Киберпанк для Учихи. Перезапуск (гет)

— Сообщение от Итачи из деревни! — громкий голос Шисуи прервал тренировку.

Наама обернулась. На плече у Шисуи сидела огромная черная ворона с закрепленной на лапке запиской.

Наама с Какаши подошли к костру, где Итачи разделывал тушку небольшого кабана. Наама постаралась не смотреть в его сторону — вид мертвого и такого крупного животного вселял отвращение, вперемешку с жалостью. Но не есть белковую пищу она не могла, понимая, что попросту умрет от голода, а достать добавок в нужном объеме тут было невозможно. Только какие-то временные и отвратительные на вкус пилюли.

Шисуи пробежал взглядом по записке. Улыбка озарила его лицо.

— Итачи говорит, квартал Учиха переносят ближе к центру вместе с полицейским участком, — объявил он. — Совет намерен набирать в полицию людей из других кланов. Фугаку-сама останется на должности главы полицейского подразделения, но решается вопрос о реорганизации совета и вступлении в него главы Учиха вместе с еще тремя главами крупнейших кланов. Пока это только разговоры, но настроения на собраниях Учиха несколько смягчились, про восстание пока больше никто не заговаривает. Еще Итачи отправляется на миссию по охране дайме, так что ближайшее время посланий не будет.

Он отложил записку и запрокинул голову к небу.

— Какое облегчение, — выдохнул он. — Чувствую себя счастливым.

Потом выпрямился, посмотрел на Итачи и Нааму и поджал губы.

— Если бы не вы… Если бы вы не появились тут, то я был бы мертв, а мой клан обречен. Я понимаю, это какая-то ошибка вселенной, но я благодарен судьбе за эту ошибку. — Он повернулся к Итачи. — Я знаю, что там, откуда ты на самом деле, проблема осталась не решена, но здесь… Итачи, спасибо тебе!

Он низко поклонился, коснувшись лбом травы. Наама с удивлением смотрела на него. В ее мире кланяться было не принято ни при каких обстоятельствах. Каждый человек — личность, люди в принципе равны. И правители, и подчиненные имеют одинаковые права. Но здесь мало того, что люди направо и налево склоняют головы, так еще и ниц падают. Наама глянула на легко улыбающегося Итачи. Тому явно было неловко, но его руки были в крови животного, и он никак не мог остановить это.

— Шисуи, пожалуйста, встань, — попросил он, и Наама поймала его взгляд.

Видимо, она в самом деле побледнела, потому что Итачи мельком посмотрел на собственные руки и нахмурился.

— Продолжайте тренировку, — кивнул он и вернулся к работе.

Наама тут же отвернулась и отошла подальше. «Мамочка, как мне вынести все это!» — взмолилась она и повернулась к готовому продолжить объяснения Какаши.

Когда они закончили тренировку, ужин все еще не был готов, и Наама решила попробовать кое-что, пока было время. Сегодня утром она научилась наконец открывать свой внутренний резерв и извлекать из него чакру. А сейчас захотелось и вбирать чакру, и открывать резерв одновременно. Конечно, по-хорошему надо было бы попросить о подстраховке, но шиноби что-то очень сосредоточенно обсуждали в полголоса, отвлекать их не хотелось. В конце концов, она только попробует. Сев в позу для медитации, Наама сложила руки в печати. Ощутив тот самый резерв, она открыла его. Чакра из него текла послушным потоком, но приходилось на этом довольно сильно концентрироваться. Теперь надо было одновременно сосредоточиться на внешней энергии. Было интересно, как энергия природы смешивается и преобразуется в совершенно другую.

Но едва чакра потекла в нее извне, внутри будто что-то «взорвалось». В одно мгновение вокруг Наамы буквально запылало пламя, огромные «хвосты» из плотной энергии вырвались в разные стороны — Наама видела их лишь краем глаза, но чувствовала эти ответвления-щупальца, мечущиеся в воздухе. Сколько их было? Четыре? Пять? Ветер засвистел в кронах деревьев. Уши моментально заложило. Сквозь плотный фиолетовый покров она видела, как подбегают к ней шиноби.

— Наама, руки расцепи! — кричали ей.

Она знала это и сама, но руки буквально свело, казалось, чакра управляет ею, а не наоборот. Какаши подскочил, поставил на нее печать, но бесполезно — бумага вспыхнула и превратилась в пепел. Наама запаниковала. Энергия во внутреннем резерве высвобождалась бесконтрольными волнами и одновременно всасывалась обратно. Какой-то сумасшедший круговорот, словно термоядерная реакция в реакторе.

