Сквозь кости (гет)

Как я и говорил, главу Акацки зовут Нагато, но на людях он не появляется. Всем заправляет куноичи по имени Конан. В Амэгакуре вы без труда её найдёте — там Акацки местные герои, о них знает каждый.

Конан предупреждала, что нам стоит беречься Данзо. Должно быть, он пытался оказать на них влияние, опасаясь, что Амэгакуре окрепнет и усилит значимость среди стран.

Будьте осторожны, там могут находиться члены Корня, приставленные для постоянной слежки.

Если не сумеете туда пробраться, сообщи мне как можно скорее. Лучше всего — через призывное животное Джирайи-сама. Так будет быстрее.

Недолго помедлив, Какаши поспешно приписывает:

Наруто справляется?

Иероглифы тонкие, вывалены на бумагу без нажима, утекают скопом вниз. Ему давно не приходилось писать отчётов о миссиях, и поэтому сейчас собственный почерк кажется вдруг незнакомым.

Запечатав письмо, Какаши передаёт его молчаливому Уруши, и спустя минуту тот, перелезнув через распахнутое окно, сливается, как скачущая на свету тень, с деревьями. Синяя точка жилета становится все меньше и меньше, пока не исчезает вовсе.

Уруши один из самых быстрых нинкенов. Тензо он должен обнаружить до завтра. Не будет вестей — придётся отправлять Паккуна.

Не награждай Паккун вчера столь укоризненными взглядами, Какаши, быть может, поручил бы доставить письмо именно ему, как самому сговорчивому. Но, дождавшись в доме возвращения Какаши, тот первым делом спросил с упрёком, знал ли он раньше, что Обито «съехал с катушек»…

— …и убил Четвёртого Хокаге.

Пыль и влажные ошмётки земли, раскрошенной от удара Сакуры, прилипали Какаши к лицу. Задубела маска. Шаринган пульсировал до болезненной рези в глазах, будто бы чакра начала выкачиваться из организма так же, как и в первые дни возникновения связи.

— Это не дело, Какаши, прикрывать его, — строго отчитал Паккун. Хитайате налегал сверху на его маленький лоб, перемеженный в широких складках, и взгляд оттого казался злым, хотя Какаши и знал, что это не так. — Теперь погляди, до чего дошло.

— Мне показалось, стоит подождать, следить за его состоянием. Сначала он вообще ничего не помнил. — Полуправда с внезапной искренностью.

Закрыв от усталости глаза, Какаши развалился в кресле, где не так давно был вместе с Сакурой: сначала она сидела у изножья, на полу, затем опустилась ему на колени. С удушливой чёткостью он помнил, какими колко-горячими были её бёдра, дыхание и царапающие от нетерпения касания.

— Это из-за Харуно Сакуры? — В закрытой темноте послышалось шлёпанье лап. — У тебя изменился запах. Твой запах. Он смешался с её.

— Может, из-за чакры. Мы передаём её друг другу. — Какаши опустил руку на лоб и мигом ощутил пульсацию, как от ускоренного тока крови.

— Ты сильно изменился: поступился ради неё правилами, скрыв правду про Обито.

— Это было не только ради неё, Паккун. Ради Обито тоже.

Общаясь с ним, Какаши всегда вспоминал то одинокое время, когда умер отец. Нинкены тогда оставались единственными, кого он к себе подпускал: при разговоре с ними не приходилось прилагать никаких усилий.

— Что будешь делать дальше? — флегматично поинтересовался Паккун.

— Не дам Данзо стать Хокаге. И не дам казнить Обито.

— А поесть-то у тебя найдётся? Проголодался я.

Дав ему кое-какой еды, едва найденной на кухне, — овощи, которые Сакура научилась запекать так, чтобы не подгорали, — Какаши поплёлся в ванную, но, выйдя после горячего душа, встретился с ещё более укоризненным взглядом Паккуна, чем поначалу. Присев почти по-человечески на задние лапы и выпятив передние вперёд, тот облокотился о ножку кровати, и синяя накидка натянулась у самой шеи.

— Ведёшь себя, как будто ничего не произошло, чтобы усыпить мою бдительность? Учти: пойдёшь за Обито — я тебе больше не помощник.

— Я просто смыл с себя грязь, а не бдительность твою усыплял. — Проходя к шкафу, Какаши на мгновение остановился рядом с Паккуном и, взглянув на него сверху вниз, сказал: — Я не такой дурак, чтобы прямо сейчас рваться спасать Обито. Ты разузнаешь, где его держат и какова ситуация?

— Я боевой пёс, — фыркнул. — Проси кого-нибудь другого.

