Хорошо подготовленный разум - The Well Groomed Mind  (джен)

Профессор Дамблдор обратил взгляд на Гарри, а тот в ответ посмотрел ему прямо в лицо, стараясь определить, что выражают глаза за стёклами очков в форме полумесяца.

-Бросал ли ты свое имя в Кубок, Гарри? — спокойно спросил он.

-Нет, — ответил Гарри. Он знал, что все наблюдают за ним очень внимательно. Снейп недоверчиво фыркнул откуда-то из тени.

-Ты просил кого-то из старших студентов бросить твое имя в Огненный кубок вместо тебя? — спросил Дамблдор, игнорируя Снейпа.

-Нет, — решительно ответил Гарри.

«Гарри Поттер и Огненный кубок», глава 17.

Я был полностью разбит и опустошен морально. Врагами. Последняя надежда, за которую я цеплялся, была на то, что Дамблдор остановит этот глупый фарс и защитит меня от нападок, только что была полностью уничтожена. Только Моуди поверил, что я не бросал свое имя в Кубок. Даже МакГонагалл верила лишь в невозможность пересечь возрастную черту Дамблдора, а не в меня. Если мой собственный Декан не защищает меня, от кого мне ждать помощи?

От Директора школы?

Мерцание голубых глаз, частично скрытых за очками, появилось перед моим мысленным взором. Меня охватило спокойствие. Тишина. Впервые с тех пор, как мое имя вылетело из Кубка, я поверил, что все будет хорошо.

Мои мысли сами переключились на друзей. Гермиона и Рон останутся верны мне. С ними я могу справиться с чем угодно, даже с тысячелетним василиском и Волдемортом. Пока у меня есть они и профессор Дамблдор, все будет в порядке.

Я хотел бы пережить и ЭТО. Расквитаться со своими врагами и жить спокойной жизнью.

Но затем нахлынули назойливые воспоминания.

Моуди целится палочкой в меня и шепчет: «Imperio». Я стараюсь сопротивляться изо всех сил, но моя воля почти подавлена. Как только поддаюсь, чувствую себя легким, счастливым, но мое тело и разум перестают подчиняться мне. Как будто невидимый захватчик раздавил и уничтожил мою личность, заменив ее чем-то чужим.

Мой разум словно вывернули наизнанку. Спокойствие уступило место кошмару. Как обратная психологическая реакция на подавление моих истинных чувств Империусом, приходят ужас и отвращение.

Что, черт возьми, не так со мной?

Почему размышления о Дамблдоре заставляют меня чувствовать себя раздавленным как после Империуса Моуди? Я прислонился к стене в пустом коридоре, утопая в собственных страхах, пытаясь совместить свои ощущения с реальностью.

Что происходило в действительности? Дыхание застряло в горле, когда я понял, что не помню этого? Воспоминания о прошлом мельтешат в голове. А когда-то, я знал. По крайней мере, я знал кем был, кем считал себя — то неописуемое ощущение своего Я. К трехлетнему возрасту я понял, что присутствие каждого человека ощущается по-своему и мог уже с легкостью идентифицировать знакомых людей. Тетю Петунию как нечто терпкое и колючее; дядю Вернона — смердящее как грязные носки шестинедельной давности и Дадли — как гнилое, мягкое, отвратительное и, прежде всего, вонючее яблоко. Когда был ребенком, я полагался на это шестое чувство, сравнивая их, друг с другом, по ощущениям, и постоянно искал кого-то вроде себя, место, где я был бы своим.

Я перестал делать это незадолго до того, как приехал в Хогвартс. Не знаю почему так получилось, но одним прекрасным днем я проснулся и решил: больше не буду доверяться тем эфемерным, нереальным ощущениям, что люди называют шестым чувством.

Но, может быть, я был не прав?

Я закрыл глаза и сосредоточился, чтоб, найти тот яркий шар радужного света в себе, который я обнаружил, когда, на мой седьмой день рожденья, дядя Вернон запер меня в чулане под лестницей.

Я прижался щекой к прохладной каменной стене и сконцентрировался. Испарина выступила у меня на лбу. Раньше отыскать этот центр не требовало столько усилий.

Вихрь, когда-то упорядоченно переплетенных нитей разных цветов, сейчас представлял собой — как весь мой разум, сплошной клубок хаотично перемешанных между собой грязно-серых щупальцев. Я коснулся этого клубка, и он втянул меня в себя так мощно, как Харибда поймала плот Одиссея.

...Фрагменты кружат вокруг меня. Мысли, воспоминания, эмоции — фрагменты всего, что делало меня мною — перетекают друг друга, собираясь вместе, формируя факсимиле моей личности. Вздрогнув в ужасе, я оттолкнулся от этой картины, пока не увидел вихрь с высоты птичьего полета. Расправив руки, я позволяю своей магии вытечь бурным потоком из кончиков пальцев, чтобы поймать поврежденную память...

Я должен исправить ее или умереть пытаясь сделать это.

...Дадли с дружками преследует меня, и я неожиданно появляюсь на школьной крыше, когда пытался удрать от них... Меня принимают в регби-команде запасным игроком, как всегда... Учитель разговаривает с тетей Петунией: говорит ей, что я нуждаюсь в очках. Она покупает мне очки для чтения в супермаркете. Я вру своему учителю, будто прекрасно все вижу, а на самом деле не могу различить и половину букв на доске... Сцены с наказаниями, рев дяди Вернона. Его бесконечные подозрения и придирки... Легким движением кисти отпираю дверцу своего чуланчика и тихо выбираюсь наружу, чтобы стащить еду с кухни. Потом воровать приходится все чаще — все во имя выживания... Я раздражаю Дадли и убегаю прежде, чем он смог поймать меня...

Вращение замедляется когда воспоминания укладываются в надлежащем порядке. Я теряю ощущение времени, отталкивая и притягивая соответствующие воспоминания с различными аспектами своей индивидуальности.

...Сортировочная шляпа настаивала, что на Слизерине преуспею.

Рон. Тролль. Гермиона. Камень. Волдеморт.

Фоукс. Василиск. Риддл.

Дементоры. Сириус. Сохатый.

Все встало на свои места. Я кричу...

Чья-то рука, схватив меня за плечи, трясет как следует.

-Поттер! — вопит кто-то.

Перед глазами все еще плавают круги, но я начинаю различать кое-что. Надо мной стоит Моуди, его волшебный глаз бешено кружится на триста шестьдесят градусов, а естественный — сверлит меня.

-Кто напал на вас?

-Никто. — говорю хриплым шепотом. В горле першит, как будто я кричал непрерывно и часами напролет. Сколько времени я был там, в коридоре?

Он смотрит на меня пристально, но соглашается:

-Как скажете, Поттер. — говорит он, подхватив меня под локоть и поставив на ноги. Потом Моуди поволок меня по пустому коридору, через два лестничных пролета, через класс Защиты от Темных Искусств, в его кабинет, где отпускает мою руку и подталкивает к стулу.

Я резко падаю на него, сжимая голову руками, потирая пальцами виски. Моя голова готова взорваться от жесточайшей мигрени, поэтому я все еще плохо соображаю.

Сунув пузырек мне под нос, Моуди приказывает мне:

-Пейте.

Не говоря ни слова, беру зелье и выпиваю одним залпом. Головная боль сразу отступает, а сознание потихоньку проясняется. Профессор передает мне другой флакон. Читаю этикетку — Успокаивающее. Не нужно оно мне.

-Это стандартная процедура — говорит он. Стандартная, но для кого? Для Авроров? — Помогает преодолевать стресс и справиться с эмоциями.

Звучит неплохо. Выпиваю, скривившись от отвратительного вкуса, и откладываю флакон в сторону. Паника отступает.

-Спасибо — говорю спустя несколько минут.

-Что, черт возьми, произошло?

-Я не уверен — начинаю я, пытаясь подобрать такой ответ, который бы одновременно соответствовал его ожиданиям не поставил меня под удар.

Я делаю паузу. Поставить под удар меня? Я доверяю профессору Моуди, ведь так? Он друг Дамблдора. Мои глаза расширяются.

Я УЖЕ НЕ ДОВЕРЯЮ ДАМБЛДОРУ!

Что-то случилось, что-то, что изменило мое отношение к профессору Дамблдору. Теперь, во многом, я расцениваю его так же, как и дядю Вернона и тетю Петунию. Как кого-то, кого приходится терпеть, но доверять — никогда. Что случилось?

Моуди машет своей палочкой, призывая кресло позади себя и садится.

-Тогда, скажите мне, что вы делали.

-Размышлял — отвечаю, предпочитая магловское объяснение. Ложь. Это было какое-то волшебство.

Мои руки дрожат. Он призывает носовой платок и тянет его ко мне.

-Вытрите нос. — говорит он более мягким тоном.

Я так и делаю. Платок становится красным от крови. Потрясенный, я пялюсь на него.

Сколько времени у меня идет кровь? Почему я ничего не заметил?

-Размышления не вызывают кровотечения из носа, мистер Поттер, но атака Легилименции — да.

-ЛЕГИ что?

-Легилименция. Буквально означает «читать мысли». Это заклинание, посредством которого волшебник вторгается в чужой разум.

-Как? — спросил я, чувствуя тошноту.

— Все зависит от волшебника. Большинству нужны заклинания, но мастеру достаточно зрительного контакта.

Зрительный контакт? Образ мерцающих голубых глаз Дамблдора застыл перед глазами. Неужели он ...

-Что именно может Мастер — ...

-Легилименции? — дополняет он.

-Что точно может делать Мастер легилименции? — спрашиваю я.

— Для начала, знать , если вы врёте. Почему вы думаете Альбус защищал вас сегодня? Он знал, что вы говорили правду. Знал лучше, чем вы сами.

-Что еще? — шепчу я пересохшим горлом.

— Дает доступ к мыслям, эмоциям, воспоминаниям. Настоящий Мастер Легименции может влиять на ваше восприятие, а быть может — даже изменить вашу личность. Но вам не стоит беспокоиться об этом.

-Почему нет?

-Альбус не сделал бы этого.

Альбус? Подождите, он имел в виду Дамблдора. Дамблдор был Мастером Легилименции! А раньше я сознательно установил зрительный контакт с ним. Дерьмо.

-Кто еще?

-В Великобритании — Темный Лорд. Шесть, может быть, семь человек в Штатах. Есть несколько канадцев и японцев, но все они авроры. Один из лучших следователей, которых я когда-либо видел — из Японии. Наблюдал как та женщина работает — это настоящее искусство, скажу я вам. — Он жутко ухмыльнулся. Я вздрогнул. Любой, кто делает Аластора Моуди таким счастливым, не тот человек, с кем я хотел бы встретиться.

-Может быть, кто-то использовал заклинание ... — Я умолк, прежде чем выдать свои секреты.

Он понимающе ухмыляется мне:

-Возможно. Вы помните кто?

Я покачал головой.

-Нет, я шел к себе в комнату отдыхать. Следующий, кого я увидел — вас.

Не прямая ложь, но и не вся правда тоже.

-Очень хорошо, Поттер. — сказал он, вставая. Он взял книгу с полки и протянул ее мне. — Бери.

«Осведомленный разум» , прочитал я. Интересно. Если некоторые волшебники умели читать чужие мысли, может быть, мое фантастическое шестое чувство было чем-то большим, чем я думал.

-Читайте и практикуйтесь! — сказал он мне, постучав палочкой по книге. — Каждый уважающий себя волшебник должен знать базовую Оклюменцию. Министерство запретило эту книгу. Проследите, чтобы её никто не увидел. Если кто-то поймает вас с ней, вы не от меня получили ее.

Я кивнул, крепко прижимая книгу к себе. Mоуди дал мне книгу не по доброте душевной. У него был скрытый мотив, я это знал, но в библиотеке не было запрещенных книг. Если и существовала там книга по Окклюменции, я не смог бы достать ее анонимно. Не говоря о уже о том, что вероятнее всего, ее скрыли в запретной секции. Большинство самых полезных книг были там. Прямо сейчас, я бы принял всю помощь, которую мог бы получить.

-Вам будет нужна объяснительная записка. — сказал он, доставая пергамент и перо. Он нацарапал что-то неразборчиво и передал его мне. — Если Филч будет создавать вам какие-то проблемы сегодня вечером, сошлитесь на меня. — сказал он напоследок.

Я взял записку и сунул её в книгу. Поднял голову и осмотрелся по комнате, отмечая все происшедше в ней изменения. Люпин не держал в классе тёмных тварей для уроков, а яркие свечи и книги, разбросанные повсюду — так Гермиона делала, когда занималась исследованиями. Офис Моуди был заполнен крутящимися вредноскопами, довольно странным зеркалом с перемещающимися в нём глазами и книгами с устрашающими названиями, вроде «Смерть против Умирающего: как быть уверенным, что ваши враги никогда не вернутся обратно» и «Оглушают только мертвые имбецилы» .

Так, подмечая различия и размышляя, что смог бы я научиться у Моуди стольким же заклинаниям, сколько у Люпина, я покинул кабинет.

Когда я шел в гостиную Гриффиндора, в голове крутились неоформленные планы и полусырые идеи. Мне нужно было сделать шаг назад, пересмотреть свои цели, проанализировать ситуацию и выработать стратегию, как я делал это тогда, когда Вернон запирал меня в моем чулане или когда Дадли крал мою домашнюю работу, или когда Петуния распространяла еще один неприятный слух обо мне.

Что же было для меня первостепенной задачей? Я остановился на лестнице, не обращая внимания, на то, что она начала перемещаться.

Выживание, решил я. Выжить после Тримагического турнира. Стать выпускником. Никогда не бороться с Волдемортом снова.

Я остановился. Все говорили, что Волдеморт убил моих родителей. Действительно ли я хочу, чтобы все прошло и позабылось? Может быть. Судя по собранной мной, крайне недостаточной информации, мои родители добровольно ввязались в войну. В середине войны у них появился я, и вместо того, чтобы уехать, как сделали бы здравомыслящие люди, они решили остаться в Великобритании и бороться.

Любой дурак скажет вам, что люди часто умирают на войне. То, что вы молодые родители, не делает вас неуязвимыми. Их смерть была легко предсказуемым исходом, вызванным их выбором, не моим.

Я провёл большую часть моей жизни полагая, что они погибли в автомобильной катастрофе, будучи пьяными. Прежде чем прийти в Хогвартс, я не собирался охотиться на какого-то водителя и убивать его или ее. Почему я должен бороться с Волдемортом, когда я даже не знаю, ради чего боролись мои родители? Если бы я смог выяснить, почему он преследует меня, я мог бы как-то договориться с ним. Скажем, уехать из Великобритании и не встречаться больше с Дурслями?

Я мысленно добавил это к своему списку.

Больше никаких Дурслей.

Я глубоко вздохнул и, наконец понял, что я должен сделать. Прежде, чем приехать в Хогвартс, я был коварной маленькой змеюкой. Хотя у Дурслей эту черту своего характера я использовал на полную катушку — по какой-то причине, в тот момент, когда я переступаю порог замка, я кардинально изменился.

Мне нужно перестать быть получеловеком. Мне нужно стать настоящим Гарри Поттером.

С плотно закрытым балдахином и Заглушающим заклинанием на нём, моя кровать была настолько защищена от Рона, насколько это возможно. Этому заклинанию близнецы научили всех нас, чтобы мы могли спать в общей спальне. Книгу Аластора Моуди я положил на подушку. Его предупреждение эхом звучало в моих ушах. Гриффиндорская башня была печально известна полным отсутствием частной жизни. Вроде как, быть отсортированным в дом мужества, предполагало ваше желание обнажить душу перед остальными учениками факультета. Совершеннейший идиотизм! К сожалению, слабенькое Шокирующее заклинание, которое я наложил на балдахин, было единственным охранным заклинанием, которое я знал. Если кому-то вздумалось бы попасть внутрь, он сделал бы это с легкостью.

Закусив губу, я сверлю взглядом кожаный корешок. Чтение запрещённой книги в общей спальне, где любой мог увидеть меня, было большим риском. И тут меня пробрал безудержный, истеричный смех. Я еле смог успокоиться, но напряжение отпустило меня. Риск все еще оставался, но только если кто-то поймает меня. Тот факт, что этим вечером каждый в Гриффиндоре либо торжественно отмечал моё участие в Турнире, либо сплетничал обо мне, означал одно — что наша спальня останется пустой, вероятно, до глубокой ночи. По крайней мере, Кубок хорошо отвлекал всеобщее внимание от меня.

Я осторожно открыл книгу, прочитал титульный лист и ознакомился с автором. Название на титульном листе соответствовало названию на корешке книги, но дата издания меня озадачила. 1811 г., за год до того, как Министерство Магии начало подвергать книги цензуре, в том числе при перепродаже старых книг, обращая внимание на содержание, а не на название. Я знал это с тех пор, как мне стало известно, что я змееуст. Тогда целыми неделями я прочёсывал библиотеку после комендантского часа в поисках более конкретной информации, почему все ненавидят меня за эту мою способность. Волдеморт не был адекватным объяснением. Предубеждение насчёт парсельтанга слишком прочно укоренилось в магическом обществе.

То, что я обнаружил, расстроило меня. В 1812 году The Daily Prophet радостно сообщил о казни многочисленных змееустов, в том числе четырехлетней девочки, по сфабрикованным обвинениям. Небольшие исследования в маггловской библиотеке летом привели к неутешительному выводу: моральная паника — так называется это у магглов. В библиотечных книгах упоминались Холокост и Красная Угроза, как самые известные примеры этого явления. Мне потребовалось всего пять секунд чтобы понять, что моральная паника была общечеловеческим, не только маггловским состоянием. К тому времени я притворялся, что я не змееуст, потому что профессор Дамблдор сообщил мне, что эту способность я приобрел от Волдеморта. После моего исследования, я стал скрывать свои способности говорить со змеями из страха.

Если я изучу книгу Моуди и воспользуюсь знаниями оттуда, у меня появится ещё одна тайна, которую я должен буду скрывать любой ценой? А нужно ли мне это?

Как бы то ни было, я раскопал в себе почти забытые воспоминания, мысли и чувства, многие из которых были сосредоточены вокруг моего побега из Волшебного мира и от Дурслей. Я отчаянно хотел сбежать от них, но так и не преуспел в этом.

Инстинктивно, я понимаю, что кто-то наложил на меня проклятие , чтобы подчинить своей воле, как когда-то Локхарт пытался заставить нас забыть все о Тайной комнате.

Мой желудок сжимается, меня тянет блевать от отвращения. Чужеродные внушения воюют с моими собственными желаниями, превращая мой разум в тёмный лабиринт без выхода. В тени скрывается Минотавр, преследуя меня. После моей смерти, когда он проглотит меня, он займёт мое место, став мной. Никто никогда не будет оплакивать меня, потому что до тех пор, пока мое тело живет, дышит и говорит, никто не догадается, что Минотавр убил меня. Никто. Я заскрежетал зубами. Если бы я сорвался, то возможно забрал бы ублюдка, который поместил Минотавра в мою голову, вместе с собой. Может быть, это облегчило бы мою смерть. Я чуть не рассмеялся над самим собой.

Тетя Петуния всегда советовала Дадли не напрашиваться на неприятности. Забавно, что сегодня я пытаюсь следовать её советам. Я просто студент четвертого курса и не знаю, что случилось. Может быть, я реально что-то сделал, а может, и нет. Может быть, Минотавр был всего лишь плодом моего воображения, вызванный недавними событиями. Не реальным. Инстинкт не является доказательством. Сперва я должен понять, в чем дело; затем определить виновника своих бед (если, конечно, он существует); затем найти достойное применение всего моего многолетнего опыта мелкой мести Дурслям и вынудить ублюдка заплатить за все.

Мой пристальный взгляд упал на книгу Моуди. Какую игру он ведёт?

Среди преподавателей бытует устойчивое мнение, что Гарри Поттер ленивый ученик. Я провёл больше времени, играя в квиддич, чем в классе. Вместо работы над домашними заданиями, я играл в шахматы, в подрывного дурака, или изучал Замок. Единственный путь научить меня чему-нибудь — это продемонстрировать мне все на практике. Так сделал Люпин с Заклинанием Патронуса, потому что я не мог заставить себя часами сидеть над книгами.

Конечно, мои ночные скитания часто приводили меня в библиотеку, но я стал более опытным за эти годы и сомневаюсь, что кто-то знал об этом. Но тогда меня интересовали такие вопросы, как философский камень, тайная комната, приключения на мою пятую точку и предметы, персонально значимые для меня, как парселтанг например. Уроками я не занимался самостоятельно, потому что у меня была Гермиона.

Предполагая, что Моуди узнал о моей репутации, задаюсь вопросом: «почему он дал мне книгу»? Он видел через мою грифиндорскую маску реального Гарри Поттера?

Я содрогнулся. Вряд ли. Даже слизеринцы, которые должны хорошо различать фальшивые маски, ни о чём не догадались.

Моё дыхание остановилось, когда страшная догадка осенила меня. Моуди разумно ожидал, что я не стану читать книгу, тем более — применять знания оттуда. Он дал мне эту книгу, вроде как, чтобы помочь мне, а в действительности — черт знает, может, чтобы поиздеваться.

К черту все это.

Я открыл книгу на прологе. Страницы еще хрустели, указывая на Заклинание сохранения. Некоторые предложения были подчеркнуты карандашом. Скользя взглядом по первой главе, я заметил заметки не менее чем в пяти местах. С примечаниями, которые объясняли непонятные моменты, текст был не слишком сложным.

Я справлюсь с этим, — пообещал я себе. Или умру, пытаясь сделать это.

Прошло несколько часов. Мои товарищи по комнате уже возвращались с вечеринки. Первым пришел Невилл, потом — Рон. Около полуночи Дин с Симусом поднялись вверх по лестнице. Каждый раз я уменьшал яркость своего Люмоса и восстанавливал его, после того как они ложились и закрывали балдахины своих кроватей. Заклинание получалось не слишком ярким, но мне хватало для чтения. Я задался вопросом, всегда ли необходимы слова для заклятия, но отложил этот вопрос в сторону и сосредоточился на книге.

Всего три страницы прочитал, а уже мои худшие опасения подтвердились. Может ли кто-то магической Британии сделать нечто подобное или нет, я не уверен; но опытный Легилимент способен изменить воспоминания настолько, что может добавить в них свои собственные мысли, эмоции и даже оставить отпечаток индивидуальности в чужом разуме. В книге имелись многочисленные примеры этого. К шестой страницe я узнал, почему Министерство запретило эту книгу. Эксперт по Окклюменции может полностью сопротивляться Веритасеруму, бороться с Империусом, с которым я и так справился, но подозреваю, что только благодаря своей магической силе и упрямству. Окклюменция даже предоставляла ограниченную защиту от дементоров. Это недвусмысленно намекает на то, что если бы Сириус владел Окклюменцией до своего заключения, он был бы более здравомыслящим, чем сейчас.

Короче говоря, Окклюменция была умственной дисциплиной для параноидальных психов, которые верили, что весь мир хочет добраться до их разума, или, по меньшей мере, контролировать их. Моуди, вероятно, скажет, что это никакая не паранойя, если они на самом деле могут добраться до вас. Я был полностью согласен с ним.

В соответствии с заметками Моуди, я взялся за первое упражнение, которое может показать, насколько коварной в действительности является Легилименция. Я достал стопку пергамента и чернила из своего сундука и начал перечислять главные события из своей жизни. По правде говоря, сначала, нужна была информация, которая может быть легкодоступной для любого легилимента, затем на эту основу добавлялись все детали и, используя дедукцию, определялся её порядок. Так как я не собирался просить помощи у Дамблдора в определении тех воспоминаний, которых, подозреваю, в мою память внедрил он, я записал все, что смог. Часто работал в обратном порядке, отталкиваясь от крупных инцидентов. В то же время я пытался определить, какая часть воспоминаний о Гермионе, Роне, или обо мне могла быть широко известна. Не спросив их об этом, я не мог быть уверенным в некоторых вещах. Например, мы уже на втором курсе "догадались", что монстр Слизерина был василиском до того, как это "поняли" учителя, и всё это было очень подозрительно.

Записывая некоторые примечания о времени, проведенном с Дурслями, я понимаю, что у меня до сих пор не было воспоминаний о том, как я открывал дверцу чулана магией, а "левая" еда была ограничена лишь тем, что я мог стянуть с плиты или из мусорки. Но согласно моими по-новому организованными воспоминаниями, в детстве я воровал буханки хлеба, вареные яйца, фрукты, даже шоколад. Когда мне было четыре года, дядя Вернон скрутив мне руку, случайно сломал её. Тогда я разбил все окна в доме. До сегодняшнего дня ничего из этого я не помнил.

Обливиэйт? Я сверился с содержанием и открыл книгу на шестой главе. После просмотра информации по нему, я понял, что в моих воспоминаниях нет пробелов. Расстроенный, я чуть не захлопнул книгу, но в конце главы мне попалась на глаза короткая заметка.

Хотя подавление памяти используется очень редко, оно, несомненно, относится к Легилименции, но требует более тонкого воздействия на разум, чем заклинание Обливиэйт. Вместо того, чтобы стирать воспоминания, Подавление убеждает подсознание жертвы, что то или иное воспоминание маловажно, обеспечивая тем самым меньший акцент на данном воспоминании. Со временем, это воспоминание теряет свое влияние на жизнь субъекта. Поскольку Подавление памяти можно преодолеть магической силой субъекта, если он обладает достаточной магической силой и знаниями, оно не пользуется популярностью у легилиментов.

«Маловажно» характеризирует мои чувства наиболее точно. Воспоминания и чувства оставались маловажными, пока они вдруг перестали быть таковыми — похоже на внезапное переключение светофора в моей голове.

Моя рука дрогнула, разбрызгав чернила по простыни.

Дамблдор действительно это сделал.

Но зачем ему понадобилось заставлять меня считать незначительным кражу еды? Кража не была частью моей личности. "Нет, но я украл, чтобы выжить", прошептал я.

Перед Хогвартсом мои детские привычки настолько въелись в меня, что стали неотъемлемой частью моей личности. Украсть яблоко из тележки для ланча, недоеденный сандвич, выброшенный другим студентом. Карандаш Пирса, упавший на пол, порой таинственно исчезал, прежде чем он успевал спохватиться его. Каждая маленькая ложь, которую я говорил моим учителям и классным товарищам, чтобы они не знали правду о моей жизни в семье Дурслей. Миллионы мелочей, которые в сумме составляли мой психологический портрет, говорили о том, что я был хитрым и изворотливым ребенком, который никогда не упустит своей выгоды. Даже после того, как я поступил в Хогвартс, я отходил от обеденного стола с наполовину забитыми едой карманами, но потом эта изворотливость ушла.

Почему?

Трясущимися руками я отметил изменения в своей личности на отдельном листе пергамента и начал искать другие. По мере того, как я продолжал изучение своей жизни, всё больше и больше вопросов неожиданно всплывало. Я вспомнил, как тетя Петуния заставляла меня следить за беконом, но я думал, что не делал этого, пока мне не исполнилось десять. Теперь я вспомнил себя, стоящего у плиты. Мне, должно быть, было пять, может шесть.

Дуэль с Малфоем в наш первый год в Хогвартсе была почти идентична той, в которую меня втянул Дадли, когда нам было восемь лет. И все это хранилось в тёмной части моей памяти. Если бы я тогда не был одержим дуэлью с Малфоем, и использовал свою голову по прямому назначению, как делал это до Хогвартса, я бы увидел его уловку насквозь.

Начиная дышать глубоко, я погружался обратно в своё сознание. «Хогвартс!» — подумал я про себя.

«Начни с Хогвартса и продвигайся вперед. Сосредоточься на выживании сейчас. Досмотришь события раннего детства позже.» — прошептал я про себя.

Когда я поступил в Хогвартс, Малфой был гриффиндорцем больше, чем я. Итак, почему, два месяца спустя я прыгнул на спину тролля и воткнул свою палочку ему в нос? Гермиона мой друг. Я бы сделал почти всё для неё сейчас, но тогда она была надоедливой маленькой шмакодявкой, а Гарри Поттер не подставлялся ни для кого.

Настоящий Гарри Поттер держался бы в середине группы, которая возвращалась обратно в гостиную, чтобы в случае чего тролль съел бы кого-нибудь другого, не его. В лучшем случае, он сказал бы префекту, что Гермиона пропала, но более вероятно, промолчал бы. Конечно, он смеялся над ней, когда она убежала от них, но тем, кто обидел её, был Рон. Ее смерть была бы на совести Рона, а не Гарри.

Настоящий Гарри Поттер, тот мальчик, которого Вернон запер в чулане на целый месяц после того, как он отпустил боа-констриктора на свободу, с легкостью позволил бы Гермионе умереть в этой туалетной комнате. Я сомневаюсь, что он испытывал бы угрызения совести из-за этого.

Это напугало меня. И потому, что я был немного холодным тогда, и потому, что моя личность изменилась так кардинально всего за одну ночь.

Когда я начал делать упражнения, подозревал, что смогу найти одно или два действия, которые не были бы полностью моими собственными; или прийти к выводу, исходя из неизвестных мне тогда знаний. Например, почему мне вдруг стало интересно, была ли Миртл студенткой, убитой василиском? Она не была единственной студенткой умершей за время учёбы в Хогвартсе, так почему же именно она меня тогда заинтересовала?

Оглядываясь назад, я начинаю подозревать, что она была убита тем василиском еще в январе. За месяц до того, как я нашел информацию о нём. В книге упоминаются «спусковые механизмы». Я задался вопросом, была ли пропажа Джинни в Тайной комнате тем спусковым механизмом? Если да, не значит ли это, что Дамблдор знал о дневнике заранее?

Трясущимися руками я схватил лист пергамента и разорвал его на полоски. Если бы я разорвал всё на маленькие кусочки, возможно, я смог бы обработать информацию полностью и понять ее?

Четыре часа спустя, я прислонился к изголовью кровати и потёр свои глаза. Свет сиял над моей головой. Маленькие груды порванного пергамента замусорили кровать, каждый был крупным событием, спровоцированным Дамблдором, — необъяснимые ощущения, или нарушенные правила. Всё отсортировано по годам. Правила были разделены аккуратно на кучки «Пойман и наказан», «Пойман, но не наказан», и «Не пойман».

Анализируя мои первые шесть месяцев в Хогвартсе, я был шокирован тем, что мне пришлось натворить и пережить. И не быть выгнанным из школы, хотя я должен был быть исключён много раз, но Дамблдор ... На первом курсе он поймал меня, когда я пялился на зеркало Еиналеж. И это при том, что ночью запрещено находиться вне гостиной родного факультета. По всем правилам он должен был прочитать мне нотацию и дать отработку. Вместо этого, он рассказал мне, что видел себя в зеркале с парой шерстяных носков в руках.

Я почти не знал его, но чувствовал себя с ним как со старым другом. Он говорил со мной как с равным, а не как с сопливым мальчишкой. Он, скорее всего, лгал про носки, но поделился своим "секретом", чтобы нас с ним связывала "общая тайна". А общая тайна, как известно, сближает людей.

Напрягая свою память, я искал подобные инциденты. Плащ. С чего бы ответственному взрослому человеку, да еще и директору школы, давать одиннадцатилетнему мальчишке плащ-невидимку? Да, тот принадлежал моему отцу, но всё же. Это все равно, что подписать разрешение на нарушение комендантского часа. Он еще советовал мне использовать его с умом. Думаете, я мог использовать ее «с умом», в таком-то возрасте?

Чёрта с два! Первое, что я сделал с ним — влез в Запретную секцию. Конечно, защита Запретной секции зарегистрировала моё волшебство, но кто наказал меня? Никто. Разве что Дамблдор вовремя избавился от защиты секции или отмахнулся от мадам Пинс? Я поджал губы, пытаясь вспомнить её поведение.

Судя по тому, как она посмотрела на меня потом, он прикрыл меня полностью.

Затем, в больнице, после «спасения» Философского камня, Дамблдор шутил со мной о всевкусных конфетах со вкусом ушной серы. Этот разговор был почти таким же, как я сам разговаривал с Роном, а не со взрослым человеком.

Вместо того, чтобы выгнать меня из школы за вход в запретную зону, он наградил нас баллами, а Гриффиндор — Кубком года, из-за чего все слизеринцы и рейвенкловцы стали ненавидеть меня.

Я зарычал. Сколько бы я не презирал Снейпа, но в одном он был прав. Дамблдор покровительствует мне до неприличной степени, но почему?

Я повертел эту мысль так и эдак. Взял кучу полос пергамента за весь первый год и просмотрел его. Ответ был прямо передо мной. Я чувствовал что-то, но не понимал что. Пока нет.

Первая полоска содержала только имя: "Хагрид".

Я уставился на пергамент, обведя имя Хагрида кончиком моего пальца. Хагрид есть и, вероятно, всегда будет одним из моих самых дорогих друзей, но я должен быть объективным. Мне нужно вернуться назад в то время, когда он был мне совершенно незнакомым человеком, которым он был тогда. Я должен был смотреть на Хагрида, под таким же углом, как и весь волшебный мир, да еще и в сравнении со своим "статусом" — так называемым «Мальчиком-который-выжил".

Хагрид был садовником. Когда мне было одиннадцать, моя известность соперничала с таковой, как у Дамблдора и, по словам Рона, я был единственным наследником богатой и чистокровной семьи.

Отправить Хагрида за мной в качестве сопровождающего в волшебный мир, — это все равно, что отправить из Итона дворника за принцем Уильямом. Учитывая мою знаменитость, которую я всегда буду презирать, меня должен был ввести в Волшебный мир либо МакГонаголл, либо сам Дамблдор, либо сотрудник Министерства магии. Не то, чтобы я хотел Люциуса Малфоя, в качестве сопровождающего. С другой стороны, вряд ли мистер Малфой, стал бы кричать моё имя посередине переполненного паба.

Что же совершил Хагрид?

Грызя перо, я вспомнил нашу первую встречу с ним. Пять подозрительных поступков:

1. Пел хвалебные оды Дамблдору.

2. Рассказал мне о моих родителях-гриффиндорцах.

3. Позволил мне увидеть, как он изъял Философский камень из банковской ячейки.

4. Уверял, что все плохие волшебники вышли из Слизерина, несмотря на свою веру в то, что Сириус Блэк, экстраординарный истинный гриффиндорец, предал моих родителей.

5. Сделал мне мой первый подарок на день рождения — Хедвигу.

«Будь осторожен!» — прошептал я про себя. «Конечно, Хагрид самый добрый человек, которого я знаю, но я должен быть объективным».

Хагрид утверждал, что знал меня ребёнком. Возможно это так, но Волдеморт тоже может утверждать, что знал меня. И это, тоже, правда. Сходство с моими родителями было подчеркнуто специально для меня, но только потому, что я никогда не видел ни одной их фотографии. Неожиданность, шок и трепет от открытия Волшебного мира в сочетании с известием о том, как мои родители умерли на самом деле ... Это было подавляюще.

И его тирады о Слизерине ... Рон вещал подобные вещи в поезде, но Рон был всего лишь ребёнком. Я бы, наверное, проигнорировал его проповедь, если бы уже не слышал то же самое от Хагрида.

Если бы я не встретил Хагрида, мой галстук был бы серебристо-зелёным. Это был бы плохой пиар для фракции Дамблдора.

Мои мысли переключились на Уизли. Миссис Уизли нарушила, по крайней мере, два закона, когда она объявила платформу 9 3/4 на всю станцию. Почему?

Совпадения продолжали накапливаться, но я так и не стал ближе к ответу на свои вопросы.

Тогда я вспомнил.

Когда Хагрид рассказывал мне о моих родителях, он сказал, что отвез меня к Дурслям. По приказу Дамблдора.

Как же я упустил это?

Я провёл все эти годы, обвиняя Волдеморта в попадании к Дурслям. Он убил моих родителей, но он не оставлял меня с Дурслями. Дамблдор сделал это.

Смешно. В один момент я думал о Дамблдоре, потом внезапно вспомнил телевизионное шоу, которое тётя Петуния записала на плёнку и заставляла Дадли смотреть это часами. Прошлым летом, учитель Дадли в пятом классе был осуждён за то, что приставал сексуально к одному из своих учеников. Местные телеканалы отодвинули дорожные происшествия и грабежи в сторону, в пользу этой новости, убеждая родителей научить своих детей распознавать хищников. Дядя Вернон впивался взглядом в меня всякий раз, когда смотрел эти новости, словно предвкушая, что я стану одной из этих жертв.

Голос психолога гудел в моей голове.

"Дети, которые приходят из жестоких, неполных или распавшихся семей, как правило, более уязвимы к охотникам на детей, чем дети выросшие в стабильных условиях. На стадии планирования, некоторые хищники сознательно ищут уязвимых детей, поскольку им, как правило, катастрофически не хватает ласки и внимания, делая их более восприимчивыми к позитивному подкреплению, которое используется в процессе совращения ".

Знал ли Дамблдор, как Дурсли обращались со мной? Я не был уверен. Я сталкивался с волшебниками до посещения Хогвартса. Любой из них, возможно, мог бы рассказать ему о том, как мне живется у Дурслей. Перед первым годом обучения, когда Хагрид впервые встретил Дурслей, он наговорил дяде Вернону много гадостей. Судя по его словам, вполне вероятно, что Хагрид знал, как они обращались со мной.

Потом, в конце первого курса, когда я попросил остаться на лето в Хогвартсе, Дамблдор отказал мне, отправив обратно к Дурслям.

Я был уверен, что близнецы рассказали своим родителям о железных решетках на моём окне. Я отчетливо вспомнил себе ту фразу: "они морили его голодом".

Даже, если Хагрид ничего не говорил директору, Уизли, вероятно, сделали это.

Дамблдор знал.

Он должен был принять меры, но он хотел, чтобы я был несчастным ребенком, которому оказывают милость, отправляя каждое 1 сентября в спасительный Хогвартс.

Вдобавок, я слышал, как школьная медсестра говорила тёте Петунии, за несколько недель до выпуска младшекласников в моей старой школе, что мой рост соответствует 4%-ой группе самых низкорослых детей моего возраста.

Что касается массы моего тела, она колеблется где-то между 5 и 15 процентами самых тощих детей, в зависимости от наказания. Регулярное пребывание в больничном крыле Хогвартса, в том числе на первом курсе, когда моя точная диагностика указала на хроническое недоедание, должно было вызвать тревогу учителей Хогвартса и попечительского совета. Медсестра в графстве Суррей, как-то, пыталась уговорить тётю Петунию — которая поклялась, что я съедаю в два раза больше еды, в сравнении с Дадли — сводить меня к диетологу и вносить дополнительные добавки в пищу, отпускаемых по рецепту врача. По сравнению с ней, Поппи Помфри, наверное, самая некомпетентная медсестра в мире, раз так халатно относится к моему физическому состоянию.

Холодок пробежал по моей спине.

Медсестра из Суррея говорила что-то ещё. Она утверждала, что я веду себя слишком робко, почти покорно, в классе и во время перерывов. Она доказывала тёте Петунии, что покорное поведение является симптомом недостаточности питания. Как это заявление взволновало мою тётю, даже не передать словами. Медсестра продолжала рассказывать, как я убегал от Дадли и других детей, которые были в банде Дадли на детской площадке и каким необычайно тихим был во время занятий.

Это прекрасно соответствовало теории моeго воспитания.

Я схватил другой кусок пергамента и разорвал его на полоски. После, используя новое перо и зелёные чернила (синие я использовал для описания событий), я начал кратко записывать этапы своего взросления. Моя память была слегка запутана. Я проводил большую часть дня в уборке дома с пылесосом и работая в саду — вспоминаю, по крайней мере, шесть таких эпизодов.

Я сложил полоски пергамента на кровати, размещая их под всеми основными этапами. Затем я присел на корточки и принялся изучать их.

Планирование — уязвимые дети

Вербовка

Показать доверие / фаворитизм

Особые подарки

Изоляция / отчуждение от сверстников / других взрослых & тайна

Десенсибилизация (процесс привыкания к испытаниям и присутствию насилия в жизни, воспитание в ребёнке сопротивления и привычки к быстрому восстановлению психического равновесия)

Поддержка (прогрессирование нагрузок и контроль рисков)

Меня затошнило, когда объединил мои предыдущие кучки бумажек вместе. Когда я впервые записал основные события, я заметил, что все они разделяют одну общую тему: как довести меня до того, чтобы я рисковал/почти умирал/ не заботясь о своей жизни.

Когда я был маленьким, дядя Вернон сидел за кухонным столом и напыщенно вещал о детях-солдатах в Ливане. Он жалел их, в отличие от меня, что смущало и дьявольски выводило меня из себя, но за то я запомнил одно предложение из его трёпа.

Дети не должны быть частью войны.

Детям не положено рисковать своими жизнями вне зависимости от обстоятельств.

И всё же, каждое событие, начиная с тролля и заканчивая дементорами, должно было подводить меня к полному безразличию к своей будущей смерти.

Однажды я захотел сходить в церковь и даже попросил об этом дядю Вернона, но тот заявил, что я оскверню церковь. Таким образом, я никогда не был в церкви и имел разве что мимолетное, смутное представление о религии. Но, если бы я мог и умел молиться, всем сердцем, я бы сейчас попросил Бога о том, чтобы моя зарождающаяся теория заговора оказалась лишь разыгравшейся паранойей.

Для пробы, я взял первую запись — «Хагрид рассказывает мне, что все слизеринцы — зло» и положил её под категорию «изоляция / отчуждение». Я сортировал записи одну за другой, пока вся куча не была перераспределена по категориям, а не по годам.

Один только первый год был убийственным.

В категорию «показать доверие / фаворитизм» записал:

1. Мне и моему факультету дали баллы за кражу Философского камня — никакого наказания за то, что в третий раз подряд был за пределами гостиной Гриффиндора. Дамблдор лишь сообщил мне, что уничтожил Философский камень.

2. Когда я ходил смотреть на зеркало Еиналеж, Дамблдор рассказал о носках и сообщил, что скоро зеркало уберут.

3. За полет без присмотра я был принят в квиддичную команду, вопреки запрету первокурсникам играть квиддич. Хотя, мадам Хуч сказала, что она вышвырнет нас из школы за подобный поступок.

Плащ, возможно и был отцовским, но ни один здравомыслящий педагог не отдаст в руки одиннадцатилетнему ученику артефакт подобной силы. Если только это сделано не со скрытым умыслом. Я прикрепил это под «особыми подарками» вместе со всеми подачками от Дамблдора, Хагрида, и МакГонагалл; последняя была добавлена, когда в середине ночи, она рассказала мне о моих родителях. Подачки ценились мною больше, чем Плащ. Я неохотно добавил Хедвигу и мой фотоальбом, потому что у меня нет доказательств, что подарки были действительно идеей Хагрида.

Баллы, причисленные Гриффиндору на последней минуте конца первого курса, отдалили меня от учеников остальных факультетов. На втором году, когда все шептались, что я наследник Слизерина, Дамблдор сказал мне, что я приобрел способность говорить на парсельтанге от Волдеморта, но он не сказал об этом никому другому. Если бы он объявил об этом во всеуслышание, меня бы не осуждали в школе все, кому не лень, включая моих собственных товарищей из Гриффиндора. Его бездействие опустило меня в глазах сокурсников.

Я закусил губу. Он лгал об этом? Парсельтанг не являлся распространенным даром, особенно после того, как Министерство Магии назвало его тёмным и присудило к поцелую каждого змееуста, которого смогло захватить, между 1812-1814. И хотя в то время этот дар считался редким, существовали носители парсельтанга и за пределами Великобритании.

Племя Маскоги в Америке почитают Sint hilo, также известного как Рогатый змей, по другому — василиск. Они верили, что рождающиеся змееусты являются «носителями сокровенных знаний с рождения».

И это не единственные змееусты. Индия, Бразилия, Канада, США, Южная Африка, Австралия, все могли похвастаться змееустами.

Подобно тому, как есть за пределами Великобритании ведьмы и колдуны, есть также и змееусты.

Основываясь на моем ограниченном понимании, парсельтанг является генетически наследуемым даром. Смертельное проклятие, не имеет значения насколько могущественное, не может передать генетический материал.

На другом листе пергамента, который перекочевал на подушку, я записал: «Исследовать Фамильное древо и узнать больше о принципе наследования парсельтанга».

Каждое, так называемое, «приключение» было размещено под «десенсибилизацией». Они представляли собой все более обостряющийся уровень личного риска и опасности для меня. Учителя были прямо за дверью, когда Рон и я пошли на тролля. В прошлом году это были только я и Гермиона, неспособная на чары патронуса.

Но более ранние этапы бледнели по сравнению с «поддержкой».

После каждого приключения, Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор уводил меня в сторону для вежливой беседы. Однажды он сказал мне, что любовь моей матери защищала меня. Волдеморт не мог коснуться кого-то, кто был отмечен чем-то настолько чистым. Он даже утверждал, что я пережил Смертельное проклятие, потому что моя мать любила меня.

Это ровно то, что каждый сирота хочет услышать.

В действительности, крайне маловероятно, что я единственный ребенок в истории волшебных войн, чья мать пожертвовала своей жизнью ради собственного ребенка. Смертельное проклятие восходит к временам раннего Средневековья. Если бы любовь могла блокировать Смертельное проклятие, волшебники, к настоящему времени, уже переименовали бы его во что-то другое.

Волдеморт действительно предложил ей выбор. В теории, которая где-то могла бы и сыграть свою роль, нет разницы между «подставиться под проклятье, которое предназначено другому» и «отказаться отойти в сторону». Они оба — сознательный выбор. Они оба относятся к самопожертвованию ради кого-то другого. Нет никакого различия. Начиная с раннего Средневековья, очень вероятно, что такие действия повторялись много раз. Несмотря на то, как отчаянно я хотел, чтобы слова Дамблдора были бы правдой, любовь моей матери не делала меня уникальным.

Только с одним выжившим, слова Дамблдора были просто плохо сформулированной гипотезой — скорее принятием желаемого за действительное, нежели фактами.

Я добавил: «любовь, магия, Смертельное проклятие» к моим заметкам и двинулся дальше.

На втором курсе, Дамблдор заверял меня, что я сделал "правильный выбор", когда умолял Сортировочную шляпу не распределять меня на Слизерин. Он продолжал говорить мне, что "именно наш выбор определяет нас" или что-то, подобное этому вздору. Хотя то, что он сказал, не лишено смысла, но, скорее всего, он хотел убедить меня, что я выбрал «правильную сторону».

Это соответствует шаблону всё лучше и лучше.

Дамблдор также подчеркивал, что люди, которых я спас, были бы мертвы без моей помощи. Сириус, в частности, яркий тому пример.

Зачем вам подталкивать ребенка, который никогда не создавал телесного Патронуса, незаконно использовать хроноворот, чтобы спасти беглого каторжника от дементоров, если вы -взрослый волшебник, в совершенстве владеющий этим самым Патронусом? Либо вы хотите, чтобы ребёнок и спасённый в будущем взрослый умерли, что наиболее вероятно, либо у вас есть другой мотив. Да, он знал, что мы были живы, и Он слышал, как я говорил, что видел своего отца, но мы еще не использовали хроноворот после этого разговора. Хотя мы спасли Сириуса в прошлом, но мы еще не вернулись в свое время, пока ещё нет. Будущее не было установлено, пока мы не использовали хроноворот. Учитель под волшебными чарами изменения внешности, возможно, совершил бы то же самое, но риска было бы куда как меньше.

Я смотрел на свою кровать. Каждое крупное событие за последние три года подстраивается под мою модель идеально. Мои губы задрожали. Слёзы защипали уголки глаз. Перед тем как неудержимо разрыдаться, я выхватил свою палочку и наложил Заглушающие чары на полог кровати. Никто никогда не должен слышать мой плач.

Обхватив руками колени, я рыдал так громко, что балдахин дрожал. Несколько счастливых воспоминаний, которыми я обладал, были растерзаны в клочья моим же неумолимым анализом.

Я улыбнулся печально. Но разве не лучше горькая, но правда, чем сладкая ложь?

Я взял пергамент, на котором отмечал изменения личности, выявленные логическим анализом. Без Мастера Легилименции и психолога я не мог полностью оценить степень повреждения своей психики, тем более исправить ее. Поэтому я отложил пергамент в сторону.

Я тщательно задокументировал все свои наблюдения, особо обратив внимание на детское воспитание. Сомневаюсь, что маггловская психология была популярна в Волшебном мире, — кому нужна психология, когда есть такое замечательное заклятие, как Империус — но общеизвестно, что Дамблдор имеет представление обо всех достижениях маггловского мира. Если он находит что-то полезным, то он использует это.

Я собрал свои пергаментные черновики и по-быстрому скастовал Инсендио. Остался лишь пепел на моей кровати, да запах в комнате. Я уничтожил пепел с помощью Эванеско, а на запах никто не обратит внимание: Дин постоянно курит в спальне.

Три длинных свитка остались позади: теория заговора с моим воспитанием, изменения личности и длинный список вопросов. Свиток о моих родителях содержал, в основном, всё, что я узнал от Дамблдора и Хагрида, вместе с кое-какой информацией, которую я узнал сам.

Я выполз из-под балдахина. Храп Рона сотрясал оконные стёкла, но все уже привыкли, поэтому спали без задних ног. Я аккуратно отлевитировал свой сундук на кровать, закрыл балдахин снова и обновил Заглушающие чары. Наконец, я открыл сундук и вывалил свою одежду на кровать. Под одеждой был студенческий словарь, примерно с кулак размером — мой портативный сейф.

Я купил его прошлым летом в Косом переулке. Мистер Фортескью рекомендовал мне небольшой багажный магазин на пересечении Косого и Лютного переулков после того, как он увидел меня таскавшегося с большим мешком золота. Он сказал, что в гостиной факультета вещи имеют свойство иногда пропадать, так что мне следует хранить свои галеоны и ключ от сейфа в безопасном месте.

Сейф стоил мне 250 галеонов — целое состояние, на мой взгляд — но у него были два отделения, примерно такого же размера как мой сундук, а ключ к нему был завязан на мою кровь, палочку и пароль. Без всех трёх составляющих, собранных воедино, его было не открыть. Антиворовское заклинание предположительно сжигало любого, коснувшегося его без моего разрешения.

Законность под вопросом, но гарантированно безопасно.

Маскировка под словарь удерживала Рона и Гермиону от слишком близкого знакомства с сейфом. Вообще то, я сомневаюсь, что Рон знает, что такое словарь. А у Гермионы было три словаря получше этого.

Я порезал себе палец ножом для резки ингредиентов под зелья и промазал кровью кончик своей палочки. После, коснулся палочкой крышки сейфа с изображенной на ней змеёй и прошипел: «Дадли похож на свинью в парике». Крышка исчезла.

В левом отсеке сейфа размещался террариум с термоконтролем, ультрафиолетовой лампой и тем, что хозяин магазина назвал Чарами «правильной ориентации в пространстве (террариум всегда находится в одном положении, прим. переводчиков)». (Владелец магазина не задавал вопросов, а я промолчал.)

В гнезде из листьев лежала Дифи — гадюка черной окраски, длиной чуть меньше трёх футов. Я спас эту высокомерную змею от одной из кошек миссис Фигг за два дня до того, как раздул тётю Мардж. (Она заслуживала и кое-что похуже) Я пытался выпустить Дифи несколько раз, но она всегда возвращалась ко мне, бормоча о Хедвиг и о бесплатных мышах.

Она провела прошлое лето, ползая по саду тёти Петунии или лежа в моей спальне, сообщая мне о своих и моих потребностях, между делом небрежно предлагая искусать моих родственников. С усмешкой вспоминаю, когда пьяный вусмерть Дадли заблевал все стены в ванной комнате, так и не добравшись до туалета. Я действительно должен был тогда позволить ей укусить эту жирную касатку. Возможно, это избавило бы человеческий генофонд от Дурслей навсегда. (Вернон сделал себе вазэктомию, когда мне было пять лет, Мардж была бездетной). Во благо человечества.

Дифи согласилась скрываться во время учебного года и предпочла свою «солнечную» лампу лютым холодам шотландской зимы. Оно и к лучшему. Если бы мои товарищи по спальне узнали, что гадюка зимует в моем сундуке, они сразу меня бы линчевали.

Всё еще улыбаясь, я сложил свои заметки во второе отделение, проверил воду и температуру в террариуме и закрыл крышку, удовлетворенный тем, что мои бумаги были временно в безопасности. Я перепаковал и отлевитировал сундук, оставив при себе только оздоровительный комплекс зелий, который спёр у мадам Помфри в прошлом году. Послышался слабый металлический звон, когда сундук коснулся пола, но мои товарищи по спальне продолжали безмятежно дрыхнуть.

Я проглотил зелья, морщась от резко подскочившего сердечного ритма покалывания в глазах. Потом присел и начал читать книгу Моуди, которая позже поселится в моем сейфе. Пока, я буду учить Окклюменцию настолько, насколько смогу сделать это в одиночку. Я надеялся, что, по крайней мере, усвою основную концепцию достаточно хорошо, чтобы обнаруживать ментальное вторжение низкого уровня. Я мог бы также написать об этом Сириусу.

Закусив щеку, я задал себе вопрос: "должен ли я сказать Рону и Гермионе об этом?". Они были почти настолько же вовлечены во всё, настолько и я. Взвесив все плюсы и минусы, решил — НЕТ! Если Дамблдор узнает, что я говорил с ними, он может сконцентрировать внимание непосредственно на них, либо на их семьях. Мне и Сириус не был знаком в достаточной степени, чтобы доверять ему. Пока нет. Может быть, через несколько лет, но не сейчас. Тем не менее, я мог бы задать ему несколько вопросов о моих родителях и проверить, есть ли противоречия со словами Дамблдора.

Тем временем, я буду следовать моему новому правилу: подвергай сомнению всё, особенно если ты узнал это от Дамблдора.

— — — — — — — — — — —

Примечания Автора: Эта история началась как почтовая переписка по обсуждению брешей в сюжете Поттерианы с моими партнёрами-критиками. В какой-то момент, они попросили меня написать несколько глав, используя упомянутые сюжетные дыры. Полагая это отличным экспериментом, я согласилась. И тогда эта история стала расти.

Часть 1 — 4 год — завершена.

Часть 2 — уже пишется (опубликованы уже 3 главы — прим. Перев.) и готова на 40%.

Уверена, мне попеняют на то, что я не предупредила — эта история будет Дамбигадом. Прежде, чем засыпать меня своими жалобами, позвольте мне заявить, что я не верю в пушистого Дамблдора, потому как он определённо не «хороший» человек. Да, я читала про-Дамблдор-овские истории, несколько интервью Роулинг, единственная причина существования которых как я считаю, представить его в наших глазах лучше чем он есть на самом деле… Но я тоже читала её книги.

Книга 1 (Камень волшебника для янки; Философский камень для Бритов) началась с преступления. Я не говорю об убийстве Поттеров. Я говорю о трёх учителях, которым доверяют тысячи детей на время их обучения и которые бросают 15-месячного ребёнка на пороге, ночью, в ноябре, не сообщая никому из живущих вокруг. Это называется «Оставить ребёнка на произвол судьбы», деяние, которое в Великобритании наказывается максимально 10 годами тюремного заключения (Закон о Детях и Подростках, акт 1933г.) По моему мнению, Дамблдору, МакГонаголл и Хагриду нельзя разрешать приближаться ближе, чем на милю к школе, а любой родитель, который продолжает посылать своих детей ИМ на обучение, после известия об условиях жизни (от другого своего ребенка — пример Уизли) является идиотом и, возможно, преступно беспечным.

Если Вы все еще настаиваете, (что Дамблдор — добрый человек, прим. перев.), спросите сами себя — захотели ли бы Вы, чтобы тот, кто оставил маленького ребенка на открытом воздухе холодной ноябрьской ночью, преподавал Вашему ребенку? Нет?

Теперь, моя небольшая напыщенная речь доберется и до ... некоторой несогласованности между интервью, фильмами, книгами, Pottermore и разными таймлайнс и wikis, построенными поклонниками за эти годы, подкрепленными датами, временами, размерами классов и т.д. Для этой истории я брала только книги.

Я использую несколько маленьких деталей из фильмов. В более раннем интервью Минерва МакГонаголл была представлена как «бодрая 70-летняя» во времена первой книги, но из Pottermore мы узнаем новую дату рождения Минервы — 1935г., а это означает, что в 1991 году, ко времени первой книги, ей должно исполниться 56 лет. (Лично я думаю, что JKR использует «волшебную математику» в этом случае, не говоря уже обо всём остальном!!! — перев. согласны)

В почтовых интервью к ДС мы были проинформированы, что Снейп — единственный Пожиратель, способный кастовать чары Патронуса. Однако книга заявляет, если Волдеморт захотел бы увидеть Патронус Снейпа, он (Волд.) узнал бы, что Снейп оставался верным только Лили, а не ему, Тёмному лорду. Итак, почему ТЛ захотел бы увидеть то, что Снейп не должен был быть в состоянии скастовать? (из-за страха Снейп не стал бы делать этого, чтобы ТЛ не узнал бы, что он лоялен не ему, ТЛорду — прим. перев.) А он и не стал бы. Вывод — Пожиратель не мог бы скастовать Патронус! (Я влюбилась бы в того, кто когда-нибудь использовал это обстоятельство в качестве предпосылки для новой истории. Намек. Просто намек.)

Увидимся в следующий раз.

Khali

По степени дерьмовости следующая неделя соперничала с моей худшей неделей в Хогвартсе, когда все узнали, что я змееуст. Меня избегали студенты, впрочем как и учителя. Кроме нескольких паршивых комментариев в мой адрес, Рональд игнорировал меня. В то время, как Гермиона пыталась разорваться между нами двумя как могла. Она всё ещё оставалась со мной, но я задавался вопросом, как долго она протянет.

По её словам, Рональд скоро поймёт, что он полная задница и принесёт мне извинения. Если это произойдёт, Дамблдор будет ожидать, что я прощу его и приму обратно с распростёртыми объятиями, потому что именно так должен поступить „Мальчик-который-выжил”, «символ Света».

К сожалению, я больше не доверял Рональду.

Когда Рональд смотрел в зеркало Еиналеж, то видел себя в форме капитана квиддичной команды, со значком Старосты на мантии. Он видел себя стоящим высоко над другими, даже над своей семьёй. Никаких друзей. Он жаждал признания и одобрения более чем что-либо ещё.

Это должно было меня хотя бы насторожить, но я проигнорировал этот знак судьбы, как и все последующие, за ним; и вот, однажды, мой первый друг отвернулся от меня из-за того, что какой-то хитрец поместил моё имя в Кубок огня, чтобы заставить меня участвовать в смертельной игре.

У меня также были серьёзные подозрения насчет случайности нашей первой встречи с ним и тех инструкций к ней, что он получил до Хогвартса.

В конце концов, Гермионе придётся выбирать между нами. Я знал, что проиграю. Я всегда проигрывал.

Мог ли я позволить ему вернуться? Мог ли я позволить ему „помогать” мне в подготовке к Турниру и, все таки, сохранить свои тайны? Возможно. Но, если у меня получится, это без сомнения будет подвиг, достойным „Оскара”.

Вздохнув, я посмотрел через плечо, проверяя наличие слежки. Этот раздел библиотеки не пользовался популярностью среди учеников. Секция Истории магии была вторым по непопулярности местом в билиотеке. К тому же книги здесь не содержали опасных знаний, а потому Мадам Пинс записывала тебя только, если ты выносил их из библиотеки. С толикой удачи, никто никогда не узнает, что я здесь читаю.

Подшитые копии Daily Prophet с 1648 по 1993 едва ли были источником беспристрастным, но являлись кладезем сокровищ информации, похороненных под Министерской пропагандой. Я крайне нуждался в информации. Даже сплетни могли быть полезны.

Я отобрал четыре тома: январь-июнь 1980 г, июль-декабрь 1980 г, январь-июнь 1981 и июль-декабрь 1981 годов — апогей последней войны, иначе известной, как „Гарри Поттер — от начала до катастрофы”.

Содержание Новогоднего номера практически повторялось из года в год. Я бы не удивился, если бы они перепечатывали одни и те же, слегка переработанные, статьи. Я перелистнул страницу, пристально глядя по сторонам.

Дамблдор покачивал пальцем, улыбаясь с фотографии. Я просмотрел статью. Интересно. Он предлагал отменить Гадания в Хогвартсе. Совет попечителей потребовал, чтобы он провёл интервью у кандидатов на должность преподавателя, прежде чем решать, что нет никого компетентного для ведения данного предмета.

Дисциплинированно записал этот факт и перевернул страницу.

Дальше, мои выписки из статей сократились. Трелони нанята. Рейды Пожирателей Смерти. Ранено несколько авроров. Орден Феникса вмешался в войну. Джеймс Поттер и Сириус Блэк.

Моя рука замерла на полпути. „Орден Феникса?”- прошептал я.

Я перечитал статью, обращая внимание на детали. По-видимому, в маггловской части Лондона состоялась дуэль между моим отцом и Сириусом с одной стороны и парой Пожирателей — с другой. Кульминация боя наступила, когда на сцену вышли Дамблдор и Волдеморт.

Интригующе. Генералы, как я начал называть их, никогда не появлялись в других сражениях. Чем эта ситуация отличалась от других?

Я постучал пером по пергаменту. Магглы были вовлечены в бой и как причина, и как свидетели. Из текста статьи подразумевалось, что все они были убиты Пожирателями Смерти, но небольшая фотография, сделанная во время боя, показывала моего отца, выпускающего Режущее по магглам. Странно, но вполне ожидаемо. Даже если они исследовали тела на магические подписи, мёртвые магглы были прокляты множество раз обеими сторонами — просто случайные жертвы.

