Гарри Поттер и Кружка бедняка (джен)

Они стояли вдвоем на верхней площадке Астрономической башни. Здесь было очень красиво. Холодный ветер забирался в широкие рукава мантии, но это было неважно. Гарри всегда нравилось это место, и даже горькие воспоминания о последних минутах жизни Дамблдора не могли этого испортить. Как бы это ни было горько, но старый волшебник сам избрал свою смерть. Избрал и спланировал. И ушел так, как сам хотел. Непобежденным.

— Гарри, неужели ты не понимаешь, что ты изматываешь себя? — горячо, даже яростно воскликнула Джинни.

— Просто одно цепляется за другое. Ты же знаешь, так всегда было. Как только я решаю вести себя благоразумно, неприятности сами меня находят.

— Ох, Гарри... Я не могу видеть, как ты один продираешься сквозь все это.

— Я не один, Джинни. У меня есть ты. Есть Рон и Гермиона. Есть Сьюзен и Невилл. Все наши юниоры, весь аврорат. И даже немножко учеников Хогвартса, которые вроде бы начали остывать и включать мозги.

— Не немножко. Ты не представляешь, что сейчас творится в факультетских гостиных, на переменах. Они все взбудоражены, все спорят. Но вроде слизеринцев перестали задирать. Это очень хорошо. Это уже победа. Вряд ли гриффиндорцы когда-нибудь станут большими друзьями слизеринцев, но хотя бы перестанут драться и ненавидеть друг дружку, как это было всю осень.

— Ну вот. Ты же все сама понимаешь.

Джинни обняла его и, положив голову на плечо, тихо ответила:

— Понимаю. Но только я вижу, чего тебе стоит все это.

Гарри обнял ее в ответ, поцеловал в макушку и сказал, усмехнувшись:

— Ну, предположим, мисс зануда Грейнджер тоже меня из-за этого пилит. Но что я могу поделать? Если я могу что-то для них сделать, я это сделаю. Иначе зачем вообще было...

Джинни с силой пихнула его в бок:

— Я просила тебя никогда этого больше не говорить! Зачем было возвращаться! Гарри Поттер, когда ты уже поймешь, что я живу только потому, что жив ты?

Он поцеловал свою прекрасную рыжеволосую колдунью так нежно, как только мог. Да, пока у него была ее любовь, ничто было для него не страшно. Ее прикосновения всегда были для него целительной силой, даже в самые страшные минуты. Последние два дня и правда дались ему тяжело. Невыразимцы не врут, когда дают свои прогнозы, черт бы их подрал... Но Дамблдор был прав: любовь — это самая великая сила, самое лучшее лекарство, самая могущественная магия на свете...

— Мне пора, — улыбаясь, сказал Гарри, с большой неохотой разрушая это теплое волшебство. — Юниору Поттеру нужно срочно в аврорат. А тебе нужно идти на занятия. Уверяю тебя, Макгонагалл не будет делать тебе поблажек только потому, что ты — будущая жена Гарри Поттера. Ты и так бессовестно пропустила травологию.

— Плевать мне на травологию. И на Макгонагалл. Обещай мне, что будешь беречь себя!

— По возможности, как и всегда. Я не самоубийца, если ты об этом. И мне точно есть ради чего остаться на этом свете как можно дольше. Но ты знаешь: прятаться и спасать свою шкуру, пока в опасности другие, я не смогу. Даже если бы хотел — не смог бы, — и он снова ехидно улыбнулся. — Иначе какой я после этого гриффиндорец?

— Иногда я жалею об этом, — недовольно буркнула Джинни. — Немного изворотливости и хитрости от наших зеленых друзей тебе бы точно не повредили.

Он засмеялся и снова поцеловал ее.

— Пойдем вниз. Ты замерзла. Пиши мне, хорошо?