Отражая друг друга (гет)

⁽¹⁾Адриан, казалось, уже в пятидесятый раз поправил край перчатки: кожа слишком туго обтягивала костяшки пальцев. Ночь была чересчур тихой. Париж всегда был полон шума — машины, тихий свист поздних поездов, изредка доносящийся из углового кафе смех, — но здесь, возле отгороженной забором лаборатории Лоран-Сельвиг, тишина нависла тяжестью.

Маринетт держалась чуть в стороне от остальных, возле макета прототипа, бумаги были зажаты в руках. Она двигалась словно человек, изучивший каждую деталь этой ловушки настолько хорошо, что она отпечаталась в её мозгу навсегда. И она действительно знала всё назубок. Пока Адриан беспокойно дремал в её постели, пока рассвет пробивался сквозь парижские небеса, Маринетт сидела рядом с ним, переписывая планы, пересматривая стратегии. И каждый раз, когда он с резким вздохом просыпался, она была рядом, нежно улыбаясь, приглаживая ему волосы на виске, говоря, что любит его и что теперь он может спокойно спать.

Маттьё же, напротив, выглядел нервным: пальцы барабанили по руке, поза была слегка сгорбленной. Ему постоянно приходилось контролировать ситуацию, размышлял Адриан. Он постоянно боролся, чтобы ничего не упустить. Адриан задумался, стоило ли ему всё-таки раскрыть Маттьё свою личность.

Он набрал в грудь воздуха и выдохнул. Сейчас или никогда. Бросил взгляд на Маринетт, которая всё ещё усердно изучала систему безопасности в лаборатории. Затем подошёл к Маттьё и понизил голос.

— Послушай. До прихода... ну, знаешь кого — тут кое-что, что хотела передать тебе Ледибаг.

Маттьё слегка наклонил голову, насторожившись.

— Что именно?

Кот Нуар отстегнул от пояса маленькую коробочку и протянул её. Талисман Лисы слабо поблескивал в темноте, его оранжевый цвет отражал неверный свет потолочной лампы.

— Здесь силы достаточно, чтобы выстоять вместе с нами, — сказал Адриан. — Сегодня ночью нам понадобится любое преимущество.

Несколько мгновений Маттьё оставался неподвижен, созерцая Камень чудес, предложение повисло в воздухе подобно живой искре. Адриан чувствовал едва заметный сдвиг внутри него — соблазн и тяжесть выбора.

Глаза Маттьё метнулись обратно вверх, выражение лица стало непроницаемым.

— Это... серьёзное предложение, — наконец проговорил он.

— Потому что она доверяет тебе, — ответил Адриан. Он попытался улыбнуться, но вышло серьёзно и приглушённо. — Мы оба верим тебе.

Наступила пауза. Маттьё не потянулся за коробочкой. Просто смотрел на неё, словно та горит ярким пламенем.

— Ты ничего не понимаешь, — закончил он наконец. — Я не смогу принять это.

Адриан моргнул.

— Почему бы и нет? У тебя есть способности стать героем. Ты умён, упорен...

Маттьё резко качнул головой.

— Именно поэтому. Если бы у меня оказалась такая сила... — голос звучал ровно, но там, внизу, промелькнул слабый след неуверенности, которого Адриан никак не ожидал. — Когда придётся выбирать между друзьями и незнакомцем на улице, я каждый раз буду выбирать спасение друзей. Эмоции возьмут надо мной верх. Такого героя миру не надо. Поверь мне, я не герой.

Слова тяжело повисли в ночном воздухе. Адриан сглотнул. Он хотел возразить, но не мог — не сейчас, когда лицо Маттьё было таким открытым, лишенным всякой бравады.

— Всю свою жизнь я стремился держать контроль в своих руках, — продолжил Маттьё. — Так я защищаю людей. Так я не чувствую себя бесполезным. Но если бы ты дал мне этот талисман? Я потерялся бы. Либо я легко поддался бы любым попыткам Бражника манипулировать мной, либо же просто уступил бы своему гневу. Ни одно из этих качеств Парижу сейчас не нужно.

Адриан долго молчал. Он вспомнил, как ему хотелось отбросить осторожность, вонзить когти в Бражника, помня всё, что тот отнял у него и Ледибаг, или просто заставить отца исчезнуть. Он не был уверен, что в этом смысле лучше Маттьё.

Поэтому вместо споров он закрыл коробочку и спрятал её обратно в карман.

— Тогда уважаю твоё решение. Сказать "нет" требует больше мужества, чем многие считают.