„Альбус Дамблдор, директор Хогвартса, Великий колдун, Верховный Чародей, Глава Визенгамота и лидер Ордена Феникса отказался от комментариев”, так было написано дословно...

Я был знаком со всеми титулами, за исключением последнего. Я быстро пересмотрел свои записи и обнаружил несколько других ссылок. Все упоминания касались стычек, язык не поворачивается назвать эти дуэли битвами. Каким бы ни был этот Орден, мой отец и Сириус оба состояли в нем.

В правом углу пергамента я написал „Орден Феникса” и их имена, вместе с именем Дамблдора во главе списка. Я продолжил пробираться через подшивки, медленно собирая список возможных членов Ордена.

Сириус. Мои родители. Родители Невилла. Моуди. МакКинноны. Доркас Медоуз. Фабиан и Гидеон Прюетты. Дамблдор. Возможно и МакГонаголл.

„Темпус”, прошептал я. Половина шестого. Гермиона будет здесь с минуты на минуту. Я свернул пергамент и положил подшивки обратно на полку. Хотя я отчаяно хотел и нуждался в её совете и помощи, я не мог попросить её об этом.

Одним из наиболее важных фактов, которые привлекли мое внимание, было отсутствие судебного процесса над Сириусом и полномочия, обязанности и ответственность Главы Визенгамота и Великого Колдуна Альбуса Дамблдора — волшебного эквивалента Лорда-канцлера. Он имел юридические и этические обязательства, обеспечить всех, — Пожирателей Смерти или нет, — справедливым судебным разбирательством. Он поклялся „защищать права всех народностей в соответствии с законами и обычаями этого королевства, без страха или благоволения, приязни или неприязни”. В тот момент, когда он позволил отправить кого-то в Азкабан без суда и следствия, он стал клятвопреступником. Это было очевидно.

-Гарри? — Гермиона прервала мои размышления. Вероятно, к лучшему. В последнее время мои «философские» размышления заканчивались взрывом неконтролируемой магии. — Ты закончил своё эссе по гербологии?

Я кивнул и поднял книгу о магических контрактах:

-Думаю, надо провести некоторые дополнительные исследования.

-Гарри, если Дамблдор сказал, что контракт является обязательным, он обязательный.

-Не начинай.

Она села напротив меня и откинула волосы со лба.

-Я прочитала контракт шестнадцать раз. Ты, вероятно, прочитал его раз тридцать. Я знаю, ты не очень-то рад всему этому, но ты должен принять всё как есть. Тебе нужно сосредоточиться на чарах и изучении того, что поможет тебе пережить Турнир, а не искать лазейку, которой — согласись, — не существует.

Я помассировал виски. Должен ли я сказать ей, что понял с первого раза, как прочитал это? Гермиона неодобрительно поджала губы, выпрямила плечи и открыла рот, чтобы начать то, что обещало перерасти в длительную лекцию на тему принятия реалий жизни, если только я не опережу её:

-Существует простой выход, Гермиона! — начал я, решив, что предпочитаю спорить с ней о моей теории, чем о её понятии долга перед родителями и Хогвартсом. — Я согласен с тобой. Не предусмотрено никаких скидок для форс-мажорных обстоятельств, и Кубку не понять концепции обоюдного согласия. Контракт не может быть аннулирован. Тем не менее, контракт предусматривает только то, что чемпионы должны соревноваться в трёх состязаниях. Но не уточняет каких.

-Что? — Гермиона склонила голову на бок и удивленно посмотрела на меня, будто бы видела впервые. — Но ... — она внезапно замолчала. Улыбка засияла на её лице. — Прекрасно. Вместо того, чтобы разорвать контракт, ты выполнишь его, но с более безопасными заданиями.

-Безопасных нет, Гермиона. Даже, на первый взгляд, „безопасные” задачи Тримагического Турнира всегда смертельно опасны. Мантикоры, действующие вулканы, похищение людей — они делали всё это. Судя по тому, что я прочитал, основатели Турнира были за гранью сумасшествия. Я обдумывал игру в Подрывного дурака, кто съест больше пирога с патокой или, возможно, гонка вокруг Большого зала.

Она захихикала, но быстро прекратила.

-Слишком многое поставлено на карту. Они не согласятся на такое.

-Я знаю, но они могли бы согласиться на настоящее испытание магических умений, а не на такую чепуху. Зелья, трансфигурация, создание совершенно новых оригинальных заклинаний — то, что знали бы семикурсники, но не я.

-Это могло бы и сработать. Ты ещё не говорил с профессором Дамблдором об этом?

-Пока нет- Но я послал ему записку сегодня утром. Он назначил мне встречу завтра после обеда.

-Слава богу. — счастливо напевая, она достала своё домашнее задание по Чарам — Ты закончил уже эссе Флитвика о Чарах Призыва?

-Нет.

-Хорошо, мы можем поработать над ним вместе.

Вздохнув, я достал недописанное эссе. Незаконченное домашнее задание привлекло бы ко мне слишком много внимания. По мнению профессоров, количество проведённого в библиотеке времени, прямо пропорционально улучшению оценок. Высокое качество домашних заданий, то, о чем я никогда прежде не заботился, сейчас было необходимо, чтобы отвести подозрения. Последнее, что мне было нужно, это чтобы МакГонаголл спросила, почему я провожу так много времени в библиотеке.

До сих пор никто не удосужился поинтересоваться моими звездными достижениями в ЗОТИ. Защита включает все предметы: Чары, Зелья, Трансфигурацию и Историю. Но также включает сглазы, заклинания и проклятья. (После трех лет магического образования, я пришел к выводу, что разница между теми больше политическая, чем фактическая.) Яды также изучались в рамках стандартной учебной программы Защиты. Тут было больше практики чем на других предметах, но это был всё ещё тот же или аналогичный материал.

Никто не замечал несоответствия, но у них, вероятно, никогда не учился студент, сознательно проваливающий экзамены по причине нежелания привлекать слишком много внимания к себе.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

"Очисти разум. Он должен быть подобен чистому листу. Погрузись в своё сознание. Позволь ему расшириться вовне. Теперь укрой свой разум за непроницаемой стеной.”

Я повторял про себя основные постулаты окклюменции снова и снова, они стали для меня мантрой. Я использовал это всё время, когда Дурсли забирали мою еду в качестве наказания. Я мог ходить в таком ментальном пузыре нескольких дней, прежде чем голод давал о себе знать. Эта встреча вряд ли станет другой.

Думай о Дадли. О побоях. Голод настолько сильный, что чувствуешь, будто желудок прилип к позвоночнику. Страх. Боль.

„Давай” — прошептал я, погрузился в свое Сознание и извлёк оттуда несколько худших воспоминаний. Знакомый пузырь окутал разум как тёплое одеяло.

Моя Окклюменция была жалкой. В лучшем случае, я мог рассчитывать на предупреждение о ментальном вторжении. Я не смог бы долго защищать свой разум от Дамблдора, однако читать память — это не так-то легко, как может показаться. Пока я сосредоточен только на контракте с Кубком, на моих исследованиях о магических контрактах и прошлых Турнирах, на моих беседах с Гермионой, у него нет причин для подозрения. Тем не менее, я должен сохранять контроль над своей речью. Если позволю Дамблдору заморочить мне голову и завести разговор на опасную для меня тему, я могу потерять намного больше, чем очки.

Пузырь дрожал. Я напрягся.

Это обещает быть самым трудным противостоянием в моей жизни. Если потеряю контроль, я должен отпустить свою „случайную магию” и надеяться, что сломаю достаточно приборов Дамблдора, чтобы он, в спешке, вытолкнул меня за дверь, прежде чем вторгнуться в моё сознание.

— Сахарные тараканы, — сказал я. Горгулья отпрыгнула в сторону и лестница завертелась, поднимаясь вверх. Но прежде чем ступить на лестницу, я выждал секунду. Всё в этой встрече зависело от контроля. Я не мог позволить ему контролировать ни один аспект разговора, кроме его длительности или я потеряю себя ещё до того, как переступлю порог.

Внутренне подтянувшись, я вошел в кабинет. Фоукс пропел нежно и повернул ко мне голову, прося почесать ему подбородок. Мне захотелось сделать это, но песня феникса была слишком успокаивающая. Одна трель, и мне захотелось опустить свою защиту. Вероятно, Дамблдор за тем и держал его у себя в кабинете.

Он сидел за столом и по-отечески улыбался. И казалось, настолько рад меня видеть, что я мгновенно пожалел о своих подозрениях.

-Профессор, спасибо, что нашли для меня время так быстро, — сказал я.

-Никаких проблем, мой мальчик. Полагаю, мисс Грейнджер объяснила тебе всё, что касается контракта?

„Нет” — хотел, было, я сказать. Вопреки распространенному мнению, я умею читать.

-Да, сэр, — ответил я — Однако, договор непреклонен только касательно выбора и участия чемпионов из трёх школ. Так как Кубок, де факто, обеспечивает соблюдение контракта между трёмя школами, я не понимаю, как он может заключить договор с четвёртой стороной, без заключения контракта этой четвёртой стороны с остальными тремя школами.

Он кивнул глубокомысленно и погладил бороду эффектным жестом, с доброй улыбкой и мерцающими глазами. Его действия „доброго старого дедушки” казались мне такими прозрачными теперь, после того как я проанализировал свои прошлое и начал уделять пристальное внимание любым мелким нюансам его поведения как с точки зрения мотивов, так и возможностей. Я почти мечтал, чтобы Главный Колдун оказался добрым дедом. Иллюзия семьи, в комплекте с привязанностью, была чересчур болезненна для меня, чтобы легко ее переварить.

-Ясно, — сказал он после долгой паузы. Дамблдор встал и обошёл стол вокруг, взял щепотку летучего пороха из кармана мантии и бросил его в огонь.

-Аластор! — крикнул он, напугав меня. Почему он вызвал Моуди? Я не был готов встрече с ними обоими.

-Что? — Гаркнул Моуди.

-Зайди ко мне, пожалуйста. Мистер Поттер хочет кое-что обсудить.

Мой желудок сжался. Одно хорошо, он называет меня уже не „Гарри”, а „Мистер Поттер”. Ещё один промах и он закричит „Мальчик мой”. Я мысленно встряхнулся.

Я пытался представить себе детали предстоящего разговора. Хотя, Моуди был давним другом Дамблдора, он был и нашим новым профессором. Быть может, он предпочтет формальный подход. Весьма маловероятно, учитывая раздражающий характер этого параноика, но всё-таки, это возможно.

Моуди вышел через камин и смахнул сажу с себя на антикварный персидский ковёр Дамблдора. Дамблдор вздрогнул и взмахнул палочкой, вычистив пепел, прежде чем он достиг поверхности ковра.

-Что такое? — проворчал Моуди. Его волшебный глаз смотрел на Дамблдора, а нормальный, тем временем, — на меня.

-Мистер Поттер, — начал Дамблдор, произнося мое имя точно так же, как мой учитель в первом классе произносил имя Дадли, когда он ударил девочку Джонс, — выдвинул очень интересную гипотезу о контракте. Я должен предупредить вас, мистер Поттер. Игра словами в магических контрактах имеет свойство быть очень рискованной.

Я вздохнул и изобразил задумчивое выражение на лице.

-Я понимаю, сэр. Пожалуйста, выслушайте меня. Я все ещё пытаюсь разобраться во всем этом и у меня есть несколько пунктов, которые не оговаривались, когда мое имя вылетело из Кубка. Во-первых, договор правомерен только для трёх чемпионов из трёх школ. Можно утверждать, что моё имя было представлено, как единственный участник из четвёртой школы, которая не относится ни к одной из сторон первоначального договора. Во-вторых, поскольку четвёртая школа не имеет соглашения с трёмя другими школами, теоретически, я не нахожусь под обязательным магическим контрактом Тримагического Турнира между Дурмстрангом, Шармбатоном и Хогвартсом, между которыми и был заключён настоящий договор. Чтобы убедиться в этом, я попросил мадам Пинс показать мне первоначальный договор Хогвартса. Поскольку в нем не упоминается четвёртая школа, я не связан этим контрактом.

Моуди уставился на меня, открыв рот от удивления. Он дёрнулся и облизал губы. Нервная привычка?

— Готовы ли вы рискнуть своей жизнью ради этой теории, Поттер?

-Нет, — ответил я. Плечи Дамблдора обмякли и он вздохнул с облегчением. Прежде чем он успел проборомотать пустые банальности, я добавил:

-К сожалению, у нас нет никаких доказательств, что я был введён от имени четвёртой школы. Мы знаем, что формально, Кубок заставили „забыть” Конфундусом о том, что чемпион Хогвартса уже выбран, и он выбрал меня в качестве чемпиона Хогвартса, то есть, есть три школы и мы оба, Седрик и я, обязаны следовать договору.

Брови Моуди поднялись вверх. Дамблдор смотрел поверх очков так же, как делал, когда спросил меня, что случилось в Тайной комнате.

-Почему ты думаешь об этом, Гарри? — спросил Дамблдор благожелательным тоном...

-Потому что это то, как я бы сам поступил, — сказал я, бросив притворяться, что Гермиона помогла мне с этой сложной теорией — Мы все согласны с тем, что тот, кто ввёл меня в Турнир, вероятно, хочет видеть меня мертвым. Если бы я захотел убить себя, я бы предпринял шаги для обеспечения соблюдения контракта или подобрал задачи Турнира, способные убить меня. Это означает, что контракт создан исключительно для того, чтобы связать вместе три школы, не четыре — обратное не могло бы, предположительно, иметь силу. Если бы я обманул Кубок, будто бы он ещё не выбирал чемпиона одной из школ, чтобы из него вытащили моё имя, я мог бы и умереть, потому что я верил, что участвую от имени четвертой школы, подчиняясь контракту.

Кривая ухмылка Моуди перешла на другую сторону лица.

-Ну, Альбус? — требовательно спросил он Дамблдора, после нескольких минут ожидания, которые директор провёл, глядя на огонь.

Дамблдор вскинул голову, прежде чем переключить внимание на меня. Его глаза встретились с моими, и я почувствовал легкое прикосновение к своему разуму. Если бы я не ожидал этого, мог бы и пропустить его атаку.

Притворяясь шокированным, я отшатнулся:

-Что это было, профессор?

— Боюсь, тебе придётся быть более конкретным, мой мальчик, — сказал Дамблдор.

Несмотря на дружелюбный тон, его глаза сузились. Следующее вторжение было более сильным.

Я вздрогнул и отвернулся в сторону, отводя свой взгляд прочь. Губы Моуди дёрнулись в ухмылке.

-Альбус! — сказал он. — Я слышал, зима будет довольно сурова, особенно для пожилых обитателей Азкабана.

Дамблдор зябко поёжился.

-Да, хорошо, — он прекратил атаку, пальцы стиснули ткань ярко-оранжевого с фиолетовым узором халата. — Гарри, я должен просить тебя, не отвлекаться на такие мысли. Уверяю тебя, Турнир в этом году будет максимально безопасным. Риски минимальные. Я уверен, что с небольшой нагрузкой ты добьёшься успеха за пределами наших самых смелых ожиданий. Возможно, Аластор мог бы предложить тебе некоторые дополнительные занятия?

Предложение повисло в воздухе. Моуди взглянул на меня и кивнул. Хоть я бы и сам не отказался от дополнительных уроков с ним, но, похоже, его и вовсе не интересовало моё согласие.

— Существует и другой вариант, — сказал я тихо.

— Контракт весьма жёсткий, мистер Поттер,- ответил Дамблдор. Его резкий тон напоминал тот, который он использовал в разговоре с Фаджем в прошлом году.

— Я знаю. Тем не менее, параграф №2 Договора, определяет «Задания», как «три способа тестирования магических навыков, согласованных между тремя школами». На приветственном пиру, после объявления о начале Турнира, вы особо поблагодарили мистера Крауча и мистера Бэгмана, как чиновников Министерства магии, за их участие в организации Турнира. Далее вы заявили, что они вместе работали над задачами. Кроме того, существует официальное Министерское заявление в The Daily Prophet, где четко указано, что суть заданий была частью переговоров между Министерствами Франции, Великобритании и Норвегии. Факт, который вы публично подтвердили, когда на празднике объявили всем, что мистер Крауч и мистер Бэгман работали над заданиями. Дурмстранг, Бобатон и Хогвартс, все они независимые учреждения, действующие в рамках Соглашений, которые предшествовали возникновению Министерств. Кроме того, первое использование Кубка огня датируется 1294 годом. Нашего Министерства магии не существовало до 1629 года. Кубок распознаёт только школы, не министерства. Согласно Контракту, Министерства не имеют полномочий определять задания. Таким образом, те задачи которые выбрали министерства стран, недействительны.

— Но Совет волшебников уже существовал. — произнёс Дамблдор глядя на меня поверх чашки с чаем.

— Это аргумент для Визенгамота, который должен был послать переговорщиков, а никак не Министерства. Вне зависимости от того, кто представляет правительство, только представители трёх школ имеют право выбирать задания. Вы, Мадам Максим и Директор Каркаров можете не принимать во внимание министерства. Вы — те, кто поклялись защищать своих студентов, имеете право изменять задания.

-Испытания прекрасно подобраны ...

Я фыркнул.

— Простите, профессор, но я не доверяю вашему суждению в этом вопросе. В конце концов, вы решили, три года назад, что Хогвартс будет отличным сейфом. Вы утверждали, что разработали фантастическую защиту для Философского камня. Защиту, которая были разбита тремя первогодками. Вы даже не удосужились закрыть как следует дверь!

— Но ты спас камень, Гарри! — сказал он.

В прошлом году, я бы поддался этому тону. Больше нет, никогда. В тот момент, когда я сказал: «...то, что я хотел сделать бы...», я уже сказал слишком много. Если он тогда не подозревал, что я видел его игру, то он определенно понял всё сейчас, когда я защитился от его Легилименции.

«Притворство больше мне не поможет».

— Профессор, камень был вашей ответственностью, не моей. Вы подвергли его опасности и впоследствии уничтожили — действие, что привело к смерти вашего наставника Николаса Фламеля и его жены.

— Они были готовы к этому.

— Меня не заботит, были они готовы или нет, профессор. И с точки зрения закона и с точки зрения ваших клятв, абсолютно ясно, что вы обязаны защищать ваших студентов. Ловушка-приманка с философским камнем, который вы разместили в школе, где живут ваши студенты это недвусмысленное нарушение ваших собственных клятв. Если бы в Министерстве работали люди с мозгами, они бы потребовали от вас Нерушимый обет, когда вы стали директором.

— Как бы то ни было, я определил, что испытания подходят для этого Турнира. Задачи были одобрены мной и другими Директорами вчера. Они не изменятся.

— О, еще как будут изменены! — Моя магия вышла из-под моего контроля и закрутилась по кабинету Дамблдора, взорвав его серебряные инструменты. Осколки отрикошетили от спешно выставленного щита Моуди и рассыпались по всему кабинету.

— Вы поклялись не допускать несовершеннолетних студентов на турнир. Вы не в состоянии обеспечить адекватную защиту ни Кубку, ни мне. Вы обязаны мне, как студенту, предоставить защиту от угрожающих жизни ситуаций, обязанность, но вы игнорируете ее каждый год со времени моего приезда в эту школу. Но не в этом году!

Дрожа от гнева, я замолчал, пытаясь перевести дыхание. Искры сыпались на нас с потолка. Мой магический выброс уничтожил всё, кроме стола и кресла Дамблдора. Даже роскошный ковёр под моими ногами рассыпался прахом.

Я смотрел на Дамблдора, бесстрашно ожидая выволочки. Но он только сцепив пальцы смотрел на меня.

— Мое решение окончательно, мистер Поттер. Однако, вы правы. Я, порой, невнимателен по отношению к вам, как директор. Аластор, ты будешь наставником мистера Поттера шесть дней в неделю. Так как в этом году нет Квиддича, это не должно быть проблемой. Пожалуйста, проследи за тем, чтобы мистер Поттер был достаточно подготовлен к грядущим испытаниям.

— Вы грёбанный сын шлю ...(парсельтанг)- Моуди схватил меня за руку, пережав сухожилия на кости. Я развернулся к нему, широко размахиваясь. Он заблокировал мою руку, вывернул её за спину и втолкнул в камин. После головокружительного путешествия нас выплюнуло в его офисе.

— Как вы смеете! Он не имел права ...(парсельтанг)

Моуди толкнул меня в пустой класс Защиты и захлопнул дверь. Выхватил палочку и наколдовал сотню стеклянных бутылок.

— Выпусти это, Поттер! — сказал он и бросил мне мою палочку.

Без колебаний, я поднял палочку.

— Explod!(парсельтанг) — бутылки взорвались дождем битого стекла. Мерцающий щит ожил передо мной. Я посмотрел на Моуди. Он ухмыльнулся, взмахнул палочкой, наколдовав ещё больше бутылок.

Я потерялся в потоке времени. Он колдовал, я разбивал, и этот цикл продолжался, пока я не рухнул от магического истощения. Его рука опустилась на моё плечо.

— Всё в порядке, Поттер?

— Да, сэр. Спасибо.

— Итак, ты наконец вспомнил королевский английский.

Я вздрогнул. Хотя, я наслаждался разговорами с Дифи, я ненавидел быть змееустом. Это была еще одна особенность, которая отличала меня от всех. Особенность. Меня боялись. Меня ненавидели. Меня презирали. Это нервировало всех, даже Гермиону, которая была куда более открыта, чем Рональд.

— Я слишком хорошо осведомлён, чтобы верить министерской пропаганде. Парацельс был известным врачом, хирургом, и уважаемым змееустом. Не стыдитесь своей крови.

Странно, что такое говорит один из друзей Дамблдора. Он бы должен разглагольствовать о Слизеринцах и Волдеморте.

— Это не моя кровь — сказал я, пользуясь версией Дамблдора, которую он рассказал мне в конце второго года. — Я получил эту способность от Волдеморта. Дамблдор сказал, что он оставил во мне нечто от себя, в ту ночь.

Гаденький смешок разнёсся эхом по классу, вскоре уступив место полноценному хохоту.

— И ты купился на это, Поттер? — сказал он, задыхаясь. — А я, было, посчитал тебя небезнадёжным.

— Ну хорошо — я колебался. Моуди был другом Дамблдора, но он не был похож на МакГонагалл или даже Хагрида. Может быть, он не будет осуждать меня. — Не совсем так. Я не знаю много о змееустах, но я знаю, что это семейная черта. Смертельное проклятие кастуется на расстоянии. Оно может передать магию, но не может перенести генетический материал.

— Быть может, все ещё есть надежда для тебя, Поттер. — Он сел рядом, согнув ногу под странным углом. — Джозеф Лидс.

— Кто?

— Джозеф Лидс. Преподавал в Салеме с 1856 года. Маскоги по происхождению. Вероятно, в настоящее время ему 250 лет. Он змееуст и очень грязно дерется на дуэлях. Напиши ему. Задай ему вопросы, что тебя мучают. Если он не сможет ответить на них, я гарантирую, он укажет тебе того, кто сможет сделать это.

— Пока это не Волдеморт...

— Я предупреждаю, тебя, Поттер, что он мог бы. Джозеф Лидс нейтрален ко всем. Он не даст и собачьего дерьма за американцев или нас. Он не слишком-то любит Дамблдора, что не должно быть проблемой для тебя, насколько я понимаю.

— Есть ли у профессора Лидса другие имена, о которых я должен побеспокоиться?

— Нет, и он доктор Лидс. Имей это в виду. Он очень щепетилен в отношении правильного обращения, поэтому убедись, что ты правильно подпишешься в конце письма. Тёмный Лорд создал Пыточное проклятие во время последней войны. Порочная штучка, жертвы чувствовали, что они сгорали заживо. Оно не оставляло никаких шрамов и было специально разработано, чтобы держать жертв в здравом уме. Так удобнее допрашивать пленных. Оно может быть отменено только змееустом. Старый Крауч написал в письме: «Дж. Лидс», а не „Джозеф Лидс, Ph.D,” на конверте. Ему понадобились два месяца, чтобы ответить. При этом, он просто поставил штамп «Вернуть отправителю» на конверте. Даже не прочитал его. Крауч официально предоставил ему свои извинения, перед тем как доктор Лидс взялся рассмотреть этот случай.

— Он снял проклятие?

— Это заняло у него две минуты. Зато Аврорат стал на три тысячи галеонов беднее. Крауч чертыхался весь следующий месяц.

Я улыбнулся:

— Похоже у него милый характер.

— В этом весь он. Напиши ему сегодня вечером. Я пошлю письмо международной почтой завтра. Давай посмотрим, что мы можем узнать о твоих способностях, кроме сумасшедших теорий Альбуса.

— Хорошо. — Я пристально посмотрел на него. Я не могу оставить недомолвки. — Почему вы помогаете мне?

— Не многие дети могут противостоять Альбусу, как сделал ты. Ещё меньше из них воспользовались бы логикой. Ты потерял голову в конце разговора, но, все равно, это было впечатляюще, малыш. Тем не менее, — рявкнул он — ты должен научиться контролировать свой темперамент. Твои эмоции не должны преобладать над рациональным разумом, как это произошло сегодня. Мы будем работать над этим. Вот и все на сегодня. Иди, как следует поешь и отдыхай.

Я кивнул. Чувствуя себя немного легче от того, что нашёлся кто-то, по крайней мере готовый помочь мне, я не спешил двигаться.

— Спасибо вам, сэр.

— Не стоит. Я гарантирую, что ты возненавидишь меня ещё до конца этого месяца. Будь здесь завтра в 5:30 утра. Не забудь о письме.

— Да, сэр. — сказал я.

Съежившись от безбожного раннего времени встречи, я направился к двери.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

Примечание автора: Как вы могли заметить, я изменила Саммайн на Хэллоуин. Изначально я использовала Саммайн, потому что я была обеспокоена количеством отзывов, которое увеличилось, после последней публикации истории.

Хотя Гарри поклялся, что он будет подлым, как вы можете видеть, он все еще горячий четырнадцатилетка.

В 2005 году конституционной реформой изменили обязанности лорда-канцлера. Он / она больше не является главой судебной власти. В этой главе установлен 1994 год и я сослалась на лорда-канцлера,как на лорда- главного судью. Присяга главного Колдуна — выдержка из клятвы лорда-канцлера.

Книги предполагают, что Министр Магии объявил о чрезвычайном положении, которое, возможно, привело к приостановке предписания о представлении арестованного в суде. Этот вопрос не будет рассматриваться до второй части.

Пункт о форс-мажорных обстоятельствах охватывает такие случаи, как извержения вулканов, войны и т.д. В зависимости от обстоятельств, стороны договора могут быть освобождены от ответственности или обязательств.

Взаимное согласие (консенсус там же) это то, за что Гарри немного пободался. В принципе, все стороны договора должны оставаться сторонами договора. Разобраться в этой концепции трудно, но из того, что я читала, Кубок Огня базируется на этом.

Пот градом лил с моего лица. Жалящие чары летели, казалось, со всех сторон ко мне. Я повалился на бок, ударившись локтем об пол так сильно, что из глаз посыпались искры.

Но разлеживаться мне не дали: очередное заклинание едва не попало в меня. Я перекатом ушел в сторону. Оно, оказывается, слегка опалило рукав мантии, но самого меня не задело. По большей части.

— Accio очки! — произнес Моуди спокойно из своего кресла.

С опозданием, я попробовал схватить свои очки, но ... аргх, промахнулся! Они стремительно полетели к Моуди. Или то, что предположительно было Моуди. Без очков я не смог бы отличить профессора Моуди от Норберта.

Заклятие угодило мне прямо в лоб. Кровь залила мои глаза.

Поправка — Норберт и все остальные драконы не были такими злобными.

-Довольно! — проговорил он.

Я распластался на полу, позволив холодному воздуху ласкать своё разгоряченное лицо. Предрассветное ноябрьское утро в Шотландии было неприятно прохладным, пока Моуди не решил устроить мне тренировку уклонения от заклинаний.

Его искусственная нога с жутким скрипом прочертила борозду на полу, когда он захромал ко мне. Он опустился на колени, взмахнул палочкой над моей головой и пробормотал заклинание, которое я не расслышал. Борозда на полу исчезла.

Нацепив на меня мои очки, Моуди, этот самый садистский экс-аврор на планете, странно ухмыльнулся мне и кивнул:

— Нужно поработать, Поттер. — Он схватил меня за локоть. — Поднимайся и пошли! — произнёс он, вздёргивая меня на ноги.

Я потянулся поправить очки, но он перехватил мою руку и посмотрел на меня как на больного, слепого щенка.

— Когда в последний раз ты проверял свое зрение? — спросил он.

Я моргнул.

— Никогда. Тётя Петуния пробовала подобрать для меня несколько очков в супермаркете, пока мы не нашли те, что я сейчас ношу.

— Скверные у тебя родственники, да, Поттер?

Я пожал плечами:

— Нет, они просто не видят смысла тратить деньги на урода вроде меня. Мои очки — другое дело.

Ухмыляясь, он вернул очки и я надел их обратно.

— В Хогсмиде есть окулист. Пойди и запишись на приём до 21-го.

— У меня нет денег.

— Ты Поттер, конечно они у тебя есть ... — Он замолчал. — Знаешь ли ты что-нибудь о своих финансах?

— Нет. — ответил я, качая головой. — Я даже не знал, что мои родители оставили мне что-то, пока Хагрид не взял меня в Косой переулок.

— Хагрид? — Его губы сжались. — Ничего страшного. Проверка и сами очки будут стоить около 35 галеонов. Если у тебя их нет, скажи в магазине, чтобы они выставили счёт твоему управляющему.

— Но у меня нет управляющего.

— Конечно, у тебя он есть. — Моуди сделал паузу, а его глаз безумно завертелся. — Альбус! — прорычал он, снова замолчал и встряхнулся. — Если ты хочешь играть в игры с людьми, подобными Альбусу Дамблдору, Поттер, я предлагаю хорошенько разобраться с доступными тебе ресурсами и любыми ограничениями, которые они на тебя накладывают, прежде чем врываться в его кабинет. Ясно?

— Да, сэр. — сдерживаясь, сказал я. Он был прав. Я потерял преимущество в ту же секунду, когда попросил Дамблдора о встрече. Теперь, я был в худшей позиции, чем раньше. Дамблдор уже внимательно следит за мной, а садисту Моуди я принадлежал с 5:30 до 8:30 утра, с понедельника по пятницу и в воскресенье.

— Пойдем со мной. — сказал он и побрёл по тропинке к озеру. Я побежал за ним и быстро его догнал. Мы шли в тишине, во всю наслаждаясь утром. Примерно в миле вниз по тропинке, он обернулся.

— Как твоя Окклюменция, продвигается? — спросил он неожиданно.

— Медленно.

— Этого и следовало ожидать в твоём возрасте. Откровенно говоря, я был удивлен, что ты поймал Альбуса.

Я пожал плечами, не зная, что сказать.

— Я не хочу знать, что взбрело тебе в голову вчера, Поттер, но если ты будешь играть в такие опасные игры, тебе нужно гораздо лучше владеть Окклюменцией.

Я прикусил губу. Почему Моуди всегда оказывается прав? Рыча, он хлопнул меня по щеке.

— Всегда следи за выражением лица. Не раздавай ничего даром или проиграешь.

Моё лицо скользнуло за маску, которую я носил накануне. Моё «Дурсли-лицо», как его я называл.

— Так лучше, — сказал Моуди — Теперь, Альбус хочет, чтобы я учил тебя по программе твоего курса. Я обещал, что научу тебя всему, чему мне, чёрт побери, захочется. Если однажды в результате этой его просьбы он выпрыгнет из своих подштанников, это не моя проблема. Договорились?

— Может быть. — сказал я медленно, не желая соглашаться, не зная точно, чему он хотел научить меня.

— Ты учишься, мальчик.

— Чему конкретно вы собираетесь учить меня?

— Окклюменции для начинающих. Остальное будет зависеть только от тебя.

Я размышлял над его словами. Если я хочу иметь шанс на свободу, мне нужна Окклюменция, но в книге говорилось, что единственный способ научиться, это работать с доверенным Легилиментом. Я не доверял Моуди.

— Согласны ли вы, дать мне Кровную клятву? — спросил я. Я хотел бы попросить о Нерушимой клятве, но тогда нам нужен связующий. Без вариантов, в данном случае.

Он поднял бровь.

— Сумел пробраться в Запретную секцию?

Я постарался удержать лицо неизменным. «Докажите это.» — хотел я сказать, но промолчал. Последнее, что мне нужно, это чтобы Моуди, вместе с его несчастным глазом, ночевал в библиотеке под плащом-невидимкой.

— Не важно, что ты делаешь в свободное время, Поттер. — Он почесал подбородок, обведя ногтем контур неприятного шрама, похожего на Белые скалы Дувра. — Условия?

Я сглотнул. Кровная клятва была делом серьёзным. Он, наверное, сразу же и наотрез откажется.

— Вы не будете раскрывать никакой информации, какую бы вы не узнали за время наших уроков Окклюменции, никому из прошлых или текущих сотрудников Хогвартса, Школы волшебства и колдовства: Альбусу Дамблдору, Северусу Снейпу, никакому другому члену Ордена Феникса.

— Где ты слышал это название? — потребовал он.

— Из выпусков Ежедневного пророка, — ответил я. — В том числе Сириусу Блэку, Ремусу Люпину, всем Уизли и Гермионе Грейнджер.

Моуди уставился на меня, как на жука под микроскопом.

— Странные условия, Поттер. Ты позволяешь мне раскрыть все твои секреты Тёмному Лорду, в то же время как хочешь скрыть их от близких тебе людей.

Я пожал плечами.

— Честно говоря, я сомневаюсь, что Волдеморта заинтересует внутренний мир четырнадцатилетнего мальчика. Профессора Дамблдора с другой стороны ...

— Дай мне подумать об этом. Я отвечу тебе завтра. Так, ты написал то письмо, как договаривались?

Я достал незапечатанный конверт из-под полы мантии и передал его Моуди. Он открыл конверт и прочитал моё сухое, короткое письмо.

— Приемлемо, — сказал он и запечатал конверт. — Почему написал Лидсу, чтобы он переслал ответ мне?

Я расправил плечи. Прошлой ночью мне показалось, что мой спор с Дамблдором позабавил Моуди. Он действовал не из альтруизма, но у меня сложилось впечатление, что развлекался вовсю, слушая нашу с Дамблдором перепалку, пока я не сорвался.

— Из-за Гермионы, профессора МакГонагалл и Дамблдора, моя почта не может быть частной. Поскольку они уверены, что я никогда не был знаком с доктором Лидсом, не существует объективной причины, чтобы получать от него письмо, но вы-то совсем другое дело. Если я получу письмо от доктора Лидса, это инициирует инквизицию. Вы же просто получите известие от старого знакомого.

— Я недооценил тебя, Поттер. — Он вытащил старые карманные часы и проверил время — Пора возвращаться. Завтра. Главный вход. То же самое время. — Он сделал глоток из фляжки и направился обратно к замку.

Так начались мои странные отношения с Аластором — Безумным Глазом — Моуди, слегка сумасшедшим гением, с довольно садистскими методами обучения.

________________________________________

Моуди встретил меня на следующее утро с ножом и листом пергамента.

— Следуй за мной. — пробурчал он угрюмо и пошёл по тропинке к озеру. Я поплёлся вниз вслед за ним. Некоторые назвали бы время предрассветного утра гнетущим. Но не я. Я провёл свое детство в чулане. Полумрак приветствовал меня с распростёртыми объятиями, тянул меня к своей груди, как давно потерянного ребёнка.

Мы прошли мимо места, где у нас состоялась вчерашняя дискуссия. Магия скользнула по моей коже и отступила назад. Я нахмурился.

— Альбус поставил несколько специальных Защитных заклинаний вокруг. — сказал он с безумной улыбкой. — Не волнуйся. Хогвартская защита раскинулась в два раза шире, чем размеры замка.

— Специальные? — спросил я, боясь ответа.

— Он загнал меня в угол вчера вечером в моём кабинете, спросив, почему я поранил тебя, Поттер. Та Защита поставлена специально для тебя.

Мои глаза расширились:

— Что? — Я задохнулся.

— По-видимому, Альбус сохранил твою кровь той ночью, когда устанавливал Кровную защиту вокруг дома Дурслей.

— Мою кровь?

— Ты же не думал всерьез, что маггловская кровь твоей тётки-магглы могла подерживать Защиту, не так ли?

Я покачал головой. Честно говоря, я никогда не думал об этом. Пыхтя, Mоуди скастовал Люмос и сунул пергамент мне в руки.

-Читай! — приказал он.

Первая сторона, подписавшая договор, настоящим клянётся Пожизненной клятвой на крови, что не раскроет никакой информации, полученной при обучении Окклюменции следующим лицам: Альбусу Дамблдору и любому лицу, связанному с его организацией «Орден Феникса», который не является стороной в этом соглашении; в том числе, но, не ограничиваясь, Ремусу Люпину, Минерве МакГонагалл и Сириусу Блэку; любым текущим сотрудникам Хогвартса, Школы волшебства и колдовства, которая не является участником этого соглашения, в том числе Северусу Снейпу; любому члену семьи Уизли; работникам текущего Министерства Магии и/или Гермионе Грейнджер.

Вторая сторона, подписавшая договора, настоящим клянётся Пожизненной клятвой на крови, что не раскроет никакой информации, полученной при обучении Окклюменции, следующим лицам: Альбусу Дамблдору и любому лицу, связанному с его организацией «Орден Феникса», который не является участником этого соглашения; включая, но, не ограничиваясь, Ремусу Люпину, Минерве МакГонагалл и Сириусу Блэку; любым текущим сотрудникам Хогвартса, Школа волшебства и колдовства, в том числе Северусу Снейпу; любому члену семьи Уизли и/или Гермионе Грейнджер.

— Профессор, почему здесь написано «сторона», а не наши имена?

Лунный свет блеснул от его магического глаза.

— Ты когда-нибудь видел своё свидетельство о рождении, малыш?

— Нет. — Я предполагал, что у тёти Петунии была одна копия свидетельства. В Хогвартсе, вероятно, существовала ещё одна для картотеки, но я никогда не искал его.

— Тогда, откуда тебе известно, каково твоё настоящее имя, Гарри? Я не посещал твою церемонию наречения, а ты был слишком маленьким, чтобы помнить. Всё, что нам известно, это «Гарри», но это просто прозвище.

У меня спёрло дыхание. Прозвище? Мои родители назвали меня Гарри, не так ли? Все называют меня Гарри. Это же моё имя?

— Не думай об этом слишком много, сынок. Имена — это могущественная магия. Твой отец не был большим традиционалистом, но Джеймс Поттер которого я знал, не рискнул бы раскрывать кому-то, кроме твоей матери и крёстных родителей, твоё полное имя. Если он последовал обычаю, оно не отражено и на твоём свидетельстве о рождении. Твое имя могло бы быть Гарри, но преподавание окклюменции рискованное занятие. Иногда, когда ты выдворяешь кого-то из своего разума, связь действует наоборот, то есть, ты сможешь увидеть воспоминания легилимента. Я не буду лгать, Поттер. Моя голова не самое приятное место. Я участвовал в слишком многих сражениях. Обучение Окклюменции несовершеннолетнего является незаконным, как и использование Легилименции на одном из них. У меня нет желания провести отпуск в Азкабане, только потому, что ты увидел несколько случайных воспоминаний и задал кому-то неправильный вопрос.

Склонив голову, я изучал его пару секунд.

— Понял, профессор. Клятва принимается.

Он порезал свою ладонь и протянул мне нож. Я сделал то же самое. Мы пожали друг другу руки. Кровь, вытекающая из наших ран, обернулась вокруг наших рук, связывая их вместе алыми лентами, пока мы произносили каждый свою часть клятвы. Он закончил первым, после — я. Наша кровь вспыхнула ярко алым светом и втянулась обратно через порезы. Раны зашипели и исцелились. Затем он отпустил мою руку.

— Давай вернёмся в маленький мыльный пузырь Альбуса, прежде чем он заработает инсульт, — сказал он, направляясь вверх по тропе.

За поворотом Моуди остановился в тени вяза и жестом пригласил меня сесть.

— Ты закончил книгу?

— Я прочитал её дважды, сэр.

— Хорошо. Теперь слушай. Есть три способа научиться Окклюменции. Самый простой для учителя способ — это непрерывное использование Легилименции на ученике. По сути, ученик сперва учится распознавать ментальную атаку, а затем и улавливать присутствие учителя в своей голове. Этот метод жестокий и неэффективный. Второй метод, который мы будем использовать, — это сочетание медитации с первым методом. Я проведу с тобой несколько медитаций и упражнений, и когда твой разум будет в состоянии близком к медитативному трансу, я использую Легилименцию. Когда ты научишься сохранять это состояние даже под давлением Легилименции, мы перейдем к практике дуэлей, а затем и к внезапным нападениям.

— А как вы сами научились? Если вы не возражаете, что я вас спрашиваю об этом...

— Мастер Легилименции может напрямую передать некоторые техники, которым я научу тебя исключительно через медитации. Мне посчастливилось учиться у настоящего мастера.

— Ничего себе.

Он сел напротив меня, сложив ногу под себя, а протез под небольшим углом.

— Сядь и скрести ноги. Выпрями спину, — добавил он уже тихо; его голос потерял свою грубость, стал мягче, спокойнее. — Положи руки на колени перед собой и соедини средний палец с большим на обеих руках, — сказал он, показывая на собственном примере. — Держи руки на расстоянии фута от своего тела. Закрывай глаза, пока не станешь видеть сквозь ресницы. Дыши носом. — Он досчитал до восьми. — Медленно вдохни и выдыхай сквозь зубы как через воздушный клапан. Погрузись в спокойствие и расслабленность, раствори свой гнев и стресс в себе. Пусть твой разум и твои эмоции успокоятся, тогда ты будешь в гармонии с самим собой.

Я постарался максимально следовать его указаниям. Медленно, но верно, ярость, что накапливалась во мне с того момента, как моё имя вышло из Кубка, улеглась. Я потерял счёт времени, ориентируясь только на своё дыхание и голос Моуди.

— Оставайся сфокусированным на дыхании, открой глаза. Legilimens! — прошептал он — Выдох. Один. Два.

Я почувствовал, как он вошел в мой разум. Мой фокус сместился. Перед внутренним взором появилось лицо Дамблдора.

-Сосредоточься на своём дыхании. Не думай ни о чем другом. Самое громкое, что я должен слышать от тебя, это звук твоего дыхания, ничего больше.

Я с трудом отстранился от ненавистного образа. Вдох. Выдох. Холодный воздух прошелся по моему лицу. Вдох. Семь. Восемь. Выдох.

Я почувствовал, что он встал на ноги. Не желая покидать медитативное состояние, я регулирую дыхание и закрываю глаза. Время остановилось. Покой затопил мои чувства. На короткое время, я забыл о турнирах и директорах школ. Тогда Моуди похлопал меня по плечу.

— Открой глаза, — тихо сказал Моуди и наградил меня улыбкой. — Неплохо для новичка. Ты дрогнул в какой-то момент, но смог вернуться. Ещё неделя, и мы будем готовы к следующему шагу.

Возвращая улыбку, я встал и протянул ему руку. Встав на ноги, я сказал:

— Спасибо за урок, профессор.

— То же время и место завтра. Прочитай о чарах призыва сегодня вечером. Ты, первым делом, завтра с утра будешь учиться им. После, мы будем работать над Окклюменцией. Медитируй, прежде чем лечь в постель; делай это перед сном, каждый вечер.

-Да, сэр.

________________________________________

— Поттер! — прокричал Моуди, когда моё заклинание Призыва не удалось в тысячный раз.

Сегодня отмечаю мой пятый день в попытке скастовать Чары призыва. Этот день должен был быть моим выходным днем, но Моуди самовольно решил, что я должен заработать свое свободное время. Поскольку я не смог выполнить простые Чары призыва, я, очевидно, не нуждаюсь в утреннем субботнем сне.

Сложив руки за спиной, он склонил голову и уставился в покрашенный пол класса ЗОТИ. Сейчас мы все еще в Замке, но потом будет Окклюменция, по-прежнему под деревом.

— Какое твоё самое мощное заклинание, которое можешь скастовать? — спросил он.

— Чары Патронуса.

— Покажи мне! — сказал он, властно махнув рукой.

Я сосредоточился на магии, той, что я почувствовал, когда впервые появился Сохатый.

— Экспекто Патронум! — Серебристый олень вырвался из моей палочки и поскакал по комнате.

Моуди склонил голову, единственный живой глаз сузился. Я мысленно застонал, этот взгляд гарантировал ещё одну лекцию.

— Телесный Патронус в четырнадцать лет! Я сомневаюсь, что Дамблдор мог это сделать в твоем возрасте, — пробормотал он. -Интересно, сколько он продержится против дементора.

— Я победил нескольких в прошлом году, — выпендрился я, прежде чем успел осознать это.

— Так сказал и Альбус, но я не поверил. — Он выхватил палочку и направил его на мой Патронус. — Скажи мне, Поттер, в чём разница между вызовом Патронуса и призывными чарами.

— Движение палочки и заклинания.

— Неправильно! — заорал он. Жалящее заклинание ударило мне в левую руку. — Ты творил магию на голых эмоциях, как ребёнок, не так ли?

Я вздрогнул. Вчера он увидел моё первое, полное воспоминание во время практики Окклюменции. Он видел, как я открываю замок чулана, краду еду, пробираюсь обратно и запираю дверцу за собой. Впоследствии, Моуди был шокирован. Он отпустил меня раньше времени с наказом, встретиться с ним на следующее утро.

— Да, сэр, но я не помнил всё это, по крайней мере, несколько недель назад.

Моуди споткнулся об стол.

-Как мог ты ... Не обращай внимание. — Он поправил стол. — Магия, это намерение, Поттер. Не существует никакой разницы между призывом объекта и вызовом Патронуса, открытием замка и кастованием успешного Смертельного проклятия. Любое заклинание из существующих, независимо от своей репутации или способа использования, основывается на намерении. Когда ты выпустил свой Патронус минуту назад, ты думал о счастливом воспоминании, не так ли?

Я молча покачал головой. Я никогда не бросал его таким образом. Я и не смог бы. У меня не было ни одного достаточно счастливого воспоминания, чтобы выпустить Патронус.

— Эмоции плохое подспорье, Гарри. Если кто-то счастлив в достаточной степени, он сможет создать Чары Патронуса, но когда столкнётся с дементором, в девяти случаях из десяти потерпит неудачу. Знаешь ли почему?

Милостивый Мерлин. Ответ был очевиден. Почему ты не предупредил меня, Люпин?

— Дементоры питаются радостными эмоциями. Когда ты рядом с дементором, у тебя нет тех эмоций, необходимых для создания Патронуса.

— Точно. Теперь, если ты практикуешь Патронус в течение долгих лет, твой разум, в конечном счете, свяжет намерение с Чарами. Можешь обманывать себя, будто бы оно работает на счастливых воспоминаниях, но это не так. Эти чары работают против дементоров только тогда, когда у тебя есть намерение уничтожить их.

— Палочка помогает фокусировать магию, но бестолковое размахивание ею вокруг, подобно дирижеру оркестра, не сделает твои заклинания более мощными. На самом деле, разница между магией выполняемой палочкой и так называемой случайной магией очень невелика. Всё дело в намерении, Поттер, ты должен хотеть сделать это. — Он лениво призвал мои очки. — Как сильно ты хочешь их вернуть, Поттер?

Я уставился на пятно и поднял палочку.

— Accio очки! — проговорил я, сфокусировавшись на том, чтобы получить мои очки назад.

Они влетели в мою руку.

— Наконец-то. Итак, ты хочешь эту книгу? — Моуди помахал старой книгой Локхарта в другой руке.

Я взмахнул палочкой, думая о сжигании талмуда, и пробормотал формулу. Книга поплыла ко мне. На полпути она самопроизвольно вспыхнула.

Моуди мигнул, а потом заржал.

— Неплохо. — Он поднял учебник по защите этого года.- Призови его.

В течение следующего часа я призывал книги. С должной сосредоточенностью, заклинание было издевательски лёгким. Наконец, Моуди объявил отбой.

— Идём, Поттер, — сказал он в своей обычной грубой манере. Мне не нужно было разъяснять, куда мы направляемся. Вместо того чтобы следовать за ним, как в начале наших занятий, я шел уже рядом с ним, вниз по лестнице, через главный вход, прямо к «нашему» дереву. Без лишних слов я сел и принялся терпеливо ждать наставлений учителя.

Вертя веточку между пальцами, Moуди сел напротив меня.

— Как чувствуешь себя, Поттер?

Я дернулся. С каких это пор ему не все равно?

— Хорошо, я думаю.

— После вчерашнего Ежедневного пророка, значков и того, как все относятся к тебе, ты не в порядке. Поговорим. Выплесни своё напряжение, пока ты не вляпался во что-нибудь ещё.

Вздохнув, я посмотрел мимо него на восход солнца над озером. Вчера Сириус ответил на моё письмо о Турнире. Он настаивал на том, чтобы обсудить это со мной. У меня было время до 22 часов, чтобы подготовиться к разговору. Статья в Пророке. Эти глупые значки. То, как Драко проклял Гермиону. Уроки Окклюменции с Моуди были единственной причиной, почему я не получил отработку со Снейпом. Благодаря занятиям, я мог не поддаваться на провокации.

— Статья ... Это было не так уж плохо, но они станут ещё хуже. Я чувствую это всем естеством, но я не знаю, что с этим делать. — Неожиданная мысль пришла ко мне в голову. — Профессор, в Волшебном мире есть закон о клевете, как есть в маггловском? Могу ли я подать в суд на Ежедневный пророк?

— Нет. — Улыбка Чеширского кота расползлась по изрытому шрамами лицу Моуди. — Волшебный мир имеет те же законы.

— Я не понимаю.

— Наше правительство называется Министерством Магии, а не Соединённым Магическим королевством. Министр Магии докладывает Премьеру-министру Соединенного Королевства, а не наоборот. В показаниях Пожирателей Смерти, которые утверждали, что они были под проклятием Империуса, никто не сомневался и никогда не проверял их Веритасерумом, потому что их адвокаты использовали магловский закон о презумпции невиновности, а принуждение к Веритасеруму незаконно, как и избиение подозреваемого, чтобы выбить признание. Если они могут использовать законы маглов в свою пользу, почему ты не можешь, Поттер?

Мой оскал теперь был похож на его.

-Знаете ли вы хорошего адвоката, профессор?

Моуди поморщился.

— Я был вне игры слишком долго. Но Гринготтс имеет приличный юридический отдел. Они возьмут контракт на работу за гонорар, который обычно начисляется в процентах от выигрыша. Они берут больше, чем другие адвокаты, но я бы воспользовался их услугами, пока не подыскал своего собственного.

— Я хочу нейтрального адвоката.

— Большинство из них нейтральны. Я знаю, что Малфой и Альбус пользуются услугами одной и той же адвокатской конторы.

— Разве это не вызывает конфликт интересов? — спросил я, припоминая фразу, которую слышал в новостях однажды.

— Пока Альбус и Малфой не возражают, нет.

— Спасибо за совет, профессор. Я подумаю.

Моуди переместился и положил руки на колени.

— Сегодня мы начнём учиться управлять воображением. Управляемый образ — это концентрация мыслей на безмятежности, очищение разума до состояния чистого листа. С управляемым образом, ты в конечном итоге получишь контроль над тем, что увидит Легилимент. Ты можешь направить его на некоторые воспоминания, запретить доступ к другим. Не каждый способен на такой уровень Окклюменции. Сегодняшняя наша цель состоит в определении того, есть ли у тебя потенциал в этой области. Независимо от результата, мы будем продолжать работать над твоей базовой Окклюменцией. Искусство перенаправления внимания легилимента значительно отличается от базовой Окклюменции. Я никогда не изучал его раньше, и мы серьёзно рискуем нашими разумами, ввязываясь в это. Если ты покажешь хоть какую-то склонность к этому искусству, мне придется проконсультироваться с мастером Легилименции о том, как лучше вести наши занятия.

— Не Дамблдор.

— Не Дамблдор, — согласился он. Я вздохнул и принял медитативную позу, слушая мелодичный, красивый голос Моуди, который он использует во время медитации.

Он был не вполне надёжным, но я предпочитал его злобно-насмешливое остроумие Дамблдоровым пустым банальностям.

В пятницу утром, ровно через две недели после нашего с ним первого урока, Моуди снова заговорил со мной о Защите Дамблдора. Он трансфигурировал из бревна два кресла и приказал мне садиться. Я был удивлён, ведь обычно в это время мы практиковались в Заклинаниях весь первый час; осторожно присев на краешек кресла, я отбросил все лишние мысли и сконцентрировался, в ожидании какого-нибудь проклятия позаковыристей.

— Расслабься, Поттер. Я не собираюсь проклинать тебя, — сказал он, словно прочитав мои мысли.

Чувствуя себя дурачком, я устроился поудобней в кресле и откинулся назад.

— Извините.

— Никогда не извиняйся за свою осторожность, Поттер. Бдительность может сохранить тебе жизнь. Итак, первым заданием Турнира будут драконы.

— Что? — Драконы, существа типа XXXXX — убийцы волшебников. — «Безопасные задания» — поцелуй меня Мордред в задницу! А я думал, что Дамблдор манипулирует мной, чтобы я сделал всю грязную работу за него, и не станет пока пытаться меня убить.

— Успокойся, Поттер! Сейчас Альбус зациклился на идее честной игры. Он держит тебя и Седрика в неведении по этому поводу, но я гарантирую, Крам и Делакур знают о драконах. Каркаров и Максим сделают всё что угодно, лишь бы дать своим чемпионам хоть какое-то преимущество. Я рассказываю тебе об этом просто, чтобы уравнять хоть немного твои шансы. Понимаешь?

-Да, сэр, — сказал я, всё еще находясь в шоке.

-Не волнуйся ты так сильно, Поттер. Тебе не придётся убивать дракона.

Я медленно выдохнул, приходя в себя. Больше никакого василиска.

— Они поместят что-то в гнездо матери, — горько сказал он, — грязное это дело. Ваша задача будет достать этот предмет из гнезда, не повредив кладку, самого себя и дракона.

Беру свои слова обратно: дайте мне лучше василиска, — готов сражаться с ним когда угодно.

— Нет, — прошептал я. Паника уже почти захватила меня, когда тяжелая рука легла мне на плечо.

— Успокойся, сынок. Ты сможешь это сделать, тебе просто нужен план.

— План? Он съест меня в первую же минуту!

Моуди сочувственно похлопал меня по плечу.

— Всё не так уж плохо, Поттер. Просто используй свои сильные стороны.

— Я чёртов четверокурсник, и у меня нет никаких сильных сторон. Разве что, я могу разговаривать с василиском.

Его рука упала с моего плеча.

— Это не то, что я имел в виду, но мысль неплоха. К сожалению, только несколько видов драконов понимают парсельтанг, а мы не можем гарантировать, что тебе выпадет сражаться с одним из них.

Выпадет?

— Тебе предстоит вытащить «своего дракона» посредством жребия из мешка. Как самому молодому, тебе предоставят право тянуть жребий первым или последним. Я бы не рискнул поставить на то, что у тебя будет выбор между Китайским Огнешаром и Перуанским Ядозубом. Оба могут понимать тебя, но Огнешар не сможет ответить. Ядозуб смог бы, но поставщик драконов — Румынский заповедник, а у них Ядозубов нет.

— Проклятье.

— Альбус говорит, у тебя талант к полётам, это правда?

— Ну, думаю, так и есть, — сказал я, пожав плечами.

— Самый молодой Ловец за последние сто лет и владелец Молнии, — метлы, которая может потягаться с драконом в скорости и манёвренности.

— Профессор, я сомневаюсь, что они позволят мне пронести с собой метлу.

— Вам позволено иметь при себе палочку, Поттер.

Я моргнул, внезапно догадавшись, почему он так сильно сфокусировался на Чарах призыва. Пока у меня моя волшебная палочка, я могу призвать всё, что мне нужно.

— Профессор, почему бы не призвать сам предмет из гнезда?- спросил я, уже понимая, что это было бы слишком просто.

Моуди вскинул голову и задумался.

— Никогда не думал об этом. Сомневаюсь, что и судьи тоже. Попробуй призвать предмет для начала. Если это не сработает, всегда можешь призвать свою метлу.

Моя паника отступила. Волшебникам неведома логика. Они часто игнорируют простейшие решения. Может быть, я и смогу воспользоваться этим?

Моуди достал пакет из под плаща и протянул его мне.

— Это пришло для тебя прошлой ночью. От доктора Лидса.

Трясущимися руками я распечатал пакет. Содрав нескольких слоев бумаги и шпагата, я добрался до цельной, картонной коробки. Я перевернул её и увидел небрежную записку на той стороне, которую я принял за верх.

«Скажите «Откройся» на вашем родном языке.»(парсельтанг)

Не английский, понял я, прежде чем посчитать себя круглым дураком. Закрыв глаза, я представил себе Дифи.

«Откройся!»- прошипел я. Край коробки удлинился, образуя выступ. Появилась крышка, которую я и снял.

Толстый конверт лежал поверх четырёх книг. Две маленькие бутылочки, завернутые в шерсть, лежали в верхнем правом углу. После того как поставил коробку на землю, я взял письмо и открыл его.

«Уважаемый мистер Поттер,

Я прошу прощения, что не ответил на ваш запрос более своевременно. В Вашем письме от 8 ноября, вы подняли ряд вопросов, на которые я постараюсь ответить в меру своих способностей.

Мистер Моуди, вероятно, проинформировал Вас, что я и Альбус Дамблдор редко сходимся во мнениях. Я, прежде всего, учёный. Ваш директор — философ. Я не намерен спорить в этом письме о достоинствах одного и недостатках другого, однако вынужден описать различия между нашими подходами.

Философия начинается с интуитивного вывода. Затем философ использует дедукцию, чтобы доказать или опровергнуть свое умозаключение. Философия предполагает, что мир должен существовать.

Наука, с другой стороны, использует объективную модель. Там, где философ обеспокоен тем, что что-то должно существовать, мы обеспокоены тем, как мы сможем это измерить. Наука, по общему признанию, ограниченна и несовершенна. Используя очевидные доказательства, я могу сказать, что Вселенная существует, но я не могу вам сказать, существовало ли Начало Вселенной.

Таким образом, у Альбуса и у меня часто противоречивые взгляды на мироздание.

Я говорю это не пренебрежительно. Альбус получил академическое образование, и в тех немногих случаях, когда он применяет научный метод, особенно его исследование Драконьей Крови совместно с Николасом Фламелем (истинный ученый, которого очень мне не хватает), он действительно заслуживает уважения. (Хотя, я по-прежнему считаю, что чистить духовку драконьей кровью недопустимо. Только идиот станет чистить духовку редким и дорогим волшебным веществом). Тем не менее, я считаю его интерпретацию вашей жизни и вашей способности к парсельтангу, основанной больше на ложной гипотезе, нежели на фактах.

Моё расследование началось с вашей магглорожденной матери, Лили Эванс. Вам, вероятно, сказали в какой-то момент, что магглорождённые волшебники рождаются от двух магглов. Что они являются первыми волшебниками в своем поколении, то есть, ваша мать не могла быть змееустом, потому что эта способность проявляется только в нескольких старых линиях крови, в том числе — линии Слизерина и моей собственной.

Это предположение является ложным.

Истинного магглорожденного волшебника, который родился бы от двух людей — генетических магглов — не существует.

В 1990 году Терренс Мурат, канадский маг/генетик и его команда, выявили два гена, связанных с магическими способностями, в том числе — гены парсельтанга и легилименции, среди многих других. Их совместный труд «Образцы геномов в магической популяции», опубликованный в 1991 году, революционным образом изменил взгляд на магические таланты юных волшебников. Это подвигло нас на организацию специальных курсов для студентов с определенными способностями, подобно вашему таланту парсельтанга, а также разделить классы на основе потенциально достижимого уровня магической силы. Я вложил в посылку книгу « Миф о маглорожденных» , которая является обязательной для чтения студентов Салема. (Я рекомендую вам скрывать ее наличие у вас, ибо изучение и распространение данного труда, запрещено в Великобритании в связи с вампирской природой ее автора.)

Если кратко, два гена управляют магическими способностями.

Все люди рождаются с магическими способностями.

1. Возможность доступа к магии определяется доминантным аллелем - глушителем доступа к магии (S). Когда комбинируются либо (SS), либо (Ss), рождается маггл.

У ведьм, колдунов, и сквибов комбинация генов выглядит как (ss), что означает, что доступ к магии у них не подавлен.

2. Магическая сила определяется двумя возможными аллелями М и m. Между этими аллелями существует неполное доминирование. М — определяет большую магическую силу, m — незначительную магическую силу.

Сильный волшебник — такой, как я или Дамблдор, обладают комбинацией ММ.

Волшебник средней силы имеет mM или Мm.

Сквибы имеют mm.

Настоящий сквиб обозначается как (ss mm), то есть он имеет доступ к магии, но не обладает достаточной магической силой для кастования заклинаний. Пара (ss mМ) имеет 1:4 (25%) шансов произвести на свет сквиба. В то же время, у них есть шанс 1:4 (25%) породить могущественного волшебника (ssMM).

Тем не менее, в наблюдаемой популяции, только 1 из 100, имеет (ММ), то есть преобладают волшебники типа (mМ) или (Мm). Я всегда считал, что эта статистическая аномалия магический способ компенсации за существенное различие между двумя типами волшебников.

