Во всём виноват олень (джен)

Ночное небо над Запретным лесом было затянуто тяжёлыми облаками, с которых изредка срывался мелкий весенний дождь. В воздухе витал запах мокрой хвои и сырой земли — земля пробуждалась после зимней дремы, словно вспоминая, что пришло время перемен. Над верхушками елей скользила огромная белая сова. Её полёт был стремителен, точен, исполнен древней силы. Чуть поодаль и ниже, опережая вечерний ветер, в образе кречета парил другой хищник — стройный и сильный, с узором тёмных перьев на крыльях. Это был Гилмор ап Лливелин, младший сын Мэгвин Керрид.

Они летели к потаённой поляне в глубине леса, защищённой от взглядов и чар, недалеко от северных границ Хогвартса. Там, среди вековых деревьев, где магия была особенно густой, насыщенной, искривляющей само пространство, их уже ждали.

На опушке, укрытой от посторонних глаз завесой иллюзий, стояли двое мужчин. Томас Гонт — высокий, резкий в движениях, с лицом, в котором угадывались аристократические черты, и Северус Снейп — мрачный, почти неподвижный, словно вылепленный из ночной тени. Они говорили вполголоса, не нарушая дыхания леса, чьё чуткое магическое равновесие было важно не потревожить.

Лес встречал их напряжённым безмолвием. После Имболка древние чары земли начали оживать. Хотя снег ещё укрывал землю в затенённых местах, он уже подтаивал, обнажая корни, мох, первые пробивающиеся ростки. Запретный лес чутко отзывался на приближение весны, но вместе с обновлением чувствовалось что-то тревожное — будто под толстым покрывалом мира и силы начинала скручиваться тень.

Маги Холмов мягко спустились с небес и, коснувшись земли, в один плавный жест вернули себе человеческий облик. Мэгвин Керрид шагнула вперёд — высокая, величественная, с серебром в косах и глазами, полными беспокойства. Рядом оказался Гилмор — в мантии защитника, с кожаным футляром с рунами на поясе. Его лицо было сосредоточенным, будто он готовился к сложному и опасному делу.

— Миссис Керрид-Лливелин… и, полагаю, мистер Лливелин, — произнёс Томас Гонт с подчеркнутой вежливостью, но напряжённость в его голосе выдавала волнение.

— Гилмор ап Лливелин, — спокойно представился молодой маг, кивнув. — Я здесь по просьбе моей матери.

— Гилмор — специалист по нейтрализации агрессивной магии и последствия ритуалов, — пояснила Мэгвин, внимательно глядя на собеседников.

— Что ж, — начала она, скрестив руки на груди, — джентльмены, у нас с вами заключено взаимовыгодное соглашение. Именно поэтому я сочла необходимым сообщить: Братство, о котором вы прекрасно осведомлены, перешло в активную фазу.

Магия поляны едва заметно вздрогнула, словно реагируя на её слова.

— Результаты искажающих ритуалов уже ощущаются, — продолжила она. — Пространственные складки нестабильны, лакуны страдают. После Йоля нам пришлось провести девять нейтрализующих обрядов по всему Уэльсу, чтобы не допустить провалов. В Англии, насколько мне известно, таких ритуалистов нет. И теперь — вести из Хогвартса.

Её голос стал жёстче, в нём просквозило тревожное материнское напряжение.

— Моя ученица надёжно защищена — ритуалами и древними печатями. Однако на днях сработала одна из защитных татуировок. Та, что охраняет от насилия. Она активируется только при прикосновении мужчины с намерением причинить вред.

Мэгвин взглянула прямо на Снейпа, её глаза потемнели.

— Мистер Снейп, что произошло? Девочка пишет, что всё в порядке, что этот человек больше не причинит ей зла. Но правда ли это?

— Видите ли, госпожа Керрид, — холодно произнёс Северус с почти скучающим выражением лица, — в данный момент всё действительно в порядке. Мистер Локхарт больше никому не причинит неудобств. Ему предстоит весьма длительное пребывание в отделении лечения умственных травм в больнице Святого Мунго.

В его голосе не было ни тени удовлетворения или злорадства — лишь сухая, почти академическая констатация факта. Он даже не удостоил ситуацию осуждением, словно речь шла о повреждённой колбе в лаборатории.

Мэгвин смотрела на него пристально, с подчеркнутым вниманием, в котором сквозила тревога. Гилмор бросил короткий взгляд на мать, но промолчал. Томас Гонт, стоявший немного в стороне, сдержанно усмехнулся — едва заметным изгибом уголков губ. То ли одобрение, то ли насмешка.