Она уже чувствовала жжение не только в груди, но и по всему телу. Казалось, еще немного, и кожа пойдет пузырями.

— Я не могу расцепить руки! — кричала она в панике. — Не могу!

Но крик подавлялся толстым слоем взбесившейся чакры. Наама пыталась расцепить руки, пыталась прекратить это, но у нее не хватало контроля, да и паника мешала собраться с мыслями. Энергия слишком сильная, страшная. Будто она опять находилась рядом с активированным кристаллом чакры. И эта сила не поддавалась контролю. Вдруг сквозь внешний, еще более горячий покров показались две руки. Ткань на них вспыхнула, кожа волдырями, но руки крепко схватили Нааму за запястья и расцепили печати. Наама едва успела сконцентрироваться, чтобы не лишиться сил. Взрывная волна прокатилась по поляне, сметя костер с готовящимся ужином и разорив палатку. Тело все еще будто горело огнем, кожа покраснела. Наама с ужасом смотрела на крепко державшие ее руки Итачи, на которых теперь остались бурые полопавшиеся пузыри, и боялась поднять взгляд. Тишина, которая стояла теперь вокруг, угнетала. Уж лучше бы они кричали… Итачи отпустил ее, и тогда Наама осмелилась посмотреть на него. Но выражение его лица расплылось из-за навернувшихся слез.

— Прости меня, Итачи! — Ее замутило. Пусть она уже видела его раненым, сейчас именно она была виновата в его боли.

— Что произошло? — произнес он.

Какаши подсел ближе.

— Почему-то не сработала печать, — словно извинялся он. — Сгорели в один миг.

— Все-таки нужно было взять медика… — говорил Шисуи, доставая из рюкзака бинты и мази. Его волосы были взъерошены больше обычного.

— Ты не пострадала? — Итачи лишь мельком глянул на свои руки и протянул их товарищу. — Что вообще случилось?

Наама поджала губы.

— Простите, я решила попробовать кое-что, но не вышло это контролировать, — пробормотала она. — Простите меня… Итачи… Я виновата.

Какаши покачал головой и вздохнул.

— Ты не представляешь, как нас напугала, — произнес он.

— У нас нет ирьенина, — наконец в голосе Итачи послышалось осуждение. — Если бы ты лишилась всей энергии, могла бы умереть.

Наама вздохнула. Она не предполагала, что может случиться нечто настолько опасное.

— Но ты справилась, — неожиданно улыбнулся Итачи. — Ты сумела сохранить столько чакры, чтобы не рухнуть замертво. У тебя получилось это даже в такой сложной ситуации.

Наама едва держалась, чтобы не зареветь в голос. Из-за нее у него теперь такие страшные раны, а он улыбается. Да что же шиноби за люди такие? Они боли не чувствуют? Но Наама вспомнила, как больно было ей во время отождествления с ним, и стало еще хуже.

— Сегодня мы остались без ужина, — сообщил Шисуи, закончив с ранами Итачи.

— Предлагаю всем лечь спать. Нааме точно нужен отдых.

Она всхлипнула, но спорить не стала. Как только палатку водрузили на место, Наама шмыгнула в нее и свернулась на циновке. Ее трясло. Она уже привыкла к тому, что какой бы мощной чакра ни была, она не причиняла ей вреда, но, когда энергия из внутреннего резерва смешалась с природной, она будто взбесилась. Разве человек в состоянии обуздать такую мощь? Но были и плюсы. Несмотря на экстренную ситуацию и огромное количество выпущенной чакры, Наама сохранила контроль хотя бы над ее частью и не свалилась без сил. Это уже немало.

Отлежав себе все бока, она в конце концов вышла на улицу. Какаши и Шисуи спали на разложенных тонких циновках, кутаясь в плащи, а Итачи сидел, привалившись спиной к дереву, и смотрел на огонь.

Наама подошла к нему и остановилась в паре шагах. Давно она не чувствовала себя настолько виноватой. Хотелось сделать теперь что-то полезное, как-то загладить собственный промах. Она потянулась к его перебинтованным рукам, но не посмела коснуться, чтобы не сделать больно.

— Почему не спишь? — спросил он шепотом.

— Как я могу? — вздохнула она.

— Как и остальные, — с тенью иронии ответил он.

Наама заставила себя посмотреть ему в лицо.

— Это была моя ошибка. Я не посоветоваться с вами, я виновата. Прости меня, пожалуйста… — произнесла она.

