Преданья седой старины (джен)

Беда пришла откуда не ждали — вместе с весенними оттепелями и мором. Сначала стал заболевать и умирать скот, а потом пришел черед и людей. Болезни выкашивали целые деревни. Поползли слухи, что виной всему ведьмы и чародеи, дескать, они отравляют воду и насылают на людей хвори. Мирддин, слыша это, лишь качал головой и вздыхал.

Он стал редко появляться дома: то ездил по селам, лечил людей и скотину, то пропадал в лесу и на болотах, собирал травы. Сам он заметно осунулся, словно потемнел лицом, но это не мешало продолжать обучение Саласара в нечастые и кратковременные приезды. Они вместе собирали травы, сушили их, готовили снадобья, и Мирддин вновь уходил, не забывая напоминать Саласару быть настороже и беречься от чужаков. Саласар кивал, дескать, все понял и стерегся. А еще, помня слова Нимуэ, потихоньку стаскивал книги, вещи и припасы в ухоронку на болотах, устроенную еще в то время, когда учеников у Мирддина было четверо. Годрик с радостью помогал Саласару, посмеиваясь и подтрунивая над другом. Саласар постоянно вспоминал друга и тяжело вздыхал. Он понимал, что увидит Годрика совсем не скоро.

В тот навсегда запомнившийся Саласару вечер Мирддин вернулся уже в сумерках. Вошел, тяжело ступая, и осел на табурет, привалившись спиной к стене. Саласар кинулся к нему, подхватил почти пустую суму, с которой обычно Мирддин отправлялся в свои странствия. Звякнуло несколько пустых склянок, и Мирддин очнулся.

— Сходишь на болота, набери побольше аира и… да, сабельника. Белокрыльника еще поищи — может пригодиться. И обязательно асфоделя.

Саласар молча вытаращился на учителя. Если для сбора аира и сабельника было самое время, то белокрыльник собирается осенью, и Мирддин это прекрасно знает. Тогда зачем говорит про белокрыльник?

— Иди, мальчик, иди, — махнул рукой Мирддин. — Надо пополнить наши запасы…

— Хорошо, — согласился Саласар. Запасы аира и сабельника у них действительно почти закончились. — Сейчас, ужин только…

— Не надо ужина, — Мирддин улыбнулся неожиданно тепло и светло. — Корней принеси побольше. И не спеши.

Саласар вздохнул, собрал все нужное — лопатку, мешки и прочее — и, пробормотав про то, где стоит ужин, вышел из домика и пошел в сторону леса.

Мысли о том, зачем собирать белокрыльник именно сейчас, настолько занимала Саласара, что опомнился он лишь услышав хлюпанье — поглощенный размышлениями, юноша не смотрел, куда ставит ноги, и со всего маху наступил в стылую весеннюю воду. Бродить по болотам ночью? Он не сошел с ума, в самом деле. Да и Мирддин тоже…

«Когда вернешься к нему, собирай все то, что дорого тебе и прячь так, чтобы огонь не повредил, — прозвучал в ушах голос Нимуэ. — Совсем скоро мы увидимся вновь, и это будет наша последняя встреча».

Огонь. Последняя встреча.

Саласар вздрогнул, повернул обратно и сначала пошел, а затем побежал к дому. И опоздал.

Еще издали он увидел, как яркое пламя с гулом пляшет над крышей, жадно облизывает сухое дерево построек, нетерпеливо плюет искрами. Гул толпы был отчетливо слышен, и сердце Саласара тревожно забилось. Мирддин там один, совершенно один, и эта толпа… Он уже слышал пару раз гаденький шепоток за спиной, дескать, идет выкормыш колдуна, и оба они еще получат свое.

Саласар, закрыв глаза, потянулся туда, к горящему дому, потянулся всем сердцем, желая увидеть то, что творится там сейчас и, если будет в его силах, помочь. Сначала он услышал, как рокот толпы резко стих, словно разом исчезли все звуки, а потом раздался оглушительный раскат грома, и в ярком, болезненно-белом свете появилась Нимуэ. Ее длинные волосы с каждым шагом шевелились словно змеи, и толпа в ужасе расступалась перед ней. Она шла к лежащему ничком Мирддину. Его седые волосы разметались вокруг головы, образуя светлый, почти белый ореол. Люди, еще недавно громко вопившие и готовые убивать, съеживались в попытке сделаться как можно незаметнее.