Великобритания представляет собой уникальный случай. Высокий коэффициент инбридинга среди семей, в том числе Блэк и Прюэтт, вызывает, вероятно, инбридинговую депрессию. (Я говорю „вероятно”, потому, что ни одна из вышеуказанных семей не пожелала участвовать в генетическом тестировании. Мы можем только строить гипотезы на основе Фамильных древ, сведений о магической силе, и рождённых сквибах. Основываясь на рапортах из Британии о двух магических войнах, живых Блэках и их потомках, включая предполагаемых сквибов, есть все основания считать их ММ волшебниками.) Инбридинговая депрессия существенно снижает здоровье и жизнеспособность потомства. Например, продолжительность жизни Блэков, по выявленным данным, упала до половины ожидаемого минимума.

Исследования изолированных в Андах и Гималаях магических деревень показывают, что магия прирождённых волшебников пытается компенсировать недостатки здоровья, снижая их уровень магии. Из этого исходит теория, согласно которой многие британские волшебники были ошибочно названы сквибами, тогда как, говоря языком генетики, они были людьми с магическим даром.

Магглорожденный — это просто потомок двух линий ошибочно идентифицированных сквибов. Настоящий сквиб (ssmm) не может породить ведьму или волшебника, если только не вступит в брак с (ssmМ), (ssМm), (ssMM) (гарантирует волшебного ребенка), (sSmМ), (SsmМ), (sSMM), (SsMM), (SsМm), или (sSМm). Другими словами, настоящий сквиб породит магического ребёнка, лишь если вступит в брак с человеком магического происхождения.

Как вы могли бы заметить, (SsMM) или (sSMM) имеет самый высокий генетический уровень магической силы, но их доступ к магии блокируется, потому что вместо поиска неродственной магической половинки, его предок сочетался браком с истинным магглом SS. Хотя наша культура считает этих людей магглами, технически они потомки волшебников. Вот почему в магических популяциях с высоким уровнем инбридинга и с близким соседством с маггловским миром, наблюдаются значительные колебания в количестве магглорожденных, вливающихся в волшебное общество каждое десятилетие. В самом деле, если бы кто-нибудь построил график известных магглорожденных в Соединенном Королевстве за последнюю тысячу лет, это будет выглядеть как синусоида. Увеличенное количества магглорожденных, вступающих в браки с чистокровными волшебниками, снижает коэффициент инбридинга в отдельных семьях. Члены этих семей вступают в браки с другими чистокровными. В течении нескольких поколений, у них рождаются исключительно ведьмы и колдуны. После, коэффициент инбридинга ползёт снова вверх. Сообщается о росте рождения сквибов. Несколько поколений спустя, эти мнимые сквибы вводят в магмир новых магглорожденных, перезапуская цикл.

Согласно последним исследованиям, около 0,5% населения (магглов и магов) имеют комбинацию генов (sS), либо (Ss), а 0,11% — волшебники и ведьмы. Однако, маггловская и магическая перепись населения (см. « Миф о маглорожденных», гл. 12) показывает неуклонное снижение количеств ведьм и колдунов, в процентном соотношении к общей численности населения, начиная с 1835 года (0,36% в Соединенном Королевстве) и вплоть до сего дня. Это справедливо и по отношению к магглам, потомки которых могут иметь магический дар. Важно отметить, что общая численность волшебного населения в Соединенном Королевстве существенно не изменилась с 1834 года.

Несмотря на то, что « Миф о маглорожденных» включает в себя данные из нескольких исследований на (SsMM) и (SsmМ) пары и вероятность рождения у них магически одарённого ребенка может быть выше или ниже, чем принятые 50%, количество исследованных пар, слишком мало, чтобы выявить достоверную статистическую картину. (Одно исследование может показывать 80% вероятность магически одарённого потомства, другое предполагает лишь 5% вероятности).

Парсельтанг является доминирующей способностью. Существуют как гетерозиготные (рР или Рр), так и гомозиготные (PP) люди змееусты. Хотя ген доминирующий, он остаётся редким даром, проявляющимся у одного из 20 000 людей с волшебным даром.

Я прислал два зелья: синее тестирует на генетическом уровне магическую силу, зелёное, — специальные способности. Десять листов бумаги — стерильные, индивидуально упакованные, также включены в посылку. В верхнем левом углу каждого листа есть квадратик, который следует обработать зельем. Пролейте три капли крови на квадрат. Подождите пять минут. Ниже появятся результаты, написанные кровью. Я положил в конверт достаточно зелья и бумаги для пяти тестов. Обратите внимание на срок годности на этикетках склянок.

Пожалуйста, проверьте себя перед чтением второго письма. Если тест на парсельтанг у Вас отрицательный, мне нужно будет переработать Рекомендуемый курс обучения.

Искренне ваш, Джозеф Лидс, Ph.D. (звание можно перевести как доктор философии, но конкретно в данном случае это требует уточнения)

Декан факультета «Тёмных искусств и археологических исследований».

Институт ведьм Салема»

От всего этого у меня голова пошла кругом, я отложил письмо и осмотрелся. Солнце поднималось над озером, от чего Люмос Моуди казался тусклым. Он все ещё сидел напротив, молча наблюдая за мной. Наконец, он вопросительно поднял бровь:

— Ну и что?

Не зная, что и сказать, я протянул ему письмо. Пока он читал, я осторожно достал зелья из коробки, распаковал и отложил их в сторону. Первая книга была «Миф о магглорожденных». Книга о рунах, с непереведённым названием, лежала под ней вместе с «Языком Нага» Нагендры Бхатт и «Руководством для змееуста — заклинания и ритуалы» Джозефа Лидса. Последний свёрток был толстой, связанной спиралью рукописью. Я поднял её из коробки и начал перелистывать. Первая глава включала список самых больших семейств змееустов, их страны и происхождение.

Мой взгляд упал на следующий раздел. «Сила языка» была совершенно захватывающим дискурсом о том, как язык со временем приобретает магическую мощь, делая заклинания скастованные на древних языках сильнее своих аналогов на более современных языках, таких как английский, например. Означает ли это, что заклинания на парселтанге будут сильнее? Если да, то какие заклинания мог бы скастовать я? Могут ли они послужить ещё одним слоем защиты между мной и Дамблдором? Возможно заклинание, которое отразит его атаку, позволит мне самому контратаковать? Книга по Окклюменции предполагала, что подобная защита существовала много веков назад, но не теперь.

Запечатанный пластиковый файл с чистыми листами бумаги вдруг закрыл мне обзор. Я поднял взгляд. Моуди молча указал на зелья и вернулся к письму. Вздохнув, я закрыл книгу и принялся перебирать зелья.

— Которое из них?

— Оба. — пробормотал Моуди.

Распаковав пластиковый файл с бумагами, я отвинтил пробку склянки с голубым зельем. Пробка представляла собой небольшой стеклянный цилиндр, с шариком на изголовье. Слегка встряхнув пробку, я накапал зелье на поверхность бумаги и закупорил склянку.

После, повторил процесс со вторым зельем; надрезал левый указательный палец слабеньким Режущим, накапал крови на оба листа и положил их на ближайший пень.

— Профессор, — спросил я, после того как исцелил порез на пальце, — почему не ... — я запнулся, подыскивая нужные слова — Если генетика так широко используется за границей, то почему ... — нет, не так — Я имею в виду, как все волшебники, такие, как Малфой, которые верят в чистоту крови и ...

— ... политика — сказал Моуди, откладывая письмо. Он смотрел на меня задумчиво, постукивая пальцами по колену. — Вот камень преткновения. Альбус построил свою карьеру на маггловских вопросах. Он опирается на таких людей, как твоя мать и мисс Грейнджер, приводя их в качестве ярких примеров того, что магглы могут создавать и вносить вклад в магическое сообщество. Чистокровные, включая Малфоя, делают наоборот. Они утверждают, что их кровь превосходит кровь магглорожденных, поскольку они имеют магическую родословную. Если то, что написано в этом письме, правда, то «Образцы геномов в магической популяции» доказывают, что обе стороны неправы.

Я закрыл глаза и представил себе классную доску, разделенную на цели и устремления каждой группы. Я многого не знаю. Пророк писал совсем мало о том, почему Орден и Пожиратели Смерти сражались, но один явный факт выделялся.

— Пожиратели Смерти были не так уж и неправы, потому что они выступали за магическую кровь, оставаясь в рамках магического сообщества. Они думали, что любой, кто сочетается браком с магглом, теряет магию. Если человек был магглом — (SS) — они были правы, особенно если их потомки продолжают жениться на (SS) магглах, которые составляют большинство населения.

— Дамблдор указывает на полукровок как на доказательство того, что магглы и волшебники могут мирно сосуществовать без ущерба друг другу, но если верить этим исследованиям, эти полукровки не настоящие полукровки. Родитель — маггл был потомком сквибов, а не маглов.

Я открыл глаза. Моуди улыбнулся мне.

— Тест готов, Поттер. Твои пять минут истекли.

Поражённый, я вскочил на ноги и бросился к пню. Машинописным шрифтом на первом листе была выведена фраза:

«MM — высокий магический потенциал» .

Второй был более интересным.

Ярко выраженный IL — Legilimens; гетерозиготный

OO — Occlumens; гомозиготный

рP — змееуст; гетерозиготный

Носитель Tt — Метаморф

— Интересно — заявил Моуди, заглядывая мне через плечо. Я вскочил на ноги. Он выхватил бумагу из моих рук, прочитав его во второй раз. — Твои родители оба были потенциальными окклюментами, но один из них был потенциальным легилиментом и змееустом.

— Потенциальными? — спросил я, зацепившись за это слово.

— Генетическая способность не имеет смысла без обучения. Тем не менее, змеи разыскивают змееустов, поэтому большинство из них знают о своей способности. Сколько лет тебе было, когда ты узнал об этом?

Я нахмурился, вспоминая.

— Десять лет, когда я понял это, но я не думаю, что такое случалось со мной в первый раз.

— Почему нет?

Я прикусил губу. Моуди постучал костяшками пальцев по моей макушке.

— Что я говорил тебе о мимике?

— Контролировать её, — ответил я. — У нас в саду жила змея, когда мне было четыре года. Я притащил её к миссис Фигг. Сказал ей, что она мой лучший друг. Дядя Вернон убил её на следующий день.

— Имеет смысл. Альбус не хотел, чтобы ты дружил со змеями, — грубо сказал Моуди.

Я замер:

— Кто ему донес? Моя тетя и дядя не обратились бы к нему, даже если бы эта была королевская кобра, а не безобидный уж.

Его глаз бешено завертелся, проверяя местность на соглядатаев.

— Арабелла Фигг была членом Ордена Феникса во время последней войны, — прошептал он.

— Что? Спятившая старая кошёлка миссис Фигг? Моя сумасшедшая няня, любительница кошек, была в Ордене вместе с моими родителями?

— Сквиб. Никогда не понимал, почему Альбус завербовал её.

Хмм, это дает абсолютно новый взгляд на происходящее.

________________________________________

Поглядывая на свою ладонь, я проверял расписание, которое начеркал на ней. Окулист в 10, адвокат в 13, управляющий в 15. Я должен был как-то уместить обычный поход в Хогсмид, покупку пергамента, чернил, перьев, дополнительные ингредиенты для зелий и ещё много чего, в мой уплотнённый график. По крайней мере, Рональд ещё не разговаривал со мной. Не очень хороший знак, но с учётом предстоящей встречи с адвокатом и управляющим, он был мне нужен как пятое колесо. Гермиона и так уже была на взводе.

— Гарри, — завела она разговор со мной в сотый раз, с тех пор как мы покинули замок, — я все ещё не понимаю, почему ты не попросишь профессора Дамблдора о помощи. Позволь ему позаботится о Скитер. Ты не ...

— Гермиона, — сказал я пересекая её выпад, прежде чем она вошла в режим полноценной лекции — Я последний Поттер, а не профессор Дамблдор. У меня есть долг перед моими родителями и я обязан защитить доброе имя моей семьи; я не буду сидеть сложа руки, пока эта женщина втаптывает мое имя в грязь. Возможно, тебя не заботит её ложь, но меня — очень даже.

Гермиона обхватила мою руку своими пальчиками и мягко сжала ее.

— Я знаю. Я просто беспокоюсь о тебе. Ты взвалил на себя так много: сначала Турнир и уроки с Моуди, теперь — это. Ты работаешь над собой до изнеможения, Гарри. Я не знаю, о чём думал Дамблдор, приказывая Моуди обучать тебя! Если Дамблдор не помог тебе выбраться из этого, он должен был обучать тебя сам.

Я слабо улыбнулся. После того разговора я рассказал Гермионе всё, что происходило в кабинете Дамблдора. Когда я повторил то, что я сказал Дамблдору о Философском камне, Гермиона задумалась и убежала сразу после того, как я сообщил ей, что дополнительные уроки проводятся каждое утро.

С занятиями Моуди, подготовкой к урокам и практикам, домашними заданиями и моими личными исследованиями, я был безумно занят. Гермиона и я всё ещё встречались в библиотеке каждый день, но мы не говорили ни о чем, кроме занятий и домашних заданий. Я не знаю, изменились ли её убеждения или она помалкивает, чтобы пощадить мои чувства, но она казалась теперь менее убежденным поклонником Дамблдора, чем прежде, хотя по-прежнему поддерживает его. Сложно сказать.

Я задвинул этот вопрос подальше и улыбнулся ей.

— Ты всё ещё со мной, правда?

— Конечно, Гарри.

Я снял очки и начал крутить их в руках.

— И что ты думаешь? — спросил я, глядя на неё, пытаясь не щуриться. — Круглые, квадратные, прямоугольные или овальные?

Улыбаясь, она взяла мои очки и постучав по ним волшебной палочкой, преобразовала линзы в овальные. Гермиона примерила очки к моёму лицу, покачала головой и изменила их ещё раз.

— Не уверена. Кем ты сам себя видишь? Умным, но утончённым? Вечным бунтарём? Или модником?

— Я думал, тебя не заботят такого рода вещи.

Она расправила плечи:

— А меня и не заботят, — сказала она, насупившись. Улыбка промелькнула на её лице. — Но не каждый день я узнаю, чтобы мой лучший друг, Гарри Поттер, Мальчик-который-выжил, имеет худшее чувство стиля в истории Хогвартса.

Я застонал и спрятал лицо в ладонях.

— Кто ты и что ты сделала с Гермионой? — И это была шутка только наполовину. Она разговаривала как Лаванда Браун — на пространные темы.

Гермиона ткнула меня в бок.

— Заткнись, ты! — сказала она игриво, когда карета въезжала в Хогсмид.

Два часа спустя, мы покинули окулиста, и весело смеясь, отправились в «Три метлы». Моя пространственная ориентация на данный момент оставляла желать лучшего. Окулист заверил меня, что это пройдёт в течении нескольких часов. Тем временем, Гермиона удерживала меня от столкновения с фонарными столбами. Новые очки были хорошими, созданными специально для меня. Они были восхитительными. Я никогда не видел мир так четко. Я даже и не догадывался, что у Гермионы веснушки на носу. Заметил ещё, что она позволила мадам Помфри исправить свои зубы и то, что у неё постоянно было чернильное пятно на среднем пальце правой руки.

Серебряная оправа очков была прямоугольной и немного легче, чем у моей старой пары, с ними мои скулы заметно выделялись. С новой оправой, я был меньше похож на копию своего отца. Кстати об этом, я сделал мысленную пометку, задать Сириусу несколько вопросов о моей матери. По настоянию Гермионы, я добавил чары саморемонта и локатора. Анти-призывные чары были специально во имя паранойи Моуди.

Когда мы вошли в «Три Метлы», в зале наступила короткая тишина, а потом шум снова возобновился. Шепотки и обвиняющие взгляды беспокоили меня, но я скрывал свои истинные чувства за моей тщательно воссозданной маской. Скрывать эмоции было лучше, чем носить плащ-невидимку. Пусть лучше все думают, что я эмоционально невыразителен, чем считать меня трусом.

Даже после обнаружения ментальных закладок, что управляли мной, часть меня, всё еще цеплялась за ту нахальную личность Гриффиндорца, которая, как я теперь понимаю, никогда не была моей. Я странно себя чувствовал иногда, будто бы у меня раздвоение личности. Одна часть меня хотела просить Моуди о помощи, может быть, о встрече с его другом-легилиментом. Я остро нуждался в помощи, чтобы сложить те две части вместе, но я держался. Я наслаждался нашими уроками. Я узнавал больше за эти два с половиной часа, чем за неделю в классе. Несмотря на свою репутацию безумного аврора, или может быть благодаря ей, мужчина был блестящим педагогом.

Но он был другом Дамблдора. Пока я не понял, как далеко распространяются манипуляции Дамблдора. Я скорее попросил бы Люциуса Малфоя покопаться в своей голове, чем близкого друга Альбуса Дамблдора.

Гермиона толкнула меня в бок.

— Профессор Моуди машет нам.

Я вышел из задумчивости.

— Извини, я задумался, — сказал я и повел её сквозь толпу к столу Моуди, который он делил с Хагридом. Моуди взмахнул палочкой и трансфигурировал два дополнительных стула.

Я сел, по-прежнему подмечая всё новые детали. Если раньше лицо Моуди казалось деформированной массой плоти, теперь я мог видеть каждый его шрам ясно и чётко. Отсутствующий кусок на носу был особенно ужасен. Лицо Хагрида было более сморщенным, чем я помнил, особенно вокруг глаз. Вдруг я понял, что Хагрид, вероятно, учился в школе одновременно с МакГонагалл. Он был на несколько лет моложе, но разница выглядела не больше, чем на десять лет. Может быть, это из-за влияния крови великанов?

— Ну, подсчитал уже все вмятины и шрамы на моем лице, Поттер?

Хагрид вздрогнул. Гермиона выглядела потрясённой и пнула меня под столом, бормоча что-то о манерах. Я ответил Моуди ничуть не сожалеющей улыбкой и похлопал пальцем по оправе очков.

— Это феноменально. Спасибо, профессор.

— Не за что. Серьёзно, Поттер, — сказал он, когда я начал благодарить его во второй раз. — Кто-то должен был позаботиться об этом годы назад.

— Что? — Хагрид спросил, косясь на меня. — Хорошие очки. Считай, что ты получил их на праздник.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но Гермиона остановила меня:

— Гарри, время.

Подняв глаза, я заметил, что часы показывают 12:50. Я встал и извинился. Не обращая внимания на любопытство, проглянувшее на лице Хагрида, я поднялся по лестнице паба в комнаты наверху, где отыскал номер 6 и постучал в дверь.

Ланч с двумя людьми и гоблином стал для меня уникальным опытом. Поверенный Мэтьюз Сайлас, «зови меня просто Сайлас» из Рейвенкло, выпуска 61-ого года, и адвокат Фаркад Нортон — Слизерин, выпуска 49-ого, демонстративно игнорировали Ралмута, молчаливого гоблина, который взял себе говядину с кровью, практически сырое мясо. Я такой выдержкой похвастаться не мог. Наблюдение за Ралмутом, слизывающим кровь с пальцев, почти заставило меня всерьёз рассмотреть вопрос вегетарианства.

Я отодвинул свою недоеденную трапезу в сторону и, потягивая сливочное пиво, стал выжидать. Они не объяснили почему пришли вместе, хотя в их письмах было обозначено разное время для встреч. Сайлас и Ралмут зыркали друг на друга всякий раз, когда думали, что это останется незамеченным, а мистер Нортон смотрел на это как на возню в песочнице. Они явно не были друзьями.

-Мистер Поттер, — начал г-н Нортон, кладя свою салфетку на стол, — Гринготтс находится в некотором затруднении. Ситуацию необходимо прояснить, прежде чем мы сможем представлять ваши интересы. Я здесь, чтобы обеспечить экспертную юридическую оценку. В зависимости от моего заключения, Сайлас и Ралмут смогут или не смогут вам помочь.

Я медленно выдохнул.

-Я понимаю, сэр. — ответил я вежливо.

-Я нахожу вашу ситуацию очень необычной, мистер Поттер. Как правило, законный опекун выбирает и нанимает поверенных, а никак не ребенок. Ваш опекун, в частности, в настоящее время сотрудничает с одной из лучших фирм в Лондоне. Я не понимаю, почему вы считаете, что нуждаетесь в услугах Гринготтса.

Нахмурившись, я наклонил голову.

-Я сожалею, сэр, но, насколько мне известно, моя тетя не имеет поверенного.

-Ваша тётя? — он открыл портфель и достал кипу бумаг. — Министерство, — сказал он, перебирая документы, — не причисляет вашу тетю к списку возможных опекунов. — Г-н Нортон протянул мне небольшой свиток.

Я открыл его.

„Заявление на опекунство над несовершеннолетним ребенком” — гласил заголовок.

Я пробежал его глазами, отметив свое имя и имена моих родителей, вместе с датами рождения и смерти. Мой желудок сжался, когда я прочитал имя претендента и дату — «1 ноября 1981 года (день после убийства моих родителей) Альбус Дамблдор назначается опекуном».

Сириус был арестован 3 ноября, через два дня после утверждения опеки надо мной Альбусом Дамблдором. Я сглотнул.

— Разве Сириус Блэк никогда не обращался с просьбой об опеке?

— Насколько мне известно, другими претендентами были Фрэнк и Алиса Лонгботтом, Андромеда Тонкс и Нарцисса Малфой. Последние две на том основании, что они были вашими ближайшими волшебными родственниками.

— У моих родителей есть завещание? — спросил я, стараясь успокоить дыхание.

— Завещания! — заявил Сайлас, подчеркивая их множественность.

Г-н Нортон придавил того взглядом, прежде чем снова повернуться ко мне.

— Всё так и есть. Завещания были запечатаны Главным Колдуном, который также служил душеприказчиком Поттеров. — Он постучал пальцем по строке в свитке.

„Последняя воля и завещание Джеймса Чарльза Поттера от 15 января 1981 года.”

Я прочитал это предложение в свитке три раза, прежде чем оставить его в сторону.

— Я не понимаю. Я жил с моей тетей и дядей до поступления в Хогвартс. Я до сих пор живу у них каждое лето. Не было ни малейшего намека на то, что я имею хоть тень возможности проживать под одной крышей с профессором Дамблдором, да он никогда и не предлагал мне жить в своем доме. Я даже не встречался с ним, пока не попал в Хогвартс. Как он может быть моим опекуном?

— Мы считаем, — начал объяснять мне мистер Нортон, передавая пачку газетных вырезок, посвящённых предположительной смерти Волдеморта и сокрытию меня в мире магглов, — Дамблдор использовал лазейку, которая позволяет директору Хогвартса или декану факультета, взять опеку над магглорожденным несовершеннолетним магом. Это позволяет школе договориться о медицинской помощи и прочем для студентов, чьи родители и/или опекуны, не способны посетить замок, но когда ситуация не требует от студента жить с директором круглый год.

Я закрыл глаза и глубоко вздохнул, услышав мягкий голос Моуди, говорящий мне расслабиться и успокоиться. После того как желание задушить Альбуса Дамблдора прошло, я открыл глаза.

— И вы говорите мне, что это совершенно законно? — Ралмут улыбнулся мне, продемонстрировав весь свой впечатляющий набор зубов и подался вперед в своём кресле.

— Это зависит от обстоятельств! — ответил Нортон. — 1 ноября 1981 года, Дамблдор обратился в Визенгамот касательно поражения Темного Лорда. В своём выступлении он чётко заявил, что ваш отец умер первым, а второй — ваша мать, т.е., опека над вами перешла единолично или по совместительству, сразу же после смерти вашего отца, к вашей матери, в зависимости от того, указал ли он её как вашего основного опекуна. Поскольку, большинство родителей указывают друг на друга как единственного опекуна, я подозреваю, что воля вашей матери, а никак не вашего отца, должна была определить опекуна. Разве что, вам известно нечто, что не было озвучено в свидетельстве Дамблдора.

— Я помню всё. Я слышал, как мой отец умер, и я видел Волдеморта, когда он убивал мою мать. — Они все вздрогнули — Папа умер прежде, чем Волдеморт поднялся вверх по лестнице. Затем он убил маму. Я уверен в этом.

Светлая бровь мистера Нортона приподнялась и он переглянулся с Ралмутом и Сайласом.

— По-моему, опека Альбуса Дамблдора над мистером Поттером является недействительной. Если он усомнится в нашей оценке, я готов встретиться с ним в суде. Однако, родители обычно зеркально отображают список возможных опекунов. Если Джеймс Поттер пожелал Дамблдора как опекуна мистера Поттера, Лили Поттер, вероятно, также выбрала его. Поскольку завещание запечатано, мы не знаем наверняка. Таким образом, мы вполне обоснованно можем утверждать, что Дамблдор не имеет опеки над мистером Поттером, так как Органы опеки ссылаются на не озвученное завещание.

— На грани, — пробормотал Сайлас, — но осуществимо. — Он вручил мне толстый свиток с печатью Гринготтса, прикрепленной к одному концу. — Рассмотрели ли вы наш стандартный контракт?

— Да, сэр. — Они отправили его мне в начале недели. Пройдясь по содержанию контракта, как с Гермионой так и с Моуди, я был уверен что понял всё правильно. Развернул контракт и скастовал Проявляющее заклинание, которому научил меня Моуди. «Никогда нельзя перестать быть слишком осторожным, — сказал он тогда, — ты не первый волшебник, который подписал что-то, написанное невидимыми чернилами».

Пергамент подёрнулся синим свечением. Отрицательно. Хорошо. Я пробежался глазами по нему, сравнивая его с тем, что я уже читал. Все было так же.

— Я подпишу, — сказал я, наконец.

Мистер Нортон поставил маленький чемоданчик на стол и достал перо, которое он передал мне.

— Вы будете подписывать первым, мистер Поттер. После, Ралмут подпишется от имени Гринготтса.

Я принял перо. Резкая боль кольнула мою руку, как только вывел первую букву. Я смотрел на мою руку в шоке. Кровавое „Г” врезалось в мою кожу.

— Кровавое перо, — подтвердил мою догадку Сайлас. — Контракт завязан на вашу кровь, не на ваше имя. Так, что если самозванец подпишется вашим именем, он будет связан контрактом, не вы.

Я посмотрел на перо, изучая его.

— Законно ли это?

— Для гоблинов, да, — ответил Нортон. — Для людей — нет.

Я быстро нацарапал своё имя на свитке и передал его и перо Ралмуту. Пока он подписывал, я тайком потёр жгучую рану на руке.

— Белый ясенец! — объяснил Нортон, передавая мне маленькую бутылочку.

Благодарно кивнув ему, я откупорил ее и вылил немного на ранку, затем протер ватой. Жжение прекратилось, а имя исчезло с кожи.

— Итак, мистер Поттер, что может Гринготтс сделать для вас? — спросил Сайлас, берясь за перо.

— Я хочу подать в суд на Ежедневный пророк, на Риту Скитер и её редактора за клевету. Хотя я давал интервью для Турнира, оно было прервано профессором Дамблдором сразу же после того, как Скитер спросила меня, что почувствовали бы мои родители, если бы знали о моём участии в турнире. Я так и не ответил. Тем не менее, её статья утверждает, что я ответил, что мои родители гордились бы мной. Она также утверждала, что я встречаюсь с моей лучшей подругой Гермионой Грейнджер.

— Какова природа ваших отношений с мисс Грейнджер? — спросил Сайлас, продолжая яростно строчить.

Я замер, обдумывая вопрос.

— Гермиона мне как старшая сестра, — сказал я через несколько минут. — Она властная, раздражает меня немного и думает, что всегда права. Я горячо люблю её, но совсем не как девушку.

— Хорошо, — сказал он. — Что вы хотите?

— Я не понимаю.

— Судиться с Пророком легко, — сказал Нортон, подключаясь к разговору. — Как вы планируете строить свои отношения с ними после этого?

Я отпил воды из бокала, размышляя над возможными вариантами.

— Я хочу, чтобы они оставили Гермиону в покое. Я не хочу, чтобы моё имя упоминалось в Пророке, если я не согласен на интервью и не одобрил окончательный вариант заблаговременно. Я хотел бы, чтобы дорогая Рита Скитер провела остаток своей жизни за уборкой маггловских туалетов, но я не против, если она продолжит свою карьеру в качестве автора некрологов.

Подняв глаза, я оставил бокал в сторону.

Все трое ухмылялись и, несмотря на разницу в возрасте и разные расы, выглядели как родные братья.

— Я не могу ничего обещать, но думаю, что мы сможем помочь, — заговорил Сайлас. Он поставил деревянный футляр на столе и открыл его. Серебряная чаша, гравированная рунами, лежала на бархатной подушке.

— Это Омут памяти. — сказал он, касаясь своей палочкой виска. — Закройте глаза и погрузитесь в свою память. Пред тем, как отвести палочку от виска, сосредоточьтесь на необходимом воспоминании из своей памяти. Копия воспоминания будет собираться вокруг кончика вашей палочки. Чтобы поместить эту копию в Омут памяти, дотроньтесь палочкой до края Омута и пожелайте, чтобы ваши воспоминания остались в нем, — объяснял он, демонстрируя каждый шаг. — Поместите воспоминание об интервью в Омут Памяти. Оно будет нужно нам для судебного процесса .

Потребовалось три попытки, чтобы поместить воспоминание в Омут Памяти. Затем мистер Нортон показал мне, как просмотреть его, в то время как Сайлас и Ральмут сверяли записи. Вместе с мистером Нортоном, я прикоснулся к серебристой жидкости и попал в свое воспоминание. После того, как Дамблдор прекратил интервью, мистер Нортон повернулся ко мне.

— Мистер Поттер, Сайлас будет обслуживать большую часть ваших запросов. Тем не менее, если Дамблдор создаст проблемы Гринготтсу, именно я, а не Гринготтс, буду представлять вас в Совете Магического Законодательства и Визенгамоте. Гринготтс имеет отдельный юридический отдел. Вам всё понятно?

Я кивнул, удивляясь, почему он уточняет это еще раз.

— Если есть что-нибудь ещё, связанное с вашей опекой, злоупотреблениями, отсутствием заботы, чем-либо другим, вы должны оставить воспоминание об этом в Омуте Памяти. Если Дамблдор будет всерьёз сопротивляться нашему судебному разбирательству, нам, возможно, придётся оспаривать его опекунство более активно.

Мой желудок скрутился в узел. Я прекрасно всё понял, но что будут говорить все окружающие, если они узнают всю правду? Куда я пойду? Упоминали ли мои родители в завещании кого-нибудь, кроме Сириуса и Дамблдора?

— Да, сэр. Сможете ли вы озвучить волю моих родителей?

— Нет, — сказал он, избегая моего взгляда, — но вы можете.

— Как?

— Министр может отменить решение Главного Колдуна о запечатывании завещаний ваших родителей. Я всего лишь адвокат, но вы Мальчик-Который-Выжил. Предложите ему поддержку или дайте отступные. Фадж не умеет говорить „нет”.

Когда мы вышли из Омута памяти, я почувствовал, что надежда есть. Если Дамблдор запечатал оба завещания, он, вероятно, читал их. Но он утверждал, что мою опеку определил мой отец, а не моя мать. Может быть, у мамы были другие предпочтения? По крайней мере, я надеюсь на это.

________________________________________

Примечание автора: Хотя это и не самая ранняя перепись, в Великобритании начали проводить современные переписи населения в 1801 году. Лекция по генетике представляет собой комбинацию из двух страниц от моего троюродного брата, к которому я обратилась за помощью, и мои отрывочные воспоминание о биологии в колледже. Статистика вся моя. (К сожалению, иногда мне нужно побаловать свою любовь к числам.) Если кому-то интересна моя электронная таблица, которая использует среднюю длину поколения, продолжительность жизни (волшебников), размеры тела студентов Хогвартса, и % от населения обучающихся в Хогвартсе, чтобы оценить общее количество колдунов и ведьм в Великобритании, я постараюсь выяснить способ, чтобы поделиться ими анонимно.

Я провела несколько лет своей жизни после окончания обучения, составляя завещания и договора доверительного управления, то есть я не всегда могу объяснить, что для меня является общими фразами. Извините.

Пункт о Зеркальной опеке — Пример:

Воля Лили

1. Джеймс

2. Сириус

3. Дамблдор

Воля Джеймса

1. Лили

2. Сириус

3. Дамблдор

Хотя я видела несколько совместных завещаний прежде, права женщин сделали их менее распространенными. Кроме того, если у Джеймса было большое поместье, он, вероятно, будет рассматривать Лили отдельно от Гарри, особенно, если не было такой собственности, как плащ-невидимка, которая может быть завещана наследнику. Я думаю, что видела два Завещания, которые объясняли, почему завещатель/завещательница оставил завещание или ответственности кому-то. Если они позаботились оставить причины (не рассчитывайте на это), оно обычно в форме письма или видео.

Информация сложная, и вообще, это, безусловно, самая сложная глава, но она была необходима, чтобы объяснить все остальные.

Спасибо!

Утро за два дня до первого задания застало меня сидящим на корточках перед камином. Со мной должен был связаться Сириус, мой глупый крёстный, сбежавший из тюрьмы, который напрашивался снова быть пойманным, а я мысленно проклинал его чувство времени. Моуди давно исключил фразу «Расслабься!» из своего словаря. Мои уроки начинались в четыре часа утра, и мне чертовски хотелось спать. Проклятье!

— Каркаров — Пожиратель смерти, — заявил Сириус после краткого приветствия.

-Так же как и Снейп, — раздражённо ответил я. Действительно ли он поднял меня по тревоге только, чтобы сказать мне то, что я мог и сам прочитать в газетах?

Сириус закашлялся.

— Да, это так, — он неловко поёжился, — но Дамблдор поручился за Снейпа. Не уверен, почему. Все из шайки, с которой он тусовался, оказались Пожирателями, но Министерство отпустило Каркарова из-за его показаний, с помощью которых Руквуда упрятали в Азкабан. Я никак не мог понять, почему Крауч ...

— Крауч? — спросил я. Это имя напомнило мне того человека с кислым лицом, который заявлял, что договор с Огненным кубком является нерасторжимым.

Сириус глубоко вдохнул.

— Старый Крауч устроил своему сыну показательный суд и бросил его в Азкабан. Не то, чтобы малыш Барти не заслуживал этого: они должны были осудить его и Лейстрейнджей на поцелуй дементора за то, что те сделали с Фрэнком и Алисой.

Я воздержался от комментариев. Виновен или нет, каждый заслуживает справедливого суда. Чем больше я узнавал о действиях Дамблдора и Крауча после войны, тем больше я задавался вопросом: кто был хуже — они или Волдеморт?

— Каркаров может и имел возможность бросить моё имя в кубок, но мотива у него не было. Если он сдал своих товарищей, то он, наверно, последний человек, который жаждет возвращения Волдеморта. Так или иначе, сейчас меня не заботит, кто подбросил моё имя. Проблема в том, что я вынужден участвовать в турнире.

— Я знаю, но это не так опасно, как могло бы показаться. Дамблдор и Моуди сделают всё, что в их силах, чтобы защитить тебя.

Я закатил глаза.

— Дамблдор ни черта не будет делать, чтобы защитить меня! — сказал я, закидывая пробную удочку. На этот раз я планировал раскрыть некоторые весьма нелицеприятные факты из деятельности «Уважаемого» директора. Если после этого разговора Дамблдор или Моуди подловят меня на этом, я буду знать, что либо Сириус не заслуживает доверия, что не удивительно с учётом его прошлых пристрастий, либо кто-то следит за каминами.

— Он делает всё, что может, — возразил Сириус.

— Сириус, он мог подобрать такие задания, которые реально проверяли бы магические знания и навыки, а не принуждали меня напрасно рисковать жизнью. Но он этого не сделал. В первом же задании, вместо того, чтобы соревноваться в варении сложных зелий, заклятьях или даже дуэли, он бросает нас в пасть к ... ДРАКОНАМ, Сириус! Первая задача — драконы. Нам нужно украсть какой-то предмет из гнезда магического существа XXXXX класса! По-твоему это похоже на то, что он заботится обо мне? — «Пожалуйста, скажи, нет!» — молил я про себя. Сириус был последним звеном между мной и моими родителями — тем человеком, которому они поручили защищать меня. Хотя бы сейчас, мне было нужно, чтобы он принял мою сторону, а не — Дамблдора.

— Он не попросил бы Моуди быть твоим Наставником, если бы не заботился о тебе.

Моё сердце упало и разлетелось вдребезги. Ну конечно. Мне не следовало даже надеяться, что он будет отличаться от всех остальных. Злясь на себя за это, я заскрежетал зубами.

— Кто тебе это сказал?

Он задумался:

— Ты сказал мне это, разве нет? — образ его головы скрылся среди углей, и я услышал шелест бумаги. Потом голова Сириуса появилась вновь, но его веки были опущены, как будто он искал что-то у себя на коленях. — Ты сказал ... — он замолчал.

Я выгнул бровь:

— Я никогда не говорил тебе, что Моуди учит меня, Сириус. Так, откуда ты это узнал?

— Профессор Дамблдор, возможно, упоминал об этом.

Я горько улыбнулся, уже смирившись с тем, что он тоже на стороне Дамблдора:

— Значит у тебя, беглого преступника, есть контакты с Главным Колдуном Визенгамота, но все ещё нет судебного разбирательства. Разве не к этому ты так стремился?

— Он не может мне помочь.

— Не может или не хочет? На нём лежит обязанность помогать тебе, Сириус. Он был под Присягой, когда обеспечил справедливое судебное разбирательство, вместе с адвокатом и правом не свидетельствовать против самого себя, твоей кузине Беллатрикс Лейстрандж.

— Я не Беллатрикс.

— Ты не она — согласился я, прежде чем его охватила ярость.

Подбросить самое провокационное имя, которое я нашел в старых подшивках Пророка, была не самая блестящая моя идея, особенно если её девичья фамилия — Блэк. Особенно, если Сириус не всегда бывал разумен.

— Ты был членом организации Дамблдора «Орден Феникса», победившей в войне. Казалось, можно было предположить, что Дамблдор захочет узнать, насколько глубоко твоё предательство и сколько людей ты продал Волдеморту. Тем не менее, тебя никогда не допрашивали, а просто бросили в Азкабан с меньшим сожалением, чем торговец рыбой выбрасывает товар недельной свежести. Тебе это о чём-либо говорит? — «Может быть, если я уберу шоры с его глаз, он сможет увидеть правду, » — подумал я?

— Всё было не так — сказал он, перечёркивая все мои надежды — У меня нет на это времени. — Он вытер лицо рукой. — Как планируешь справиться с драконом?

— Мы с Моуди — сказал я, подчеркнув имя Моуди, — уже придумали план. Если он не сработает, я просто спрячусь за судьями.

Сириус нахмурился то ли от моей не-Гриффиндорской идеи, то ли новой роли Моуди в моей жизни. Я не мог сказать точно, чему он точно был не рад.

— Гарри, ты должен, по крайней мере, попытаться. Гриффиндорцы не прячутся за другими.

Это объясняет, почему члены других Факультетов живут дольше. Я пожал плечами.

— Те, кто выбрал драконов, идиоты, я не таков. Если дракон собирается съесть кого-то, пускай, но это буду не я.

Сириус одарил меня тяжелым взглядом, прежде чем глубоко вздохнуть.

— Просто придерживайся плана и подчиняйся Моуди. Он лучше чем кто-либо другой знает, о чём говорит. Держись подальше от Каркарова. Я знаю, ты не веришь, что он опасен, но каждого студента, который учился в Дурмстранге, он обучал Тёмным искусствам. Меня не волнует то, что Министерство считает Дурмстранг легальной школой.

— Хорошо. — У меня не было причин разыскивать Каркарова. — Перед тем как ты уйдешь, не расскажешь ли мне немного о моей маме? Все вокруг говорят о моём отце: каким он был храбрым, какие шутки разыгрывал, но никто никогда не говорит о ней ничего, кроме того, что у неё были зеленые глаза и она была хороша в Чарах.

Он вздохнул.

— Сказать по правде, я не очень хорошо знал Лили. Я познакомился с ней, когда она и Джеймс начали встречаться на седьмом курсе. Она была умной и хорошенькой, немного похожей на твою подругу Гермиону, но я не знал её достаточно хорошо. Если бы они прожили подольше, я бы, наверняка, узнал её лучше, но они умерли такими молодыми и со всей этой войной ... Мне очень жаль, Гарри. Я могу сказать тебе, что она была блестящей ведьмой, но я не знал её близко.

— А кто знал? — спросил я, чувствуя отчаяние.

После встречи с представителями Гринготтса, я составил список того, что мне известно о родителях. Это был очень короткий список. Информация о моей маме занимала пять пунктов: зелёные глаза, рыжие волосы, Староста школы, палочка из ивы и то, что она была хороша в Чарах. Об отце я знал в четыре раза больше. Я просто хотел узнать что-нибудь, даже если это было что-то тривиальное, как если бы она носила перья в волосах. Тётя Петуния никогда не говорила о ней. Я надеялся на Сириуса…

— Единственный человек, о котором я могу вспомнить, это Снейп. Все остальные либо погибли на войне, либо еще живы, но лучше бы они тоже погибли.

Снейп? Моя мама дружила с Летучей мышью Подземелья. Я не могу спросить его об этом. Мысленно я заставил себя отгородиться от отрицательных эмоций, что нахлынули на меня. А может быть, у меня получится? Он ненавидел моего отца. Если я сыграю на этом, быть может, он расскажет что-нибудь о ней?

Послышались шаги на лестнице.

— Кто-то идёт! — прошептал я. Сириус исчез, обрывая тем самым каминную связь. Я обернулся.

Рон стоял на нижней ступеньке лестницы, щурясь со сна, лодыжки и запястья торчали из его слишком короткой пижамы.

— Мне показалось, что я слышал голоса, — пробормотал он.

Я посмотрел на него.

— А может, тебе стоит проверить свою голову у мадам Помфри? — сказал я с усмешкой, зная, что это прозвучало слишком по Слизерински, но не заморачиваясь этим.

Потирая глаза, он повернулся и побрёл обратно в спальню. Я смотрел, как его фигура исчезает в утренних сумерках.

В этот момент я понял, что скорее умру, чем приму его обратно. Независимо от моих планов, когда я как никогда нуждался в его поддержке, он бросил меня. Когда я нуждался в нём больше всего, он повернулся ко мне спиной и громко провозгласил, что я лжец. Даже Малфой, с его рвотным значком, относился ко мне лучше. Потому что Малфой никогда не притворялся моим другом.

Малфой не предавал меня. Но Рональд Уизли сделал это.

* * *

Запах серы щекотал мне нос.

Толпа снаружи палатки ревела. Я вертел палочку между пальцев, сильно нервничая. Первым был Диггори. После него — Делакур. Сейчас была очередь Крама. Рёв толпы переходил в низкий гул между выступлениями, пока следующего чемпиона, вооруженного лишь палочкой и мужественностью, граничащей с глупостью, провожали к месту битвы с крылатой смертью.

Зачем кому-то в здравом уме, добровольно подписываться на такое? Может быть, другие чемпионы были тайными мазохистами? Или, может быть, директора щедро потчевали претендентов Империусом? Ни один здравомыслящий человек не подпишется добровольцем на такое безумие. Наконец, свисток прозвучал и для меня, но я не спешил выходить на импровизированный стадион. Вместо этого, я остался в палатке. Один. Пять минут прошли, прежде чем Моуди появился в палатке. Сдаётся мне, они послали его, чтобы вытащить меня отсюда.

— Твоя очередь, Поттер! — сказал он и направился ко мне, хромая через всю палатку.

Я поднял брови и попятился назад. Может кто-нибудь, в конце концов, и заставит меня пойти туда, но раньше эта Хвосторога напялит на голову фиолетовую шляпу и пожалует всем по рожку мороженого, прежде чем я добровольно решусь выйти к ней.

— Поттер — зарычал Моуди, — мы обсуждали это. Ты сам сказал, что должен участвовать.

— Это было до встречи с ней, — сказал я, угрюмо глядя на миниатюрную фигурку Хвостороги между большим и указательным пальцем.

Моуди фыркнул, схватил меня за руку и потащил к выходу.

— Иди! — приказал он и пошёл прочь, оставив меня одного под наколдованными трибунами и сводчатым проходом, который вёл прямо к настоящей Хвостороге.

Она ревела. Я отступил на цыпочках к выходу. Ссутулившись, я быстро осмотрелся вокруг. Судьи сидели в двадцати футах справа от меня. Место для драконоводов, среди которых выделяется один с копной рыжих волос, — вероятно, это Чарли Уизли, построили в семидесяти пяти футах слева от меня. Судьи были ближе, но трибуны были отгорожены. Даже если бы я смог завлечь драконшу туда, я оказался бы между судьями и драконом. Неприемлемо.

Драконоводов от драконши отделяла высокая стена, но от меня их отделял низенький барьер. Выполнимо, — решил я.

Притворяясь уверенным в себе, я выхожу на арену. Хвосторога бьет хвостом, бронзовые шипы на ней были почти с меня ростом. Великолепно, моя противница чувствовала то же, что и я. С палочкой в руках, я обогнул её по краю, пытаясь держаться настолько далеко от разгневанной матери, насколько это было возможно. Я надеялся, что она понимает парсельтанг. Тогда я мог бы, по крайней мере, объяснить ей, что не хочу находиться здесь даже больше, чем она сама.

Когда я был уже в двух шагах от драконоводов, я поднял палочку и произнёс:

— Accio золотое яйцо венгерской Хвостороги! — Моуди учил меня, что при произнесении заклинания, нужно быть как можно более конкретным. Не зная имени драконицы, мне нужно было быть настолько конкретным, насколько это возможно.

К моему удивлению, яйцо поднялось из кладки и полетело ко мне. Дракониха взревела и бросилась на меня. Цепь на шее дёрнула её обратно. Яйцо упало мне в руки, и в тот же миг цепь лопнула. Земля задрожала под её ногами, когда она рванула ко мне. Я засунул яйцо подмышку, перепрыгнул через заборчик и оттолкнул драконовода в сторону.

Люди закричали, так как низкая стена загорелась. Чья-то рука схватила меня за плечо и дёрнула назад. Я повернулся, наблюдая, как остальные драконоводы перемещаются вперёд. На судейской трибуне Каркаров, Максим и Крауч вытащили свои палочки, в то время как Бэгман нырнул под скамью. Трус! Дамблдор просто откинулся назад на спинку стула, скрестив руки на груди, как будто любовался представлением. Драконоводы рванули вперёд.

— Оглушающим на счёт три! — закричал кто-то.

Вокруг меня, ведьмы и колдуны указывали своими палочками на приближающегося дракона.

— Ступефай! — проорали они все вместе.

Дракон упал.

Та же рука толкнула меня за ближайший контейнер. Мы остановились.

— Поттер, посмотри на меня! — сказал Моуди.

Я поднял голову, посмотрев на него невидящим взглядом. Перед глазами бесконечно проносился тот миг, когда цепь дракона лопнула. Мои лёгкие горели от недостатка воздуха, но мне казалось, что я не могу вдохнуть, хотя и чувствовал, что грудная клетка часто вздымается и опускается.

Моуди выругался под нос.

— Placidus, — пробормотал он и потащил меня в медицинскую палатку. Хагрид встретил нас у входа и разжал мои судорожно сжатые руки, чтобы взять яйцо. Моуди мягко подтолкнул меня к койке, прежде чем мадам Помфри отпихнула его в сторону, бормоча что-то о сумасшедших директорах школ, драконах и дементорах.

Гермиона, в сопровождении Рональда, проскользнула внутрь. Глубокие царапины покрывали её лицо, как будто она боролась с Живоглотом и проиграла. Страх — я понял это, вспоминая, как она зажала своё лицо руками, прежде чем МакГонагалл объявила наши оценки с письменных экзаменов. Она сделала это сама, потому что боялась за меня. Рональд был бледным, как привидение, но в остальном выглядел обычно.

— Я ... Драконы ... Вы должны были бы ... — промямлил он наконец.

Я посмотрел на него. Он казался искренним. На данный момент. Только после того, как я спасся от очередной смертельной опасности.

— Пожалуйста, уйди отсюда, — тихо попросил я.

Руки мадам Помфри так и летали, она лихорадочно доставала всё новые зелья, бросая их на койку.

— Вон, мистер Уизли! — сказала она, когда заметила, что Рональд решил отстаивать свою позицию рядом со мной.

Его плечи опустились.

— Мне действительно очень жаль, — прошептал он, прежде чем выйти из палатки, бросая на меня последний умоляющий взгляд.

Гермиона проводила его жалобным взглядом, но не отругала меня. Возможно, она подумала, что извинения этого придурка сразу после того, как меня чуть не съел дракон, это уж слишком даже для меня?

И тут, заклинание, которое Моуди использовал, чтобы успокоить меня и проводить в палатку, стало выдыхаться.

Всё моё тело трясло от шока, и я не мог это остановить. Слёзы текли по моему лицу, но я не знал, почему плакал. Я чувствовал, что моё тело лихорадит. Паника охватила меня, лишая силы воли.

— Пейте, мистер Поттер, — сказала Мадам Помфри, поднеся флакон к моим губам. Я залпом выпил зелье и откинул голову назад. Успокаивающее скользнуло вниз по горлу. Прошло несколько минут, прежде чем оно подействовало. Моргая сквозь слёзы, я поднял голову.

— Всё в порядке, Поттер?- спросил Моуди.

— Да, сэр.

— Иди, получай свои баллы, — сказал он, помогая мне встать. Гермиона поддержала меня за плечи. Все ещё нетвердо держась на ногах, я опёрся на Гермиону, пока не восстановил равновесие. Только тогда я выпрямился и вышел из палатки.

На обратном пути к трибунам Гермиона дала мне подробный отчёт о сражениях других чемпионов, но я не особо слушал ее, поглощенный своими мрачными мыслями. Мы были все ещё живыми. Никто не был серьёзно ранен. Цепи удержали всех драконов, кроме моего. И ещё, соревнование было безукоризненно честным. Если, конечно, можно назвать честным то, что четырнадцати-летнего пацана, такого тощего, что он мог бы сойти за первогодку, отправили биться с драконом.

Когда мы тянули жребий с фигурками драконов, никто не отпрянул в шоке, проклиная наших директоров-идиотов; никто не собирался обвинять психопатов, которые решили, что драконы вполне приемлемое испытание для подростков. Они, по-видимому, были склонны согласиться с этим, или давно узнали о них и смирились, разработав план победы. Кто-то, вероятно, Хагрид (учитывая его любовь к драконам, я не мог себе представить, чтобы он смог удержаться от них подальше) даже информировал Седрика так же, как и Моуди меня. Даже без помощи Дамблдора, учителя позаботились о том, чтобы суть первого задания дошла до всех нас.

Не то, чтобы меня это заботило.

Пока я жив после всего этого, мне всё равно, кто выиграет это глупое соревнование, при условии, что это буду не я.

Я улыбнулся одними губами. Я чувствовал себя настоящим Гарри, каким был давным-давно. Тихий голос где-то в сознании, что шептал мне что-то вроде «будь храбрым», «это тебе только на пользу» и «все будут тебя любить», теперь замолк. Возможно, он понял, что моя смерть — это и его смерть. Жаль, что он не подумал об этом раньше.

— Выполнение задания оценивается по десятибальной шкале, — прошептала Гермиона, после того, как первая судья — мадам Максим подняла палочку. Из её кончика выстрелила серебрянная лента и сформировала цифру восемь. Следом была девятка от Крауча, пятёрка Дамблдора и десять Бэгмана. Каркаров, одарив Дамблдора самодовольной ухмылкой, выбросил в воздух восемь.

-Я не понимаю, — сказала Гермиона, — ты превосходно справился.

Я пожал плечами. Я знал, что Дамблдор не одобрит моё поведение: сначала призвать яйцо из кладки, а потом спрятаться за спиной кого-то другого, это ведь не по-гриффиндорски. В конце концов, он растил меня, как безмозглого храбреца, в комплекте с нулевым чувством самосохранения. А сегодня я ясно дал понять, что его план полетел к чертям.

Впереди я углядел зелёный котелок, двигающийся сквозь толпу и пытающийся добраться до Дамблдора, который о чём-то разговаривал с Краучем. Я тронул за локоть Гермиону:

-Не жди меня! — прошептал я.

-Что?

Я показал ей плащ-невидимку, кончик которого торчал у меня из кармана.

-Ты знаешь, Гриффиндор: им для вечеринки и повод не нужен. Я не намерен праздновать то, что едва уберёг задницу от дракона, против которого я вообще не должен был выходить, — сказал я и исчез в толпе. Вытянув шею, я следил за зелёным котелком, проталкиваясь через толпу и даже сбив одного из братьев Криви, — Колина, я надеюсь. После того, что он наговорил Рите Скитер, он заслуживал больше, чем пару синяков.

Наконец, я вырвался из толпы. Фадж пожал руку Дамблдору, что-то сказал, и направился к выходу. Я побежал за ним и перехватил его под трибунами.

-Министр, — крикнул я, пытаясь отдышаться, — я так рад, что поймал вас. У меня так и не было возможности поблагодарить вас за помощь в прошлом году с моей тётей.

Фадж хлопнул меня по плечу:

— Не думай об этом, мой мальчик. Я бы сделал то же самое для любого волшебника.

Я здорово сомневался в этом, но сказал:

— Я знаю. Я просто хотел сказать спасибо. Это много значит для меня, ну… общественная поддержка в вашем лице. Я бы голосовал за вас. Если бы я мог голосовать, конечно.

Мои тщательно отрепетированные слова пробили его маску политика.

-В самом деле? — сказал он, воодушевляясь.

Надеясь, что это продвинет решение дел с Сириусом и Клювокрылом до кучи, я сказал:

-Я имею в виду, мне известно, что я не могу голосовать — пока нет — но, может быть, я мог бы рассказать моим друзьям, какую ответственную работу вы выполняете. Я хочу сказать, вы действительно помогли мне и я хотел бы что-то сделать в ответ и ... — я сделал паузу, состроив невинное выражение лица, которое, я надеялся, может вызывать доверие. Когда я практиковался перед зеркалом, я не был уверен, как должен выглядеть доверчивый ребёнок. Так что я соединил вместе лучшее моё невинное выражение лица и пыл, горящий в глазах Гермионы, в надежде что это сработает.

-Хмм, — он оглянулся через плечо, — есть кое-что... Хотя неважно. Альбус никогда не позволит этого.

-Я действительно хочу помочь, сэр. Я имею в виду, до тех пор, пока моя тетя говорит, что всё нормально.

-Твоя тётя? — он посмотрел на меня. — Она ведь маггла, разве нет?

Я горячо закивал:

— Когда мадам Скитер брала у меня интервью, я хотел сказать ей о том, как сильно вы мне помогли, но я не мог, потому что моя тётя не одобряет интервью.

-Хмм, я не вижу здесь проблемы. Я уверен, что она не будет возражать против небольшого интервью.

-Она не будет, сэр, но у меня не было времени написать ей об этом раньше.

Не то, чтобы я когда-нибудь писал письма тёте Петунии, — уж точно не в этой жизни.

-Может быть, ты мог бы упомянуть об этом на следующем интервью. Я уверен, что, учитывая твой сегодняшний успех на турнире, такая возможность вскоре представится.

-Я хотел бы, сэр. Если вы не возражаете, конечно.

-Тут не о чем и говорить. Для меня большая честь, что ты ценишь мою работу. Дай мне знать, если есть что-нибудь, что я мог бы сделать для тебя. Кроме этого турнира, конечно.

-Есть одна вещь, сэр! — сказал я, надеясь, что не действую слишком поспешно.

-Да? — спросил министр, насторожившись.

Я мысленно проклял своё нетерпение. Нужно было подождать. Что же, пришло время разыграть карту бедного сиротки.

-Мне осталось так немного от моих родителей. Просто старый плащ моего отца и несколько фотографий, которые Хагрид дал мне в конце первого года. Я читал в библиотеке, что есть завещания, в которых содержится немного магии. Я действительно не помню своих родителей. Я имею в виду, я помню, как они умерли, но ...

-Дорогой Мерлин, ты помнишь?

-Да, сэр. Я не помнил до прошлого года. Но когда дементоры обыскивали поезд, я вспомнил всё. Волдеморт предлагал моей маме отойти в сторону. Вы знали об этом?

-Нет, я понятия не имел, — прошептал он, испуганно.

-Во всяком случае, я прочитал в Ежедневном пророке, что профессор Дамблдор запечатал их завещания. Я знаю, что он сделал это, чтобы защитить меня, но это единственное, что осталось от моей мамы. Я хотел бы почувствовать её присутствие, даже если это будет лишь на мгновение.

-Мистер Поттер, Гарри, почему ты просто не попросил об этом профессора Дамблдора? Я уверен, что он сразу бы распечатал Завещание твоих родителей.

-Я не могу. Он уже и так слишком много сделал для меня. — (Ха-ха!) — Я не хочу, чтобы он думал, что я неблагодарный или что-то в этом роде.

-Понимаю, — сказал Фадж, рассматривая меня задумчиво — Это займёт немного времени, чтобы извлечь их из хранилища. Я не могу гарантировать тебе, что их магия всё ещё сохранилась. В конце концов, прошло уже тринадцать лет с того дня, как Завещания были обнародованы.

-Я понимаю, сэр. Спасибо вам.

-Пожалуйста, мистер Поттер. Дайте мне знать, когда вы будете давать интервью, чтобы я смог организовать соответствующий пресс-релиз.

-Я дам знать, сэр.

-Люциус! — окликнул он последнего человека, с которым я хотел бы столкнуться сейчас.

Я ускользнул подальше, прежде чем он смог бы притащить меня к отцу моего архи-соперника, накрыл себя плащом-невидимкой и отправился на Астрономическую башню. Мне нужно было подумать.

________________________________________

Кто-то толкнул меня в бок. Я повернулся, зарываясь с головой под подушку. Холодный воздух обжег мне ноги, и я, поскуливая, сел, спрятав ноги под одеяло. Потом заморгал и потёр глаза. Где это я? Разве я не заснул на Астрономической башне прошлой ночью?

Жаркий огонь в камине рядом со мной, бросал весёлые отблески на, как оказалось, небольшую гостиную. Кресло, стоящее у камина, книжные шкафы, которыми были заставлены все стены и мой лёгкий спальный мешок, лежащий на шерстяном ковре, исполненном в полутонах зелёного и кремового.

Профессор Моуди вручил мне мои очки и сел в кресло. Я надел их, оглядывая комнату с острым облегчением. Быстрый взгляд по корешкам книг показал охват тем, начиная от географии и магловской истории и заканчивая продвинутой Трансфигурацией. Это местечко было в самый раз для примерного Рэйвенкловца или хитрозадого Слизеринца.

-Ты спятил, Поттер?

-Что?- спросил я, всё ещё пытаясь понять, почему я не на Астрономической башне и, что более важно, где я сейчас.

-Спать на Астрономической башне в середине ноября! Если так сильно хочешь умереть, Поттер, скажи мне заранее, чтобы я мог перестать тратить своё время на тебя.

Ох. Это.

-Я и не думал засыпать. Я просто ... Я не мог вернуться в Гриффиндорскую башню, понимаете? Они ненавидят меня в одну минуту и любят меня в следующую. Я не мог находиться с ними в одной комнате, не после того, как они относились ко мне. Я просто не мог праздновать своё спасение от дракона, который меня едва не сожрал, ни с кем, особенно с ними.

Он одарил меня испытующим взглядом, прежде чем кивнуть. Встав, он бросил мне свёрток с одеждой.

-Душ находится там, — сказал он, указывая на закрытую дверь. — Умывайся. А я пойду готовить завтрак.

Я насторожился. Моуди начинал каждое утро с «практики уклонения». Если я поем перед нашим уроком, мне придётся постараться, чтобы удержать еду в желудке, но спорить с ним означало заработать дополнительные двадцать минут тренировок. Так что, я заткнулся и постарался настроиться на оптимистичный лад. Может быть, я и осилю пару тостов?

Подхватив свёрток с одеждой, я отправился в ванную. Облицовка, простая белая плитка и зеркало, которые видели времена получше. Душевая кабина, раковина, туалет, — всё было более обыкновенным, чем я ожидал. Бритвенные принадлежности, упаковка с зубной нитью, и бутылка с надписью «зубы», написаное печатными буквами, стояли на небольшой полке над раковиной, т. е., я был, вероятно, в покоях Моуди. Если это так, то комнаты учителей не были столь уж роскошными, как я всегда их себе представлял.

Я развернул свёрток и был здорово удивлён, когда нашёл внутри свою собственную школьную одежду, носки и обувь. В небольшом пакете, обёрнутом в вощёную бумагу, оказалось новое нижнее бельё. Моё лицо запылало. Тётя Петуния дала мне стопку самой испорченной и дырявой одежды Дадли, прежде чем я уехал в Нору. (В новом белье, которое я купил в Косом переулке в прошлом году, уже стало больше дыр, чем ткани). Миссис Уизли не покупала мне школьную одежду, носки или нижнее бельё в этом году, ограничившись только мантиями. Я был слишком смущён, чтобы попросить её купить мне что-то, не входящее в школьный список.

Кто купил это? Моуди?

Качая головой, я снял свою грязную одежду, всё еще пахнущую серой и встал под тёплый душ. Мне было так приятно, что не хотелось вылезать, но я не посмел бы опоздать на урок Моуди. Кто знает, что для меня после этого приготовит мистер «Постоянная бдительность»? Так что, лучше не заставлять его ждать.

Тем не менее, после душа, я почувствовал себя гораздо лучше. Вытирая волосы полотенцем, я смотрел на своё отражение в зеркале. Мои ребра были менее заметны, чем в начале года, но я все ещё выглядел немного недокормленным. Ничего, ещё несколько месяцев хорошей еды всё исправят.

