оглушительно-безумным, Алиса очень хотела умолить мать согласиться на мезальянс, но закончилось все тем, что Ричард оставил Алисе прощальное письмо и уехал в Австралию. В том письме было много эмоций, много о данном слове, о том, как Ричарду сложно обманывать Алису и что его подлость не меряется границами. С той самой минуты Алиса не хотела замуж. Хотела остаться в старых девах навечно, и желательно при этом сойти с ума, как тетя Имогена. Какой жених может быть прекрасней выдуманного? Ему можно выдумать верность и прочие качества, что не разбивают сердце. И сейчас, глядя на Джулиуса, Алиса даже не сомневалась, что именно он обучал ее музыке, именно когда она играла в четыре руки с ним, у нее сердце выворачивалось наизнанку — всеми своими горячими сторонами.

— Прости, что уехал тогда, — устало произнес Джулиус, — слишком много стало работы по починке Часов Жизни. Думал, доживу до того, как Питер приведет тебя сюда.

— Не дожил, — Алисе было больно. Снова больно. Еще больнее, чем тогда, на похоронах, когда она увидела его здесь в первый раз, когда ноги подкосились.

Джулиус опустил взгляд.

— Ты надолго? — Алиса подозревала, что ночь скоро кончится.

— Памятьдень заканчивается на рассвете, — тихо отозвался Манрей.

— Ты не пришел раньше.

— Не хотел тебя беспокоить. Я мертв. Не имею права вмешиваться в твою жизнь.

— Ты не думал так год назад, — Алиса внезапно поняла, почему ее одолевает этот холод, с которым она никак не может справиться. Все было из-за него, из-за того, что он посмел умереть, из-за того, что она пыталась отстраниться от боли, которая впилась в душу осколками.

— Тогда мне казалось, что у нас впереди вечность, и я устал ждать, когда она начнется.

— Жаль, что ты бесплотен, я бы тебя ударила, — с горечью произнесла Алиса. А еще она бы его обняла, отчаянно сжала в своих руках, не отпуская, чтобы надышаться им, прирасти к нему, никогда больше не терять, но сейчас это Джулиусу было знать не обязательно. Алисе хотелось думать, что его тоже тяготит невозможность выполнения этих желаний. Алиса помнила их редкие верховые прогулки и тот единственный поцелуй, на который они осмелились, когда забрались в такую глушь, что даже птицы не особо были слышны. О последующей встрече с медведем и возвращении на одной-единственной лошади, которую удалось удержать, вспоминать было и того больней. Тогда он был рядом, и, черт возьми, — Алиса даже позволила себе совершенно вызывающе опустить голову ему на плечо. Мать, конечно же, устроила нагоняй, выговорила за столь неподобающее для незамужней девушки поведение, как будто бы замужество позволяло распущенность.

— Я рад, что ты вышла на балкон. Я бы не осмелился тебя будить.

— Идиот.

— Знаю, — улыбнулся Часовщик, — у меня было немного романов, знаешь ли.

— Сам тот факт, что они у тебя были, делает больно. Черт побери, я ревную мертвеца, куда это годится? Это смешно?

— Ну что ты? — Джулиус спрятал смешок.

— Значит, Памятьдень? — уточнила Алиса. Мама приходила утром. Означает ли это, что…

— Да.

— Кто может приходить как призраки? Может, есть особая магия, которая позволяет так странствовать? Может, с Верхнекрая можно попадать сюда только духами?

— К тебе кто-то приходил? — Джулиус внимательно взглянул на Алису.

— Ответь.

— Я бы рад тебя утешить, но нет — такой магии нет.

Алиса отвернулась. Она не хотела об этом думать, впрочем, теперь уже выбора не оставалось — как и вариантов. Но что такого могло произойти с мамой? Хотя мало ли что могло случиться на поверхности. В конце концов, мамино сердце могло даже не выдержать ее побега.

— Мне надо идти, — прохладный воздух коснулся обнаженного запястья.

— Ты явишься еще?