Просить пришлось Шибу. Сверкая белой перевязью на лапах, он внимательно выслушал поручение Какаши и исчез так быстро, словно и вовсе не являлся с призывом. Какаши тем временем с отстранением пожалел, что не обладает той же техникой, что и Сай: по его наблюдениям, зверей Сай рисует на макимоно, насыщая чернила чакрой, а из ручных печатей используя только Тайрицу но ин; такая техника — своего рода искусство, которую нельзя скопировать шаринганом, хотя с ней Какаши и сумел бы добыть информацию, не отправляя призывных животных, которые могут быть легко опознаны как его нинкены.

Вернувшийся через несколько часов Шиба рассказал, что под присмотром людей Морики Ибино Обито держат в тюрьме Конохагакуре. Для охраны, помимо прочего, приставлены около десяти шиноби, в основном из АНБУ и Корня АНБУ. Среди них — Югао и Хаяте.

Известие Какаши принял как должное. Он спас Югао жизнь, когда она только поступила на службу в АНБУ, и долгое время она оставалась его товарищем и по своей воле всегда вызывалась помочь, будь то даже поиски Акацки лишь потому, что Какаши удалось незадолго до этого разузнать: один из их членов говорил, что видел Учиху Мадару.

Но лишь из-за их приятельских отношений Югао не обязана ослушаться приказа, как и Хаяте. Как и многие другие из охраны Обито, с кем Какаши может оказаться долгие годы знаком.

* * *

Ответное письмо от Тензо, наспех наскребённое на смятой бумаге, Уруши приносит на следующий день.

Всё прошло по плану, семпай. Нам удалось.

Вы не поверите — Джирайя-сама знает эту Конан. Мне показалось: знает давно.

Но не будь его с нами, уверен, она бы всё равно согласилась. Они не хотят видеть Ш. в качестве К. Опасаются за свою деревню.

Конан обещала, что поможет всем, чем сумеет, — и даже больше. Но если предадим — сказала, у Конохи появится новый враг.

Наруто в порядке. Можете за него не переживать. Хотя Саске и был тем, кто рассказал ему о смерти его отца, но похоже, что именно приход Саске вернул Наруто в прежнюю колею. Жаль, что он, Саске, не задержался с нами надолго.

Будьте осторожны.

«Ш.» — это наверняка Шимура, «К.» — каге. Перехвати кто письмо, понять это не составило бы труда, к тому же учитывая всё остальное его содержание. Но Тензо так и не отвык от того, чтобы шифровать всё, что только можно. И даже то, что не нужно.

Скомкав письмо, Какаши поджигает его при помощи слабого Катона. Чакра не слушается — как в бытность генином, точно бы впервые предпринимаешь попытки пройтись по воде.

И когда глотку парализует скручивающей пульсацией, он не уверен, причина в связи с Сакурой или в самой Сакуре.

В доме всё ещё стоит её запах. Дотлевающая бумага и острая гарь его не выметают.

* * *

Весть о том, что неизвестные нукенины напали на Данзо, когда тот был на пути к столице Страны Огня для согласования с даймё своей кандидатуры на роль Хокаге, Какаши узнаёт в числе первых.

В кабинете пока остаются живы следы Обито: его свитки на полках, его сменный плащ, перевешанный на диване, и стопки бумаг на столе, которые не успел разобрать. Сидящий напротив груды Третий откидывается на спинку кресла, и Какаши понимает: к принадлежностям Обито он не притрагивается сознательно.

— И что, вы вызвали меня, чтобы я отправился на подмогу? — И после непродолжительной заминки: — Хокаге-сама.

Третий, скрестив пальцы в замок, складывает руки на животе и сверлит Какаши задумчивым взглядом. Дневной свет, проникающий из окна за его спиной, комьями касается шляпы Хокаге.

— Ты не выглядишь удивлённым.

Показательно улыбнувшись, Какаши чешет подбородок, отходит на шаг назад и чуть склоняет голову, как в поклоне.

— Найми я нукенинов, чтобы они убили Данзо, я бы хотя бы постарался придать себе сейчас удивлённый вид. Но простите, Хокаге-сама, мне сложно озадачиться тем, что произошло нападение на будущего Хокаге.

Повисает молчание.

Напряжение, исходящее от двоих шиноби, стоящих за дверью, Какаши испытывает почти физически. Они наверняка слышат каждое слово. И наверняка готовы напасть, если почувствуют что-то неладное.

— Я надеюсь на твоё благоразумие, Какаши, — наконец говорит Третий. — Но позвал я тебя ради другого разговора. Послезавтра тебе нужно отбыть в столицу, чтобы подробно изложить даймё результаты слежки за Тамурой — его политическим оппонентам.