Я оделся, наслаждаясь ощущением прикосновения нового и чистого нижнего белья к коже, которое ушло, прежде чем я вышел из ванной. В другом конце комнаты, Моуди сидел за небольшим столом и ел овсянку. Позади него стоял шкаф из красного дерева, который был под стать книжным шкафам. Синий огонёк плясал под небольшим котлом на столе. Взмахом палочки он очистил и нарезал фрукты, прежде чем опустить их в миску.

Я с удивлением осмотрел маленькую кухоньку. Моуди посещал банкеты и приёмы, но если призадуматься, я никогда не видел, чтобы старый параноик ел в общественном месте. Он указал ложкой на стул напротив себя и продолжил завтрак.

Поняв намёк, я присел и налил себе чашку чая, воздержавшись от каши, яиц, свежих фруктов и йогурта. Не взял я и тосты, бобы, или бекон. Очевидно, Моуди больше заботился о своём здоровье, чем большинство волшебников.

Он потянулся через стол, зачерпнул ложку каши из моей тарелки и многозначительно посмотрел на меня:

— Ешь! — сказал он.

— Я перехвачу что-нибудь после наших уроков.

— Сейчас — приказал он.

Чувствуя, что проиграл войну, о начале которой я даже не догадывался, я подлил молока в кашу и добавил немного сахара. Ложка была на полпути ко рту, когда он передвинул Ежедневный пророк через стол ко мне. Я взглянул на газету и чуть не выронил ложку. Они напечатали полное опровержение статьи Риты, на первой полосе. Мои глаза скользнули в угол страницы — сегодняшняя дата.

-Как? — спросил я. Мысли лихорадочно завертелись в голове, просчитывая возможные последствия. Сайлас сказал, что это займёт не меньше месяца. Как он сделал это так быстро?

— Дополнительный сикль в месяц, чтобы получать газету первым, — сказал Моуди. — Это не совсем то, чтобы получить голову Скитер на пике, но достаточно близко. — Улыбаясь, я проглотил первую ложку каши, а глаза мои тем временем бегали по строчкам статьи. Они лишь опровергали интервью, но редактор многословно извинялся за действия Риты и заявлял, что формальные извинения будут предоставлены всем чемпионам и Гермионе, в том числе, до конца рабочего дня. Ежедневный Пророк также оплатит мои судебные издержки, плюс небольшая компенсация за моё испорченное настроение. В другой статье, так же на первой странице, но ниже, описывалась борьба Крама с его драконом и каждое из наших сражений, в мельчайших деталях, вместе с подсчётом очков. Я задался вопросом, угрожал ли Сайлас подключением к делу мистера Нортона. Как бы то ни было, найм юридического отдела банка Гринготтс было отличным решением.

-Спасибо, сэр.

-Я тут не при чём, Поттер. Ты сделал всё это по своему усмотрению. Хотя, я должен предупредить тебя, Альбус будет вне себя от ярости за то, что ты провернул такое за его спиной.

-Часть заслуги в этом принадлежит вам, профессор. Если бы вы не рассказали мне о Гринготтсе, я никогда бы не догадался провернуть нечто подобное.

Он слегка усмехнулся и стукнул ложкой по столу:

— Ешь!

Я повиновался, всё еще ухмыляясь статье. Я бы многое отдал, чтобы видеть лицо Риты, когда её уведомили об опровержении своей статьи.

Как только я покончил с кашей, Моуди шлёпнул два яйца в тарелку передо мной, сразу после это туда добавился и апельсин. Я послушно всё съел, стараясь при этом соблюдать правила. Как Дадли может оставаться настолько полным, — задавался я этим вопросом, пока не съел и последнюю дольку апельсина. Моуди разлил немного йогурта и посмотрел на меня колючим взглядом, но я не мог больше ничего проглотить.

-Спасибо вам за завтрак, сэр.

— Заканчивай.

Я несколько секунд искал вежливый ответ:

— Я не могу больше, — сказал я, наконец.

-Чем обычно завтракаешь утром?

-Просто тосты и чай. Бекон и яйца по субботам.

Моуди закрыл свой здоровый глаз. Его магический глаз смотрел, при этом, куда-то в область затылка.

-Поттер, тебе четырнадцать лет, не так ли?

-Да, сэр.

-И ты, вероятно и в мокрой одежде весишь не больше 90 фунтов(40,5 кг).

Это почти правда, но я бы выразился иначе.

-Я маленький для своего возраста, но всё ещё в допустимых пределах, — сказал я, вспоминая объяснения моей старой школьной медсестры и график роста/веса тёти Петунии. Конечно, медсестра была больше озабочена весом Дадли, чем моим. Я был просто маленький и немного тощий, не так уж это и бросалось в глаза.

-Маленький? — сказал он, качая головой. — Может быть Поппи, Минерва и Альбус ослепли на старости лет, но не я. Лили была пять футов восемь дюймов (1, 77м), Джеймс — шесть футов (1,83м). Если бы ты нормально питался, был бы на полфута (15см) выше, чем сейчас.

Я удивленно уставился на него. Я всегда думал, что мои родители были невысокими, такими как я. Но на фотографиях, которые дал мне Хагрид, они не смотрелись высокими. Я задумался. Нет, они не смотрелись высокими, но и не были карликами. Они были нормального роста для взрослых, а тётя Петуния так и вообще была немного высокой для женщины.

-Я не спрашивал раньше, потому что думал, что Альбус заботился о твоем здоровье; но я, в первую очередь аврор, а уж потом друг ему. Ты понимаешь, как работает аврор, Поттер?

-Да, сэр, — тихо сказал я. — Вы собираете доказательства, подготавливаете обвинения, а потом уже ловите преступников.

-Именно так. В настоящее время, дети не моё дело. Я сосредоточен исключительно на тёмных волшебниках, но это не значит, что я мог проморгать плохое обращение с ребёнком.

Мой желудок сжался в комок. Я знал, чем заканчиваются такие разговоры. Мой reception* teacher (в Британской школьной системе, это учитель, работающий с детьми 4-5 лет) слил моих дядю с тётей социальным службам. Тогда я провёл всю следующую неделю в своём чулане. А когда вернулся в школу, у нас был уже новый учитель.

Я встал.

-Сэр, мы должны начать ...

-Не сегодня. Садись! — приказал он мне.

Я свалилился обратно на своё место.

-Так. Я думаю, что мы должны разобрать первое задание, прежде чем обсуждать его.

-Всё нормально, — сказал я, надеясь избежать дальнейших копаний в своем прошлом. Фадж собирается прислать мне Завещания родителей. У меня есть план и поверенный. Я чувствовал себя прекрасно. Мне ни к чему бодаться с Аластором-Шизоглазом-Моуди.

-Поттер, я слишком часто бываю в твоей голове, чтобы поверить в это. Я знаю, это нелегко, но я скажу тебе то же, что кое-кто сказал мне, когда я был в твоём возрасте. Я был там же, где ты находишься сейчас. Я знаю, что это такое — уклоняться от кулаков и скрываться за маской. Я также могу гарантировать, что если ты не позволишь кому-нибудь помочь тебе, это уничтожит тебя.

Я подавился воздухом и замер в ступоре. Я хотел спросить, но не смог.

— Вот моё мнение. Теперь, дело за тобой. Мы можем поговорить об этом за чаем или обсудить это в Министерстве с четырьмя Аврорами и пузырьком Веритасерума. Твой выбор, Поттер.

Я горько рассмеялся:

— Угрозы, профессор?

-Обещание, — Моуди фыркнул и взмахнул палочкой. Заварочный чайник завис над моей чашкой, прежде чем разлить прекрасный чай. Ещё несколько движений палочки добавили в чашку немного молока и два кубика сахара. Я поднёс чашку к губам, вдыхая душистый аромат.

-Со мной обращались не так уж и плохо, — сказал я после нескольких глотков. Чай был слишком сладкий, но все равно хороший.

Моуди недоверчиво посмотрел на меня:

— Так я что, не видел, как твой дядя сломал тебе руку? — сказал он, когда я собирался продолжать.

Я вздрогнул от напоминания. Почему я не могу выкинуть это из головы раз и навсегда?

-Он не хотел этого.

В действительности, он хотел бросить меня в чулан. Все травмы, которые я получил тогда, шли бонусом.

-Сколько тебя было лет?

-Четыре. Они отвезли меня в отделение Скорой помощи и всё. Это была моя вина. Я пытался убежать, и дядя Вернон схватил меня за руку. Если бы я не бросился бежать в то же время, когда он дёрнул меня за нее, ничего бы не случилось.

-Угу. Сколько тебе было лет, когда они переселили тебя в чулан?

-Тётя Петуния, возможно, держала меня в другой комнате, когда я только появился у них дома, но я не помню этого, — ответил я, осторожно подбирая ответ и подозревая, что Моуди не понравилась бы вся правда. Учителям в школе не понравилась. Тогда тётя Петуния сказала им, что мы живём в доме с четырьмя спальнями, а я вру, чтобы привлечь к себе внимание. Никто не верил мне после этого. Почему должен верить Моуди?

— Опять юлишь. Я хочу услышать правдивый ответ на свой вопрос в следующий раз, Поттер. Не говори мне то, что по твоему, я хочу услышать. Когда они врезали замки в двери?

-Летом перед вторым годом обучения. Я не могу управлять засовами без палочки, но я научился открывать и закрывать дверь чулана.

-Одиннадцать или двенадцать. Известно ли тебе, что ограничивать свободу кого-то, особенно ребёнка, незаконно?

-У них были на то причины, — сказал я, неожиданно защищая Дурслей. — Им просто не нравится магия. Когда я вернулся домой из Хогвартса, я не сказал им, что не могу колдовать на каникулах. Я наставил палочку на Дадли. Тогда еще Добби левитировал этот чёртов пудинг на гостей, и Министерство отправило письмо ... Отчасти, это была моя вина.

-Почему ты угрожал своему кузену?

-Потому что я устал от избиений. Я хотел, чтобы он и его банда оставили меня в покое. Всё, что я хотел тогда, это лето без «Охоты на Гарри». — Моя магия циркулировала под моей кожей, угрожая вырваться на свободу. Я глубоко вздохнул, борясь за контроль.

-Объясни, что такое «Охота на Гарри».

Почему он не может просто оставить меня в покое? Моя семейная жизнь не касалась его никаким боком:

-Мой кузен придумал эту игру. Он и его друзья гоняли меня вокруг квартала. Когда им удавалось поймать меня, это заканчивалось избиением.

-А твои тётя и дядя были в курсе этой «игры»?

Я уверенно кивнул. К чёрту! ДА, конечно они знали.

-Дядя Вернон перехватил нас однажды. Он спросил, что мы делаем. Когда Дадли рассказал ему об игре, он рассмеялся и сказал «продолжайте ...». Я не знаю точно, как много тётя Петуния знала об этой игре, но я точно знаю, что она видела мои синяки и разбитые очки. Когда Дадли бил меня дома, она либо игнорировала это, либо давала мне другую домашнюю работу. Но тётя Петуния и дядя Вернон ни разу не перешли к прямому насилию, ограничиваясь оскорблениями. Дадли просто немного хулиган.

Преуменьшение.

-Как они тебя наказывали? — спросил он.

-Ничего серьёзного. Просто запирали меня в моём чулане и не кормили. Иногда они давали мне больше работы по дому.

-Сколько спален в доме?

-Четыре. Спальня тёти с дядей, комната для гостей, комната Дадли и вторая спальня Дадли, но она теперь моя. Они позволили мне спать там после того, как я получил своё первое письмо из Хогвартса.

-Перед тем, как ты получил письмо, где ты спал?

-В чулане под лестницей, — сказал я, как будто это была самое обыденное явление в мире.

Пока я делал вид, что их обращение со мной не беспокоит меня, что всё было совершенно нормально, это не ранило меня слишком сильно. Моя позиция была прекрасно заточенным защитным механизмом, куда острее, чем когти Клювокрыла. К сожалению, Моуди видел меня насквозь.

-Таким образом, с того момента как Альбус отдал тебя им, до того момента, когда ты получил своё письмо из Хогвартса, ты спал в запертом чулане, — сказал он суровым тоном.

Я пожал плечами:

— Они запирали его только тогда, когда я совершал случайное волшебство.

-Как часто это было?

-Я не знаю. Примерно раз в месяц или около того. Меня выпускали через несколько дней. И профессор Дамблдор точно не отдавал меня им. Он вроде оставил меня на пороге, как бутылку молока.

Он усмехнулся. Я сжался, вспоминая урок после письма доктора Лидса. Меня не оставляли в покое мысли о генетическом тесте. Почему Дамблдор не сказал мне, что один из моих родителей был змееустом? В голове крутились мысли о Дамблдоре, Тайной комнате и змее, когда Моуди ворвался в моё сознание. Он словно получил место на первом ряду, рассматривая инцидент в зоопарке и все его последствия. Когда он вышел из моего разума, то потратил час, громя всё подряд, но так и не сказал мне, что его взбесило.

-Прошлым летом, сколько тебе давали еды в день, Поттер? — Его голос упал до угрожающего шепота.

-Я не знаю.

Он повернулся, схватил книгу с полки и швырнул в меня. Я рефлекторно поймал её. «Полный справочник по калориям».

-Сэр?

Моуди встал и, прихрамывая, прошаркал через комнату. Он открыл дверь и вышел за нее, вернувшись через несколько минут с карандашом и пергаментом.

-Запиши на первом листе свои привычные блюда и посмотри, сколько калорий они содержат. А на втором листе напиши, сколько работ по дому ты выполнял. У тебя не должно возникнуть каких-то проблем с тем, чтобы вспомнить, как они кормили тебя, и что ты делал по дому. Приведи несколько примеров на каждое лето после начала учебы в Хогвартсе, включая размеры порций.

Вздохнув, я взял в руки карандаш. Пока я расписывал своё питание и сам же просматривал написанное, я не мог поверить своим глазам. Конечно, я был худым коротышкой, и в течение десяти лет всегда чувствовал себя немного голодным. Но только сейчас я понимал, что был истощён недоеданием и морально подавлен, глядя на то, как Дадли съедает еду, предназначенную мне. То есть, я ещё не был уверен, почему демонстрировал такое покорное поведение. Даже в первый год, я был как маленький дикий волчонок. Я задумался и не заметил, как перегрыз карандаш.

-Поттер!- взревел Моуди.

Я резко выдернул карандаш изо рта, чувствуя себя донельзя глупо.

-Извините, профессор. Я куплю вам новый.

-Не беспокойся о карандаше, Поттер. Продолжай писать.

Продолжая писать на автомате, я обдумывал своё поведение в прошлом. Если бы Рональд или даже Малфой были выставлены на посмешище Снейпом на первом уроке Зельеварения, как это произошло со мной, как бы отреагировали они? Возможно, написали бы своим родителям, или пожаловались бы МакГонагалл и Дамблдору. Малфой обязательно подал бы официальную жалобу и связался бы с Ежедневным Пророком. Я вздрогнул. Когда это Малфой стал для меня эталоном нормального человека? Но всё равно, если бы Снейп провернул свой трюк с любым другим учеником, его выкинули бы из школы за шкирку до конца недели.

Тем не менее, я ничего не сделал.

Кому я мог бы рассказать? Хагриду? Вряд ли. Я не знал, можно ли доверять МакГонагалл, но уж точно не Дамблдору. Тётю Петунию вообще моя судьба не волнует. Если бы Снейп столкнул меня с Астрономической башни, она, скорее всего, послала бы ему благодарственное письмо. Рука замерла. Я смотрел на итоги вычислений — менее 1400 калорий в день. Что, фактически, это означало? Даже когда меня не нагружали домашней работой, я оставался подвижным ребенком. А учитывая наличие такого фактора, как Дадли рядом, мне были необходимы навыки выживания. Я прикусил губу. Может быть, они начали кормить меня меньше после того, как я стал учиться в Хогвартсе? Я рылся в собственных воспоминаниях, пытаясь найти хоть какой-нибудь намек на то, что я питался лучше и сытно... Но, ничего не вспомнил.

Они никогда не позволяли мне наесться досыта.

До прихода в Хогвартс, я никогда не чувствовал себя сытым. Быть голодным для меня было нормой.

Моуди отодвинул мою руку от записей и взял пергамент. Я поднял голову вверх, но не посмотрел на него. Зачем он заставил меня написать это? У меня был план, чёрт возьми! Я хотел получить завещание родителей, избавиться от Дамблдора и никогда не возвращаться к Дурслям.

Никогда. Никогда и ни за что.

— Опиши свой обычный день, — сказал он мягко. — В возрасте 7, 9, 11 лет и прошлым летом.

Моуди налил себе ещё одну чашку чая и сел в кресло с книгой „Мифы о магглорожденных” в руке. Так как он интересовался темой сильнее меня, я одолжил ему книгу, в то время как сам перечитывал и переосмысливал рукопись за авторством доктора Лидса.

-Пиши! — напомнил он мне.

Вздохнув, я начал писать стандартный список заданий от тёти Петунии. Застелить кровати, пропылесосить ковры, вымыть ванну, вытереть пыль с мебели, загрузить стиральную машину, выкорчевать сорняки в саду, поливать растения в саду, посадить цветы, постричь газон, расчистить от снега или листьев весь участок вокруг дома, вымыть автомобиль, сложить одежду в шкафу, вынести мусор, погладить одежду дяди Вернона. Иногда тетя оставляла меня следить за беконом, а после того как мне исполнилось восемь, под ее руководством и наблюдением я стал полноценно готовить. Думаю, она боялась, что я сожгу дом, если не смотреть за мной.

Если бы не количество, список дел по дому выглядел бы вполне нормально для моего тогдашнего возраста. Я остановился. Моуди закрыл книгу и положил её на небольшой столик. Стук от книги отдавался эхом в тихой комнате. Он протянул руку за списком. Я молча передал его. Список был не так уж плох, уверял я себя. Немного длинный, но это не так уж и страшно.

Моуди прочел его молча, с бесстрастным лицом, если не принимать во внимание его постоянно вращающийся магический глаз.

— А Дурсли, что, бедные?- спросил он, постукивая палочкой по своей искусственной ноге.

-Нет, сэр.

-Как у них с деньгами?

-Я не знаю, — сказал я, пожав плечами. — Выше среднего, я думаю. Дадли всегда имеет новейшие гаджеты. Дядя Вернон меняет свою машину каждые несколько лет и носит костюмы, сшитые на заказ. Тётя Петуния покупает нарядное платье в „Харрод” каждый год, но обычные — в местных магазинах. Дадли продолжил образование в старой школе, которую заканчивал дядя Вернон, — Смелтингсе. Я слышал, как тётя Петуния сказала соседу, что стоимость обучения Дадли стоит £ 5000 за семестр.

-Скажи мне вот что, Поттер. Если у них все так хорошо с финансами, почему они посылают тебя в школу в лохмотьях? Почему они кормят тебя не больше, чем это необходимо, чтобы ты с голоду не помер? Почему твоя тётя не наняла домработницу или, ещё лучше, не поручала сыну никакую работу по дому?

-Потому что Дадли нормальный. А я урод.

-Поттер, я скажу тебе это только один раз, так что слушай внимательно. То, что они делают с тобой, это неправильно. Они виноваты, а не ты. Я не знаю что заставляет их думать, что они имеют право относиться к ребенку таким образом, будь он волшебником или нет.

-Я бремя для них, — ответил я машинально. Несмотря на все мои опасения, я доверял ему.

Точно. Он уже знал о Дурслях. Если бы он сошелся со мной во мнении насчет них, мне бы полегчало. Он фыркнул.

— А тебе не приходило в голову, Поттер, что если бы ты не жил под их крышей, они не смогли бы позволить себе такой образ жизни? Сколько они получают каждый месяц?

— £ 1500 в месяц от „Лили Эванс Поттер”-Trust. Ральмут говорит, что Дамблдор снимает деньги каждый месяц и напрямую зачисляет на совместный счет Дурслей. Он также сказал мне, что Дамблдор уверен в том, что если бы Дурсли знали, откуда эти деньги приходят, — от моего траста, а не из кармана Дамблдора, — они попытались бы опустошить его.

-Опустошить сейф в Гринготтсе? — он фыркнул. — Только, если они хотят объявить войну гоблинам. Добавь „исследование банковской системы Гринготтса” в свой список для изучения. — Моуди сцепил пальцы. — "Лили Эванс Поттер”- Trust? Я думал, что Джеймс работал с финансами Поттеров.

-Если верить гоблинам, моя мать создала траст за три недели до своей смерти. Это все, что осталось.

-Это не может быть правдой. Состояние Рода Поттер сравнимо по величине с состоянием Малфоев.

-Я тоже это слышал, но всё, что было, — возможно, к счастью, — исчезло прежде, чем мои родители умерли. Моя мать отдала на хранение сто двадцать пять тысяч галеонов, — максимальная сумма, которую она имела право хранить в том дискреционном трасте, в котором я указан в качестве единственного бенефициара. Счета Поттеров были закрыты после того, как мои родители умерли, а остаток, немногим более двадцати тысяч галеонов, был добавлен в мой Целевой фонд. Это все, что осталось.

-Интересно.

-Это не то, что я бы назвал интересным, — сказал я, наклонившись вперед. Я бы не хотел делиться этой информацией с кем-то, но Дамблдор уже знал правила траста, а в утренней газете четко было написано: „Гарри Поттер связался с Гринготтсом”. — Каждый знакомый говорил, что богатство, оставленное мне родителями велико. Они либо лгали, либо не знали правду, но Дамблдора назначили совместным попечителем траста с весьма ограниченными полномочиями. Он знал. Возможно, это несущественная деталь, но то, что мой сейф был трастовым, каким-то образом упустили. Я знал, что на снятие денег с траста установлен лимит в размере трехсот галеонов в год, но я всегда считал, что это что-то вроде маггловского детского счета.

Моуди выглядел ошеломлённым. Он наклонился вперед, качая головой, как будто он не мог поверить своим ушам.

— Насколько ограниченным?

-Дамблдор не может выделить больше трехсот галеонов в год на моё здоровье, образование, социальное обеспечение и обслуживание. Правила траста требуют от него переводить эту сумму тому, с кем я проживаю девять или более месяцев в году или, после моего поступления в Хогвартс, на все лето. Согласно положениям траста, во второй год Уизли должны были получить половину суммы, которую Дурсли получали каждый месяц с августа по декабрь. Отчётные книги показывают, что они не получили ни кната. Гринготтс контролирует все другие расходы, в том числе моё обучение в Хогвартсе и оплату счетов моих предстоящих правовых исков, вести которые я уполномочил Ральмута во время нашей последней встречи. После того как мне исполнится семнадцать лет, я сам буду получать стипендию Дурслей, пока не наступит мой двадцать первый день рождения. Тогда траст станет Пассивным (в котором бенефициар имеет непосредственное и абсолютное право на капитал и доходы), но Гринготтс и тот, кто был моим опекуном до моего семнадцатого дня рождения, будут оставаться совместными попечителями, пока не наступит мой тридцатый день рождения. Тогда я стану единственным доверенным лицом.

-Они уведомили тебя, что случилось с остальным состоянием?

-Нет, без вызова в суд или запроса от моего опекуна, они мне не скажут . В следующий раз, когда профессор Дамблдор пригласит меня к себе в кабинет, я намерен спросить у него.

-Ты играешь в опасную игру, Поттер, между Темным Лордом и Дамблдором, — он покачал головой. — Будь осторожен или они съедят тебя живьём.

Меня осенило.

Когда он учил меня Окклюменции, он казался другим. Таким же слегка сумасшедшим и ярким, но не таким бешеным. Он поощрял меня изучать парсельтанг, даже упоминал имена змееустов (parselmouths), которые не были тёмными лордами. Ни один из членов Ордена Феникса никогда не поощрял меня развивать способности, связанные с Волдемортом. Но он не называл его Волдемортом, Сами-знаете-кем или даже Томом. Он сказал: "Темный Лорд" с ноткой почтения. Я понятия не имел, кто этот человек передо мной, но я был на девяносто девять процентов уверен, что это был не настоящий Аластор Моуди.

Враг моего врага — мой друг. Мой нынешний враг Альбус Дамблдор, дурак, который считает драконов хорошим испытанием для учеников и даже палочкой не пошевелил, когда цепь драконицы порвалась.

Поддельный Моуди, вероятно, бросил моё имя в Кубок, согласно очередному великому плану Волдеморта. Это казалось немного сложным, но в книге доктора Лидса говорилось, что для некоторых ритуалов необходимы сложные испытания. Заставив меня пройти через испытания Турнира, Волдеморт увеличил свои шансы на успех.

Судя по действиям Моуди и Дамблдора, прямо сейчас Волдеморт хотел, чтобы я был живым, больше, чем Дамблдор.

Я чуть не рассмеялся, когда понял, что мне всё равно, удастся ли ему это, до тех пор пока я жив после того ритуала и не нахожусь где-нибудь в тюрьме. Это казалось странным. Он убил моих родителей, но мои родители добровольно ввязались в войну. Они предопределили не только свою судьбу, но и мою, лишив меня выбора. Если я позволю кому-то управлять своей жизнью, то умру до своего семнадцатилетия.

Я принял решение.

-Я знаю, — сказал я. — Но у меня нет выбора. Когда моё имя вылетело из Кубка, то я понял, что позволял профессору Дамблдору диктовать мне, что делать и во что верить. Я следовал за ним слепо, потому что он знал моих родителей и все говорили, что он великий человек. Мне пришло в голову, что Волдеморт тоже видел меня однажды совсем малышом и мог предъявить те же претензии, что и Хагрид, который преклоняется перед профессором Дамблдору, называя его «Великим человеком». Но таким титулом магглы наградили и Сталина. Каждый хочет, чтобы я следовал за профессором Дамблдором, потому что мои родители доверяли ему. Честно говоря, не знаю, почему родители верили директору. Знаю, что они были молодыми и только окончили школу, где почти все целуют землю, по которой ходит директор, поэтому подозреваю, что они просто боготворили своего кумира, как и все. Также, у меня нет ни малейшего понятия, почему мой отец погрузился с головой в войну или почему мама последовала за ним. Предполагаю, что это было типичное поведение для истинных гриффиндорцев. Следуя этим принципам, которых не понимаю, я должен отказаться от всякого чувства самосохранения и броситься, очертя голову, в бой, только потому, что я из Гриффиндора. Тем не менее, я в Гриффиндоре только потому, что я оспорил решение шляпы. Шляпа хотела, чтобы я был на Слизерине. На самом деле, она всё ещё хочет видеть меня там. Чёртовая шляпа пытается пересортировать меня каждый раз, когда я говорю с ней.

Он закашлялся.

— Слизерин?

-Да, сэр. Этот турнир сделал мне одно одолжение. Он убрал из моей жизни все отвлекающие факторы. Нет квиддича, Рональда, шахматных партий, или игры в плюй камни. Трудно быть общительным, когда Гермиона единственный человек, который говорит со мной, кроме профессоров . Знаете ли вы, что в библиотеке есть некоторые интересные книги? — сказал я добродушно. — Между прочим, я посмотрел на описание заклинания Фиделиус. Моя мать, возможно, и была гением в Заклинаниях, но ей было всего двадцать один год. Совершенно исключено, чтобы она смогла наложить заклинание, с которым профессор Флитвик с трудом справляется. Скажите, кто в Ордене Феникса мог бы наложить Фиделиус?

-Возможно, Дамблдор.

-И я так думаю. Да, Петтигрю, — я уже задыхался, но не мог остановиться, — предал моих родителей. Тем не менее, я был бы полным идиотом, если бы не обратил внимания на то, кто наложил Фиделиус. Я — не мои родители. Я не умру за Всеобщее Благо, и конечно же, не за того, кто привёл отца и мать к смерти. Насколько я понимаю, Волдеморт держал палочку, но Альбус Дамблдор был тем, кто, образно говоря, произнес заклинание смерти.

-По крайней мере, ты рассуждаешь здраво, Поттер, — он посмотрел на часы. — Лучше иди в класс. Завтрак будет здесь завтра, в 5 утра. Не забудь медитировать сегодня вечером.

________________________________________

Примечания Автора:

* Прием — британский эквивалент детского сада. Я с другой стороны пролива, а значит, вы не увидите частое использование мною жаргона Великобритании. Когда я это делаю (думаю, что это единственный пример во всей рукописи, но могу и ошибаться), буду отмечать его.

Как вы могли заметить, Гарри не очень хороший рассказчик. Он наловчится в этом, когда узнает больше о своём мире, но он по-прежнему будет предвзятым. В попытке ответить на некоторые из вопросов, поднятых несколькими анонимными или критичными отзывами, я хотела бы публично ответить на несколько вопросов, теперь, когда Гарри знает что Моуди — не Моуди. (Вы не хотите от меня спойлер, или ...?)

В книгах Моуди мало взаимодействовал с Гарри за пределами школы, да и Гарри никогда не восставал против Альбуса Дамблдора. Хотя Гарри не является настоящей угрозой для Волдеморта на данный момент, он имеет огромное политическое значение, особенно для Дамблдора. Подумайте о развитии Ордена Феникса — имя Гарри Поттера держало в Ордене многих новичков. Они наблюдали за ним в течение лета и даже приходили в штаб-квартиру просто, чтобы встретиться с ним. В „ГП и ПП” его имя вернуло на работу того учителя, у которого было нужное для Дамблдора воспоминание. Его сокровище не палочка, а слава.

Теперь, сделаем шаг назад и представим, что являемся Пожирателем смерти. Вы видите, как этот малыш восстает против вашего идейного врага. Теперь рассмотрим, насколько ценным он может быть, в будущем, на вашей стороне. Скажем, тот же человек, против которого малыш восстал, ставит перед вами задачу обучить его. Представьте себе, как вы можете воспользоваться этой возможностью! Она, может быть, и не была частью первоначального плана, но существуют другие альтернативы и долгосрочные преимущества, вроде того, что бы разделить навечно Гарри и Дамблдора, это может быть более ценным, чем план воскрешения Волдеморта, который не был бы сорван, если бы вы использовали Седрика, который вероятно, также является врагом.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

Примечания к этой главе:

Сириус предполагает, что вероятность того, что Гарри будет искать Снейпа нулевая. Он считает, что поступает во благо Гарри. И в то же время, Сириус знает, что не может дать Гарри то, что ему нужно: свою поддержку против Дамблдора.

Технически, я использовала версию фильма с закованным в цепи драконом, потому что в книжной версии дракон изначально свободен (книга), а это показалось (мне) опасным для зрителей и судей. Поскольку турнир первоначально был отменен, потому что бушующий Кокатрайс был ранен директорами всех трех школ, это казалось разумной предосторожностью.

Каркаров дал Гарри достойный балл по двум причинам: 1) разозлить Дамблдора и 2) выставить Дамблдора в худшем свете в глазах общественности, в то время как он, Каркарофф, может быть справедливым и беспристрастным. (Это не распространяется на Ceдрика).

Хотя следующая глава и намекает на это, прежде чем кто-то отправит мне письмо с содержанием, типа «зловещего», нижнее белье было предоставлено домашним эльфом, который принес одежду Гарри для Моуди, который не Моуди. Однако, это появилось в мыслях Гарри. Он не знает об участии эльфов — в том-то и дело. Кроме того, допрос учителем, которого Гарри начал уважать и узнал достаточно хорошо, чтобы понять, что он (учитель) не задает эти вопросы, чтобы восхищаться своим голосом.

Я хотела бы воспользоваться моментом, чтобы напомнить всем о нескольких фактах, которые люди иногда забывают при чтении фанфиков. Здоровый человек может продержаться до восьми недель без пищи, при условии, что не лишится и воды. Тот же человек сможет жить только от трех до пяти дней без воды. Так что, «морить голодом» кого-то вовсе не означает, что вы не кормите его достаточно. Вы можете кормить кого-то три раза в сутки, каждый день, но если вы не дадите ему необходимое количество калорий для своего возраста, роста, пола и уровня активности, этот человек все еще может умереть от истощения.

Спасибо.

Леди Кали

Пот смешался с пылью и покрыл мои волосы тонким слоем грязи. Обливаясь потом, я наложил палочкой слабенькие Очищающие чары на голову. Все-равно грязно, конечно, но в последнюю субботу ноября температура упала почти до нуля, и грязным выйти наружу было предпочтительнее, чем мокрым.

Я потер уши, затем обхватил их руками, пытаясь таким образом согреть их и уменьшить головную боль.

— Всё в порядке, Поттер? — спросил Моуди.

Я постарался скрыть гримасу недовольства. Нормальный человек спросит об этом сразу же после того, как швырнул кого-то на дерево, а не часом позже.

— Всё хорошо, профессор.

— Это уже мне решать, — сказал он, поднимая палочку.

Я отпрыгнул в сторону, направив на него свою палочку, поглядывая с опаской. Первое правило Моуди гласило: «палочка — это оружие».

— Спокойно, Поттер. Просто общая диагностика. Мадам Помфри оторвет мне голову, если я позволю тебе двигаться со сломанными костями.

Я немного расслабился, но палочку не опустил. Он никогда не сдерживал меня раньше, но сегодня была наша первая «Дуэль», а значит, будем практиковать Жалящее проклятие, Обезоруживающие чары и Защитные заклинания.

Сегодняшний урок был нацелен на использование рельефа местности, чтение языка тела противника и выбор цели, а не на работу над заклинаниями. Я увернулся от всего, чем Моуди пытался меня достать, кроме того мощного Обезоруживающего, которое, попав в левое плечо, швырнуло меня на ствол ближайшего дерева.

Он взмахнул палочкой и наложил на мой левый мизинец какие-то чары.

— Зажмурься! — приказал он и прошептал еще одно заклинание себе под нос. Вспышка короткой боли, затем отёк и боль исчезли. Я сжал руку в кулак.

— Спасибо, профессор.

— Иди и приведи себя в порядок. Потом зайдешь ко мне в кабинет со своей домашней работой.

— Сэр?

Формально мои уроки с ним в субботу заканчивались в 8:30 утра, а на деле, они длились на пятнадцать-двадцать минут дольше. Так как Моуди добавил Дуэлинг после Окклюменции, я решил, что время сейчас ближе к девяти, чем к восьми часам утра. Я уже планировал провести свои занятия с Гермионой, затем надеялся поиграть в Квиддич с командой.

— Книги, заметки, задания на эту и следующую неделю. Принесешь все свои работы в мой кабинет, — рявкнул он и вытащил карманные часы, чтобы сверить время. — 8:45. Я перекушу пока.

— Но ... — Он поднял бровь. Слова протеста застряли у меня в горле. На первых занятиях я еще пытался спорить с ним. После многих лет игры в «Охоту на Гарри», практиковаться в Уклонении казалось мне лишним. Не желая раскрывать истинную причину своей уверенности, в том, что такие тренировки мне без надобности, я приводил в пример бладжеров, тролля и даже Малфоя, как доказательство того, что прекрасно умею уворачиваться. Следующие три дня он доказывал, что я не прав. На четвертый день, после того, как я вытащил своё побитое тело на улицу, он усадил меня на землю и объяснил, что спор с ним имеет свои последствия. Потом заставил меня выпить Исцеляющее зелье и начал лекцию по тактике (на тему, как правильно целиться и уклоняться). — Все мои работы или только те, что я еще не закончил? — спросил я.

— Все.

Я закусил губу. Всё — это слишком много. Когда я ходил в Косой переулок перед началом третьего курса, я встал перед дилеммой: сундук с магическим замком или бездонная сумка. Если выберу сундук, придется пользоваться древним рюкзаком Дадли ещё один год. Хоть я и планировал заменить его в этом году, но забыл попросить об этом миссис Уизли, когда она ходила в Косой переулок, поэтому придется носить этот драный мешок ещё один год. Даже с заклинанием уменьшения, которое я обнаружил в библиотеке, придется сделать три ходки до башни, чтобы притащить всё, что требовал Моуди.

Моуди вздохнул и провёл рукой по волосам.

— Ладно, я помогу тебе с этим. Положи всё на кровать, разложи по темам, а я прикажу домовому эльфу доставить всё это ко мне.

— Благодарю вас, сэр — сказал я.

— Приготовь все свои школьные принадлежности и книги Лидса тоже. Мне необходимо видеть то, с чем я работаю. — Он посмотрел на серебряные карманные часы. — Тридцать минут. Я советую тебе поторопиться.

Я побежал обратно в замок, едва избежав столкновения с группой первогодок, когда прорывался через черный ход. Несколько портретов гневно закричали мне вслед, чтобы не бегал тут, но я проигнорировал их. За пять минут добежал до башни. Десять минут отведем на душ и переодевание. Пять минут понадобится, чтобы спуститься в кабинет Моуди. Остаются десять минут, чтобы собрать свои вещи и попытаться привести в порядок свои записи. Я думал, что на уроках должен делать заметки только для себя. Вместо того, чтобы использовать новый лист пергамента для каждого урока, я пользовался всего одним листом пергамента для всех уроков, то есть мои заметки не были сгруппированы ни по темам, ни даже по предметам. Хуже того, я был приучен экономить на всем. Когда я заполнял весь лист, я поворачивал пергамент на бок и писал на полях.

Всё еще раздумывая над этим, я вошел в башню и поднялся по лестнице в спальню. Мои заметки имели, своего рода, хронологический порядок. Что, если я буду просматривать дату в верхней части каждого листа и организую их по хронологическому порядку? Если я смогу упорядочить свои заметки хотя бы в таком виде, может быть, ему станет безразлично, что они организованы не по темам, а только по датам. А наличие записей на полях не должно его волновать. Я толкнул дверь и зашел в гриффиндорскую спальню. Кровать Рональда все ещё была не заправлена, и меня это не удивило: он скорее поцелуется со Снейпом, чем проснется пораньше на выходных. Я огляделся вокруг. Дина и Симуса в комнате уже не было. Невилл сидел в своей постели с отдернутыми занавесками, опираясь на подушку, с книгой по Трансфигурации и пергаментом в руках. Я ещё раз задался вопросом, почему администрация Хогвартса не обеспечивает студентов рабочими столами. Большинство школ-интернатов имеют индивидуальный письменный стол для каждого ученика, стул и комод для личных вещей, но для волшебников это, вероятно, было излишне.

— Невилл, скажешь Гермионе, что я не смогу позаниматься с ней утром?- попросил я, пытаясь перекричать храп Рональда.

— Моуди?

— Кто же еще?- ответил я, откинув крышку своего сундука. Я быстро отсортировал книги в отдельную кучу, бросил школьные принадлежности в рюкзак, сложил весы и телескоп в котел и свалил в груду свои заметки. Когда я наклонился над сундуком, чтобы открыть свой портативный сейф, пришлось прокашляться, чтобы замаскировать шипение пароля. Я завернул книги Лидса в отцовскую мантию-невидимку, прежде чем вынуть их. Моуди говорил, что книги на парсельтанге не запрещены, но я не доверял своим товарищам по спальне. Я сомневался, что Невилл стал бы говорить обо мне что-нибудь другим, но если Рональд проснется и увидит их ... Я вздрогнул.

Рональд искренне верил, что он полная противоположность Малфою, а это значит, что они оба фанатики. Рон не возражал, когда я использовал парсельтанг, чтобы спасти его сестру. Зато в остальное время, он твердо был уверен, что «правильный маг не говорит со змеями». Если бы только он узнал, что я занимался изучением рунического парсельтанга, а в своём чемодане прятал змею, я был бы счастлив, если бы он ограничился только поджиганием моей кровати.

Я отлевитировал всю кучу на кровать одним движением палочки. Кипа бумаг выглядела так, будто она все еще была уложена внутри сундука, но у меня вечно на них не хватало времени, да еще прибавились уроки Моуди.

— Гарри, — удивленно прошептал Невилл, — ты не произнес заклинание вслух.

Чёрт.

— Я работал над этим еще со второго курса, — соврал я. — Каждый год кто-то пытается убить меня. Сейчас это единственное преимущество, что у меня есть. Пожалуйста, не говори никому.

— Не нужно просить об этом. Я бы не стал говорить.

— Спасибо, — сказал я, хватая чистую школьную мантию и ветхое белье. Я пожалел, что не могу носить магловские брюки своего размера в школе. Даже после трех лет в Хогвартсе, я по-прежнему чувствовал себя одетым в платье, когда посещал занятия, ибо единственное, что удавалось носить под мантией, были пара старых трусов, которые держались на булавке. На первом году обучения пытался носить брюки Дадли под мантией, но они были настолько велики, что я спотыкался о них даже без мантии. Добавьте к неудобной одежде движущиеся лестницы и считайте, мне очень повезло, что не сломал себе шею. После первой недели в Хогвартсе, я смирился с этим и бросил попытки надевать штаны под мантией.

Я добрался до ванной, снял квиддичную форму и запихнул ее в желоб для прачечной. Посмотрел на часы — 9:05! Проклиная Моуди про себя, я включил душ и принялся протирать свою кожу как можно тщательнее в течение трёх или около того минут. Я выключил воду и вышел.

Будучи все еще мокрым, — ибо сушиться было некогда, — я поскользнулся на плитке пола. Моё, до сих пор больное плечо, врезалось в сушилку для полотенец. Я стиснул зубы и попытался проигнорировать боль. Нет времени на Исцеляющие чары или на заклинание Онемения. Мне нужно было спуститься вниз до того, как Моуди решит добавить десять минут практики Уклонения за каждую минуту опоздания. Я стиснул зубы и начал натягивать через голову одежду. Ткань прилипла к влажной коже. Я поморщился и дернул одежду, пытаясь сорвать ее. Мне нужно больше воздуха, срочно!

Порыв теплого воздуха прошелся с ног до головы, высушив всё тело, даже мои волосы. У меня глаза на лоб полезли от удивления. В последний раз я осознанно применял беспалочковую магию, когда мне было десять лет. За последний месяц я пытался применить беспалочковую магию, но ничего не выходило. Если магия опирается на намерения, то разве раньше мое желание было недостаточно сильным? Теперь, когда я был в отчаянии, она пришла мне на помощь. Улыбаясь, я вытянул руку.

Моя палочка была на тумбочке. Мне нужна палочка. Если не будет палочки, то Моуди отдаст меня Снейпу на ингредиенты, — внушал я себе. Дверь ванной распахнулась, палочка дрогнула и скатилась с тумбочки. Посмотрев на пустую кровать Невилла, я решил, что он ушел на завтрак, прежде чем снова сфокусироваться на намерении призвать палочку. Она ускорилась настолько, что перелетела через всю комнату и приземлилась прямо мне на руку.

Круто! Немного практики, и беспалочковая магия будет моим следующим скрытым тузом в рукаве.

Я засунул ноги в свои подлатанные скотчем кроссовки, которые только-только начинали подходить мне по размеру; заправил шнурки внутрь, потому что у меня не было времени завязать их, и побежал к портрету Толстой Леди на выходе из гостиной.

Коридор кишел едва проснувшимися студентами, движущимися как вялые черепахи к Большому залу. Филч, профессора и старосты были в полном составе. Пробежка до кабинета Моуди через переполненный зал была бы запредельной глупостью, поэтому, двигаясь так быстро, как только мог, я преодолел расстояние между занятыми столами и поднялся по лестнице пустого коридора на третьем этаже.

Я никогда не задумывался над этим раньше, но кабинет ЗОТИ обычно располагался на третьем этаже, значит, Дамблдор перенес его, чтобы было, где спрятать Философский камень. Будучи первогодкой, я думал, что третий этаж всегда должен был оставаться пустым. В действительности, восемьдесят пять процентов студентов знали путь через третий этаж, в том числе и скрытые лестницы, по которым легче и быстрее добраться до кабинета Трансфигурации. Дамблдор, вероятно, раздавал приглашения и карты с отмеченной дорогой к Философскому камню.

Успокоив дыхание, чтобы случайно не поджечь комнату Моуди, я вошел в класс ЗОТИ. На десяти столах, соединенных вместе, были разложены мои книги, распределенные на «изучаемые» и «прочитанные», сложенные аккуратно, по одному на каждую тему, в том числе и парсельтанг-руны. Мой рюкзак, заметки и Моуди, в том числе, отсутствовали на месте.

— Прекрати бездельничать и подойди сюда, — крикнул Моуди.

Я вздрогнул.

— Да, профессор, — ответил я и поднялся по лестнице в его кабинет.

Бутерброд из тунца и белого хлеба лежал в тарелке на столе. Виноград и стакан молока обнаружились на столике у кожаного кресла, которое, как я знал по собственному опыту, было единственным удобным местом в кабинете Моуди. Обычно он складывал туда книги, вредноскопы и свое пальто, чтобы посетители не заняли его. Я задавался вопросом, как он не давал сесть в него таким людям, как Дамблдор; наверное, наколдует себе другое кресло или присвоит себе кресло Моуди, выкинув оттуда все лишнее.

Моуди уронил мой рюкзак на стол и направил на него свою палочку.

— Безнадежно, — пробормотал он. Он опустошил сумку, перебирая в кучи мои перья, чернила, пергамент, обломки карандашей и сломанную линейку. — Ешь.

Осторожно протиснувшись вперед, я сел на краю стула и взял бутерброд. Пахло удивительно вкусно. Я откусил. Свежий тунец. Домашний хлеб. Немного отдает вкусом сыра, а еще — соленые огурцы и специи. Даже вкус майонеза божественный. Эльфы на кухне действительно превзошли самих себя. Я откусил ещё раз. Превосходно! Я подумал про себя, что неплохо бы заполучить рецепт? Ироничное хмыканье бесцеремонно разрушило идиллию дегустации и тихого блаженства. Я распахнул глаза. Моуди смотрел на меня, подняв бровь.

— Рад, что тебе нравится. Я знаю, что для регулярного питания это не годится, скорее уж для легкого перекуса, но учитывая твою ежедневную нагрузку, такие закуски и блюда будут необходимой частью твоего рациона. Я договорился с кухней. Отныне они будут регулярно доставлять сюда закуски после наших утренних уроков. У тебя будет достаточно времени, чтобы поесть перед первым уроком. Если же нет, скажешь мне, и я скорректирую расписание. Они также обеспечат тебя орехами и сухофруктами, чтобы ты мог перекусить в течение дня. В Большом зале эльфы передадут тебе табличку с правильным количеством питательных веществ и калорий с учетом уровня твоей активности. Прежде чем встать из-за стола, съешь до последнего кусочка свою порцию. Я не могу не подчеркнуть, насколько важно все это для твоего здоровья, Поттер.

Я встретился с ним взглядом и молча кивнул, давая знать, что услышал, и буду выполнять все его указания.

Моуди скептически посмотрел на меня.

— Я понимаю, — подтвердил я устно.

— Я не думаю, что ты действительно понимаешь. Моя бы воля, тебя обследовали бы в Мунго, прежде чем мы начали Дуэллинг. Альбус, — он усмехнулся, — отверг моё предложение. Он утверждает, что ты бываешь в Больничном крыле настолько часто, что мы бы ни за что не пропустили подобного рода проблемы. Ерунда! — Он стукнул кулаком по столу, сбив два вредноскопа и кучу эссе. Взмах палочкой, и эссе повторно разложились на столе, позади его стола. — В любом случае, они всегда мухлевали, — сказал он, пнув вредноскоп под столом.

Искусственный глаз загадочно засветился, остановив свой дезориентирующий взгляд на мне.

— Поппи работает медсестрой, но она не целитель. Она отлично справляется со сломанными костями и насморком. Но не сомневаюсь, что она даже не знает прелести общефизических, а тем более, полных медицинских обследований, которых я навидался в свое время. Хотя Поппи сказала мне, что спорила с Альбусом по этому вопросу каждый год, а это значит, что состояние твоего здоровья точно неизвестно. Мне не нравится неизвестность, особенно, с учетом того, чему Альбус хочет, чтобы я тебя научил. Слишком опасно. Но если мне приходится обучать тебя этому, я позабочусь о том, чтобы ты хотя бы питался правильно, и это все, что я могу пока сделать для тебя.

Я взял с тарелки гроздь винограда пока анализировал его речь. Я знал о некоторых старых травмах, но еда Хогвартса плюс половина времени, проведенного прошлым летом вдали от Дурслей и крестный отец, — беглец из Азкабана, который будет висеть над душой «родственничков» все следующее лето, — компенсируют большую часть моих нужд. Они могут установить мне диету Дадли, но не станут запирать меня на несколько дней или выдавать тарелку холодного супа за нормальную еду. Пока они боятся Сириуса, у меня будет относительно нормальная еда. А еще у меня есть три года полноценного питания в Хогвартсе. Физически я был в гораздо лучшей форме в свои четырнадцать лет, чем в одиннадцать. Тем не менее, в словах Моуди имеется смысл. Следить за калориями мне не помешает.

— Я не привык есть много, но я буду стараться есть больше в течение дня.

— Приемлемо.

Я вспомнил то, что он сказал про директора. Почему Дамблдор приказал ему научить меня дуэллингу?

— Не обижайтесь, сэр, но почему дуэллинг?

— Потому что Альбус наивно верит, что тебе нужно это уметь.

— Я не хочу быть аврором.

— А я и не говорил, что тебе нужно им стать. Просто смирись с этим пока. Я сделаю твое обучение интересным, насколько это будет возможно и постараюсь, чтобы оно пересекалось с другими предметами. Нет смысла в изучении только одной области магии.

— Спасибо.

Он откинулся на спинку стула.

— Ты задумывался когда-нибудь о том, чем хочешь заняться после окончания Хогвартса?

Я фыркнул.

— Профессор, возможно, это ускользнуло от вашего внимания, но я, чертов, «Мальчик-Который-Выжил». У меня нет выбора, кем мне быть, когда вырасту. Каждый хочет, чтобы я либо как мой отец стал аврором, либо сотрудником Министерства. Правда, им придется наложить на меня Империус, чтобы заставить меня работать в Министерстве. Я желаю им удачи в этом. — Смущенный этим признанием, я прикрыл лицо руками. — Извините, профессор.

— Не извиняйся, Поттер. Если бы тебя это не расстраивало, я бы подумал, что с тобой что-то не так. Давай попробуем снова. Прежде чем прибыть в Хогвартс, кем ты хотел быть?

— Это глупо, — пробормотал я.

— А ты попробуй.

Я ещё раз задался вопросом, кем он действительно был. Пожиратель смерти, скорее всего, но кто именно? Неужели он догадался, что у меня когда-то были мечты, не связанные с палочкой, Дамблдором и Волдемортом? Станет ли он смеяться надо мной, как мои родственники, когда они узнали, что я хочу стать кем-то большим, чем простой помощник официанта?

— Доктором, — прошептал я. — Учитель в четвёртом классе рассказывал нам истории об University College в Лондоне. Думал, что если я достаточно хорош, мог бы получить стипендию и изучать медицину. Или неотложная медицинская помощь, или педиатрия. Я хотел помогать таким же детям.

Моуди изучал меня в течение нескольких минут.

— Ты всё ещё хочешь быть доктором, Поттер?

— Иногда. Да, — мои плечи сгорбились. — Это не имеет значения.

— Посмотри на меня, Поттер, — он подождал, пока я подниму голову. — Единственный человек, который имеет право руководить твоей жизнью, — это ты сам. У тебя есть изначальное право определять, как тебе жить, в том числе, самому выбирать профессию и сделать карьеру на этом поприще. Никто не вправе принимать за тебя решения, если ты не хочешь этого. Покажу тебе кое-что, — сказал он. Книга влетела ему в руку. Он открыл и передал ее мне.

«Руководство по Магической карьере»? Интересно. В библиотечной секции «Карьера» для любой профессии были отдельные книги, но общей для всех не было. Я открыл книгу в начале раздела «Аврор», удивляясь, почему Моуди дал мне эту книгу, а не рассказал мне об аврорах в своей обычной циничной манере.

— Прочитай о требованиях к профессии.

— «Минимальные требования к профессии Аврор: СОВы по Зельям, ЗОТИ, Трансфигурации и Заклинаниям, — прочитал я. — Оценка СОВ «Выше ожидаемого» или «Превосходно» для каждого требуемого предмета».

Он щелкнул пальцами, и книга вернулась к нему. Моуди открыл другой раздел и передал ее обратно. На этот раз книга была раскрыта на профессии «Целитель». Я жадно стал читать описание.

«Работа Целителя состоит в проведении исследования, диагностики и лечения заболеваний и травм как обычного, так и магического происхождения. Несмотря на то, что большинство целителей универсалы, некоторые специализируются на конкретной магии, в том числе и на лечении урона, наносимого заклинаниями или темными проклятиями. Тогда как, другие, например, специализируются на лечении детей и пожилых людей».

Моуди потянулся через стол и постучал по разделу «Минимальные требования к Целителям» палочкой:

— Поскольку в Хогвартсе все перечисленные предметы изучают, то, как видишь, единственная разница в требованиях между Целителем и Аврором, это СОВ по Гербологии.

У меня на лице медленно появилась улыбка. Пока мне не было семнадцати лет, и я еще не оспорил опеку Дамблдора, я все еще принадлежал директору. Он имел право отменять мои решения. Например, до тех пор, пока он был моим опекуном, я не мог перевестись, изменить выбор предметов, или взять дополнительный предмет для СОВ без его одобрения. Но я продолжу свое образование после того, как мне исполнятся семнадцать лет, не раньше. А теперь я всегда могу сказать, что наслаждаюсь Гербологией и буду ее изучать, только потому, что мой друг Невилл, который знает ее почти на уровне ЖАБА, сделал такой выбор. Пока я могу обманывать других, говоря, что помешан на профессии «Аврора», никто ничего не заподозрит, потому что, исключая Гербологию, требования к «Целителю» те же.

— Прекрасно! — прошептал я.

Он усмехнулся.

— Рад, что ты согласен, — сказал он, возвращая книгу на полку. — Имей в виду, что это только пища для размышлений. Тебе не придется принимать решение, пока не получишь результаты своих СОВ.

Поворошив бумаги на столе, он поджал губы и покачал головой. Не найдя то, что искал, он порылся в ящике стола и достал стопку пергамента, обернутую бумагой и связанной ленточкой, темно-синий блокнот А5, и черную авторучку. Я сдержал свое изумление, не дав ему отразиться на своем лице, испытывая шок при виде волшебника, который открыто владеет маггловскими предметами, за исключением мистера Уизли, конечно.

Он усмехнулся.

— Мой опекун привык покупать их по случаю и использовать в работе, — сказал Моуди, постучав по блокноту. — Дешевле и легче, чем пергамент и не приходится связывать их вместе потом. — Он открутил колпачок авторучки и открыл блокнот на первой странице. Моя челюсть отвисла. Он не только владел магловскими предметами, но и на самом деле знал, как ими пользоваться.

— До сих пор мы с тобой обсуждали две наиболее важные проблемы: учебный план четвертого курса и твое выживание во время первого задания турнира. Я хочу изменить это.

— Как же так?- спросил я, чувствуя беспокойство.

— Это зависит от тебя. Скажи мне, Гарри, — я дернулся от неожиданности, никак не ожидал, что он решит звать меня по имени, — что ты думаешь о своем образовании в Хогвартсе? Считаешь ли ты, что оно подготовит тебя к жизни после окончания школы? Что бы ты захотел изменить, если бы имел на то право?

С тех пор, как МакГонагалл трансфигурировала свой стол в свинью, а затем прочитала нам лекцию о границах трансфигурации, я мечтал о том, чтобы кто-нибудь задал мне этот вопрос. Какая польза иметь возможность преобразить стол в свинью, если не сможешь потом съесть эту свинью? Мне повезло, что первым человеком, который пожелал ответить на мой вопрос, был замаскированный Пожиратель Смерти. Если боги существуют, они должно быть, меня ненавидят. Зачем спрашивать что-то у кого-то, если ответ ничего не изменит? Моя маска растаяла, раскрывая Моуди истинные эмоции.

— Я думаю, ты не представляешь, как много власти над тобой дал мне Альбус, — осторожно сказал Моуди. — Например, когда мисс Грейнджер была проклята Малфоем, Снейп не назначил тебе отработку, хотя обычно он раздает их по любому нелепому поводу, даже если кто-то просто дышит слишком громко.

Верно.

— Когда начинаешь учиться в Хогвартсе, декан становится твоим, де-факто, опекуном. Он должен утверждать все внеклассные мероприятия, принимать дисциплинарные меры в случае нарушения школьных правил, выдвигать проекты для начисления дополнительных баллов, а также составлять список самостоятельных дисциплин. В тот момент, когда шляпа сказала «Гриффиндор», все твои документы были переданы Минерве. Когда Альбус приказал мне тренировать тебя, все эти обязанности, а так же все твои документы перешли ко мне. На следующее утро я сообщил Снейпу, что, если он не готов дать клятву на крови, что будет справедливым по отношению ко всем своим ученикам, то он не имеет право назначать тебе отработку.

Я присвистнул.

— Прекрасно.

— Рад, что одобряешь. Не думай, однако, что я даю тебе карт-бланш на розыгрыши. Только попробуй выкинуть какой-нибудь фокус на уроке и будешь иметь дело со мной.

— Понятно, — сказал я, не веря своей удаче. Вопреки распространенному мнению, я не делал ничего такого в классе. Там я сидел рядом с Гермионой и пытался прикинуться шлангом. Распоряжение Моуди было первым случаем в моей жизни, когда взрослый встал на мою сторону.

— Вернемся к вопросу о твоих планах на дальнейшее образование в Хогвартсе.

Я закусил губу. Хоть я сознательно и не думал об этом до недавнего времени, но на втором курсе считал, что, в конце концов, одноклассники возненавидят и убьют меня за то, что я наследник Слизерина. Тогда я провел несколько недель в попытке разузнать побольше о других школах и составляя запросы о переводе. Я так и не получал ответ ни от одной из них, но до сих пор помню, почему выбрал эти школы. Дамблдор уже знал мои истинные чувства. Моуди не убьет меня, если след приведет к нему. Разделить с ним свое мнение было достаточно безопасно.

— Без обид, сэр, но образования Хогвартса явно недостаточно. Зачем учиться трансфигурировать ежа в подушечку для булавок, когда мы не можем даже сбалансировать свою чековую книжку? Мне нравится быть здесь, потому что для меня это временное избавление от Дурслей, но как школа Хогвартс полный отстой. Более половины изучаемых заклинаний не имеют реального практического применения; школа дает ученикам только базовые знания, которые пригодятся для изучения более сложных разделов магии, которые, в свою очередь, так же не практичны. Соотношение количества учащихся на количество преподавателей настолько велико, что я поражен, как родители-магглы позволяют своим детям учиться и даже жить на территории школы. Несмотря на имеющиеся в замке великое множество свободных классов, три четверти из них не используются. Фонд школы составляет 400 миллионов галеонов, но число учеников в классе, по меньшей мере, в три раза больше, чем должно быть. В результате, количество академических часов меньше, чем в любой другой школе, потому что преподавательский состав слишком малочислен. Не обижайтесь, но профессора в Хогвартсе не компетентны даже в своем предмете или не имеют должной квалификации для преподавания, или и то, и другое вместе. Студентов, после выбора своей факультативной программы, не консультируют должным образом, тем более, за время текущего учебного года. Каждый факультет нуждается, по меньшей мере, в трех взрослых, чтобы контролировать учеников. По правде говоря, большинство школ-интернатов добавляют новые классы, когда набор учеников растет, чтобы во время сортировки студенты распределялись равномерно. Но только не здесь. Здесь у нас число классов в два раза меньше, чем нужно, а Сортировочная шляпа либо безумна, либо любит пошутить. Выбирайте сами. Хуже всего то, что даже у таких предметов, как Заклинания, учебная программа просто смешна.

— Как же так?

Я моргнул и повернулся на каблуках, внезапно осознав, что во время своей напыщенной речи, ходил по кабинету.

— Все, что мы изучаем, основано на так называемых «фундаментальных законах магии». Но эти законы основаны на нескольких домыслах, значение которых были искажены в детских сказках за века до того, как Уоффлинг понял разницу между научной гипотезой, теорией и законом. Нас учат, что плохо сформулированная гипотеза — нерушимый магический закон. Это не то, что я бы называл адекватным образованием. — Я продолжил свою речь, прежде чем он смог возразить. — Я прочитал произведения Уоффлинга. Он никогда ничего не проверял на практике. А без проверки на практике, это просто мыльный пузырь, а не «факт», как его называют волшебники. Потому что оно не доказано. На самом деле, его первый закон предполагает, что источник жизни и суть личности, собственное «Я» — душа — существует. Тем не менее, ни в маггловском, ни в волшебном мире нет никаких научных доказательств этого. Не говоря уже об остальном. Прежде чем вы возразите, что призраки являются доказательством существования души, я скажу, что призраки появляются только тогда, когда кто-то умирает на территории с высокой концентрацией магии. При перемещении призрака в среду с меньшей плотностью магии, он исчезает без следа. Это одна из причин, почему Министерство держит Кровавого Барона в Хогвартсе. Кроме того, мы можем почувствовать, когда призрак проходит сквозь нас, а это означает, что призраки имеют массу. Если призрак имеет массу, он не может быть душой, потому что душа, по определению, бестелесна, то есть нематериальна. Призрак представляет собой магическую конструкцию, обладающую некоторыми воспоминаниями своего реципиента. Они являются доказательством того, что данный реципиент существовал, не более того. Исходя из прочитанного, магические теоретики утверждали бы, что февраль вызывает грипп, полностью игнорируя все случаи гриппа в ноябре. Вместо принятия доказательств, которые, все равно, опровергают гипотезу, они цитируют лишь те доказательства, которые соответствуют гипотезе и называют это теорией.

Моуди уставился на меня. Я пожал плечами.

— Я был чрезвычайно любопытным учеником с мантией-невидимкой и бессонницей. Но не так уж много получается исследовать под непрестанным присмотром учителей и патрулирующих коридоры старост; ну, по крайней мере, пока они не заметят свет и не забеспокоятся, есть ли кто-нибудь в библиотеке. Я подумал, что теоретический раздел ответит на большинство моих вопросов, а еще книги по теории не кричат, когда их открываешь.