— До следующего Памятьдня, Алиса, — он не стал даже дожидаться, чтоб она повернулась и лишний раз ощутила, как скручивается в болезненную спираль сердце. Он просто растаял.

А Алиса смогла только почти вслепую от слез добраться до кровати и сползти на нее.

Она старалась не рыдать, чтобы не разбудить Дама, но сделать это ей не удалось бы, даже если б она не дышала. Джокер крепко обнял Алису.

— Не хочу, чтобы сестренка плакала, — шепнул он, — правда, понимаю, что сейчас без этого никак.

— Он… И мама… — Алиса даже не могла толком объяснить ему, почему рыдает. Ей казалось это важным, как будто бы Дам не стал бы проявлять сочувствия, если б не знал причин ее горя. Он и не знал, потому что из ее невнятных всхлипов и стенаний было ровным счетом ничего не понять.

На дворцовой кухне Ее Белого Величества было полно народу, во многом благодаря тому, что кухня эта в то же время была и лабораторией, а сейчас Даму обрабатывали рану и меняли повязку. Чешир так и не появился, поэтому зализать рану и проявить чудеса Чеширской Медицины было некому.

Тихое побулькивание и запах из котлов дарили небольшую толику умиротворения для Ее Белого Величества, которая терпеть не могла, когда нужных зелий не было в достатке. Однако Мирана то и дело нервно косилась на дальний угол кухни, совершенно пустой.

Обычно там хозяйничал Ирвикет, но Мартовский Заяц умер.

Кэр, Кэр мертв.

Горечь очередной утраты Белой Королевы была словно рассеяна в воздухе и каждый раз, проникая в грудь с каждым вздохом, колола изнутри. К кастрюлям Танкери даже боялись прикасаться повара — Ее Величество слишком страшно смотрела на слуг. Она будто наяву видела, как заяц вчера крутился между плитой и столом и варил очередной суп. И все радовались тому, что даже поехавшая крыша Танкери не испортила его кулинарных талантов. Никто заранее не думал о том, как Заяц будет подавать блюда к столу — это был уже совсем другой вопрос. И к этому никогда нельзя было подготовиться.

С тихим шуршанием опустился на подоконник филин, курьер из Совиного Вестника. Сообщал Вестник главным образом новости этой ночи и предыдущего дня, зато совы были очень дотошны.

Нанадруо забрал у курьера газету, Мирана, даже не целясь, кинула в филина совиным печеньем. Тот элегантно его поймал, высокомерно взглянул на королеву и исчез.

Над тихо присвистнул, проглядывая первую полосу: «Кажется, у МакТвиспа была веселая ночка».

— Читай, — приказала Мирана. С того момента, как супруг остался во дворце Ирацибеты, сердце было не на месте. Пусть отношения между ними были все так же остры, как и тогда, когда Питер впервые спер у Мираны любимую скрипку, но все же отсутствие настойчивого кроличьего внимания делало жизнь пресней. А сейчас Миране очень не доставало и его прагматизма. Питера хотя бы можно было вытащить на дуэльную площадку и дать волю плещущейся внутри боли. Не с Пешками же воевать Королеве. Шляпник пока еще отсыпался после вчерашнего и вообще был очень подавлен. Видимо, смерть Кэра задела и его.

«...Также спешим заявить, что прошлой ночью отрядом Илосовича Стейна была совершена попытка схватить Нивенса МакТвиспа — Белого Кролика — и строжайше допросить, а в случае противодействия — привести в исполнение приказ Ее Королевского Величества Ирацибеты фон Кримс. Всплыли шокирующие известия, которые заставили Ее Величество приказать обезглавить Кролика. Выяснилось, что столь почтенный житель Подземья, как Нивенс МакТвисп, довольно часто ошивался в кругах так называемого Сопротивления и, более того, сам замышлял действия против короны. Кроме всего прочего, также появились подозрения, что именно благодаря МакТвиспу, преступнице и бунтовщице Алисе удалось вернуться в Нижнекрай. Сообщается так же, что МакТвисп обладал какой-то важной информацией относительно сестры Ее Королевского Величества — Мираны Мраморной.