Маттьё фыркнул, почти смеясь, но звук прозвучал пусто.

— Или больше трусости.

— Нет, — твёрдо возразил Адриан. — Трусы бегут от ответственности. Ты же смотришь ей в лицо и выбираешь то, что, как ты знаешь, правильно для тебя. Это не трусость.

Впервые Маттьё посмотрел на него внимательно, словно не был уверен, что Адриан действительно имел в виду.

Адриан слегка улыбнулся, на этот раз мягче.

— Кроме того, ты уже доказал, что готов сражаться изо всех сил. С талисманом или нет, но ты всё ещё часть нашей команды.

Что-то в позе Маттьё немного расслабилось.

— Спасибо, Кот Нуар.

— Всегда пожалуйста, — откликнулся Адриан. И говорил совершенно искренне.

С противоположной стороны площадки Маринетт подняла голову от записей, слегка нахмурилась, будто почувствовала перемену в атмосфере. Адриан кивнул ей, и она ответила лёгким движением головы, мелькнувшей искрой доверия между ними.

Писк радара Маринетт разорвал тишину, словно выстрел.

Она ахнула, затаив дыхание.

— Нет... — Её взгляд метнулся по экрану устройства. — Кто-то приближается сюда.

Маттьё выругался себе под нос, мгновенно осматривая помещение в поисках укрытия.

— Нам срочно нужно прикрытие!

Адриан напрягся, натянувшись, словно тетива лука.

— Где Ледибаг? — прошептал он хриплым голосом, уши шевелились, хвост нервно бил по полу. — Она уже должна быть здесь.

— Не сейчас, Кот, — шёпотом прошипела Маринетт, утаскивая его за груду металлических ящиков. Она ощущала бешеный пульс Адриана, стальную хватку его руки.

Но он не мог остановиться. Его голос звучал быстро, невнятно, срываясь.

— Она должна быть здесь... вдруг она не придёт? А если...

— Кот! — жёстко перебил его Маттьё, присел рядом с ними, не сводя глаз, несмотря на сжатые губы. — Мне чертовски жаль, но — заткнись. Паника — это именно то, чего он хочет.

Воздух стал тяжёлым, каждое незначительное поскрипывание здания казалось чьими-то шагами. Адриан слегка пошатывался вперёд, когти впивались в пол. Всё его тело превратилось в живую струну страха.

Маринетт прошептала, на этот раз тише:

— Она придет.

Но Адриан не мог ответить. Он просто продолжал смотреть на дверь.

И тут воздух изменился.

В комнату ворвалась холодная и тяжёлая тень, неся с собой безошибочное присутствие Бражника. Дверь скрипнула — не с грохотом, не с силой, а намеренно. Расчётливо. Он вошёл с медленной грацией человека, уже знающего о своей победе.

— Знаю, что вы здесь, — раздалось его спокойное, ядовитое обращение. Оно проникало в каждый уголок склада. — Все эти годы я наблюдал, ждал... и вот, наконец, крысы попались в мою ловушку.

Маринетт затаила дыхание. Рука Маттьё на мгновение коснулась её руки, вернув ей равновесие.

Взгляд Бражника скользил по теням, словно он видел их жалкую маскировку насквозь.

— Здесь собралась весьма любопытная компания, — его голова склонилась набок, губы растянулись в жестокой усмешке. — Мальчик-трусишка, играющий храбреца. Девочка, неспособная держаться подальше от неприятностей. И... — он поморщился, кривя рот в жестокую ухмылку, — бездомный кот.

Адриан содрогнулся, застигнутый врасплох, дыхание замерло в горле. Его когти царапнули металл пола, и Маринетт схватила его запястье, прежде чем звук успел выдать их местоположение.

Бражник поднял трость и постучал ею по земле. Эхо пронеслось словно обратный отсчёт. Его голос понизился до тихого, почти благоговейного шёпота:

— Начнём?

И в этот миг чёрные крылья взвихрились в воздухе — акума, тёмная и тяжёлая, кружась, летела к нему. Прямо в его посох.

Фиолетовая волна впитывалась в него, словно чернила расползаются по воде. Тени расходились волнами, ползущими по рукам, сжимающимися вокруг груди. Идеально выглаженный костюм превратился в зубчатую броню, отполированная серебряная трость засияла ярче, острее, страшнее. Вся фигура стала выше, мрачнее, давление его присутствия сковывало грудь, словно чья-то рука сжимала её сильнее.

Бражник закрыл глаза, отдаваясь происходящему. А когда открыл вновь, сияющие фиолетовые огоньки сверкали там, где должны были находиться человеческие радужки.

