Гарри Поттер или тяжелые будни юного ситха в хогвартсе. (джен)

Как всегда, ожидаемые, но от этого не менее неожиданные, экзамены пролетели будто и не было. Лето, солнышко — красота, именно поэтому парочка юных магов сидела на берегу озера. Точнее, сидел только один, сидел и наблюдал за тем, как его братишка с завидным упорством запускает камушки. Когда полчаса назад Гарри задался целью заставить камушек проскакать по воде ровно шестнадцать раз, Энакин лишь улыбнулся и, пожав плечами, пожелал удачи. И вот брат уже полчаса как тренируется. Сначала трансфигурирует камушек, форма которого по его, Гарри, мнению идеальна. Затем примеряется и, рассчитав все мыслимые и не очень переменные, производит бросок. Текущий рекорд составил тринадцать отскоков. Сам же Энакин прибывал в задумчивости, ему и в правду было интересно, что будет делать подставной недо-Моуди. Не сказать, чтобы его жизнь была важна, но и губить попросту запутавшегося парня было бы глупо. Когда разрывал связь метки с хозяином, он, Энакин, видел, видел всё. Ему были понятны мотивы, что толкнули весьма и весьма одарённого мага на столь глупый и опрометчивый путь. Отцу молодой Барти-младший был не нужен и родился мальчик исключительно для галочки. Как ни старался, всю свою недолгую жизнь был одинок, мама не в счёт. И тут его узрели, ему сказали то, что так давно ждал. То, что так жаждал услышать от отца. Увы, место отца занял другой, занял и воспользовался. Молодой мальчишка, а по сути дурачок, заглотил наживку по самые жабры. А затем был Азкабан и Империус отца. Это идиоты-маги думают, что человек под Империо ни о чём не думает. Думает и ещё как, особенно, если Империо продолжительный. Вот и юный Барти думал, и думал много. Времени было предостаточно, а магия, вкупе с отношением и исчезновением того якоря, что был чуть ли не смыслом жизни, пошатнули его психику. И вот, спустя двенадцать лет, он научился сопротивляться, а затем в его дом пришёл тот, кто назвался Тёмным Лордом, пришёл и освободил. Чем тебе не повод для верности? А затем был Хогвартс и братишка, что самим фактом своего существования способен потрясти и перевернуть сами основы любой, даже самой истовой веры.

«Как жаль, что директор этого ну вот никак не поймёт. Ведь могли бы дружить, но нет, у деда не все дома и он втемяшил себе в башку какую-то хрень, хорошо, что про крестражи узнал от братишки, а то так и был бы не в теме. Уничтожить их нельзя, да щаз! Тетрадочка-то того тю-тю, пепел, да и только. Эх, ещё целый год, а если точнее, то год и один месяц. Скорей бы уже, а то надоело, мочи нет. Но ничего, ещё год и вот тогда, тогда всё будет как надо. Братишка наконец-то пробудится и будет хоть с кем поговорить, а то быть дитятком великовозрастным… нет, прикольно, конечно, но…» — от берега раздался победный клич, и размышления пришлось прервать. Братишка всё же изловчился и задачу таки выполнил.

А вечером был праздничный пир и скорбная физиономия директора. Последний смотрел на Гарри так, будто прощался, прощался и очень сочувствовал. Последнее, надо сказать, было вполне искренним, вот только ни капли не умаляло того, что любые поползновения на брата один юный ситх воспринимал, как личное оскорбление и, как следствие, отплачивал сторицей. Вот и сейчас лазурь небес блеснула, и блеснула отнюдь не добро. Увы, но директор Хогвартса предупреждения не понял. А утром был Хогвартс-экспресс, юных магов ждали летние каникулы.