К несчастью, предателю удалось скрыться. О его нынешнем местоположении пока ничего не известно. За любую информацию о Белом Кролике полагается вознаграждение.

Обязанности Королевского Глашатая на время возьмет филин Архимед, а должность Хранителя Библиотеки примет на себя старик Мирддин. Оба совсем недавно вернулись в Нижнекрай из Зачарованного леса, что в Дальних Землях.

Мы будем внимательно следить для вас за дальнейшим развитием событий.

Главный корреспондент Подземья. Редактор “Вестника Нижнекрая”,

Птица До-До».

Над, читавший газету вслух, замолчал, переводя дыхание.

— И где он? — в пространство уточнила Мирана. — Почему я должна занимать свою голову вопросами сохранности шкуры одного Кролика, которому лень поймать голубя и прислать с ним записку? Уилкинс!!!

Однако механический дворецкий не откликнулся. Мирана озадаченно оглядела кухню, будто ожидая, что Уилкинс с присущим ему звяканьем вылезет из-под плиты, но его не было.

— Шарлотта, где Уилкинс? — поинтересовалась Белая Королева у скромной белой Пешки-медсестры, вовсю бросавшей смущенные взгляды на Дама, который с безучастным видом сидел, перенося процедуру перевязки. В данный момент Шарлотте ничего не светило — внимание Алого Джокера принадлежало Алисе, с которой он же и появился и которая за прошедшее утро не сказала ни слова.

— Господин управляющий отбыл в левое крыло.

Мирана нахмурилась. Уилкинс, разумеется, работал дворецким на Белую Королеву, но отбыть без разрешения он мог, лишь только если единственный живой претендент на должность Времени — а это все-таки был Питер — в очередной раз решил попытаться приступить к непосредственным обязанностям. Мирана лично считала, что Белый Кролик слишком любит влипать всем своим хвостом в приключения, чтобы вступить в полномочия Времени, но сейчас кроме него претендентов не было. Часовщики остались за давно уже отделившей Страну Чудес от прочих стран стеклянной стеной. Бармаглот везде был нежеланным гостем и был и останется проблемой только Страны Чудес. Так решили волшебники из соседних держав, в результате чего Страна Чудес превратилась почти что в нелюдимую пустыню. В которой теперь и время не шло.

— То есть этот ушастый ублюдок вернулся в замок и даже не показался мне на глаза?

Когда дверь мастерской открылось, Питер не глядя поднял руку и пробил пистолетным выстрелом дыру прямо над мираниной головой.

— Милая, ты вроде умела читать еще вчера, — тихо произнес он, выпуская из второй руки чьи-то Часы Жизни и разворачиваясь к двери, — я там написал «Не беспокоить».

— Не указывайте Королеве, что ей делать, Рыцарь, — ехидно произнесла Мирана.

— Мирана, я правда занят.

— Ты мог зайти!

— Ты волновалась? Действительно прорыв в наших отношениях, — устало произнес Питер. Он был сильно выбит из колеи, даже язвил не так уж едко.

— Наша дочь рано или поздно должна вернуться в нашу страну. И ее отец должен быть жив хотя бы к тому моменту. Потом я могу лично тебя убить, если тебе так не терпится свести счеты с жизнью.

Питер закрыл глаза. Затем встал и молча обнял Мирану. В такие минуты ни капельки не странно выглядело то, что Белая Королева взяла и вышла за него замуж.

— Можешь остаться, вряд ли ты помешаешь… — Кролик взглянул на стол и на Часы, — все-таки у меня никогда не получалось, ничего не должно измениться сегодня.

— Нивенс… Кэр погиб.

Кролик замер. На его напрягшейся спине можно было проиграть нехитрую мелодию. Хотя и мысли несостоявшегося Часовщика были понятны.

— Никто тебя не винит.

— Мне на этом поприще пока что достаточно себя, — глухо отозвался Питер.