Ногти Адриана впились в металлический ящик, пока он смотрел. Он видел сотни акум, но никогда такого — никогда он не обращал свою злобу внутрь.

Голос Бражника раздался неестественным эхом, словно говорили сами стены:

— Я годами сеял отчаянье в Париже. Но сегодня я заберу всю силу себе. Без пешек, масок, посредников.

Его рука поднялась, дрожащая от чистой ненависти, и сжалась в кулак.

Склад задрожал. Бледно-фиолетовая волна вырвалась наружу, омывая пол, стены, их самих. Было ощущение, будто окунаешься в ледяную воду — дыхание Адриана прервалось судорожно, грудь захлестнуло давлением.

И тут начались иллюзии.

Для Адриана это произошло мгновенно. Безжизненное тело Маринетт распростерлось на полу, её рука была вне его досягаемости. Он рванулся вперёд, но вовремя вспомнил, что нужно подавить крик, паника разрывала его изнутри. Разум кричал, что это нереально, но сердце отказывалось верить — каждая деталь была слишком чёткой, слишком жестокой.

Рядом Маттьё вздрагивал, голоса окружили его — осуждение родителей, разочарование Маринетт, издевки друзей. Он прижал руки к ушам, но хор становился только громче, разъедая трещины в его самообладании.

И всё это время Бражник тихо и медленно смеялся. От этого звука кровь отхлынула от лица Адриана.

— Посмотри на себя, — промурлыкал он, раскинув руки. — В мгновение ока ты рушишься. Каждый герой ломается. Каждая ложь раскрывается. И каждый ребёнок боится правды.

Колени Адриана подогнулись. Он не мог оторвать взгляд от неподвижного тела Маринетт. Его когти царапали бетон, пока он подползал к ней, дыша прерывисто.

— Нет, нет, нет… — его голос дрогнул. — Ты не можешь… не забирай её у меня…

Он смутно осознавал, что Маттьё что-то кричит, пытаясь удержаться от собственного страха. Он знал, что сама Маринетт была здесь, живая, дышащая, шепчущая что-то резкое и настойчивое в темноте.

Но Адриан видел только её тело.

Все, что он мог чувствовать, — это удушающий страх, который его поглощал.

И Бражник подошел ближе, постукивая тростью по полу, и улыбка расплылась на его лице.

— Жалкий.

Кошмарные иллюзии скручивались всё сильнее, питаясь учащённым пульсом героев. Адриан дрожал, хватаясь за воздух, словно мог вернуть тело Маринетт к жизни. Его когти впивались в пол, высекая искры из бетона.

И тут раздался другой звук. Рёв.

Стены склада сотряслись. Через разбитые окна виднелись чудовища — сентимонстры, извивающиеся, огромные, рвущие небо Парижа своими когтистыми лапами. Их горящие глаза осветили ночь, их голоса раздавались раскатами грома среди улиц города. Люди кричали вдали. Машины переворачивались. Здания трескались.

Адриан поднялся на ноги, ужас ударял по груди, словно молот.

— Видишь? — голос Бражника клубился, словно дым. Он даже не смотрел на разрушения — он наслаждался реакцией Адриана. — Твой город умирает, а ты съёживаешься от страха. Твоей напарницы здесь нет. А без неё ты — ничто.

У Адриана перехватило дыхание. Он не мог отвести взгляд от сентимонстров, не мог оторвать глаз от разрушительной силы, прогрызавшей себе путь через Париж.

— Отдай мне своё кольцо, — сказал Бражник, и его слова пронзали, как лезвия. — Сдавайся, и я остановлю кошмары. Я остановлю сентимонстров. Париж будет спасён.

Колени Адриана снова чуть не подогнулись. Рука дёрнулась к кольцу, металл внезапно стал тяжёлым на коже. Город… Маринетт… все… что, если он потерпит неудачу? Что, если Бражник прав? Без Ледибаг он был просто шумом, просто следами когтей в темноте.

Его грудь тяжело вздымалась. Когти впились в ладонь, и он прошептал, почти про себя:

— Я… я не могу позволить ей умереть. Я не могу…

Бражник наклонился, его маска блеснула.

— Тогда сдавайся.

Рука Адриана дрожала, пальцы сжимали кольцо, когда...

— Довольно! — Раздался ровный, отчётливый, до боли знакомый голос. Адриан вскинул голову, не веря своим глазам.