Поезд уже три часа, как покинул станцию, а директор лучшей и единственной в Англии школы чародейства и волшебства «Хогвартс» предавался думам, и думы эти отнюдь не радовали. Едва заикнулся о том, что Тёмный лорд вернулся, как был послан. И не просто послан, его попросту выставили вон и велели радоваться, что он, Дамблдор, всё ещё директор! Одна лишь мысль о том, что его могут снять с должности, приводила в бешенство. «Да я же жизнь, жизнь положил, всё без остатка, всё для… а они… Ну, как они не понимают… Ведь надо же! Томас, конечно, дурак*, но дурак далеко не глупый», — как итог Дамблдор был уверен, что несмотря на то, что встреча так и не состоялась, Томас таки возродился, да и Аластор пропал уж чересчур удачно. В голову директора даже закралась мысль, что Томас изначально так и планировал, ну или поменял планы на лету. Само по себе это не есть важно, зато идеально объясняет то, что юный Барти ни единым движением, ни словом, ни даже намёком, вообще ничем..., а затем исчез, как не было, и Аластора прихватил. Бывшего аврора, конечно, жаль, но сделать что-либо уже невозможно. «Ну не мог он, не мог, не…», — именно так думал Дамблдор, думал и решал, что делать. Ведь как ни склонял юного Поттера, на авантюры тот не ведётся, и мало того, что не ведётся, так и других уводит. Детям нравится то, что он говорит, и надо сказать, что не только детям. Нейтралы вон зашевелились, да ещё и молодой Блэк. То, что последний покинул стан поборников света, для директора стало очень и очень тяжёлым ударом, ударом, что почти выбил почву из-под ног и лишил какого-либо контроля над жизнью юного героя. Тот его визит столь бурно запал в душу, что он, Альбус, лично организовал участие мальчишки в турнире. Вот только этот самый мальчишка и не думал подчиняться, что не испытание — то скандал.

Смотря на прошедший год сквозь омут памяти, Дамблдор клял себя на чём свет стоит. Ведь что стоило подготовиться? А уж прокол со вторым туром… вот только прошлого не воротишь. Итогом столь невесёлых дум стало то, что придумать, как подобраться к герою, Дамблдор так и не сумел. А затем в полный рост встала проблема с поиском нового преподавателя ЗОТИ, и стало не до неправильного героя и ещё более неправильного бывшего ученика. Обыск в кабинете ЗОТИ так ничего и не дал. Барти исчез, а вместе с ним исчез и отставной аврор.

А тем временем нейтралы объявили общий сбор. Первым слово взял лорд Гринграсс, а в конце многочасового заседания стоял только один вопрос: кто из мальчиков тот самый. Ведь получалось, что под критерии подходили оба. Мнения разделились: так, половина лордов уверенно заявляла, что именно Мальчик-Который-Выжил и есть хранитель магии, что был послан, дабы восстановить равновесие. Остальные же склонялись к кандидатуре Энакина, считая, что именно он и есть хранитель. Их основной аргумент был в том, что мальчик проявляет ум, далеко выходящий за рамки подростка четырнадцати лет, а также то, что именно Энакин подталкивает брата, словно бы направляя и не давая сбиться с пути. Кто, как не хранитель, позаботится о будущем, и кто сказал, что в будущем, что узрел хранитель, его брату не отведена некая и, судя по всему, весьма важная роль. Стоящий же в сторонке Сириус Блэк недоумевал и, когда к нему подошёл лорд Гринграсс, лишь пожал плечами, и тихо сказал, что он не согласен ни с кем из собравшихся.

— Вот как, быть может, поясните?

— Да что тут пояснять-то? И так ведь видно, что они оба одинаковы.

— В смысле?

— Да в прямом, что Энакин, что мой крестник — я буквально чувствую исходящее от них излучение магии. Они же сияют, словно звёзды, и эти звёзды я бы оценил, как равнозначные.

—То есть ты думаешь, что они оба…

— Я думаю, что первоначально хранителем действительно был мой крестник. Он как-то раз обмолвился кое о чём, в общем, я думаю, Энакин — это хранитель-телохранитель для Гарри.

— Хранитель-телохранитель?

— Лорд Гринграсс, вам не хуже меня известно, что большую часть жизни Гарри провёл вне мира магии. Мы оба прекрасно в курсе того, кто всё это устроил, и единственный вопрос, на который у нас нет ответа, так это зачем Дамблдор столь упорно склоняет Гарри ко всякого рода авантюрам? Но если вы приглядитесь, то роль Энакина будет видна, он совершенно не таится.

