Сталь (гет)

— Но почему это так расстраивает тебя? – Рон Уизли внимательно посмотрел на своего друга.

— Потому что так нельзя, потому что это плохо, — Гарри пожал плечами и посмотрел на мрачный каменный потолок, — потому что Лора…

— Очень близка тебе, — прервал его сосед, — да-да, ты говоришь это уже который раз. А разве отец тебе не близок?!

— Ты не видел воспоминаний Снейпа, — огрызнулся Гарри, — мой отец, — голос его дрогнул, — он был способен слишком на многое, у него, знаешь, словно отсутствовала грань между шутками и издевательством, между добром и злом.

— Ты думаешь, у Лоры ее тоже нет? – голос Рона мгновенно стал серьезнее.

— Она спасла Малфоя – ох, не просто так она его спасла, — Гарри откинулся на кровати, — что-то тут не чисто.

— Лора и Малфой, — словно пробуя на вкус эту фразу, произнес Уизли, — спроси у нее.

— В том-то и дело, что она ничего не скажет! – юноша грустно вздохнул. – В том-то и дело, что разговаривать с ней о чем-то серьезном невозможно.

— Ты, наверное, заметил, в ней что-то изменилось за то время, пока она была в Имении. Может, теперь с ней и разговаривать по-другому можно будет?

— Это из-за того, что она смыла макияж.

— Да нет, — отмахнулся Рон, — сегодня у нее снова были черные глаза – и все равно с ней что-то не то… Блеск другой, смотрит она по-другому. И, кстати, что плохого в том, что она с Малфоем, ну, в том, что она не видит границы между добром и злом?

— Я ВИЖУ ГРАНИЦУ, — Гарри сжал губы, — и мы не сможем общаться, если… — мальчик вздрогнул, услышав стук в дверь.

— Войдите! – Рон подпрыгнул на кровати и уставился на тяжелую дверь.

— Мне надо поговорить с тобой, Гарри, — черные глаза серьезно смотрели на мальчиков.

— Да, Лора, заходи. А Рону как раз надо пойти поговорить с Гермионой, — Гарри сделал приглашающий жест рукой.

— Ничего мне не надо… — обиженно начал Уизли, но, замети взгляд лучшего друга, осекся, — мне надо к Джинни, — и он стремительно покинул спальню.

— Не стой в дверях, — Гарри улыбнулся, и на Лору обрушилась лавина тепла, — мне тоже надо с тобой поговорить.

Девушка кивнула и села на кровать рядом с Гарри Поттером.

— Я хотела извиниться за всю боль, которую причинила тебе, — выпалила она, разглядывая покрывало.

Гарри удивленно посмотрел на нее. Может, Рон был прав. Может, в ней действительно что-то неуловимо изменилось, может…

— Что случилось в имении, Лора? – она вздрогнула, и руки ее непроизвольно сжали красный шелк.

— Ты хочешь, чтобы я это рассказала?

Гарри задумался. Действительно ли он хочет этого? Действительно ли он хочет услышать: «Я люблю Малфоя», — от этой загадочной и холодной девушки. Нет, нет, нет.

— Ты изменилась за эти две недели. Ты…

— Стала чувствовать, — девушка перебила его, и ее черные пальцы заскользили по красному покрывалу, — благодаря тебе, благодаря… — она запнулась, — я снова научилась бояться, ненавидеть, злиться, раздражаться и, — голос ее дрогнул, — доверять.

— Правда? – глупо спросил Гарри, разглядывая лицо Лоры – бледное, с тонкими царапинами, оно казалось неживым, гипсовым слепком. И поверить в то, что там, под слоем белой пудры и черного карандаша, обивают чувства, было почти нереально.

— Ты не веришь, — девушка грустно ухмыльнулась, — это твое право.

— Ты доверяешь людям? – прошептал юноша, чувствуя, как накаляется атмосфера в комнате.

— Не людям, — Лора подняла взгляд, и черные глаза блеснули в полумраке, — тебе, Гарри.

Гнетущая тишина повисла в спальне, заставляя его голову разрываться на много маленьких частей. Боже, что она такое сказала?!

* * *

Луч надежды и счастья был совсем тонким – он лунным светом лился на ее измученное сердце, пробуждая доселе неизведанное чувство покоя. Луч надежды – если бы ей сказали об этом месяц назад, она бы рассмеялась в глаза этому человеку. Но сейчас эта реальность казалось единственным возможным способом существования.

Лора стояла, прижавшись лицом к голому стволу дерева, и чувствовала, как холод идет по ее рукам. Хотелось смеяться и плакать одновременно – но не было сил ни на что. Она просто стояла, прокручивая в уставшей голове события двух последних недель.

Она больше не была одинока – у нее был Друг, Друг с большой буквы. Это было до сумасшествия непривычным, до сумасшествия диким, но это было правдой. И это было тонким призрачным лучом надежды, льющимся на ее жизнь.

Гарри Поттер был далеко не таким, как она себе представляла. Он не был добрым и нежным героем, готовым защитить, утешить, рассмешить, вопреки всем гнусностям, происходящим в его собственной душе. Гарри Поттер был самым обыкновенным шестнадцатилетним подростком, чем-то похожим на нее саму. Решительным, громким, но пессимистичным, легко радующимся, но легко злящимся.

Конечно, у него были раздражающие черты – например, подход к каждому делу как к очередному поводу стать героем, но к этому можно было привыкнуть, это можно было простить.