Моуди записал что-то в своем блокноте.

— Список-минимум аккредитованных Министерством английских авторов, — пробормотал он. Бумага прошелестела, когда он вырвал два листа и отложил их в сторону, прежде чем вернуть блокнот обратно в ящик. — Что ты хотел бы изучать?

— Не знаю.

Я опустился в кресло, внезапно утратив свой прежний раж. Что я должен был ответить на этот вопрос, если вообще ненавижу учиться в Хогвартсе, но в тоже время, не уверен, что мне нравится вообще? Когда я ходил в магловскую школу, я любил естественные науки, математику и географию, но из магических предметов мне понравилась только Защита, но только совсем чуть-чуть.

— Что тебя интересует?

— Магический или маггловский предмет?

— Не имеет значения. Любой. Вопреки распространенному мнению, идеи не рождаются из ничего. Возьмите Алхимию или Целительство. Оба представляют собой синтез волшебства и науки.

— Я думал, Целительство — это только диагностика, лечебные заклинания и зелья.

— Разница между целителем и медсестрой зиждется на их понимании человеческого тела. Как оно работает? Почему? На эти вопросы отвечает наука Биология. Целитель применяет свои знания для создания новых лечебных заклинаний, для диагностики необычных заболеваний, углубленно рассматривает все аспекты болезней. Алхимия сочетает в себе химию, зелья и трансфигурацию. Создание нового вещества без понимания химических элементов и того, как они взаимодействуют на атомарном уровне, практически невозможно. Действительно, некоторые полагают, что Трансфигурация начиналась с попытки научить начинающего алхимика азам его будущей профессии. Забудь о Турнире, СОВ, карьере, Темном Лорде, и о нашем безумном директоре на минуту. — Он сделал паузу. — Теперь, скажи мне, что ты хочешь.

— Наука. Математика. Иногда на уроках Защиты весело, но я предпочел бы, чтобы никогда не было нужды защищаться.

— Ты хочешь того же, что и все остальные. Продолжай.

— С Заклятиями и Гербологией у меня все нормально; Хагрид мне нравится, но его предмет мне не интересен. — Я пожал плечами. — Не знаю. Я читал учебники и могу применять известные мне заклинания, но после первого курса, магия кажется мне лишенной жизни и бесцельной, что ли. Я постоянно говорю себе, что есть нечто большее, чем просто стихийная магия, трансфигурация или дуэллинг. В магии должно быть что-то еще, нечто более значимое, а если этого нет, то не стоит тратить время на ее изучение.

Моуди вздохнул. Его перо со стуком упало на стол, когда он оттолкнул свой блокнот в сторону. Потом он посмотрел на меня.

— Сынок, от чего ты действительно отказываешься, — от магии или от Хогвартса?

Его вопрос потряс меня. Мои планы о свободе варьировались между идеей сбежать навсегда под мантией-невидимкой к магглам, и возможностью жить незаметно в двух мирах. Я уверен, что хочу убежать от Дамблдора. Приобрести настоящий дом: школу я приветствую, но только девять месяцев в году. В нем я мог бы сделать Хедвиг домашней любимицей и, когда захочу, свободно поговорить с Дифи. Там никто не станет шептаться у меня за спиной, распускать про меня слухи, что я воплощение Зла.

Я закрыл глаза.

— Я не уверен.

— Иди и подумай несколько часов об этом. Прогуляйся, почитай книгу, поиграй в шахматы, найди Малфоя и прокляни его, — я ухмыльнулся, — или просто побросай камешки в озеро. Выясни для себя, что тебе надо от жизни. Мы еще поговорим об этом за ужином.

Я безмолвно кивнул. Разглаживая свою школьную форму, уже немного потертую и с короткими рукавами, я направился к двери.

Когда моя рука коснулась ручки двери, он окликнул меня. Я полуобернулся и посмотрел на него через плечо.

— Когда будешь размышлять о жизни, помни, только образованные люди, в сущности, свободны.

________________________________________

* Стоит отметить, что форма учеников в фильме, не соответствуют описанной в книгах. В фильме, мальчики (за все серии, что были показаны зрителям, а это с 30-х по 90-е годы) носили брюки. С другой стороны, когда Снейпа прокляли в его воспоминаниях, он висел верх тормашками, и все увидели его старое белье, т. е., под мантией были только трусы!

Примечание автора (с сокращениями): Магловский блонкнот и авторучка — намеки на предысторию нашего двойника Моуди. Это существенно, и это связано с тем, что он Пожиратель Смерти.

Речь Гарри на тему призраков, вероятно, делает эту главу одной из наиболее спорных для некоторых людей. Но, он говорил с точки зрения подростка, который очень мало знает о религии помимо общих сведений из маггловской школы. (Его дядя сказал ему, что он оскверняет церковь). Пожалуйста, не присылайте отзывы, критикующие отсутствие религиозности у Гарри. В книгах он не поклоняется открыто никому из богов.

Леди Кали.

Накинув на плечи зимнюю мантию, я шатался вокруг замка, обдумывая вопрос Моуди. Я сбился со счета, сколько раз Специальная защита, настроенная Дамблдором на меня, скользила по мне, когда я пересекал ее границу; но пока я блуждал, не выходя за пределы защиты Хогвартса, все было в порядке.

Я думал об Охранных Чарах замка. Разумны ли они? Если да, то, что они думают о возможности защитить тысячу двадцать восемь детей, но не иметь ее для того, чтобы защитить меня — тысяча двадцать девятого ученика-неудачника?

Неуклюжий домашний эльф появлялся три раза в день, принося с собой перекусить, при этом он сверлил меня своими жуткими, немигающими глазами, совершенно неуместными на его улыбающемся лице, когда я ел. Каждый раз, закончив трапезу, я задумывался, куда бы пойти дальше: обратно к озеру, к квиддичному полю или, сделав приличный крюк, — в Запретный лес.

Я настолько задумался, что даже не заметил, как очутился под вязом. Я опустился на землю, прижался спиной к стволу дерева и подтянул колени к груди, обхватив их руками. Подняв голову, я посмотрел на замок, рассеянно рисуя на земле веточкой круги. Небольшая роща скрывала первый этаж. Астрономическая башня, усеянная зубцами, которые были расположены на одинаковом расстоянии друг от друга, возвышалась над замком, как король на троне. Зубчатые ограждения так же венчали башни, и вход в замок.

Глядя на это монументальное сооружение, я сомневался, что Хогвартс изначально был школой, построенной Основателями. Возможно, они открыли школу позже, или кто-то пожертвовал замок для основания школы; но в глубине души я верил, что Хогвартс больше походил на Виндзорский замок, построенный для надзора над окружающей территорией. Я не могу приписать то же стратегическое значение Хогвартсу, но волшебство чувствовалось здесь сильнее.

Возможно, это было стратегическое значение Хогвартса.

Но представляет ли школа до сих пор ценность для меня, независимо от его предназначения?

Или магия? Вздохнув, я начал прикидывать плюсы и минусы, продолжая рисовать круги на земле. Я старался размышлять логически, отринув лишние эмоции.

Когда последние лучи солнечного света, отразились на водной глади озера, я вернулся обратно в замок через секретный проход. Он привел меня к еще одному проходу, а тот, в свою очередь, еще к одному, и так далее, пока, в конце концов, я не оказался перед апартаментами Моуди. Я поднял руку, чтобы постучать, но дверь открылась раньше, заставив мою руку повиснуть в воздухе.

— Сядь, — велел мне Моуди. Я занял свое привычное место за столом, покрытым корреспонденцией и блокнотами в твердых переплетах; правда, на этот раз, их было поменьше, чем обычно.

Среди всей этой неразберихи открыто бросались в глаза его авторучка и всевозможные книги от трансфигурации до продвинутой алгебры. Поднос с четырьмя накрытыми тарелками, чай, и запотевший стакан тыквенного сока кое-как притулились рядом. Он пошарил в полах своей мантии и достал оттуда какой-то артефакт, затем порезал ладонь с помощью заклятья, и сжал его рукой, так чтобы я не смог это рассмотреть. Охранный щит, — сильнее любого другого, что я чувствовал когда-либо, — накрыл всю комнату, покрывая стены белой мерцающей пленкой, прежде чем стать невидимым.

— Это заклятье входило в условие моего трудового договора, — усмехнулся Моуди. — Я разработал его специально, чтобы держать длинный нос Альбуса подальше от своих дел.

Взмахом палочки он отлевитировал всю еду на соседнее кресло. Расставив тарелки и напитки на столе, он отправил поднос на кухню. От обилия еды слюнки текли рекой. Тут было все, о чем мог мечтать голодный ученик: жареная баранина с мятным соусом, репа, картофельное пюре, салат из шпината, булочки, и пирог с патокой и клубникой на десерт — очевидная взятка для того, чтобы я съел все со своей тарелки. Не то, чтобы я был против такой еды. Пирог с патокой был моим любимым десертом, а кулинария Моуди конкурировала с готовкой миссис Уизли.

— Каков твой ответ? — спросил он, расстелив свою салфетку на коленях.

— Я разочаровался Хогвартсом еще на втором курсе. — Я откусил кусок баранины и тщательно прожевал его, пока подбирал подходящие слова. — Я не разочарован волшебством, пока. Оно — часть меня. Оно всегда было во мне. Сломай я свою палочку, буду чувствовать себя наполовину мертвым, но это буду все еще Я. — Он попытался что-то сказать, но я оборвал его на полуслове. — Сначала выслушайте меня, пожалуйста. Я осознаю, что родился в семье волшебников, но единственное мое воспоминание о родителях — это смерть матери. Меня вырастили магглом. Существование магии было для меня неожиданным открытием, а еще большей неожиданностью для меня стало то, что худший день моей жизни, сделал меня знаменитым. С психологической точки зрения, меня можно назвать наименее подготовленным публичным человеком на всем британском острове, абсолютно не способным общаться и тем более, обниматься с совершенно незнакомыми людьми, желающими пожать мне руку. И эти люди, к тому же, могут ненавидеть меня в данный момент, при том, что еще совсем недавно носили меня на руках. Никто не пытался помочь мне справиться с проблемами или защитить меня от опасностей. Никто и никогда не поможет мне с этим.

Через минуту молчания я продолжил:

— Хогвартс для меня — это способ на девять месяцев уйти от Дурслей, а не школа. Честно говоря, предпочел бы жить с дементорами, чем с «дорогими» родственниками. Если ваше имя не Гарри Поттер, Хогвартс, возможно, для вас школа. Для меня, это не так. Нормальная школа защищает и воспитывает детей, находящихся на ее попечении. Хогвартс делает все наоборот.

Вместо того чтобы беспокоиться об итоговых экзаменах, каждый год я меряюсь силами с профессором Защиты. Даже Люпин, друг отца, пытался убить меня. Дело не в экзаменах, потому что итоговых оценок я никогда не видел. Все, что я хочу, это жить в безопасном месте. Хогвартс не безопасен, но пока Дамблдор остается моим опекуном, я застрял здесь. Я хочу учиться, но ненавижу свои занятия, потому что три четверти того, что мы изучаем, зависит от магической теории, которую я мог опровергнуть даже в семилетнем возрасте.

— Как, например?

Я проглотил кусок репы, прежде чем ответить:

— Спрашивая, как и почему.

Он ухмыльнулся:

— Довольно справедливо.

Мы ели в молчании, которое нарушалось лишь звоном серебра. Я задался вопросом, почему еда на берегу озера и та, которую я ем с Моуди сейчас, всегда вкуснее той, что подают в большом зале. Меньше жира, больше овощей, но по-прежнему вкусно. К тому же меньше нагружает желудок.

Моуди налил себе чашку чая и откинулся на спинку стула.

— Я провел последние несколько часов, консультируясь с опытными преподавателями из других школ, в том числе и с Лидсом. Я думаю, что нашел решение для тебя, но сначала мне нужны ответы на несколько вопросов.

— Насколько личных?

— Не настолько личных, как наши уроки Окклюменции, но близко. Если почувствуешь дискомфорт, можешь не отвечать.

— Хорошо.

Он налил горячего чая в мою чашку. Пододвинул сахар и молоко ближе ко мне. Я добавил несколько капель молока и один кубик сахара. Пригубил, чтобы оценить сладость, потому что мне не нравится слишком сладкий чай.

— Насколько ты занижаешь свой уровень во время занятий?

— Я ничего не скрываю, — быстро ответил я.

Моуди фыркнул, и его магический глаз закрутился с бешеной скоростью. Страшно.

— Я не вчера родился, Поттер. Недавно, ты прочитал мне очень поучительную лекцию о магической теории, которую большинство учеников уровня ЖАБА не смогли бы понять. Я лично был свидетелем твоих взрывных проклятий уровня ЖАБА и Патронуса, который, если и преподается, то только в ВУЗах. Не говоря уже про то, что мы рассмотрели Трансфигурацию и Заклинания за второй курс меньше чем за две недели.

— Заклинания легче, чем были раньше, — сказал я, надеясь, что он примет такое объяснение. Это было правдой. После его целенаправленной лекции, я справился с большинством заклинаний в течение получаса, не в сдвоенный учебный час или в два.

— Я не такой легковерный, как ты думаешь. — Он вздохнул и пошевелил пальцами, призывая, беспалочковой магией, свитки и толстую синюю папку с надписью „Школа святого Григория” на обложке. При виде моих маггловских школьных отчетов, у меня все похолодело внутри. Директриса Роуммел, близкий друг Петунии и Вернона, ненавидела меня с такой страстью, что конкурировала с таковой у моего дяди. Я боялся того, что было написано в этой папке.

Моуди развернул свиток.

— Хочу прочитать тебе кое-что.

„Несмотря на то, что у мистера Поттера редко получаются заклинания с первой попытки, к концу урока у него они более мощные и точные, чего не могут добиться его одноклассники. После наблюдения за техникой исполнения заклинаний в течение прошедшего учебного года, я пришел к выводу, что он всегда делает небольшой лишний взмах палочкой, прежде чем скастовать заклинание. Этот самый взмах растрачивает достаточно магии, чтобы сделать его идеальнее, в ином случае, заклинание выходит неудачным, в сравнении с одноклассниками. Его ошибка последовательна и уже со второй или третьей попытки его заклинание выходит удачно.

По сравнению с одноклассниками, которые делают подобные ошибки не так часто, его ошибки и количество попыток до правильного исполнения слишком последовательны. Мое заключение — мистер Поттер намеренно занижает свой уровень. Причины мне не ясны. Я уже обращал внимание профессора МакГонагалл и Директора школы на эту проблему. Оба либо довольны текущим положением дел, либо преднамеренно не замечают проблему. Поскольку нет возможности назначить дополнительные темы или работу без их одобрения и согласия, я вынужден позволить талантам мистера Поттера оставаться нераскрытыми”.

— Вот другой случай, — сказал он, открывая свиток с более поздними записями.

" Как и ожидалось, Гарри завершил полосу препятствий без каких-либо проблем. Самым большим достижением на экзамене был прекрасный Патронус, который он наколдовал в присутствии боггарта. Снова ловлю себя на мысли о его высочайшей производительности на своем предмете. Скажите ему, что конкретное заклинание или преобразование связано с Защитой, и он будет оттачивать его практически до совершенства. В беседе он четко отличает теорию от домыслов. Действительно, в ходе недавней дискуссии, он продемонстрировал такое глубокое понимание темы, которое я ожидал бы скорее от семикурсников, однако, его оценки за курсовые работы редко поднимается выше оценки «A». Судя по моим наблюдениям, задания с оценками «E» и «O» были выполнены самостоятельно, без помощи его друзей. Когда я обсуждал этот вопрос с директором и профессором МакГонагалл, мне сообщили, что если у Гарри уроков не достаточно, чтобы прогрессировать вместе с одноклассниками, это не моя забота. Независимо от их мнения, я, по-прежнему, обеспокоен тем, что, не раскрывая свой потенциал, Гарри предпочитает ограничивать себя до уровня своих друзей. В таком свете, дементоры были благословением, поскольку они вынудили Гарри изучать магию далеко за пределами возможностей одноклассников".

Моуди отложил свиток в сторону и посмотрел на меня.

— Первый доклад писал Квиррелл 3 июня 1992 года. Второй — Ремус Люпин 6 июня 1994 года. Другими словами, двое из трех профессоров Защиты согласились, что Гарри Поттер намеренно занижал свой уровень.

Меня раскрыли. Я боялся, что когда-нибудь придет день, когда Моуди осознает мое притворство, но я не ожидал, что кто-то еще знал об этом. То, что и Квиррелл, и Люпин пытались помочь мне и потерпели неудачу, стало для меня неприятным сюрпризом. Если все было настолько очевидно, почему тогда Дамблдор или МакГонагалл не уличили меня во лжи?

— Их анализ породил несколько вопросов, поэтому я забрал на рассмотрение твои Хогвартские записи и заметил, что твои оценки по ЗОТИ не соответствуют таковым по другим предметам. Поскольку Защита от Темных искусств, на самом деле, — комбинация нескольких дисциплин, она очень тесно связана с Чарами и Трансфигурацией. Однако с тобой все совсем по-другому. Сначала я не обращал на это внимание, потому что Квиррелл всегда преклонялся перед героями, а Люпин был Мародером. Я предполагал, что они преднамеренно искажали твои оценки. Тогда Альбус рассказал мне о твоем Патронусе. Мне стало любопытно, поэтому я поднял записи Грейнджер и Уизли, и просмотрел их оценки. Знаешь ли ты, что, кроме ЗОТИ, твои результаты всегда отстают в пределах двух балов от результатов мистера Уизли? Подозрительная последовательность, но я не разбираюсь в причинах подобного феномена. Я — не обученный педагог, поэтому попросил своего старого друга, дипломированного педагога с двадцатипятилетним стажем, просмотреть их за меня.

Я гневно посмотрел на него:

— Вы дали кому-то мои школьные записи! Вы с ума сошли?

— Они называют меня Шизоглазом не просто так, парень. Итак, о чем это я? Мой друг согласился со мной, но он хотел больше информации. Он спросил меня, в Хогвартсе ли твои маггловские школьные записи. — У меня глаза полезли на лоб. — Альбус не запросил их при твоем поступлении, так что я сам нашел и принес их ему. Все считают, что я ничего не смыслю в маггловских школьных предметах, но это не совсем так. Представь себе, как я был удивлен, когда узнал, что на экзаменах „Одинадцать +” твой результат был среди 0,5 % лучших выпускников школы. Твой учитель рекомендовал тебе пропустить первый год средней школы. Тем не менее, после первого курса, твой успех в Хогвартсе соответствовал оценке «Удовлетворительно». — Он встал и, прихрамывая, обошел вокруг стола. Взмахом палочки передвинул свое кресло так, чтобы он стоял напротив меня. Моуди присел и, наклонившись вперед, положил одну руку мне на плечо. — Поттер, я боюсь, что для нас это будет трудным разговором.

Внутренне я сжался, вспоминая, как он заставил меня описывать свой рацион и работу в доме Дурслей.

— Мне нужно, чтобы ты отвечал честно. Договорились?

Как будто у меня был какой-то выбор.

— Как часть наших уроков Окклюменции? — Спросил я, чтобы потянуть время.

— Так как этот разговор связан с темой, которую мы скоро рассмотрим на дополнительных занятиях, он уже подпадает под клятву крови.

— Хорошо, — прошептал я.

— Что случилось на первом году твоего обучения в начальной школе, когда родственники увидели твои оценки?

Я закрыл глаза, мысленно пожелав ему провалиться под землю. Помимо своей воли, я вспомнил крик дяди Вернона: "В чулан"! И синяки под глазами, которыми меня наградил Дадли. Тетя Петуния позвонила в школу, и сказала им, что я списывал у Дадли.

— Они наказали меня за обман.

— Об этом я уже прочитал, — сказал он, постукивая по папке палочкой. — Дело в том, Поттер, что мы оба знаем — ты не обманул их. Как ты поступил в следующий раз?

— Ничего особенного. Я ... — Голос подвел меня. — Я сделал то, что было необходимо для выживания. Ничего особенного.

— Вот что, я думаю, случилось. Если я прав, кивни один раз. — Я кивнул в знак согласия и сжал руку в кулак. Ногти впились в ладони, и я отчаянно захотел исчезнуть отсюда.

— Ты понял, что если будешь получать хорошие оценки, то останешься без еды. — Я кивнул. — Таким образом, ты занижал свою успеваемость, пока она не остановилась в нескольких баллах от отметок твоего кузена. — Еще один кивок. — Самое впечатляющее то, что ты прекрасно рассчитал его способности и равнялся на него. Большинство взрослых не смогли бы этого сделать.

Я сглотнул и ослабил хватку. Может быть ситуация, в которой я оказался, была не так уж и безнадежна.

— Но что-то изменилось на шестом году обучения. Не скажешь, что именно?

Я сделал глубокий вдох и открыл глаза.

— На первой неделе обучения, — начал я рассказывать безжизненным голосом, — в школе состоялось собрание для детей, которое будут посещать Стонуолл Хай в следующем году. Успеваемость Дадли уже снизилась до уровня Смелтингса, так что его там не было. К счастью. Образование в Стонуолл Хай всестороннее, но они используют экзамены „Одиннадцать +”, чтобы разделить студентов по успеваемости. Я думаю, они изменили это правило после местных выборов 1992 года, когда приняли Национальную Учебную Программу. Во всяком случае, в то время, они предложили обучение в продвинутых классах *„Higher GCSE/A-level track”, в рамках подготовки к поступлению в колледж. Приехала какая-то девушка и рассказала нам о новой программе. Она рассчитывала закончить обучение через несколько недель после своего шестнадцатилетия.

Он наклонился вперед, положив локти на стол.

— Были ли мистер Уизли и мисс Грейнджер твоими первыми друзьями?

— Да, — прошептал я. — Рональд был первым. Второй была Гермиона.

— Мистер Уизли строго отстающий студент. Неужели ты думаешь, что если наберешь больше балов, чем он, то он перестанет быть твоим другом?

Я хотел было сказать несколько слов о Турнире, но прикусил язык. Вместо этого выпил чаю, размышляя о первом семестре в Хогвартсе. Гермиона оказалась в туалете, сбежав туда от тролля, потому что Рональд издевался над ней. Он не в первый раз издевался над другими за то, что они учились лучше него, и не в последний. Может, поэтому я подсознательно решил сдерживать свою успеваемость?

— Возможно, но Рон не был единственным фактором. Я уже выделился со всей этой чепухой вокруг „Мальчика-Который-Выжил”. И не хотел выделяться еще больше.

— А теперь? Ты все еще следуешь той же тенденции, даже не разговаривая с Рональдом Уизли. Я хочу подтолкнуть тебя. Выясни, на что способен в одиночку, и я помогу тебе превзойти себя, — резко сказал он. — Хогвартс делит Волшебство на отдельные предметы — Чары, Трансфигурация и т.д. — и создает впечатление, что вы можете выбрать, чему учиться, и все еще видеть цельную картину. Но это не так. Я считаю, что именно это является основной причиной, почему ты считаешь, будто магия не заслуживает изучения. Я хочу учить тебя Трансфигурации, Алхимии, Зельям, Гербологии, Нумерологии, Рунам и Истории одновременно. Показать тебе, как все части паззла складываются в единую картину. Хочу, чтобы у тебя было свое собственное мнение о том, что возможно, а что нет, без указки со стороны Дамблдора и оглядки на своих «друзей». Когда научишься Латинскому языку и управлению силой и мощностью своей магии, я обучу тебя более мощным Заклинаниям, без риска взорвать Хогвартс. Хочу показать тебе, как пересекаются математика и нумерология, и как алгебра, тригонометрия и точность расчетов влияют на результат заклинаний.

— Могу ли я изучать биологию?- спросил я осторожно.

У меня закружилась голова от открывающихся возможностей. Неужели он позволит изучать маггловские предметы, которые я любил, и продолжать изучать волшебство одновременно? Что же будет в следующем году? Все знали, что профессора ЗОТИ, — неважно, самозванцы они или нет, — не остаются в Хогвартсе более чем на год.

— Конечно. Не забудем и про физику. Мудрый человек однажды сказал мне, что магия не меняет законы физики, она просто сдерживает их. Твой анализ Уолфинга верен, но в этой книге есть много чего еще. Есть Теория микстур восходящая к временам Аристотеля, истинность которой мы доказали научно. Есть медицинские чары тысячелетней давности, о принципах которых мы ничего не знали, пока патогенные микроорганизмы не были обнаружены магглами. Жила когда-то королева Будика, которая почти победила владеющих палочками римлян без палочки. Парацельс подверг критическому пересмотру идеи Галена и обычную медицинскую мудрость своего времени, начав широко применять химию в лечении. И еще много чего, что ты даже не можешь себе представить!

Я покусал нижнюю губу.

— Вы уверены, что можете научить меня всему этому?

— — — — — — — —

*„Higher GCSE/A-level track” — это система обучения в лучших колледжах Англии с возраста от 14 до 16-17 лет (3-тьего или 4-ого триместра), правда, везде пишут, что обучение платное).(вайле)

Глава 7б.

Его смех эхом отразился от стен комнаты. Он сжал рукой край стола, отдышался и, наконец, успокоился.

— Поттер, я закончил Хогвартс с 12 СОВ-ами и 10 ТРИТОН-ами. Я бросил Историю магии и Прорицание, более известное, как Творческая писанина.

Я издал веселый смешок, представляя себе лицо Трелони, если бы она это услышала. „Творческая писанина” — отлично сказано! Сочинение мрачных прогнозов собственной смерти (чем кровавее, тем лучше) гарантировало мне „O” по Прорицанию.

— Хоть я и рекомендую тебе сдать СОВ по Прорицанию, но пойму и не стану возражать, если ты откажешься. Совершенно бесполезный предмет, который не нужен для изучения ни Нумерологии, ни Арифмантики, а не как утверждал какой-то идиот, и тем самым породил этот нелепый слух. Будущее наступит только в будущем. И будь, что будет.

— Если я возьму сейчас Прорицание, то всегда могу бросить его в дальнейшем, правда?

— Если бы я не ожидал от Альбуса истерики по этому поводу, ты бросил бы Прорицание сегодня же вечером. Что касается других предметов, я сдал латынь, математику, английский язык и литературу, химию и физику на «Отлично». Я никогда не знал биологию выше среднего и имею только базовые знания по анатомии, так что большой помощи по этим предметам от меня не жди. Если из-за моего незнания я не смогу тебе объяснить какую-нибудь тему, то помогу найти человека, который сможет. Боюсь, что сильно помочь с твоей чрезмерной известностью я не смогу, но зато могу научить тебя стать невидимым с помощью Заклинаний и Зелий.

— Ваши условия? — спросил я, сглотнув от волнения. Я не говорю, что сделаю все что угодно, чтобы избавится от уроков, но согласен на многое. Я знал, что он получает почту настоящего Моуди, и, вероятно, имеет возможность изменить так же и мое имя. Немного изменив лицо, когда мне исполнится семнадцать, я мог бы на день исчезнуть из Хогвартса и сдать инкогнито, под другим именем, свои ТРИТОН-ы в Министерстве.

— Ты должен прекратить и дальше равняться в своих оценках на друзей. В этом семестре уже поздно, но в следующем ожидаю от тебя только „Превосходно” или „Выше ожидаемого” по всем предметам, за исключением Прорицания.

Я посмотрел на него умоляющим взглядом:

— Но Снейп ненавидит меня.

— На его уроках ты должен вести себя максимально прилежно. После, я заново оценю все твои работы, чтобы увидеть их реальный уровень. Даже идиоты из Министерства понимают, что уроки Снейпа не стоят и ржавого сикля. Мы будем просматривать материал, по крайней мере, за неделю до твоего урока. И даже раньше, если ты сможешь с этим справиться. В воскресенье утром мы встретимся в лаборатории, смежной с моим кабинетом, чтобы практиковаться в Зельях.

— Хорошо.

Он поднял бровь:

— Ты уверен, Поттер? Если ты согласишься сейчас, потом дороги назад не будет. Считай, что дал клятву на крови. Тебе лучше придерживаться и буквы, и духа договора. Понял?

— Да, сэр. Я стараюсь максимально прилежно на всех уроках, даже на уроках Снейпа.

— Будешь придерживаться учебного плана, который я назначу; делать заметки в порядке, котором я одобряю; и бодрствовать на каждом уроке.

— Но Биннс может своим монотонным и нудным голосом заставить уснуть любого.

Он ухмыльнулся.

— Читай книги. Просмотри и выучи темы экзаменов СОВ по Истории магии прошлых лет. Найди, чем занять свое время во время уроков Истории, которые помогут сдать СОВ.

Я сразу вспыхнул, да так, что даже уши и шея покраснели:

— Да, сэр, — пробормотал я.

— Тебе есть из-за чего смущаться, Поттер. Идиотское решение следовать примеру мистера Уизли, чуть было не низвело твою карьеру до уровня водителя „Ночного рыцаря”. Это все еще грозит тебе. Если в будущем узнаю, что ты не занимаешься с должным прилежанием, сегодняшняя дуэль покажется чаепитием в сравнении с тем, что я сделаю с тобой. Понятно?

— Да, сэр.

— Хорошо. В лучшем случае, у тебя останется двенадцать свободных часов в неделю. Четыре часа в субботу днем, два с половиной — в воскресенье ночью, и час — каждый вечер, кроме понедельника, когда у тебя астрономия. Разрешаю тебе потратить его на учебу, но это личное время. Делай то, что тебе нравится. Тем не менее, вечером, в 9:30, ты должен спать. Я знаю, комендантский час начинается в 10:30, но ты будешь вставать в 5 часов, каждое утро.

— Никаких возражений, сэр, — ответил я. — Обычно я стараюсь заснуть между 8:30 и 9:00 часами вечера.

— Рад, что ты сам понял это. Далее, я хочу получить от тебя Клятву на крови, что не будешь играть в квиддич с пятого по седьмой курсы.

— Вы хоть представляете, что люди будут говорить обо мне, если я не буду играть? Что гриффиндорцы сделают со мной?

-Экзамены важнее, чем гоняться за снитчем. Многие студенты на пятом и седьмом курсе жертвуют квиддичем ради экзаменов. Ты будешь не первым, и не последним, кто так делает.

— Гриффиндорцы так не поступают!

Моуди ударил кулаком по столу, да так, что вся посуда подпрыгнула в воздухе.

— Чарльзу Поттеру, твоему деду, было триста сорок восемь лет, когда он умер из-за осложнений драконьей оспы. Более того, он был очень дальним родственником твоей бабушки, Дореи Блэк, а твой отец женился на девушке, рожденной сквибами, поэтому существует большая вероятность, что и ты будешь долгожителем, как твой дед Чарльз. Если тебе не вздумается испытывать лимит моего терпения, конечно же.

Я снова сглотнул.

— По большому счету, что важнее для тебя: два года квиддича в Хогвартсе или сто лет последующей карьеры, которую ты сам себе выбрал, вместо навязанной роли неудачника из-за низких оценок?

— Второе, — прошептал я.

— Точно. — Он сделал паузу и отхлебнул чая.

Я задумчиво рассматривал его в течение нескольких минут. Я давно пытался найти информацию о бабушке и дедушке в библиотеке, но ничего не нашел. Теперь я знал, почему. Просто я не заглядывал так далеко в прошлое.

— Профессор, как долго живут волшебники? — спросил я.

— В зависимости от происхождения, магической силы и инбридинга, — сказал он, пожав плечами. — Представители таких семей как Блэки, раньше жили в среднем двести лет, но в последние два столетия, большинство из них уже не доживают и до семидесяти. Дорее было всего пятьдесят семь, — не пожилая даже по маггловским меркам, но она заболела драконьей оспой и умерла через несколько недель после твоего деда. Большинство волшебников живут от ста пятидесяти до двухсот пятидесяти. Например, даже с учетом своего могущества, Альбус, в лучшем случае, может рассчитывать на двести лет. Но я дам ему около ста пятидесяти, может быть — сто семьдесят пять, если он будет следить за своим здоровьем. Дамблдоры никогда не славились своим долголетием, но некоторые семьи ... Есть волшебники, которые живут триста пятьдесят и больше лет, без философского камня, конечно. — Видимо, мое замешательство отчетливо отразилось на моем лице, что он забарабанил пальцами по столу — Моуди часто так делал, когда уходил в себя.

— Ты ведь встречался с Люциусом Малфоем?

— Да, сэр.

— Сколько лет ты бы ему дал?

— Немногим больше тридцати, — сказал я, — но никто не знает, сколько он тратит на косметические процедуры.

— Это верно, — признался он. — Люциус всегда был чопорным маленьким снобом. Жаль, что его сын стремится походить на него, а не на своего деда — Абраксаса. Но я отвлекся. Ему сорок, и думаю, он из категории проживающих „около ста пятидесяти”. Раньше целители из Мунго проверяли каждого выпускника и устанавливали ему предполагаемую продолжительность жизни. Эта практика прекратилась в 1949 году, когда Блэки подали прошение в Визенгамот о прекращении проверок на том основании, что результаты проверок были неточны.

— А они были?

— Если твой коэффициент инбридинга составляет менее 6%, эта проверка точна, но у большинства чистокровных этот коэффициент составляет, по крайней мере, около 12%, если не больше.

— O. Таким образом, никакого квиддича на следующем или на седьмом курсе?

— Боюсь, что нет. Если будешь брать ТРИТОН-ы раньше, то квиддича не будет и на шестом.

— Никакого квиддича. Ладно. Кроме того, — сказал я, стараясь оправдать свое решение, — играть ловца, на самом деле, довольно скучно. Ты просто сидишь на метле и смотришь вокруг. Пока я могу летать в свое свободное время, могу не переживать, что не играю больше в квиддич.

— Это не случайно называется свободным временем, Поттер. Делай с ним, что тебе хочется, — прорычал он. — Вот и все. Если ты согласен, начнем завтра. Если нет, будем продолжать занятия по дуэллингу по утрам без каких-либо дополнений. Выбор за тобой.

— Я согласен.

— Отлично. — Моуди перетасовал стопку бумаг на столе и достал уже виденную мной ранее синюю тетрадь — формуляр, который я не узнал, и письмо из Гринготтса, которое я опознал по золотой печати на конверте. — Во-первых, мы собираемся исправить ошибку, которую ты сделал, попросив Распределяющую шляпу отправить тебя на Гриффиндор.

— Не было никакой ошибки, — пробормотал я.

Моуди вздохнул.

— Поверь мне, я понимаю, почему тебе не хочется на Слизерин. И я́ не хотел бы делить комнату с мальчишкой Малфоем. — Он приподнял мою голову за подбородок двумя пальцами, заставляя меня встретиться с ним взглядом. — Минерва отличный учитель. То, что я собираюсь сказать, не имеет ничего общего с ней, только с Альбусом. Если в этой ситуации кто-то и виноват, то только он.

— Что за ситуация? — полюбопытствовал я.

— Твоя оценка Хогвартса была слишком щедра. В мире магглов, в известных школах — интернатах, как правило, на одного учителя приходится двенадцать студентов или меньше. В Хогвартсе же на одного сотрудника, даже не учителя, приходится около пятидесяти. Будет возможность, спроси у кого-нибудь из Дурмстранга или Бобатона, сколько студентов там изучают Практическое Зельеварение. Я гарантирую, что не более двадцати. Для сравнения, Снейп обучает Зельеварению семьдесят студентов. Уверяю тебя, ему не нравится объединять учеников для практики по Зельеварению. Но ничего другого ему не остается, потому что уследить за таким количеством котлов одновременно невозможно. То же самое касается любого другого учителя в этой школе, но Альбус отказывается нанимать дополнительных преподавателей по каждому предмету, как делал Диппет до него. Минерва МакГонагалл заместитель директора. В любой другой школе ей пришлось бы выбирать между должностью администратора и преподавателя. Но только не здесь. Здесь на ней висят все административные задачи плюс девяносто процентов обязанностей директора. Альбус же проводит большую часть своего времени в Визенгамоте и в Международной Конфедерации Магов. Кроме того, Минерва декан факультета и учит тысяча двадцать девять студентов. Ей помогают сортировать бумаги шесть студентов уровня ЖАБА, но это вся помощь, на что она может рассчитывать. **

— Все так плохо?

— Да. Я вижу, что профессор МакГонагалл работает не менее чем на трех должностях. Неудивительно, что на Гриффиндоре не проводят ежемесячных итоговых собраний или еженедельных встреч со студентами факультета, как это происходит на остальных факультетах. Ей приходится разрываться между своими гриффиндорцами и школой в целом. Ее Львы всегда показывают плохие результаты. Именно поэтому ваша первая официальная встреча с ней, на третьем курсе, когда вам было необходимо выбирать новые дисциплины, не состоялась. Это также объясняет, почему она никогда не проверяла твой сундук, хотя каждый год глава домовых эльфов предоставляет ей письменный доклад, в котором ясно говорится, что у тебя нет соответствующей одежды для суровых шотландских зим или достаточных запасов сменной одежды для школы. Мне не верится, что у нее находилось время, чтобы хотя бы прочитать этот доклад, не говоря уже о том, чтобы отреагировать на него.

Я вздрогнул. Когда он предоставил мне новое нижнее белье, полагаю, он уже знал о моем положении больше, чем я считал необходимым знать другим. Миссис Уизли знала, что вся моя одежда немного велика мне и поношена, но все Уизли привыкли носить поношенную одежду своих старших братьев. Мне кажется, что она списывала потрепанный вид моей одежды на маггловскую моду. Кроме того, поскольку я всегда старался одеваться в лучшую одежду, что у меня была, то остальные тряпки в сундуке она даже не видела.

— Все не так уж плохо, — сказал я, бросаясь на защиту МакГонагалл. — В феврале становится немного холодно, но пока я ношу одежду в несколько слоев, все в порядке.

— Тебе приходится надевать несколько мантий одновременно, потому что твоя школьная форма из хлопка. У тебя должно быть, по крайней мере, три мантии из шерсти.

— Но список ...

— ...является ориентировочным. В нем указаны только минимальные требования, а дальше считается, что родителям и опекунам хватит ума, чтобы заполнить гардероб своего ребенка по мере необходимости и в рамках дресс-кода. — Он вздохнул. — Это не твоя вина, Поттер. К счастью для тебя, когда Альбус назначил меня твоим наставником, он дал мне возможность решить эту проблему.

— Шляпа никогда не распределяла никого во второй раз.

— Я не это имел в виду, и следи за тем, что и как говоришь. — Его голос стал жестче. — Я не могу вмешиваться в дела всех гриффиндорцев, но в твои дела могу. — Моуди повернулся, собрал в кучу пергаменты и ножницы и вручил все это мне. — Мы начнем с исправления твоих заметок. На чем тебе удобнее писать — на маггловской бумаге или пергаменте?

— Бумаге, — сказал я, озадаченно. Какое это имело значение? Хогвартс требует, чтобы мы писали на пергаменте.

— Я поделюсь с тобой самой оберегаемой тайной Хогвартса, — сказал он. — Пергамент требуется только для эссе и экзаменов, а перья не требуются и вовсе.

— Но я слышал, что для СОВ используют специальное перо.

— Только тогда, когда они проводятся в Хогвартсе. Сдавай их экстерном, и экзаменатор просто наложит чары анти-обмана, на то, чем ты будешь писать.

Я посмотрел на кучу пергамента с еще большей долей скепсиса.

— Если это не обязательное требование, тогда почему оно есть в списке?

— По тем же самым причинам, по которым карандаш и бумага входят в список обязательных принадлежностей для маггловских школ. Это напоминание, что вам нужны основные школьные принадлежности. Что касается того, откуда мне все это известно, — я изучал Маггловедение и Нумерологию заочно и сдавал по ним экзамены в Министерстве. Я сдавал их с маггловской авторучкой. Если перья продолжают причинять тебе неудобства, напиши заявление, чтобы дали разрешение сдать СОВ в следующем году во время весенних каникул.

Размышляя о лже-Моуди, я все четче понимал, что этот человек не просто играет свою роль, а делится вполне реальным опытом. На самом деле, это было весьма странно. Я провел много часов, размышляя о границе между лже-Моуди и моим учителем Окклюменции. Этот человек был моим учителем Окклюменции, а не подделкой реального Моуди. Хоть я и был удивлен, что Пожиратель Смерти знает, что такое авторучка, но не сомневался, что он действительно сдавал экзамены ей.

— Я не думаю, что Дамблдор позволит мне, — начал я.

— Есть способы обойти запреты Дамблдора. В качестве независимого исследовательского проекта, я бы хотел, чтобы ты потратил немного времени и покопался в старых законах, которые не отменялись, поскольку они связаны с древней магией, которая старше Визенгамота. Мне сразу приходит на ум четыре таких закона, которые могут оказаться полезными.

— И какие же?

Улыбка Чеширского кота, что появилась на его лице в этот момент, изменила его до неузнаваемости. Я задался вопросом, увижу ли я когда-нибудь его истинное лицо и узнаю ли его имя. По большому счету, мне не хотелось этого знать, но любопытство пересиливало это желание.

— Не мое направление, не так ли? И чуть не забыл. Когда я назначаю тебе задание, ты должен будешь справиться с ним только самостоятельно. Не будешь просить помощи у Грейнджер. Если она обнаружит, над чем ты работаешь и предложит тебе нужные книги или хотя бы укажет на соответствующую полку в библиотеке, тогда ладно. В противном случае, будешь выполнять свое задание в одиночку.

— Да, сэр.

— Авторучки пишут как на бумаге, так и на пергаменте; они проще в использовании, имеют больше чернил, и пачкают на половину меньше своих перьевых аналогов. Держи.

Он сунул свою ручку мне в руку и положил чистый лист пергамента передо мной.

— Ручка приспосабливается к владельцу. Обычно, я никому не позволяю даже касаться своих ручек, но ты должен почувствовать и понять, нравится ли она тебе. Давай, — сказал он, когда я заколебался.

Я никогда раньше не держал авторучку в руках и естественно никогда ими не пользовался. Вернон пользовался серебряной и золотой авторучками, которых даже Дадли не было позволено касаться. Однажды Петуния случайно пропустила одну из них перед стиркой его одежды. Ее чернила окрасили все белье в розовый цвет. У Вернона случился припадок, но крики возмущения Петунии были настолько громкими, что сосед вызвал полицию, решив, что у Дурслей кого-то убивают. Конечно, Дурсли наказали меня за это. Медленно и аккуратно, я написал свое имя. Постепенно, я стал увереннее водить пером по бумаге, и далее обходился с помощью легких прикосновений к листу бумаги, как привык писать перьевыми ручками, но авторучка была гораздо легче. А самый смак был в том, что не нужно было останавливаться, чтобы окунуть его в чернила. Он щелкнул пальцами. Неохотно, я вернул ручку Моуди.

— Нравится?

— Лучше всего остального, что я пробовал, даже карандашей. У меня до сих пор есть маленький кусок, что остался с прошлого года. Может быть, я смогу заказать такую же.

Он положил письмо из Гринготтса на стол передо мной.

— Читай! — велел он.

„Профессор Моуди,

После рассмотрения жалобы Главного домашнего эльфа и Вашего заявления, Lily Evans Potter Trust разрешает распределение не более чем 400 галеонов для следующих покупок:

— Необходимые школьные принадлежности, в количестве определенном Вами, а не мистером Поттером;

— Книги по новым предметам и дополнительные экземпляры уже имеющихся в наличие предметов:

— Пять школьных форм, белье, носки, и две пары школьной обуви;

— Два комплекта соответствующей спортивной одежды и одна пара спортивной обуви;

— Замена по мере необходимости;

— Стандартный комплект „Введение в Волшебный мир” из Флориш & Блоттс;

— Дополнительные ингредиенты для зелий шестого курса (два стандартных комплекта);

— Базовый комплект для гигиены.

В тоже время, я не могу разрешить покупку полного маггловского гардероба, так как обеспечение внешкольной одеждой учеников — долг моих коллег-попечителей, а не мой. В соответствии с буквой Договора доверительного управления, я рекомендую покупку магловской спортивной одежды и обуви, ибо многие молодые ведьмы и колдуны предпочитают заниматься спортом в спортивных штанах, куртках и кроссовках.

Как я понимаю, мистер Поттер, в настоящее время, не может посетить Косой переулок или Лондон, и многие вещи, в которых он, возможно, нуждается, не доступны в Хогсмиде, поэтому в конверте вы также найдете бланк заявки торгового сервиса Гринготтса, для заказа всего необходимого в маггловском мире. Графа счета уже заполнена. Я уполномочил домового эльфа сделать заказ. Вы должны получить все это либо в пределах шести рабочих часов, либо в 10 часов утра следующего дня.

Пожалуйста, имейте ввиду, что все посылки адресованы лично вам, поскольку я понимаю, что мистер Поттер не всегда может получать свою почту.

Ралмут. Гринготтс.

Основной Попечитель Lily Evans Potter Trust.

P.S. Как уже упоминалось ранее, пожалуйста, проследите, чтобы мистер Поттер заполнил прилагаемые формуляры, подтверждая использование им личной стипендии, которую должен был выплачивать опекун из выделенных ему средств, для покрытия школьных нужд мистера Поттера. Это необходимо для выплаты компенсации и подачи документов в соответствующее, доступное только для гоблинов, учреждение”.

Только через несколько секунд я смог подобрать челюсть и с удивлением посмотрел на Моуди:

-Как? — Во время нашей первой встречи, Ралмут ссылался на какие-то акты образования, но никогда не раскрывал подробностей. Стоимость школьных принадлежностей за все три года обучения составила сумму меньшую, чем сто пятьдесят галеонов. Я насторожился. — Надеюсь, они не возьмут эти деньги у Дурслей?

— Не думаю. А что?

— Потому что мне, возможно, придётся вернуться туда этим летом. Я не хочу, чтобы Вернон побил меня из-за того, что он не сможет купить Дадли новейшую игрушку.

— Так и запишу, — сказал он, строча на бланке заявки. — Приложи большой палец сюда, — указал он на нижний правый угол, где зелёный кружочек обозначал точное место предполагаемой печати. Как только я коснулся пергамента, он тускло засветился желтым свечением.

Призрачные руки, сформировавшись в воздухе, прошлись по всему моему телу, измеряя длину и размер рук, ног; рост, объем талии, шеи и запястья; а также размер обуви. После чего, в верхней части бланка, фиолетовыми чернилами, проявились отметки о снятых мерках, как маггловских, так и магических. Необходимые цифры для пошива мантий у Мадам Малкин оказались ниже таблицы мерок, наряду со списком маггловской спортивной обуви, которая может показаться мне удобной.

— Тетради или пергамент?

— Тетради, — выдохнул я с облегчением, тихо радуясь, что не проведу остаток учебного года в борьбе со свитками. Пергамент прекрасно подходит для особых случаев, но школьные конспекты — это не свадебные приглашения, где все должно быть элегантно и красиво.

Защитные перчатки из драконьей кожи плюхнулись мне на колени.

— Примеряй, — сказал Моуди.

Я поморщился, и сжал кисть насколько смог, чтобы всунуть ее в узкую перчатку.

— Заменить! — категорично велел он. — На будущее, — защитная экипировка из драконьей кожи имеет магическое сопротивление, что означает невозможность наложения Чар роста. Проверяй свои перчатки после каждого практического занятия по Зельеварению и Гербологии. Большинство зелий не в состоянии разъесть драконью кожу, но некоторые всё же могут. Ношение дырявых перчаток — верный способ потерять пальцы.

Я снял перчатки и отбросил их в сторону.

— Что дальше?

— У тебя есть нормальный набор для Зельеварения? Я не говорю о фиалах и мешочках с ингредиентами, которые ты запихал в школьный рюкзак. Я имею в виду реальный набор для Зельеварения с чарами сохранности и удобной ручкой, такой, чтобы ты мог свободно носить его в классе.

— Нет, Хагрид говорил ... — Я осекся, когда понял, насколько нелепо и смешно это прозвучало. Моё основное недовольство Хагридом, как учителем, заключалось в том, что он не сдавал экзамены по своему предмету, да и вообще, был недоучкой. Он не знал, что мне понадобится после третьего курса.

Моуди бросил взгляд на карманные часы, встал и проковылял к книжному шкафу, выбрал какую-то книгу и бросил её мне. Когда я прочитал название, был в шоке. Где он достал экземпляр книги “451 градус по Фаренгейту”? Почему эта книга была у него? Более того, зачем он дал её мне?

— Я думаю, книга тебе понравится. В ней много чего, справедливых как для мира волшебников, так и для мира магглов, кроме того её приятно читать. Почему бы тебе не вернуться в свою башню? У тебя есть ещё час или около того, перед сном. Почитай немного, поговори о чём-нибудь, помимо домашнего задания, с мисс Грейнджер. Мы исправим твои „заметки" утром, — сказал он с отвращением.

— Хорошо. — Я поднял книгу и ухмыльнулся. — Спасибо, профессор.

Для разнообразия, он не поправил на этот раз моё обращение к нему.

________________________________________

В общем и целом, Моуди потратил 261 галеон, 11 сиклей, и 5 кнатов из моего счета. Сказать, что я был расстроен такими затратами, было бы не сказать ничего, — это все равно, что назвать Соплохвостов домашними животными. Сначала я протестовал против покупки нового набора по Зельеварению: мой старый набор прекрасно работал ещё с тех пор, когда я делал все на коленке, пользуясь лишь своей палочкой вместо чертежной линейки. Пять комплектов школьной формы — на два больше, чем мне нужно, и так много носков и трусов, что хватило бы на всех Уизли.

Вместо того, чтобы проклясть меня, как я того заслуживал, Моуди провёл со мной серию упражнений, разработанных для того, чтобы доказать его точку зрения. В воскресенье, во второй половине дня, я признал, что мой старый набор для Зельеварения был устаревшим, а организация заметок по темам и датам может быть хорошей идеей. Кстати, мне всё еще было жаль, что он не спросил меня, прежде чем обозвать все мои ингредиенты бесполезным мусором и выкинуть к Мордреду.

Вечером в понедельник мне предоставили план „самоподготовки” с вертикальной структурой: ежемесячный обзор, еженедельный обзор, еженедельные планы, ежедневный дневник исследований и ежедневная мелочевка. Правда, я всё ещё считал выполнение такого количества задач немного пугающим, но если учитывать выделенное учебное время для каждого предмета и дополнительные занятия с Моуди, то строгое следование новому распорядку делало этот план вполне выполнимым (или — терпимым).

После пробежки вокруг озера во вторник утром, я высоко оценил свои новые кроссовки, которые были мне впору и не держались исключительно на скотче и жевательной резинке. Новые тренировочные штаны тоже были не плохи. Хотя, я не сразу оценил должным образом новые школьные мантии и обувь.

Моё мнение изменилось в среду ночью, на уроке астрономии. Теоретические занятия проводились в холодных классах у основания Астрономической башни. У Профессора Синистры, как обычно, температура в классе соответствовала температуре снаружи. В первый раз за всё время обучения в Хогвартсе, мои зубы не стучали, когда я покидал эту классную комнату. Я неохотно признал, что одежда из шерсти мериносов, может быть и стоит дополнительных 4 галеонов.

Я перетащил кресло ближе к огню и достал пять из семи дневников многоразового пользования, которые Моуди выбрал для организации моего распорядка. По крайней мере, он позволил мне выбрать приятный коричневый цвет обложки для дневников, который подходит мне, а не моему факультету. Думаю, он был изрядно удивлен, когда я выбрал то, что нравится лично мне, без оглядки на чужое мнение. Я снял колпачок с синей Lamy safari- авторучки, которую прислали в воскресенье вместе с остальными моими вещами, и открыл дневник на двух сегодняшних страницах. Я записал то, что мы рассмотрели сегодня в классе астрономии и несколько вопросов, которые появились у меня относительно зимнего солнцестояния, и которое профессор упомянула лишь вскользь.

Затем я вернулся к своей еженедельной программе и прикинул примерный список дел на завтра. Улыбаясь, из-за того, что завтра у меня будет первый урок естественных наук за последние три года, я начал записывать короткий список текущих дел, в том числе и как найти ссылки на Свод законов владения палочкой, о которых я прочитал во вторник на уроке Истории магии. Я побарабанил пальцами по кожаному подлокотнику кресла — дурная привычка, которую я перенял у Моуди, правда, звук у меня вышел не очень. Интересно, а в Своде законов владения палочкой есть ссылка на идиотскую Министерскую классификацию разумных магических существ нечеловеческого происхождения?

Гермиона оперевшись на руку, посмотрела мне через плечо. Я захлопнул свой планировщик и повернулся к ней лицом, «мило» улыбаясь.

Она нахмурилась и снова потянулась к моему планировщику, но я засунул его под подушку и положил поверх него свою руку, чтобы она не вытащила его оттуда.

— Гермиона, кто-нибудь говорил тебе, что любопытство сгубило кошку?

— Я не кошка, — ответила она, снова протягивая руку.

Она подошла еще ближе ко мне. Я поймал её за запястье, прежде чем её рука добралась до вожделенного объекта.

— Прежде чем брать что-то, нужно попросить его у владельца, Гермиона. Я не возражаю, если ты одалживаешь мои вещи, но только не без моего разрешения.

— Раньше тебя это не беспокоило.

Я вздохнул и повернулся к ней, в кресле, всем корпусом.

— В действительности меня это заботило, но я полагал, что ты не будешь моим другом, если я не буду позволять тебе этого. Я ценю твою дружбу больше, чем свою частную жизнь, но мы становимся взрослее. Есть некоторые вещи, которые ты не захочешь знать обо мне, и наоборот.

Я надеялся, что это не прозвучало слишком снисходительно. Черты ОКР Гермионы всегда были выражены резче, чем у других людей, и она ненавидела, когда с ней говорили подобным тоном.

Она фыркнула:

— Вряд ли ты читаешь что-то типа порно в гостиной факультета.

— Может быть, и нет, но я всё ещё имею право на частную жизнь. — Я достал свой планировщик и протянул ей. — Я не возражаю, если ты прочтешь мой планировщик, — сказал я, надеясь, что система аббревиатур „тематика / учебник” сохранит в секрете некоторые частные исследования. — Тем не менее, тебе нужно научиться вовремя останавливаться и думать о моих чувствах, прежде чем вторгаться в мою частную жизнь. Это обычная вежливость, Гермиона. Я делаю то же самое для тебя. И просто прошу, ответь мне тем же.

— Хорошо. Разве тогда ты не должен работать над Гербологией? — спросила она, указывая на пункт расписания «с 10:30 до 11:30», отведенный для Астрономии.

— Во вторник с девяти до десяти, — ответил я. Шестое чувство шептало мне, что она проигнорировала всё, что я сказал после того, как отдал ей свой планировщик. Ради её же блага, я надеялся, что это не так. Если она обнаружит мою независимость, исследования, которыми я занимаюсь с Моуди и начнет бесцеремонно лезть во все это, она может подставить обоих.

Сверкающая улыбка озарила её лицо. Она начала изучать следующие несколько страниц, которые я заполнил, в основном, долгосрочными планами — ежемесячными и еженедельными.

— Это блестяще, Гарри. Я никогда не видела планировщик, который включал бы в себя ежедневные исследования и еженедельные обзоры, как у тебя. Конечно, что-то подобное ты мог бы сделать с помощью персонального органайзера, но не в таком масштабе. Получается, что ты всегда заканчиваешь две недели разом, потому что они у тебя расписаны на одном листе, только с разных сторон. Я и представить себе не могла, что из всех знакомых мне людей, именно ты придумаешь нечто подобное.

Я хмуро посмотрел на неё.

— Я не так уж и глуп.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

ОКР. — Обсессивно-компульсивное расстройство — это развитие навязчивых мыслей, воспоминаний, движений и действий, а также разнообразных патологических страхов (фобий).

Невилл, который за все время нашего с Гермионой разговора лежал на ковре перед камином и читал „Волшебные водоросли Средиземноморья”, захихикал.

— Да пойми же ты, Гарри. Твоя домашняя работа на прошлой неделе была настолько пожёванной, что профессор МакГонагалл пришлось использовать чары разглаживания на ней, прежде чем проверять.

— Ммдаа... в прошлом году, ты довел свою безалаберность до хронической стадии, — шутливо добавила Гермиона. — Но ты изменился. То, что я видела на прошлом Зельеварении, было архивным файлом? Не думала, что ты хотя бы знаешь, что такое файловая система, тем более, как её использовать.

Моё лицо побледнело от гнева, как у Снейпа на уроке с гриффиндорцами. Не моя вина, что раньше у меня не было ничего, кроме пергамента и перьев. Проклятье, с чего она взяла, что я должен был знать, как пользоваться файловой системой, зная о том, какое у меня было детство?

— Повеселились? — злобно прошипел я. Позади меня кто-то ахнул. Я посмотрел через плечо и встретился взглядом с испуганными глазами Джинни Уизли, которые сейчас смотрели на меня глазами лани, застигнутой охотниками.

— Извини, — прошептал я.

— Это не твоя вина. Просто плохие воспоминания. Я думаю, мне лучше пойти спать, — прошептала она и поспешила удалиться в спальню для девушек.

Улыбка на лице Гермионы растаяла.

— Она права, Гарри. Я пыталась убедить старших Уизли, что ей необходима психологическая консультация после событий в Тайной комнате, но они не захотели даже слушать об этом. Видимо, профессор Дамблдор сказал им, что всё, что ей нужно, это покой и домашняя забота.

В её голосе явно чувствовалась горечь.

Я вздохнул.

— Гермиона, после того, что мы пережили за последние несколько лет, все мы нуждаемся в консультации, но я сомневаюсь, что когда-нибудь получим ее.

На гостиную опустилась мертвая тишина.

— Что ты имеешь в виду? — наконец, спросил Невилл.

Я пожал плечами, не желая раскрывать слишком много секретов в таком публичном месте.

— Это просто мое мнение. Только и всего.

Невилл бросил на меня взволнованный взгляд, но не стал настаивать на развернутом объяснении. Это мне всегда нравилось в нём. У него есть шестое чувство, которое подсказывает, когда нужно остановиться, и он ему подчиняется, в отличие от моей лучшей подруги.

Улыбка вернулась на лицо Гермионы, но была не такой яркой, как прежде.

— Ну, я рада, что ты, наконец, взялся за учёбу всерьёз. Хоть мне и интересно, что за этим кроется.

— Сумасшедший профессор, одержимый тем, чтобы заставлять меня использовать все клетки своего мозга плюс пару миллионов, которых у меня нет, — ответил я, пытаясь поднять ей настроение. — Ты знаешь, он постоянно угрожает, что приклеит дневник мне прямо на нос, если я не буду использовать его правильно? Имей в виду, у нас с ним очень разные представления о том, что правильно для меня, и он всегда придерживается своего варианта „правильного”, игнорируя мой. Он проверяет список текущих дел каждое утро и просматривает дневник исследований и заметки лекций каждый день.

— Давно пора было кому-нибудь сделать это, — сказала Гермиона, возвращая мне дневник. — Я не могу изменить своё расписание, когда до экзаменов осталось так мало времени, но на следующем курсе я перекрою его так, чтобы мы могли учиться вместе.

Прежде чем кивнуть, я вгляделся в неё на мгновение. Хоть Моуди и хотел, чтобы я опережал на месяцы, если не на годы, своих сокурсников, я всё еще должен был идти в ногу со своими обычными уроками. Гермиона всегда была минимум на курс впереди, так что она, вероятно, не станет волноваться, если я «случайно» использую что-нибудь слишком продвинутое.

— Спасибо. Было бы здорово.

— Так, — сказал Невилл, закрывая свою книгу, не забыв поставить закладку куском пергамента. — Я вижу, у тебя новая форма, и Годрик знает, как тебе нужна была нормальная зимняя одежда в течение многих лет, но что было не так с твоим старым набором для Зельеварения?

— Он просто полный идиот, — крикнул Рональд через всю гостиную. — Сорит тут деньгами, как будто новый котёл поможет ему лучше учиться. Ха, как же!

Я закрыл глаза и сосчитал с нуля до двадцати: „ Я не должен проклинать Рональда, неисправимо калечить или уродовать Рональда, демонстрировать творческое использование Вингардиум левиоса и Аquamenti на Рональде”.

— Я заменил свой котёл, когда узнал, что британский Волшебный мир в последний раз менял химический состав оловянной посуды в 1348 году, — сказал я спокойно. Глаза Гермионы расширились. Я мог только гадать, о чем она сейчас думает. — Оловянный котёл, в списке необходимых принадлежностей для Хогвартса — пункт второй, был когда-то известен, как оловянная безделушка с четырёхпроцентным содержанием свинца. Каждый раз, когда вы пьёте зелье, приготовленное в оловянном котле, вы употребляете нейротоксин. Иными словами, яд.

Гриффиндорцы смотрели на меня со смешанными чувствами, — от презрения до ужаса.

— Среди прочего, отравление свинцом вызывает повреждение почек, замедляет рост, и снижает IQ — факт, который объясняет, почему Министерство предпочитает менять толщину котла, а не его химический состав, который отравляет зелья, что вы употребляете. Для протокола, магия не отменяет отравление свинцом, и это принуждает ваш организм автоматически тратить магию во всё возрастающих количествах, поскольку тело пытается исцелиться. В конце концов, ваша магия закончится. Если вам не повезло, и у вас большое содержание свинца в организме, то вы впадёте в кому и умрёте, как только это произойдет. Магия не может уберечь вас от вашей же собственной глупости. Кому интересно, скажу, что мой котёл — луженный, второго размера, Адмиралтейский котел из латуни, приобретенный в Gruoch's Potioneers* * *

в Косом переулке. У них есть широкий спектр не содержащих свинца, сурьмы или мышьяка котлов. Луженные старые котлы из меди и латуни за два галеона тоже не стоит брать, потому что в больших дозах медь, которая содержится в олове и латуни, и в котлах из чистой меди, также являются токсичными.

