Любовь сильнее смерти (гет)

По небу плавно плывёт солнце, совершая свой постоянный путь. Всё, на что падает свет, — владения Симбы, его отца, предков. Солнце отражается в зеркальной глади водопоя, слепит глаза подходящим стадам, но животные только отводят головы и подходят к кромке берега, чтобы утолить жажду. В небесах беззаботно резвятся птицы — им хорошо и легко. Свет лучей падает и на Слоновье кладбище, но там так мрачно, что даже при ярком дне атмосфера унылая и пугающая. Солнечное золото поглощается разверстым и вытянутым ущельем, хранящим память о давней трагедии. И всё равно это красиво, когда солнце согревает всё и всех.

Но почему на душе такое беспокойство?

Тем временем на Скале предков Нала почувствовала неладное. С самого ухода Симбы с Кову она ощущала внутреннюю пустоту, которая высасывала из неё светлые мысли. Времени прошло много, Симба должен был вернуться уже давно. Нала металась по пещере туда-сюда, пока её не попыталась успокоить её мать — Сарафина:

— Дочка, успокойся, прошу тебя.

— Нет, мама, — повернулась к ней Нала. — Я чувствую, что что-то должно произойти… нехорошее. Симбы всё ещё нет!

— Может, он просто разговаривает с Кову, — предположила старая львица. — Тебе надо собирать львиц на охоту.

— Я не доверяю этому Кову, — отрезала Нала. — От сына Зиры, как и её львиц, добра не жди, а вдруг он заманил Симбу в ловушку?

Беспокойство ощущала и Киара. Она сидела на краю выступа, наслаждаясь солнечным теплом, но её настроение было иным. Тревога матери передавалась и ей — она слышала её слова. Недавно Киаре приснился странный сон, в котором она с Симбой сначала шла по саванне, а затем неожиданно обстановка сменилась. С обеих сторон встали отвесные стены ущелья, которое перегораживала плотина, представлявшая собой нагромождение брёвен и сдерживавшая огромные массы воды по ту сторону. Отец и дочь оказались прямо перед ней. Симба, погрустнев, повернулся к Киаре и тихо сказал:

— Прости, милая… Здесь мой путь и заканчивается.

В этот момент множество брёвен покатились сверху прямо на них. Киара вскрикнула от ужаса. Первой её мыслью было бежать, но лапы будто приросли к земле. Она не смогла двинуться, а смерть была всё ближе! Симба уже исчез под завалом, а тяжёлые брёвна неминуемо катились прямо на Киару. Она вскрикнула. Перед глазами распростёрлась чернота, и Киара проснулась.

Почему на душе такое беспокойство?

Картина сна снова возникла перед глазами. Киара вздрогнула. Её в грудь будто толкнула неведомая сила, и, пошатнувшись, львица чуть не упала на бок. Кое-как она обрела равновесие, затем встала и быстро направилась к спуску со Скалы. Заметив дочь, Нала крикнула:

— Киара, ты куда? Что случилось?

Киара не успела ответить — ответ прилетел в виде перепуганной насмерть птицы-носорога. Зазу резко спикировал и приземлился так, что чуть не распластался перед Налой.

— Королева! Принцесса! Беда! Симба… на него напали отщепенцы! Там, у пожарища!

Одного слова хватило, чтобы внутри всё сжалось в ком.

— Я должна идти! — выкрикнула она, переходя на бег. — Папа в беде, я чувствую!

Сарафина подошла к спуску, провожая взглядом внучку. А Королева почти со слезами произнесла:

— Нет, я не могу спокойно сидеть здесь! Симба в беде!

Через несколько мгновений Нала побежала за Киарой. Подстёгиваемые ужасом, львицы мчались по саванне, взмётывая землю и вырывая в беге траву с корнями. Перепуганной птицей билась в их умах лишь одна мысль — Симба! Киара просто летела по саванне на крыльях страха, а Нала совсем скоро отстала. Королева ещё мчалась сквозь заросли травы, когда Киара яростным бегом поднимала тучи пепла на выгоревших землях.

Но было уже поздно.

* * *

Казалось, весь воздух в ущелье был пропитан запахом разыгравшейся трагедии. Вокруг стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь слабым журчанием прорывающейся из-под брёвен воды, и с тихим шорохом продолжали падать вниз мелкие деревянные щепки. А посреди голубых раздолий неба нежилось равнодушное к случившемуся солнце. Кову, словно окаменевший от горя, с опущенной головой, продолжал молча сидеть неподалёку от двух мёртвых львов, принявших такую ужасную смерть. Он пытался вздохнуть, но дыхание будто парализовало, на пару мгновений прислушался к биению своего сердца, но оно не чувствовалось — будто умерло вместе с Симбой и Нукой. Мокрые от слёз глаза обдувал ветер. Кову тяжело переживал случившееся, хотя его вины здесь не было. Большая вина лежала на брате, но и его было жаль не меньше — он хотел угодить матери. Настоящей убийце.

