Хорошо подготовленный разум - The Well Groomed Mind  (джен)

Первый день зимних каникул застал меня сидящим в библиотеке с запасным блокнотом, где я записывал пером все свои безумные идеи. Я выбрал стол в глухом уголке библиотеки, у окна, подальше от всех портретов и людей. После нашей беседы, Моуди разрешил мне заниматься по индивидуальной учебной программе, в дополнение к нашим занятиям по окклюменции, изучению парсельтанга, и всего остального, что мы изучаем по другим предметам. Верный своему слову, — до тех пор, пока я улучшаю свои оценки и остаюсь первым по всем предметам, он учил меня дополнительно всему, чему я захочу, в пределах разумного, конечно же. Я решил изучить защитные, поисковые и прослушивающие чары, потому что через неделю после того, как я закончил просматривать старые номера Пророка, я начал копаться в записях по избирательной кампании Альбуса Дамблдора. Затем, используя удобное поисковое заклинание, которое я нашел в Методичке по Чарам, я расширил свой поиск, чтобы включить известных членов ордена Феникса и его сторонников, в том числе и Уизли.

Картина складывалась весьма некрасивая.

Эльфиас Додж и Альбус Дамблдор проголосовали за каждый пункт законодательства, запрещающий книги и так называемые темные артефакты, — интересный термин, который закон не определяет четко. За исключением кровавых перьев и смертельно проклятых объектов (смертельных по общественному мнению, и зависящих от возможности аппарировать поблизости от Мунго), темные артефакты были идентифицированы отделом обеспечения Магического правопорядка во время обысков.

Если бы мистер Уизли обыскал мой чемодан и решил, что мой запирающийся на кровь сундук был так называемым темным артефактом, — спорный вопрос, в соответствии с действующим законодательством, — он мог бы арестовать меня и отправить в Азкабан до ожидания судебного разбирательства. А судебное разбирательство, которое, кстати, в соответствии с законодательством, утвержденным со времени падения Волдеморта, совместно возглавляют Бартимеус Крауч и Альбус Дамблдор, не обязательно должно состояться немедленно. После утверждения данного законодательства, все, что требовалось для того, чтобы посадить кого-то до конца жизни в Азкабан, это объявить его или ее Пожирателем смерти. Доказательств не требовалось, как и суда над обвиняемым. Они даже не утруждали себя проверкой, была ли у человека темная метка.

Дальше — хуже.

С чисто политической точки зрения, мои родители и Сириус были наименее ценными членами Ордена. Мой отец происходил из Древнего Рода, но он потерял большую часть семейного богатства, прежде чем умер, и не имел власти в Министерстве или Хогвартсе. И так как Сириус был единственным из Блэков не на стороне Волдеморта, его имя ничего не значило. Да, он был наследником главы рода, но имел доступ только к своему целевому сейфу, а не ко всему состоянию Блэков. Моя мать была безродной волшебницей, которая всего лишь удачно выскочила замуж. Из четырех мародеров положение Люпина беспокоило меня больше всего. Я всегда полагал, что никто не знал о его оборотничестве, но Грейбек совершил нападение на его семью 27 Мая 1964 года, что было отражено в Ежедневном Пророке. К нему прилагалась даже колдография родителей Люпина, стоящих у кровати своего сына в Мунго. Он мог скрыть свою болезнь от своих одноклассников, но взрослые точно знали про это. Кроме того, он был одним из двадцати трех магических детей, которых укусил оборотень в 1964 году и был единственным, кто поступил в Хогвартс. А Хагрид был единственным полу-гигантом, который учился в Хогвартсе, за всю историю школы. Давать разрешение кому-либо из них поступать в Хогвартс — это формальное нарушение закона. Не то, что бы Дамблдор заботился о таких мелочах, но это позволило ему заслужить вечную благодарность таких учеников. И они сделали бы для него все, что угодно.

Может быть, в этом и кроется разгадка. Великаны и оборотни не особо популярны с политической точки зрения. Да что там, они практически изгои, но как боевая единица они бесценны. Пытался ли Дамблдор использовать Хагрида и Люпина для вербовки их сородичей или же он играет в более тонкую игру? Судя по его отношению ко мне, последнее наиболее вероятно.