— Глупцы… — в негромком голосе Нимуэ слышались боль и печаль. — Он лечил вас. Он всегда желал вам только добра…

Она склонилась к Мирддину, ласково отвела волосы с его лица, а потом выпрямилась.

— Неблагодарное стадо! — теперь ее голос хлестал людей словно плеть. — Бегите, прячьтесь, пока можете. И молитесь, чтобы вас не настиг мой гнев!

Толпа, растерявшая последние крохи ранее объединявшего ее гнева, бросилась прочь от женщины. Она подняла руки, и сгущавшуюся ночь разорвал еще один раскат грома.

Саласар навсегда запомнил эту картину — воздевшая к небесами руки Нимуэ и лежащий у ее ног Мирддин.

* * *

Вслед за голодной весной пришло дождливое лето. Саласар обустроил свое новое жилище и понемногу готовился к еще такой далекой зиме.

Первое время ему часто снился Мирддин — таким, каким его видел Саласар в последний раз: отдыхающим после возвращения домой, перед самой смертью. Иногда его сон словно раскалывала яркая вспышка молнии, и тогда юноша просыпался с громким криком. А еще ему снились друзья: рассудительная Ровена, смешливая Хельга и вспыльчивый Годрик. Саласар отчаянно скучал по ним, но надеялся, что в эти места друзья не вернутся никогда, ибо ничего, кроме гибели их здесь не ожидало. Каким бы хорошим воином ни стал Годрик, насколько умелыми магами ни были друзья — против толпы они бессильны.

Большую часть времени Саласар посвящал совершенствованию в сотворении зелий. Свое первое новое снадобье он приготовил в самом начале лета, и с грустью подумал о том, что Мирддин наверняка был бы доволен — оно получилось именно таким, каким его Саласар и задумал. Шел он к нему долгим путем, несколько пробных зелий пришлось вылить подальше от дома, но оно того стоило!

— Как мне тебя не хватает, учитель, — прошептал Саласар.

В ответ Далинда тихо зашипела и обвилась вокруг руки хозяина, словно желая утешить. Теперь лишь она была его единственной собеседницей, ибо Саласар опасался приближаться к человеческому жилью, бродил либо по лесу, либо по болоту. И жалел, что очень многого не успел перетащить в ухоронку, ставшую его новым домом. Он надеялся, что жилище Мирддина не выгорело полностью, что хлынувший после исчезновения Нимуэ ливень затушил пожар, но пока не осмеливался сделать вылазку в те места. И опасения Саласара оказались не напрасными.

Болота Саласар успел узнать хорошо, прекрасно помнил, где самые топкие трясины, а куда можно идти почти без опаски. Почти — потому что из-за дождей даже еще недавно безопасное место может стать ловушкой. И в такую ловушку Саласар и попал.

Он как раз потянулся за василистником, когда его отвлек чей-то оклик. Саласар невольно вздрогнул, и, оборачиваясь, поскользнулся и рухнул в ярко-зеленую траву. В каком-то десятке шагов стоял, опираясь на крепкий посох, Колдер — один из тех, с кем Саласар когда-то ходил на охоту. Один из тех, кто пришел к дому в тот день, когда погиб Мирддин. Саласар оперся на кочку, пытаясь встать, но рука погрузилась внутрь мокрого клока мха.

— Что, проклятый подкидыш, попался наконец? — с нехорошим интересом глядя на Саласара, произнес Колдер. — Я так и знал, что ты никуда не ушел…

Саласар, почти распластавшись по поверхности, молчал, а Колдер, глумливо ухмыляясь и опираясь на посох, подходил к нему.

— Колдун не взял меня в ученики, сказал, что толку от меня не будет. Зато учил тебя, отродье пикси! — Колдер уже стоял над Саласаром и кривил губы в брезгливой гримасе. — Жаль, уехали остальные его выкормыши. С каким бы удовольствием я поглядел на то, как вы все подыхаете! — теперь Колдер кричал. — Это я подговорил людей против старика! Сначала мне не верили, когда я говорил, что он травит скотину, насылает на нее болезни своим колдовством, что он убивает людей! Но я говорил это долго, и мне поверили!

— И ты знаешь, что это ложь, — с ненавистью глядя на него, тихо произнес Саласар.

— Да! Я мог бы стать его лучшим учеником — а стал простым охотником. Но я отомстил! Колдун умер тогда, а сейчас умрешь ты.