— Что же я ей скажу? — прошептал Кову себе под нос. Вновь навернулись на глаза слёзы. Всё терялось в тумане неуверенности и страха.

Тут сверху раздался крик:

— Папа! Кову!

Кову поднял голову и почувствовал, что его сердце сжалось в комок. Холодная земля, на которой он сидел, будто превратилась в лёд. На самом краю обрыва стояла Киара, её испуганный и слегка безумный взор был устремлён вниз. Увидев Кову рядом с неподвижно лежащим отцом, она крикнула ещё громче:

— Папа! Нет!

Быстро повернув голову влево, Киара заметила невдалеке спуск вниз. Резко сорвавшись с места и подняв облачко пыли, она бросилась туда. Нала, Кову был уверен, бежала следом — любящие сердца предчувствие не подводит. Кову стало ещё страшнее — он не знал, что будет с ним. Что, если Королева решит, что он убил её любимого мужа? Киара, стремительно направляясь вниз, не заметила камня и, споткнувшись об него, покатилась по склону. С лёгким вскриком упав, она тут же вскочила и побежала к Кову и Симбе.

— Кову, что случилось? — выкрикнула она, резко остановившись.

— Я… хотел успеть… — вырвалось у Кову неразборчивое.

Взгляд Киары упал на окровавленного и неподвижного отца, наполовину скрытого тяжёлыми брёвнами. Она почувствовала, что в её груди что-то больно сжалось, затем, медленно переставляя одеревеневшие лапы, подошла к отцу и легонько толкнула носом его подбородок.

— Папа? — тихо позвала она Симбу. — Пап, ты чего?

Но никакого ответа от Симбы последовать уже не могло. На миг в душе Киары шевельнулась детская надежда, что её могучий и сильный отец сейчас откроет глаза, одарит её своей незабываемой улыбкой… Но она тут же рухнула, стоило Киаре коснуться лапой его мускулистой шеи. Подушечки лап не ощутили привычного пульса, лишь оставалось тепло жизни, уже постепенно исчезающее.

— Нет… Нет, папа! Пожалуйста, открой глаза! — Киара принялась тормошить лапой Симбу. Голова умершего льва лишь безжизненно моталась туда-сюда. Из глаз Киары покатились слёзы. Кову медленно поднялся и нерешительно подошёл к ней.

— Киара, он… он умер…

— Нет! — яростно обернулась к нему Киара. — Он не умер!

— Киара, его не вернуть, пойми! — повысил голос Кову.

Он не знал, чем можно помочь Киаре, какие слова подобрать. Но смысла в них уже не было — случившееся не переиначишь и не вернёшь. И Киара, ещё с минуту потормошив Симбу, поняла, что Кову не обманывает её, что он прав. Да и сам отец не заставил бы ждать родную дочь так долго…

— Нет… не-е-е-ет…

Тихий шёпот перешёл в полный боли протяжный стон, затем в плач. Киара тяжело опустилась на мокрую землю рядом с отцом и, уткнувшись в его алую гриву, казалось, померкшую со смертью её владельца, — зарыдала в голос. Кову в который раз почувствовал, что предательская мокрота заволакивает глаза. Он судорожно вздохнул, увидев, что к дрожащей в рыданиях дочери подходит с широко раскрытыми глазами Нала. Услышав крик своей дочери, она сразу поняла, что произошло непоправимое — такой боли в голосе Киары никогда не было. Ей достаточно было увидеть плачущую дочь и кровь её отца.

— Симба… — простонала львица, завидев мёртвого мужа. Двинуться дальше она не смогла — её поразил шок. — Симба, родной… Нет!

Отчаянные рыдания двух львиц острыми когтями царапали сердце Кову. Сейчас ему хотелось только одного — чтобы этого дня больше не было. Чтобы вообще ничего не было. Кову чувствовал себя совершенно опустошённым, а ещё его терзало острое чувство жалости и сострадания львицы, ставшей ему дорогой. Киара сейчас заливалась слезами, уткнувшись носом в пушистую алую гриву отца, ещё хранящую тепло его тела. Мгновенно разбитая горем, Нала просто опустилась прямо в воду, не дойдя до Симбы несколько шагов. Неподвижный взор её глаз был пустым и безжизненным. Она не могла вымолвить ни слова, Кову слышал глухой и слабый её хрип в попытках что-то произнести. Движимый желанием утешить Киару, Кову подошёл к ней и, положив лапу на её плечо, прошептал:

— Киара, мне так жаль…

Неожиданно Киара, всегда улыбчивая и спокойная, взвилась и, яростно развернувшись к Кову, оттолкнула его от себя и рявкнула:

— Отойди прочь!

