Преданья седой старины (джен)

Первой гостью почуяла Далинда — она скользнула с подоконника, где грелась на солнце, и, едва слышно прошуршав по полу, юркнула в щель в углу. Саласар удивленно посмотрел вслед своей любимице, и лишь потом расслышал приближающиеся к дому шаги. Раздался негромкий стук в дверь, затем она распахнулась, и в дом вошла женщина.

— Добрый день, госпожа, — не прекращая своего занятия, поздоровался Саласар.

Он не мог рассмотреть одежду гостьи — яркий свет лишь обрисовывал ее силуэт, но слепил глаза при попытке рассмотреть облик, однако сразу бросалась в глаза горделивая осанка и уверенность, с которой держалась женщина.

— Это дом мудрого Мирддина? — явно сомневаясь в том, что услышит положительный ответ, спросила гостья.

— Да, госпожа.

Саласар осторожно снял котелок с огня и поставил на подоконник — немного остыть. Гостья между тем сделала еще несколько шагов внутрь, и дверь с едва уловимым скрипом закрылась. Саласар склонился в вежливом поклоне, а потом взглянул на гостью с тщательно скрываемым любопытством. Платье с тонкой вышивкой облегало стан гостьи, густые волосы цвета меди поддерживала лента с золотым шитьем, а на изящных пальцах блестели три кольца. Гостья в свою очередь рассматривала Саласара с явной насмешкой, и было заметно, что она улыбается с надменным превосходством, причину которого Саласар не знал.

— Учитель скоро вернется из леса, — произнес он, нарушив повисшее молчание. — Не желаете ли отдохнуть с дороги?

— А что ты еще можешь предложить? — гостья едва заметно склонила голову к плечу, а в ее глазах мелькнула шаловливая искорка.

— Еды и питья, — ответил Саласар.

— И ночлег?

Она шагнула еще ближе, и на Саласара повеяло ароматом, в котором смешивалась томность летнего полудня и горьковатая сладость осени. Саласар смотрел в юное лицо гостьи и не мог оторвать от него глаз: от синих глубоких, словно омуты, глаз, едва заметной россыпи веснушек на бледной коже, манящих губ, слегка приоткрытых, от яркого локона, упавшего на лоб. «Интересно, волосы Годрика так же сияют на солнце?», — подумал Саласар. Воспоминание о друге прогнало наваждение, и теперь Саласар видел и тонкие лучики морщинок, разбегающиеся от глаз, и слегка подкрашенные губы, и искусно завитые волосы. Перед Саласаром стояла не волшебная греза, а существо из плоти и крови, прекрасная, но земная женщина.

— Если учитель сочтет это подобающим, — вновь склонился в поклоне Саласар, невольно отступая на шаг.

Гостья насмешливо фыркнула, а потом резко отвернулась, обратив свое внимание к двери.

— Нимуэ? — удивленно воскликнул вошедший в дом Мирддин. — Ты?

— Не ожидал, что я последую за тобой в эту глушь? — насмешливо спросила гостья.

Саласар поспешил взять сумку Мирддина и выйти во двор. Пусть он не мог видеть выражения глаз женщины, которую учитель назвал странным именем Нимуэ, но Саласар не раз был свидетелем того, что случалось, когда на лице Мирддина появлялось выражение едва сдерживаемого гнева. «В такие минуты я кажусь себе жалкой букашкой, оказавшейся внутри бури, — сказал как-то Годрик. — Веришь ли — тогда я боюсь нашего учителя!»

Саласар верил — пусть ему не довелось еще ни разу стать причиной недовольства Мирддина, но даже видеть со стороны этот бушующий ураган страстей…

Разговор внутри дома между тем становился все громче.

— Спрятаться здесь, в позабытой всеми глуши, — восклицала гостья, — в то время как ты мог бы быть придворным магом!

— Тебе прекрасно известно, что я признаю достойным лишь одного короля! — громыхнул в ответ Мирддин.

— Он давно мертв!

Повисла тяжелая тишина, и Саласар, уже успевший разложить все находки учителя, пошел в дом, испугавшись того, что могло произойти, но не успел он войти, как услышал причитания гостьи:

— Прости, Мерлин, я…

— Мерлин давно мертв, — глухо произнес Мирддин. — Он умер незадолго до смерти Амвросия Аврелиана, которого все называют королем Артуром. А ты, поспешившая стать ученицей Морганы…

— Прости меня.