Северус продолжил, не меняя тона:

— Дело в том, что ещё в начале прошлого учебного года я настоятельно порекомендовал нескольким наиболее надёжным студентам Слизерина приглядывать за мисс Поттер. После Самайна мистер Малфой, движимый семейным долгом, взял под своё неофициальное покровительство и заботу о безопасности и репутации своей кузины. К нему присоединились мистеры Нотт и Забини. Все трое проявили завидную наблюдательность и дисциплину.

Он позволил себе краткую паузу, затем с оттенком иронии добавил:

— Именно они подали мне сигнал, что профессор Защиты от тёмных искусств проявил к юной мисс излишнюю… инициативу. Попытался схватить её. И получил, выражаясь профессиональным языком, откат от встроенной защиты.

Лицо Северуса оставалось непроницаемым, но воздух вокруг ощутимо похолодел — словно сама магия замерла, прислушиваясь к тому, что произносилось.

— Я немедленно вмешался, — заключил он. — В настоящий момент бывший преподаватель страдает от тяжёлых когнитивных нарушений и, с полной уверенностью могу сказать, преподавать уже не сможет. Ни здесь, ни где бы то ни было ещё.

— А что вы можете сказать о директоре? — голос Мэгвин звучал тихо, но сдержанная тревога в нём была ощутима, как натянутая струна. — Пару недель назад я получила от него весьма странное послание. Альбус будто намекает, что больше не контролирует ситуацию. И если сопоставить это с тем, что пишет мне Белла… картина выходит тревожная. Искажения магии в Хогвартсе зашли слишком далеко — кто-то активирует сразу несколько ритуальных кругов. Пока моя ученица инстинктивно их нейтрализует, но это не может продолжаться бесконечно.

В ночной тишине, прерываемой только редким шелестом листвы и далёкими криками лесных тварей, слово взял Томас Гонт. Он сделал шаг вперёд, тень от капюшона скрывала верхнюю часть его лица.

— Верно. Альбус действительно утратил контроль над ситуацией с Братством Теней. Они перешли в наступление — по всем фронтам. С сентября я живу в покоях своего предка Салазара, и с тех пор мне доступны ходы и каналы наблюдения, оставленных основателем. Сейчас представителем Братства в Хогвартсе является Сибилла Трелони. Насколько я понял, она убедила нового лидера культа использовать кровь потомка Певереллов в ритуале «Слияние Теней»… что бы это ни значило.

— Это значит, — проговорил Гилмор Лливелин, чуть склонившись к светлячку на ладони, — что с помощью некроманта по крови они хотят обрести способность ходить тенями. Как вампиры и тёмные сидхе.

Мэгвин слегка напряглась.

— А если вместо некроманта они используют кровь мага жизни?

— Тогда будет большой «Бум», — ответил Гилмор с мрачной усмешкой. — И насколько большой, зависит от того, как выстроен рисунок ритуала. Но последствия будут катастрофическими, мало никому не покажется.

Магический ветер, гуляющий по поляне, неожиданно стих. Словно лес прислушивался.

— Ритуальные круги перегружены магией, — Гонт говорил с заметной тревогой. — Их слишком много, и они слишком сильны. Альбус пытался сдержать Трелони и её союзников, но тщетно. Судя по всему, во главе культа теперь молодой фанатик, сын предыдущего лидера. Он активно форсирует все направления, заложенные отцом. Тогда-то Альбус и начал действовать в тени. Ещё в январе он отдал приказ своим людям в Визенгамоте — они заблокировали закон о запрете кровной магии и ужесточении контроля за оборотнями.

— Это разумный шаг, — тихо сказала Мэгвин, глядя на тёмные ветви дубов. — Ликаны не подвержены магии инверсии. Но…

— В Хогвартсе сейчас работает оборотень, — договорил Томас. — На нём Братство, по слухам, проводило эксперименты.

Северус нахмурился. От его мантии, будто в ответ, едва заметно дрогнула тень.

— Этот человек не в состоянии различать реальность и наваждение. Его рассудок раздроблен, восприятие спутано. Он может стать опасным, сам того не желая.

— Что ж, — Гонт бросил взгляд через плечо, в чащу. — Альбус явно знает больше, чем говорит. Он ищет союзников, саботирует инициативы Братства. Судя по всему, он осознаёт, насколько всё серьёзно.

В этот момент Мэгвин подняла руку. Из кармана её мантии с мягким золотым свечением выскользнул протеев блокнот. Над ним заплясали тревожные руны, одна из которых — «опасность» — вспыхнула багрово.

