Кузены (гет)

Когда дети уехали, взрослые устроили вечеринку. Весь тоскливый дом зазвучал словно бы неуместной здесь музыкой и голосами, заблестел столь неестественными для него светлыми всполохами заклятий. Повсюду валялись крошки от бисквитов, хотя Ремус мог поклясться, что ели только на кухне, а кружки с засохшими листьями чая и стаканы с остатками напитков, которые уже пустили по второму кругу, можно было найти в самых неожиданных местах. Люди разговаривали слишком громко и совершали глупые поступки, а Гестия Джонс, как всегда, дала себя застукать изображающей гуля на полу в ванной.

Когда, после той большой вечеринки, Сириус и Тонкс затащили Ремуса на огромную кровать Арктура Блэка (она пахла немного затхло, над ней висел тяжёлый бордовый полог с серебряными арабесками, но матрац оказался неожиданно мягким — и нет, нет, не думай о популяциях различных существ, которые могли там жить), всё оказалось совсем по-другому, чем было во время случайных встреч в коридоре возле ванной комнаты, внезапных столкновений в дверях кухни или замешательства около вешалки для пальто в холле. Всё по-другому, но не плохо — думал он, укладываясь на спину между ними, холодно и нерушимо, словно меч между Тристаном и Изольдой. Его левая нога застряла в матраце.

Ремуса разбудил луч света, пробившийся сквозь молочного цвета окно комнаты, и душный воздух, буквально пропитанный запахом перегара. Он прищурился. С левой стороны от него — спал на животе храпящий кузен, волосы его разметались по подушке, плечам и спине. С правой стороны — кузина, лежащая на боку лицом к нему — и лицо это словно списано с портретов, висящих в галерее. Кровь не вода, а Блэк — не Тонкс. Через мгновение прямо у него на глазах её нос начал меняться, скулы стали почти незаметными, челюсть сузилась, волосы распрямились и посветлели, а под ними сдвинулись лопатки и поменял изгиб позвоночник. Ремус глядел на это, невольно увлекшись. Было в этих переменах что-то атавистическое, первородное, естественное, и у Люпина сложилось впечатление, что если бы он протянул руку и прикоснулся к ней, то почувствовал бы лёгкое колыхание — как трава на ветру, или сильную дрожь — как вздымающиеся горы.

Когда он, наконец, оторвал от неё взгляд и приподнялся, опираясь на локти, то понял, что Сириус поглядывает на него из-под упавших на глаза волос с нескрываемым интересом и каким-то странным удовлетворением. Почему-то это его так встревожило, что Ремус решил встать — пойти вниз, проверить, в каком состоянии остальные, но Блэк задержал его, положив ему руку на грудь (блеск в глазах, длинные пальцы, резко, словно пес, поворачивает голову и сейчас напоминает Сириуса из прошлого), и взглядом указал посмотреть в другую сторону.

Тонкс уже не Тонкс — на самое краткое мгновение лицо её приобрело черты самого Ремуса, волосы посветлели, поседели — а потом вновь стали чёрными и волнистыми.

— Это удивительно, не так ли? — спросил Сириус с восхищением и гордостью.

Ремус кивнул в ответ.