— Мне казалось, миссия с ним окончена. Я подробно написал в отчёте обо всём, что видел, — медленно произносит Какаши, не в силах не вспомнить, как после одной из таких слежок за Тамурой его отравили двое братьев-нукенинов из Кири, и он в бреду дополз до Сакуры, как по заранее проложенному пути.

— Да, но даймё пожелал, чтобы шиноби, бывший свидетелем всех злоключений Тамуры, прибыл в столицу. Должно быть, он хочет придать как можно больше огласки этому делу.

— Хокаге-сама, боюсь…

— Это задание, Какаши. — Голос Хирузена-сама понижается. Сощурившись, как ястреб, он придвигается чуть вперёд. — Задание — от даймё. И ему нужен именно ты, а не кто-то другой. Отказываешься?

— Нет, Хокаге-сама, — вылетает машинально. Но вместе с тем вылетает и новое, вскрытое из прежнего послушания: — Но я хотел бы, чтобы со мной на это задание отправилась Харуно Сакура.

Нахмурившись, Третий принимается большим и указательным пальцами задумчиво перебирать седую бороду.

— Зачем тебе на такое задание ирьёнин?

— Как на ученицу Обито, на неё может обрушиться много несправедливых обвинений. Мне бы хотелось, чтобы на время она покинула Коноху.

— Вот оно что, — неторопливо тянет Третий. — Но в этом нет необходимости. Харуно Сакура вызвалась добровольцем в группу, которая отправляется на помощь к Данзо. Они выдвигаются, — сощурившись, он взглядывает на настенные часы, после чего кивает самому себе, — да, в полночь.

Сказанное наваливается на Какаши силковой тяжестью. Во рту пересыхает. Он сцепляет руки за спиной, ниже опускает голову.

И говорит:

— Рад это слышать, Хокаге-сама.

* * *

В тот же день его без вопросов пропускают к Обито, хотя и заставляют избавиться от всякого оружия, взрывных печатей и свитков. Напоследок Хьюга Фуу осматривает Какаши бьякуганом, кивает и отступает в сторону, давая пройти.

Югао остаётся где-то позади, у стены. Всё то время, что его обыскивают, в его сторону она не глядит.

Перед тем, как сдвинуть дребезжащий металлический засов двери, ведущей к камерам, один из стражников сухо информирует, что у Какаши есть не больше пятнадцати минут. «Ибики-сан предупреждал, что вы можете прийти. Велел пропустить, но ограничения есть ограничения. А ещё…» Стражник обращает сосредточенный взгляд на левую часть лица Какаши, закрытую тканью хитайате, и поджимает губы, двинув желваками: «Без фокусов».

В коридоре, промеж пустых камер с блестящими решётками, пахнет затхлой сыростью и непроницаемо темно — дневной свет сюда не проступает, а электричество отрицательно повлияло бы на чакраподавители. Когда дверь за спиной с громыханием захлопывается, становится невыносимо тихо.

Обито оказывается запертым в дальней камере. Пока Какаши туда доходит, леденящий холод делается почти привычным. Изо рта, не будь маски, валился бы зябкий пар.

— Пришёл?

Остановившись напротив серебрящихся в темноте металлических решёток, Какаши втягивает через нос сухо-спёртый воздух. Убирает руки в карманы брюк. Сжимает кулаки.

— Это ты, Обито.

Это правда он, а не Тоби. Какаши узнаёт его по голосу: собранному, низкому, выговаривающему со строгой бережностью каждый слог.

— Да, — только и отвечает он.

С давящей темнотой путается чернота повязки, которую обвязали вокруг глаз Обито. Сухие кончики отросших волос закрывают высокий лоб, та половина лица, что изувечена шрамами, остаётся недоступна взору. С каждым вдохом Обито ремни, обвивающие тело, натужно затягиваются. Холщовая бежево-жёлтая рубаха, как кокон, окутывает его с шеи до пят.

Такое зрелище отдаёт в рёбрах почти той же болью, какая была и в тот туманно-далёкий день, когда, хватая Рин за руку, пришлось оставлять Обито под каменистыми обвалами.

— Почему ты не сдал меня сразу? — произносит он, едва только молчание становится невыносимым. — Как же правила, которым ты следуешь?

— Ты что, хотел переложить ответственность за свою поимку на меня? — без упрёка или обиды.

— Так было бы проще. Поделили бы, как старые друзья, всё на двоих, — усмехается Обито, неестественно дёргаясь всем телом — хотел развернуться, но не удалось. — Моим планом было дождаться, когда ты убедишься, что меня необходимо сдать. Объявлять обо всём прилюдно хотел не я.