— Джентльмены, мне нужно немедленно попасть в Хогвартс, — голос её стал резким. — Подругу Беллы, Гермиону Грейнджер, только что окаменили. Я знаю свою ученицу — она захочет помочь. А это слишком опасно: её могут подловить.

Она обернулась к Северусу:

— Мне нужно твоё модифицированное оборотное. Срочно.

Затем — к Томасу:

— Ты спрячешь Беллу. Так, чтобы её не нашли ни глазами, ни через магию. Я займусь остальным. Воспользуюсь её обликом… и посмотрю этот спектакль из первого ряда.

Улыбка, мелькнувшая на её лице, была ледяной и хищной. От неё у обоих англичан внутри всё сжалось, как от древнего заклятия. Но никто не возразил. Лишь Гонт, коротко кивнув, указал рукой в сторону старой каменной арки, едва видимой между деревьями.

— Там портал к западному кругу. Защита Слизерина всё ещё держится. Мы успеем.

* * *

Изабелла неслась по коридору школы, огибая области искажения, что вспыхивали на полу то багровыми, то сине-зелёными сполохами. Магия в этих зонах вибрировала, будто сама ткань реальности трещала по швам. Девочка чувствовала — что-то не так. Хуже, чем раньше. Напряжение висело в воздухе, как перед грозой.

Она спешила в больничное крыло — туда, где лежала Гермиона.

Белла не могла поверить в случившееся. Как такое могло произойти? Мисс Грейнджер была одной из самых осторожных учениц в школе. После прошлогодней истории, когда её чуть не заманили в туалет, куда ворвался тролль, Гермиона изменилась: избегала конфликтов, не вмешивалась в споры между факультетами, держалась особняком. Её часто можно было увидеть в библиотеке — с книгой, с кипами пергамента, за переводом древних заклинаний. Общалась она в основном с учениками из Рейвенкло и Хаффлпаффа, а со слизеринцами — при необходимости — была вежлива и спокойна.

Но всё оказалось напрасно.

Больничное крыло было затянуто тишиной — плотной, почти осязаемой. За окнами что-то едва слышно скреблось по стеклу — может, ветер, а может, эхо чужой магии. Гермиона лежала на жёсткой железной кровати, отгороженной белой ширмой от остальных. На лице её застыла тревога, в глазах — ужас, словно последним, что она увидела, было нечто пугающее.

Белла подошла тихо, будто боясь разбудить кого-то спящего. Дрожащими руками она поправила простыню, укрывая плечо подруги, и только тогда позволила себе заплакать. Слёзы текли по щекам, капая на ткань халата.

Мадам Помфри сказала, что это состояние временное — как только мандрагоры созреют, всех окаменевших можно будет вернуть. Но на душе у Изабеллы было тяжело. Муторно. Мрачные мысли не отпускали.

Теперь она боялась за других. Что, если следующими станут её «рыцари» со Слизерина? Драко и Блейз старались убедить её, что им ничего не грозит: отец одного — председатель попечительского совета, а мать другого обладает такой репутацией, что даже преподаватели предпочитают обходить её стороной.

Если насчёт Драко Белла была почти уверена — Люциус Малфой действительно держал многое под контролем, — то с Блейзом всё было не так просто. У неё самой была наставница со славой столь устрашающей, что рядом с ней матушка Забини казалась просто эксцентричной дамой. Но охота шла именно за Беллой — и, если бы не защиты, оставленные Мэгвин, её давно бы уже схватили.

Она провела рукой по холодному краю кровати и вдруг почувствовала, как затылок неприятно кольнула дрожь — словно за ней кто-то наблюдал из тени. Девочка резко обернулась. Ширма оставалась неподвижной, воздух был плотным и глухим, как в пещере.

— Я найду, кто это сделал, — прошептала она, глядя на лицо подруги. — Обещаю, Гермиона. Я не позволю им тронуть тех, кто мне дорог.

Слово «им» прозвучало особенно тяжело. Потому что Изабелла уже начинала понимать: за этим стояли не просто ученики. Кто-то взрослый, могущественный, играющий в опасную игру снова вмешивался в судьбы детей. И на этот раз — против неё.

Тяжело вздохнув, Белла вышла из больничного крыла. Дверь за её спиной закрылась с глухим щелчком, отдавшимся эхом в пустом коридоре. В воздухе чувствовалась сухая прохлада камня — привычная, но сейчас особенно отчуждённая. Факелы на стенах мерцали неуверенно, отбрасывая длинные, ломкие тени на пол и стены. Изабелла медленно двинулась вперёд, направляясь в сторону подземелий — к своему факультету. Кажется, каждый шаг отдавался в голове глухим стуком.