Ледибаг выступила вперёд, делая глубокий вдох, успокаивающий комнату, успокаивающий его самого. Она встретила его дикий взгляд, выдержала его без колебаний, сказав твёрдым голосом:

— Кот, посмотри на меня. Я здесь. Я жива. Я всегда была здесь.

Однако впереди всё ещё лежало окровавленное тело Маринетт, другая версия Адриана Агреста склонялась рядом, глядя, как она истекает кровью, ничего не предпринимая, чтобы спасти её.

— Адр... — он услышал разгневанный крик, но тут же Ледибаг заговорила, перекрикивая другой голос, настойчиво и отчаянно.

— Кот Нуар. Я здесь. Посмотри на меня, пожалуйста...

Ой.

Мир перевернулся. Он отшатнулся назад, дыхание перехватило горло. Кольцо обожгло палец, внезапно потяжелев, словно хотело выжечь эту правду на коже. Он попытался заговорить — Маринетт? Ледибаг? — но слова застряли в груди.

Она не дрогнула. Ни разу. Её йо-йо щёлкнуло по чёткой дуге, связав руку Бражника и лишив его равновесия. Её движения были безжалостными, точными, такими — её. Адриан никогда не видел её такой: две её половинки были так слиты воедино, что он почти не мог поверить, что всё это время не замечал этого.

— Действуй! — крикнула она, и в её голосе звучала та же знакомая властность, но теперь это была она. Маринетт.

Команда пронзила туман его паники, и Адриан заставил себя двигаться. Он прыгнул, выставив шест, чтобы отразить кнут искажённой энергии, брошенный в них Бражником. Маринетт изогнулась под ударом, а затем резко подбила потолочные опоры своим йо-йо. Бетон треснул. Посыпалась пыль.

Последним, сокрушительным рывком она обрушила крышу. Обломки посыпались на Бражника, погребя его под сталью и бетоном. Грохот потряс Адриана до глубины души, но когда пыль осела, наступила тишина.

Грудь Ледибаг вздымалась. На долю секунды Адриан снова увидел Маринетт — ту девочку, которая рисовала в альбомах до боли в руках, которая смеялась слишком громко, когда нервничала, которая молча и безмолвно несла тяжесть мира. И она хранила этот секрет тоже.

Она не посмотрела на него. Ничего не объясняла. Просто схватила запястье Маттьё.

— Нужно уходить. Немедленно.

Адриан поплёлся за ними, пребывая в состоянии хаоса из недоверия, благоговения и чего-то, что ощущалось как предательство, но не было им — чего-то гораздо более глубокого, острого, более хрупкого.

Все трое выскочили в ночной воздух, кашляя от преследующей их пыли. Париж всё ещё кричал вокруг них: сентимонстры неслись по улицам, атака акумы распространялась. Бражник ещё был далеко не побеждён.

Но Ледибаг стояла там, во плоти, и тащила Маттьё в безопасное место. Адриан последовал за ней, и каждый его нерв кричал.

Ночной воздух был острым, когда они выбрались наружу, горизонт уже разрезан очертаниями сентимонстров — угловатые фигуры карабкались по крышам домов, скользили по улицам, питаясь хаосом внизу. Сирены жалобно выли в отдалении, слишком далеко, чтобы иметь значение, слишком слабо против такого разрушения.

Маринетт крутила йо-йо одной рукой, сосредоточившись, смотря на поле боя глазами, которым Адриан всегда доверял — но теперь он точно знал, чьи это глаза. Грудь ныла от тяжести этого знания.

— Маттьё, оставайся позади, — приказала она, пряча его за барьером опрокинутых автомобилей. — У тебя нет способностей. Я не рискну тобой.

Всего на секунду показалось, что он собирается возражать. Потом — напряжение и вместо возмущения появилось нечто другое — убеждённость.

— Я не буду вести вашу битву. Здесь я стану препятствием, — сказал он, отрицательно мотая головой. — Но я могу помогать людям двигаться дальше. Выведу их отсюда, обеспечу безопасность. Вот чем я могу помочь.

Маринетт замолчала, достаточно надолго, чтобы в выражении её лица вспыхнуло какое-то колебание. Затем коротко кивнула.

— Тогда действуй. Пусть это имеет смысл.

Маттьё стиснул зубы, но кивнул. Руки его, правда, дрожали — казалось, он держался на одной лишь выдержке. Под обеспокоенным взглядом Маринетт он слегка покачал головой и бросился к этому хаосу, крича людям, чтобы они убирались с пути обрушивающихся обломков.

Маринетт смотрела, как он уходит, в течение кратчайшего мгновения между ударами. Проблеск облегчения — она знала, что ему можно доверить людей, свой город.