— Ты и так спасаешь нас всех. Ты привел Алису.

— И это будет важно, когда Ирацибета прорвет защиту твоего замка?

— Это не случится завтра.

— Но это случится.

— С нами Бравный Воин. Она победит Бармаглота. Пророчества всегда исполняются.

— Мирана… Я живу взаймы, понимаешь? Тысячи минут, что я трачу ежедневно, — все они даже не мои, все они принадлежат тому Времени, что сейчас остановлено. И пока я не сделаю хоть что-то, пока не начну приносить этому миру пользу — я рискую сломаться как дешевые часики. Замереть. Навсегда.

— Если уж ты бесполезен, то какие речи о Королеве без Королевства?

— И Короле без короны? — фыркнул Питер, сбрасывая с лица напряжение. — Хотя меня не радует коронация. Рыцарем у меня маневренность повыше.

— У нас мало фигур, но и партия еще не отыграна.

— Ты заговорила о дочери сегодня, — спокойно произнес Кролик, — что-то случилось? Сны?

— Я не Шляпник, я не вижу будущего, — огрызнулась Мирана.

— Ладно, пойдем на кухню, не среди шестеренок же тебе душу отводить, — сжалился Кролик.

На кухне разговор не задался. Питер раскрыл потертую тетрадь, которая грозила пережить хозяина, и уткнулся в нее, не обращая внимания на попахивавшие котлы, тем более что не все запахи принадлежали еде.

Мирана же снова закружила вокруг зелья. Впрочем, Кролик просидел за тетрадью недолго.

— Я надеюсь, меня хотя бы завтраком накормят? — уточнил он и тут же пригнулся, уворачиваясь от полетевшего в него ножа.

— Я тебе не кухарка! — яростно выдохнула Мирана.

— Именно поэтому ты варишь что-то, подозрительно напоминающее овощное рагу?

Нож снова пролетел через кухню и воткнулся в разделочную доску рядом с рукой Мираны.

Белая Королева выдернула нож и принялась мелко крошить им листья надгробянки, бормоча себе под нос:

— Три лепестка покрашенной розы, две ложки безумных идей, настой укур-гриба...

Прическа Мираны растрепалась, а несколько прядей и вовсе сползли ей на нос, отчего та постоянно пыталась их сдуть. Кролик оторвался от своих записей и невольно залюбовался бывшей королевой, порхающей между котлами с различными зельями и микстурами. Сейчас, она до боли в сердце была похожа ну ту, прежнюю Мирану, по которой Питер, откровенно говоря, немного тосковал. На ту, что всегда была до одури взбалмошна, остра на язык, непокорна, воинственна. Его Мирану...

Сегодня бывшая королева выглядела растерянной и сбитой с толку. Она даже несколько раз путала ингредиенты и чуть было не запорола одно из варившихся зелий, чего с ней практически никогда не происходило. Уж очень искусна была младшая Фон Кримс в зельеварческих науках. И эти нервные взгляды в угол Кэра. Взгляд Питера зацепил на одной из кастрюль заварочник с отбитым носиком. Кэр не очень любил чашки, считал, что они совершенно не пригодны для полетов с их-то ужасной балансировкой и до негодности зашкаливающей хрупкостью. Как-то даже он решил пить чай из мисок. Две недели весь королевский двор пил напитки исключительно из супниц. Потом Кэр переключился на заварочники...

— Что с тобой, Белая? — отворачиваясь от угла, в котором с каждой посудиной были связаны воспоминания, поинтересовался Питер.

— Какое-то... плохое предчувствие, — медленно протянула Мирана, уставившись на пейзаж за окном. — Мне сегодня снился папа, — внезапно произнесла она.

— Король Йааван? Отец? — оторопел Питер.

Бывшая королева утвердительно качнула головой.

— Что-то плохое?

— Не знаю... Просто, очень неспокойно на душе. И... — она помолчала, словно раздумывая, говорить или нет. — А еще я Луну во сне видела.

— Что с дочкой? — Питер резко вскочил.