— Я бы взял на себя и не только это, будь то на самом деле нужно, — не задумываясь, отвечает Какаши и моментально ощущает, как закипают краснотой уши. Тихо откашливается. — Если убивал Тоби, то при чём здесь ты?

Умом Какаши знает: это не совсем так, ведь Тоби в Обито слишком много. Но когда довершает фразу, ему и самому становится легче — словно некая призрачная надежда окрасила учащённым сердцебиением его узкий мир фактов.

— Но я не врал тебе, когда говорил, что мне нравилось, что он лишает их жизни.

— Мы с детства лишаем кого-то жизни.

— В этом ты прав. Знаешь, как я восхищался тобой в бою, когда мы были генинами? Думал: наверное, этому придурку нравится чувствовать себя крутым. Всевластным. Как-то раз ты зарубил двоих из Ивагакуре одним ударом танто на каждого. Они хотели напасть на наш лагерь, и сенсей тебя похвалил за проявленную осмотрительность передо мной и Рин. Я и сейчас помню её восхищённый взгляд.

— Мне никогда это не нравилось. Я принимал нашу жизнь такой, какая она есть. Уверен, что ты тоже. И должно быть, когда вспоминаешь то, что сделал Тоби, ты путаешь одно с другим.

— Знаю, что тебе не нравилось. Теперь — знаю. Достаточно на тебя насмотрелся за столько лет.

— По-твоему, сейчас подходящее время для глупых шуток? — зло спрашивает Какаши.

— А ты что, притащился сюда меня вызволять? Если нет, то не дай хотя бы умереть от скуки.

Правда в том, что Какаши мог бы и не приходить. Но перед тем, как совершить всё запланированное, он хотел убедиться: Обито ещё можно спасти от смертной казни, убедив остальных, что:

— Ты справишься. Ты говорил мне, я помню: то, что Рин сказала тебе перед смертью, было для тебя всем. Я не верю, что сейчас ты думаешь, будто бы обманывался мнимостью её слов.

— Справлюсь, да? — добродушно хмыкает Обито. — Ну, как скажешь. Я буду вспоминать то, что она мне сказала, перед виселицей.

— Так сильно хочешь там оказаться?

— Хочу. Встретившись в Джодо⁽¹⁾ с Рин, скажу ей, что ты не такой умопомрачительный, как она считала. — Губы Обито дёргаются, обнажая белый ряд зубов, прежде чем снова сомкнуться в бесцветную тонкую линию. — Я забыл, как она выглядела. Помню только, что взгляд как у Сакуры. Ты же позаботишься о Сакуре? И о Наруто и Саске. Пожалуйста.

— Она не нуждается ни в чьей заботе, — сглотнув сухость в горле, произносит Какаши. — Но я сделаю всё, что смогу. Вместе с тобой.

— Считаешь, я сумею смотреть Наруто в глаза? — Обито предпринимает очередную попытку повернуться к Какаши всем корпусом, но в ответ лишь скрипят тугие ремни, и он мучительно кривится. Когда заговаривает, произносит всё единым порывом, бездумно: — Я помню кровь сенсея на своих руках. Он подумал, я пришёл на подмогу, и расслабился. А я пронзил его сердце кунаем. Кунаем, Какаши. Жёлтую молнию Конохи. Может быть, он что-то и успел понять, прежде чем я напал, но сопротивляться не стал — его глаза были закрыты уже тогда, когда я заносил руку, как будто он в один миг принял то, что я собирался сделать, и как будто боялся смотреть мне в глаза.

Вид сенсея, умирающего от руки Обито, так ярко встаёт перед глазами, что Какаши кажется, будто он сейчас задохнётся.

Мрак тюрьмы сужается до точек перед глазами.

— Я пойду, Обито. Пожалуйста, постарайся сопротивляться… ему. Если он снова захочет взять верх.

— Тоби и сейчас здесь, — звучит мгновенный ответ.

— Я пойду, Обито, — глупо повторяет Какаши, и только хочет сдвинуться с места, как раздаётся лязг металлического засова.

Дверь медленно, со скрипом распахивается, и в прорехе света возникают сначала слова стражника:

— Тут ещё один посетитель.

А затем возникает и знакомая фигура — фигура Сакуры.

До того, как за ней успевает закрыться дверь, она несётся вперёд поспешными шагами. По пролёту они отдаются гулким эхом, и Какаши кажется, что его застали за чем-то постыдным. Словно Анко и Гай снова подглядывают за ним в душе, чтобы увидеть, как выглядит без маски лицо.

— Сакура, — тихо проговаривает Обито подобно вопросу, на который знает ответ.