Адриан крепче сжал шест. Хаос заставлял его сердце биться чаще, но присутствие Маринетт было якорем — её голос прорезал его ужас.

— Кот, со мной!

Он ринулся вперёд, шест ярко вспыхнул, отправляя волну света в направлении атаки. Сентимонстры устремились вперёд — искажённые существа из теней и костей, извивающиеся формы с излишними конечностями и лицами, которые вовсе не были лицами. Адриан почувствовал удары, направленные на него, когти царапали его броню, но всякий раз, когда он спотыкался, Ледибаг была рядом — её йо-йо натягивалось, связывало, ломало, перенаправляло.

— Поднимись повыше! — прокричала она.

Он немедленно отреагировал, вскочил на фонарь и направил посох вниз с сокрушительной силой. Сентимонстр завыл, распадаясь на куски сверкающей пыли. Другой монстр кинулся на него сбоку — Адриан качнулся, поймав его челюсти своим оружием, зубы щелкнули буквально в дюймах от горла. Затем йо-йо Леди Баг прошло мимо, отрывая зверя от него и взрывая его об асфальт.

Они действовали синхронно, как делали это всегда, но теперь грудная клетка Адриана пылала от другого чувства. Осознание, что рядом находится Маринетт, делало каждый удар точнее, а каждый вдох тяжелее.

Пока они углублялись в центр битвы, Адриан успевал заметить Маттьё лишь мельком — открывающего двери автомобилей, загоняющего перепуганные семьи в тень, выкрикивающего приказы с той же уверенностью, которую демонстрировал в деловых переговорах. Когда сентимонстр устремился к матери с ребёнком, Маттьё схватил кусок арматуры и размахнулся. Действие не было изящным, оно не было героическим, но оно дало им время убежать. Лицо его побледнело от страха, но голос остался ровным.

— Продолжайте бежать! Не смотрите назад!

Адриан невольно хмыкнул. Маттьё отказался от талисмана лисы, но показал, каким хорошим героем он мог бы стать.

Затем обломки позади них сдвинулись.

Стон, низкий и ядовитый, разнесся по улице, когда Бражник вырвался на свободу. С его плаща посыпалась пыль, маска треснула. Его самообладание, обычно безупречное, было разрушено, ярость выплеснулась сквозь трещины.

Но хуже всего было то, что Адриан увидел в глазах отца. Узнавание.

Взгляд Бражника задержался на нём — слишком долго, слишком проницательно. У Адриана сжалось сердце. Он понял. Битва, страх, акума — всё это выдало его.

— Адриан, — прохрипел Бражник, голос его был полон ярости. — Мой родной сын.

Мир качнулся в сторону.

Адриан не мог смотреть на Маринетт рядом с собой, её поза напряглась, словно в оборонительной стойке. Он не мог смотреть ни на кого. Его тело было напряжено, каждый мускул напрягся, шест в руках потяжелел. Его отец — его отец — видел его насквозь, не как Кота Нуара, не как героя, а как мальчика, который сидел за его обеденным столом, который жил в его доме, как марионетка под его каблуком.

— Жалкий, — процедил Бражник, выпрямляясь. — Ты мог вернуть мать! Вместо этого ты выбрал... это. — Он взмахнул рукой, и яд капал с каждого слога.

Кровь шумела в ушах Адриана.

Сердце зашлось болью.

Чья-то рука накрыла его запястье. Твердая, надёжная.

— Кот.

Голос Ледибаг отрезвил его сознание. Её взгляд пронзил его — взгляд Маринетт, но острее, тверже, светящийся теплом.

— Сосредоточься на мне. Пожалуйста.

Руки Адриана дрожали на шесте. Он хотел ей поверить. Он хотел раствориться в её уверенности и спрятаться, но её взгляд не позволял этого сделать. Она дышала тяжело, и Адриан заметил небольшую рану на щеке.

Кровь, кровь, и о, сколько крови — когда же это закончится?

— Ты меня слышишь? — настаивала она, притягивая его на полшага ближе. Голос был тихим и отчаянным, так что заглушал шум всё ещё движущихся обломков за спиной Бражника. — Ты не он. Ты никогда им не будешь.

Связь натянулась вновь. Он собрался, плечи расправились.

Адриан прерывисто вздохнул, поднял шест и кивнул. Маринетт отпустила его и, развернувшись, пронзила воздух, подобная своему йо-йо, в сторону вытянутой руки Бражника.