Наама настолько отвратительно себя чувствовала, что готова была даже на колени встать перед ним. Как бы неправильно на собственный взгляд это ни ощущалось. Здесь так принято, это то, что положено правилами приличия. Она вздохнула и опустилась на землю, склонив спину и коснувшись лбом травы.

— Прости.

— Наама, хватит извиняться. — Он переместился ближе, сел на колени и поднял ее за плечи. — Если бы я не сделал этого, пострадать могли все, и ты в том числе.

— Но если бы я не стала экспериментировать…

— Да. Впредь, пожалуйста, говори, что собираешься делать. Но в этой ситуации нет твоей вины.

Он смотрел так спокойно, будто в самом деле нисколько не винил. Наама казалась себе ужасно жалкой. Глаза защипало. Она не хотела плакать при нем, но сдерживаться становилось все труднее. Она в этом мире чужая. От нее столько проблем… Почему вообще у нее обнаружились эти способности? Все из-за татуировки? Наама поджала губы и постаралась взять себя в руки. Надо успокоиться прежде, чем уйти, иначе она будет выглядеть совсем никчемной.

И пока она боролась с собственными волнениями, Итачи не отводил взгляда от ее лица.

— Все в порядке, заживет, — сказал он, неожиданно мягко улыбнулся и вдруг легонько стукнул ее по лбу двумя пальцами правой руки.

Наама ошеломленно замерла, открыв рот. Она помнила — тоже самое он сделал перед их прощанием.

— Что это за жест? — Она коснулась лба. На душе почему-то сразу потеплело. — Я не видеть такой ни у кого из здешних жителей.

Итачи легко усмехнулся и снова откинулся спиной на ствол дерева.

— И вряд ли увидишь, — ответил он, вернув на лицо прежнее выражение.

— Да? — Наама совсем растерялась. — Это что-то личное? Очень личное?

— Отдыхай, — уклонился он от ответа. — Завтра опять тебе предстоят тренировки и долгий путь. И не переживай, никто тебя не винит.

— Н-н-у ладно… — Она поднялась с земли. — А ты же не будешь дежурить один? Хочешь, я подменю тебя?

Он болезненно сдвинул брови.

— Нет, Наама, я не хочу, чтобы ты меня подменила. Ложись, пожалуйста.

— Да, прости, я совсем неопытна в этом… Спокойной ночи.

Она вернулась в палатку и улеглась на свою скромную жесткую лежанку. Сердце в груди часто стучало, щеки пылали. Да что же такого он вкладывал в этот жест? Не похоже на издевательство, точно. Не с таким лицом. Наама зажмурилась, но перед глазами встали его черные глаза с отблесками костра, и его мягкий ласковый взгляд. Так он на нее еще никогда не смотрел. Да что происходит?

— Наама, кажется, ты влипла, — прошептала она и уткнулась лицом в ладони.

* * *

Итачи откровенно скучал, наблюдая за приготовлениями к завтраку. Теперь у него отобрали все обязанности, кроме дозора. Ожоги на руках противно ныли, но тратить обезболивающие пилюли Итачи не решался. Вдруг в дороге произойдет что-то пострашнее ожогов? Наама утром боялась приниматься за медитацию, а когда все-таки решилась, то прерывала ее сразу же, едва начав вбирать чакру. Зато благодаря этому у нее улучшился контроль. Итачи думал, что во всем есть свои плюсы, и тихонько наблюдал за ней, по своему обыкновению, притворяясь спящим.

И вдруг среди безоговорочного спокойствия по телу прокатилась тревога. Он хорошо знал это ощущение — присутствие кого-то, враждебно настроенного, и совсем близко. Он подскочил, метнувшись в сторону опасности, но все, что успел различить — это звук, какой обычно исходил во время перемещения Зетцу под землю. Итачи неоднократно контактировал с этим странным шиноби в своей реальности и не мог спутать его ни с кем другим. Оглядев местность повнимательнее, он вернулся к месту привала.

Какаши и Шисуи выглядели настороженными.

— Видел кого-то? — Какаши кивнул в сторону зарослей.

— Не успел, он скрылся. — Итачи посмотрел на удивленную Нааму. — Но я знаю, кто это был.

— Шпион Акацки? — догадался Шисуи.

— Да. — Итачи присел и принялся собирать вещи. — Надо затаиться.

Пришлось свернуть с намеченного пути, но выхода не было. Они сняли дешевую комнату в ближайшем селении. В дороге почти не говорили о происшествии. А теперь, закрыв шторы и обклеив печатями комнату, можно было немного расслабиться.