И Колдер поудобнее перехватил посох, явно намереваясь ткнуть им Саласара.

— Подыхай!

Внезапно Колдер захрипел, его глаза выпучились, а затем он рухнул лицом вниз, обдав Саласара брызгами.

— Собаке собачья смерть, — презрительно произнес Годрик, одним резким движением вбрасывая меч в ножны. — Держи, — и протянул Саласару конец посоха Колдера.

Саласар чувствовал, как медленно и неохотно трясина выпускает его из своих смертоносных объятий.

— Благодарю, — произнес он, оказавшись на тропе. — Сам бы я…

— Не выбрался,- согласно кивнул Годрик и крепко обнял. — Я рад, что нашел тебя. И что это случилось вовремя.

— А уж как я рад, — пробормотал Саласар. — Ты вернулся?

Годрик мотнул головой.

— Я приехал за тобой. Как только до меня дошло известие о смерти учителя… — Он замолчал, еще раз мотнул головой, словно отгоняя кого-то или что-то, и продолжил: — Надеюсь, ты сможешь быстро собрать вещи?

— Да.

* * *

Саласар был уверен, что соберется он быстро — много ли у него вещей? Но на самом деле сборы заняли почти всю оставшуюся часть дня. Незаметно для себя Саласар обзавелся множеством вещей, без которых он теперь вряд стал бы чувствовать себя уютно. Он никак не мог оставить собранные и высушенные травы, чувствовал необходимость тщательно разместить готовые зелья. А еще оставались котлы, котелки, котелочки, ступки и ступочки, горшочки, прочая утварь… Годрик сначала молча наблюдал за метаниями друга, потом начал ухмыляться, и под его взглядом Саласар все чаще и чаще ронял то несомое на упаковку, то полуупакованное, а затем просто уселся посреди комнатки и уставился в угол, сузив глаза и сжимая кулаки.

— Тебе помочь? — Годрик подошел и, не переставая улыбаться, заглянул в глаза Саласару.

Тот молчал, усмиряя свой гнев, а потом процедил сквозь зубы:

— Да.

— Все просто, — Годрик поднял тючок, из которого торчала большая деревянная ложка. — Бери с собой только то, без чего ты действительно не сможешь обойтись. Что вот из этого тебе очень нужно?

Саласар встал и стал развязывать на совесть затянутый узел.

Только к вечеру ему удалось, наконец, собрать самое необходимое. В сумку на длинном ремне поместилось с полдюжины пустых бутыльков и с дюжину заполненных зельями, тючок трав, небольшая, но увесистая ступка с пестиком, чаша Нимуэ, к поясу Саласар прицепил котелок, устроил за пазухой Далинду да набросил на плечи теплый плащ. И, конечно же, не забыл магический жезл. Погладив его навершие, Саласар в последний раз оглядел свое жилище, тяжело вздохнул и вышел к ожидающему его Годрику.

— Скажи, мы сможем по пути побывать… тут, неподалеку живет одна женщина. Я хотел бы увидеть ее.

— Женщина? — нахмурился Годрик, и в его взгляде проскользнуло что-то, чего Саласар не смог опознать. — Что за женщина?

— Жена одного охотника, Мадауга, — пояснил Саласар. — Гленду называют ведуньей, порой готовит кое-какие отвары от болезней… Хочу, чтобы она забрала из моего дома все, что ей может пригодиться.

Он умоляюще взглянул на Годрика, ожидая его ответа.

— Не в деревне?

— Нет, — резко мотнул головой Саласар, и темные пряди хлестнули его по лицу. — Я… — его рука непроизвольно потянулась к жезлу, — я не пользовался им с тех самых пор, как вы уехали, даже в тот день его не было со мной. Но я помню, что с его помощью можно сотворить.

Годрик молча кивнул и взял жеребца под уздцы.

— Показывай дорогу. А потом мы уедем отсюда, — он отвернулся, но Саласар отчетливо услышал, как Годрик скрипнул зубами. — Иначе я тоже могу не сдержаться.

И Саласар пошел к дому Мадауга и Гленды, прекрасно поняв, что именно хотел сказать ему Годрик. Жеребец, на которого Годрик погрузил всю поклажу, шел, порой едва слышно всхрапывая — и это да топот его копыт по тропе нарушало вечернюю тишину. Так они и дошли до дома охотника.

— Саласар?