Несмотря на непроглядную темноту, Какаши замечает, как за те пару дней, что схвачен Обито, осунулось её лицо. Колкие плечи выглядывают из безрукавной накидки на молнии, подол бежевой юбки замирает у острых коленок.

Устала. И злится — особенно когда встаёт напротив и упирает руки в бока, расставив ноги вширь и заскрипев сандалиями на невысоком каблуке.

— Не ожидала, что ты будешь здесь.

— Здравствуй, Сакура, — приветливо зовёт Обито, пока Какаши успел найтись с тем, что вообще вправе ей сказать. — Слышу, ты в боевой экипировке. Отправляешься на миссию?

— Да, — говорит Какаши вместо неё, сверля Сакуру требовательным взглядом.

— Может, определим, кто с кем говорит? — усмехается Обито. — Правила, Бакаши. Правила. Тебе не пора?

Ещё несколько долгих секунд Сакура мерит Какаши не то злым, не то безразличным взглядом, а после поводит головой в сторону, как будто отогнав бесполезные мысли, и подходит вплотную к решётке.

Отыскав прищуренным взглядом Обито во мраке, про Какаши она забывает.

— Как вы, Обито-сенсей? Мне сказали, никаких пыток быть не должно.

— Конечно, не должно, я же уже сознался, — улыбается Обито. — Что за миссия? S-ранга? Знаешь, Сакура, такими темпами ты можешь стать специальным джонином, обогнав Наруто и Саске.

— Зачем они вас связали? — спрашивает упрямо. — Сидите тут как самый настоящий преступник, сенсей.

— Я и есть преступник, — без перехода отвечает Обито с присущей ему добродушностью, которую обычно он пускает в ход в разговоре с ней. — Мне кажется, или Какаши снова тебя чем-то обидел? Ты пришла — и язык проглотил.

— Он уже уходит. — Схватив металлические прутья, Сакура ещё больше подаётся вперёд, словно может пройти сквозь и оказаться с Обито рядом. — Его время почти вышло.

Возразить Какаши не успевает: дверь в который раз открывается, пропуская линии слепящего света в коридор и подтверждая сказанное ею.

— Пора, Какаши-сан, — говорит стражник.

Отведя сосредоточенное и выискивающее внимание от профиля Сакуры, Какаши взглядывает на него и замечает, как тот крепко хватается за ручку двери. В каждом движении и его отсутствии видны признаки подавляемого бесконтрольного страха. Должно быть, стражник — чуунин лет двадцати — наслышан, на что способен Мангекьё шаринган Пятого Хокаге, если собрать оба глаза вместе. И наличие блокирующих чакру кандалов опасений не умаляет.

Как и то, что здесь заперт обезумевший убийца собственного клана.

— Береги себя, Обито, — не глядя на него, произносит Какаши. — Не забывай то, что я тебе сказал.

Ты справишься. Ты докажешь, что вправе получить иное наказания, а не повешение.

Сакура не перестаёт игнорировать его даже напоследок, а Какаши отмечает и покатые плечи, и костяшки врезавшихся в решётки пальцев, и полный надежды взгляд, прежде чем уйти.

И чем ближе проблеск света, тем больше чёрных точек перед глазами он видит.

Он говорит себе: усталость. Говорит: если взять себя в руки, то обязательно справлюсь со всем.

Закрыть глаза — и представить, что она обнимает, дышит мягко под ухом, гладит по плечам. Закрыть глаза — и не видеть ничьей смерти.

Ни чьей смерти — ни от чьей руки.

* * *

Когда Какаши доходит до необжитой улицы, ведущей к дому, стрекот цикад накрывает как звуковой волной. Ночь выдалась прохладная, но сухая — снег растаял и отступил словно в одночасье, точно и не было долгой зимы. Не так давно, возвращаясь с Сакурой домой по этой же дороге, Какаши слышал, как скрипят её сандалии по сухому снегу. Следы разметались сразу же: оглядываясь, он видел вспышки поднявшегося на ветру мерцания. Бело-зелёный, контрастирующий с профилем Сакуры, лес оживал и неторопливо заходился от вялого ветра.

Красиво, думал Какаши, и, когда она поворачивалась к нему, кольнув предварительно руки кончиками волос, переводил взгляд вперёд, под ноги, вниз.

Красиво — и тепло.

А ещё — шумно и ярко: в отличие от него, Сакура не сковывалась, как перед прыжком, в движениях, ходила более размашистым шагом и, расправив плечи, могла звучно, с наслаждением наполнить грудь морозным воздухом — не как если бы хотела надышаться, а с той же простотой, что разлепляешь веки после смиренного сна.