Он прыгнул вперёд, ударив шестом о край трости Бражника. Посыпались искры. Ярость наполняла мужчину — Габриэля — но Адриан подавил эту мысль, принудив себя войти в ритм, известный его сердцу. Атака, защита, уклонение. Маринетт сражалась, сплетая их движения в смертельный танец, координируя их схватку.

— Я делаю это ради неё! — выкрикнул Бражник, шатаясь от сильного удара. — Ради нас обоих, сынок. Разве ты не хочешь вернуть её? Разве ты не хочешь восстановить семью?

Адриан не отвечал, комок, стеснивший горло, мешал говорить. Он хотел кричать на отца. Желал заставить его исчезнуть. Вся накопившаяся боль, все нанесённые травмы. Конечно, он хотел вернуть маму! Но не... не таким образом. Не таким путём.

— Твоя мать была бы разочарована тобой, Адриан, — отец, нет, Бражник орал на него, пока Ледибаг старалась нанести решающий удар, тщетно пытаясь достичь цели.

— Берегись! — рявкнула Маринетт, отвлекая Адриана как раз вовремя, чтобы отразить удар, который мог бы рассечь ему руку. Её йо-йо снова щёлкнуло, связав запястье Бражника на мгновение, прежде чем мужчина освободился с рыком.

— Сюда — двигайтесь быстрее вдоль стены! Не оглядывайтесь! — голос Маттьё звучал напряжённо, разносясь по улице.

Бражник зарычал, выбрасывая наружу ещё одну волну энергии.

— Видишь? Ты слишком рассредоточен. Ты не сможешь защитить их всех.

Улица превратилась в бурю — сентимонстры распадались и формировались заново, граждане беспорядочно бегали, Маттьё выкрикивал предупреждения, Маринетт боролась, начиная терять терпение, поскольку провокационные высказывания Бражника становились интенсивнее, а его защитные щиты оставались неуязвимы.

Адриан продолжал двигаться, потому что она двигалась, продолжал дышать, потому что она требовала этого от него, продолжал бороться, потому что иначе она окажется поглощена целиком.

Акумы страха размножались ежесекундно, выползая из каждой тени, их нашёптывания создавали иллюзии.

Ледибаг с силой швырнула своё йо-йо в землю, и светящиеся нити разлетелись наружу, словно прожилки вен. Адриан с изумлением смотрел на неё, а она разорвала нить зубами, и йо-йо почти мгновенно восстановилось. Она на мгновение улыбнулась, увидев выражение его лица.

— Тикки говорила, что пределы талисманов определяются лишь теми, кто ими владеет.

Она туго обмотала леску вокруг своего запястья и запястья Адриана, нежно похлопав по узлу на его руке.

— Это якорь, чтобы держать акум на расстоянии, — сказала она, дыша отрывисто, но уверенно. Йо-йо загудело, успокаивая их разум, удерживая их от наплыва ложных страхов.

— Оставайся со мной.

Адриан вдохнул дважды — его рука сжала леску, как пуповину.

Поддерживаемая ею, Ледибаг расставляла ловушки с точностью, которую прежде демонстрировала в каждом сражении: нити йо-йо тянулись между фонарными столбами, через поваленные балки. Бражник, ослеплённый собственной уверенностью, всё время попадал в ловушки, запутываясь, замедляясь, его иллюзии ослабевали.

— Контролируй сентимонстров, Кот, — прокричала Маринетт поверх шума сражения. — Сначала нейтрализуй Маюру. Маттьё не сможет справиться самостоятельно.

Грудь Адриана сдавило. Он осмотрел поле боя — извивающиеся монстры уничтожают мостовую, пугливые жители пытаются спрятаться за баррикадами, установленные Маттьё. Маюра была там, на расстоянии, согнувшись, её брошка — павлин тускло светилась даже в темноте, веер хлопал, словно пульс сердца. Каждое существо двигалось согласно этому ритму.

— Понял, — прокричал он, взлетая в воздух. Шест удлинился, врезавшись в покрытую трещинами мостовую, когда он прыгнул вперёд. Змееподобный сентимонстр нацелился на него, но он скатился под его челюсти, сильно ударив по ногам, заставляя зверя попасть в одну из ловушек Ледибаг. Монстр забился, пойманный.

Адриан не останавливался. Его взгляд зафиксировался на ней.

Она щёлкнула веером, и воздух деформировался — три новых чудовища появились из тени. Страх вновь попытался подняться в его горле, но он подавил его с рычанием. Больше никакого страха. Не сейчас. Потребуется слишком много времени, чтобы очистить каждое отдельное перо, слишком опасно уничтожить только веер.