Что Дамблдор пытался показать оборотням и великанам, принимая Люпина и Хагрида в Хогвартс? Великий Альбус Дамблдор принял их, когда все от них отвернулись. Он сражался за их право учиться в Хогвартсе. Посмотрите, что он сделал для Люпина и Хагрида, — они живут как люди. С таким блестящим примером толерантности, никто не обратит внимания на его голосование за программу по переселению гигантов или за издание закона о стерилизации всех оборотней, отбывающих наказание в тюрьме, в целях "уменьшения их агрессии". Мне аж дурно стало.

В прошлом году я доверял Люпину. Но не сейчас. Оглядываясь назад, я понимаю, что у него всегда находилась какая-нибудь причина, чтобы возиться со мной. Когда он учил меня заклинанию Патронуса, то никогда не задавал очевидные вопросы: например, почему я выбрал полеты на метле или какие у меня самые счастливые воспоминания. Мне казалось, что он был порядочным и скромным учителем. В конце концов, я выучил заклинание Патронуса, но он допустил преступную халатность, когда забыл принять аконитовое зелье. Несмотря на то, что он был на свободе все мое детство, он никогда не связывался со мной и тетей Петунией. Когда я спросил ее об этом прошлым летом, она поморщилась, как будто вспомнила о чем-то неприятном, а потом сказала, что никогда не слышала о нем. В тот раз я ей поверил.

Люпин утверждал, что он скорбит по своим друзьям, причем настолько, что для него было слишком трудно общаться с их единственным выжившим родственником, но мне что-то не верится, что он горевал на протяжении всех десяти лет. Я склонил голову и глубоко вздохнул. Нет нужды ломать голову над мотивами поступков Люпина. Он бросил меня, затем вернулся в мою жизнь и вновь повторил свой фокус с исчезновением, даже не пытаясь связаться со мной, когда Кубок выбросил мое имя. Довольно.

Как и Люпин, Петтигрю был «другом» моих родителей, а его анимагическая форма сделала его ценным шпионом Волдеморта.

Я побарабанил пальцами по столу. Какая заманчивая мысль! Уизли были сторонниками Дамблдора во время Первой Войны. Мистер Уизли, совместно с профессором Дамблдором, принимал участие в создании нескольких законопроектов о магглах, в том числе его знаменитом Законе о Защите от Магглов, который сделал магическую самозащиту от вооруженных магглов преступлением достойным Азкабана.

Согласно Уходу за Волшебными Животными, подвид крысы, в которую превращается Петтигрю, живет в среднем три года. В семье Уизли он живет двенадцать лет, и они не могли не заметить или не знать этого. Чем же купил Петтигрю их молчание? Или это был Дамблдор? Информация — это сила, а крыса-анимаг могла бы многое разузнать, окажись она в нужном месте. Другими членами ордена были учителя, чиновники Министерства, юристы, Авроры, и один преступник по имени Мундунгус Флетчер, который, вероятно, знал больше о черном рынке, чем все остальные вместе взятые.

Если рассматривать их с точки зрения занимаемых ими должностей, действий в конце последней войны, и протоколов голосования их лидера, орден Феникса имел жуткое сходство с Пожирателями.

— Вот ты где. Я везде тебя ищу, — сказала Гермиона, уронив стопку книг на стол. Я чуть не застонал. Хотя поначалу она и приняла мою сторону, когда я изобличил подлую натуру Рона, ее решимость таяла с каждым днем.

— Где Рональд? — спросил я, прежде чем она перескочила на другую тему.

— Играет в шахматы с Дином. Он должен делать домашнее задание, как ты... — она осеклась, наклонившись над столом и пытаясь прочитать мои заметки вверх тормашками. Я закрыл их рукой, но было поздно. Она выхватила у меня блокнот и сунула в него свой любопытный нос.