Я ухмыльнулся Рональду, который смотрел на меня так, словно я был кинозвездой с двумя головами.

— Конечно, Рональд, так как ты уже страдаешь повреждением головного мозга, то боюсь, что смена котла для тебя не имеет особого значения. — Я пожал плечами. — Но для остальных может быть ещё не слишком поздно.

Лицо Рональда покраснело и сравнилось с цветом его волос. Он сжал кулаки и расправил плечи, точно также же, как Дадли, когда собирался избивать десятилеток. Он проскочил через всю комнату и вплотную подошел ко мне.

— Ты думаешь, что представляешь из себя что-то особенное, да? Все вокруг любят Гарри Поттера. Гарри Поттер получает то, что он хочет, потому что у него большое Бу-Бу на лбу. Ты можешь дурачить всех остальных, но я-то точно знаю, что ты лжец и вор.

Я откинулся назад в кресле, небрежно облокотившись правой рукой так, чтобы моя палочка оставалась вне поля зрения бывшего друга, но была все еще нацелена на него.

— Ты помнишь, что видел в зеркале Еиналеж? Я вот помню. В то время я думал, что это можно исправить. Тогда ты сказал несколько слов после фиаско с Кубком, которые заставили меня поверить, что ты беспокоился за меня. Затем я переосмыслил твои слова и понял, каким идиотом был. Видишь ли, Рональд, мне хотелось верить, что ты переживаешь и беспокоишься за меня. Я решил, что там, на арене, на какой-то миг ты испугался за меня, что я сгину в этом мордредовом турнире. Но я был совершенно не прав. Ты не сопереживал мне, ты завидовал. Ты мечтаешь быть сиротой, одиноким ребенком со шрамом и достаточным количеством галеонов, и чтобы в школе тебя ни с кем не сравнивали. Ты знаешь достаточно о моей жизни, чтобы видеть разницу между реальностью и твоим жалким бредом ... но ты всё ещё хочешь быть мной. Знаешь что? У меня нет ни времени, ни желания потворствовать твоему „Эго”. Я не нуждаюсь и не желаю твоей дружбы. Мне наплевать, что ты думаешь обо мне и о покупках нескольких школьных принадлежностей и нового набора для Зельеварения.

Гневно бормоча что-то себе под нос, он замахнулся на меня кулаком. Я позволил своему волшебству течь через кончики пальцев. С Заклинанием Щита, готовым сорваться с языка в любой момент, я выгнул бровь и открыл рот, чтобы сообщить ему, насколько он глуп, что собирается напасть на товарища по факультету в общей гостиной, когда Фред и Джордж схватили его за локотки и потащили прочь.

— Мы продержим его в нашей спальне до утра, — сказал Джордж через плечо.

— Когда мама узнает ... — до меня дошло только невнятное бормотание Фреда, прежде чем они окончательно покинули гостиную.

Я с облегчением растёкся в кресле, сбрасывая маску невозмутимости, которую поддерживал всё это время. Когда я говорил, что не волнуюсь, я кривил душой. Рональд был моим первым другом. Какая-то часть меня, всё ещё тосковала по тем славным временам, когда мы с ним были просто друзьями, но я уже понял, что те времена давно остались позади. С прошлого года, после того, как Люпин научил меня заклинанию Патронуса, между мной и Рональдом образовалась, и начала расти пропасть на интеллектуальном уровне. Мы бы никогда не признались себе в этом, но оба знали, что она существует. И эта пропасть расширялась все больше по мере нарастания его зависти ко мне и уменьшения моего доверия к нему; в итоге наша дружба начала разваливаться за несколько месяцев до того, как моё имя выпало из Кубка, он просто ускорил этот процесс.

Гермиона осторожно сжимала мою руку, видимо, считая, что ее «молчаливая» поддержка должна меня успокоить. Я поднял голову и слегка улыбнулся ей, но ничего не сказал. Как объяснить нынешнему лучшему другу, что дружба с бывшим, общим лучшим другом безвозвратно потеряна?

— Дай ему время, — прошептала она, проникновенно глядя мне в глаза, и снова сжала мою руку. Она пересела в соседнее кресло и покопалась в своей сумке. Я улыбнулся, когда заметил большой дневник и карандаш в её руке. Она открыла его на скрепке, которую использовала вместо закладки.

— Крауч, верно?

Я кивнул.

Она нацарапала имя внизу.

— Твоё перо нормально пишет на пергаменте? — Опять же, я кивнул. Она требовательно протянула руку и щелкнула пальцами. — Передай её мне. — Ошеломленный, я отдал ей свою перьевую ручку. Она сняла колпачок и поднесла ее к свету. — Lamy, пластик, перо размер EF.

— Она была с пером F, но линия была слишком толстая для меня, пришлось заменить.

— Кстати, если будешь заказывать себе такую же, то лучше купи для него пенал для ручки и чернила. Советую мои чернила — Waterman Florida Blue. Моуди заказал мне очиститель для чернил, так что я могу стереть написанное ими в случае необходимости. Ты не можешь пользоваться тушью или гелевыми чернилами, — сказал я, назвав две самые распространенные марки чернил в волшебном мире.

Она пожала плечами:

— Я пользуюсь чернилами для перьевых ручек своего отца, которых он обычно покупает в ближайшем канцелярском магазине. — Взмахнув палочкой и пробормотав заклинание, она призвала мою сумку, потом покраснела. — Прости меня, — тихо сказала она. — Можно?

К счастью, там у меня была только книга по Астрономии и другие волшебные книги для дополнительного чтения. Я кивнул в знак согласия. Напевая про себя какую-то незамысловатую мелодию, она принялась перебирать мои вещи. Неожиданно Гермиона взвизгнула и вцепилась в мой экземпляр книги „Методы исследования и Чары”, как будто она нашла сокровище и боится, что оно исчезнет, если отпустить. — Я не верю в это! Она совершенно новая. С 1972 года не было новых тиражей. — Она открыла книгу и проверила дату издания. — Откуда она у тебя? — спросила Гермиона нахмурившись.

— Моуди. Он сказал, что автор в чём-то задолжал ему.

— Должно быть, долг был не маленьким, чтобы у тебя появился предварительный экземпляр книги, который и подержанным продают за тридцать галеонов. — Она умоляюще посмотрела на меня и её глаза заблестели от предвкушения новых знаний. — Пожалуйста, можно?

— Я планирую заниматься по ней до воскресенья, тогда и одолжу, но если Моуди вздумается проверять мои знания, вернёшь её обратно.

Она неохотно отложила книгу в сторону и вернулась к перебиранию моих школьных принадлежностей.

— Ты же не ждешь, что я поверю, будто ты сам, по собственной инициативе, заказал всё это, не так ли? — прошептала она.

Я пожал плечами:

— Нет, я просто не хочу, чтобы все остальные знали, что глава домовых эльфов сообщает об отсутствии у меня соответствующей одежды или учебных пособий уже четвёртый год подряд. Профессор Моуди позволил мне выбрать только цвет, но не спрашивал меня, что заказывать.

— А почему ты не ... — Она замолчала и отвернулась. — Я понимаю. Мне просто жаль, что никто не помогал тебе раньше. Новый набор для Зельеварения тебе был просто необходим, потому что Хагрид не знал, что тройные рычажные весы проще в использовании и более точны, чем равноплечные рычажные весы. И никто не сказал тебе, как нужно правильно хранить ингредиенты, чтобы не было проблем с их загрязнением, не так ли?

Я кивнул.

— Кроме того, профессор Моуди изменил своё расписание так, чтобы включить в субботу утром уроки Зельеварения. Мне нужны дополнительные ингредиенты, поэтому сейчас у меня их достаточно и для обычных, и для дополнительных уроков.

— Когда у тебя будет первое занятие? — спросила она. Я заметил, что Невилл с интересом прислушивается. А ведь он ненавидел уроки Снейпа, так же как и я.

— Мы начали в воскресенье днем. — Я усмехнулся. — Он загрузил меня сильнее, чем Снейп. Я думаю, что за четыре часа с ним я узнал больше, чем за весь первый год.

— Правда? — Спросил Невилл. — Чем ты занимался там?

— Я ел бутерброды с плавленым сыром, — серьезно сказал я. Невилл выглядел озадаченным, а Гермиона уставилась на меня так, будто бы я утверждал, что Луна сделана из зелёного сыра. — Серьёзно. Он взял меня на кухню и попросил эльфов сделать три бутерброда с плавленым сыром. Первый бутерброд приготовили с маслом на чугунной сковороде, второй — на стальной, и последний — на стальной сковороде, но с чесночным маслом. Он завязал мне глаза и дал попробовать бутерброды. — Я усмехнулся им печальной улыбкой. — Сначала я тоже не понял, в чем разница. Затем он спросил меня, отличаются ли бутерброды на вкус? Бутерброды были съедобным примером различного уровня загрязнения продуктов, — объяснил я. — Некоторые материалы, используемые в изготовлении котлов, ножей, и отдельных видов палочек для перемешивания, могут испортить зелья так же, как это делает грязная посуда, а использование чесночного масла — это аналог применения загрязненных ингредиентов. Затем мы вернулись в классную комнату, где я практиковался в различных способах нарезания ингредиентов в течение трёх часов. — Я протянул руки, чтобы они могли видеть мои пальцы в маленьких шрамах.

— Ой, — пробормотал Невилл.

— Я думаю, это здорово, — сказала Гермиона.

— Для тебя, может и да, — сухо сказал я. Гермиона бросила на меня укоризненный взгляд, недовольная моим пренебрежительным отношением к занятиям со столь «замечательным» преподавателем. — Ты помнишь, как вел себя Моуди на наших уроках? Возьми это за основу и умножь на сто, и ты сможешь примерно представить себе, как он обучает меня на дополнительных занятиях.

Гермиона пожала плечами, как бы говоря, что она всё равно не возражала бы и вернулась к разбору моих школьных принадлежностей, периодически останавливаясь, чтобы сделать новую запись в своём дневнике. Я подозревал, что она составляет себе список покупок на Рождество и сделал себе мысленную заметку, написать её родителям, что я уже заказал ей новый котел.

________________________________________

* * *

Gruoch в Шотландии является исторической основой для „Леди Макбет”.

________________________________________

Примечание автора: Существует несколько мнений о том, сколько студентов учится в Хогвартсе. В интервью Роулинг утверждает, что между 300 и 1000. Я же решила сделать их около 1000, чтобы соотношение студентов и преподавателей было более непропорциональным и чтобы волшебное население оставалось в значительной степени самодостаточным. На более приземленные темы ... Сурьма, которая используется в современном мире вместо свинца в оловянной посуде, имитирует отравление мышьяком. Короче говоря, независимо от того, насколько новая посуда из олова, вы не должны пить из него и тем более — готовить в нём еду. Температура плавления для современного олова — (170 — 230°C), сравните с температурой плавления бронзы — 1083 °C. Даже с высокой температурой плавления, вы все равно не должны варить в нелуженном латунью котле.

Первый день зимних каникул застал меня сидящим в библиотеке с запасным блокнотом, где я записывал пером все свои безумные идеи. Я выбрал стол в глухом уголке библиотеки, у окна, подальше от всех портретов и людей. После нашей беседы, Моуди разрешил мне заниматься по индивидуальной учебной программе, в дополнение к нашим занятиям по окклюменции, изучению парсельтанга, и всего остального, что мы изучаем по другим предметам. Верный своему слову, — до тех пор, пока я улучшаю свои оценки и остаюсь первым по всем предметам, он учил меня дополнительно всему, чему я захочу, в пределах разумного, конечно же. Я решил изучить защитные, поисковые и прослушивающие чары, потому что через неделю после того, как я закончил просматривать старые номера Пророка, я начал копаться в записях по избирательной кампании Альбуса Дамблдора. Затем, используя удобное поисковое заклинание, которое я нашел в Методичке по Чарам, я расширил свой поиск, чтобы включить известных членов ордена Феникса и его сторонников, в том числе и Уизли.

Картина складывалась весьма некрасивая.

Эльфиас Додж и Альбус Дамблдор проголосовали за каждый пункт законодательства, запрещающий книги и так называемые темные артефакты, — интересный термин, который закон не определяет четко. За исключением кровавых перьев и смертельно проклятых объектов (смертельных по общественному мнению, и зависящих от возможности аппарировать поблизости от Мунго), темные артефакты были идентифицированы отделом обеспечения Магического правопорядка во время обысков.

Если бы мистер Уизли обыскал мой чемодан и решил, что мой запирающийся на кровь сундук был так называемым темным артефактом, — спорный вопрос, в соответствии с действующим законодательством, — он мог бы арестовать меня и отправить в Азкабан до ожидания судебного разбирательства. А судебное разбирательство, которое, кстати, в соответствии с законодательством, утвержденным со времени падения Волдеморта, совместно возглавляют Бартимеус Крауч и Альбус Дамблдор, не обязательно должно состояться немедленно. После утверждения данного законодательства, все, что требовалось для того, чтобы посадить кого-то до конца жизни в Азкабан, это объявить его или ее Пожирателем смерти. Доказательств не требовалось, как и суда над обвиняемым. Они даже не утруждали себя проверкой, была ли у человека темная метка.

Дальше — хуже.

С чисто политической точки зрения, мои родители и Сириус были наименее ценными членами Ордена. Мой отец происходил из Древнего Рода, но он потерял большую часть семейного богатства, прежде чем умер, и не имел власти в Министерстве или Хогвартсе. И так как Сириус был единственным из Блэков не на стороне Волдеморта, его имя ничего не значило. Да, он был наследником главы рода, но имел доступ только к своему целевому сейфу, а не ко всему состоянию Блэков. Моя мать была безродной волшебницей, которая всего лишь удачно выскочила замуж. Из четырех мародеров положение Люпина беспокоило меня больше всего. Я всегда полагал, что никто не знал о его оборотничестве, но Грейбек совершил нападение на его семью 27 Мая 1964 года, что было отражено в Ежедневном Пророке. К нему прилагалась даже колдография родителей Люпина, стоящих у кровати своего сына в Мунго. Он мог скрыть свою болезнь от своих одноклассников, но взрослые точно знали про это. Кроме того, он был одним из двадцати трех магических детей, которых укусил оборотень в 1964 году и был единственным, кто поступил в Хогвартс. А Хагрид был единственным полу-гигантом, который учился в Хогвартсе, за всю историю школы. Давать разрешение кому-либо из них поступать в Хогвартс — это формальное нарушение закона. Не то, что бы Дамблдор заботился о таких мелочах, но это позволило ему заслужить вечную благодарность таких учеников. И они сделали бы для него все, что угодно.

Может быть, в этом и кроется разгадка. Великаны и оборотни не особо популярны с политической точки зрения. Да что там, они практически изгои, но как боевая единица они бесценны. Пытался ли Дамблдор использовать Хагрида и Люпина для вербовки их сородичей или же он играет в более тонкую игру? Судя по его отношению ко мне, последнее наиболее вероятно.

Что Дамблдор пытался показать оборотням и великанам, принимая Люпина и Хагрида в Хогвартс? Великий Альбус Дамблдор принял их, когда все от них отвернулись. Он сражался за их право учиться в Хогвартсе. Посмотрите, что он сделал для Люпина и Хагрида, — они живут как люди. С таким блестящим примером толерантности, никто не обратит внимания на его голосование за программу по переселению гигантов или за издание закона о стерилизации всех оборотней, отбывающих наказание в тюрьме, в целях "уменьшения их агрессии". Мне аж дурно стало.

В прошлом году я доверял Люпину. Но не сейчас. Оглядываясь назад, я понимаю, что у него всегда находилась какая-нибудь причина, чтобы возиться со мной. Когда он учил меня заклинанию Патронуса, то никогда не задавал очевидные вопросы: например, почему я выбрал полеты на метле или какие у меня самые счастливые воспоминания. Мне казалось, что он был порядочным и скромным учителем. В конце концов, я выучил заклинание Патронуса, но он допустил преступную халатность, когда забыл принять аконитовое зелье. Несмотря на то, что он был на свободе все мое детство, он никогда не связывался со мной и тетей Петунией. Когда я спросил ее об этом прошлым летом, она поморщилась, как будто вспомнила о чем-то неприятном, а потом сказала, что никогда не слышала о нем. В тот раз я ей поверил.

Люпин утверждал, что он скорбит по своим друзьям, причем настолько, что для него было слишком трудно общаться с их единственным выжившим родственником, но мне что-то не верится, что он горевал на протяжении всех десяти лет. Я склонил голову и глубоко вздохнул. Нет нужды ломать голову над мотивами поступков Люпина. Он бросил меня, затем вернулся в мою жизнь и вновь повторил свой фокус с исчезновением, даже не пытаясь связаться со мной, когда Кубок выбросил мое имя. Довольно.

Как и Люпин, Петтигрю был «другом» моих родителей, а его анимагическая форма сделала его ценным шпионом Волдеморта.

Я побарабанил пальцами по столу. Какая заманчивая мысль! Уизли были сторонниками Дамблдора во время Первой Войны. Мистер Уизли, совместно с профессором Дамблдором, принимал участие в создании нескольких законопроектов о магглах, в том числе его знаменитом Законе о Защите от Магглов, который сделал магическую самозащиту от вооруженных магглов преступлением достойным Азкабана.

Согласно Уходу за Волшебными Животными, подвид крысы, в которую превращается Петтигрю, живет в среднем три года. В семье Уизли он живет двенадцать лет, и они не могли не заметить или не знать этого. Чем же купил Петтигрю их молчание? Или это был Дамблдор? Информация — это сила, а крыса-анимаг могла бы многое разузнать, окажись она в нужном месте. Другими членами ордена были учителя, чиновники Министерства, юристы, Авроры, и один преступник по имени Мундунгус Флетчер, который, вероятно, знал больше о черном рынке, чем все остальные вместе взятые.

Если рассматривать их с точки зрения занимаемых ими должностей, действий в конце последней войны, и протоколов голосования их лидера, орден Феникса имел жуткое сходство с Пожирателями.

— Вот ты где. Я везде тебя ищу, — сказала Гермиона, уронив стопку книг на стол. Я чуть не застонал. Хотя поначалу она и приняла мою сторону, когда я изобличил подлую натуру Рона, ее решимость таяла с каждым днем.

— Где Рональд? — спросил я, прежде чем она перескочила на другую тему.

— Играет в шахматы с Дином. Он должен делать домашнее задание, как ты... — она осеклась, наклонившись над столом и пытаясь прочитать мои заметки вверх тормашками. Я закрыл их рукой, но было поздно. Она выхватила у меня блокнот и сунула в него свой любопытный нос.

— Отдай, — сказал я, стараясь добраться до него, прежде чем она прочитает там что-нибудь уличающее меня. Гермиона посмотрела на меня на секунду, но когда я сделал еще одну попытку вернуть блокнот, она повернулась ко мне спиной и продолжила читать. — Ты забыла наш разговор о конфиденциальности? Я растягивал слова, посылая в ее руки жалящие проклятья.

Она дернулась от боли.

— Да, но...

— Никаких "но", Гермиона. Тебе пятнадцать лет. Пора научиться думать о возможных последствиях своих действий, прежде чем потакать своим идиотским побуждениям. Тебе никогда не приходило в голову, что, если ты не научишься воздерживаться от удовлетворения своего любопытства, то в один прекрасный день узнаешь что-то, чего тебе не следовало бы знать? — Прошептал я, скастовав анти-подслушивающие чары и мысленно ругая себя за невнимательность. Милосердная Цирцея, она была достаточно милой до тех пор, пока с уважением относилась к моей частной жизни; я возвел защиту от прослушивания, предвидя, что предстоит серьезный разговор.

— Как много ты успела прочитать? — Спросил я.

— Достаточно, — сказала она, передернув плечами.

Она снова вернулась к чтению. Хоть и очень хотелось, но я поборол искушение и не проклял ее. Если бы я сделал это в библиотеке, сигнальные чары мгновенно засекли бы «темное» заклинание, и мне пришлось бы отвечать на щекотливые вопросы Дамблдора. Не стоит так рисковать.

Моя магия заструилась под кожей. Я закрыл глаза и начал обратный отсчет. Как только магия успокоилась, я протянул руку за блокнотом, но она не вернула его.

— Гермиона, ты действительно не захочешь в этом участвовать.

Она пожала плечами.

— Этот ничем не отличается от любого другого приключения, что мы переживали в каждом году.

— Поверь мне, — сказал я. — Ты не захочешь быть вовлеченной в противостояние между Дамблдором и Волдемортом. А именно это и произойдет, если ты не прекратишь читать и не забудешь обо всем, что узнала.

Я частично цитировал Моуди, на счет, которого до сих пор не определился. У меня не было возможности проверить его по карте, так чтобы он не заметил слежки. Этот его чертов глаз, видит сквозь любые физические преграды. Как бы там его ни обзывали, он был прав. Я вел смертельную игру. Если я проиграю, то не хочу, чтобы Гермиона пошла ко дну за мной.

Её глаза расширились. Она ахнула.

— Гарри, это... — нижняя губа Гермионы задрожала, а лицо перекосилось от шока, как будто мир под ногами только что рухнул, увлекая ее в бездонную пропасть. Мое сердце сжалось. Я точно знал, как она себя чувствует. — Ты уверен?

— На девяносто процентов, — мягко сказал я, снова протянув руку, чтобы взять блокнот обратно. Но она не вернула его и на этот раз. Вместо этого, она уселась рядом со мной, прижимая блокнот к своей груди как спасательный круг. Дрожащими руками она положила его на стол и разгладила страницы.

Я заглянул ей через плечо. Она развернула блокнот на моей схеме по сравнению Пожирателей с Орденом Феникса.

Однажды, я прочитал увлекательную историю о портретах. Они привязаны к замку и, соответственно, к директору школы. Шпион может исказить истину или соврать. Они не могут.

Пожирателям приходится прослушивать каминные сети, сверлить отверстия в стенах и накладывать подслушивающие чары, а Альбус Дамблдор контролирует портреты бывших директоров и директрис. За немногими исключениями, они были наиболее почитаемыми колдунами и ведьмами своего времени. Эти портреты висят в частных домах, Министерстве, Мунго и в мире бизнеса, в том числе в Гринготтсе и редакции Ежедневного Пророка. Директору нужно только приказать им посетить один из своих портретов и вернуться с информацией. Великолепная шпионская сеть. Дамблдор утверждает, что он не хочет быть министром. В одной из своих речей он даже рассмеялся и сказал, что он не хочет власти. Ложь!

Кто контролирует Хогвартс, тот контролирует волшебников Великобритании из поколения в поколение. За Директором, а не за Министерством, последнее слово в составлении учебных программ. Он определяет, какие книги должны быть в общем доступе в библиотеке, запрещает одни и убирает другие. Он учит поколения студентов, как думать, о чем думать, и, что не менее важно, определяет и выделяет своих конкурентов. Добавьте к шпионажу посредством портретов такую «незначительную» деталь, как пост главы Визенгамота и МКМ, и вы получите диктатора под личиной директора. Он даже имеет свою собственную "секретную" организацию для реализации своих планов. Иногда, члены этой организации даже открыто нападают на его политических оппонентов, как тогда, когда мистер Малфой, выступающий против Закона о Защите Магглов, пострадал от несанкционированного обыска мистера Уизли в своем поместье, хотя закон для магглов и волшебников один. Правовой раздел Ежедневного Пророка задокументировал жалобу мистера Малфоя, но она исчезла примерно через неделю после того, как Дамблдор был уволен с должности директора школы.

— Гарри, — прошептала Гермиона. Я встретился с ней взглядом. — Это безумие. Ты собрал информацию о Дамблдоре и составил на ее основе безумную теорию заговора. Профессор Дамблдор никогда не ...

— Сириус Блэк, — прервал я ее.

Она озадаченно моргнула и прикусила губу.

— Но, Гарри, он всегда защищал..., — Гермиона осеклась, явно расстроенная тем, что не находит весомых контраргументов. — Ну, он же спрятал камень в школе, и он действительно не знал, что делать с Василиском. Это было, прости, слишком очевидно для любого, кто имел хоть немного мозгов.

— Без обид.

— Но он дружил с твоими родителями, — сказала она, как будто это оправдывает, все, что он натворил. Это не так. У Джека Потрошителя тоже, вероятно, были друзья, или, по крайней мере, люди, которые считали его своим другом.

— Гермиона, — начал я осторожно, насколько мог, чтобы не давать ей ложную надежду, — моим родителям был двадцать один год, когда они погибли. Профессор Дамблдор был их директором в течение семи лет. Я очень сомневаюсь, что они вдруг стали лучшими друзьями сразу после выпуска. Любая дружба, которая у них была, по его утверждению, весьма сомнительна.

— Но, — запротестовала она.

Вздохнув, я пробежал пальцами по своим волосам.

— Гермиона, ты хочешь равные права для домовых эльфов, верно? — Она кивнула в знак согласия. — Когда ты узнала, как обращаются с домовыми эльфами или Клювокрылом, ты когда-нибудь потом изучала нашу государственную систему? Я не говорю о том, как управляется Визенгамот или как выбирается министр, я имею в виду политический режим и государственный строй.

— У нас конституционная монархия с демократическими законами.

Я фыркнул.

— Открой глаза и посмотри на мир вокруг себя. Министерство Магии — это наше законное правительство, которое приговорило к поцелую молодого мужчину без всякого суда и следствия. Этому есть другое определение: быстрая казнь. Мы не в состоянии войны с кем-либо, они не объявляли чрезвычайное положение или нечто тому подобное, чтобы узаконить свои поступки. Прежде, чем ты возразишь, что Сириус является исключением, проведи собственное расследование. Он не первый человек, которого они незаконно засадили в Азкабан. Просто он первый, кто протянул там так долго. — Я схватил ее за руку. — Казни являются характерной чертой тоталитарного режима и анархии. В настоящее время, это политика нашего правительства. Мне очень жаль. Я знаю, что ты хочешь верить, будто Дамблдор сражался за правое дело. Я хочу верить в то же самое насчет своих родителей, но факт остается фактом: быстрая казнь так же неправомочна, как и политическая цензура, показательные процессы, контролируемые государством средства массовой информации, такие как Ежедневный Пророк и Волшебная Беспроводная Сеть, и несанкционированные обыски. Все, что делает Министерство Магии, происходит с одобрения министра Фаджа и Главного Чародея Альбуса Дамблдора.

— Но Дамблдор — великий человек, — упрямо продолжала она гнуть свою линию. В ее голосе появились истерические нотки. Я шевельнул палочкой под столом и наложил на нее успокаивающие чары, прежде чем она привлекла к себе внимание окружающих.

— Лорд Эктон сказал бы лучше, Гермиона. Власть развращает людей, а абсолютная власть развращает абсолютно. Великие люди — почти всегда плохие люди. Что заставляет тебя думать, что Дамблдор — исключение?

Зная, что Гермиона была психологически не в состоянии это выбросить из головы, не воспринимая картину в целом, я протянул ей свою хронологическую запись, списки литературы по законодательству и все, что я знал о публичных судебных заседаниях по ложным обвинениям.

— Читай, — приказал я, копируя манеру речи Моуди. — Если ты захочешь перепроверить мои записи, книги находятся в разделе истории. Я уже отметил нужные ссылки. Ты не уйдешь отсюда без моего разрешения и не оставишь мои заметки на виду. Я также требую нерушимую клятву, что ты не поделишься этим с кем-либо без моего письменного согласия или не напишешь об этом кому-нибудь.

Она удивленно открыла рот. Взмахом палочки, я отменил заклятье молчания.

— Но, Гарри, нерушимая клятва может убить меня, если… Ты же не ожидаешь, что я...

Я схватил ее за подбородок и притянул к себе так, что мое лицо оказалось в нескольких дюймах от ее лица.

— Гермиона, я тебя знаю. Без нерушимой клятвы, первое, что ты сделаешь, это побежишь к МакГонагалл, как это было с философским камнем и моей "Молнией". Если ты не поклянешься, то мне придется наложить на тебя Оbliviate.

Я только один раз практиковал его на миссис Норрис, и не был уверен, смогу ли наложить это заклинание без нанесения ущерба ее разуму. Судя по тому, как кошка врезалась в стену от моего заклятья, я бы сказал, что это было не самое лучшее исполнение с моей стороны. Поэтому я надеялся, что она принесет мне клятву.

— Эта метла могла бы убить тебя.

— Гермиона, если я прав, и ты проговоришься, существует высокая вероятность того, что мы оба будем убиты или брошены в Азкабан. Теперь я готов сидеть здесь и смотреть, как ты читаешь мои заметки и выводы. Потом я отведу тебя к Моуди и попрошу его быть нашим «связующим». В противном случае, — сказал я, направив палочку прямо на нее, — мне придется наложить на тебя Оbliviate.

Она сглотнула и медленно кивнула, глядя на мою палочку, как кролик на удава. Для нее это действительно было так. Потеря знаний было ее худшим кошмаром. Я ненавидел себя, за то, что угрожаю ей, но я также опасался, что они могут сделать с нами, если она проговорится не тому человеку. Я требовал клятву, чтобы защитить нас обоих.

Пока Гермиона читала, я открыл ежедневник и начал составлять список вопросов для профессора Дамблдора. Я думал, что он забыл о том, как 21 декабря МакГонагалл попросила меня остаться после последнего урока Трансфигурации. Тогда она попросила зайти к ней в кабинет в 9 утра, и там спросила меня: "пересмотрели ли вы свое решение насчет прощения Рональда Уизли, мистер Поттер?" Я ответил тогда: "не в этой жизни, профессор", — прежде чем она начала убеждать меня в обратном.

Мне нужно было продумать предстоящий разговор до нашей встречи, в том числе, какие вопросы я могу спокойно ему задать и на какие вопросы я не должен отвечать. Моя ментальная защита улучшилась достаточно для того, чтобы я почувствовал, если он захочет проникнуть в мою голову, но не настолько, чтобы продержаться против него. По словам Моуди, чтобы продержаться против кого-то калибра Дамблдора или Волдеморта, требуются годы учебы и тренировок. Я попросил его пойти на эту встречу со мной. Если Дамблдор не откопает что-нибудь существенное, — достаточно существенное, чтобы представлять опасность для меня, — я всегда могу разоблачить Моуди до конца года. Если все раскроется, мне понадобится сумасшедший, но с хорошими связями Аврор (или, по крайней мере, его подражатель).

Несколько часов прошло тихо, прежде чем Гермиона положила мой блокнот и сложила руки на коленях. Я посмотрел на нее.

— Ну? — Спросил я.

— Я не говорю, что ты прав. Это немного надуманно, но ... я просто не понимаю, почему ничего из этого я не замечала. Ты не глуп, Гарри, но и не Эйнштейн. Как ты заметил что-то подобное, чего не замечала даже я?

Я был ошарашен ее высокомерием и гордыней. Она сказала это под влиянием шока или же действительно считает, что у меня настолько низкий IQ? Я закрыл глаза и сосчитал в обратном порядке до десяти, успокаивая свою магию, чтобы не разнести тут все к чертям вместе с ней.

— Скажи мне правду, Гермиона, куда хотела отправить тебя шляпа?

Она разозлилась, ее волосы, вставшие дыбом — верный знак того, что она была крайне раздосадована.

— Гриффиндор, конечно.

Я фыркнул.

— Конечно, и шляпа хотела отправить Рональда в Хаффлпафф.

— Хорошо. — Гермиона скрестила руки на груди и надулась. — Райвенкло. Мы все не идеальны.

Я усмехнулся.

— Я тебе по секрету скажу, но ты должна пообещать, что не донесешь Рональду.

Гермиона наклонился вперед.

— Очередную теорию заговора?

— Нет, это совсем другое, но я не хочу, чтобы все вокруг прознали об этом.

— Это не повредит никому, не так ли?

— Только мне.

— Я обещаю.

— Шляпа хотела отправить меня на Слизерин.

Она прикрыла рот руками.

— Серьезно? — пискнула она.

— Серьезно.

— Рон бы умер, если бы узнал.

— Вот почему никто никогда не скажет ему об этом. Хорошо?

— Конечно. Твоя тайна останется со мной. — Гермиона постучала по моим заметкам. — Как шляпа смогла заметить это прежде меня?

— Мы думаем по-разному. Возьмем ту же книгу по Истории Хогвартса. Ты прочла ее от корки до корки, потому что хотела знать все о Хогвартсе. Ты ценишь знания ради самих знаний, — да ради Бога, но я не такой. Я читал Историю Хогвартса, потому что хотел знать больше о полномочиях директора в замке; его юридические права; правила, которым должны подчиняться преподаватели и студенты; и Устав школы. Иными словами, я читал это, потому что знание — это сила. Я читал ее, чтобы узнать больше о правах и обязанностях профессора Дамблдора и придумать, как я могу использовать эти сведения для собственного блага.

— Я понимаю, — сказала она с решительным выражением лица. — Но обещай, что прислушаешься ко мне, если я найду доказательства, опровергающие твои выводы.

— Если ты сможешь найти доказательства, не вызывая подозрения и не обсуждая это с кем-либо еще помимо меня, я выслушаю тебя. Однако ты должна иметь в виду, что после смерти моих родителей, Дамблдор запечатал их завещание и бросил без суда моего опекуна в тюрьму. Затем он сам назначил себя моим опекуном и поверенным и подбросил меня ночью к Дурслям, которые относились ко мне немногим лучше, чем Малфои к Добби.

Она дотошно расспросила меня, что было после посещения Гринготтса. Я не говорил ей больше того, что она уже знала или подозревала. Я рассказал ей все это, чтобы остановить ее от немедленной погони за «доказательствами невиновности Дамблдора», но она удивила меня.

Гермиона протянула мне руку.

— Давай найдем Моуди. Я не уверена, что ты должен доверять ему в этом деле. Он, все-таки, один из членов Ордена Феникса. Может быть, нам следует спрашивать об этом кого-то из старших курсов или вообще из другой школы.

Я улыбнулся ей.

— Моуди совершенно другой, — не такой, как кажется на первый взгляд. Он уже подозревает, что я это знаю. Я уверен, что он не скажет Дамблдору.

Моуди не расскажет. На прошлой неделе, во время урока по окклюменции, я сознательно показал ему свои мысли о том, когда понял, что он не настоящий Моуди. И убедился, что самозванец понял, что я собираюсь держать свой рот на замке. Он непременно устроит мне взбучку на следующем уроке из-за того я что не смог скрыть все от Гермионы, но поможет.

За день до встречи с Дамблдором Моуди загонял меня до потери сознания от магического истощения. Тогда он еще заставил меня съесть шоколад, а сам толкнул длинную речь, в которой предостерег меня от повторения инцидента с Гермионой или мне придется заплатить за это кровью. Как ни странно, от его грубого обращения у меня потеплело на сердце. Завернув за угол, я заметил Моуди, который ждал меня возле статуи, охраняющей вход в кабинет Дамблдора.

— Готов? — спросил он.

— Да.

— Помни, не теряй самообладания и держи язык за зубами, — в очередной раз предупредил он меня.

— Не волнуйтесь, буду держать себя в руках.

— Ну, тогда ладно. — Моуди засунул палочку в рукав и повернулся к горгулье. — „Конфетные тросточки”, — четко произнес он.

— Любителем этих конфет не может быть здравомыслящий человек, — пробормотал Моуди себе под нос, когда мы поднимались по лестнице.

Я подавил хихиканье, когда мы входили в кабинет. Серебряные приборчики крутились и пыхтели дымом — либо восстановлены, либо заказаны заново после моего «сольного концерта», но ковер был другим. Хоть и такой же антикварный, но он был выдержан в темно-красных, фиолетовых и зеленых тонах, и имел менее кричащий вид, чем его предшественник. Не ошеломляет и глаза не мозолит.

— Гарри, Аластор, — Дамблдор приветствовал нас, не вставая с кресла, лишь махнул рукой на три кожаных кресла. Затем он встал и поправил мантию. Его пурпурные одеяния можно было бы назвать царственными, если бы они не привлекали к себе внимание "праздничным" мерцанием серебряных звезд и танцующими имбирными человечками.

"Интересно, когда он в последний раз проверял зрение, — подумал я. Эта ткань должна быть вне закона".

Дамблдор сел в одно из кресел для гостей. Мы с Моуди последовали его примеру.

— Должен сказать, — сказал Дамблдор, поглаживая свою мантию, — я был впечатлен твоим выступлением на первом Задании. Довольно необычный метод. Мы не ожидали, что кто-то применит простые Чары Призыва.

— Тогда почему вы дали мне такую низкую оценку? — спросил я, стараясь, чтобы любопытство не затмило почтение.

— Потому что в своей оценке мы учитываем изобретательность, знание заклинаний и храбрость. Твое решение было весьма изобретательным, но ты использовал только одно заклинание. Затем, ты спрятался за драконологами. Хотя, должен сказать, я рад, что ты не осуществил свою угрозу и не спрятался за судьями.

— Как вы узнали об этом? — Спросил я. Мои уши покраснели от злости, что можно было принять за смущение. Я так надеялся.

— Это не то, чего следует стыдиться, мой мальчик. Твоя реакция совершенно естественна. Я был просто удивлен, когда Бродяга говорил об этом. Это не похоже на тебя.

— В то время мне показалось это нормальной идеей. Думаю, что я сделал лучший выбор в данной ситуации.

Я решил пока не осуждать Сириуса. Хотя Директор утверждал, что это Сириус рассказал ему об этом, но я не верю ему на слово. Дамблдор мог узнать об этом от какого-нибудь портрета или подслушать наш разговор через камин. Тем не менее, я не стану доверять Сириусу. Дамблдор посадил его в тюрьму без суда и следствия, а он все еще защищает его.

— Правда? — Волосы у меня на затылке встали дыбом, когда он коснулся ментального щита.

Я сузил глаза. Губы Дамблдора изогнулись в подобии улыбки, и его присутствие тут же исчезло.

— Да, сэр. Мой дракон был единственным, который вырвался на свободу. Если бы я не скрылся за драконологами, он бы съел меня.

— Спокойно, Гарри, — сказал он покровительственным тоном. — Ситуация не была такой безнадежной, как тебе показалось. У нас все было под контролем. Если бы ты подвергся реальной опасности, я бы вмешался.

— Простите, сэр, но, если оказаться в ловушке в загоне с разъяренной Хвосторогой не опасно, то я даже не знаю, что является настоящей опасностью по вашим меркам.

Дамблдор вздохнул и начал поигрывать своей палочкой. Фоукс мелодично запел. Я улыбнулся птице. Говорите, что хотите о Дамблдоре, но я все еще любил Фоукса.

— После всего, с чем ты столкнулся, я думаю, вряд ли дракон был для тебя трудным испытанием. Я был уверен, ты не упустишь возможности покрасоваться перед учениками из другой школы.

— Я полагаю, теперь мы оба знаем, что это не так.

— Возможно. — Дамблдор на секунду бросил взгляд на Сортировочную шляпу, прежде чем выдавить для меня жидкую улыбку.

— Мы когда-нибудь узнаем, почему цепь порвалась? — спросил я.

— Никто не занимался расследованием этого инцидента. Кое-кто, — Моуди ткнул пальцем в Дамблдора, — прогнал нас, прежде чем мы смогли проверить это.

Это я уже знал. Моуди сказал мне через два дня после испытания, но мне было интересно увидеть реакцию Дамблдора.

— Аластор, в этом не было необходимости. Никто не ослабил цепь умышленно. Мы просто недооценили силу Хвостороги.

— Иными словами, никто не удосужился проверить, какова прочность цепи, что должна выдержать дракониху с темпераментом Хвостороги-наседки, защищающей свое гнездо, или вы полагали, что это может быть хорошим испытанием для четырнадцатилетнего подростка, — добавил я, прежде чем Моуди успел остановить мою тираду. — Это уже не имеет значения. Первое Задание выполнено. Вы хотели обсудить что-нибудь еще, профессор? — спросил я Дамблдора. — Профессор Моуди запланировал урок дуэлинга на сегодняшнее утро. Боюсь, что он не отпустит меня до полуночи, если мы задержим его еще дольше.

Моуди закатил свой волшебный глаз. Для посторонних это выглядело как одна из его жутких привычек, но я провел с ним достаточно времени, чтобы понять, что означает такое вращение его глаза.

— Я вижу твое обучение быстро продвигается? — сказал Дамблдор.

— Да, сэр. Я усердно занимаюсь. — Что ни говори, но мне нравится противостоять манипуляциям директора.

— Отлично. — Дамблдор хлопнул в ладоши и перед нами появился чайный поднос. — Чай?

Моуди покачал головой.

— Нет, спасибо, — ответил я.

Дамблдор налил себе чашку и добавил три кубика сахара. Не сильно сладкий на мой вкус, но меньше сахара, чем я ожидал.

— Гарри, я не решался заговорить об этом не потому, что не хочу, а чтобы не дарить тебе ложную надежду. Это никак не облегчит твою жизнь. Это скорее формальность и больше ничего.

— Вы мой опекун, — сказал я, прежде чем он успел придумать очередное оправдание.- Мне сообщили об этом в Гринготтсе, когда я спросил о своем Целевом сейфе.

Дамблдор деликатно кашлянул.

— Да, это так ... Я давно планировал сказать тебе, но я боялся, что ...

— Я хотел бы жить с вами, — закончил я за него.

— Да. Видишь ли, Гарри, жертва твоей матери позволила мне наложить мощные чары на тебя.

— А у этих чар есть название? — спросил я, позволяя сомнению, проявиться в интонации речи.

— Узы крови. Это было самое сильное защитное заклинание, которое я смог наложить, и оно действует только, пока ты живешь со своими кровными родственниками.

— А эти чары, — сказал я с сомнением, — проверены?

Дамблдор сверлил меня холодным взглядом, но его улыбка старого маразматика не исчезла. Это настоящий подвиг. Я удивился, как ему это удалось.

— Когда ты только прибыл в Хогвартс, ты не выглядел особо счастливым и хорошо откормленным, к моему огромному сожалению, но зато, ты был живым. (1) Без этих Чар, ты бы не прожил и месяца.

Я посмотрел на него с недоверием. Мой разум пытался осознать его слова. Он знал? Чертов ублюдок знал!

— Простите за вопрос, сэр, — сказал я холодно, — но вы утверждаете, что вы, Председатель Визенгамота и Директор Хогвартса, знали, как я хронически недоедаю. Вы знали, что я расту в ненадлежащей волшебному ребенку окружающей среде. А Дурсли относятся ко мне хуже, чем к самому последнему домашнему эльфу. И все же, вы отправляете меня туда каждый год. Неужели вам никогда не приходило в голову, что я мог бы нуждаться в защите от Дурслей больше, чем от Волдеморта?

— Я знал, когда оставлял тебя там, что обрекаю на десять темных лет (2), но это был единственный способ сохранить тебе жизнь.

Я сделал глубокий вдох.

— Профессор Моуди, проводят ли в Мунго психологическую экспертизу?

Моуди посмотрел на меня веселым взглядом.

— Да, Поттер.

— Может быть, такая процедура требуется и профессору Дамблдору? Он, кажется, совершенно сошел с ума и забыл свои профессиональные обязанности.

— Гарри, — резко сказал Дамблдор.

Я выгнул бровь.

— Пожалуйста, зовите меня „мистером Поттером”, профессор. Вы потеряли право обращаться ко мне фамильярно в тот день, когда оставили меня на пороге у Дурслей, в ноябре месяце. Вы даже не потрудились постучать в дверь. Просто оставили меня там как бутылку с молоком или пачку газет. Не так следует относиться к ребенку, о котором вы хотите заботиться, профессор. Скорее так относятся к тому, от кого хотят избавиться, а именно это вы и сделали. Не стоит отрицать этого.

Дамблдор, казалось, постарел на десять лет, когда откинулся на спинку кресла.

— Я сделал все, как можно лучше.

— Лучше для Вас или для меня?

— Для нас обоих. Для всех нас. В один прекрасный день ты поймешь, Гарри. Это было для Всеобщего Блага. Темный ... Ты даже представить себе не можешь.

Я спрятал гнев за бесстрастной маской. Дамблдор был отличным политиком. Его выступления были хорошо отрепетированы, и, если вы хотя бы немного знакомы с маггловской политической философией, вы увидите явное сходство с одним из известных великих ораторов.

— Это единственная возможность, которую я Вам даю, чтобы объяснить свои действия, — я немного умерил свой тон. — Профессор, если хотите, чтобы я относился к Вам серьезно, перестаньте цитировать Джереми Бентэма. Магглы считают его сумасшедшим, как вы знаете. Точно так же, как и Маркса, который взял идею Бентэма и довел ее до логического конца. Затем, этот маньяк начал писать Конституции для стран, в которых он никогда не жил, и нагло рекомендовал их законодательным органам. После смерти, тело Бентэма было публично расчленено. Затем его скелет одели в его же одежду, покрыли череп воском и начали показывать народу в стеклянном ящике. Я слышал, что он все еще в Университетском Колледже Лондона. Они выставляют его для некоторых совещаний совета и вносят в регламент как „присутствующий, но не голосующий”. Я понимаю, что вы любите цитировать его, особенно, когда обсуждаются различия между светлой и темной магией, но я не рекомендовал бы и дальше так делать.

Плечи Моуди дрожали от беззвучного смеха в то время, как Дамблдор уставился на меня как на врага народа.

— Что? — сказал я. — Я действительно читаю. Не так много, как Гермиона, но для меня библиотека была единственным, безопасным от Дадли, местом. Учитель в четвертом классе рассказывал нам о Бентэме. И я поискал информацию о нем.

— Ты — это нечто, Поттер, — пробормотал Моуди между приступами смеха. Дамблдор ожег его взглядом, прежде чем повернуться ко мне с кроткой улыбкой.

— Бентэм был великим человеком, Гарри.

— Монголы говорят то же самое о Чингисхане, но я сомневаюсь, что тангуты ( вайле нашел ссылку за что тангуты не любят Чингисхана http://otvet.mail.ru/question/13579517) согласны с ними. И для Вас — мистер Поттер.

— Ваши родители стыдились бы вас, мистер Поттер. — Дамблдор перестал изображать доброго дедушку. Его тон стал холодным и резким.

— Вы не мои родители, профессор Дамблдор. Они пожертвовали своими жизнями ради меня. Я уверен, что они поддержали бы любые действия с моей стороны, направленные на свое выживание, а именно это я и делаю. Теперь, вы можете сказать мне правду, или я вернусь к урокам.

— Очень хорошо. — Дамблдор скривился, словно съел целый лимон. — Было пророчество.

— Простите? — Ошеломленно спросил я. Это было последним, что я ожидал от него услышать.

— Ты спрашивал у меня на первом курсе, почему Волдеморт пытался тебя убить. Я ответил, что скажу тебе, когда станешь старше. Я все еще думаю, что ты недостаточно взрослый, но ты не оставляешь мне выбора. Пожиратель Смерти подслушал пророчество, которое было изречено при мне, и сообщил об этом Волдеморту. В пророчестве говорилось, что только ты сможешь убить его.

Я удивленно поднял брови, серьезно сомневаясь, что пророчество было настолько конкретным.

— Пожалуйста, начнем с самого начала, профессор. Когда вы услышали это пророчество?

— 4 января 1980 года.

— При каких обстоятельствах?

Дамблдор задумчиво посмотрел на меня.

— Я проводил собеседование с Сибиллой Трелони на должность учителя Прорицания. В середине собеседования она впала в транс и изрекла это пророчество.

— Она предрекла?

Он кивнул.

— Так же, как ты описал мне в прошлом году. Она не помнила свои слова позже.

Я остановил следующий вопрос, готовый сорваться с кончика языка и задал совсем другой.

— Где проходило собеседование? Мне трудно вообразить, каким образом Пожиратель Смерти мог что-то подслушать в вашем кабинете.

Ладно, мой язык немного длиннее, чем нужно.

— В Кабаньей голове.

Я моргнул.

— Вы проводите собеседования в худшем пабе Хогсмида?

— Нет, обычно нет, но в данных обстоятельствах ... — Он замолчал, словно только что понял, как смешно это звучит.

— Сколько еще собеседований вы проводили в Кабаньей голове? — спросил я, чувствуя себя немного гордым за себя, что не попал в словесную ловушку.

Дамблдор, перемешивая свой чай, стиснул зубы.

— Больше никаких.

— Почему вы уверены, что пророчество было подлинным?!

— Ее голос, манера речи, все было чужим для нее.

— Проверялось ли пророчество третьим лицом?

Его взгляд потускнел.

— Я передал его в Отдел Тайн. Они проверили и записали его.

— Получается, кроме вас и того Пожирателя Смерти свидетелей не было?

— Ты сомневаешься в моих словах? — требовательно спросил Дамблдор. — Оно было проверено.

Я пожал плечами.

— Простите меня, профессор. — Нет, ну действительно. — Но вы ведь Альбус Дамблдор. Если бы вы сказали им, что дерьмо пахнет розами, они бы начали продавать Дерьмо-духи на следующий же день.

— Не нужно быть грубым, — сказал, хихикая, Моуди.

— Я буду следить за своим языком в будущем, профессор. Так значит, это якобы пророчество, Сибилла Трелони выдала 4-ого января 1980 года. А Пожиратель Смерти, став свидетелем первой его части, сообщил Волдеморту, который напал на меня, потому что существовало пророчество. Правильно?

— Точно.

— Где я родился?

— В Мунго, — ответил Дамблдор, бросая на меня недоуменный взгляд.

— Разве пророчество назвало меня по имени?

— Оно гласит: „Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый на исходе седьмого месяца...”

— Это все, что мне нужно было знать — прервал я его.

— Но остальное ...

— ... Совершенно не имеет значения. Вы честно, надеетесь, что я поверю, будто Волдеморт пришел за мной и моим отцом только потому, что Трелони бредила? За кого вы меня принимаете, профессор? За полного дауна, я полагаю. — По словам Фаджа и МакГонагалл, мои родители были под Фиделиусом меньше недели, прежде чем их убили (3). То есть прошло почти два года после того, как Трелони изрекла свое Пророчество. Если бы Волдеморт, на самом деле, поверил в это Пророчество, он бы напал на Мунго в полночь, первого августа, и убил бы всех младенцев моего возраста. Он не ждал бы почти полтора года.

— Тебя защищали, — вставил Дамблдор.

— Может быть. А может быть, и нет. Я только хочу сказать, что Волдеморт не верил в это Ваше пророчество. Я понятия не имею, зачем он действительно напал в ту ночь, но я встречался с ним. Он показался мне вполне вменяемым человеком. Так, зачем он столько ждал?

— Он не был уверен, о ком говорится в Пророчестве.

Я рассмеялся.

— Вы же не ждете, что я поверю в эту чушь? Вы сами сказали, что Том Риддл был одним из самых блестящих учеников, которых когда-либо видел Хогвартс. Он по-прежнему имеет рекордные баллы по ЖАБА по каждому предмету, кроме Зельеварения, потому что Снейп набрал на один балл больше. И Прорицание он бросил после СОВ, как записано в старых журналах. В студенческие годы его можно описать, как слизеринскую версию Гермионы. Я сильно сомневаюсь, что он проспал первый урок Прорицания.

Кровь отхлынула от лица Дамблдора.

— Что ты имеешь в виду, мой мальчик?

— Это называется внутренним зрением, профессор, а не внутренним голосом. Позвольте мне рассказать вам одну историю. Я уверен, что вы найдете ее интересной. Несколько недель назад я начал интересоваться Пророчеством Трелони, поэтому отправился в библиотеку, но с сожалением обнаружил, что все книги о гаданиях и пророчествах находятся в Запретной секции. Я почти сдался. Затем я вспомнил одного из своих маггловских учителей. Он говорил нам о роли Дельфийского оракула. Это было выстрел на удачу, но я уже был там, поэтому спросил мадам Пинс, есть ли книги об истории Дельфийского оракула. Нашлись четыре таких. Кстати,

"Влияние Оракула” начинается с очень информативного предисловия. По словам автора, Истинное пророчество является символическим видением. Сфера сохраняет видение так же, как Омут памяти, и обученные специалисты пытаются интерпретировать увиденное. Оракул, Χρησμοι (предсказатель — греческое слово) является Пророком, то есть он предсказывает. Во всем мире существуют, может быть, дюжина реальных Пророчеств, но есть тысячи и тысячи Χρησμοι (предсказаний). Все Χρησμοι — предсказания — стимулированы. Оракулом может быть любой, даже магоненавистник Вернон. Он, принимая галлюциноген, впадет в транс и бормочет несколько фраз. Они, как правило, двусмысленны, так что Оракул может утверждать, что проигравшая сторона ошиблась в „предполагаемом” пророчестве. Некоторые галлюциногенные зелья действительно могут связать Оракула с конкретным человеком и заставят Оракула сказать то, что человек либо хочет, либо заинтересован услышать. Это означает, что так называемое истинное пророчество Треллони не стоит и воздуха, который оно сотрясает. — Ладони Дамблдора были сжаты в кулаки, а лицо — красным от ярости.

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

— Не абсолютно, но знаю я достаточно. И я утверждаю, что вы подстроили ловушку для Волдеморта. Вы проводили собеседование с Треллони в „Кабаньей голове”, надеясь, что кто-то подслушает ваш разговор и доложит ему. Вы подлили Треллони незаконный галлюциногенный наркотик, она изрекла несколько ерундовых фраз, Пожиратель Смерти подслушал и сообщил все, что услышал своему хозяину. Вы ждали почти два года, чтобы Волдеморт заглотил приманку. Когда он не сделал этого, вы подтолкнули кого-то из моих родителей, скорее всего, отца, сделать что-нибудь крайне глупое, что-нибудь, что привлекло бы внимание Волдеморта и, именно поэтому, он нацелился на нас. Мой единственный вопрос, профессор: «что же они сделали»?

— Вон! — Взревел Дамблдор, прорычав какое-то заклинание. Мы с Моуди полетели по воздуху к выходу из кабинета и вывалились наружу. Горгулья отпрыгнула в сторону в последний момент, и мы шлепнулись на пол в конце лестницы.

Моуди хмыкнул и толкнул локтем меня в бок.

— Улет, — пробормотал он.

Я встал и отряхнулся. Моуди сел и прислонился спиной к стене. Он бросил на меня испытующий взгляд.

— Поттер, ты либо невероятно храбрый, либо самый глупый человек, которого я когда-либо встречал.

Я ухмыльнулся портрету над его головой, зная, что он сообщит наш разговор Дамблдору.

— Я ни то, ни другое, профессор. Реальное или нет, но это Пророчество — важный инструмент пропаганды. Когда Волдеморт вернется, все, что Дамблдору останется сделать, это разыграть карту Пророчества и указать пальцем на меня, снимая с себя всякую ответственность. Если я позволю ему это сделать, он превратит меня в долбаного мученика. Я не хочу, чтобы это произошло. В Пророчестве не говорится, кто является Темным Лордом. Оно просто называет его „Темным Лордом”. Если Дамблдор или кто-то из его сторонников использует это пророчество, чтобы заставить меня выйти на поле боя, я назову Дамблдора Темным Лордом и встану с палочкой рядом с теми, кто выступает против него.

Моуди закрыл свой переставший вращаться глаз и встряхнулся.

— Ты очень странный парень, Поттер, — сказал он и сделал большой глоток из своей фляжки.

________________________________________

(1) Гарри Поттер и Орден Феникса, гл. 37

(2) Гарри Поттер и Орден Феникса, гл. 37

(3) Гарри Поттер и узник Азкабана, гл. 10

________________________________________

Примечание автора:

Фраза "Всеобщее Благо" берет свое начало из трудов Джереми Бентэма (основателя утилитаризма), который, как некоторые современные психологи считают, был болен синдромом Аспергера, но это не объясняет его теории. Синдром не объясняет восковую голову, но все же... Именно подробности использования тела Бентэма после смерти заставили меня узнать глубже эту историю, когда я была немного моложе, чем Гарри. Хотя Дамблдор дистанцировался от Гриндевальда, в книгах Поттерианы он по-прежнему кажется утилитарным. При утилитаризме кто-то, теряя личное счастье, делает общество в целом более счастливым. Мой Гарри более несчастен, чем кто-либо другой. Я думаю, что лучшей и самой краткой критикой утилитаризма, которую я видела на сегодняшний день, являются слова Папы Римского, Иоанна Павла II: "Утилитаризм — это цивилизация производства и использования; цивилизация использования вещей — не личностей; цивилизация, в которой люди используются так же, как и вещи". На мой взгляд, это объясняет восприятие реальности Дамблдора почти идеально.

Благодарю вас за вашу неизменную поддержку.

Леди Кали.

Когда я впервые обнаружил последствия ментальных манипуляций Дамблдора, то решил, что достаточно разбираюсь в окклюменции, чтобы нивелировать их. В своем высокомерии я даже решил, что полностью обезопасил себя от его влияния. Что больше не о чем беспокоиться. Каким же я был глупцом, всерьез считая, что такой опытный менталист, как Дамблдор не оставит хотя бы одну закладку в моем сознании.

В первые дни после той вспышки агрессии, я неоднократно спрашивал себя, почему открыто спорил с ним, раскрыл некоторые из своих догадок насчет его истинной сути; что-то побудило меня признаться, что я больше ему не доверяю. Как глупо!

Во время первого танца с Парвати, я бросил взгляд на Дамблдора, который стоял рядом с мадам Максим, и почувствовал безумное желание выговориться. Захотелось сказать ему все, что знаю. Упасть перед ним на колени и попросить прощения за все сомнения на Его счет. Я понимал, что это не мое желание, но ничего не мог поделать с этим.

Как можно бороться с врагом, который сидит у вас в голове? Да никак. Вам придется бесконечно бороться за свой разум, пока один из вас не возьмет верх. Я боялся, что стану чьей-то безмолвной марионеткой. Самое поганое, что я ничего не почувствовал при нашей первой встрече. Что-то начал подозревать только во время второй, но решил, что это неважно, до тех пор, пока я не проанализировал свои действия и не понял, сколько же информации я выдал. Это походило на закладку, о чем смутно упоминалось в книге по Легилименции, которую давал мне Моуди. Изображая академический интерес, я выпытал у него подробности. Ничего толкового он не выдал, но помня о своем обещании и принимая во внимание мой интерес, предложил расширить учебную программу и приобрел необходимый материал. Вчера он вручил мне две тонкие рукописные книги: в первой говорилось, что опытный мастер-легилимент может оставить закладки в сознании жертвы и активировать их в нужный момент; во второй, закладки были рассмотрены с точки зрения Окклюменции. И, таким образом, получилось комплексное изучение данного феномена. Я сделал вид, что не узнал почерк в книгах. Моуди сделал вид, что поверил.

Обычно закладки активировались от простого слова. Вы произносите фразу-ключ, и жертва делает то, на что была запрограммирована. Но если вы действительно мастер и имеете регулярный доступ к объекту, то можете сделать закладку и внедрить ее в сознание жертвы настолько глубоко, насколько у вас хватит смелости. Окклюмент описал свои ощущения, как подавляющее волю желание. Вполне подходящее описание, но в моем случае, слишком мягкое определение. Наверное, это из-за того, что закладка была внедрена слишком глубоко. Если активация закладки произошла после того, как Дамблдор заметил изменения в моей личности, то это объясняет, почему я столько ему наговорил и даже раскрыл часть своих аналитических выкладок насчет событий прошлого, прежде чем подготовился.

Использование Легилименции на несовершеннолетнем карается заключением в Азкабан. Однако, в магическом мире, использование магии для изменения личности является более тяжким преступлением, чем убийство или изнасилование, потому что при этом блокируются произвольные участки сознания жертвы и остаются воспоминания о вторжении, от чего, в конце концов, пострадавший сходит с ума. Это преступление считается настолько отвратительным, что наказывается исключительно Поцелуем дементора.

Настоящий Аластор Моуди действовал очень жестко, но даже сбежавшие из Азкабана Пожиратели Смерти описывают его, как профессионала. Ни жены, ни детей. Работа всегда была на первом месте.

Настоящий Моуди верил в верховенство закона. Даже если бы у него не было доказательств совершения такого отвратительного преступления Дамблдором, сначала он арестовал бы его, а потом задавал вопросы.

Практика в Окклюменции помогла. Теперь, когда я был в курсе ситуации, мог сосредоточиться на подавлении искусственного желания, но сдерживать его в течение нескольких часов у меня не хватит сил. Если Дамблдор застанет меня врасплох, возможно, ментальный позыв будет в два раза сильнее. Избегать встреч с ним казалось лучшим выходом из ситуации, но существуют несколько мероприятий, на которых мы обязаны будем присутствовать. Например, святочный бал, который технически должен состояться в канун Рождества, но будет через три дня после Святок, является одним из таких мероприятий.

Музыка стихла. Парвати взяла меня за руку, и я увел ее с площадки для танцев, отодвинув свои страхи на задний план, чтобы не отвлекаться по пустякам и не споткнуться на ровном месте. Когда мы вошли в толпу, бесчисленные пары глаз, которые следили за каждым моим движением, чтобы при малейшей ошибке высмеять меня, исчезли. Я с облегчением вздохнул, повернулся к Парвати и улыбнулся ей.

— Мы сделали это, — сказал я.

Она вернула мне улыбку, немного смутившись от того, что я сказал «мы», и сжала мою руку.

— Конечно, — прошептала она. — Я же говорила, тебе не о чем волноваться. У тебя хорошо получилось.