— Все-таки за нами следили. — Какаши сел на пол, скрестив руки на груди.

— Что им надо?..

Итачи смотрел на взволнованную побледневшую Нааму и никак не понимал, чем она могла заинтересовать Мадару. Пусть Зетцу видел ее тренировки, ну и что с того? А может быть, пока и ничего? Мадара просто наблюдает? Или же причина их слежки не в Нааме? Что, если они вышли на него?

— Итачи? — Какаши ждал ответа.

Он вздохнул. Да, он больше не один, не обязательно раздумывать обо всем этом в одиночестве.

— Трудно сказать, за кем именно они следят, за мной или Наамой, — ответил Итачи. — Но нельзя исключать ни одного из этих вариантов.

— Что теперь будет? — Бледная Наама уселась на полу, обняв колени. Ее испуганный взгляд метался между ними в поисках ответов.

— Наама, пожалуйста, успокойся. Все будет хорошо, — произнес Шисуи. — Ты же не одна.

— А если они пришли за Итачи?! Я не хочу, чтобы на него напали!

Он не ожидал услышать такие слова. Она правда переживает за него? Почему? Вспомнился ее растерянный несчастный вид ночью, она в самом деле чувствовала себя виноватой.

— Пока ничего не ясно. — Шисуи тоже подошел и сел рядом. — Наама, соберись, ладно? Считай это частью тренировки. Ведь одно из главных умений шиноби — способность скрываться. Думаю, именно этим мы сейчас и займемся.

Она округлила глаза.

— Все верно. — Итачи кивнул. — Мы научим тебя скрывать свою чакру, и отправимся дальше. Так что неважно, за кем они следят, мы просто собьем их со следа.

Она с облегчением выдохнула.

— Я боялась, что вы начнете сражаться.

— Пока не начнем. — Шисуи улыбнулся. — Давайте, я пока схожу за едой. И кстати, Итачи, можно подлечить твои руки, пока находимся в селении. Узнаю, есть ли у них ирьенины.

— Хорошо.

Шисуи вышел, закрыв двери.

— А я раздобуду одежду и разведаю обстановку, — сообщил Какаши и использовал технику перевоплощения, превратившись в пожилую женщину с палкой.

Наама уставилась на него во все глаза, а когда он вышел, обернулась к Итачи с совершенно ошеломленным взглядом.

— Шиноби и так умеют? — прошептала она.

— Да. — Итачи присел напротив нее. Как бы то ни было, у них много работы, нельзя упускать ни одной минуты. — Давай приступим к делу. Техника подавления чакры не очень сложная, но этому все равно нужно учиться.

* * *

Всю ночь Нааму учили скрывать чакру, что в конце концов получилось. В итоге это оказалось не так уж и сложно. Единственное, в таком состоянии невозможно было медитировать. Под утро, переодевшись, они выскользнули один за другим через запасной выход, оставив в номере лишь клонов. Это был план Итачи. Они оставляют клонов, кто-то из них будто случайно «засветит» чакру на улице и привлечет внимание Зетцу. Сомнений, что тот проследовал за ними в селение, не было, Какаши удалось ночью засечь его присутствие в соседнем квартале. В случае контакта с ним один из клонов рассеется и передаст информацию.

Ночью Итачи говорил со своими товарищами о шпионе и организации Акацки. Ими заправлял тот самый Мадара, которого имитировал Итачи при нападении на Коноху. Значит ли это, что тот уже знает, кто посмел прикрыться его именем, или Зетцу наблюдал за ней? С одной стороны, Наама смеялась над собой в душе: что за глупая черта — все в мире сводить к единому центру — себе? Но с другой — вспоминала сектантов в своем мире и думала: что-то ведь привлекло в Итачи их внимание. Может быть, и с ней так же. Акацки видят в ней любопытный, невиданный доселе объект и желают понять суть.

Она вздохнула и поправила мешковатую одежду. Теперь они выглядели как шайка оборванцев-разбойников. Встречные путники с опаской вжимали головы в плечи и старались поскорее пробежать мимо. Один раз Наама вздумала помахать рукой двум молодым людям, ведущим на привязи корову. Парни чуть ли не на себе уволокли несчастное животное, извинившись несколько раз непонятно почему.

Все бы ничего, но теперь пользоваться способностями не мог никто, поэтому даже костер разводился с трудом. О тренировках тем более пришлось забыть. Зато за два дня они прошли гораздо больше, чем раньше. Наама подняла голову к хмурому небу.

— Через полчаса начнется сильный ливень, — заявила она.