Из-за ниши с доспехами, словно возникнув из воздуха, бесшумно вышел Блейз. Он не сказал ни слова, просто пошёл рядом, уравняв шаг с её.

— Тебе надо держаться от меня подальше, — глухо проговорила она, не глядя на него. — За мной охотятся. И явно не с добрыми намерениями. Если они не боятся госпожу Керрид… — Белла горько усмехнулась, — то вряд ли твоя мама сможет что-то изменить.

Блейз бросил на неё косой взгляд, в котором скользнуло что-то между насмешкой и упрямством.

— Я и сам могу постоять за себя, — заметил он спокойно. — И, кстати, на тебя ни разу не нападали, когда ты была с кем-то. Только когда одна. Это, согласись, наводит на мысль.

Изабелла хотела возразить, но тот уже остановился и кивнул в сторону тёмного бокового коридора, незнакомого ей.

— Идём. К тебе пришли. Ждут в условленном месте.

Прежде чем она успела задать хоть один вопрос, Блейз свернул в ответвление, и ей оставалось только поспешить за ним. Они шли вглубь замка, через несколько арок, мимо старых гобеленов, под потолками, увитыми переплетениями заклятий. Белла скоро запуталась: тени становились гуще, шаги отдавались глухо, как в катакомбах. Коридоры были явно забыты большинством учеников — эти ходы не отмечались на школьных схемах.

Наконец, Блейз остановился у старой, потрескавшейся стены. Он трижды постучал в камень — и с глухим скрежетом в нём проступила дубовая дверь, словно выросшая из самого замка. Её поверхность была гладкой, но на мгновение показалось, будто она живая — дыхание магии скользнуло по коже.

Дверь медленно распахнулась, впуская тёплый свет.

За ней скрывалась уютная гостиная с камином и полками, полными книг. В воздухе пахло ладаном, травами и старой бумагой. У очага, сидя в кресле с высокой спинкой, их ждала Мэгвин. Её взгляд был внимателен, но мягок.

— Добро пожаловать, — спокойно произнесла наставница. — Мы ждали тебя, Белла.

Увидев Мэгвин, Белла едва не расплакалась от облегчения. Она бросилась к наставнице и крепко обняла её, зарывшись лицом в мягкую ткань её мантии. От женщины исходило знакомое тепло — запах трав, воска и старых книг. В этот момент всё напряжение последних дней будто спало с плеч, и девочка впервые за долгое время почувствовала себя в безопасности.

Когда буря эмоций улеглась, Мэгвин мягко улыбнулась и положила ладонь на плечо девочки.

— А теперь, — произнесла она, вновь вернув себе привычную строгость, — позволь представить тебе моего сына. Это Гилмор ап Лливелин.

Из-за ширмы, стоявшей у окна, вышел мужчина лет тридцати — высокий, с четким профилем, копной тёмных волос и внимательным взглядом. Его фигура напоминала изваяние из старинной легенды — в нём ощущалось что-то древнее и непреклонное. Он коротко поклонился.

Прежде чем Белла успела ответить, Мэгвин повернулась к камину.

— И, разумеется, ты забыла поприветствовать хозяина этих покоев. Это — мистер Томас Гонт.

Белла тут же вспыхнула и, вспомнив правила этикета, сделала глубокий книксен. В её голосе прозвучала лёгкая дрожь, когда она вежливо произнесла:

— Добрый вечер, сэр. Благодарю за приём.

Мистер Гонт, сидевший в тени у книжного шкафа, слегка наклонил голову. Его присутствие было почти ощутимым — плотное, как набегающая гроза. Он не делал ничего угрожающего, но одна его аура вызывала у девочки безотчётный трепет — как будто тьма в этом человеке дышала очень близко.

Блейз тем временем попрощался со всеми, обменявшись коротким взглядом с Беллой, и подошёл к камину. Секунду спустя по приказу хозяина зелёное пламя взвилось, и Забини исчез в нём, направляясь в кабинет декана Слизерина.

Мэгвин уселась в кресло у камина, грациозно закинув ногу на ногу. В её голосе теперь звучала деловая серьёзность.

— Магия замка искажена, Белла. Мы подозреваем, что Братство Теней использует здесь магию инверсии. Структура защитных плетений Хогвартса нарушена, и кое-где это чувствуется особенно остро. Призраки беспокойны, зелья портятся, зельеварни ведут себя странно, а старые коридоры... начинают жить своей волей.

Она на секунду замолчала, глядя в пламя.

— Поэтому ты останешься здесь, в этих покоях — в старых апартаментах Салазара Слизерина, — сказала она твёрдо. — Вместе с мистером Лливелином. А мы с мистером Гонтом займёмся непосредственным устранением угрозы.