— Сядь! — потребовала Мирана, дождалась, пока Кролик прижмет свой хвост к стулу, и повторила: — Я не знаю. Но не думаю, что с ней что-то произошло, — добавила Мирана, тем не менее тревожно меряя шагами помещение. — В конце концов, с ней папа, а он за себя и за нашу дочь постоять в силах. Да и брат Терранта тоже в Верхнекрае. Вдвоем они не дадут малышку Луну в обиду.

— Надеюсь...

— Не стоило нам отправлять ее к папе. Может, лучше все же было бы оставить ее здесь с собой?

— Ну да, конечно, — Питер скептически хмыкнул. — Твоя сестрица, дорогая, очень непредсказуемый человек. Страшно подумать — теперь она мне родня. Пусть еще и неофициально. Кроме того, мало ли что бы она надумала в отношении своей племянницы. И, как ни страшно признавать, мы не могли оказать дочери полную безопасность. Так что с твоим отцом ей будет спокойнее всего. Он приглядит за внучкой. А Хайтопп ему поможет.

Они синхронно вздохнули.

— Хотя, я по ней сильно скучаю, — тихонько добавил МакТвисп и впал в такую глубокую задумчивость, что Миране пришлось дернуть его за ухо, чтобы он хоть как-то вышел из прострации.

— Пожалуй, я покину Нижнекрай на некоторое время, — наконец произнес Питер, — мне нужно увидеть главного Механикуса и проведать Лу.

Карты во главе с Валетом караулили Питера неподалеку от кладбища и сторожки, внутри которой скрывалась дверь в Зал Дверей. Питер бы даже обеспокоился этим, если б не знал, что Валету недоступны манипуляции с временем, а без них в Междумирье не попадешь.

— Нивенс МакТвисп! Именем Королевы вы арестованы! — глухо рыкнул Десятка.

Питер тяжело вздохнул, на ходу обернулся кроликом — кроличий ход в сжатом времени быстрей человеческого, — крепче сжал ручку саквояжа и приготовился прорываться боем. Что ж, может, это и будет последнее сражение, но у него еще осталась парочка тузов в рукаве.

— Сдавайся, МакТвисп, — медленно, растягивая слова, посоветовал Валет, покачивая на указательном пальце наручники. — Именем Ее Величества ты приговорен к аресту и долж…

— Вот еще! — воскликнул Питер и, резко подняв над головой Часы, остановил время.

Карты застыли на месте, словно время для них остановилось, а Кролик поспешил вырваться в коридор, на ходу стащив у рыцарей часы. Не стоило рассчитывать на временные петли, времени в часах отложено было совсем мало — надолго его не хватит.

И вправду, уже спустя пару минут Илосович Стейн смог преодолеть сдерживающую его магию и, увидев, что Кролик успел преодолеть половину пути до сторожки, яростно взревел:

— Найти! Схватить! Обезглавить! А еще раз упустите — всех скормлю Королеве!

Угроза подействовала на ура, и рыцари, подгоняемые Десяткой, поспешили в погоню за Белым Кроликом.

МакТвисп мчался по кладбищу, не разбирая дороги и перескакивая через могилы. За ним по пятам следовали рыцари с Капитаном Девяткой во главе и с каждой минутой нагоняли Кролика. Нивенс сунул лапу в саквояж и, не сбавляя бега, начал шарить в нем. Перчатки, цилиндр, опять не то… А вот же он — термос с кофе. На рукаве пришита ампула с кислотой — Кролик осторожно откусил от нее верхнюю часть и вылил яд в термос. Одному Времени известно, как это удалось сделать и не разлить ни кофе, ни яд.

Рыцари были все ближе. Одним ловким движением лапы Нивенс закинул в термос пару часов, принадлежавших бегущим за ним картам. Кислота в кофе зашипела.

Результат не заставил себя долго ждать. Оба рыцаря рухнули навзничь, преградив дорогу Десятке. МакТвисп же расхохотался счастливым смехом безумного идиота, которому опять повезло, отбросил в сторону термос и прибавил ходу.