Кову попятился от неожиданности и, споткнувшись о бревно, осел на землю. Киара отвернулась и вновь затряслась в плаче над телом отца. Нала же медленно поднялась и подошла к Кову, глухо и угрожающе рыча. За блеском слёз в её глазах отчётливо виднелась ярость, светлая морда львицы исказилась от ненависти.

— Что ты наделал, выродок? — прошипела она и ударила Кову так же, как недавно мать, но не выпуская когти. Но этот удар был более чувствительным, и Кову оказался на земле. Киара даже не обернулась, она была полностью поглощена горем.

— Это ты убил его? — рыкнула она, нависая над Кову. — Ты убил моего любимого Симбу?

— Нала, нет, не я! — залепетал Кову, поднимаясь с земли. — Я клянусь тебе, я не убивал его, я хотел спасти его!

— Я тебе не верю! — продолжала рычать Нала.

— Всё было не так! — ещё пытался как-то оправдаться Кову. — На нас напали во время обхода. Я не ожидал прихода матери, Симба решил, что я…

— Ты заманил его в ловушку! — закончила Нала.

— Я клянусь тебе, Нала, что я не убивал Симбу! — взвился Кову. — Я только хотел помочь ему. Хотел вытащить! И Нука резко выбил из-под его лап бревно… Они оба упали и… Это Нука! Но он тоже…

— Нука? — выкрикнула Нала и истерически хохотнула. — Да твой брат-рахитоид не способен даже крысу прихлопнуть, не то что здорового льва! Я тебе не верю — и не поверю!

— Зря, Нала, — сделал шаг к ней Кову. — Послушай, Симба перед сме…

Договорить он не успел — Нала снова отвесила ему удар.

— Никогда. Не смей. О нём. Говорить! — по словам произнесла Нала, начав с последнего слова шёпотом, а последнее слово буквально проревев. — Убирайся отсюда, убийца!

Кову лишь выдохнул и попытался подойти к плачущей Киаре. Он многое ещё хотел сказать Нале, чтобы ему поверили, но в словах утешения сейчас нуждалась её дочь.

— Не смей больше приближаться к моей дочери, — Нала преградила Кову путь. — Больше ты не появишься здесь. Снова увижу тебя, Зиру или её львиц на землях Прайда — пожалеете!

Кову скривился от боли — напомнил о себе рассечённый когтями матери глаз. «Защити их!» — вновь раздался в голове тяжким гудением голос Симбы.

— Нала, рано или поздно тебе придётся меня выслушать, — негромко, но решительно сказал Кову.

Тут Киара подняла голову и повернулась к нему. Глаза, щёки, нос блестели от слёз. Кову в очередной раз ощутил укол жалости, но от слов Киары перевернулось сердце:

— Уходи, Кову.

— Киара, — шагнул к ней Кову и посмотрел на любимую с мольбой. — Пожалуйста, выслушай меня…

— Уходи! — рявкнула она, и слёзы снова покатились по её щекам. Взгляд бирюзовых глаз Налы, наполненный злобой и ненавистью, словно вонзился в Кову чем-то острым, и она прорычала:

— Убирайся к своей матери и забудь дорогу сюда, убийца!

Обе львицы были настолько захвачены горем, что Кову стало ясно — никакие доводы сейчас их не проймут. Что ещё Кову оставалось? Он не смог подавить тяжёлого вздоха, выразившего его страдания… но в какое сравнение они шли с горем Налы и Киары? Ответ верен. Кову, взглянув на Киару, всё же осмелился произнести:

— Я люблю тебя, Киара…

Но она не обратила на его слова никакого внимания. Ей было сейчас не до Кову — она снова заплакала над бездыханным телом Симбы. Кову пошёл прочь от места трагедии, медленно перебирая лапами и слегка пошатываясь. Изумрудно-зелёные глаза бессмысленно смотрели перед собой… Вот и всё, вот он и один. Изгнан. Отовсюду. За спиной, отдаляемая расстоянием, оставалась любимая Киара — будто часть собственной души осталась.

— Я не знаю, как быть, Симба… — шепнул Кову, когда всхлипывания Налы и Киары перестали доноситься до его слуха. — Я не смогу…

И вновь — знакомый голос, ставший памятью.

Защити!