Белла кивнула, хотя на губах дрожала невысказанная тревога. Она полезла в карман мантии и протянула наставнице аккуратно перевязанную прядь своих волос.

— Как ты учила, — прошептала она.

Мэгвин приняла свёрток и выудила из кармана фляжку с оборотным зельем. Одним глотком она осушила её, и почти сразу черты её лица начали меняться. Белла с удивлением смотрела, как на её глазах Мэгвин превращается... в неё саму.

— Это... странно, — призналась девочка, пытаясь уловить хоть одну неточность. Но копия была безупречна.

— Я останусь за тебя в образе. Мало ли кто ещё наблюдает и хочет всякого, — объяснила Мэгвин теперь уже голосом Беллы. — А ты займёшься занятиями. Вот твой план, — она протянула свиток, исписанный аккуратным почерком. — И, что важно, мистер Гонт разрешил тебе пользоваться его библиотекой.

Томас Гонт кивнул сдержанно, и в этот момент взгляд его стал чуть теплее. В этих книгах, казалось, таились целые эпохи, и Белла внезапно ощутила, как внутри неё зарождается странное предвкушение.

Она оказалась в самом сердце старой магии и знала — здесь начнётся нечто важное.

* * *

Мэгвин уже неделю занимала место своей ученицы. Белла тем временем прилежно выполняла задания в библиотеке Салазара Слизерина, где под присмотром Гилмора корпела над древними манускриптами. Её временный наставник тоже не терял времени даром — с не меньшим энтузиазмом он изучал легендарные свитки, на хрупких пергаментах которых хранились обрывки знаний, уцелевшие с времён основания Хогвартса.

Библиотека, укрытая в глубинах замка, хранила в себе полумрак, аромат старой кожи и сухих трав. Высокие полки тянулись до самого свода, а меж витиеватыми колоннами то и дело вспыхивали синие огоньки магических ламп, когда кто-то брал в руки зачарованную книгу.

Пока Белла находилась в безопасности среди тишины и чар, сама госпожа Керрид, принявшая её облик, с некоторым удовольствием наблюдала за спектаклем, разворачивавшимся вокруг. Надо признать, девочку действительно пытались держать в страхе — достаточно тонко и методично. Члены Братства хотели, чтобы ребёнок, устав жить под давлением, добровольно согласился на ритуал. Это облегчило бы им задачу.

Но они просчитались. Вопреки их ожиданиям, перед ними стояла не испуганная школьница, а взрослая и весьма могущественная ведьма, не испытывающая ни страха, ни малейшего интереса к их убогим манипуляциям. Мисс Поттер была в полной безопасности, и Мэгвин уже подготовила немало крайне неприятных сюрпризов для тех, кто решил сыграть в свою игру.

Слизеринские «рыцари», как прозвали себя старшекурсники, первое время пытались сопровождать «девочку Поттер» — на всякий случай. Однако Драко Малфой быстро понял, кто перед ним. Он подошёл однажды, вежливо поздоровался и, чуть склонив голову, тихо сказал:

— Вы не Белла, госпожа Керрид. Но, если вам это нужно, мы ничего не видели.

На том и договорились. Дети решили создать видимость сопровождения, чтобы не вызывать подозрений, но вмешиваться не стали — никто из них не хотел рисковать.

С подружками Изабеллы — Сьюзен, Мораг и Ханной — старшая ведьма старалась пересекаться как можно реже. Их искренняя забота, привычка обнимать Беллу, дергать за рукав, звать поужинать или посекретничать в уголке общей комнаты — всё это было слишком личным, слишком опасным. Мэгвин не могла позволить себе выдать ни одной неверной интонации, жеста или взгляда. Она сдерживалась с достоинством, напоминая себе каждую минуту, ради кого играет эту роль.

Но, несмотря на все меры предосторожности, одна из девочек, Паркинсон, догадалась. Мэгвин заметила это по слишком внимательному взгляду, по тому, как Пэнси вдруг стала избегать прямых разговоров, но однажды всё же подошла. Девочка просто шепнула:

— Я не скажу. Только... верните её, пожалуйста.

И, не дождавшись ответа, ушла. Эта сцена оставила в душе ведьмы странную тяжесть — ребёнок, возможно, едва понимая, с чем столкнулся, всё равно выбрал верность.