Адриан понял, что должен сделать.

— Катаклизм!

Чернота распространилась по его руке, трещавшая, живая. Он избежал двух сентимонстров, стремящихся остановить его. Маюра попыталась уйти, но он отправил её наземь ударом посоха. Стремясь избежать захвата, Адриан направил руку непосредственно к брошке павлина, расположенной на её шее.

Брошка рассыпалась. Темнота разлилась, словно молния, охватывая её перья, превращая их в пыль на пальто. Маюра исчезла, оставив задыхающуюся Натали, и Адриан отступил назад.

Нет! Только не её...

Вдалеке он слышал, как сентимонстры заикаются, а затем рассыпаются в прах, как их рёв стихает раз и навсегда. Но Адриан видел лишь Натали, которая укладывала его спать каждый раз, когда ему снились кошмары, Натали, которая спорила с отцом, чтобы тот не наказывал его, женщину, которую он почти принял как мать.

Натали закашлялась, её самообладание дало трещину. Она посмотрела на него — невидящим, отчаянным взглядом.

— Кот Нуар. Пожалуйста. Прекрати. Не убивай его. Габриэль — не… не злодей — он просто страдает! Всё, что он сделал, — из-за неё. Он так сильно её любит. Потому что не может отпустить Эмили. Пожалуйста… неужели ты не пощадишь его?

На мгновение Адриан запнулся. Но затем он взглянул на якорь на запястье, и его решимость окрепла. Он заставил себя посмотреть ей прямо в глаза, хотя слёзы царапали горло. Он сказал твёрдо, сильнее её мольбы:

— Я согласен с вами, мисс Санкёр. Он не просто злодей. Даже у злодеев есть причина для своих поступков. Габриэль Агрест — террорист.

Вернувшись, Адриан увидел, что Маринетт почти падает в обморок. Но она стояла, с каменным взглядом, отбиваясь от натиска фиолетовых бабочек, едва в силах что-либо сделать, кроме как защищаться.

Она посмотрела на него с лёгким вздохом облегчения, и Адриан чуть не согнулся под тяжестью её доверия. Гнев терзал его разум, он отчаянно боролся, защищая её, даже когда его кольцо предупреждающе запищало.

Маринетт не колебалась. Её голос был ясным, устойчивым, режущим сквозь хаос.

— Талисман удачи!

Красный луч света пронёсся сквозь дым и мусор, и что-то маленькое и тяжёлое приземлилось в её ладони. Адриан присмотрелся...

Это было зеркало. С трещиной пополам. Разбитое зеркало с острыми краями.

Она посмотрела на него, прищурившись, и выдохнула, словно вселенная только что дала ей именно то, что ей было нужно:

— Идеально.

Вселенная на их стороне, подумал Адриан. Даже он это знал. Впервые он понял, чем всё это закончится.

Она раскрутила йо-йо, подбросив зеркало высоко, и нить зафиксировала его на месте над полем боя зависшим, словно сломанная звезда. И как раз когда Бражник выбросил очередную волну тёмной энергии — искажённые тени, зубы, глаза, когти воплотившегося в реальность страха — зеркало поймало свет.

Он согнулся. Раскололся. Отразился.

И внезапно иллюзии перестали принадлежать им. Теперь они принадлежали ему.

На одно невозможное мгновение поле боя замерло.

Грудь Адриана резко сжалась, когда магический шторм преобразовался в единую картину, яснейшую из всех возможных. Его мать. Стояла там. Живая. Дышащая. Волосы точно такие, какими он их запомнил, лицо, сияющее невероятной чистотой. Адриан едва не упал, едва не побежал к ней — пока не увидел её глаза.

Горящие. Не добрые. Не мягкие. Но полные ярости.

— Ты уничтожил всё, — прошипело её отражение. Её голос, низкий и ядовитый, пронзал обломки и дым, словно лезвие. — Ты отравил жизнь нашего сына. Ты предал меня.

Габриэль пошатнулся, словно получил удар. Маска дрогнула, трость дрожала в ослабевших пальцах.

— Нет... Нет, — голос сорвался, — всё было для тебя! Ради тебя! — Руки его дрожали, дико, в мольбе. — Я хотел вернуть тебя!

Но зеркало оставалось непреклонным. Мама не простила. Её гнев лишь усилился, многократно отражаясь обратно, разрывая сердце Габриэля вновь и вновь.

У Адриана горело горло. Сердце колотилось, словно барабан, каждый удар вырывался криком: вот чего он всегда боялся. Его отец знал. Он знал, что поступает неправильно, и всё равно это делал.