Саласар замер на пороге. Куда подевалась надменная и насмешливая красавица? Когда успела исчезнуть прекрасная незнакомка, которую он, ученик величайшего мудреца, едва не счел феей? Перед сгорбившимся Мирддином, тяжело опирающимся на стол, стоя на коленях плакала женщина, умоляюще глядя в глаза и прижимаясь щекой к безвольно опущенной руке.

— Встань, Нимуэ, — все так же глухо сказал Мирддин. — Ты же знаешь — моя судьба предопределена, и уходить, а тем более пытаться обманывать ее я не стану.

— Тогда я останусь с тобой, — не поднимаясь с колен, произнесла Нимуэ.

— Это твой выбор.

Мирддин отвернулся от нее и, видимо только сейчас заметил Саласара.

— Встань, Нимуэ, и я познакомлю тебя с одним из моих нынешних учеников. Моим последним учеником, которому еще только предстоит пройти испытание величием.

* * *

Нимуэ осталась с ними. Ходила в лес за травами и грибами, готовила еду, ухаживала за садиком Хельги и недовольно поджимала губы при виде Далинды. Змея, впрочем, тоже недолюбливала Нимуэ, старалась не показываться на глаза, и Саласар пристально наблюдал за женщиной, то ли предчувствуя что-то, то ли просто не доверяя — он сам не мог этого понять. С деревенскими она держалась со спокойной гордостью, с ним самим — с насмешкой и жалостью, а рядом с Мирддином — почтительно и любезно. Саласару казалось, что она чего-то ждет, и он оказался прав.

Мирддин в тот день пошел принимать роды в соседнюю деревню, Саласар — на охоту с местными, но вернулся уже к обеду: подвернул ногу почти в самом начале и похромал обратно, кривясь от боли. Подходя к дому, он заметил, что дверь слегка приоткрыта, а, приблизившись, унюхал незнакомый приторно-сладкий, какой-то тягучий аромат и увидел дымок, извивающийся шустрой змейкой, прежде чем раствориться в воздухе. Саласар, стараясь не шуметь, открыл дверь и заглянул внутрь.

Нимуэ стояла у стола, ее губы шевелились, а глаза были закрыты. Перед ней стояла узорчатая чаша, и именно из нее тянуло запахом трав, благовоний и почему-то болотом. Саласар замер на пороге, не решаясь ни войти в дом, ни выйти за дверь. Нимуэ между тем воздела руки и выкрикнула что-то низким гортанным голосом, от которого по коже пробежали мурашки. Над чашей взвилось густое облако дыма, сначала полностью окутав женщину, а потом словно впитавшись в нее. Нимуэ слегка покачнулась и вскрикнула.

— Госпожа? — тихо окликнул ее Саласар.

Ответа он не получил. Нимуэ замерла, лишь ее грудь вздымалась от тяжелого дыхания. Саласар решился подойти почти вплотную.

Глаза Нимуэ были открыты, но вряд ли они видели стоящего перед ней юношу. Расширенные зрачки смотрели куда-то вдаль, изредка сужаясь, чтобы потом снова почти заполнить радужку. Саласар стал потихоньку пятиться прочь и почти достиг двери, когда Нимуэ громко и жалобно застонала и, выкрикнув: «Мирддин!», стала оседать на пол, заваливаясь на сторону.

— Госпожа Нимуэ! — бросился к ней Саласар, забыв про больную ногу, и тут же застонал сам от резкой боли.

Он, сцепив зубы, поднял бесчувственную женщину и, взгромоздив ее на лавку, похромал за заживляющим зельем.

Нимуэ пришла в себя как раз тогда, когда Саласар с блаженным вздохом закончил втирать мазь — боль уже почти исчезла, оставив после себя лишь легкий зуд где-то внутри мышц.

— Воды, — прохрипела Нимуэ.

Саласар исполнил ее просьбу, лишь сейчас заметив, как резко постарела и подурнела обычно обворожительно-прекрасная колдунья: глаза запали, морщинки, едва заметные лишь на солнце, стали глубже, черты лица заострились, и теперь Нимуэ больше всего была похожа не на фею, а на ведьму из страшных сказок. Видимо, Саласар чем-то выдал себя, и Нимуэ криво усмехнулась:

— Что, страшно стало?

— Нет, — качнул головой Саласар. — Просто неожиданно.

— Воды дай, — она протянула дрожащую морщинистую руку.

— Я помогу.

Саласар присел рядом с ней и, приобняв за плечи, поднес к губам Нимуэ ковшик с водой. Нимуэ принялась пить жадными глотками, прижмурившись и едва слышно постанывая.