Настоящая напряжённость началась ближе к Остаре. Как и ожидалось, именно весеннее равноденствие стало отправной точкой для грядущего ритуала. Мэгвин это прекрасно понимала — день, когда свет и тьма уравновешены, был идеальным фоном для магии Инверсии. Такие ритуалы, особенно касающиеся Теней, требовали баланса — или, точнее, обоснования. Маги, решившиеся связаться с Тенью, не были безумцами. Напротив, они были пугающе расчетливы. Они понимали, что совершают нечто по-настоящему тёмное, и потому старались свести магический откат к минимуму, проводя свои действия в символические даты.

Мэгвин наблюдала за ними со стороны, внешне сохраняя маску робкой, настороженной первокурсницы. Внутри же — кипела готовностью. Всё в ней, в её магии, в самой плоти отзывалось на приближение момента. Она чувствовала, как затягиваются нити ритуала, как плетётся вокруг неё ловушка. Но она была не жертвой — она была хищником, ждущим удобного часа.

Сидя однажды на подоконнике в комнате для занятий, Мэгвин — в облике Изабеллы — тихо усмехнулась.

— Удивительная глупость, — прошептала она.

Повернувшись к огоньку светлячка, она продолжила, словно повторяя старую мудрость вслух:

— «If wishes were horses, beggars would ride»... Если бы желания были лошадьми, нищие бы ездили верхом.

Даже в глубине вековых подземелий Хогвартса, за древними стенами, пахнущими каменной пылью и старыми книгами, госпожа Керрид чувствовала — ритуал приближается. И с ним — час расплаты для тех, кто осмелился использовать ребёнка как ключ к Тени.

Похищение произошло внезапно — как и подобает подобным событиям. Всё шло по плану. Мэгвин заранее заметила тщательно замаскированную зону магической инверсии — слабо мерцающий купол искажённого эфира, скрытый от глаз большинства. Она стояла на краю этого зыбкого пространства, ощущая, как воздух внутри дрожит, словно предчувствуя разлом реальности. Всё было готово: союзники предупреждены, сигналы даны, ловушка — расставлена.

Не раздумывая, ведьма Холмов сделала шаг вперёд, добровольно входя в искажение. Её тело тут же сковало заклятие обездвиживания, но она не сопротивлялась. Магическая тяга перенесла её сквозь сложную систему порталов — и через несколько мгновений она оказалась в ритуальном зале, скрытом глубоко под Северной башней Хогвартса, о существовании которого ей однажды рассказал Северус.

Зал напоминал древнюю капеллу, высеченную в чёрном камне. Потолок терялся в тени, стены были увешаны руническими свитками и тускло светящимися кристаллами, а воздух был насыщен ароматами ладана, полыни и старой крови. В центре круга из сияющих линий инверсии, сотканного из пепла, соли и серебра, Мэгвин уложили на холодные каменные плиты.

Фигуры в серых балахонах сливались с тенями. Они переговаривались вполголоса, движения их были заучены до автоматизма. Никто из них не догадывался, что «жертва» не просто всё знает — она ждёт. И готова.

Мэгвин оставалась безмолвной, с полузакрытыми глазами, будто пребывая в трансе. Но внутри неё пульсировала напряжённая готовность. Она внимательно отслеживала каждую деталь: расположение фигур, структуру круга, ритм ритуальных слов.

Время шло. Но ритуал всё не начинался.

Причина задержки стала ясна, когда раздались шаркающие шаги и глухое бормотание. В помещение вошла Сибилла Трелони, её глаза горели лихорадочным блеском, а движения были неуверенными, как у пьяной. Волосы растрёпаны, мантия — в пятнах от пролитого зелья. Сбивчиво и раздражённо она заговорила:

— Простите за опоздание. Этот проклятый Дамблдор… всё медлит, всё тянет… трус. Ему бы только в своих кабинетах прятаться…

Мэгвин внутренне усмехнулась. Всё шло даже лучше, чем она ожидала.

Наконец-то началось.

Спина Мэгвин уже онемела от долгого лежания на ледяных плитах, но она оставалась неподвижной, лишь слегка приподняв веко, наблюдая за приготовлениями. Маги переговаривались, топтались, путались в последовательности. Большинство из них явно не в первый раз участвовали в ритуалах, но даже теперь, стоя в ритуальном круге, излучали больше суеты, чем достоинства.

«Ну наконец-то... как долго ещё вы собираетесь перешёптываться как базарные сплетницы?» — раздражённо подумала она.

Наконец фигуры в балахонах встали по местам. Воздух вокруг задрожал, словно кто-то натянул тонкую вуаль между мирами. Линии круга засветились — сперва слабым мерцанием, затем вспыхнули серебристым пламенем, а в центре клубами поднялась полупрозрачная дымка — знак начала призыва.