И Габриэль — Бражник — дал трещину. Его самообладание, идеальная маска, которую Адриан знал всю свою жизнь, разлетелась вдребезги, словно стекло под молотком. Адриан смотрел, как отец спотыкается, как уверенность утекает из него, пока не остался лишь сломленный человек, хватающийся за воздух.

Адриан не колебался.

Горе переросло во что-то более острое. Он рванулся вперёд, выбрасывая искры из шеста, и ударил им по трости отца. Трость со стуком вырвало из руки Бражника, искры фиолетовой магии разлетелись по земле. Адриан прижал её всем своим весом, сжимая оружие до побеления костяшек пальцев.

— Больше никогда, — процедил Адриан сквозь зубы, охваченный яростью.

Рядом с ним йо-йо Ледибаг щёлкнуло, озарив всё красно-чёрным. Она поймала бабочку, вылетевшую из сломанной трости, тёмные крылья ещё извиваются, но руки Ледибаг засияли, тёплые и уверенные, и вот — акума очищается во вспышке сияющего света, и тьма сгорает, превращаясь в белизну.

Мир выдохнул.

Иллюзии рухнули в одночасье, словно дым, развеянный ветром. Шёпот оборвался, оставив лишь тишину. Пока рой чудесных божьих коровок восстанавливал Париж, Адриан почувствовал, как внутри него что-то сломалось, непоправимо, потому что… потому что…

Бражник… Отец всё ещё стоял на коленях, дрожа, захваченный отражением в зеркале, словно ребёнок, не понимающий, что случилось. Разъярённое лицо мамы давно исчезло вместе с акумой, но он всё ещё тянулся к ней, словно хотел прикоснуться, умолять...Собственный кошмар поглотил его целиком, и он потерял сознание.

Адриан стоял над ним, тяжело дыша, всё ещё прижимая свой шест к трости. Впервые в жизни отец выглядел маленьким. Не могущественным. Не неуязвимым. Просто сломленным.

Адриан заставил себя отвернуться. Грудь горела, словно страх снова готов был наброситься и раздавить его окончательно.

Маринетт приблизилась к нему, шаги скрежетали по завалам. Она остановилась рядом с ним, молча, сжимая в ладони скрученное йо-йо.

Сначала Адриан не решался встретиться с ней взглядом. У него перехватило горло от слов, которые он не мог произнести. Отец. Сын. Злодей. Жертва. Он не мог ничего из этого распутать.

Но затем её рука коснулась его плеча — легко, уверенно, успокаивающе.

Он поднял взгляд.

Маска скрывала половину её лица, но её глаза… они были широко раскрыты, блестели, словно стекло, и смотрели так спокойно... Она раскрыла объятия, и Адриан заметил лёгкое дрожание её губ, когда она попыталась улыбнуться.

Он сразу же рухнул на неё, рыдая, пока Маринетт крепко прижимала его к себе. Он плакал, потому что не знал, как оплакивать человека, который причинял ему столько боли и так долго.

Сирены приближались быстрее. Красно-синие блики плясали на руинах, скользили по склонённой голове отца. Адриан вздрогнул, возвращаясь в своё тело, осознавая настоящее мгновение. Маринетт выпрямилась рядом, её ладонь скользнула по его руке ниже, нашла его ладонь, переплетая пальцы с его пальцами.

Через несколько минут Габриэля Агреста погрузят в полицейский фургон, и он отправится навстречу своей судьбе.

Через несколько минут Адриану придется уйти, прежде чем аплодирующая толпа увидит его возвращение к обычной форме.

Через несколько минут они все станут героями — и Маринетт, и он, и Маттьё тоже, если его удастся убедить принять на себя заслуженную славу, но...

Сейчас она стояла рядом с ним, и город наконец начал дышать. Сейчас были только Маринетт и Адриан.

На данный момент и навсегда этого будет достаточно.

Этого должно быть достаточно.

1) На самом деле, слово mirrorthread — название произведения, и mirrorthreaded — название этой главы, состоит из слов "зеркало" и "нить", и разные источники, указывая на то, что это слово авторское и сложносочинённое, предлагали переводить его и как "зеркальную нить", и как "параллельную, отражающуюся двойную строчку". Я выбрала для фанфика название "Отражая друг друга", стремясь подчеркнуть многозначность выбранного автором названия. По смыслу главы видно, что имеет смысл как буквальный, дословный перевод, так и всё богатство его переносных смыслов.

Вернуться к тексту