— С чего такая уверенность? — Шисуи тоже задрал голову. — Конечно, очевидно, что будет дождь, но почему думаешь, что сильный?

— Модулятор умеет просчитать погоду на ближайшее время. — Наама постучала пальцем по виску. — И он в этом довольно точен.

— Ничего себе! — Шисуи с нескрываемым любопытством вгляделся в Нааму. — А что еще ты можешь?

Наама пожала плечами и подняла шишку с земли.

— Без сети очень мало… — Она подбросила шишку в руке и поймала. — Если я брошу ее высоко, то модулятор рассчитает скорость падения и время, когда шишка достигнет земли. Еще он управляет кое-какие гормональные процессы в моем теле. — Наама вздохнула. — А дома у меня в голове была связь со всем миром.

Глянув на непонимающие лица собеседников, она приуныла и плотнее закуталась в плащ. Почему-то сегодня она не очень хорошо себя чувствовала, какая-то слабость одолевала с самого утра.

— Эх, вы все равно не поймете.

— О, нет, нам интересно, расскажи еще о своем мире. — Какаши вежливо улыбнулся. Наама про себя удивилась — и как она понимает его эмоции под маской?

— У Итачи спросите. — Она кивнула в сторону их молчаливого спутника.

Итачи слегка нахмурился.

— Мир Наамы слишком яркий, слишком огромный. — Он остановился и поднял голову навстречу первым каплям дождя. — Люди такие разные, странные, живут в огромном городе, в домах, похожих на гигантские муравейники. Никто из них не знал войн, они слишком заняты познанием Вселенной… Они построили здания до небес, летают в космос, создали Сеть, где можно найти все, что угодно. Им не нужна чакра, чтобы обезопасить себя с помощью ниндзюцу, государство делает это вместо них.

Потом он прикрыл глаза, его губы дрогнули в улыбке.

— Я никогда не забуду дни, проведенные там.

У Наамы перехватило дыхание, по телу пробежали мурашки. Она не ожидала, что он вообще заговорит, а тут даже «никогда не забуду». Ей казалось, он торопился домой, ему ничего не было интересно, ну может быть, чуть-чуть. Выходит, ему на самом деле понравилось у нее?

— Но Наама права, сейчас начнется дождь, — подытожил он. — Надо найти убежище.

Они пошли быстрым шагом по тропинке. Шисуи, как самый молодой, отправился на разведку вперед, чтобы найти хоть какое-то укрытие. Но увы, вернулся ни с чем.

— Остается только ставить палатку. — Какаши сошел с пути и принялся притаптывать траву.

Дождь капал все с нарастающей скоростью и наконец хлынул сплошным потоком, будто из душа. К моменту, когда палатка была готова, все вымокли до нитки. Так вчетвером они и залезли в нее, устроившись на холодных циновках. Хоть они и разделись до допустимого приличия, огонь в палатке не разожжешь… Сушить вещи, используя техники, было тоже нельзя, ведь они все еще скрывали свою чакру. Оставшиеся в гостинице клоны не развеялись, значит, противник еще не показался.

Ливень хлестал несчастную палатку со всех сторон и, наверное, развалил, если бы не поддерживающие ее спины шиноби. Наама сидела в центре и рисовала на выданной ей бумаге разные вещи из своего мира. Конечно, художницей она не была, но получалось понятно. По крайней мере, так хотя бы казалось — Какаши и Шисуи с неподдельным вниманием расспрашивали ее. Итачи тоже иногда вставлял пару-тройку фраз, но в большей степени задумчиво смотрел куда-то сквозь чудом не промокшую ткань палатки.

Его руки подлечил местный медик, когда они ночевали в гостинице, даже шрамов не осталось, лишь кожа в месте более сильного поражения выглядела бледнее. Когда стало легче ему, и Наама почувствовала облегчение. Все-таки она была виновата в его увечье. И в который раз она думала — как человек способен намеренно причинить себе боль, пусть даже и для общего блага? Но вспомнила, что говорил Какаши на одной из тренировок, и сделалось не по себе. Терпеть боль их учат чуть ли не с пеленок. Ведь шиноби может попасть в плен к врагам, где его будут пытать, потому руководство деревни должно быть уверено, что подчиненный не проронит ни слова, как больно бы ему ни сделали.

Они просидели еще два с лишним часа, прежде чем ливень утих. Путь предстоял долгий, а вещи так и не успели просохнуть, поэтому решено было не спешить, развести костер и поесть. Итачи поймал на этот раз птицу. Наама едва не расплакалась, когда увидела, как с несчастной тушкой обходятся злобные шиноби. Сколько бы раз она ни видела подобного, ей не привыкнуть. Но головой она понимала: для них птица — еда. Такая же еда, как гусеница для той же самой птицы. Они не убивают птиц ради забавы, они просто хотят выжить.