У меня покраснели уши. После встречи с Дамблдором, я набрался наглости попросить у Парвати, которую едва знал, пойти со мной на Бал. У меня была очень простая причина пригласить именно ее. Это предложила Лаванда Браун, которая сказала мне, что идет с Симусом, когда я спросил, кто еще свободен и хорошо танцует. На следующее утро я совершил колоссальную ошибку, позволив Моуди узнать, что мои танцевальные навыки ограничены одним часом занятий с МакГонагалл. Вечером того же дня Парвати и я получили записки, где нас просили присоединиться к МакГонагалл и Моуди в пустующем классе для частных уроков танцев. Позже, Моуди отвел меня в сторону и объяснил, что мне не стоит стесняться. Каркаров, Максим, и профессор Спраут проводили подобные уроки для других чемпионов. Положительной стороной этой истории, кроме выяснения того факта, что у меня две левые ноги, стало обретение нового друга. Правда, я сомневался, что мы когда-нибудь станем лучшими друзьями, но зато мы отлично поладили, особенно после того, как МакГонагалл ушибла большой палец ноги о протез Моуди. Я также узнал, что ее отец был послом Индии в британском министерстве. Она выросла на вечеринках и балах, и точно знала, что нас ожидает. Без нее, МакГонагалл и Моуди, я вел бы себя как полный идиот.

Мы дошли до стола чемпионов, я выдвинул стул и помог ей сесть, перед тем как занять свое место. Краем глаза заметил, что Моуди кивком и натянутой улыбкой выразил мне свое одобрение.

Я неуверенно улыбнулся в ответ. Пока все хорошо.

Чья-то рука схватила меня за локоть. Я повернул голову и замер. Мерцающие голубые глаза впились в меня. Сразу же постарался вытолкнуть мысли о Парвати на передний план и улыбнулся.

— Добрый вечер, профессор, — спокойно сказал я, желая немедленно исчезнуть отсюда.

— Добрый. Мисс Патил, вы же не будете возражать, если я украду у вас мистера Поттера на минуту? Могу Вас заверить, что верну его как можно быстрее.

Растерянность на лице Парвати заставила меня задуматься, не нарушил ли своими, вроде бы вежливыми, словами Дамблдор какие-то неписаные правила, которые мне еще только предстоит узнать. После недолгого раздумья она кивнула.

— Мне заказать для тебя что-нибудь? — спросила она.

Я взял меню. Улыбка Дамблдора застыла от такого пренебрежения собственной персоной.

— Пожалуйста. Гуляш и …, — она нахмурилась.

— Если вы собираетесь танцевать позже, вам стоит выбрать что-то с немного меньшим содержанием специй, — шепнул мне на ухо Дамблдор.

А ведь он прав. Сомневаюсь, что Парвати хотела бы весь вечер мучиться от моего несвежего дыхания.

— Свиные отбивные, — сказал я, после того, как снова заглянул в меню, — с тушеными овощами и фруктами.

Она бросила на Дамблдора благодарный взгляд и улыбнулась.

— Хорошо.

Я приклеил на лицо улыбку и позволил Дамблдору вывести себя наружу. У него в руке тут же материализовалась палочка. Несколькими скупыми движениями палочки он накрыл нас анти-подслушивающим куполом, который еще и искажал видимость под ним, что делало чтение по губам почти невозможным. Улыбка исчезла с моего лица. Я посмотрел на него с опаской.

— Чем я могу вам помочь, профессор? — Вежливо спросил я.

Он засунул палочку в рукав и скрестил руки на груди.

— Просто хотел проведать тебя, мой мальчик. Боюсь, я не был примерным хозяином в прошлый раз.

— Понятно, — сказал я, надеясь закончить разговор. — Но и я не был вежливым гостем.

— Вы были весьма убедительны, — сказал он с усмешкой, — но и мне не стоило терять контроль над собственной магией.

Я пожал плечами.

— Это может случиться с кем угодно, сэр. Я не в обиде.

За тот случай, а не за то, что он знал подробности моей жизни у Дурслей, ничего не предпринимая при этом.

— Как бы то ни было, я надеюсь, ты простишь меня. Я не терял контроль над своей магией с тех пор, как сжег полог над своей кроватью примерно в твоем возрасте.

— Я уже простил вас, профессор, — сказал я, оглядываясь назад на открытые двери зала, в котором продолжалась вечеринка.

— Не буду тебя долго задерживать, — сказал он, похлопывая меня по руке. — Просто мне подумалось, что стоит отвести тебя в сторонку и спросить о твоих занятиях с Аластором. Я знаю, что он может быть суровым учителем, но надеялся ...

Я пожал плечами.

— Моуди замечательный профессор, сэр. Лучший преподаватель, которого я когда-либо знал.

— Отлично. Теперь, как я понимаю, он начал обучать тебя Окклюменции, — его улыбка не затронула глаза. — Что ж я полностью с ним согласен, лучше, если эту дисциплину тебе будет преподавать Мастер Легилименции. Я хотел бы предложить тебе обучаться Окклюменции у меня. Считайте, что я, таким образом, извиняюсь.

Я боролся с желанием открыть рот и сказать ему, куда следует засунуть свои извинения. И тут чья-то рука схватила меня за плечо. Я вздохнул с облегчением и чуть не сел на пол прямо там, где стоял.

— Это твой выбор, Поттер, — сказал Моуди. — Если ты решишь обучаться у Дамблдора, я не буду на тебя в обиде за это.

Я постарался придать лицу бесстрастный вид и устремил свой взор вдаль, чтобы не пересекаться взглядом с Дамблдором. Моуди и я были единственными, кто понял, что он не просит меня выбирать между учителями Окклюменции. Он спрашивал, не изменил ли я свое мнение с тех пор, как дал ему понять, что знаю, но не выдам никому, что он не Моуди. Он не осознавал, что если бы я принял предложение Дамблдора, Гарри Поттер бы умер, а его место заняла бы созданная директором марионетка.

— Спасибо за предложение, профессор, — сказал я Дамблдору, — но, боюсь, я не могу его принять. Профессор Моуди уже видел худшие мои воспоминания, — сказал я, повесив голову. — Повторять это снова будет очень тяжело. Не думаю, что смогу пережить это снова.

Дамблдор грустно улыбнулся.

— Конечно, дорогой мальчик. Продолжай свой приятный вечер. Сегодня вечером мисс Патил выглядит довольно привлекательной. Тебе так не кажется?

Я обернулся и улыбнулся, когда я увидел, что Парвати, оживленно болтает с Гермионой.

— Конечно.

На долю секунды улыбка Дамблдора стала искренней.

— Иди и скажи ей это.

Моуди по-дружески подтолкнул меня к входу в зал.

— Следи за своими манерами. Не забывай о салфетке и обязательно используй самоочищающуюся мятную зубную нить, прежде чем пригласить ее на танец.

— Только что просмотрел итоговые оценки за семестр, — сказал Дамблдор, когда я проталкивался через заполненный зал. — Феноменальный прогресс, Аластор, особенно для мистера Поттера, но я огорчен, что он мне больше не доверяет.

— Дай ему время. Парень имеет на это веские основания. Будь терпелив с ним. В конце концов, все наладится.

— По крайней мере, он по-прежнему доверяет одному из нас, — успел я услышать слова Дамблдора, прежде чем покинул зону слышимости их разговора.

Сложенная карта мародеров все еще лежала у меня в кармане, и мне пришлось бороться с любопытством, когда я сел за стол.

— Все в порядке? — Спросила Парвати.

Я кивнул. Гермиона выгнула бровь, и взглянула на Дамблдора, который направлялся к своему месту во главе стола.

— Да, просто отлично, — сказал я, улыбаясь Парвати. — Он просто хотел пожелать мне счастливого Рождества.

Гермиона поджала губы, но прежде чем она успела потребовать полного отчета, Крум прошептал ей что-то на ушко. Она покраснела и хихикнула, что было совсем на нее не похоже. Крум убрал выбившийся локон с ее лица и заправил его ей за ухо.

— Так что же случилось, пока меня не было? — Спросил я, и положил салфетку на колени.

* * *

Мерцающие голубые глаза смотрели в мои зеленые. Мой разум изворачивался, разрываясь между противоположными личностями: «alter-ego» — Мальчик-Который-Выжил стремился вытеснить мое настоящее «Я» — мальчика-который-выжил-у-Дурслей.

Перед глазами появились стены моего чулана. Мой желудок сводило от голода. Я поднял руку, намереваясь открыть дверь своей магией, но ничего не произошло. Я попробовал еще раз, изо всех сил желая, чтобы щеколда поддалась и откинулась вверх. И тут, дверь начала растворяться в дымке.

* * *

Дымка, окутавшая мой разум, сменилась темнотой.

Кто-то тряс меня за плечо.

— Гарри, — шептал Невилл. — Проснись.

Я проснулся и попытался резко сесть, отчего мы с Невиллом столкнулись лбами.

— Ауч, — прошипел он, потирая лоб.

— Извини, — пробормотал я.

— Тебя ведь опять мучали кошмары, — не хочешь поговорить об этом?

Я покачал головой.

Невилл пожал плечами и, спотыкаясь, вернулся в свою постель. Закрывая полог своей кровати, он поспешно прошептал спокойной ночи. Я ждал в темноте до тех пор, пока его дыхание не выровнялось, смешиваясь с храпом Рональда. Затем взял свою палочку с прикроватной тумбочки и наколдовал Темпус. 4:00 утра. Слишком рано, чтобы вставать, но слишком поздно, чтобы вновь заснуть.

Моуди отменил наш ранний утренний урок. Он сказал, что я должен насладиться балом, и будет ждать меня только в 10:00.

— Считай, что это Рождественский подарок, — сказал он мне после утреннего урока. Я вежливо поблагодарил его за выходной и за кобуру для палочки, которую он мне подарил, и извинился.

* * *

Парвати не понимала, почему я раскрыл старый лист пергамента под столом во время очередной паузы между танцами и переводил взгляд с него на Моуди, который значился на карте, как Бартимиус Крауч. Поскольку Гермиона все еще танцевала с Крамом, Парвати, вероятно, списала это на странность Мальчика-который-выжил. На это я и надеялся.

Я украдкой сложил карту и вернул ее в карман. Затем решил претворить в жизнь все, чему научился на уроках Крауча и МакГонагалл по этикету и танцам.

После того, как все начали тусоваться и заиграли Ведуньи, танцы стали доставлять одно удовольствие. Благодаря Парвати, этот день был замечательным. Мы болтали и танцевали, в основном, когда играла эта группа музыкантов, а танцы давались мне все легче. Меня поразило, как мало мы знали друг о друге, живя в одном факультете в течение трех с половиной лет. Мне она очень понравилась. Но будет лучше, если она не выдумает какие-то необоснованные романтические отношения после нашего дружеского общения.

Но Рональд... я должен задушить его за то, как он обращается с Гермионой. Он не имеет права ничего говорить о ее свидании с Крумом, особенно, когда он сам не один. К счастью, Виктор быстро распознал раннюю стадию ссоры и спас ее из лап Рональда. Остаток вечера прошел в приятной дружеской атмосфере. А еще, я сомневался, что Гермиона будет и дальше настаивать, чтобы мы с Рональдом помирились. Уж точно не после того, как он отчитал ее на балу, у всех на глазах.

* * *

Я мысленно вернулся к загадке по имени Бартимеус Крауч.

Я сидел на кровати, скрестив ноги и положив руки на колени, с закрытыми глазами. Вспоминал старые статьи об этом волшебнике. Мысленно, я вновь просмотрел их и поблагодарил самозванца за медитативные уроки по Окклюменции. Моя память сейчас могла посоперничать с памятью Гермионы.

Продвижение по службе. Женитьба. Дальнейшее продвижение по службе. Объявление о рождении ребенка. Я остановил воспоминание и сконцентрировался. Бартимеус Крауч-младший появился в другой статье. Пожиратель смерти. Лонгботтомы. Азкабан. Потом некролог. Мать и сын умерли в течение нескольких недель друг за другом.

Я сосредоточил внимание на том дне, когда мое имя выпало из Кубка, и тут же перед глазами встал Большой зал. Бартимеус Крауч-старший стоял рядом с профессором Дамблдором, в то время как Моуди занимал свое обычное место за учительским столом. Я ухмыльнулся. Крауч-старший скорее умрет, чем поможет Волдеморту. Крауч на карте может быть только Краучем-младшим — молодым Пожирателем смерти, осужденным за пытку Лонгботтомов; но с такими шаткими доказательствами в суде, магглы не предъявляют обвинения, тем более не осуждают. Не говоря уже о том, что, будучи осужденным своим собственным отцом, ему должны были предоставить право автоматической подачи на апелляцию. Если я ничего не пропустил, он, а не Сириус, был первым, кто сбежал из Азкабана. Как его называли в газетах?

Барти.

Фальшивый Аластор Моуди был Барти Краучем-младшим, Пожирателем смерти, и Альбус Дамблдор не узнал его.

Хотя, если трезво смотреть на факты, скорее всего, Дамблдор узнал его сразу же по прибытии в замок, но промолчал, чтобы следить за его попытками убить или похитить меня. Но в этой теории было слишком много нестыковок.

Судя по моему собственному анализу и последней встрече с Дамблдором, он рассматривал меня, как одноразовое оружие. Конечно, если я погибну по вине Крауча, Дамблдор всегда сможет сочинить новую историю, и перенести свое пророчество на другого беднягу. Я бы не стал утверждать, что Дамблдор верит в Пророчество, но он, по-моему, уверен, что в него верю я и все остальные волшебники Британии. А этого вполне достаточно, чтобы свалить всю ответственность на Пророчество, меня и Волдеморта. При условии, что он его правильно преподнесет общественности.

Рассказав мне и фальшивому Моуди про Пророчество, Дамблдор раскрыл часть своего хитрого плана врагу. Надо сказать, я оставил ему мало пространства для маневра. Тем не менее, если бы он воспринимал Моуди, как врага, то попросил бы его выйти. Однако все выглядело так, будто Дамблдор безоговорочно доверял Моуди.

Образ Аврора-параноика служил идеальным прикрытием. На его знаменитую паранойю можно списать любое чудачество и привычку дистанцироваться от других учителей. За исключением полного собрания преподавательского состава, он не контактировал с другими учителями, потому что настоящий Моуди не доверял даже своему лучшему другу, Альбусу, опасаясь, что тот может отравить его через питье. Скажем так, если бы моим лучшим другом был Дамблдор, я бы тоже трижды подумал, прежде чем поворачиваться к нему спиной.

Тяжело вздохнув, я отложил свои выводы в дальний ящик. Крауч прошел тест, присланный доктором Лийдсом, через час после меня и поделился своими результатами. ММ, Оо, и носитель генов Метаморфа, как и я. Он был мастером Окклюменции, но он никогда не сможет стать мастером Легилименции, потому что не имеет генетической предрасположенности к данной области магии. Уже сейчас я мог бы не давать ему просматривать некоторые из своих воспоминаний. Я не эксперт, но он сказал, что такими темпами я превзойду его в Окклюменции в течение года. Краучу незачем знать, что мне известно, кто он такой; Дамблдору тоже не следует знать о моих исследованиях и догадках.

Еще раз вздохнув, я соскользнул с кровати и прошлепал к своему чемодану. Я откинул крышку, порылся в одежде и достал свой переносный сейф. Секунду спустя, я прошипел пароль, осторожно открыв отсек для документов, потому что в последний раз, когда я ее разбудил, Дифи чуть не укусила меня, а я не хотел объяснять мадам Помфри, где я получил укус гадюки. Она просыпается каждые несколько недель, хватает мышку, пьет немного воды, сворачивается обратно в кольцо и опять засыпает.

Мы говорили с ней в последний раз, когда я понял, что Моуди — самозванец. Она сонно посоветовала мне не волноваться насчет него, но быть все время начеку, и снова залезла в свою норку.

Я убрал книгу „Язык Нагов” и взялся за домашнее задание для Моуди. Лучше не рисковать, думая о нем, как о Крауче. Если я нечаянно проговорюсь при всех, сразу потеряю своего временного союзника. Он утверждал, что если я могу говорить на змеином языке, то обязан научиться читать и писать на парселрунах. Как и любая форма письменности, они были разработаны на основе устной формы речи. К сожалению, знание письменного парсельтанга не передается на генетическом уровне, в отличие от устного. Три дня в неделю, за завтраком, мы с Моуди работали над переводами, но работа продвигалась медленно.

Моуди был одарен в Рунах, но не мог разговаривать на змеином языке. Первое время, я старался говорить медленно, полагая, что парсельтанг такой же язык, как и любой другой. Но это не так. Речевой аппарат Моуди не способен был воспроизвести разные тона шипения, чтобы четко выделить существительные и глаголы на этом языке, а его уши не могли уловить разницу между шипением большинства слов. Он, вероятно, мог бы выучить по-отдельности достаточно слов, чтобы войти в Тайную Комнату, но никогда не сможет открыть рот статуи Салазара Слизерина, из-за того, что не может полноценно разговаривать на змеином языке.

После последней попытки перевода, он организовал мне дистанционную встречу через Международную каминную сеть с доктором Лидсом, которого я, наконец-то, увидел вживую. Конечно, я разыскал информацию о нем в библиотеке. Там был доктор Лидс, работающий в Салеме. Его почерк совсем не был похож на почерк Волдеморта, но какое-то время я боялся, что веду переписку с Волдемортом, а не с неприветливым американским индейцем, который считал, что Британия — страна идиотов с отвратительной системой образования. Он говорил на парсельтанге с легким акцентом, иногда используя слова из родного языка (Muskogee, Маскоги), у которого не было эквивалента на английском, и приказал Моуди давать мне нагоняй каждый раз, когда я срывался на английский за время каминного разговора. Вопреки собственному здравому смыслу, он мне понравился.

Я наложил Запирающие чары на полог, зажег Люмос и прислонился к изголовью кровати, держа в руках свои слишком запутанные и независимые аналитические выводы.

На второй день Рождества — в День Рождественских Подарков (1), в шесть тридцать вечера, я был в "Трех Метлах", сидел в отдельной комнате с Сайласом, Ритой Скитер, и ее фотографом. Я ожидал это интервью, но не так рано. После опровержения той злополучной статьи, Сайлас договорился о новом интервью с «Ежедневным Пророком». Мы согласовали вопросы заранее, — Прытко-пишущие перья были запрещены. Изначально, я настаивал на другом репортере, пока Сайлас и мистер Нортон не заметили, что даже после скандала Рита остается самым популярным репортером Пророка, а также очень опасным потенциальным врагом, поэтому я протянул ей оливковую ветвь перемирия.

Под предлогом опроса чемпионов, Рита перенесла мое интервью вперед, хотя мы с МакГонагалл пришли в Хогсмид вместе. Она поздоровалась с Сайласом по имени, кратко вспоминая о том времени, когда он учился у нее, и спросила, кого он представляет, меня или свою газету. После того, как мы оба заверили ее, что Сайлас является моим представителем, она извинилась и сказала, что подождет меня внизу.

Рита положила свои очки на стол.

— Как поживаете, мистер Поттер?

— Лучше, чем в прошлый раз. А вы?

— Справляюсь. Вы не возражаете, если я задам несколько вопросов о вашем новом имидже?

Я переглянулся с Сайласом.

— Вы можете спросить, но мистер Поттер не обязан отвечать. И мы можем выбрать вопросы и ответы, которые будут удалены из окончательного варианта статьи.

Она поджала губы, явно не одобряя наш редакторский контроль.

— Приемлемо. Мой редактор хочет выпустить статью 9 января. Меня не будет в офисе до 4-го. Вы получите черновую статью 6 января — вас устраивает эта дата?

— Я бы предпочел получить ее до Нового Года, но пойму, если у вас есть другие обязательства, — сказал Сайлас.

— Я уезжаю к матери в Ирландию сегодня вечером. Если это вас устраивает, я могу приказать домовому эльфу доставить ее 31-го. Иначе, боюсь, что сова не долетит назад в Лондон.

— Ваш домовой эльф может доставить статью в мой кабинет.

— Работаете по праздникам? — спросила она, кокетливо захлопав ресницами.

Я закатил глаза, забавляясь этим спектаклем. Сайлас вел себя по-деловому, но улыбался чаще и весело сверкал глазами. Рита не умела настолько тонко играть на публику, но она была репортером, а не адвокатом. Интересно. Если они договорятся, для Риты это интервью может стать отличным пресс-релизом. Конечно, его советы могут быть не столь эффективными в ее сфере деятельности. Надо обдумать это.

— Всегда.

Рита одарила его легкой улыбкой и, наконец, взялась за перо. Повернувшись ко мне, она спросила:

— Начнем?

Я утвердительно кивнул.

— Что же, полагаю, мы должны начать с того места, где остановились в прошлый раз. — Она взглянула на пергамент, поморщилась от чего-то и прочитала первый вопрос. — Почему вы подкинули свое имя в Кубок огня?

Я тяжко вздохнул.

— Я не бросал свое имя в Кубок, и не просил никого из старших учеников сделать это за меня.

— Если не вы, то кто?

— Я не знаю. Профессора Моуди и Дамблдор верят, что этот кто-то пытается убить меня.

Рита подняла ухоженный палец.

— Могу я спросить, верите ли вы в это сами? Мои читатели захотят узнать лично ваше мнение.

Сайлас повернулся ко мне:

— Ты не обязан отвечать.

— Я отвечу.

Я закрыл глаза, раздумывая, как бы ответить поделикатнее. Если отвечу «Да», это будет означать, что я доверяю Дамблдору и Моуди, а если «Нет» — не доверяю, соответственно. После того, как он извинился на балу, Дамблдор больше не беспокоил меня по поводу Пророчества и тому подобной чепухи. Он чего-то выжидал, готовился к чему-то, одаривая меня взглядом своих водянисто-голубых глаз и фальшивыми улыбками, словно знал то, чего не знаю я. Ругательства в его адрес были далеко не теми словами, которыми я мог бы поделиться с Ритой Скитер на официальном интервью. А просто сказать, что я не доверяю Дамблдору больше, чем дяде Вернону, значит не сказать ничего. И это при том, что дядя Вернон с радостью продаст меня Волдеморту (или Дамблдору)... Я склонил голову на бок и подарил Рите слабую улыбку.

— Я не знаю. Убить меня не так-то просто, но я не могу не учитывать их мнение, потому что этот год не особо отличается от предыдущих трех лет в Хогвартсе.

Глаза Риты загорелись, и она подалась вперед.

— Нет никакой разницы? Неужели ты рисковал своей жизнью каждый год?

— Я бы не сказал «рисковал своей жизнью», скорее уж «подставлялся под удары».

— Расскажи, пожалуйста.

Сайлас прищурился, но я поднял руку, предвосхищая его возражения. Быть может, у меня больше не будет возможности рассказать свою историю без вмешательства Дамблдора.

— На первом году, учитель впустил в школу тролля. Тот вошел в женский туалет, где пряталась Гермиона Грейнджер. Рональд Уизли и я услышали ее крик. Никого из учителей не было поблизости, поэтому я отвлек тролля, а Рональд вырубил его, уронив дубину ему на голову. Затем, тот же учитель, профессор Квиррел, попытался украсть философский Камень, который профессор Дамблдор спрятал на третьем этаже за «полосой препятствий»; откровенно говоря, эти «препятствия» были несложными даже для трех первогодков — я, Гермиона и Рональд преодолели их без особого труда.

— Квиррел заполучил камень? Вот почему он внезапно исчез?

Я поморщился:

— Не совсем, — ответил я, поворачиваясь к Сайласу. — Если я расскажу, что произошло там, внизу, и она публикует это, меня могут арестовать?

Глаза Риты полезли на лоб. Она прикрыла рот ладонью.

— Мистер Поттер? Так вы говорите...

— Не отвечай, Гарри. Рита, я уверен, вы можете преподнести это так, чтобы Гарри не выглядел виноватым в том, что случилось с профессором Квиррелом.

— Конечно. Мистер Поттер, это совершенно конфиденциально, — сказала она и опустила перо. — Был ли жив еще Квиррел, когда вы видели его в последний раз?

— Нет.

— Значит, кто-то в Хогвартсе скрыл его смерть.

— Я не знаю, как это замяли. Большинство учеников знали, по крайней мере, после того происшествия некоторые подробности инцидента стали известны всем.

— И все же, никто не сообщил об этом Пророку, значит, кто-то наложил на всех учеников заклинание, запрещающее им рассказывать правду. Если это так, тогда почему вы можете говорить об этом?

Сайлас рассеянно потер подбородок:

— Скорее всего, сразу же после того инцидента вы попали в больничное крыло, так ведь?

Я кивнул.

— Мне придется выяснить это доподлинно, но полагаю, что заклинание наложили либо в Большом зале сразу на всех учеников, либо отдельно на каждый факультет. Тот, кто сделал это, действовал оперативно, раз никто из родителей не успел нажаловаться в Министерство после получения обличительного письма.

— Можно это как-нибудь проверить? — спросила Рита, почти подпрыгивая от волнения на своем месте.

— Я могу попросить некоторых из своих коллег привести своих детей во время каникул, чтобы специалист по снятию проклятий проверил это.

— Только убедитесь, что ваш специалист является хотя бы экспертом в данной области, желательно владеющим Легилименцией, — сказал я. Они оба повернулись и с любопытством посмотрели на меня, но я покачал головой. — Поверьте мне, вы не захотите знать, почему. Не сейчас.

Рита, очевидно, не хотела пропустить потенциальный сюжет для статьи, но сдержалась.

— Конечно, мистер Поттер. Но вы ведь не возражаете, если мы с Сайласом сами выясним это? Замять инцидент в Хогвартсе — это вполне интересная история.

— Ладно, только не упоминайте меня при этом.

— Конечно. — Она вновь взяла перо.

— На втором году, от взгляда василиска окаменели четверо студентов, Почти Безголовый Ник, и кошка Филча — миссис Норрис. — Я закатал правый рукав мантии, обнажив шрам на запястье от клыка василиска. Фоукс обезвредил яд и исцелил рану, но даже слезы феникса не смогли полностью вывести шрам.

— Вместе с Рональдом мы нашли его логово, но потолок обрушился, когда профессор Локхарт попытался обливиэйтить нас. Обвал разделил нас, и я пошел вперед. Фоукс, феникс Дамблдора, принес мне шляпу с мечом Гриффиндора внутри. Я убил василиска этим мечом. Моя подруга Гермиона Грейнджер была первой, кто понял, что в Хогвартсе завелся василиск. Ей было тогда всего тринадцать. Мне любопытно, почему тринадцатилетней магглорожденной, которая вряд ли встречала волшебных существ у себя в городе, удалось выяснить, что за существо нападает на студентов, раньше профессора Кеттлберна или профессора Дамблдора.

— Вычеркни последнее предложение, Рита, — потребовал Сайлас.

Она поморщилась:

— Ну...Хорошо. Могу я хотя бы изучить те материалы, которые преподаватели должны были знать?

— Да, — сказал я. — Но, пожалуйста ...

— ... не упоминать твое имя. Я поняла уже. Мы можем сфотографировать твой шрам? Я не опубликую фото без твоего письменного разрешения.

Я осторожно кивнул. После Тайной Комнаты никто не задокументировал мои травмы. Шрам не является доказательством, но это все же лучше, чем ничего. Фотограф попросил меня положить руку на стол запястьем вверх, настроил камеру и сделал несколько снимков. Когда он закончил, я закатал рукав обратно.

— Могу ли я спросить, что случилось на третьем году?

Я улыбнулся, вспоминая тетю Мардж, парящую под потолком.

— На самом деле, третий год начался весело. К нам в гости приехала сестра дяди — маггла. Она называла мою мать «тухлым яйцом» и сказала, что она, цитирую: «сбежала с транжирой-бездельником». Я потерял контроль над своей магией и надул ее как воздушный шарик. В итоге она оказалась под потолком. Я был в ужасе, как и любой другой ребенок, которому запретили использовать магию за пределами школы, поэтому схватил свои вещи и убежал из дома. Совершено случайно вызвал автобус Ночной Рыцарь, и меня отвезли в Косой Переулок.

— Случайно? Ты не знал, как вызвать Ночного Рыцаря?

— Нет, мэм. Я рос у магглов. Пока Хагрид не ввел меня в волшебный мир, я даже не знал, что все странные вещи, которые я совершал, были магией.

Они оба были в ужасе.

— Хранитель ключей? — сказали они одновременно.

Я колебался, размышляя, стоит ли вдаваться в такие подробности. Ну, пока что это плохо отражалось только на Дамблдоре и Дурслях...

— Мои родственники не хотели, чтобы я поступил в Хогвартс. Когда никто не ответил на письма, профессор Дамблдор послал Хагрида, чтобы он передал мне письмо лично и сопроводил в Косой Переулок.

— Разве не профессор МакГонагалл проводит магглорожденых студентов в волшебный мир? — спросила Рита у Сайласа.

Сайлас пожал плечами:

— В последнее время это делает она, я проверял.

— Как ты относишься к хранителю ключей, после этого? — спросила она.

Я вздохнул:

— Хагрид — один из моих самых дорогих друзей. На первом году, он написал всем волшебникам, которые знали моих родителей, и попросил их прислать фотографии моих родителей. Потом он вложил их в альбом и подарил мне его в конце года. Тогда я впервые увидел их на фотографии. Я не могу представить свою жизнь без него. — Я вспомнил счастливого гиппогрифа, когда мы его освободили. — Однако, все равно, он не самый подходящий человек для сопровождения маглорожденного волшебника в волшебный мир, потому что был исключен из Хогвартса и так и недоучился потом. Существует множество мелочей, о которых магглорожденные студенты даже не догадываются. Например, как попасть на Платформу 9 и 3/4. Если вы не привыкли иметь дело с магглорожденными, вряд ли вам придет в голову, что мы не знаем, как это сделать. Есть много различий в наших обычаях. Взять, к примеру, ваше перо. Вы ведь всегда пользовались перьями и пергаментом.

— Это так.

— А я пользовался тетрадью на спиралях — Рита бросила на меня вопросительный взгляд. — Она похожа на большой блокнот, но с тонкими, разлинованными страницами, скрепленными вместе спиралевидным куском проволоки. Я никогда не брал в руки перо. В моей маггловской школе пользуются карандашами и ручками, — это такие тонкие палочки длиной с вашу кисть, которые пишут чернилами. Хотя я использовал перья в течение последних трех лет, мне до сих пор трудно писать ими на пергаменте. Мне нужно вдвое больше времени, чтобы написать сочинение, чем ученику, выросшему в магическом мире.

Судя по их потрясенным лицам, они даже не догадывались, с какими проблемами сталкиваются магглорожденные.

— Думаю, мне было бы не так трудно в течение первых нескольких месяцев, если бы профессор МакГонагалл сопроводила меня в волшебный мир, а потом познакомила с Хагридом и другими учителями, но профессор Дамблдор послал именно Хагрида.

Рита отпила немного чая и сосредоточилась, прежде чем задать следующий вопрос.

— Возвращаясь к третьему году, — сказала она, обводя информацию о Хагриде и Дурслях и сделав небольшую пометку «первый год» на полях страницы. — Что произошло, когда вы вернулись к родственникам?

Я усмехнулся.

— Я и не вернулся тогда. Министр Фадж встретил меня в " Дырявом Котле". Он договорился с Дурслями, наложил на сестру Вернона Обливиэйт, и позволил мне остаться в Косом переулке до конца каникул. Министр был добр ко мне. Я не могу описать, насколько сильно он помог мне в то лето. Он был таким чутким, заботливым и заставил меня почувствовать... — Сайлас поджал губы, — это был наш условный знак, что я говорю лишнее.

— Раньше вы говорили, что этот год не отличается от других. Ваша жизнь снова была в опасности в течение учебного года? Сириус Блэк напал на вас?

— Не он, а дементоры. Они искали его, поэтому напали на меня тоже. Вообще, они нападали три раза. Первый раз был на Хогватс-Экспрессе. Ремус Люпин, наш профессор по ЗОТИ, который преподавал в прошлом году, вызвал Патронуса и прогнал его. Второй раз был на квиддичном матче. Когда дементоры напали, я увидел, как Волдеморт убил мою маму. Я хотел одновременно и забыть это ужасное воспоминание, и помнить его, потому что оно было единственным воспоминанием о моих родителях. Во всяком случае, я потерял сознание из-за дементоров и упал со своей метлы. Позже я узнал, что профессор Дамблдор призвал Патронуса, а профессор Флитвик замедлил мое падение, поэтому я не переломал все кости, упав с такой высоты. Третий раз был на берегу озера в конце прошлого года. Там я впервые смог создать материального защитника.

— В самом деле? — спросила она, подавая знак своему фотографу. — Ты можешь показать его мне?

Сайлас кивнул, и я поднял палочку.

— Экспекто патронум. — Сохатый загарцевал вокруг нас, и вспышка фотокамеры озарила комнату.

— Это впечатляющее достижение в магии, мистер Поттер. Если вы не возражаете, могу ли я поинтересоваться, какое воспоминание вы используете для его проявления? Воскрешаете в памяти один из своих смелых подвигов?

Я закусил нижнюю губу, обдумывая свой ответ. Правда спровоцирует несколько преждевременных вопросов, но я и так наговорил больше, чем нужно. Если я сейчас совру, что использую настоящие счастливые воспоминания, суд может решить, что у ребенка с достаточно счастливыми воспоминаниями для вызова Патронуса, очевидно, нет проблем с семьей. Использовать свое реальное положение в семье — последний аргумент, чтобы вырваться из-под опеки Дурслей и Дамблдора. Я ни за что не хотел упускать такой шанс.

— У меня нет достаточно счастливых воспоминаний для создания Патронуса. Я могу наколдовать его, потому что очень хочу этого, и у меня достаточно магии, хотя это сложновато.

Рита начала мять в руках пергамент, видимо, не зная, что сказать. Повисла неловкая тишина. Она откашлялась.

— Первое задание показало, что вы были в состоянии конкурировать с учениками, старше и опытнее себя. Что вы почувствовали, когда директор дал вам более низкий балл, по сравнению с другими?

— Я был в бешенстве. Я достал яйцо в кратчайшие сроки, при этом не получив травмы сам и не нанеся ее драконице с кладкой яиц, а это никому из чемпионов не удалось. Однако после разговора с профессором Дамблдором, я понял, почему он дал мне такой низкий балл. Они должны были судить нас по мастерству в магии, а я использовал только одно, да и то самое простое заклинание. Но мне не понравилось, что я оказался на последнем месте. Все выглядело так, словно директор не одобрил мое стремление к самосохранению.

Сайлас усмехнулся. Рита слегка расслабилась.

— Да, это была интересная стратегия.

Я виновато улыбнулся ей.

— Первоначально я планировал спрятаться за судьями. Они сами выбрали дракониц-наседок в качестве первого задания. Прятать фальшивое яйцо среди настоящих — грязный прием. И если за то, что мы потревожили ее гнездо, кем-то нужно пожертвовать, пусть лучше это будут они, а не я. Но этот план провалился, когда я увидел, что дракон стоит между мной и судьями. Тогда я решил, что за спинами драконологов прятаться более безопасно.

— А вы не подумали, что ваши действия могли расценить, как трусость? Может быть, это не по-Гриффиндорски?

Я пожал плечами:

— Я четверокурсник. А драконологи — взрослые, обученные обращаться с драконами специалисты. Я думал, что если они сами успокоят дракона, будет меньше риска нарваться на него самому.

— Ты волнуешься, что можешь умереть на этом турнире?

— Да, — честно ответил я. — Мне наплевать на победу. Моя единственная забота — остаться в живых.

Она дошла до конца заранее подготовленных вопросов, но теперь, видимо, хотела спросить о чем-то другом. — Я вижу, вы поменяли свои очки. Это знак чего-то нового? Или нам стоит ожидать и другие изменения в вашем имидже и образе жизни?

Я рассмеялся.

— Не совсем. Я просто понял, что пришла пора для перемен. Я устал от того, что все сравнивают меня с отцом. Некоторые даже называли меня Джеймсом. Мне приятно, что все помнят моего отца, но вот беда — я то его не помню. Тем не менее, люди, в том числе и мои учителя, ожидают, что я буду точно таким же, как он. Но я не он. Круглые очки усиливали наше сходство, отчего взрослые волшебники часто путали меня с моим отцом, так что я поменял свои очки. Моя подруга Гермиона помогла мне выбрать новую пару. Они мне идут, правда?

— Вы хорошо в них смотритесь. Теперь просто нужно что-то сделать с волосами, — сказала она и, потянувшись через стол, откинула непослушную прядь волос у меня со лба, которая прикрывала «знаменитый» шрам. — Может, немного отрастишь их.

— Может быть, — сказал я, желая, чтобы она, поскорее перестала вести себя как миссис Уизли.

— Итак, в каких отношениях вы находитесь с очаровательной мисс Грейнджер? Или они с экзотической мисс Патил соперничают за ваше внимание?

— Ничего подобного, — сказал я, удивляясь ее буйной фантазии. — Гермиона мне как старшая сестра. Я попросил ее помочь мне выбрать новые очки, потому что сам не очень разбираюсь в обновках. — Я усмехнулся. — Может, мне стоило разбить старые вдребезги, когда она сказала, что в них я выгляжу как черепаха. — Рита рассмеялась. — А с Парвати мы просто друзья. Мне только четырнадцать, и я, практически, самый младший в классе. Я ни с кем еще не собираюсь встречаться. Дайте мне еще несколько лет.

Рита записала мой ответ и отложила перо. Затем она протянула руку для пожатия.

— Было очень приятно работать с вами, мистер Поттер. Спасибо, что дали мне второй шанс.

— Не за что, мисс Скитер. Удачи вам на других интервью.

— Спасибо. Вам бы хотелось, чтобы я поделилась информацией с вашим адвокатом, если обнаружу какую-нибудь сенсацию в Хогвартсе, прежде чем она попадет в прессу?

Предложение поразило меня. Может быть, я произвел на нее лучшее впечатление, чем в прошлый раз.

— Было бы чудесно, спасибо вам. Счастливых праздников, миссис Скитер.

— С праздником вас тоже, мистер Поттер, и, пожалуйста, называйте меня мисс Скитер. Миссис Скитер — это моя мама.

На второй день нового семестра, рано утром, Моуди схватил меня за руку и утянул к себе в кабинет. Он швырнул свиток пергамента на свой письменный стол и ткнул в него пальцем.

— Объясни мне это, — прорычал он.

Изумленный, я пробежал глазами по пергаменту. Это был мой тест по противоядиям. У меня сжалось сердце. "Тролль". Я очень старался за последние несколько недель, а потом еще и сравнивал свой тест с Гермионой. Я знал, что сдал, по меньшей мере, на оценку "Выше ожидаемого". Трясущимися руками взял пергамент и развернул его.

В первой трети было несколько вычурных комментариев на полях, но без объяснений. Остальные две трети были в засохшей зеленой слизи. Я сжал кулаки, скомкав пергамент.

— Этот сукин сын.

— Я понимаю, ты уже сдал экзамен.

— Конечно, сдал, — сказал я, нервно прохаживаясь перед Моуди. — Я не хочу провалить зелья. В моем Трастовом фонде достаточно денег, и этого хватит на какое-то время, но не на всю жизнь. Мне нужно сдать зелья. Даже если я получу "Превосходно" на экзаменах СОВ и ТРИТОН по Зельям, работодатели по-прежнему просмотрят мои оценки и поведение в аудитории.

— Спокойно, Поттер, — сказал Моуди, скосив свой естественный глаз на вредноскопы, которые затряслись на своих полках.

Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться.

— Прошу прощения.

— Не извиняйся, ты не виноват, Поттер. Я думал, ты увиливаешь от нашего соглашения, а оказалось, что не виноват. Я должен был заподозрить первым Снейпа, а не тебя.

— Я не увиливаю.

— Приятно слышать, — сказал он и уселся за письменный стол, положив ногу на пуфик. — Что собираешься делать теперь?

— Следовать процедуре, — сказал я нерешительно. Когда я узнал, что в Хогвартсе есть процедура, для борьбы с такими профессорами, как Снейп, я был в восторге. Но реальность оказалась не такой радужной. Если после тринадцати лет "некомпетентного преподавания" (эвфемизм в волшебном мире, обозначающий жестокое обращение со студентами, находящимися под его опекой) Снейп еще не потерял работу, то шанс, что это случится сейчас только потому, что я присоединился к миллионам пострадавших от его самодурства, равен нулю.

— Какой?

Я вздохнул. Почему каждая наша беседа должна быть похожа на экзамен?

— Устав Хогвартса, ссылаясь на постановления, Законодательные Акты Визенгамота, и Законопроекты Палаты Лордов, определяет порядок действий для предотвращения таких случаев, — сказал я.

Моуди потребовал рассказать подробно. Когда я не смог ответить, он приказал мне изучить эту тему повнимательнее.

Два дня спустя мы вернулись к этому вопросу. Если бы я не смог ответить на тот же вопрос и во второй раз, — прецедент уже был однажды, — он задал бы этот вопрос во время дуэллинга. Неправильные ответы увеличивали количество сглазов и проклятий, которые он применял на мне, но, поскольку это технически мой третий экзамен на ту же тему, правильные ответы тоже не особо облегчат мне участь.

— В 1512 году Палата Лордов была завалена жалобами, касающимися Брэндона Дервента, профессора Чар ...

— ... Трансфигурации, — исправил меня Моуди. — Продолжай.

— ... Брэндона Дервента, профессора Трансфигурации, и приняла Законопроект, который установил процедуру для подачи жалобы. Шаг первый: встретиться с самим профессором или деканом и обсудить причину, почему я считаю, что моя оценка является некорректной. Шаг второй: подать письменную жалобу заместителю директора. Шаг третий: подать апелляцию директору. Когда директор отвергнет апелляцию, я подам официальную жалобу в отдел Магического Образования, — сказал я, уже представляя, сколько случаев дискриминации и откровенной травли я вынесу с подачи Северуса Снейпа.

— Почему ты думаешь, что ничего не получится?

Я недоуменно посмотрел на него.

— Шаг первый: Снейп скорее умрет, чем признает, что я заслужил оценку выше, чем "Удовлетворительно". Шаг второй: я могу по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз МакГонагалл вставала на сторону студента, а не преподавателя. В ее глазах, преподаватели всегда правы. По определению. Шаг третий, — я закатил глаза, — думаю, мы оба знаем, что ничем хорошим это не закончится.

Моуди побарабанил пальцами по столу.

— И как ты собираешься справиться со Снейпом?

— Так же, как и всегда. Мое отношение к нему не изменится.

— Я не это имел в виду, Поттер. Разговор со Снейпом пройдет по той же схеме, что и с Альбусом. Проанализируй его характер. Что ты знаешь о нем? Его жизненной философии и принципах? Как ты сможешь использовать эту информацию в своих интересах?

Меня озарило.

— Библиотека, — крикнул я через плечо, уже выбегая из комнаты. Моуди усмехнулся, следуя за мной по коридору.

__________________________________________________________

Спустя час, что я копался в библиотеке, три быстрые заметки Сайласу, — все отправленные с Добби за пять кнатов, — и четыре часа разыскивания некоторых из своих одноклассников, и убеждения их передать воспоминания и старые экзаменационные работы, я постучал в кабинет Снейпа.

— Войдите, — крикнул он.

Я толкнул дверь и проскользнул внутрь. Снейп сидел, склонившись над своей конторкой, и проверял тетради. У него было чернильное пятно на носу. Не глядя, Снейп махнул рукой на маленький столик.

— Положи все туда. Потом проверю.

Не зная, что делать, я остался стоять рядом с дверью.

— Холодно, — тихо прошипел незнакомый и странный голос.

Только через несколько секунд я сообразил, что говорили на парсельтанге. Я внимательно оглядел комнату, — глаза отмечали очень тщательно подписанные бутылки, книги, запасные котлы, и семь стопок эссе. Все было на своем месте. Немного похоже на ОКР (Обсессивно-компульсивное расстройство), и если бы это не было связано с магией, тетя Петуния пришла бы в восторг.

— Северус, нагрей мой камень, — прошипел голос справа от меня.

Я повернул голову. Великолепный пятнистый удав, самец, судя по узору на голове, свернулся в кресле возле камина. Террариум с открытой крышкой был встроен в ту же стену, что и камин. Я молча пересек комнату и подошел к змее.

— Привет, — сказал я, стараясь говорить негромко, чтобы не мешать Снейпу. Удав жил со Снейпом. Судя по размерам, Снейп, вероятно, получил его, когда он сам был примерно моего возраста. Таким образом, удав представлял собой новый источник информации.

— Как интересно. Почему Северус не привел тебя раньше ко мне?

— Потому что он меня ненавидит.

— Ах, ты, должно быть, Поттер, — мальчик, на которого он постоянно ругается.

— Виноват.

Он, должно быть, понимает английский, — редкое умение даже среди одомашненных змей.

— Как он нагревает твой камень?

— Заклинанием.

Я потер большой и средний пальцы правой руки друг об друга. Палочка выскочила из кобуры и удобно улеглась в руке.

— Продолжать? — Спросил я, просовывая свою палочку внутрь террариума.

— Да.

„До 35 градусов тепла по Цельсию” — подумал я, и, сосредоточившись на температуре, которую предпочитает Дифи, позволил своей магии доделать все остальное. Согревающие чары сработали как надо. Тепло от камня уже обжигало мне руку, когда я, вытащив палочку из террариума и засунул ее обратно в кобуру на правой руке.

— Спасибо, — сказал удав, скользнув обратно на свой камень. Ничего удивительного. Дифи тоже считает, что сухой жар вреден для чешуи.

— Как тебя зовут?

— Мой первый хозяин назвал меня Франклином. Другой Говорящий попытался приучить меня откликаться на другое имя, но, боюсь, я уже привык к имени Франклин.

— Другой Говорящий? — спросил я.

— Она нашла меня в парке, где мой предыдущий хозяин покинул меня. Она взяла меня домой и накормила. Ее семья не позволила содержать меня, поэтому она отдала меня Северусу.

Она? Когда Франклин сказал другой говорящий, я думал, что он имел в виду Волдеморта. Я заволновался. Может быть...

— Ты помнишь ее имя?

— Это было так давно, когда она в последний раз навестила меня. Она не была похожа на тебя. Она не желала разговаривать со мной здесь, в замке. Подожди, летом я навещу тебя снова — говорила она. Но даже тогда, она не разговаривала со мной в присутствии моего хозяина.

— Что вы хотели, Поттер? — резкий голос Снейпа прервал наш разговор, который уже перетекал в светскую беседу. Я вздохнул и вернулся к более насущным проблемам. Ну, начнем, пожалуй.

— Я наложил согревающие чары на камень Франклина, но эффект пройдет завтра вечером, — сказал я, усаживаясь на стул напротив него. Деревянные перекладины впились в мою спину.

Очевидно, он "любил" посетителей.

Он подозрительно посмотрел на меня, потом быстро накинул на террариум заклинание проверки температуры и успокоился.

— Неужели вам нечем больше заняться?

Я вытащил свой экзаменационный лист из кармана и положил на его стол.

— Объясните, пожалуйста, это, — сказал я настолько вежливо, насколько мог.

— Я не стану ничего объяснять. Вы получили именно то, чего заслуживаете.

— Вы дали мне оценку, которую, по вашему мнению, я заслуживаю, но я хочу ту, которую действительно заслужил. — Я развернул пергамент и указал на его комментарии. — Ни одного обоснованного замечания, вы просто поставили мне "T". Мне очень жаль, профессор, но я не понимаю вашей логики.

— Вы явно не закончили.

Мои глаза стали холодными как лед.

— Я, конечно же, закончил, — сказал я, придавая своему голосу шипящие нотки. Тетя Петуния была бы потрясена. Четыре года ходил к логопеду, — по ее мнению, племянник с заиканием был еще хуже, чем племянник-преступник в маггловскую школу, и все впустую.

Снейп побледнел. Я возликовал. Мой безумный трюк сработал! Согласно старым номерам Пророка и Сириусу, Снейп определенно был Пожирателем смерти. Дамблдор за него поручился, значит, Снейп был предателем. Я не льщу себе, что мой легкий акцент прозвучал точно так же, как у Риддла. В Тайной комнате, он использовал весьма заносчивое, правильное произношение. Однако, небольшое шипение все-таки повлияло на Снейпа, возможно вызвав «приятные» воспоминания о Волдеморте. Конечно, Волдеморт не тот человек, на которого бы я хотел походить, но за то Снейпа удалось напугать, а это дорого стоит.

— Профессор, когда я сдавал экзаменационный лист, единственное пятно на нем было от чернил. Когда вы вернули его, две трети текста были испорчены каким-то зельем. Вы проверяли его до или после того, как испортили?

— Что случится с вашим пергаментом после того, как я поставил оценку, — не моя забота.

— Тогда вы знаете, что случилось с ним.

— Ничего. Все было точно так же, когда я получил его.

Хитрый декан Слизерина совершил ошибку. Я оскалился.

— Так что же с ним все-таки случилось, профессор?

Снейп стиснул зубы, его пальцы медленно потянулись к палочке. Я потер пальцы друг об друга, достав палочку из кобуры.

— Так это был твой тест, молодой человек?- прошипел Франклин, выбираясь из террариума и подползая к нам.

— Да. Ты видел, что с ним случилось?

Снейп ошарашенно уставился на Франклина, когда он взобрался на стол и слегка толкнул флакон с зельем своим носом.

— Северус протестировал на нем это зелье.

На этикетке было написано "Кеннет Таулер, 5 курс Гриффиндора". Я побледнел. Таулер был Гриффиндорским эквивалентом Маркуса Флинта, он выглядел как тролль.

— Вы вылили огнеотталкивающее зелье мне на экзаменационный лист, — прошипел я сквозь стиснутые зубы.

— Я просто проверял работу студента.

— К счастью для меня, мой экзаменационный лист не сгорел. Если бы он все-таки сгорел, — а я уверен, что вы этого и добивались, — у меня не было бы оснований сомневаться в вашей оценке.

— Отвратительный змей.

— А теперь, профессор, скажите, вы испытывали зелье на моем экзаменационном листе до или после того, как поставили оценку?

— После.

— До, — прошипел Франклин, возвращаясь в свой террариум.

— Забавно. Франклин говорит, что до. Я больше склонен верить ему, чем вам.

— Это не моя забота, Поттер. Давайте. Идите и поплачьтесь к МакГонагалл. Ваш единственный свидетель — это змея.

Я полез в карман мантии и вытащил еще один лист пергамента, который немедленно развернул. Пергамент захрустел, приковав взгляд Снейпа к себе. Даже с его «заточенной специально под Гарри Поттера» усмешкой на лице, я смог углядеть любопытство, промелькнувшее в его глазах. Я ухмыльнулся.

— Слов Франклина для меня вполне достаточно, но я бы и не подумал пойти к МакГонагалл только на этом основании. Конечно, ваше собственное признание довольно красноречиво, но даже этого недостаточно. Нет, профессор, я просто пришел, чтобы обсудить несколько вопросов.

— Давайте, что там у вас? Поскорее покончим с этим.

— Министерство не утруждает себя сравниванием статистических данных, — сказал я, протягивая ему пергамент, — но я подумал, что это довольно интересное занятие. Угадайте, что я нашел, профессор. С тех пор, как вы начали преподавать в Хогвартсе, максимум 1 из 10 студентов сдают ТРИТОН по Зельям. Это ниже чем у вашего предшественника: у него сдавали 6 из 10. Это сокращает количество студентов, сдающих ТРИТОН по Зельям, на 80%. Правда, ваша проходная оценка по ТРИТОН — "П", а у вашего предшественника была "В". Тем не менее, на каждого вашего ученика приходится 4-8 его студентов, сдавших ТРИТОН. Это еще на 79% меньше. Значит, Хогвартс выпускает на 79% меньше учеников, годных для становления аврорами, целителями или зельеварами. Так как Хогвартс несет ответственность за 43% от общего числа выпускников, сдавших СОВА, и 50% за сдавших ТРИТОН, эти цифры отражают 37%-ое падение числа претендентов на поступление в больницу Святого Мунго и 52%-ое падение численности кандидатов в академию Авроров. Из-за вас целое поколение вынуждено идти на низкооплачиваемую работу, и наше общество скоро столкнется с весьма реальной потребностью продлить пенсионный возраст или с острой нехваткой специалистов для Св. Мунго и Министерства. Поздравляю, профессор, — язвительно протянул я, — вы в одиночку нанесли больше ущерба нашему обществу, чем Волдеморт мог мечтать.

Снейп побледнел.

— Я полагаю, в этом и состоит ваш план. Когда Волдеморт возродится, вы вернетесь к своему господину, уверенный, что он простит вам предательство, потому что, благодаря вам, осталось не так уж много Авроров, способных бороться с ним.

— Не моя вина, что вы слишком тупой для своего поколения.

— Не судите, да не судимы будите, профессор. Гораций Слагхорн и его предшественник имели почти одинаковую квалификацию. Итак, вот моя дилемма. Я мог бы сдать экзамен прямо у Дамблдора и попросить его, чтобы держал вас в узде. Беда в том, что это прокатит только один раз. Конечно, есть еще небольшая проблема с пророчеством.

Снейп резко выдохнул:

— Он сказал мне, что вы не верите в пророчество.

— Не верю. И фактически ничто не подтверждает, что Волдеморт тоже верит в него.

Его руки замерли.

— Что вы сказали?

Я спокойно повторил тот же аргумент, который говорил Дамблдору, немного приукрасив в нужных местах. Снейп играл желваками и гневно сжимал кулаки, но не нашел, чем возразить и не делал никаких язвительных замечаний. Я размышлял, почему его так взволновали бредни в стельку пьяной пророчицы в свое время, но не решился спросить его об этом напрямую.

— Кроме того, я пришел сюда, чтобы обсудить ваше будущее в Хогвартсе, — сказал я.

Снейп фыркнул.

— Вы бредите, Поттер. Дамблдор — директор Хогвартса, а не вы.

— Это так. — Я ухмыльнулся. — Однако Хогвартс аккредитован Министерством и Международной Коллегией Колдунов. Он также получает 40% своего финансирования от Министерства, которое также контролирует СОВ и ТРИТОН. Я изучил правила Международной Коллегии Колдунов. Как члену Международной Коллегии Колдунов, которая аккредитует школу, нынешнему директору Дамблдору запрещается участвовать в заседаниях Комитета по образованию, и в настоящее время члены коллегии не самые его горячие поклонники.

Я очень тщательно подготовился к публичному оспариванию аккредитации Хогвартса.

— Я подам жалобу на вас и профессора Биннса, который, как мы все знаем, должен скорее обитать в Туалете Миртл, чем преподавать. В вашем случае, я собрал воспоминания в омут памяти, старые тесты и проверенные эссе. Пока мы говорим, мой поверенный тесно общается с моим адвокатом. Они планируют доработать жалобы в течение следующей недели и направить их в соответствующие инстанции. Я также заранее договорился поделиться своими находками и жалобами с Ритой Скитер, которая сделает все возможное и невозможное, чтобы закопать и вас, и Дамблдора. Если вы не согласны на мои условия, я лишу вас работы и репутации, и в следующий раз, когда я встречу нашего общего знакомого, смогу развлечь его сказками о тех временах, когда вы спасли мне жизнь. Кто знает, быть может, я даже упомяну о долге жизни, который вы задолжали моему отцу, — сказал я.

— Смерти моей хочешь? — Он схватил свою палочку со стола и направил ее прямо на меня.

Я выгнул бровь.

— Вы, наконец, поняли это, профессор. Если вы хотите, чтобы я отозвал свою команду юристов и держал свой рот на замке, вам придется согласиться на мои условия, — сказал я, не обращая внимания на палочку, направленную на меня.

Перед тем как спуститься сюда, я побывал в гриффиндорской башне и объявил, что Снейп вызвал меня к себе. Около пятидесяти человек знают, где я был. Если Снейп проклянет меня, у меня будут доказательство его вины.

— Чего ты хочешь? — прошипел он.

— Для начала, справедливой оценки. Вы будете оценивать всех студентов по тем же принципам, что и слизеринцев. Вы прекратите свою постоянную травлю. Меня не волнует, что вы ненавидели моего отца, но согласитесь, что я не он. Я даже не помню его. Вы отыщете чувство справедливости, запрятанную где-то в глубине вашего черствого сердца, и признаете, что меня зовут Гарри, а не Джеймс. Исходя из того немногого, что я знаю о нем, я не похож на своего отца.

— Вы в точности такой же, как он. Расхаживаете с важным видом в школе, как и он. — Он плюнул, и плевок попал мне в лицо.

Я вытер его рукавом и с омерзением посмотрел на Снейпа:

— Если бы вы знали что-нибудь о моей жизни, так бы не говорили, но вы застряли в своих жалких фантазиях и детских обидах. Можете и дальше лелеять свою обиду и ненависть, но прекратите свою дискриминацию по отношению ко мне и моему факультету. Если бы это было не так, вы обращались бы с Малфоем, так же, как и с Гермионой, Невиллом или любым другим студентом. Отныне вы будете наказывать учеников за махинации с чужим зельем. Вы будете держать в узде свою неприязнь к гриффиндорцам, перестанете метаться по классу и рычать на учеников как зверь, и будете учить нас по-настоящему. Или, клянусь могилой своей матери, я использую славу, которую никогда не хотел, чтобы уничтожить вас.

Он открыл рот, чтобы заговорить, но я оборвал его, не дав начать.

— Завтра у нас будет ваш урок. Я узнаю ваш ответ по вашему поведению на нем. Спокойной ночи, профессор. — Я шагнул было к двери, но остановился и повернулся назад. — И последнее. До Хогвартса, я любил зелья и историю. Это были предметы, которых я ждал больше всего. Меньше, чем за три минуты вы и Биннс уничтожили эту любовь. Я понимаю Биннса. Он призрак, окончательно застрявший в прошлом, который даже не замечает, что его нынешние ученики уже не те, что он учил при жизни. Но вы... я потратил годы, думая, что сделал что-то не так, что я как-то обидел вас. Я оправдывал самодурство человека, который мстил мне вместо моего отца. Однако, это не отменяет того, что вы устроили мне допрос по своему предмету на первом курсе, когда я еще только-только узнал, что являюсь волшебником. И вопросы ваши совсем не соответствовали уровню первого курса.

— Вы просто очередной богатый и заносчивый Поттер, — прорычал он.

— Мою мать звали Лили Майя Эванс. Я наполовину она, — сказал я сквозь зубы. Он замер. Ярость и боль смешались на его лице с другим чувством, которому я не мог подобрать названия. Его пальцы сжались вокруг палочки. — Очень мудро, профессор.

Я положил экзаменационный лист на его рабочий стол и вышел из кабинета.

Еще есть время. Официально он еще не выставил оценки.

_________________________________________________________________

Следующий урок зелий стал судьбоносным. Снейп все так же скользил между котлами, ехидно скалясь при виде наших усилий, но держал свои комментарии при себе. Один раз он даже выхватил ингредиент из рук Невилла, а затем показал ему, как надо измельчать хвосты тритонов и руководил его действиями, пока все ингредиенты не были добавлены в котел и тщательным образом перемешаны в нужном направлении. Невилл дрожал все время как лист на ветру, но к концу урока у него на лице появилась первая робкая улыбка. Впервые Невилл Лонгботтом сварил сносное зелье.

Но это было не единственным новшеством. Когда Малфой попытался бросить иглы дикобраза в мой котел, Снейп остановил его, поразив руку жалящим проклятием. Затем он приступил к лекции на весь класс об опасности махинаций с зельем другого студента и назначил Малфою отработку с Филчем. Он, конечно, не сделал никаких замечаний лично Малфою, но я и не ожидал от него такого «подвига».

Самый большой шок мы испытали к концу урока, когда Снейп официально вернул наши экзаменационные работы по противоядиям. Он положил мой пергамент рядом с котлом и протянул Гермионе ее работу, тихо прошептав: "неплохо". Похвала от Снейпа? Мне захотелось выбежать на улицу и посмотреть, не упали ли небеса на землю.

Я развернул пергамент. Оценка "T" была вычеркнута, а вместо нее рядом написано "П". Широко раскрыв глаза, я потер ее пальцем, чтобы удостовериться, что это не иллюзия. Затем я бегло просмотрел свою работу. Она была чистой. Он очистил ее от зелья и восстановил текст в первозданном виде. Я потерял всего пять очков.

Улыбаясь, я свернул его, сунул в сумку, и упаковал свой котел. Гермиона подозрительно посмотрела на меня и уже раскрыла рот, чтобы спросить как я этого добился.

— Позже, — произнес я одними губами.

— Можете идти, студенты, — прорычал Снейп, скорчив злобную гримасу, как будто вежливость по отношению к нам причиняла ему физическую боль.

Я повесил сумку на плечо и выскользнул за дверь. Потом прошептал свою оценку Гермионе на ухо и свернул на потайную лестницу, прежде чем она успела сформулировать новый вопрос или потребовать более подробных объяснений. Насвистывая про себя незамысловатую мелодию, я поднялся по лестнице наверх и прошел через пыльный коридор, который вел прямо к кабинету Моуди.

Я шел, стараясь наступать на цепочки наших с Моуди следов, пока не дошел до глухой стены; затем постучал по ней в особом порядке: шесть раз по верхней части и двадцать четыре — по нижней. Каждый раз три длинных и три коротких стука. Как только появилась дверь, я вошел в кабинет Моуди.

Тот отложил свое перо и холодно посмотрел на меня.

— Ну?

Улыбаясь, я достал свой экзаменационный лист из сумки и протянул ему. Он развернул пергамент. Его брови удивленно приподнялись, когда он прочитал оценку и комментарии Снейпа.

— Гораздо лучше. Постарайся объяснить мне теперь, как тебе это удалось?

