Габриэль отвечает на вопросы (джен)

Какое решение было самым трудным в моей жизни? Дайте подумать.

Наверное, можно было бы счесть мое решение следовать за Зеной трудным, но, поверьте, я сделала это с радостью, невзирая на то, что пришлось оставить дом и родных ради того, чтобы путешествовать с воительницей и каждый день подвергать свою жизнь опасности. Я просто сделала выбор и все.

Или, быть может, мое решение отравить мою дочь, Надежду? Мне было очень больно, и я до сих пор не могу простить себя за это. Но, если рассуждать беспристрастно, разве у меня был иной выбор? Разве могла я, мать, позволить кому-то еще убить мою дочь? Нет, если кто и должен был остановить Надежду, то только я.

Самое же трудное решение мне пришлось принять, когда мы с Зеной путешествовали по Галлии.

Так получилось, что от меня зависела судьба одного человека, римского полководца и соратника Цезаря. Его звали Красс, и, если верить словам Зены, он совершил много злодеяний, когда воевал в Галлии.

Но я привыкла доверять собственной интуиции, а не слухам, и когда увидела его, поговорила с ним, то усомнилась, так ли он жесток и беспощаден, как его описывали? Красс был очень вежливым, умным и интересным собеседником. Он не отрицал эти слухи, но объяснил мне, почему он поступал именно так, и его доводы были убедительными. Римляне всегда отличались красноречием...

И когда передо мной встал выбор: кого обречь на смерть — Красса или галльского воина Верциникса, я пришла в смятение. Вам когда-нибудь приходилось сталкиваться со столь ужасным выбором? Приходилось ли вам решать судьбу человека? Я никогда не делала этого раньше и считала, что смертный человек не должен брать на себя роль бога.

О, как бы я хотела, чтобы кто-нибудь принял это решение вместо меня! Кто-нибудь более решительный и безжалостный. Зена бы не сомневалась, кого оставить в живых. Она ненавидела Цезаря и его окружение. Но ее не было рядом, и времени на раздумья тоже не было...

Красс как будто чувствовал, что ему что-то угрожает, он вел себя так дружелюбно, так открыто. Он рассказал мне о своем доме, о его семье... Боги, я не могла обречь этого человека на гибель!

Но в то же время я слышала слова Верциникса о том, как римские легионеры сожгли его родное селение вместе с женщинами и детьми, только потому, что они отказались покориться им. И именно Красс отдал тот приказ.

Я придумала план, который бы мог дать ему шанс на спасение. Я не могла избавить Красса от участия в гладиаторском бою на потеху Цезарю, но пообещала передать его перстень римлянам, чтобы они смогли опознать своего генерала.

Я дала ему надежду.

И предала его.

Потому что слышала слова Цезаря, видела, что римляне представляют из себя. Если бы Красс остался жив, Рим бы завоевал Галлию и превратил бы ее жителей в рабов. «Разделяй и властвуй» — вот их принцип. Погибло бы очень много людей. Из-за моей жалостливости. И я оставила кольцо у себя. Сделала то, на что, как я думала, никогда не была способна. Я стала судьей и палачом человека.

Я могла поступить иначе, но сознательно выбрала именно этот путь.

И когда думаю об этом, мне становится тошно...