Сейчас из поволчного сна шагов Какаши не выплывает — его выдёргивает: он ощущает внезапно явившуюся опасность, и перед мысленным взором встаёт чакра тёмно-фиолетового, неправильного цвета.

Вопль цикад гаснет, раздаётся с перерывами. Под ногами вихрятся, стукаясь, мелкие камешки и забиваются в сандалии.

Когда тянется к подсумку на бедре, тихий шипящий голос доносится так, словно он не то везде, не то у Какаши в голове:

— Надо же. А ты стал сильнее, Какаши.

Взявшись за звякнувший металлом сюрикен, Какаши метает его в развороте, чтобы тот переменил траекторию в последний момент, но за спиной никого не оказывается, и сюрикен падает где-то вдалеке, ударившись о землю.

Одним быстрым движением Какаши убирает хитайате с левого глаза и оглядывается, но поблизости — никого.

— Давно это было, да, Какаши-кун? — слышится всё тот же надменный низкий голос, обволакивающий подобно шипению готовящейся вот-вот напасть и отравить смертельным ядом змеи.

— Орочимару, — гулко шепчпет Какаши.

И тот действительно появляется, стоит назвать его по имени, — возникает между деревьями скользкой движущей тенью. Их разделяет около пяти шагов, но Орочимару не торопится их сократить.

— Я не собираюсь нападать, — с хитрой улыбкой произносит он. — Мне нет до тебя дела. По крайней мере в том смысле, в котором ты можешь сейчас думать.

О скорости Змеиного Саннина Какаши знает не понаслышке. Желай он и правда вступить в бой, воспользовался бы преимуществом, а не затевал бесполезные разговоры.

Какаши сменяет предбоевую стойку на чуть более расслабленную и, выпрямившись, отходит на полшага назад.

Из-за освободившегося в подсумке пространства звякают, ударяясь друг о друга, сюрикены.

— Ты не спрашиваешь, как я пробрался в Коноху, — медленно заключает Орочимару, чуть склонив голову вбок. — Значит, общаешься с Учихой Итачи и знаешь о барьере, любезно снятым для меня Данзо. — Не сводя с Какаши изучающего взгляда, он минует редеющие деревья и едва не вальяжно останавливается на обрыве дороги. — Данзо всё так же глуп и самоуверен — не замечает того, что у него под носом.

С губ Орочимару, что бы ни говорил, не сходит ухмылка. Изящно сложив обманчиво тонкие руки на животе, он расплывается в недоброй улыбке. Лицо его не переменилось за годы: такое же болезненно-бледное, осунувшееся и остро очерченное, словно целиком состоящее из линий. Вместо формы джонина Конохагакуре, в которой Какаши видел Орочимару в их последнюю встречу, на нём надеты тёмно-зелёная водолазка, причудливые широкие штаны того же цвета и светлая туника, обвязанная фиолетовым оби на подобии симэнавы⁽²⁾. Распущенные волосы, развиваясь на ветру, обнажают серьги в виде томоэ.

— Зачем ты здесь? — Какаши не церемонится.

— Как дела у моей дорогой Анко? Мне искренне жаль, что в ту ночь пришлось запереть её тоже. Это, между прочим, был последний раз, когда я помогал Шимуре Данзо.

Самый действенный способ против Орочимару — это гендзюцу. Поместив в иллюзию, Какаши сумеет его обездвижить. Только…

— Ну-ну, Какаши-кун, — прерывает мысленный поток Орочимару, как будто читает его как на ладони. — Я пришёл с миром.

— Только что ты подтвердил, что работаешь с Данзо.

— Ты хотел сказать: с будущим Хокаге, — издевательски скалится. — Сомневаюсь, что за это на меня наденут кандалы. — С притворным ужасом он медленно вытягивает руки, вывернув запястья ладонями вперёд. Оперевшись на ствол высокого дерева, заваленного сверху хвоей, оглядывает Какаши, как ручную зверушку. — Я не собираюсь убеждать тебя часами, Какаши-кун. Ты выслушаешь меня прямо сейчас.

«Сейчас» — раздаётся угрозой. Она Какаши не пугает, но он поддаётся — из упрямого любопытства и желания разобраться в том, что на самом деле происходит.

— Говори.