— Отдай, — сказал я, стараясь добраться до него, прежде чем она прочитает там что-нибудь уличающее меня. Гермиона посмотрела на меня на секунду, но когда я сделал еще одну попытку вернуть блокнот, она повернулась ко мне спиной и продолжила читать. — Ты забыла наш разговор о конфиденциальности? Я растягивал слова, посылая в ее руки жалящие проклятья.

Она дернулась от боли.

— Да, но...

— Никаких "но", Гермиона. Тебе пятнадцать лет. Пора научиться думать о возможных последствиях своих действий, прежде чем потакать своим идиотским побуждениям. Тебе никогда не приходило в голову, что, если ты не научишься воздерживаться от удовлетворения своего любопытства, то в один прекрасный день узнаешь что-то, чего тебе не следовало бы знать? — Прошептал я, скастовав анти-подслушивающие чары и мысленно ругая себя за невнимательность. Милосердная Цирцея, она была достаточно милой до тех пор, пока с уважением относилась к моей частной жизни; я возвел защиту от прослушивания, предвидя, что предстоит серьезный разговор.

— Как много ты успела прочитать? — Спросил я.

— Достаточно, — сказала она, передернув плечами.

Она снова вернулась к чтению. Хоть и очень хотелось, но я поборол искушение и не проклял ее. Если бы я сделал это в библиотеке, сигнальные чары мгновенно засекли бы «темное» заклинание, и мне пришлось бы отвечать на щекотливые вопросы Дамблдора. Не стоит так рисковать.

Моя магия заструилась под кожей. Я закрыл глаза и начал обратный отсчет. Как только магия успокоилась, я протянул руку за блокнотом, но она не вернула его.

— Гермиона, ты действительно не захочешь в этом участвовать.

Она пожала плечами.

— Этот ничем не отличается от любого другого приключения, что мы переживали в каждом году.

— Поверь мне, — сказал я. — Ты не захочешь быть вовлеченной в противостояние между Дамблдором и Волдемортом. А именно это и произойдет, если ты не прекратишь читать и не забудешь обо всем, что узнала.

Я частично цитировал Моуди, на счет, которого до сих пор не определился. У меня не было возможности проверить его по карте, так чтобы он не заметил слежки. Этот его чертов глаз, видит сквозь любые физические преграды. Как бы там его ни обзывали, он был прав. Я вел смертельную игру. Если я проиграю, то не хочу, чтобы Гермиона пошла ко дну за мной.

Её глаза расширились. Она ахнула.

— Гарри, это... — нижняя губа Гермионы задрожала, а лицо перекосилось от шока, как будто мир под ногами только что рухнул, увлекая ее в бездонную пропасть. Мое сердце сжалось. Я точно знал, как она себя чувствует. — Ты уверен?

— На девяносто процентов, — мягко сказал я, снова протянув руку, чтобы взять блокнот обратно. Но она не вернула его и на этот раз. Вместо этого, она уселась рядом со мной, прижимая блокнот к своей груди как спасательный круг. Дрожащими руками она положила его на стол и разгладила страницы.

Я заглянул ей через плечо. Она развернула блокнот на моей схеме по сравнению Пожирателей с Орденом Феникса.

Однажды, я прочитал увлекательную историю о портретах. Они привязаны к замку и, соответственно, к директору школы. Шпион может исказить истину или соврать. Они не могут.

Пожирателям приходится прослушивать каминные сети, сверлить отверстия в стенах и накладывать подслушивающие чары, а Альбус Дамблдор контролирует портреты бывших директоров и директрис. За немногими исключениями, они были наиболее почитаемыми колдунами и ведьмами своего времени. Эти портреты висят в частных домах, Министерстве, Мунго и в мире бизнеса, в том числе в Гринготтсе и редакции Ежедневного Пророка. Директору нужно только приказать им посетить один из своих портретов и вернуться с информацией. Великолепная шпионская сеть. Дамблдор утверждает, что он не хочет быть министром. В одной из своих речей он даже рассмеялся и сказал, что он не хочет власти. Ложь!