У выхода с кладбища дежурили еще две карты — Стейн явно предполагал, что Кролику удастся прорваться. Не размениваясь на любезности, Нивенс раскрутил часы на цепочке и врезал ими по башке первому попавшемуся рыцарю. Пока пострадавший и его товарищи пытались понять, что происходит, Кролик преодолел оставшееся до сторожки расстояние, проорал на весь лес: «Долой Кровавую Ведьму!» — и хлопнул дверью, выскакивая в Междумирье.

Вот здесь — в круглой комнате с дверьми — уже можно было остановиться и перевести дух, шарясь по саквояжу в поисках связки ключей. За каждой дверью скрывалась созданная им «нора», с помощью которых Нивенс преодолевал Зеркальный барьер, отделяющий его мир от соседних. Теоретически, Кролик мог отправиться в любое измерение, но чаще всего он посещал внешние миры, навещая дочь или отправляясь на очередные поиски Алисы…

Наконец найдя связку, МакТвисп осмотрелся по сторонам и не раздумывая шагнул к зеленой двери. Он успеет на обратном пути заскочить в мир Алисы и выполнить ее просьбу. За дверью скрывалась лишь земля и длинный уходящий вверх туннель. Там, наверху, он неоднократно разветвлялся. Внезапно сзади послышались громкое падение и лязг рыцарских лат, а затем знакомый голос, заставивший оторопевшего Кролика обернутся и застыть на месте, рявкнул:

— Именем Королевы! Нивенс МакТвисп, остановись, чтоб тебя черти подкинули!

— Прорвался, — охнул Нивенс, увидев Карту в Зале Дверей. Капитан Королевской стражи по-прежнему неустанно гнался за своей целью. Правда, уже без копья — видимо, выбросил, чтоб быстрее бежать. Такое упорство и преданность долгу восхитило даже МакТвиспа. Но ненадолго. Междумирье явно не было довольно нарушителем порядка. Дверь — распахнутая дверь тянула Десятку назад. Нивенс, недолго думая, прыгнул вперед, ударяя задними лапами в грудь карте и давая ей необходимый импульс, чтобы вылететь за дверь.

Только Хранитель Ключей мог находиться в Зале Дверей. И все же стоило задуматься, как Десятка продрался сюда. Однако, надо поторапливаться. Страна Чудес не любит, когда ее покидает Белый Кролик. Чем меньше времени уйдет на путешествие, тем лучше.

МакТвисп снова вернулся к зеленой двери, на ходу превращаясь в человека. Снова зашевелились среди белых волос длинные уши. Раскрыв саквояж, Нивенс достал оттуда любимый цилиндр — подарок Шляпника ко дню Нерождения — и водрузил его себе на голову, скрыв уши.

— Еще и не вышел никуда, а уже везде опаздываю, — недовольно пробормотал он и, подпрыгнув, полетел по тоннелю.

На улице крупными хлопьями падал снег. Ветер тихонько завывал и поднимал небольшие снежные вихри. Милая девочка со светлыми длинными волнистыми волосами и голубыми глазами отстраненно наблюдала за этими вихрями из-за окна, изредка улыбаясь. Казалось, словно в каждой снежинке она видела что-то понятное только ей одной. Но все рано или поздно заканчивается.

— Луна, зайка, помоги мне, — позвали ее снизу.

— Иду, дедушка! — отозвалась девчонка, в последний раз глянув в окно и спускаясь в гостиную.

Внизу за печатным станком сидел такой же беловолосый мужчина, похожий на Луну один в один. На вид ему нельзя было дать больше сорока лет. Если бы она не назвала его дедушкой, можно было бы подумать что это ее отец.

— Ты звал, дедуля?

— Да. Луна, как думаешь, про что бы сказочное мне написать в статье? Я уже весь извелся, но мне так ничего и не пришло на ум. А рождественский выпуск «Придиры» уже завтра.

Луна задумалась, накручивая на палец локон волос.