Гленда вышла на порог, услышав их приближение, и была заметно встревожена, ибо Саласар никогда раньше приходил без серьезной причины.

— Что-то случилось?

— Я уезжаю, навсегда. Ты же знаешь, где мой дом?

Гленда едва заметно улыбнулась и ответила, что Мадауг уже давно об этом знает — а значит, знает и она.

— Мы никогда не верили, что… — она быстро взглянула на стоящего в стороне Годрика, — что ваш учитель мог причинять кому-либо зло. И я знала, что рано или поздно ты уедешь отсюда.

Гленда выслушала Саласара и заверила, что его дар будет принят с благодарностью. Еще она вручила еды в дорогу, с хитрой улыбкой заметив, что вряд ли двое здоровых мужчин смогут насытиться тем, что есть в их поклаже.

— Эй, леди, — с тихим смехом ответил ей Годрик, принимая мешок, источающий аппетитные запахи копченого мяса, — неужели вы думаете, что мы настолько никудышные охотники, что не сможем прокормить себя в пути?

— Вам нужно спешить, — голос Гленды из звонкого стал звучным и глубоким, а глаза посветлели. — Беда уже идет за вами по пятам, но вы сможете обмануть ее, обогнав.

Саласар успел подхватить ее под руку и помог усесться у стены.

— Спешите, мальчики, — прошептала она. — Я редко вижу будущее. Видимо, вам уготована особая судьба, раз боги посылают видение специально для вас.

— Благодарю вас, леди. — Годрик склонился перед ней в изящном поклоне. — Пусть боги будут милостивы к вашему дому.

Он, более не мешкая, вскочил на жеребца и протянул руку Саласару.

— Поедем вдвоем — мой Аделбалд спокойно нас увезет.

Последнее, что видел Саласар, это Гленда, машущая им рукой.

* * *

Конь осторожно ступал по лесной тропе, легко неся своих седоков. Они молчали уже долго — с тех пор, как домик Гленды исчез за поворотом и Годрик уточнил, правильно ли они едут. Саласар пытался представить, что ему теперь делать — когда нет привычного дома и обжитой землянки, когда все имущество помещается в суме. И когда вся его семья — змейка, пригревшаяся за пазухой, да Годрик, за пояс которого он держится.

Такой знакомый — и в то же время чужой, но не чуждый. Не мальчишка, который когда-то уехал в поисках нового, оставив за спиной старого учителя и друга. Теперь же это был воин. И Саласар был уверен, что Годрик с одинаковой сноровкой владеет что мечом, что жезлом. Пусть внешне он изменился не очень сильно — основные перемены ощущались в другом. Годрик окончательно определился со своим выбором, наметил цели и уверился в том, что путь его правильный. Оставалось только понять, что это за путь.

Об учителе они заговорили на второй день, когда болота и знакомый лес остались позади. Все это время они двигались — то верхом, то спешивались и Годрик вел своего жеребца в поводу, давая ему отдых. Теперь же, на привале, после того, как был набран хворост и от костра тянуло живым теплом, Годрик спросил, что же произошло тогда, как погиб Мирддин. Саласар сначала неохотно отвечал на вопросы, а потом… Потом он стал рассказывать обо всем, что случилось со дня отъезда Годрика. Порой у него перехватывало горло, и он замолкал, но потом продолжал свой рассказ.

— Я ненавижу их, — тихо закончил Саласар свое повествование. — Глупые люди…

— Мне кажется, Мирддину не понравились бы твои слова, — столь же тихо произнес Годрик. — Потому что он научил нас самому главному — понимать, что есть зло и добро и отличать одно от другого.

— Жители деревни творили зло или добро? — угрюмо спросил Саласар, глядя на пляшущие языки огня.

— Зло, — твердо ответил Годрик. — И дело не в том, что они убили Мирддина. Они не сумели увидеть, что отвечают злом за добро…

Саласар взглянул на него и тихо спросил:

— И что теперь?

— Теперь? — переспросил Годрик. — Думаю, теперь мы должны стать такими же мудрыми как наш учитель. И сделать так, чтобы наши ученики никогда не ошибались в том, что есть добро и как его отличить от зла. — Он улыбнулся Саласару и спросил: — Ты со мной?

— Да, — твердо ответил Саласар.

На рассвете они снова двинулись в путь на север, в Шотландию. К замку Ровены с крылатыми вепрями.