Чтобы не вдаваться в философию на тему гуманности, ведь есть она тоже собиралась, Наама принялась развешивать промокшую одежду на устроенных рядом с костром перекладинах.

В котелке варился ароматный супчик, и живот урчал от предвкушения. Но в какой-то момент Наама поняла, что замерзает. Странно, ведь вышло солнце. Долгожданная еда не доставила удовольствия. Хоть было вкусно, аппетит будто испарился. И ей стало уже не просто прохладно, а по-настоящему холодно. Запустив диагностику тела на модуляторе, Наама ждала отчет. Конечно, сейчас лучше было бы оказаться в медицинском модуле, но, как говорится, надо радоваться малому.

«Повышение температуры тела, отличное от нормы на полторы стандартные единицы, — всплыло перед глазами. Отлично! — Вероятные причины — чужеродные вирусные частицы».

Наама обняла себя руками и поежилась от озноба.

— С тобой все в порядке? — Рука Какаши легла на ее лоб. Спустя мгновение он добавил, прижав ладонь плотнее: — Да у тебя лихорадка.

— Лихо… что? — Наама больше не могла сдерживаться и застучала зубами, дрожа всем телом.

Такое случалось с ней впервые. Дрожь в теле усиливалась, любое, даже мимолетное движение воздуха вызывало новый приступ озноба.

— Ты простыла. — Какаши нахмурился и достал последний сухой плащ. — Иди в палатку. Итачи, Шисуи, кажется, у нас проблема.

Наама глянула на их удивленные лица, завернулись в ткань непослушными руками и отправилась, куда было велено. Итачи проследовал за ней. Выглядел он обеспокоенно, но молчал и копался в рюкзаках. Достав несколько сухих вещей, он постелил их на циновке.

— Ложись, — велел он.

Наама, продолжив трястись, устроилась на боку и поджала ноги.

— Простыла — значит, инфекция? — копнула она свои немногочисленные познания в медицине.

Итачи кивнул.

— Ох, выходит, я заразна! — Наама спрятала лицо в плаще.

Он снова покопался в рюкзаке и вышел на улицу. Наама вздохнула и скукожилась на жесткой лежанке. К счастью, холодная мокрая земля не чувствовалась, но от этого было не особенно легче. Плотной ткани плаща не хватало, чтобы унять озноб. «Мамочки, — взмолилась она, — да что же со мной такое…» С детства вместе с модулятором она получила и набор антител от известных болезней своего мира. Но правильно, это ведь не ее мир, здешние болезни не входили в перечень. Удивительно, что она вообще продержалась так долго. Получается, это может ее убить? Кто знает, насколько «простуда» опасна?

Полог палатки отогнулся, показалось обеспокоенное лицо Шисуи. У него в руках была металлическая кружка, из которой поднимался клубами пар.

— Выпей, это лекарство, — предложил он.

Наама села, но движение вызвало очередной приступ дрожи. С трудом поборов его, она приняла горячую чашку из его рук. Первые глотки принесли секундное облегчение, но потом опять пробил озноб, пришлось даже поставить кружку, чтобы не расплескать драгоценный напиток.

Шисуи сочувственно свел брови.

— Выпей, должно полегчать через какое-то время, — сообщил он.

Наама кивнула. Он вышел, и она опять сосредоточилась на кружке. Ей было почти смешно от того, как дрожат ее руки. Ерунда какая-то! Ну что с ней такое, что она пить разучилась нормально? Она ведь не наркоманка, в конце концов, из нижних кварталов! Подавив глупый смешок, Наама поставила кружку на землю. Было бы жалко расплескать лекарство. Сейчас она соберется, и все получится.

— Это можно было ожидать, — говорил Какаши, и она невольно прислушалась. — Но мы никак не могли предотвратить этого. Итачи, ей надо объяснить, что случилось, и поддержать. Ты так не думаешь?

Итачи молчал.

— Пока лекарство не подействует, она будет теряться в догадках и трястись от озноба, — продолжил Какаши.

— А что, Наама не знает, что такое простуда? — удивился Шисуи.

— Не знает. — Голос Итачи приближался. — Но мы не можем знать наверняка, как она перенесет ее.