— То есть вы думаете, что Энакин охраняет мистера Поттера от всякого рода деструктивных влияний?

— Именно так, вспомните, что именно нам рассказывал лорд Нотт, а именно то, что именно Энакин инициирует если не все, то каждое второе начинание брата! Я точно знаю, что это именно Энакин нашёл полное уложение школы чародейства и волшебства, и он же подвёл Гарри к тому, что сию книгу надобно знать и знать очень хорошо. А рассказ Петунии? У неё через слово: «Мой сынок». Понятно, что родное дитятко, все дела. Вот только по обмолвкам крестника выходит, что несколько лет назад произошло нечто, что изменило его жизнь.

Началось с развода и возврата девичьей фамилии, а дальше всё было, как снежный ком. Я узнавал: ни с того ни с сего Гарри, которого все считают хулиганом и главным ужасом добропорядочного Литтл Уингинга, в одночасье берётся за ум. Ничего не напоминает, нет? Тогда взгляните на меня. Бунтарь по жизни, о моих выходках в школе вы и так в курсе, и вдруг как отрезало. Да, разговор с лордом Ноттом способствовал, тут не поспоришь, но это даже словами не выразить, просто как факт, не было, и бац, словно тумблер переключили, и началось это именно после разговора с Гарри. Получается, что Энакин влияет на Гарри, но именно сам Гарри повлиял на меня.

Ту же реакцию можно проследить и у семьи Ноттов, и даже у ваших дочерей, да что говорить, если даже младший Малфой и тот нет-нет да задумывается. И заметьте, везде ноги Энакина, да и не только ноги, он там в полный рост и в каждой щели, вот только за ним, будто бы в тени, прячется Гарри. Своё укрытие он покидает редко, но всегда столь вовремя, что начинаешь задумываться, а не провидец ли он. Вы сами рассказывали об инциденте с мётлами… и не только с ними. Меня поражает, что этой закономерности никто не узрел. Энакин, он как щит, принимает удары и отводит угрозу, его боится тот же младший Малфой, да и не он один, тогда как Гарри, будучи мечом, эти самые удары наносит и наносит весьма метко.

— А ведь вы правы, но всё равно не ясно, зачем и почему.

— Если вам интересно моё мнение, то я думаю, что авада не прошла безследно, да, сила хранителя спасла, но, вероятно, не полностью. Как итог, потребовалась коррекция и вот, словно из воздуха, появляется донельзя одарённый маглорождённый.

— То есть вы думаете, что Энакин может быть таким же хранителем, как и сам Гарри?

— Я бы сказал, что он — хранитель хранителя, — улыбнулся Сириус.

— Однако, признаться, в таком ключе я это не рассматривал, но может статься, что вы правы. Правда, это не объясняет того, что юный Гарри всё ж таки ребёнок, тогда как Энакин всё больше и больше напоминает эдакого взрослого в теле ребёнка.

В то же время, как честное собрание ломало копья и доказывало свою точку зрения, обе причины переполоха занимались совершенно обыденными для почти пятнадцатилетних мальчишек делами. Гарри, забравшийся на свою верхотуру, читал, а Энакин изучал инструкцию к очередной сборной модели.

Министерство магии, кабинет министра.