Лора подняла взгляд к ясному, ярко-синему небу и грустно улыбнулась. Ученики не оставили ее в покое, скорее, наоборот: злые и язвительные замечания сыпались на нее одно за другим, не давая даже отдышаться, но…

У нее был тонкий лучик надежды, и он лечил, заставляя исчезать белые раны с красного сердца. У нее был свой, пусть крохотный, но все же свой кусочек смеха и радости, свои несколько часов, когда забываешь обо всем, и когда не нужен никто кроме Друга. Вечером, когда весь Хогвартс расходился по теплым, натопленным каминами комнатам, Лора и Гарри шли на улицу. Сначала небольшая тренировка – Поттер учил ее обманке Вронского и другим не менее сложным и интересным трюкам. А потом они садились на холодные деревянные трибуны и в мутном свете луны обсуждали все на свете, начиная готической философией и заканчивая новым мальчиком Джинни Уизли. Свобода, детская радость, сумасшедшее веселье, светлая грусть – чему только не научилась Лора в эти вечерние часы. Сама себе она казалась маленьким ребенком, впервые сделавшим шаг и учащимся бегать, прыгать, скакать.

Только она училась контролировать эмоции. Заново училась улыбаться, забывая о том, как отвратительна и пуста ее жизнь в остальные часы, заново училась размышлять, вспоминая самые трагические моменты с грустной, но все же настоящей улыбкой.

Нельзя было сказать, что Гарри знал обо всем, происходящем с ней – например, тема ее заключения в Поместье так и осталась запретной. Лоре казалось, Поттер догадывается, но упорно гонит от себя эти мысли, считая их отвратительными. А у нее не хватало сил рассказать правду.

Гарри же, в свою очередь, так и не сказал, кого она ему напоминает — любовь детства? Сводную сестру? Темного Лорда? Впрочем, теперь было все равно. Девушка надеялась, что для Гарри Поттера она – это только она, ни на кого не похожая, странная, но близкая.

Лора опустила глаза. Блестящее ледяное озеро сияло чистым синим цветом, цветом зимнего неба. Яркое солнце слепило глаза, отражаясь на тонком декабрьском снегу, и она зажмурилась.

Завтра был последний день четверти, и надо было уезжать домой. Впервые этого не хотелось. Впервые за пять лет, проведенные в Хогвартсе, Лоре хотелось остаться вот здесь – на берегу синего озера.

Единственное, что заставляло улыбаться – субботний поход в Хогсмид на предрождественский праздник. Гарри сказал, что ее ждет сюрприз. Ожидание приятно защемило сердце, и девушка повернулась к замку.

Тишина казалась волшебной. Здесь и сейчас не существовало людей, здесь и сейчас не существовало боли, криков, ненависти. Здесь и сейчас была только она – пятнадцатилетняя Лора Джейн Коллид – и от одиночества не сводило скул. Наоборот – от него становилось лишь легче.

— Коллид, — она вздрогнула, услышав до боли знакомый голос. Ну почему именно сейчас…

Волшебный мир тишины распался, напомнив о реальности. Тяжесть и злость камнем опустились на сердце.

— Вернулся?! – она приподняла руку, загораживаясь от слепящего солнца.

Драко Малфой шел по белому снегу, и его черная фигура казалась чем-то чужим для этого пейзажа.

— Зачем ты остановила тогда Поттера?! – Лора вздрогнула, услышав знакомые отвратительные интонации. Лед, холод – их нельзя было сравнивать с зимними холодом и льдом. Они словно были сотканы из ночи, из гнева, из ненависти.

Девушка посмотрела в его стальные глаза и вздрогнула.

Ну зачем он здесь? Ну кто просил его рушить такой приятный момент? Ну…

— Я бы сделала… — она осеклась, вспомнив реакцию Гарри на эти слова. Почему-то делать Малфою больно не хотелось.

— Почему-то?! – усмехнулось сознание. – Причина вполне понятна!

Лора закрыла глаза, пытаясь успокоить разливающиеся по сердцу чувства. Она надеялась, что больше этого не будет… Зря надеялась.

— Ты бы? – прошептал Драко, и девушка распахнула глаза. Надо смириться, надо постараться держать себя в руках, надо…

Малфой стоял совсем близко, и его стальные глаза светились в нескольких сантиметрах. Голова предательски закружилась.

— Ты бы? – еще тише сказал юноша, и Лора почувствовала, как замерло сердце.

Сталь, небо, серебро, тайна, власть…

Девушка потянулась к нему, коснувшись его губ своими. В крови взрывались фейерверки, мешая соображать. Холодные губы Драко пьянили, но…

— Хватит врать друг другу, — она отстранилась от него и повернулась к озеру. Сердце бешено стучало, мешая думать и говорить.

— Врать в чем, Коллид? – насмешливый голос Драко заставлял ее злиться.

— В этом, — она неопределенно махнула рукой, — и не притворяйся, что не понял меня.

Малфой усмехнулся.

— Я не вру тебе. Я ненавижу тебя, Коллид! – и он резко развернул ее к себе. Стальные глаза посмотрели на нее, и миллионы крошечных электрических разрядов пересекли ее тело. — Слышишь?! – она для чего-то кивнула. – Ненавижу!

— Замечательно, — Лора оттолкнула Драко, — хочешь врать – ври. Если тебе так проще… — и она быстрым шагом направилась к замку.

Ноги заплетались, голова отчаянно кружилась, боль стучала в висках, и хотелось плакать. Ну почему именно сейчас?! Ну почему именно сегодня, когда…

Этого не хотелось признавать, но она чувствовала себя счастливой. Несколько секунд, полных воспоминаниями, она чувствовала, как разливается в ее крови СЧАСТЬЕ. Впервые она не ненавидела свою жизнь, впервые хотела жить дальше, впервые…

Лора зло топнула по белому снегу. Хлопья разлетелись в разные стороны, сверкая на солнце. Проклятый Драко Малфой… Как бы ей хотелось ненавидеть его, как бы хотелось… Но сердце упрямо стучало, стирая грань Да и Нет, добра и зла, боли и наслаждения.