Он заглянул в палатку. Наама взяла кружку двумя руками, вновь на мгновение ощутив облегчение от пробежавшей от кончиков пальцев горячей волны. Но всего лишь на мгновение. Она уже вновь собиралась поставить кружку, но Итачи положил руки поверх ее рук, мягко сжал, не позволив отпустить кружку и не дав воде расплескаться. Тепло вновь волнами прошлось по телу, на этот раз задержавшись чуть дольше, чем на секунду.

— Пей. — Он поднес кружку ко рту Наамы.

Она охотно принялась пить маленькими глотками лекарство. Мир сузился до горьковатой жидкости с пряным запахом, металлической кружки и теплых ладоней на озябших руках. Как же хорошо, как расслабляет… Наама прикрыла глаза, утонув в этих ощущениях. Когда в кружке не осталось ни капли, холод вернулся, ведь вместе с тем и руки Итачи покинули ее, забрав кружку.

— Отдыхай, — сказал он и вышел, вновь впустив прохладный воздух.

Наама закусила от досады губу и улеглась, кутаясь в тонкую защиту. Голова еще соображала, но слабость была ужасная, руки и ноги теперь похолодели так сильно, будто их опустили в ледяную воду. «Температура тела превысила нормальную повышенную. Срочно обратитесь к медицинскому роботу или подключитесь к медицинскому модулю», — заявил модулятор в голове, и Наама стиснула зубы. «Вот спасибо, а то я бы не догадалась!» — выругалась она и удержалась от того, чтобы стукнуть себя по виску лишь по причине очередной волны озноба.

Больше всего ее раздражала в нейромодуляторах нового поколения их назойливость — в критической ситуации они включали «экстренный режим» и начинали сыпать очевидными советами. Когда Наама мучилась от боли, эта проклятая железяка в голове тоже без конца давала подобного рода инструкции. Вот только Наама бы и без них сделала то, что предлагают. А сейчас даже самого захудалого медицинского модуля или робота в этом проклятом мире не найти. Если температура не перестанет расти, она попросту умрет… Когда же подействует лекарство? А может быть, на нее не подействует вовсе?

Стало совсем невыносимо. Наама уже дрожала всем телом, не прекращая, стучала зубами и прятала руки подмышками в надежде хоть как-то согреть окоченевшие пальцы. Она так и не поняла, когда снова вошел Итачи, только ощутила его прохладную ладонь на лбу. Распахнув глаза, она столкнулась с ним взглядом. Несколько мгновений повисли в воздухе. Казалось, даже озноб отступил. А когда его рука соскользнула, Наама застучала зубами с тихим стоном.

— Все будет хорошо. — Он приподнял ее, вопреки тихому недовольству, размотал плащ, окунув в холод, но не забрал единственное укрытие, как ожидала Наама. Он прижал ее к себе, как ребенка, и укрыл снова вместе с собой.

— Я заразна, — попыталась отпихнуть его Наама.

— Все в порядке. — Он крепче обнял ее. — Я согрею тебя, пожалуйста, постарайся расслабиться.

Наама оказалась прижата к нему и уткнулась носом в его шею. Ища тепло, она просунула озябшие ладони между их телами.

— Прости, — раздался его тихий голос. — Но не бойся, все пройдет. Скоро подействует лекарство.

— Я тебя ненавижу, Итачи, — пробормотала она, вспомнив, какой у нее была жизнь «до».

— Я знаю, — с готовностью ответил он. — Я заслужил.

Наама мотнула головой. Конечно, она не имела в виду то, что сказала. Ведь причина, по которой она оказалась связана с этим человеком через миры, ее собственное дурное любопытство. Не он полез к сектантам в поисках острых ощущений. Во всем этом безобразии виновата она сама. Можно сколько угодно ненавидеть Итачи, только смысла в этом не будет. Он — все, что у нее осталось. Последняя ниточка к дому, последняя и почти призрачная надежда на возвращение. И то, как он обнимает ее сейчас, спасая от озноба, вселяло уверенность, что все у них получится, черная полоса закончится, Наама вернется домой, и будет только вспоминать, как страшный сон, полную лишений и страданий жизнь в чужом мире.

Очередная волна озноба заставила Нааму всхлипнуть и сильнее вжаться в теплое тело Итачи. Но каждая последующая была слабее. И наконец тело начало расслабляться. То ли тепло Итачи просочилось в нее, то ли начало действовать лекарство. Теперь ей сделалось тепло, почти жарко. Обессиленная, Наама уже начала проваливаться в сон, как полог палатки откинулся, показался Шисуи.