Кто контролирует Хогвартс, тот контролирует волшебников Великобритании из поколения в поколение. За Директором, а не за Министерством, последнее слово в составлении учебных программ. Он определяет, какие книги должны быть в общем доступе в библиотеке, запрещает одни и убирает другие. Он учит поколения студентов, как думать, о чем думать, и, что не менее важно, определяет и выделяет своих конкурентов. Добавьте к шпионажу посредством портретов такую «незначительную» деталь, как пост главы Визенгамота и МКМ, и вы получите диктатора под личиной директора. Он даже имеет свою собственную "секретную" организацию для реализации своих планов. Иногда, члены этой организации даже открыто нападают на его политических оппонентов, как тогда, когда мистер Малфой, выступающий против Закона о Защите Магглов, пострадал от несанкционированного обыска мистера Уизли в своем поместье, хотя закон для магглов и волшебников один. Правовой раздел Ежедневного Пророка задокументировал жалобу мистера Малфоя, но она исчезла примерно через неделю после того, как Дамблдор был уволен с должности директора школы.

— Гарри, — прошептала Гермиона. Я встретился с ней взглядом. — Это безумие. Ты собрал информацию о Дамблдоре и составил на ее основе безумную теорию заговора. Профессор Дамблдор никогда не ...

— Сириус Блэк, — прервал я ее.

Она озадаченно моргнула и прикусила губу.

— Но, Гарри, он всегда защищал..., — Гермиона осеклась, явно расстроенная тем, что не находит весомых контраргументов. — Ну, он же спрятал камень в школе, и он действительно не знал, что делать с Василиском. Это было, прости, слишком очевидно для любого, кто имел хоть немного мозгов.

— Без обид.

— Но он дружил с твоими родителями, — сказала она, как будто это оправдывает, все, что он натворил. Это не так. У Джека Потрошителя тоже, вероятно, были друзья, или, по крайней мере, люди, которые считали его своим другом.

— Гермиона, — начал я осторожно, насколько мог, чтобы не давать ей ложную надежду, — моим родителям был двадцать один год, когда они погибли. Профессор Дамблдор был их директором в течение семи лет. Я очень сомневаюсь, что они вдруг стали лучшими друзьями сразу после выпуска. Любая дружба, которая у них была, по его утверждению, весьма сомнительна.

— Но, — запротестовала она.

Вздохнув, я пробежал пальцами по своим волосам.

— Гермиона, ты хочешь равные права для домовых эльфов, верно? — Она кивнула в знак согласия. — Когда ты узнала, как обращаются с домовыми эльфами или Клювокрылом, ты когда-нибудь потом изучала нашу государственную систему? Я не говорю о том, как управляется Визенгамот или как выбирается министр, я имею в виду политический режим и государственный строй.

— У нас конституционная монархия с демократическими законами.

Я фыркнул.

— Открой глаза и посмотри на мир вокруг себя. Министерство Магии — это наше законное правительство, которое приговорило к поцелую молодого мужчину без всякого суда и следствия. Этому есть другое определение: быстрая казнь. Мы не в состоянии войны с кем-либо, они не объявляли чрезвычайное положение или нечто тому подобное, чтобы узаконить свои поступки. Прежде, чем ты возразишь, что Сириус является исключением, проведи собственное расследование. Он не первый человек, которого они незаконно засадили в Азкабан. Просто он первый, кто протянул там так долго. — Я схватил ее за руку. — Казни являются характерной чертой тоталитарного режима и анархии. В настоящее время, это политика нашего правительства. Мне очень жаль. Я знаю, что ты хочешь верить, будто Дамблдор сражался за правое дело. Я хочу верить в то же самое насчет своих родителей, но факт остается фактом: быстрая казнь так же неправомочна, как и политическая цензура, показательные процессы, контролируемые государством средства массовой информации, такие как Ежедневный Пророк и Волшебная Беспроводная Сеть, и несанкционированные обыски. Все, что делает Министерство Магии, происходит с одобрения министра Фаджа и Главного Чародея Альбуса Дамблдора.

— Но Дамблдор — великий человек, — упрямо продолжала она гнуть свою линию. В ее голосе появились истерические нотки. Я шевельнул палочкой под столом и наложил на нее успокаивающие чары, прежде чем она привлекла к себе внимание окружающих.

