Я не люблю (гет)

привет,

я поболтала бы с тобой на разные темы,

до утра, как раньше.

но я не знаю, где я

и зачем все это.

— Мисс Грейнджер? — удивляется добродушный хозяин кондитерской, мистер Фортескью. — Что-то давно вас не было видно.

Гермиона улыбается, щурится на апрельское солнце через темные стекла очков в белой оправе и заводит за ухо выгоревшую прядь волос, которая слишком короткая, чтобы прихватить её заколкой — соцветием проволочных цветков с каменными росинками голубого цвета.

— Да, — отвечает она. — Мы с Гарри жили в Америке все это время.

И неопределенно машет рукой куда-то в сторону магазинов и перекрестков, и людей в разноцветных мантиях, пятнами мелькающих вдали, словно та самая Америка, где Гермиона провела столько времени — именно там, скрывается совсем недалеко. На самом деле Гермиона надеется, что это поможет избежать дальнейших вопросов.

— Так вы решили вернуться? — продолжает мистер Фортескью.

Гермиона лишь пожимает плечами.

Можно говорить все что угодно по поводу путешествий и переездов, но лишь оказавшись дома — почувствовав родную землю под ногами, втянув носом родной воздух, ты понимаешь, как ты скучал, и как тебе не хватало именно этого — чего-то родного и неуловимого.

Ветер играет с выгоревшей прядкой, ветер легко перелистывает страницы книги Гермионы — для легкого чтения. Она не смотрит на россыпь ровных букв, вышитых в строки на страницах толстого шершавого пергамента, она смотрит вдаль — на людей, на четкие линии зданий, на широкие мазки дорог и узкие — тротуаров Косой Аллеи.

Огромная стрелка главных часов Англии только установилась на новой отметке, на одной из двенадцати — ей предстоит простоять там еще шестьдесят минут, а огромный колокол разбудил окрестную округу звоном восьми ударов. На самом-то деле, Лондон — и маггловский, и магический только пробуждается ото сна.

Америка — страна белозубых улыбок, загорелых лиц, крепких рукопожатий и дружеских похлопываний по плечу. Англия — зеркальное её отражение — с чопорными леди, одетыми по старой моде, со строгими лицами, с тихими разговорами и неизменным пятичасовым чаем.

Вот чего ей не хватало там.

Странно, что Гарри этого не понимает. Странно, что Гарри не хотел брать ей с собой.

— Нет, Гермиона, — сказал он накануне. — Тебе лучше остаться здесь. Мало ли что может произойти.

— Я еду с тобой, — уверенно заявила Гермиона в ответ. И, погладив Гарри по напрягшейся спине продолжила: — Я уверена, что все будет в порядке.

За окном Гермионе в ответ вторили чайки, летающие над пирсом, крича и перекриливаясь, и шум волн, разбивающихся о берег на мелкий град капель, захватывающих в свой хрустальный плен все больше крупинок белого, словно выгоревшего на солнце, как волосы Гермионы, песка. И солнце вторило Гермионе тоже, сияя бликами на стеклах окон дома с белыми, словно выгоревшими на солнце стенами, стоящего на побережье.

Там, на побережье, такое солнце, что быстро привыкаешь к солнечным очкам.

Гарри согласился с заметной неохотой вырвать её из объятий теплого моря, и солнца, и уютного дома с белыми стенами и нагретым воздухом в комнатах.

Он просто волнуется. Он переживает. Он не такой, как Рон.

Он не предаст.

Гермиона прислушивается к себе, стараясь найти отголоски застарелых чувств и эмоций, которые могли пробудить эти места. Собирает внутри себя мозаики воспоминаний. Хмурится, разглядывая два шарика мороженного в розетке, принесенных мистером Фортескью — зеленоватого фисташкового и белоснежного ванильного.

И мотает головой, отгоняя неприятные мысли.

О ком она точно не будет думать, так это о Роне, особенно после того, как он с ней поступил.

Вчера вечером дом на площади Гриммо — такой же темный и мрачный, со скрипучими половицами ступеней лестницы, ведущей на второй этаж, неохотно встретил их. Позволил разбавить свой полугодичный покой их шагами, разговорами за вечерним чаем и утренним кофе на кухне, перекрикиванием звонких голосов, находящихся в разных комнатах, смехом и горячим шепотом ночью.

И, — кто бы мог подумать! — встретил их не как двух отдельных людей, а их с Гарри вместе.

— Чем ты займешься сегодня? — спросил он утром, поправляя синий в полоску галстук перед зеркалом в коридоре.

Он собирался на встречу — причина, по которой они и находились сейчас в Англии. Гермиона стояла за его спиной, завернувшись в тонкую ткань простыни. Она пожала плечами.