Мэгвин вслушивалась в звучание ритуала: кастрированные катрены на средневековой латыни, произносимые неуверенными голосами с неправильной интонацией. Они даже не знали, что пение значительно усиливает эффект — в магии ритм важен не меньше, чем сила.

«Неучи…» — мысленно фыркнула она.

Но вот настал нужный момент: магия ритуала замкнулась, энергия окутала участников, связывая их с кругом. Никто уже не мог выйти без последствий. В этот миг Мэгвин поднялась, её движения были неожиданно плавны и точны. Магия колыхнулась, как живое существо. В зале раздался звук — низкий, древний, первозданный.

Она запела.

Голос, наполненный силой древней крови, зазвучал на староваллийском наречии. Это была песнь Холмов — архаичные катрены, некогда вплетённые в каменные круги Британии. Звук обрёл плотность, он разносился волнами от ритуального круга к стенам, наполняя зал, вибрируя в костях, в сердце, в самой ткани пространства. Свет линий стал ярче, магия сгустилась до почти осязаемого жара, как перед грозой.

Когда последний стих стих, из тени древнего камня, словно откликнувшись на зов, выступили четыре высокие фигуры. Они двигались синхронно, торжественно, как жрецы или палачи. Лица скрывали бело-серебряные маски, мантии были чернее ночи, с вышитыми серебряными символами по краям. Каждый шаг отдавался эхом, будто сама магия отступала перед ними.

— Пожиратели смерти! — в панике вскрикнул кто-то из ритуалистов.

Мэгвин обернулась к нему — в облике Изабеллы — и с холодной усмешкой произнесла:

— Вальпургиевы рыцари.

Слова были как удар. В ту же секунду её образ начал изменяться: трансфигурация осыпалась, как старый лёд. Исчез детский облик — перед магами стояла она, высокая, статная, в мантии ведьмы Холмов, глаза горели серебром, а от ауры шёл мороз.

— Ты! — взвизгнула Трелони, вцепившись в полы своей мантии. — Как ты посмела прервать наш ритуал?!

Мэгвин шагнула вперёд, её голос был мягким, но от него побежали мурашки.

— Вы ошибаетесь.

Улыбка коснулась её губ, тонкая, волчья, пугающая.

— Если уважаемые маги столь рьяно стремятся познать пространство Теней, мы, потомки народа Холмов, не смеем отказать в помощи. Это ведь... благое намерение.

Улыбка стала шире. В зале похолодало.

— Мои предки заключали контракты с людьми. Сегодня — моя очередь.

Голос её звучал как набат.

— И сейчас ваше желание будет исполнено.

Один из ритуалистов, не теряя самообладания, медленно спросил, голос у него предательски дрожал:

— А... что взамен?

— Вы расскажете, что на самом деле произошло с чето́й Поттер и мистером Риддлом в ночь на 31 октября 1981 года.

Она чуть склонила голову.

— Честная сделка, не правда ли?

Тишина повисла в зале. Даже магия затаила дыхание.

Маги Братства почти синхронно повернулись к Сибилле Трелони. Их капюшоны колыхнулись, как головы хищных птиц, поймавших запах крови. Прорицательница нервно вскинула подбородок, но не попыталась увильнуть. Голос её, дрожащий, но ясный, разнёсся по залу:

— Это было в Годриковой лощине… в ту ночь…

Она говорила чётко и последовательно, почти с академической хладностью, будто читала чужое пророчество, а не изливала грязь о предательстве, чёрной магии и искалеченных судьбах. Каждый её слог отбрасывал отголосок, отражаясь от каменных стен, наполненных ритуальной магией. Пространство, только что дрожавшее от мощи призыва, теперь стало напряжённым, как струна.

Мэгвин слушала будто через стекло, изо всех сил сдерживая поднимающуюся в груди бурю. Внутри неё всё сжималось, но лицо оставалось безупречно спокойным. Слишком спокойно… Она лишь раз позволила себе отвести взгляд — и сразу заметила, как вздрогнули двое её помощников. Они стояли, сжав зубы, словно на краю чего-то тёмного и опасного, но не сорвались. Им ещё предстояла работа.

Когда Трелони закончила, тишина опустилась тяжёлым саваном. Мэгвин шагнула вперёд, её голос прозвучал тихо, но безукоризненно:

— Ну что ж. Тогда продолжим. Мне надлежит исполнить свою часть сделки.

Она снова запела.

На этот раз голос её звучал мягче, как журчание старинного источника, но с подспудной мощью лавины. Песнь была другой — древняя, как сами Холмы, мелодия, которая отзывалась в крови. Ритуальный круг вновь задрожал, линии заискрились рубиновым светом, и сама ткань пространства начала развязываться. Воздух наполнился предгрозовой дрожью. В центре круга тени сгустились, словно чернила растекались по воде.