— Напиши про мюмзиков, — посоветовала она.

Ксенофилиус лишь покачал головой.

— Пройденная тема. Мозгошмыги уже стали неинтересны. Нужно что-то новое.

— Тогда про зелюков.

— Тоже было, — Лавгуд устало провел рукой по лицу. — Какой позор... Король Йааван не может вспомнить жителей своей страны. Нонсенс!

— Бывший король, — поправила его внучка.

— Не суть важно, а важно то, что я не могу их вспомнить, — Лавгуд был прерван стуком в дверь. — Луна, доченька, пойди открой дверь, — специально повысив голос, произнес он.

Луна кивнула и пошла встречать гостя.

— Здравствуйте, Ваше Величество, — донесся из прихожей мягкий и почтительный голос.

— Дядя Альбус! Ой, простите, директор....

— Ерунда, когда мы не в школе, зови меня так, — Дамблдор усмехнулся, входя в гостиную в обнимку с крестницей.

— Дедуля, к нам дядя Ал пришел, — радостно сообщила Луна.

— Да я уже вижу, — произнес Ксено, вставая с кресла и тоже обнимая старика. — Решил заглянуть к нам на праздник?

Дамблдор развел руками, мол, сам догадался. И повернулся к крестнице, доставая из кармана мантии палочку.

— Вообще-то, дарить подарки за день до Рождества — это неправильно, — Альбус лукаво подмигнул Луне. — Но кто нам помешает это сделать?

Директор взмахнул палочкой, и в руках Луны оказалась небольшая коробочка. Открыв ее, девочка ахнула от восхищения. Внутри находилось несколько зачарованных стеклянных шаров, в которые были заключены маленькие копии замка Мармории, Угрюмого Брега, Мельницы Зайца, Часовой Башни и еще нескольких достопримечательностей Расчудесии, включая давно разрушенные поселения Цилиндров и Кукольников.

Ксенофилиус подошел поближе и, взяв в руки копию Белого Замка, повертел в руках.

— В северной башне два окна, а не три, — мимоходом подметил бывший правитель. — Но все равно это удивительно. Все абсолютно точно до самых мельчайших деталей. Ты сам все сделал? — спросил он у Дамблдора.

Альбус смутился.

— Да, я провел несколько дней в думосборе, чтоб как можно более похоже все воссоздать, — Дамблдор усмехнулся. — Могу я считать, что подарок удался?

Луна только радостно кивнула.

— Кстати, что с твоей рукой, Альбус? — Лавгуд кивнул на почерневшую и обуглившуюся правую руку Дамблдора.

— О, ничего такого, о чем бы следовало волноваться, Йааван. Не более чем проклятие. Я уже давно его ослабил, но на всякий случай делаю вид, что оно все еще в силе. Правда, мои часы по-прежнему обгоревшие... И боюсь, с ними я ничего не могу поделать, — добавил тот.

В дверь снова постучали.

— Кого еще могло принести? — удивился Ксенофилиус.

— Я открою дверь, — Дамблдор ласково потрепал Луну по волосам и поспешил ко входу.

Открыв дверь, Альбус на секунду опешил. На пороге стоял Нивенс МакТвисп и зябко потирал руки.

— Нивенс...

— Альбус... Ты постарел, друг мой, — Кролик крепко обнял Дамблдора. — Поседел... Где же твоя былая Хайтопповская рыжина?

— Ну, я всегда был старше Терранта, — Альбус сделал неописуемый взмах рукой.

— Куда уж старше? — ехидно поддел его МакТвисп.

— Дядя Ал, кто там? — прозвучал из гостиной заинтересованный голос Луны.

Нивенс жестами показал Альбусу не говорить.

— Весьма неожиданный гость, моя девочка, — заявил он, заглянув в комнату. — Можно сказать, еще один рождественский сюрприз, — Дамблдор усмехнулся в усы, а глаза лукаво блеснули из-за очков-половинок.

— С Рождеством, отец, Луна, — произнес гость, входя в гостиную.

— Папа!