— Я приготовил еще… — начал было он и осекся, резко опустив взгляд. — П-простите…

Оставив кружку на полу, он тут же исчез. И тогда до Наамы дошло — она сидит в объятиях молодого мужчины. Мужчины, к которому испытывает необъяснимые чувства.

— Мы ведь друзья, — услышала она его голос и слегка успокоилась.

С Гионисом они ведь тоже могли обняться… А тут еще и повод есть.

— Тебе стало легче или еще выпьешь лекарство?

— Немного полегчало.

Наама призналась себе наконец, что не хочет, чтобы Итачи уходил. Не просто потому, что с ним тепло. Не просто потому, что он единственный мостик с надеждой на спасение. Она чувствовала с ним необъяснимое родство, словно нашла то, что искала давным-давно. Но может быть, это просто лихорадочный бред? Наама прикрыла глаза и растворилась в тепле, которое наконец начало расходиться по телу.

— Дело плохо, — услышала Наама утром из палатки и плотнее укуталась в плащ. Кажется, озноб возвращался. — У меня почти не осталось нужных средств, — говорил Шисуи. — Она болеет довольно тяжело.

— Что делать, Итачи? — голос Какаши. — Я могу отправиться в…

— Нет, вы с Шисуи продолжайте путь. Придется временно разделиться. Мы и так слишком медленно передвигаемся.

— Согласен, — отозвался Какаши. — Ночью рассеялся мой клон, Зетцу пока в городе, но, кто знает, когда раскроет обман.

— Мы с Наамой останемся, — опять заговорил Итачи. — Попросимся к кому-нибудь по пути в повозку, доберемся до ближайшего селения. Как только она поправится, пойдем следом за вами. Другого выхода нет. Но будем на связи — я оставлю вам ворона.

— Да. — опять голос Какаши. — Так действительно будет лучше.

* * *

— Данзо-сама, — голос подчиненного раздался справа сверху и так тихо, что едва улавливало ухо. — Сегодня ночью.

Наконец-то! Шимура про себя возликовал. Третьего Хокаге хватило только на одно — это вынести указ о заключении Данзо. Как и ожидалось от мягкосердечного Хирузена. Удивительно, как вообще он продержался на посту руководителя так долго? Нет, такие бесхребетные люди не должны занимать руководящие должности. Теперь, когда Хирузен предал его, Данзо уверился, что больше не пощадит его. Пусть сейчас придется отступить, но он вернется. Коноха будет принадлежать ему, а для этого нужно разработать план, нужно, чтобы жители увидели — Хирузен ошибся, Учихи действительно предатели. Надо лишь подтолкнуть их к действиям. И тогда явится он — Данзо — и поможет в урегулировании проблем, Хирузена сместят, Шимура Данзо станет Пятым Хокаге и точно ничего не упустит из виду.

За мечтаниями время пролетело незаметно. В какой-то момент он услышал лязг оружия, рядом появился кто-то из подчиненных и снял оковы. Данзо тут же сорвал повязку с глаз, снял путы. В коридоре кипело сражение. Его верные шиноби сражались с охраной тюрьмы.

— Уходим, Данзо-сама. — Сугару указал на разъеденную жуками стену. — Прошу простить, что приготовления длились так долго.

Данзо шагнул в образовавшийся проем, даже не глянув назад. Позади раздался сигнал тревоги. Сейчас набегут и люди из полиции, и другие, вряд ли шиноби Корня спасутся. Но ничего, их жертвы не будут напрасны.

— Данзо-сама, я прикрою ваше отступление здесь. Вас будет сопровождать Таруне. Мы подготовили временное убежище, на пути к нему через десять дней вас встретит наш человек в назначенном месте, — прошептал Сугару.

— Хорошая работа, — произнес Данзо. — Как выглядит твой человек?

— У него будет широкополая шляпа с синей камелией, — ответил он. — Я отвлеку Коноху, но, скорее всего, они все равно сядут на хвост. Чтобы вам в пути не пришлось использовать чакру, с моим человеком будет наемник-нукенин.

— В убежище уже все организовано?

— Да, Данзо-сама. — Сугару склонил голову. — Ваши люди будут ждать приказаний.

— Хорошо, — ухмыльнулся он и шагнул навстречу стоявшей в тени деревьев тени.

Шиноби Корня не могут предать своего предводителя. Поклявшись служить ему в свое время, они получили по проклятой метке. Если они только попытаются свидетельствовать против своего лидера, тотчас умрут. Будь его воля, все в АНБУ имели бы такие метки. Когда на кону стоит жизнь, люди служат гораздо преданнее.