— Еще дай, — велела она, вытирая подбородок.

Саласар заметил, что часть воды пролилась на платье, и теперь на груди Нимуэ расплывается темное пятно.

— Что, хороша? — заметив его взгляд, вновь усмехнулась женщина.

Сейчас она уже не выглядела старухой — скорее, зрелой женщиной, лишь стоящей на пороге увядания.

— Как обычно, — буркнул смутившийся Саласар и сделал попытку встать, однако Нимуэ с неожиданным проворством дернула его, заставив вновь сесть.

— Глупый ты, — произнесла она, извернувшись так, чтобы оказаться к нему лицом к лицу. — Такой непростительно молодой и обольстительно глупый!

— Я…

— Молчи!

Она впилась в губы Саласара поцелуем, бесстыдным и жадным, и стала гладить его по плечам и спине, прижимаясь все теснее. Саласар попытался отодвинуться, но руки Нимуэ были неожиданно сильными, а губы отнимали силу, делая тело неповоротливым и непослушным, туманили разум и увлекали его в темный омут. Словно сквозь толщу воды Саласар видел, как Нимуэ встает и с низким смешком скидывает с себя одежду. Он хотел встать и даже качнулся вперед, но Нимуэ положила ладони ему на грудь и прошептала:

— Ты не сможешь мне противиться, мальчик. Потому что я женщина, а ты всего лишь глупый мужчина…

Она уселась к нему на колени и тесно прижалась, вновь целуя.

* * *

Мирддин вернулся к обеду следующего дня. Вошел в дом и светло улыбнулся, глядя на Саласара, кинувшегося к учителю навстречу.

— Я скучал по дому, — отдавая сумку, произнес Мирддин.

— Голоден? — спросила Нимуэ, выходя из комнаты.

— Я…

Мирддин нахмурился, глядя на нее, а потом перевел тяжелый взгляд на Саласара. Тот заметно смутился — слишком свежи были воспоминания о вчерашнем дне.

— Ты посмела нарушить свое слово, — глухо проговорил Мирддин. — Уходи.

— Мирддин, нет! — тихо откликнулась Нимуэ. — Я все объясню.

— Уходи, — качнул головой Мирддин.

— Пожалуйста, — прошептала Нимуэ.

Дальнейшего разговора Саласар не слышал, предпочтя выйти во двор.

Ему было безумно стыдно — и когда он думал том, что произошло между ним и Нимуэ, и когда он понимал, что эти воспоминания будоражат его, наполняя тело теплом и истомой. Он проворочался всю ночь, пытаясь уснуть, одновременно желая и боясь того, что Нимуэ может прийти, и сил оттолкнуть ее у Саласара не будет. Не теперь, когда он помнил горячее дыхание Нимуэ на своей коже, ее руки, губы, ее гортанные вскрики и тяжесть ее тела, прижавшееся к нему в немой благодарности.

Саласар помотал головой и, повесив на крюк у двери сумку Мирддина, которую он не додумался оставить в доме, побрел в садик Хельги — нащипать травок для отвара.

— Миррдин разрешил тебе проводить меня, — произнесла неслышно подошедшая Нимуэ. — Да не вздрагивай ты так, я к тебе не буду притрагиваться.

— Просто неожиданно, — ответил Саласар, выпрямляясь. — Я травы отнесу и плащ возьму, тучи натягивает.

— Дождя сегодня не будет, — криво улыбнулась Нимуэ. — Ветер все разгонит.

Мирддин, сгорбившись, сидел за столом. Услышав вошедшего Саласара, устало взглянул на него и глухо произнес:

— Прости меня, мальчик. Я надеялся, что ее слова будет достаточно, и не предупредил тебя.

— О чем? — не дождавшись дальнейших объяснений, спросил Саласар.

— О том, что не следует поддаваться ее чарам, — нехотя ответил Мирддин. — Нимуэ может забирать силы у мужчин, сокращая их жизнь — так, как это делала Моргана.

— Но я…

— Посмотри на свое отражение, мальчик, — усмехнулся Мирддин. — А еще скажи мне, сколько Нимуэ лет?

— Ну, — задумался Саласар, — Она гораздо старше меня, но намного моложе вас, учитель.

— Она почти моя ровесница, Саласар, — качнул головой Мирддин. — Иди, посмотри на себя.