— С твоего позволения, Какаши-кун. — Орочимару с присущим ему свойством наклоняет голову, и крупная серьга с томоэ ложится на линию подбородка. — Всё куда проще, чем ты, я полагаю, воображаешь. Данзо и я работаем вместе: я помогаю ему использовать додзюцу клана Учиха, а он гарантирует мне, что, во-первых, я получу тело одного из молодых сильных обладателей шарингана, а во-вторых, Коноха — в том противном мне виде, в котором она существует, — будет стёрта с лица земли. Нет-нет, не торопись. Поумерь пыл и дослушай, — неторопливо прерывает, видя, что Какаши напрягается всем телом, дёрнувшись, как перед боем. — Я не стану свидетельствовать об этом — и сомневаюсь, что вы нуждаетесь в свидетельстве такого человека, как я, — но это Данзо управлял Кьюби. Знаю я об этом потому, что он это сделал при помощи тех экспериментов с клетками Первого Хокаге, о которых я ему поведал.

Информации так много, что Какаши не успевает её переварить. Впервые за долгое время он теряется. То, что всё происходит так спонтанно — появление Орочимару, его внезапное и вряд ли ему присущее желание поделиться своими планами, — ситуацию только усугубляет.

— Зачем Данзо это сделал? — спрашивает Какаши, успев заключить логически лишь одно: причины, по которым Орочимару мог сюда пробраться и не нападать, не вырисовываются, а значит, пока остаётся лишь прислушаться к тому, что он говорит.

— Разве не очевидно? — ухмыляется Орочимару. — Я помню, что в молодости ты отличался высокими аналитическими способностями, Какаши-кун. Подумай-ка, что переменилось в Конохе после нападения Кьюби? Кто сделался виноватым в глазах добропорядочных жителей нашей дорогой деревни? Вот-вот-вот, теперь я вижу по твоему взгляду: ты всё понимаешь. Сложно признаваться в этом самому себе, верно? Что виновен не только Данзо, но и жители Конохи, не признающие тех, кто от них сильно отличается.

— Он хотел, — заговаривает Какаши глухо, борясь с закипающей в груди слепой ненавистью, — чтобы все ополчились на клан Учиха, а те, в свою очередь, совершили переворот? И только ради этого…

— Да, только ради этого, — холодно перебивает Орочимару, — правда, доводить до переворота он не хотел. Благородный Корень под его, Данзо, благородным предводительством выявил и устранил бы зачинщиков заранее, и в глазах тех, у кого под подушкой лежат сказки про Волю Огня, Шимура Данзо стал бы героем — не хуже Первого Хокаге. — Поднявшийся ветер шевелит распущенные волосы, и он выпрямляется, чуть запрокидывая голову назад. Вертикальные зрачки сужаются сильнее обычного. — Вас учат анализировать бой, но не учат анализировать то, что стоит за боем. Примитивные, жалкие существа. Ни Четвёртый, ни его прихвостень Пятый — им не хватило ума понять, что всегда останутся люди, которые будут против Учихи в кресле Хокаге. Им казалось, Коноха расцветает, и всё налаживается, в то время как поистине расцветал, прорастая, только Корень. Ведь Данзо так и не смирился с тем выбором, который некогда сделал мой дорогой сенсей, а вслед за ним и Четвёртый. — Последние слова он почти выплёвывает, и в противовес тому в его змеиных глазах застревает горькое веселье. — Предвосхищая твои, Какаши-кун, вопросы: я понятия не имею, причастен ли Данзо к резне клана, и мне на это плевать. Но давай пораскинем мозгами вместе — зачем он попросил меня о последней услуге в ту ночь? Заманить Хатаке Какаши в ловушку. Хатаке Какаши, который, объединившись с Пятым, как известно, способен на многое.

Договорив, Орочимару широко улыбается — с таким видом, словно и на это расщедрился. Какаши застёгивает подсумок и подходит к нему ближе, пока их не разделяет два шага — вблизи тот похож на окрашенного в грим актёра кабуки.

Даже чистая ночь не холодит спутанные мысли, мечущиеся в голове.

— Первоначальный план по каким-то причинам не удался, и он решил уничтожить клан Учиха.

— Полагаю, что да, — чуть кивает Орочимару, изображая довольство — так выглядят взрослые, чьи дети только научились ходить. — Весьма неплохо, Какаши-кун.

— Но зачем ему это? Если его целью было выглядеть героем.

— Должно быть, геройствовать оказалось сложнее, чем он предполагал? Я не знаю, и мне нет до этого дела.

— А до чего тогда тебе есть дело?

— Многие твои собратья по оружию при виде меня первым делом пустили бы в ход свои сильнейшие техники, а ты задаёшь вопросы — и в правильной последовательности. Мне это нравится.

— Свои техники я могу пустить в любой момент, Орочимару, — стальным голосом проговаривает Какаши. — Отвечай: что тебе нужно?