И тогда в ритуал вступили Вальпургиевы рыцари.

Мужские голоса зазвучали в унисон. Низкие, мощные, тянущиеся, как ветер сквозь ущелья. Их песнь вплелась в магическую ткань, наложилась на голос Мэгвин, образуя многослойную симфонию. Камни в стенах начали тихо резонировать, пол под ногами вибрировал как натянутая струна. Маги Братства начали растворяться в тенях — их силуэты мерцали, а затем исчезали, словно их втягивала чёрная воронка. Один за другим они исчезали в зловещем танце исчезновения. Последней — с криком, полным непонимания и ужаса — исчезла Сибилла.

Песнь оборвалась.

Мэгвин вышла из круга. Магия осела как пепел после пожара. Воздух стал глухим, тягучим, а свет будто стал тусклее.

Северус шагнул вперёд, в голосе его сквозила ярость:

— А куда они делись? И как, скажите на милость, я теперь могу отомстить за уничтоженную жизнь моей названной сестры?!

Мэгвин обернулась. В её глазах не было ни гнева, ни злорадства — только холод древнейшей правды:

— В Тени, конечно, мистер Снейп.

Она сделала паузу, словно давая вес словам.

— И мстить им больше нет необходимости. Из Теней никто не выходит сам. Никогда.

Она подошла ближе, её голос стал ниже, словно речь шла уже не с человеком, а с судьбой.

— Инициация вампиров — это путь в Тени и из Теней. Чтобы выйти, неофит должен быть выведен наставником. Сам даже зрелый вампир не выберется. А для людей… это пространство смертельно.

Она склонила голову.

— Так что, Северус, мстить вам уже не кому, исполнители мертвы.

На мгновение наступила тишина, в которой слышно было только дыхание.

И тут раздался знакомый голос, звучащий с едва скрытым удовольствием:

— А насчёт вывести их обратно… договора ведь не было.

Люциус Малфой шагнул вперёд, снял маску — серебряное лицо блеснуло при свечах, улыбка на губах была почти ленивой.

— Ловко.

Тишина, воцарившаяся после слов Люциуса, была не просто тишиной — это была пустота после совершённого выбора, после незримого сползания мира в новую точку отсчёта.

Северус стоял на краю ритуального круга. Свет угасал, линии магии меркли, как звёзды на рассвете. Он опустил взгляд, вцепился пальцами в рукав мантии, будто желая вырвать из себя воспоминание, которое теперь было запечатано в его плоти. Гнев утих, уступив место чему-то другому — усталости, слишком древней для молодого мужчины, и пустоте, с которой не знал, что делать.

Мэгвин не приближалась. Она стояла у края тени, где камни были ещё тёплы от магии, а воздух пах древней пылью Холмов. На лице её не было торжества. Только печаль и что-то большее — понимание того, какую цену придётся платить за любое знание, за любую справедливость.

— Они не вернутся, — тихо сказала она, глядя в ту точку, где исчезла Трелони. — И это — благо. Не для них. Для нас.

Северус не ответил.

Малфой, вернувшись к спокойной деловитости, уже что-то обсуждал с рыцарями — те растворялись один за другим, возвращаясь в свои укрытия, словно сцена была лишь маской на лице великой Тьмы.

— Надо будет закрыть круг, — заметил он, глядя на трещины в каменном полу, — иначе магия потечёт туда, куда не надо.

— Я сама, — тихо сказала Мэгвин.

Она подошла к центру, опустилась на колени, коснулась ладонью камня. От прикосновения пошли круги — как по воде. Вокруг неё заклубился золотисто-зелёный свет, и воздух наполнился запахом мокрого мха, цветущего вереска и сырой земли. Магия Холмов — старая, дикая, добрая, но строгая — закрутилась, затягивая следы чуждого вмешательства. Пространство замкнулось.

Когда Мэгвин встала, её плечи дрожали. Не от усталости — от того, что чувствовала: как корни магии отзывались на её зов, как боль старой земли отзывалась в её крови.

— Всё не кончено, — сказал Северус наконец. — Вы знаете это.

— Я знаю, — она кивнула. — Но теперь у нас есть правда. А правда — это гвоздь, на который вешают судьбы.

Он посмотрел на неё, долго, пристально. Затем коротко кивнул.

— Значит, будем ковать гвозди.

Они вышли из ритуальной залы вместе. За спиной круг снова погрузился в молчание. Свет свечей потух сам собой, и тени, насытившиеся, остались спать.