Саласар достал из сундука маленькое зеркальце, оставшееся после отъезда девушек. Он опасался увидеть старика — после намеков Мирддина, — однако его отражение с последнего раза почти не изменилось. Прибавились разве что почти зажившая ссадина от ветки на щеке да едва заметные морщинки у глаз, появляющиеся у того, кто часто щурит глаза от яркого солнца.

— Ты за один день повзрослел на пару лет, — вздохнул Мирддин, поняв, что Саласар не видит перемен. — А теперь иди, проводи… ее.

Саласар кивнул и вышел к ожидающей во дворе Нимуэ.

Сначала шли молча. Первой заговорила Нимуэ.

— Что, Мирддин рассказал все про меня?

— Нет, только то, что ты крадешь у мужчин их жизнь.

— Беру как плату за доставленное удовольствие, — скривилась она так, словно вместо спелого яблока укусила незрелую вишню. — И не всегда, только когда мне это необходимо. Как вчера.

Саласар угрюмо молчал. Удовольствие он вчера получил, это точно, но теперь оно отдавало горечью.

— Могла бы сказать мне.

Нимуэ покачала головой, а потом стала рассказывать, кривя губы в усмешке.

— Я любила Мирддина. Я полюбила его, едва только увидела — когда была еще совсем юной, а его все именовали Великий Мерлин. Но он не замечал меня — его глаза видели только короля, которому он предано служил, покой которого оберегал и славу которого он преумножал. Я решила стать его ученицей, ведь он, в отличие от многих говорил, что талант и сила даются не только мужчинам, но и женщинам. Я потратила почти три года, три тяжелых года, но добилась своего — Мирддин счел меня достойной его мудрости и внимания. Меня и эту выскочку Вивиану!

Это имя Нимуэ выкрикнула, и Саласар заметил, как сжались ее кулаки.

— У меня был талант, а у нее только смазливое личико да умение обратить на себя внимание. Впрочем, кое-каким даром она все же владела — привораживать мужчин, например. Однако Мирддин стал моим — не взирая на ее чары, на ее уловки. Моим и короля, — ее улыбка стала печальной. — Точнее, он был в первую очередь чародеем короля и уже во вторую моим возлюбленным, потому что Мирддин по-прежнему видел сначала его, а потом уже всех остальных.

Нимуэ замолчала, в ее глазах блестели слезы.

— Вивиана отравила Мирддина, когда поняла, что ее чары бессильны. Я в то время была… больна. Я родила Мирддину сына и меня не было рядом на том пиру, когда эта гадина подсыпала ему в вино отраву — но я смогла спасти его. В последнюю минуту.

— А дальше что? — Саласар с интересом слушал рассказ о жизни учителя. Ничего этого он не знал, ибо Мирддин никогда не делился своим прошлым.

— Я отомстила, — в голосе Нимуэ слышались торжество и боль. — Для всех Мерлин умер, он сам так решил. Сказал, что так он сможет попытаться обмануть судьбу, ожидающую короля, но не смог этого сделать. Король погиб, и Мирддин ушел прочь, особенно когда понял, что я стала учиться у Морганы.

Теперь улыбка Нимуэ была нежной и ласковой.

— Именно Моргана помогла мне отомстить Вивиане, научив кое-чему из того, чем владела сама. И это оттолкнуло от меня Мирддина, даже наш сын не смог удержать его. Он стал все более отдаляться от меня, а я не замечала этого. Я поняла, как это бывает — видеть сначала одного, а потом остальных. С Мирддином все было не так — я любила его, но он не был для меня всем.

— Моргана? — спросил Саласар, хотя уже сам понял это.

— Да. Но я все еще любила Мирддина, и когда увидела, как он постарел после смерти короля, предложила помочь ему. Дать часть своих сил, поделиться с ним своей жизнью — чтобы он смог снова видеть свет. Но он оттолкнул меня, назвал ведьмой и ушел.

Нимуэ замолчала, опустив голову, и Саласар не смел задавать вопросов. Наконец она вновь заговорила:

— Я и сейчас хотела его спасти, но он сказал, что тьма никогда не несет блага. Глупец! — она коротко рассмеялась. — Когда вернешься к нему, собирай все то, что дорого тебе и прячь так, чтобы огонь не повредил. Совсем скоро мы увидимся вновь, и это будет наша последняя встреча. Успей собрать!

Нимуэ достала из поясной сумочки уже знакомую Саласару чашу на высокой ножке и протянула, а потом, коснувшись губами его щеки и резко повернувшись, пошла прочь.

— Спасибо, — произнес Саласар.

Нимуэ обернулась, махнула ему рукой, а потом исчезла с тихим хлопком.