Сидящий за рабочим столом человек был необычайно хмур и задумчив. Данное состояние для него, Корнелиуса Фаджа, было до крайности непривычным. Причиной же такому его состоянию было то, что он, не привыкший выбирать и всегда плывший по течению, здесь и сейчас стоял перед этим самым выбором, и выбор этот был до крайности тяжёл. С одной стороны, Люциус Малфой и стоящие за ним силы, а с другой — ни с того ни с сего зашевелившиеся нейтралы. «Что-то явно изменилось, но вот что?» — Именно этот вопрос мучил министра последние несколько месяцев. На фоне вышеперечисленного заявления бывшего главы Визенгамота и всё ещё директора единственной магической школы Британии были чем-то досадным и незначительным. К тому же, лорд Малфой заверил, что все заявления Дамблдора абсолютно безосновательны. «Ещё мальчишка этот… Напряженно, очень напряженно, и как назло выборы», — как итог, думы министра крутились вокруг возможности переизбрания и всего того, что этому препятствовало. По прошествии почти часа он распорядился вызвать к нему своего самого верного и исполнительного заместителя. Ещё два часа они обсуждали сложившуюся ситуацию, а когда Долорес ушла, настроение министра было до того благодушным, что все проблемы отступили на второй план. Вот только если б он только знал, что именно он натворил... Но, увы, Корнелиус Фадж не знал, как не знала и вся магическая общественность. А тем временем одна весьма предприимчивая мадам заместитель министра готовилась бить из пушки по воробьям. Слова патрона о том, что его безпокоит национальный герой, женщина поняла по-своему и, будто этого мало, поняла, как личное ей оскорбление. Как же кто-то посмел, что именно посмел и в какой форме, Долорес Джейн Амбридж не волновало. Волновало её лишь то, что её патрон недоволен. Женщина услышала исключительно то, что хотела, а хотела она совершенно конкретного, а именно указаний к действиям. Именно поэтому просьбу министра о том, чтобы она присмотрелась к национальному герою, женщина поняла, как приказ «фас», а раз фас — значит фас. Итогом такого вот рвения стало то, что по прошествии чуть более чем недели городок Литтл Уингинг навестили ажно два стража Азкабана.

Июльская жара внезапно сменилась совершенно неестественной для этого месяца прохладой. Несколько находившихся на детской площадке парней непонимающе переглянулись. Спустя три часа всех четверых увезла вызванная кем-то скорая. Обо всём этом братья узнали от так и не отошедшей от шока Петунии. Едва переступили порог, как Энакин оказался в объятьях матери. Женщина была явно не в себе и бормотала о какой-то жути и жертвах. В общем, всё кончилось очередной поправкой настроения, после которой из сбивчивого рассказа женщины вернувшиеся из кинотеатра подростки поняли, что в Литтл Уингинг забрело нечто жуткое, и это нечто было магическим. Тридцатиминутной медитации оказалось более чем достаточно, чтобы причина столь сильного переполоха стала ясна. Соседских парней, конечно, жаль, но им уже не помочь, а вот понять, какого хрена, это вполне себе. Как итог Энакин с укоризной посмотрел на мать и поинтересовался, почему она не позвала на помощь.

Только тут опомнившаяся Петуния вспомнила об экстренных средствах связи, и пусть опасность, как таковая, была уже позади, это не значило, что нет тех, кому данная информация не будет важной, а важность её не столько в содержании, сколько в скорости её получения. Ведь сами собой дементоры Азкабана не покидают. В общем, не прошло и пары часов, а лорд Гринграсс улыбался и улыбался весьма хищно, да и как не улыбаться-то, когда такой компромат и сам в руки идёт! Ведь стоило лорду Нотту вернуться из Литтл Уингинга, как не прошло и пары десятков минут, а глава партии нейтралов уже заполучил заверенную по всем правилам копию оригинала одного ну очень специфического документа, а именно распоряжения о выходе дементоров на задержание. Спустя ещё двадцать минут так и не получившая желаемого мадам Амбридж также озаботилась получением этого самого документа вот только не ради копии, а ради того, чтобы скрыть следы своей оплошности. Посылая дементоров, женщина была уверенна, что наглый, мальчишка применит магию и тогда, тогда… Вот только никакой магии несовершеннолетних в городке так и не произошло, и когда стало ясно, что и не произойдёт, опомнившаяся чиновница бросилась заметать следы, вот только было уже поздно.

Где-то в министерстве магии плелись закулисные интриги, создавались и распадались союзы, а в предместьях Лондона время текло своим чередом: медленно и неумолимо приближался пятый год обучения в Хогвартсе. Лежащий в тени раскидистой кроны Энакин мечтательно зажмурился, ведь осталось потерпеть всего-то год, один единственный год. А дальше, дальше будет легче, братишка наконец-то проснётся и вот тогда, тогда будет весело. Хищно улыбнувшись, юноша единым движением поднялся с земли и, отряхнувшись, направился в сторону дома. Завтра предстоял тяжёлый день, а значит, необходимо подготовиться, то бишь поспать.