— Лорд Эктон сказал бы лучше, Гермиона. Власть развращает людей, а абсолютная власть развращает абсолютно. Великие люди — почти всегда плохие люди. Что заставляет тебя думать, что Дамблдор — исключение?

Зная, что Гермиона была психологически не в состоянии это выбросить из головы, не воспринимая картину в целом, я протянул ей свою хронологическую запись, списки литературы по законодательству и все, что я знал о публичных судебных заседаниях по ложным обвинениям.

— Читай, — приказал я, копируя манеру речи Моуди. — Если ты захочешь перепроверить мои записи, книги находятся в разделе истории. Я уже отметил нужные ссылки. Ты не уйдешь отсюда без моего разрешения и не оставишь мои заметки на виду. Я также требую нерушимую клятву, что ты не поделишься этим с кем-либо без моего письменного согласия или не напишешь об этом кому-нибудь.

Она удивленно открыла рот. Взмахом палочки, я отменил заклятье молчания.

— Но, Гарри, нерушимая клятва может убить меня, если… Ты же не ожидаешь, что я...

Я схватил ее за подбородок и притянул к себе так, что мое лицо оказалось в нескольких дюймах от ее лица.

— Гермиона, я тебя знаю. Без нерушимой клятвы, первое, что ты сделаешь, это побежишь к МакГонагалл, как это было с философским камнем и моей "Молнией". Если ты не поклянешься, то мне придется наложить на тебя Оbliviate.

Я только один раз практиковал его на миссис Норрис, и не был уверен, смогу ли наложить это заклинание без нанесения ущерба ее разуму. Судя по тому, как кошка врезалась в стену от моего заклятья, я бы сказал, что это было не самое лучшее исполнение с моей стороны. Поэтому я надеялся, что она принесет мне клятву.

— Эта метла могла бы убить тебя.

— Гермиона, если я прав, и ты проговоришься, существует высокая вероятность того, что мы оба будем убиты или брошены в Азкабан. Теперь я готов сидеть здесь и смотреть, как ты читаешь мои заметки и выводы. Потом я отведу тебя к Моуди и попрошу его быть нашим «связующим». В противном случае, — сказал я, направив палочку прямо на нее, — мне придется наложить на тебя Оbliviate.

Она сглотнула и медленно кивнула, глядя на мою палочку, как кролик на удава. Для нее это действительно было так. Потеря знаний было ее худшим кошмаром. Я ненавидел себя, за то, что угрожаю ей, но я также опасался, что они могут сделать с нами, если она проговорится не тому человеку. Я требовал клятву, чтобы защитить нас обоих.

Пока Гермиона читала, я открыл ежедневник и начал составлять список вопросов для профессора Дамблдора. Я думал, что он забыл о том, как 21 декабря МакГонагалл попросила меня остаться после последнего урока Трансфигурации. Тогда она попросила зайти к ней в кабинет в 9 утра, и там спросила меня: "пересмотрели ли вы свое решение насчет прощения Рональда Уизли, мистер Поттер?" Я ответил тогда: "не в этой жизни, профессор", — прежде чем она начала убеждать меня в обратном.

Мне нужно было продумать предстоящий разговор до нашей встречи, в том числе, какие вопросы я могу спокойно ему задать и на какие вопросы я не должен отвечать. Моя ментальная защита улучшилась достаточно для того, чтобы я почувствовал, если он захочет проникнуть в мою голову, но не настолько, чтобы продержаться против него. По словам Моуди, чтобы продержаться против кого-то калибра Дамблдора или Волдеморта, требуются годы учебы и тренировок. Я попросил его пойти на эту встречу со мной. Если Дамблдор не откопает что-нибудь существенное, — достаточно существенное, чтобы представлять опасность для меня, — я всегда могу разоблачить Моуди до конца года. Если все раскроется, мне понадобится сумасшедший, но с хорошими связями Аврор (или, по крайней мере, его подражатель).

Несколько часов прошло тихо, прежде чем Гермиона положила мой блокнот и сложила руки на коленях. Я посмотрел на нее.