— Прогуляюсь, наверное.

Рука Гарри замерла под его подбородком с узлом галстука в ладони. Его взгляд в зеркальном отражении стал колючим.

— Я не уверен, что это хорошая идея, — медленно проговорил он.

— Я всего лишь пройдусь...

— Ты не понимаешь, — он повернулся и покачал головой. — Я боюсь, что может случиться... — несколько секунд он думал, прокручивая в памяти слова и вспоминая необходимое ему, — рецидив.

— Все будет хорошо, — улыбнулась Гермиона, запечатляя поцелуй на его щеке на прощание.

Стоило двери закрыться, как Гермиона бегом взобралась по лестнице на второй этаж, перешагивая через ступеньку, скинула простынь на кровать и одела сарафан на бретелях — быстро, словно боясь растерять вмиг ставшие драгоценными минуты.

Сегодня только её день.

Сегодня день встречи её — и её любимого города.

Сегодня она пройдется по набережной Темзы, прогуляется по Трафальгарской площади, заглянет в любимый книжный магазин, пройдется по камням, вымостившим дорогу, скрывающуюся за кирпичной стеной на заднем дворе Дырявого Котла. И конечно же — любимая кондитерская, где можно просто сидеть, просто прочитать пару десятков страниц — как раньше, — или просто наблюдать за прохожими ведьмами и колдунами — как сейчас.

Этот день принадлежит только ей.

Гермиона разглядывает людей, проходящих мимо кондитерской. Еще слишком рано для толпы, для шума и всего прочего, чем знаменуется обеденное время. Магазины на Косой Аллее только открываются, их владельцы кивают друг другу, приветствуют, машут руками и переворачивают таблички на дверях.

Внимание Гермионы привлекает парочка, чинно выхаживающая по тротуару. Парень и девушка — девушку Гермиона узнает сразу — черные волосы, нос вздернут, глаза ярко-зеленые, пронзающие и губы с несколькими слоями алой помады. Паркинсон, ну конечно же.

Кажется, парень, что с ней вместе тоже чем-то смутно знаком Гермионе.

Кажется, он тоже с их курса.

Кажется, его зовут Блейз Забини.

Он поворачивает голову, и Гермиона видит, как в его глазах вспыхивает удивление. Он останавливается на месте и смотрит прямо на нее, взглядом, от которого Гермионе становится резко не по себе, от которого хочется закрыться, закутаться в старый свитер Гарри, который она одевает холодными ночами, отгородиться толстой книгой, листы которой уже давно перелистаны ветром.

Он смотрит не отрываясь.

Он говорит что-то на ухо своей спутнице и Гермиона поспешно отводит взгляд, скрытый затемненными стеклами — Паркинсон известная скандалистка, и ей не хочется принимать участие суете, которую та может поднять.

Паркинсон наверняка не изменилась после школы.

Она незаметно наблюдает за Паркинсон и Забини — за тем, как они что-то возбужденно обсуждают, за тем, как поспешно аппарируют, словно боясь куда-то опоздать, за тем, как место, где они стояли, становится пустым.

«Что с ними такое?» — недоумевает она про себя.

Может, они о чем-то забыли?

Может, действительно опаздывают на встречу?

Может, они решили рассказать «Пророку» о её возвращении?

Последнее кажется особенно смешным. С чего она решила вообще, что именно она — причина их аппарации? И с чего она вообще решила, что они вместе? Паркинсон же постоянно бегала за Малфоем.

Золотые, серебряные и бронзовые монетки глухо звенят в кошельке, когда Гермиона достает его из сумочки, чтобы расплатиться, неохотно ложатся в её ладонь — один нахальный сикль приходится втягивать указательным и средним пальцами — попал серебристым металлическим боком за тканевую подкладку.

— Привет, — говорит кто-то хриплым, словно простуженным голосом.

Гермиона вскидывает голову, отчего очки съезжают на кончик её носа, грозясь свалиться совсем. Прямо напротив нее парень — весь какой-то тусклый и помятый, в несвежей рубашке и глубоко залегшими тенями под глазами. На контрасте с Гермионой — цветущей, зацелованной южным солнцем, в ярком сарафане на бретелях и смешных очках в белой оправе, наполненной предвкушением сегодняшнего дня — он кажется еще тусклее и безжизненнее.

Как старая фотокарточка.

Как собственная тень.

— Не ожидала меня увидеть, да? — со смешком спрашивает он, наблюдая за её реакцией.

Гермиона смутно узнает в этом парне Драко Малфоя.

________________________________

п/а: если автор вдруг внезапно пропадет, это значит, что в том месте, куда он уезжает нет интернета и продолжение будет в августе