— Всё весьма просто, Какаши-кун. Мне нужна гарантия безопасности и ненападения. Я выдал тебе всё, что знаю, взамен ты, став Хокаге, не трогаешь ни меня, ни тех, кто захочет ко мне присоединиться. Я в дела Конохи тоже более вмешиваться не стану.

— Ты говорил, твоей целью было разрушить ту Коноху, которая тебе ненавистна. Хочешь, чтобы я поверил, что существует вещь, заставившая тебя передумать?

Не прекращая улыбаться, Орочимару высовывает длинный язык и круговым движением облизывает им губы, прежде чем произнести:

— Кстати сказать, мой ученик, Якуши Кабуто, просил передать особенный привет Харуно Сакуре — они сталкивались на собрании джонинов, когда она не хотела, чтобы её сенсея отстраняли от роли Хокаге дрожащей Конохагакуре⁽³⁾.

От звука её имени всё, что удерживало Какаши на месте, отощает, и в один миг он оказывается напротив и предплечьем прижимает горло Орочимару к шершавому стволу дерева. Доверчиво запрокинув голову назад, тот не обороняется — напротив, коротко заливается неестественным смехом.

— Я лишь хотел подвести к тому, — злобно-иронично сверкая в темноте желтоватыми глазами, — что не так давно я и Кабуто столкнулись с нашими с тобой общими знакомыми. Ты наверняка наслышан. Тензо, кажется. И мой дорогой друг Джирайя.

— При чём здесь Сакура? Отвечай, — Какаши продавливает бледное горло Орочимару почти до треснувших сухожилий, — иначе я отрублю тебе голову голыми руками.

— А ещё с ними — с Тензо и Джирайей — были Наруто и Саске. Тот самый Саске, чьё тело я нашёл для себя приемлемым. — Орочимару усмехается, не скрывая наслаждения от реакции Какаши. Собственное положение его, кажется, нисколько не смущает. — Не будь там Джирайи, мы бы, может, и схватили Саске. Но, увы, нам пришлось бежать.

В пальцах Какаши закипает подступающий Райкири. В груди — печёт ещё сильнее.

— Но вот незадача, Какаши-кун: когда мы оторвались, уже через час пути напоролись не на кого иного, как на Учиху Итачи — сына главы клана, капитана АНБУ, преданного поборника Воли Огня. Ты ни за что не догадаешься, что он сделал. — Проведя языком по нижней губе, он с неожиданной серьёзностью проговаривает: — И меня, и Кабуто Итачи поместил в сильнейшее ультимативное додзюцу — Изанами. Разрушая Коноху вновь и вновь, убивая сенсея вновь и вновь, постоянно, без устали и неоднократно завладевая додзюцу клана Учиха, в конце концов я подумал: есть ли мне дело до этой деревни? Нужен ли мне Учиха Саске? Сдались ли мне прислуживать этому идиоту Данзо?..

— Орочимару… — Какаши давит сильнее, но тому хоть бы хны: с лица так и не сошла ехидная улыбка.

Теперь, правда, в ней показывается и кое-что ещё. Что-то, чему Какаши не находит сходу определения.

— В Саске недостаточно ненависти, ему не нужна сила, он не пойдёт за мной, — продолжает Орочимару, и становится ясно, что именно отражается в его глазах. Это — отчуждённая усталость, нечеловеческое принятие, сравнимого по масштабам с которым Какаши никогда прежде не видел. — Что заставило его не желать мести? Что его остановило? Разве тебе не интересно узнать, Какаши?

Рука медленно опускается вниз, Райкири замирает где-то в кистях и гаснет.

Довершает Орочимару спокойно, без бравады, злых усмешек. Без эмоций:

— Глаза тех Учих, которые прижились Данзо, спрятаны у него в руках. Я вживил ему клетки Хаширамы, чтобы хватало чакры на использование.

У ног становится обжигающе жарко, как будто стала вдруг плавиться земля, и Какаши инстинктивно отходит назад. Только сейчас он видит, что вспыхнул настоящий огонь — тот поднимается выше, по телу Орочимару, скрывая его собой, как ширмой.

Катон-хо шуншин, понимает Какаши, и не рискует подходить.

И тому же… не видит необходимости.

— Надеюсь, — произносит Орочимару, прежде чем огонь полностью успевает его поглотить, — если тебе удастся стать Хокаге, ты вспомнишь о моей просьбе, Какаши.

В конце, на том месте, где он стоял, не остаётся ни единого облака дыма.

---

1) Джодо — чистый мир.

Вернуться к тексту

2) Симэнава — верёвка, сплетённая из рисовой соломы.

Вернуться к тексту

3) При желании можете внимательно перечитать четырнадцатую главу, финальный эпизод с собранием, чтобы найти там Кабуто.

Вернуться к тексту