— Ну? — Спросил я.

— Я не говорю, что ты прав. Это немного надуманно, но ... я просто не понимаю, почему ничего из этого я не замечала. Ты не глуп, Гарри, но и не Эйнштейн. Как ты заметил что-то подобное, чего не замечала даже я?

Я был ошарашен ее высокомерием и гордыней. Она сказала это под влиянием шока или же действительно считает, что у меня настолько низкий IQ? Я закрыл глаза и сосчитал в обратном порядке до десяти, успокаивая свою магию, чтобы не разнести тут все к чертям вместе с ней.

— Скажи мне правду, Гермиона, куда хотела отправить тебя шляпа?

Она разозлилась, ее волосы, вставшие дыбом — верный знак того, что она была крайне раздосадована.

— Гриффиндор, конечно.

Я фыркнул.

— Конечно, и шляпа хотела отправить Рональда в Хаффлпафф.

— Хорошо. — Гермиона скрестила руки на груди и надулась. — Райвенкло. Мы все не идеальны.

Я усмехнулся.

— Я тебе по секрету скажу, но ты должна пообещать, что не донесешь Рональду.

Гермиона наклонился вперед.

— Очередную теорию заговора?

— Нет, это совсем другое, но я не хочу, чтобы все вокруг прознали об этом.

— Это не повредит никому, не так ли?

— Только мне.

— Я обещаю.

— Шляпа хотела отправить меня на Слизерин.

Она прикрыла рот руками.

— Серьезно? — пискнула она.

— Серьезно.

— Рон бы умер, если бы узнал.

— Вот почему никто никогда не скажет ему об этом. Хорошо?

— Конечно. Твоя тайна останется со мной. — Гермиона постучала по моим заметкам. — Как шляпа смогла заметить это прежде меня?

— Мы думаем по-разному. Возьмем ту же книгу по Истории Хогвартса. Ты прочла ее от корки до корки, потому что хотела знать все о Хогвартсе. Ты ценишь знания ради самих знаний, — да ради Бога, но я не такой. Я читал Историю Хогвартса, потому что хотел знать больше о полномочиях директора в замке; его юридические права; правила, которым должны подчиняться преподаватели и студенты; и Устав школы. Иными словами, я читал это, потому что знание — это сила. Я читал ее, чтобы узнать больше о правах и обязанностях профессора Дамблдора и придумать, как я могу использовать эти сведения для собственного блага.

— Я понимаю, — сказала она с решительным выражением лица. — Но обещай, что прислушаешься ко мне, если я найду доказательства, опровергающие твои выводы.

— Если ты сможешь найти доказательства, не вызывая подозрения и не обсуждая это с кем-либо еще помимо меня, я выслушаю тебя. Однако ты должна иметь в виду, что после смерти моих родителей, Дамблдор запечатал их завещание и бросил без суда моего опекуна в тюрьму. Затем он сам назначил себя моим опекуном и поверенным и подбросил меня ночью к Дурслям, которые относились ко мне немногим лучше, чем Малфои к Добби.

Она дотошно расспросила меня, что было после посещения Гринготтса. Я не говорил ей больше того, что она уже знала или подозревала. Я рассказал ей все это, чтобы остановить ее от немедленной погони за «доказательствами невиновности Дамблдора», но она удивила меня.

Гермиона протянула мне руку.

— Давай найдем Моуди. Я не уверена, что ты должен доверять ему в этом деле. Он, все-таки, один из членов Ордена Феникса. Может быть, нам следует спрашивать об этом кого-то из старших курсов или вообще из другой школы.

Я улыбнулся ей.

— Моуди совершенно другой, — не такой, как кажется на первый взгляд. Он уже подозревает, что я это знаю. Я уверен, что он не скажет Дамблдору.

Моуди не расскажет. На прошлой неделе, во время урока по окклюменции, я сознательно показал ему свои мысли о том, когда понял, что он не настоящий Моуди. И убедился, что самозванец понял, что я собираюсь держать свой рот на замке. Он непременно устроит мне взбучку на следующем уроке из-за того я что не смог скрыть все от Гермионы, но поможет.