Я плюхнулся в кресло напротив него. Потом пакостно ухмыляясь, пересказал ему свою встречу со Снейпом и его змеей. Глаза Моуди полезли на лоб, когда я дошел до того места, где угрожал Снейпу. Когда я закончил, Моуди все еще пытался сохранить серьезный настрой, но его губы все время подрагивали. Потом он не выдержал и начал смеяться. Его раскатистый смех полностью заглушил звук кружащихся и свистящих приборов, которыми он окружил себя. Все еще дрожа от дикого хохота, он с трудом сфокусировал свой взгляд на мне.

— Если бы я не держал в руках доказательство твоих слов, никогда бы не поверил. Гарри Поттер шантажировал Северуса Снейпа, декана Слизерина.

— Шантажирую, — поправил я.

— В самом деле, это полностью меняет дело, — саркастично заметил он.

В первую субботу нового семестра, во время завтрака с Моуди, появился домовой эльф c посылкой и письмом, подписанным синими чернилами.

— Пожалуйста, распишитесь, — пискнул эльф.

Я повертел письмо в руках, пытаясь найти графу, где нужно расписаться. Но так и не нашел.

— Где..?

— Постучи палочкой по правому плечу эльфа, — сказал Моуди, закатывая нормальный глаз.

Откуда я мог знать? Я вырос у магглов. Без сомнений, Гринготтс отсылал всю мою корреспонденцию с домовым эльфом, потому что совиная почта была не столь надежна, но я еще никогда не подписывался на волшебном письме. До сих пор все было просто: эльф появлялся, вручал переписку и исчезал, не сказав ни слова.

Я постучал палочкой по металлической броши, закрепленной на правом плече эльфа. Моя магия впиталась в брошь, отчего та засветилась на секунду, подтверждая тем самым магическую подпись получателя. Удовлетворенный результатом, эльф опустил посылку на стол, протянул мне письмо, и исчез.

Я тупо пялился на запечатанный конверт в руках, изучая незнакомый почерк. От кого было оно? Интервью должно было быть опубликовано в понедельник, поэтому я не ожидал получить письмо от Риты так скоро. Незнакомый эльф не носил герба Гринготтса. Так от кого же оно?

— Не мешкай, Поттер. Либо прочти это письмо, либо сожги его к Мордреду, а то твоя яичница стынет, — сказал Моуди, изображая безразличие, но я смог уловить его мимолетные чувства. Ему было так же любопытно, откуда этот пакет, как и мне.

Наконец, решив, что, если бы оно содержало то, что нужно скрыть от Дамблдора, лучше открыть его здесь. И я сломал печать.

Гарри,

Две недели назад, по твоей просьбе и официальному прошению Феркада Нортона, королевского адвоката, мне удалось без лишнего шума получить разрешение суда на распечатку завещания твоих родителей: Последняя Воля и завещание Джеймса Чарльза Поттера, и Последняя Воля и завещание Лили Майи Эванс-Поттер. Завещание твоего отца в полном порядке: на нем до сих пор ощущаются следы его магической подписи. А вот в завещании твоей матери никаких следов ее магии нет.

Единственная магическая подпись принадлежит сотруднику, который ставил служебный штамп при внесении поправки в завещание. Выяснилось, что ее завещание никогда и не было заверено. Однако, по данным нашего архива, Лили подала его в Министерство 11 октября 1981 года.

Должностное лицо-сотрудник Министерства, ответственный за ее завещание, отправив его в соответствующий отдел, сразу после ее смерти вышел на пенсию и переехал на Бермудские острова. Он не ответил ни на письмо, посланное моей совой, ни на мой запрос по каминной сети, так что у меня нет объяснений, почему произошла эта досадная ошибка.

Я знаю, что подпись твоей матери очень важна для тебя, поэтому поручил своему помощнику поискать какие-нибудь другие документы, которые твоя мать, возможно, подавала в Министерство, и где, я надеюсь, остались следы ее магической подписи.

Вчера мой помощник принес мне файл, который я добавил к оригинальному завещанию.

Не могу выразить словами, как мне жаль сообщать тебе, что завещание твоей матери не было закончено из-за ее заявления в суд о расторжении брака. До сих пор я и не подозревал, что на момент их смерти у твоих родителей были проблемы с браком.

Возможно, ты не в курсе, что 2,7% из всех браков между волшебниками заканчиваются разводом. Большинство пар предпочитают раздел имущества по решению суда, вместо окончательного развода. Я не буду строить догадки, что побудило твою мать принять эту исключительную меру. Если ты хочешь знать больше, я предлагаю спросить об этом Альбуса или Минерву. Они оба знали твоих родителей гораздо лучше, чем я.

Оба документа датированы 8 октября 1981 года. Возможно, это объясняет путаницу. Наши записи показывают, что твой отец был уведомлен о ее жалобе 14 октября 1981 года.

И я, и мои сотрудники дали клятву, что не будем раскрывать эту информацию, ибо не хотим чтобы ты страдал еще больше. Кроме того, о мертвых плохо не говорят.

Хоть я и читал завещание и дополнение к нему, я не эксперт в таких вопросах и не специалист в имущественном праве. Опираясь на свой юридический опыт непрофессионала, могу сказать, что могут возникнуть некоторые потенциально серьезные проблемы с недвижимостью твоей матери. Я прилагаю копии (перевязаны красной лентой) всех документов, которые восстановили мои помощники. Я также настоятельно советую тебе выслать эти документы своему адвокату.

А теперь перейдем к хорошим новостям — Рита послала мне копию твоего интервью в начале этой недели. Я рад, что вы разрешили свои разногласия. Рита — милая леди.

Пожалуйста, сообщи мне, если тебе понадобится помощь еще в чем-то. Удачи на турнире.

С уважением,

Корнелиус Фадж,

Министр Магии,

Кавалер Ордена Мерлина Первой степени.

Я был выбит из колеи. Мои родители были счастливы вместе, верно? Все говорили мне, что они были идеальной парой. Они очень любили друг друга. Моя мама сияла на ее свадебных фотографиях. Она всегда выглядела такой счастливой. Три раза они сражались против Волдеморта вместе — только тогда, согласно Пророку, участвовала моя мама. Там была даже цитата из отчета Авроров: «они действуют очень гармонично, как две половинки одного целого». Что же случилось с ними потом?

— Поттер?

Я поднял голову, непролитые слезы покалывали в уголках глаз. Моуди терпеливо ждал объяснений, но я не знал, что сказать. Прошло несколько минут, прежде чем он протянул руку:

— Можно мне? — Спросил он, указывая на письмо.

Я молча кивнул, все еще пытаясь осмыслить эту информацию. Развод? Моя мама подала на развод. Нет, ни в коем случае тетя Петуния и дядя Вернон не могли знать об этом. Иначе они доставали бы меня этим до скончания веков. Вероятно, из простой сироты, я превратился бы в брошенного ребенка. «Даже твой отец не хотел тебя», — сказали бы они.

Волшебники никогда не говорили мне об этом. Фадж сказал, что не знал об этом, но она подала на развод за три недели до своей смерти. По всей вероятности они сообщили об этом лишь близким друзьям. Ремусу я больше не доверяю. Петтигрю тоже мог бы знать, но по понятным причинам отпадает. Сириус наверное знал.

Определенно. Сириус и мой отец были очень близки, как братья. Почему он не сказал мне об этом?

Может, ему было стыдно? Неужели он думал, что это уже не важно, раз они умерли до развода? Интересно, они хоть пытались помириться перед смертью?

Моуди откашлялся:

— Извини, Гарри. Если тебе нужно время, чтобы прийти в себя, мы можем отменить уроки на сегодня. Ты уже изучаешь материал пятого курса. Лишний выходной день не повредит.

— Нет, я хочу учиться.

— Ладно. Ты хочешь, чтобы я сходил за Минервой или, может быть, за Гермионой?

Я гневно покачал головой. Нет, последнее, что мне нужно, это еще больше лжи или Гермиона, пытающаяся проанализировать все.

— Нет, сэр.

— Ты хочешь поговорить со мной об этом? Знаю, что я не лучший слушатель, но можешь считать это частью занятия по Окклюменции, если хочешь.

Я заколебался. Человек передо мной был Пожирателем смерти. Почему он заботится о моих чувствах? До сих пор он не использовал их против меня, но это вовсе не значит, что это не произойдет.

Тем не менее, он уделял больше внимания моему благополучию, как психологическому, так и физическому, чем кто-либо еще, в том числе и профессор Люпин, один из ближайших друзей отца.

Кроме того, я знал его настоящего, а не тот образ сумасшедшего Аврора, которого он выставлял всем на показ. Как только мы оставались одни, он сбрасывал маску аврора, включая шотландский акцент и странную дикцию.

Когда проблема, — как правило это касалось Дурслей, — становилась камнем преткновения в занятиях по Окклюменции, он терпеливо разговаривал со мной, чтобы я мог преодолеть ее. Да, иногда он был садистом, некоторые уроки были жестокими, но он всегда лечил меня после жестоких тренировок, и объяснял мои ошибки. Иногда, он даже хвалил меня.

Лже-Моуди заставлял меня есть сбалансированную пищу. Через несколько дней после его диеты, мне не хватало жареных яиц, бекона, и шоколадного торта. Не то, чтобы я не получал временами вкусности, но возможность выбора нездоровой пищи предоставлялась только после того, как закончу первую трапезу.

Он также внимательно следил за моими успехами на занятиях по другим предметам, и наказывал меня жестокими уроками по Уклонению от проклятий, когда я зарабатывал меньше, чем "В", даже по Истории. Иногда, когда я заработал "П" по Зельям или когда Флитвик хвастался моим великолепным эссе, он даже награждал меня шоколадной лягушкой.

Моуди всегда был снисходителен по отношению ко мне, но он изменился, с тех пор, как Дамблдор приказал ему учить меня.

Сначала он смотрел на меня так, словно я был лягушкой, пришпиленной к разделочной доске. Потом я стал головоломкой, которую он не мог понять. А сейчас я даже не знаю, кем он считает меня. Зачастую, он относился ко мне как к обычному ученику. Как к подростку, который вынужден воевать в одиночку, как бы я ни пытался доказать обратное.

Мне искренне нравился человек, которым он становился, когда мы оставались наедине. Образ «Грозного Глаза» был немного страшным, особенно когда он начинал разглагольствовать о постоянной бдительности. Тем не менее, я знал, когда придет время, он не отвернется от меня. Я понял это в тот день, когда догадался, что мой учитель самозванец. Какая-то часть меня жалела о том, что он пожиратель смерти, но тут уж ничего не поделаешь. Как ни странно, меня это больше не тревожило.

У меня никогда не было человека, который заменил бы мне родителей. Сириус сам засадил себя в Азкабан, а теперь он в бегах. Люпин никогда не искал встречи со мной до третьего курса, и с тех пор не писал мне. Тетя Петуния и дядя Вернон... Моуди сказал, что они не заслуживают называться семьей, и я полностью согласен с ним. Некоторое время Дамблдор казался хорошим кандидатом, но он не проявил никакого интереса ко мне, как к человеку. Он всегда был более заинтересован в наставлении на путь истинный «мальчика, который выжил» и поощрении его рисковать собственной шкурой.

Моуди был другим.

Но вскоре он предаст меня.

Черт, он, вероятно, оглушит и доставит меня Волдеморту, перевязанного ленточкой с голубой каемочкой на шее. Я не мог винить его слишком сильно, потому что первый раз в жизни кто-то из взрослых заботится и защищает меня. Конечно, когда возродится его хозяин, он предаст меня, но пока что он на моей стороне, и я довольствуюсь этим.

— Я думал, что они были счастливы, — сказал я. — Никто никогда не рассказывал мне ничего конкретного о них, кроме того, что они любили друг друга и заботились обо мне. Я не идиот. Я знаю, что они говорят мне то, что хочет услышать каждый сирота, но я видел их фотографии и верил, что это правда. Сейчас... Это не имеет смысла. Если мама хотела развестись с папой, почему они были вместе в Годриковой лощине, той ночью? А как же я? Любили ли они меня вообще?

— Остановись, Поттер. Родители не умирают за нежеланного ребенка.

— Извините. Я просто не понимаю. Сириус никогда ничего не говорил.

— Блэк?

Я кивнул.

— Я познакомился с ним в прошлом году. Петтигрю притворялся крысой Рональда. Сириус похитил Рональда, чтобы добраться до Петтигрю. Я, вместе с Гермионой, последовали за ним через туннель под Гремучей ивой.

Моуди склонил голову и сложил пальцы домиком.

— Это было невероятно глупо, Поттер.

— Я не знал, что это был Сириус. Я думал, что это обычная собака. Затем он перекинулся, и они с профессором Люпином приперли Петтигрю к стенке. Затем заявился Снейп, и началась неразбериха.

— Звучит правдоподобно. Что ты будешь делать, если окажешься в подобной ситуации вновь?

Я запнулся, ошарашенный внезапной переменой темы.

— Если рассуждать логически, я должен обратиться за помощью к учителю, но они никогда не верили мне. Они всегда отмахивались от меня, и мне приходилось действовать самому.

— Поттер, — сказал он спокойно, — существуют такие вещи, как каминная связь и летучий порох в каждой гостиной. Ты не сможешь войти или выйти из замка через камин, но ты, конечно, можешь использовать его, чтобы вызвать ДМП. В следующий раз, когда ты окажешься в подобной ситуации, притащи свою задницу в гостиную Гриффиндора, брось щепотку порошка в огонь, сунь голову в камин, и скажи "Министерство Магии, Департамент Магического Правопорядка". Расскажи кому-нибудь о том, что произошло, и пусть Аврорат сам справится с этим. Ты — четырнадцатилетний волшебник. У тебя нет могущества, вопреки тому, что делаешь успехи в магической дуэли. Ты еще не дорос даже до студента уровня ТРИТОН, и тем более, тебе не тягаться с Пожирателем смерти. А что, если бы ты со своими друзьями наткнулся на Сириуса Блэка, который действительно оказался бы виновным в смерти твоих родителей? Он бы убил тебя и твоих друзей или, если бы тебе сопутствовала удача, вам бы удалось вырубить Блэка и убежать. А если бы тебе не повезло и ты бы убил его, тогда, — его голос упал до шепота, — тебя бы обвинили в убийстве человека и засадили в Азкабан. Люди хотели бы, чтобы ты поступал как герой, но наша правовая система не предназначена для самосуда. Ты меня понимаешь?

— Да, сэр, — сказал я, ошеломленный его умозаключениями. Я представлял себе камеру в Азкабане несколько раз, особенно когда думал о Квирреле. Однако, я никогда не думал, что меня посадят из-за Сириуса.

— Так, что ты будешь делать в следующий раз, когда выяснишь, что кто-то пытается украсть ценную вещь?

— Свяжусь с ДМП, — сказал я мрачно.

— А если найдешь василиска в замке?

— Поговорю с ним? — пошутил я. Моуди нахмурился. — Прекрасно. Свяжусь с ДМП.

— Если беглый преступник похитит твоего лучшего друга?

— Свяжусь с ДМП.

— Вижу, ты запомнил мои слова. Меня не волнует, кто и что скажет тебе. Пока ты несовершеннолетний, твоя единственная обязанность — учиться и хорошо сдать экзамены. Даже если ты окажешься настолько глуп, что добровольно станешь Аврором, у тебя нет и не будет никаких обязательств перед Министерством Магии или перед Альбусом Дамблдором из-за того, что они своевременно платят свои налоги. Ты же не настолько глуп, не так ли, Поттер?

— Нет, сэр.

— Хорошо. Теперь, когда ты перестал жалеть себя, не хочешь поговорить о чем-нибудь другом?

Я озадаченно моргнул. Я так заслушался лекций Моуди, что совершенно забыл про своих родителей.

— Да, сэр.

— Что ты почувствовал, когда узнал о разводе родителей?

Я опустился на стул.

— Неверие. Я уже знал, что мой отец не был таким идеальным, каким все описывают его. Я просмотрел журнал нарушений в библиотеке. Он и Сириус побили все рекорды, а проделки Сириуса описывают такими ужасными, что близнецы Уизли и рядом не стояли.

— А они и были такими.

Я запомнил эти сведения. Может быть, если мы оба переживем этот год, я спрошу его, что он помнит о них. Поскольку он был моложе Мародеров, я сомневался, что он хорошо их знал, но, может, он будет более склонен поделиться воспоминаниями, чем Сириус.

— Записи нарушений и воспоминания Сириуса описывают их, как хулиганов и дебоширов. Моя мать была хорошей ученицей, и все описывают ее, как добрую и отзывчивую. Ну что же, я рад, что хоть один из моих родителей в жизни был таким же хорошим, как его расхваливают.

— Поттер, — он сделал паузу. — Гарри, решение твоей мамы развестись не значит, что она не любила или не хотела тебя. Она, очевидно, любила тебя очень сильно.

— Профессор, неужели вы всерьез полагаете, что любовь моей матери отразила смертельное проклятие.

— Я не знаю, — признался он. — Я знаю, что есть несколько старых и строго запрещенных ритуалов, которые требуют добровольную жертву. При надлежащих условиях, один из этих ритуалов может отразить смертельное проклятие. Я верю, что твоя мать любила тебя достаточно, чтобы провести такой ритуал и использовать себя в качестве добровольной жертвы.

Я медленно выдохнул.

— В самом деле?

— Эти ритуалы имеют очень много требований. Я зашел в тупик, гадая, откуда она узнала о такой древней магии, и тем более, выполнила все необходимые условия, но это единственное логическое объяснение.

— И все же, почему она подала на развод?

— Я не знаю. Почему бы тебе не прочитать заявление на развод и не выяснить это самому? — сказал он, вставая с кресла. Он похромал к книжной полке и выбрал потрепанный экземпляр книги Граф де Монте-Кристо. Маггловский роман — странный выбор для Пожирателя смерти. Я спросил его об этом позже. Он сказал, что в художественной литературе волшебников слишком много мусора и слишком мало воображения. Плюс, я предполагал, что он обожал историю легендарного графа, который вырвался из Замка Иф в мешке для трупов.

Прошло уже два дня, а я все еще не оправился от потрясения.

Моя мама подала на развод, потому что отец не мог сказать "нет" Дамблдору. Она напирала на неразумное поведение, утверждая, что мой отец был верен Дамблдору больше, чем семье, и эта его преданность вела семью прямо в ловушку. В письме она раскрывала подробности того, как именно состояние семьи было передано в дар Ордену Феникса для финансирования военных действий, а это была крупная сумма денег. Оказывается, мой отец подарил или одолжил Альбусу Дамблдору (она писала, что он подарил, но Моуди отметил, что это было заявление на расторжение брака, поэтому она могла слегка приукрасить факты) некоторые семейные реликвии, в том числе и плащ-невидимку, принадлежащий одному из братьев Певереллов, который передавался от главы рода к наследнику. Отец не имел никакого права их отдавать.

Плащ-невидимка заставил меня задуматься. Я всегда думал, что мой отец оставил его Дамблдору на сохранение, в смысле, Дамблдор взял плащ, после того, как мой отец умер, и хранил его до того, как вернуть мне. Однако, по словам моей мамы, мой отец отдал Дамблдору плащ через несколько месяцев после того, как я родился.* Как бы развернулись события той ночи, если бы у моего отца все еще был тот плащ? Если бы он был у моих родителей на тот момент, возможно, кто-то из них остался бы жив.

Что могло побудить отца отдать единственный шанс на спасение жены и ребенка; или хотя бы выиграть драгоценное время для того, чтобы они с мамой смогли сбежать; или спрятаться и напасть на Волдеморта исподтишка?

— Гарри?

Я вздрогнул. Мой локоть задел кубок с тыквенным соком. Крам поймал его за секунду до того, как он опрокинулся мне на колени.

— Извини, — пробормотал я. — О чем шел разговор?

— Ты витаешь в облаках уже несколько дней, — сказала Гермиона. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне, что тебя тревожит.

— Я не могу.

— Не можешь или не хочешь?

— Пожалуйста, не дави на меня.

Я положил еще один куриный сэндвич с салатом в свою тарелку и несколько долек яблока и винограда. Хотя я не всегда брал лишние порции, каждый раз, когда ел в Большом Зале, домовые эльфы, благослови их господь, всегда готовили на несколько порций больше, так, на всякий случай.

— Оставь его, — прошептал Крам на ухо Гермионе. Я задумчиво посмотрел на них. С Рождества они проводили все свое свободное время вместе. Теперь мы с Гермионой виделись на общей трапезе, на зельях, истории и гербологии вместе с Невиллом. Вот и все.

— Я хотел спросить тебя об этом до обнародования твоего интервью, но забыл, — сказал он. — У меня и директора Каркарова мисс Скитер тоже брала интервью в субботу, тогда она задала несколько вопросов моему директору о политике Дурмстранга. — Он замолчал и закусил щеку изнутри. — Такое впечатление, что она привыкла брать интервью у учеников без представителя школы.

Я сделал глоток сока.

— Ну, да, так и есть, — ответил я.

Крам нахмурился, и я подумал, что сказал что-то не так.

— Я нанял адвоката после того случая. Кроме того, во второй раз меня сопровождала профессор МакГонагалл, но, поскольку адвокат был уже со мной, она не присутствовала на интервью. — Он немного расслабился, но складка между бровей осталась.

— Присутствовал адвокат или нет, директор Каркаров никогда не позволил бы мне встретиться с прессой без представителя школы. Обычно он сам сопровождает меня, потому что несет ответственность за школу и ее учеников.

— В самом деле? — спросила Гермиона.

Он кивнул.

— Если половина того, что написано в статье, правда, то я удивлен, что ваши опекуны еще не перевели вас в другую школу. Тролль и три нападения дементоров?

Не желая обсуждать такую деликатную тему с человеком, которого едва знаю, я пожал плечами.

— Все было не так уж плохо.

С тех пор, как события с участием Василиска и философского камня показали полную некомпетентность Дамблдора в вопросах защиты учеников, Сайлас попросил Риту воздержаться от упоминания тех событий. Безусловно, ее статьи рисовали совсем не радужную картину школьной жизни учеников Хогвартса, и это при том, что худшие подробности замалчивались. Я сделал себе мысленную заметку послать ей цветы в знак благодарности.

Крам, облокотился об стол и снова нахмурился.

— Я не знаю, как в Хогвартсе разбираются в таких ситуациях, но когда меня приняли в Болгарскую сборную по квиддичу, мои товарищи по общежитию стали невыносимы: они продавали мои колдографии и информацию о моей личной жизни желтой прессе. Дошло до того, что моим родителям пришлось обратиться к директору школы, чтобы меня переселили в отдельную комнату. Учителя также начали сажать за решетку каждого студента, который вторгался в мою частную жизнь. — Он кивнул на братьев Криви.

— Эти двое получили бы месяц тюремного заключения за то, что провернули с помощью Скитер. Если бы их поймали при попытке сфотографировать тебя снова, их бы исключили из школы. Может быть, это потому, что в Дурмстранге учат некоторым из наиболее опасных заклинаний, которые под запретом в Великобритании, но у нас не такая жесткая цензура на «темную магию». — Откровение Крама заставило меня задуматься, как в другой школе отнеслись бы к постоянным насмешкам Малфоя или придиркам Финча-Флетчи на втором курсе? В Дурмстранге, по словам Крама, Малфой заработал бы, по меньшей мере, многочисленные отработки. Если ученик не соответствует стандартам поведения, принятым в школе, его исключают, вне зависимости от того, кем является его отец и какой пост он занимает. Учитывая их общее прошлое, Каркаров, вероятно, разделяет презрение моего наставника ко всем Малфоям. Драко Малфоя заставили бы соответствовать этим стандартам или выгнали бы к концу второго курса.

Гермиона нахмурилась.

— Но ведь все не так плохо, как кажется? Я имею в виду, ничего ведь страшного не случилось, с чем ты не смог бы справиться, верно?

Я уже открыл рот, чтобы ответить, но Крам опередил меня.

— Гермиона, — сказал он мягко, — я не говорю, что он не сможет справиться с таким психологическим давлением. Я говорю, что он вообще не должен был подвергаться ему.

— Я согласен, — сказал Невилл. Я удивленно посмотрел на него, потому что Невилл редко разговаривал во время еды. Тут же заробев от перекрестного взгляда, он нервно повертел вилку в руках. — Прости, Гарри. Я знаю, что я не тот человек, который имеет право обвинять кого-то из преподавателей, но это правда. МакГонагалл должна была остановить Колина несколько лет назад. — Он закусил губу и прошептал:

— Ты действительно ничего не знал о магии, до того, как получил приглашение в школу?

— Да, — ответил я, удивляясь, почему это его беспокоит. Помимо шумихи про мальчика-который-выжил, я был просто еще одним магглорожденным, как Дин и Гермиона. Ничего особенного.

Он подался вперед так, чтобы только Гермиона, Крам и я могли слышать, о чем он говорит:

— Я не знаю, что происходит, Гарри, но считал, что ты всегда знал о мире магии, потому что перед тем, как поступить в Хогвартс, в Ежедневном Пророке было напечатано несколько твоих колдографий. Они писали, что ты жил в безопасности и был счастлив. Я помню, что одно время они даже утверждали, будто ты уже до школы мог наколдовать простейший lumos.

— Без палочки? — Спросил я.

Он пожал плечами.

— Я могу и ошибаться, но все думали, что это правда.

Прежде чем я успел спросить, что еще тогда писали обо мне, сова пролетела над нашим столом и бросила конверт в мою тарелку. Зная, что почта редко доставляется после завтрака, я выхватил палочку и наложил распознавательные чары на конверт. Только после отрицательного отклика, я вскрыл его.

Буквы, написанные почерком Дамблдора, фиолетовыми чернилами, начали проявляться на бумаге. Со вздохом сожаления я распечатал его, надеясь, что это не очередное приглашение на встречу.

Гарри,

Когда я давал разрешение на твое повторное интервью с Ритой Скитер, я ошибочно полагал, что ты уже достаточно взрослый, чтобы придерживаться только фактов, связанных с турниром. Я был очень разочарован, когда сегодня утром прочитал статью, посвящённую твоему интервью, и обнаружил, что ты рассказал больше о времени, проведенном с Хагридом на Косой Аллее, чем о турнире.

Я не знал, что ты ненавидишь своих родственников-магглов и считаешь, что у тебя нет достаточно счастливых воспоминаний для Патронуса. Я признаю, что твои отношения с ними были напряженными, но это не повод, чтобы ненавидеть их и хотеть жить от них отдельно, рискуя жизнью. Может быть, ты не был достаточно счастлив и сыт, как мне бы этого хотелось, но они дали тебе кров и защиту от пожирателей, и все еще предоставляют его тебе каждое лето. Если враг выяснит, где они живут, их судьбе не позавидуешь, так же, как и твоей. Я прошу тебя, чтобы ты либо отозвал это заявление, либо предоставил редакции "Пророка" разумное объяснение своим нелепым заявлениям. Что-то вроде того, что ты все еще оплакиваешь смерть своих родителей, а в магловской школе тебя дразнили за то, что ты сирота и немного другой, поэтому ты не хотел возвращаться к своим родственникам в магловский мир. Они, все-таки, твоя единственная родня. Они вырастили тебя, и ты обязан им.

И еще, веришь ли ты или нет, но когда-то мне было столько же лет, сколько и тебе. Я понимаю, через что тебе приходится проходить. В такой период жизни, нормально чувствовать себя смущенным; легко выходить из себя; думать, что никто и никогда не поймет тебя; или, что все пытаются тебя использовать. Все это нормально. Я могу помочь тебе, если ты мне позволишь. Мое предложение все еще в силе.

Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь в чем-нибудь или просто захочешь поговорить, моя дверь всегда открыта для тебя.

Альбус Дамблдор

Ледяные мурашки поползли у меня по спине. Дамблдор узнал.

Я подавил желание обернуться и посмотреть на него. Вместо этого, я аккуратно сложил письмо и убрал его в сумку. В следующий раз, когда выдастся свободное время между занятиями и планированием своей жизни, я заплачу Добби, чтобы он отнес его мистеру Нортону. Дамблдор, конечно, не раскрыл особо компрометирующих его фактов, но ведь никогда не знаешь, что может пригодиться в будущем.

* * *

После последней пары, меня нашел Добби, который принес записку от мистера Нортона; он писал, что прочел завещания, и просил меня встретиться с ним в Хогсмиде, в пустой комнате без портретов. В ответ, я написал, что в 1:00 буду в «Трех Метлах», передал записку Добби вместе с тремя кнатами за доставку. Поклонившись, он исчез. Я проверил время. Два часа до обеда. Я уже закончил свою домашнюю работу за неделю, а больше делать было нечего. Потом порылся в сумке, пытаясь найти учебник по истории. И тут я наткнулся на потрепанный экземпляр книги "Властелин Колец", который Моуди подарил мне в прошлую пятницу. В пятницу, за день до того, как я узнал о разводе родителей; за день до того, как реальность разбила образ моей счастливой семьи. Может быть, мне стоит побездельничать в незапланированный выходной день — Моуди ведь сказал, что я сильно перенапрягся за эту учебную неделю.

Я трансфигурировал сломанный стол в подушку и лег на пол, чтобы почитать. Спустя две главы, кто-то постучал палочкой мне по плечу.

— Мистер Поттер. — Голос МакГонагалл выдернул меня из мира грез.

— Да, профессор? — Я загнул уголок страницы, чтобы не потерять место, где остановился. Поскольку большинство страниц были уже смяты, вряд ли Моуди заметит, если я добавлю еще парочку.

— Мне нужно поговорить с вами. Вы свободны сегодня вечером?

— Нет, мэм. Я обещал Гермионе встретиться с ней в библиотеке после обеда, но сейчас я свободен.

— А как же уроки профессора Моуди?

— Он дал мне выходной на сегодня.

— Пойдемте со мной, — сказала она, поворачиваясь на каблуках и направляясь в свой кабинет.

Я прихватил свои вещи и последовал за ней, гадая, что же ей от меня понадобилось. После бала она не вмешивалась в мои дела. Да и мой конфликт с Рональдом оставила без внимания. Она считала себя выше «детских разборок», не осуждая меня, но и не предлагая свою помощь. Мои оценки по ее предмету поднялись с "У" и "В" до "В" и "П". Если бы я не накосячил в первые два месяца осени прошлого семестра, мне бы удалось получить "П". Оглядываясь назад, я могу четко видеть негативное воздействие того конфликта на свои оценки.

Она велела мне последовать за ней в свой кабинет и хлопнула в ладоши, вызывая домового эльфа.

— Чай и печенье, — приказала она, усаживаясь за маленький столик, заваленный бумагами. МакГонагалл взмахнула палочкой. Собравшись вместе в аккуратную стопочку, они поплыли к буфетной стойке за кафедру и улеглись на ее поверхности.

— Присаживайтесь, пожалуйста, мистер Поттер, — сказала она, когда появился эльф с подносом и, поставив его на стол, исчез.

Я чувствовал себя немного не в своей тарелке, поскольку профессор МакГонагалл редко приглашала студентов на чай, и то не по пустякам. Наконец, справившись с волнением, я устроился на краешке кресла, напротив нее. Она налила чаю и пододвинула маленькую тарелку со сладостями ко мне. Я осторожно взял шоколадную конфету и надкусил ее.

— Я прочла статью о вашем интервью, опубликованную в Пророке, этим утром. Она меня озадачила.

Какая часть? Рита написала про первые три курса, описав их, как "сопряженные с такой опасностью, что ни один здравомыслящий опекун никогда не позволил бы своему подопечному вернуться в Хогвартс", с чем я полностью с ней согласен. Хагрид рассказал мне, что я волшебник, и сразу же взял меня на Косую Аллею (это было грубо и безответственно, — отметила она), или то, что у меня нет достаточно счастливых воспоминаний для Патронуса.

МакГонагалл отхлебнула чаю.

— Насколько правдива эта статья, написанная Скитер?

— Каждое слово — чистая правда, — ответил я, дуя на свой чай, чтобы остудить его.

— Значит, она не преувеличивала насчет вашего путешествия в Косой Переулок с Хагридом?

— Нет, мэм. Скорее уж она преуменьшила, и то только потому, что я не рассказал ей всю историю.

— Преуменьшила? — поразилась она, опустив чашку, задев при этом блюдце.

— Да, мэм.

МакГонагалл задумчиво смотрела на стену за моей спиной.

— Когда Хагрид вернулся с камнем, я спросила Альбуса о вашем путешествии. Я знала, что у вас были проблемы с получением приглашения в школу, но мне сказали, что Петуния, наконец-то, перестала противиться и попросила Хагрида сопровождать вас вместо себя, поскольку ей очень неуютно в Косом Переулке, и вспомнила, что ваша мама упоминала о нем.

Кто-то подсыпал что-то в ее тыквенный сок? МакГонагалл еще никогда так не вела себя. Она почти критикует Дамблдора.

— Я думаю, она упоминала о нем, — сказал я дипломатично.

— Я никогда не думала... — она замолчала, поджав губы. — Что сделано, то сделано, — сказала она, взмахнув палочкой. Ящик размером примерно с «Историю Хогвартса» слетел с полки и приземлился на стол. — Здесь буклет и руководство, которые мы обычно выдаем магглорожденным студентам. Они включают в себя комплект по чистописанию, брошюру про Министерство магии и различные волшебные учреждения, в том числе содержат информацию о Гринготтсе, с которым вы уже самостоятельно ознакомились.

— Комплект по чистописанию? — спросил я.

Она коротко кивнула.

— Вы думаете, что мисс Грейнджер прибыла в Хогвартс, уже зная, как правильно писать без клякс на гладком пергаменте?

Еще один нюанс, о котором я никогда не задумывался.

— Я полагал, что она прошла курс каллиграфии.

— Сомневаюсь, — сказала она, открывая ящик и вынимая оттуда перо, чернила, лист пергамента и две тонкие книги. — Поскольку вы перешли на использование пера, ваш почерк улучшился, но не достаточно для СОВ. Даже если вы продолжите использовать маггловские письменные принадлежности, вам все равно нужно знать, как правильно использовать перо, хотя бы ради того, чтобы просто попрактиковаться в чистописании перед СОВ. Когда вы учились прописи, ваш преподаватель ведь рассказывал, какие стили существуют?

— Нет, профессор, но мы практиковались в чистописании всего год. Потом школа приобрела компьютеры, и мы перешли к машинописи.

Она удивленно открыла рот, но быстро справилась с собой.

— Ну, это многое объясняет. Насколько я понимаю, ваша тетя поспособствовала этому.

— Ее это не волновало.

— Все в порядке. Мы начнем с самого начала. Большинство родителей-волшебников учат своих детей либо круглому почерку, либо курсиву. Но многое зависит от их возраста и региона, в котором они проживают. Например, — сказала она, призвав перо, пергамент и чернила со стола, — я училась круглому стилю, который магглы называют повседневным почерком Vera Foster. — Она быстро написала несколько фраз, и повернула пергамент, чтобы я мог рассмотреть его. — Я выросла в сельской местности Шотландии, где этому стилю все еще учили. Но, если взять волшебника или ведьму из моего класса, который родился и вырос в Лондоне или Бристоле, то они, вероятно, пишут курсивом. — Медленно выводя каждую черточку, она скопировала свое предложение, но уже другим почерком.

— А каким стилем пользовались мои родители?

— Лили пользовалась курсивом. Ваш отец, когда он соблаговолял написать что-нибудь разборчивое, использовал круглый почерк.

Я улыбнулся ее замечанию.

— А можно по почерку определить классовую принадлежность? Не хотелось бы выработать один, а потом узнать, что мой стиль письма ограничивает возможности трудоустройства.

— Хитрый вопрос, но нет. Это больше зависит от региона проживания и возраста человека. Например, кто-то возраста профессора Дамблдора, вероятно, не станет писать курсивом. Как некоторые студенты изучают несколько стилей каллиграфии в дополнение к стандартному, также нельзя утверждать, что все магглорожденные используют только курсив. Мисс Грейнджер, например, пишет очень элегантным округлым почерком, в отличие от мистера Финч-Флетчи. Есть даже некоторые различия в семьях.

Она призвала эссе из-за стола.

— Это то, что вы не увидите каждый день, — сказала она, указывая ногтем на первое предложение.

Я сразу обратил внимание на имя ученика — Драко Малфой. Почему она, показала мне именно его эссе?

— Видите, как он пишет свои "е" и "р"? Отец мистера Малфоя пользуется круглым почерком, а мать, как и большинство Блэков, пишет курсивом. Посмотрите, как он пишет свои эссе. Вы можете четко увидеть, что каждый родитель учил его на свой лад.

— Если бы мои родители были живы, я писал бы точно также?

МакГонагалл поджала губы.

— Наверное, нет, — сказала она после долгой паузы.- Джеймс был замечательным человеком, но я сомневаюсь, что он научил бы вас, как нужно писать. Летать на метле и подстраивать злые шутки, — на это он был горазд, а вот три R-s** он оставил бы на долю вашей матери.

— О-о, — сказал я, и внезапно мне стало интересно, чувствовала ли иногда моя мама, что у нее двое детей. Трое, если считать и Сириуса.

Взмахнув палочкой, она отлевитировала эссе обратно на свой стол.

— Кто показал вам, как надо точить перо?

— Рональд.

— А-а, — сказала она, — думаю, его родители подрезали перья начинающих для него. Я сомневаюсь, что он знает о существовании более чем одного способа подровнять перо. Стандартный способ очень сложный для новичка. Я удивлена, что не распознала вашу проблему, когда ваши первые эссе были покрыты кляксами.

Так начался мой первый урок по чистописанию гусиным пером. МакГонагалл терпеливо учила меня искусству чистописания. По ее словам, мой обычный стиль был ужасным курсивом, и она порекомендовала мне выработать свой собственный стиль, руководствуясь книгой «Руководство по чистописанию» Альфреда Фэйрбэнка, — маггловский учебник, входящий в предоставляемый комплект. Она заверила меня, что после небольшой практики я достаточно набью руку, чтобы не получить штрафные очки на СОВ.

Я покинул ее кабинет в значительно лучшем настроении, чем когда пришел; отнес свои вещи в общежитие, а посылку от Фаджа спрятал в своем сейфе. Я не читал волю и завещание родителей, пока что. Я решил отложить их до субботы, после занятий с Моуди. Что касается моего почерка, у меня не было времени, чтобы практиковаться сейчас, но его будет предостаточно летом. К следующей осени, я надеялся, что у меня будет разборчивый почерк, которым могла бы гордиться моя мать.

__________________________________________________________

* Письмо Лили Сириусу в " Гарри Поттер и Дары Смерти", Гл 10.

** три R-s — reading, ’riting (writing), and ’rithmetic (arithmetic) — чтение, письмо, арифметика

Я с отвращением захлопнул книгу "Техники выживания и Защитные Заклинания" и вернул ее на полку взмахом палочки. Решение загадки яйца оказалось легче, чем я рассчитывал. Несколько советов от Моуди по магическим языкам, парочка книг из библиотеки и раковина в ванной комнате разбили мои надежды выжить в этом смертельном турнире. Я не знал, чьей была «блестящая идея» с погружением в Черное Озеро в разгар зимы, но если когда-нибудь узнаю, то у меня найдется пара заковыристых проклятий для него. Если подумать, то найдутся более приятные способы самоубийства, чем зимний дайвинг на озере, кишащем опасными тварями. Впрочем, чего еще ожидать от полоумных волшебников, которые отправляют своих детей в пасть к дракону на первом же задании?

Магия потрескивала на кончиках моих пальцев. Я закрыл глаза и глубоко задышал, стараясь успокоить свою магию, прежде чем она вырвется из-под контроля, и мадам Пинс выгонит меня из библиотеки. Мое выживание имеет первостепенное значение. Мне нужно сосредоточиться на своих возможностях и найти способ выжить на этом задании, хотя, до сих пор, мне не приходилось сражаться под водой, а точнее на глубине девятьсот семнадцать футов.

Вариант А: просто нырнуть в Черное Озеро, в середине февраля, не умея плавать — я утону, однозначно и без вариантов.

Вариант B: использовать жабросли. Если верить книге Моуди, что я стащил с тумбочки Невилла, я смогу дышать под водой около часа, в зависимости от свежести ингредиента; но, все равно, утону, если не доплыву до поверхности воды до того, как эффект от жаброслей пройдет.

Вариант C: воспользоваться головным пузырем в сочетании с согревающими чарами — те же проблемы, что и у варианта В.

Короче, когда у меня закончится весь воздух, я буду обречен.

Остается вариант D: научиться плавать за три с половиной недели или раньше.

Вариант E: присоединиться к Миртл в ее туалете — тоже не выход, но ей будет приятна моя компания, если верить ей на слово.

К сожалению, в школьной библиотеке не было никаких книг на тему "как получить необходимые для выживания навыки от лучших специалистов по подготовке". Ни в лавке "Фолианты & Свитки", ни во "Флориш & Блоттс" не было книг, посвященных плаванию. Я подумывал уже обратиться к Гермионе, чтобы она попросила своих родителей прислать мне магловскую книгу по плаванию, но отказался от этой мысли. Гермиона будет задавать слишком много вопросов, а затем настаивать на разговоре с учителем, а тот либо, обвинит меня в попытке привлечь к себе внимание, либо отругает за невежество.

Я скастовал невербальный Тempus, и понял, что потратил тридцать минут, отведенных на сон, на поиски несуществующей книги. Вздохнув, сложил свои вещи и направился обратно в спальню, где провел бессонную ночь, обдумывая возможные решения проблемы.

В пятницу утром я был выжат как лимон и понятия не имел, что делать, стоя перед дверью кабинета Моуди. Дверь распахнулась. Не отрываясь от своей утренней газеты, Моуди (я все еще не мог думать о нем, как о Крауче) указал на ближайший стул. Я пересек комнату и налил себе чаю. Предварительно наложил проверочные чары на чашку и чай. Когда ничего вредного не обнаружилось, я поднес чашку к губам. Жалящее проклятие угодило мне прямо в руку, которой я держал чашку. Естественно, она разжалась от боли, а чашка упала на пол и разбилась вдребезги, заливая мои кроссовки обжигающим чаем.

— Ложка, — прорычал Грюм.

Поняв свою оплошность, я снова скастовал проверочные чары, только, на этот раз, — на ложку. Та засветилась зеленым светом, указывая на наличие яда. Вздохнув, я поднял ее с пола и понюхал. Лимон — необычный запах для яда. Мои плечи поникли. Почему я не могу хотя бы раз нормально позавтракать, без урока бдительности? В прошлом месяце он не проводил подобных проверок. Не имело смысла, поскольку он знал, что я знаю его истинную личину.

Моуди поднял голову и прищурил здоровый глаз.

— Это не похоже на тебя, Поттер. Что случилось? — Он починил мою чашку и достал чистую ложку, на которую я послушно наложил чары проверки.

Грустя по зря разлитому чаю, который Моуди испарил, прежде чем он успел запачкать собой ковер, я налил себе еще одну чашку чая и добавил сахара. Затем обнял чашку руками, борясь с желанием прижать колени к груди.

— Поттер, я чем-то тебя обидел?

Я пожал плечами. Кроме того, что он подкинул клочок бумажки с моим именем в этот злосчастный Кубок, нет.

— Тебя все еще мучают кошмары?

Я вздрогнул.

— Не совсем.

Он положил омлет на мою тарелку и выжидательно посмотрел на меня.

— Выкладывай, — сказал он бескомпромиссным тоном, таким же, как на практике по защите.

— Все дело в том яйце, — прошептал я.

Он резко вскинул голову.

— Ты же говорил, что уже разгадал эту загадку неделю назад.

— Я решил. Это не... — я колебался.

Если бы он хотел, чтобы я погиб на турнире, не рассказал бы мне о драконах. Смерть от лап дракона была бы быстрой и публичной; возможно, общественности было бы этого достаточно, чтобы дискредитировать Дамблдора. Значит, он заставил меня участвовать в турнире по какой-то другой причине, чем просто убить меня у всех на виду. Если я утону на втором туре, вероятно, это сорвет его планы. Если же планы Волдеморта включают в себя мою смерть до конца турнира, шансы на то, что я выживу, все равно, резко стремятся к нулю.

Я закусил нижнюю губу. Даже, когда во время уроков по Окклюменции, я показал ему свои худшие воспоминания детства, он не высмеял меня, не настучал Малфою, и не задавал неудобных вопросов о том, почему я не использовал магию, чтобы защитить себя. Я лично подозревал, что чье-то волшебное вмешательство предотвратило „случайную” самооборону, но не был в этом уверен. Однако это вовсе не означало, что такой вариант не возможен.

— Выкладывай, Поттер.

— Я не умею плавать, — просто сказал я, устав терзаться сомнениями.

Его брови поползли вверх и исчезли под шевелюрой.

— Ну, это действительно проблема. — Он собрал бумаги и отложил их в сторону. — Ешь, — сказал он, и щелкнул пальцами. Появился домовой эльф, одетый в чайное полотенце с гербом Хогвартса. — Принеси костюм для плавания Поттера.

Эльф поклонился в знак почтения и исчез, вернувшись через секунду с парой коричневых шорт и моей квиддичной майкой. Положив все это на стол, он исчез.

— Я не ослышался, вы сказали костюм для плавания, — спросил я, разглядывая самые обычные шорты с майкой, с поправкой на квиддичную эмблему, разумеется.

Губы Моуди скривились в усмешке.

— Считай, что тебе повезло, — мадам Малкин подхватила несколько идей у магглов. В противном случае, ты плавал бы в тунике.

Я вздрогнул. Одежда была и так не очень подходящей для февраля. Я боялся даже представить себе, как тону в средневековой тунике, да еще у всех на глазах. Моуди призвал ручку и блокнот, так как я закончил с омлетом и перешел к овсяной каше и фруктам.

— Ты когда-нибудь плавал раньше, Поттер?

Я закатил глаза.

— Нет, — ответил я со ртом, набитым овсянкой и черникой.

— Не забывай про манеры, — сказал он рассеянно. — Я знаю, что никто не учил тебя плавать. Я хотел сказать, ты когда-нибудь плавал по-собачьи или вообще умеешь держаться на плаву? Заходил в воду глубже, чем по колени?

— Дадли пытался утопить меня в пруду как-то раз.

— А что случилось после?

— Я не уверен. Я помню, как они с Пирсом толкнули меня в воду и пытались утопить. Потом я потерял сознание и очнулся уже в своем чулане. Как я там очутился, не знаю.

— Спонтанное волшебство, скорее всего. Ты уверен, что не держался на плаву?

Я покачал головой и съел еще овсянки.

— Ответь мне честно, сынок. Ты боишься глубоко заходить в воду?

Я передернулся. Да, черт побери, но я никогда не признавался в этом даже себе.

— Я стараюсь этого не допускать.

Он фыркнул, но никак не отреагировал на это заявление. Затем налил себе еще одну чашку чая, на мгновение, перестав изображать Моуди.

— Планы меняются, — сказал он, добавляя кубик сахара. — Вместо дуэли, я буду учить тебя плавать. Сомневаюсь, что у нас есть время, чтобы научить тебя сносно плавать, но, по крайней мере, ты не утонешь. Что ты придумал, чтобы выполнить это задание?

— Жабросли или воздушный пузырь, — ответил я. Но я все еще боюсь подхватить гипотермию.

— Жабросли вполне бы подошли, но тебя будет страшно рвать, когда эффект пройдет. Все равно, тебе нужно знать хотя бы основы плавания и следить за временем. Доза рассчитана примерно на час. Плюс-минус пять минут. Если не хочешь проверять, насколько хорошо плаваешь, советую вынырнуть на пять минут раньше этого срока.

— Будет ли Тempus работать под водой?

— Да, но я закажу тебе водонепроницаемые часы, просто ради безопасности. Я также заранее наложу на тебя следилку. Не спорь.

— Понятно, — сказал я, удивленный этим предложением. Если он не использует мою кровь, его чары ослабнут в течение дня, значит, единственной целью следилки является найти меня. До или после того, как я утону — спорный вопрос.

— Ты умеешь пользоваться заклинанием поиска? Покажи мне.

Я положил палочку на ладонь и протянул руку вперед.

— Указуй! — Приказал я. Она повернулась и указала на север.

— Хорошо. Под водой она работает чуть медленнее, но не существенно. — Он плавно взмахнул палочкой. Потрепанный желтый буклет под названием "Усовершенствованная Карта и Фотографии Местности", напечатанный в Государственной Канцелярии Его Величества, выпущенный в 1942 году, опустился на стол возле моей тарелки.

— Заметки на полях поясняют, как использовать карту совместно с заклинанием. Спроси у мадам Пинс про топографическую карту Черного Озера. Тогда ты сможешь выиграть немного времени. Внимательно изучи карту Хогвартса, чтобы на следующей неделе мы смогли попрактиковаться в использовании карты и заклинаний.

Я кивнул и сунул буклет в сумку. Моуди либо давал мне свои книги, либо сам брал их из библиотеки, по крайней мере, два раза в неделю, так что единственное, что было странным в этой брошюре — это её маггловское происхождение, но у него и так все полки были забиты маггловской литературой, в том числе книгами Шекспира и Диккенса.

Дальше мы завтракали в полной тишине, нарушаемой лишь стуком столовых приборов. Закончив трапезу, я положил стаканчик из-под йогурта на тарелку и выжидательно посмотрел на Моуди.

— Что теперь?

— Иди, переоденься. Будь я проклят, если мой единственный ученик так глупо погибнет.

Я хотел было возразить, что у него сотни студентов, но вовремя прикусил язык, а то еще проклянет меня за лишнюю болтовню. Я собрал свои вещи и направился в ванную, чтобы переодеться. Когда я вышел оттуда, был вознагражден самым невероятным зрелищем — Грозным Глазом Моуди в бордовом купальнике 1900 годов, с черно-белыми тюремными полосками на нем. Шрамы багровыми канатами покрывали его руки и ноги, словно кто-то долго бил его огненной плетью. Как можно выжить после таких ужасных ран и вполне сносно передвигаться?

Моуди постучал костяшками пальцев по своей деревянной ноге.

— Водоотталкивающие чары, — сказал он, заметив, как я разглядываю его ногу и купальник. Крепежные ленты толщиной с мое запястье выпирающие из-под ткани, тянулись к его поясу. Металлический обод на середине бедра четко подчеркивал границу между живой плотью и протезом. Он накинул мантию на плечи и кивнул головой на дверь.

— Проверь свое снаряжение и следуй за мной, — сказал он и двинулся вперед.

Я схватил свою мантию и побежал за ним.

После быстрого подъема на пятый этаж мы остановились перед статуей Бориса Бестолкового, и Моуди повернулся ко мне.

— Прежде чем мы начнем, я хочу, чтобы ты дал слово, что не придешь сюда без моего разрешения.

— Приду сюда? — спросил я.

Он усмехнулся.

— В ванную префектов.

— Прекрасно, — сказал я с неохотой, — я не приду сюда без вашего разрешения.

— Я прослежу за этим. Сосновая свежесть, — сказал он пароль. Я ухмыльнулся. Ну, конечно, маггловское чистящее средство для ванны — самое то для пароля в волшебной школе. — Убери эту самодовольную ухмылку с лица, Поттер, а то я еще передумаю. Уроки плавания не входят в мои служебные обязанности.

Статуя скользнула в сторону, открывая нашему взору сводчатый зал с витражными окнами, ванну размером с маленький бассейн и четыре шезлонга. После того, как мы вошли, Моуди направил палочку на статую, и что-то пробормотал себе под нос.

— Так. Теперь, ванная закрыта на техническое обслуживание. — Еще взмах и портреты замерли. Он скинул свою мантию и повесил ее на крючок.

— Давай, залезай, — сказал он, похромав к бассейну. От взмаха палочки краны открылись, и потекла теплая вода без пены. В желудке закрутился тугой узел, я отбросил свою мантию и на цыпочках подкрался к ступенькам, ведущим вглубь бассейна.

— Я не кусаюсь, — рявкнул Моуди. Смущенно опустив голову, я поплелся вперед. Стараясь не встречаться с ним взглядом, присел на краешке бассейна и опустил правую ногу в воду. Она была теплая, но не горячая, — идеальная температура для плавания. Я шагнул в воду. Она поднялась до середины голени.

Не обращая внимания на Моуди, я уставился на бассейн, разглядывая ступеньки под водой. Дадли сейчас далеко, в нескольких милях отсюда, в Англии, — сказал я себе. Его тут нет. Никто не собирается прыгать мне на голову и душить под водой, — продолжал я уговаривать себя, но мандраж так и не прошел.

Мои руки дрожали. Собравшись с духом, я спустился еще на пару ступенек. Вода поднялась до колен. Я стиснул зубы. Может быть, это была не такая уж хорошая идея. Моуди схватил меня за руку, прежде чем я успел позорно сбежать.

— Попробуй присесть на первую ступеньку, Поттер. Тебе не нужно заходить дальше. Просто сядь рядом со мной и привыкай к воде.

Нервничая еще сильнее, я опустился на корточки и, в конце концов, присел на ступеньку, облокотившись назад о бортик бассейна. Этот шаг дался мне не так легко, как я пытался показать Моуди.

— Поболтай ногами в воде. Закрой глаза и вдохни поглубже. Представь, что ты где-нибудь в очень приятном месте, далеко отсюда. Скажи мне, когда успокоишься.

— А что, если я не смогу?

— Тогда мы будем продолжать попытки, пока не сможешь. Может быть не сейчас и даже не завтра, но, в конце концов, ты преодолеешь свой страх. Тогда, и только тогда, мы перейдем к следующему шагу, — спокойно сказал он.

Я вздохнул и подчинился. Я понятия не имел, как долго пытался успокоиться, прежде чем удалось отодвинуть плохие воспоминания о Дадли, где он топил меня. Мой пульс постепенно замедлялся, по мере того, как я концентрировался на своем дыхании, но тело все еще оставалось напряженным, как будто я подспудно ожидал удара, в любую секунду.

— Портреты могут нас услышать? — спросил я, пытаясь унять дрожь в голосе.

— Нет. Следящие заклинания тоже отключены.

Сжав руки в кулаки, я заставил себя дышать спокойно. Это просто огромная, волшебная ванна. В ней не особенно глубоко. Может быть. Я надеюсь.

— Если парсельтанг — это язык змей, то кто придумал их письменность? У них ведь нет рук. — Я сменил тему, чтобы сосредоточиться на чем-нибудь другом.

Волна прошла по воде и достигла моих ног, когда Грюм оттолкнулся от ступенек и поплыл прочь, давая мне время, необходимое на раздумье. Он остановился на полпути до противоположного конца бассейна.

— Не нужно мыслить так узколобо, — сказал он. — Парсельтанг — это такой же язык, как английский или латынь. Да, он позволяет людям общаться со змеями, но это не мешает людям разговаривать на этом языке друг с другом. Разница только в том, что большинство людей не в состоянии говорить и понимать устную речь на парсельтанге.

Руки мои опустились на ступени, а плечи расслабились.

— Я умею читать по змеиным рунам, но, несмотря на твои попытки научить меня хотя бы нескольким словам, я не могу различать отдельные звуки, тем более, произносить их правильно. А если я умею читать руны, но не способен научиться правильно, произносить слова, то ....?

Я нервно скомкал подол своей рубашки.

— Руны не являются частью языка, — неуверенно ответил я.

— Не совсем. Руны являются, по определению, человеческим изобретением, вот почему ты не понимаешь их инстинктивно. Они были созданы змееустами, а не змеями.

— Существовала цивилизация змееустов? — спросил я, сползая на ступеньку ниже. Вода уже дошла до груди, но разговор отвлек меня от лишних мыслей и удержал от паники.

— В Индии есть развалины, и некоторые археологи утверждают, что такая цивилизация когда-то существовала, основываясь на тамошних раскопках.

— Они волшебные?

— Насколько мне известно, да.

Мои ноги коснулись дна бассейна. Глубоко вздохнув, я встал на нем во весь рост. Это оказалось не так уж страшно, — просто погрузиться в воду. Не было никаких гриндилоу, акул или гигантских кальмаров. Я даже мог видеть дно. Моуди был почти на другом конце бассейна. Он не мог дотянуться до меня. Я был в безопасности, если не обращать внимания на промокшую одежду. Да, это оказалось не так уж трудно. Я могу справиться с этим.

Моуди смотрел на меня с легкой улыбкой.

— Лучше? — спросил он.

— Да, сэр.

Он подплыл ко мне, остановившись в нескольких футах.

— Первый шаг сделан. Через двадцать футов вода достанет тебе до подбородка. Затем ты полностью уйдешь под воду. Не всплывай, пока не почувствуешь нехватку воздуха. Я обещаю, что не дам тебе утонуть.

— Почему? — тревога в моем голосе напомнила нам обоим, что я знал, что он был не тем, кем хотел казаться.

Он тихо рассмеялся.

— Для начала, я ценю свою жизнь достаточно, чтобы не позволить тебе утонуть у меня на глазах. Ты в безопасности, Гарри. Ты контролируешь ситуацию, не я. Когда будешь готов, попытайся нырнуть под воду полностью.

Закусив губу, я оттолкнулся от бортика бассейна и поплыл вперед. Вода медленно поднималась вверх по моей груди. Паника охватывала меня все больше, но я безжалостно давил ее. Если я не хочу утонуть в Черном Озере, то должен преодолеть свой страх. У меня просто нет иного выбора.

— Что дальше? — спросил я, притворяясь храбрым Гриффиндорцем, каким и был для всех кроме Моуди и Дамблдора. По сравнению с сохранением своей личности от расщепления, это было легко.

— Когда будешь готов, сначала погрузи лишь лицо в воду. Не опускай голову целиком. Не забудь перед этим набрать побольше воздуха в легкие, чтобы не наглотаться воды. Затем используй воздух, что остался в легких, чтобы попытаться говорить. Когда воздух закончится, подними лицо и вдохни поглубже. — Он снова лег на воду и поплыл подальше, где дно было глубже, оставив меня в одиночестве.

Он слишком хорошо меня изучил, — подумал я, после того, как положил свои очки на бортик. Я никогда бы не отважился сделать это, если бы кто-то находился достаточно близко, чтобы схватить меня. Я сделал глубокий вдох, выдохнул через нос и опустил лицо в воду. Воздух у меня закончился быстрее, чем я успел сказать хоть одно слово, но я улыбался, довольный и таким результатом. Пока я владею ситуацией и цель достижима, надо только побольше тренироваться.

Моуди притворялся, что не обращает внимания на то, как я тренируюсь. С пятой попытки я освоился, оставив только немного воздуха, чтобы было, чем дышать через нос. Я открыл рот, но занервничал и быстро вытащил лицо из воды. Спустя еще шесть попыток, я произнес пару слов и засмеялся, когда мой голос исказился.

— Хорошо. Следующая попытка и следующий шаг будут завтра утром, — сказал он и поплыл к лестнице. Он вылез из бассейна. Окрыленный успехом, я быстро последовал за ним.

— Внимательно смотри, Поттер. Я покажу тебе это только один раз, — сказал он и указал палочкой на себя. Сделав полукруг по часовой стрелке и взмах направо, он произнес нараспев Siccus.

Я повторил движения его палочки и заклинание. Вода полностью исчезла с моей кожи.

— Siccus образован от латинского корня sicc, что означает "сухой". Если бы я использовал его с корнем «ar», как в «āreō», вместо этого, что бы у меня получилось?

Я поджал губы. Латинский глагол āreō имел значение высушенный, обожженный или сухой, где siccus означает сухой, трезвый или томимый жаждой. Разница была лишь в интерпретации слова "сухой".

— Боевое или бытовое заклинание? — спросил я, надевая свои очки.

Моуди бросил мне мою одежду.

— Заклинание для дуэли.

— Иссушающее проклятье, — ответил я, продевая голову через ворот. — Учитывая, что человеческое тело примерно на шестьдесят процентов состоит из воды, а вместе с мозгом — семьдесят процентов, если проклятие с корнем «ar» попадет в кого-нибудь, он сразу же умрет.

Он одобрительно кивнул.

— Поскольку сейчас дуэлянты не выкрикивает заклинания, за исключением редких кретинов, тебе остается определить их только по цвету. Так, какого цвета будет это проклятие?

Я закрыл глаза, вспоминая известные мне проклятия. Почему-то вспомнилось смертельное — Авада Кедавра. Зеленый — это цвет весны, рождения новой жизни. Смертельное проклятие зеленое, потому что оно отбирает жизнь.

— Светло-голубой, — ответил я.

— Точно, — он хлопнул меня по спине. — Я знал, что запоминание корневого слова проклятия было хорошей идеей. Действенный прием. Давай соберем твои вещи и выберемся отсюда. Не занимайся в это время завтра. Мы проверим твои парсельруны, поработаем над подготовкой ингредиентов и проверим твою память по таблице реакций. Будь готов обсудить Международный Статут Секретности за обедом.

Я поморщился и кивнул. Хотя я ненавидел тратить свои выходные дни на уроки с Моуди, но четко понимал, как жизненно они мне необходимы. МакГонагалл хотела, чтобы все ее ученики учились хорошо, но она была ответственна за всех гриффиндорцев, плюс она исполняла обязанности заместителя директора и проверяла домашние работы. Она не могла уделять внимание только мне, даже если бы захотела.

В отличие от нее, Моуди не приходится регулярно заниматься такой рутинной работой. Он делает это в удобное для себя время, а до тех пор, эссе лежат у него на столе. Потом он единственным взмахом палочки ставит галочку в своем классном журнале каждому, кто сдал эссе, и возвращает их обратно. Его система была специально разработана, чтобы отсеивать всех, кто не учится; однако эта система не поощряет зубрилок, которые прекрасно знают теорию, но не могут скастовать заклинания, что означает, что эссе Гермионы, даже если оно длиннее на два фута, чем требуется, получит такое же количество очков, что и эссе Крэбба. Практика в десять раз эффективнее многочасовой зубрежки теории, вот, почему он велел мне просто писать свое имя на листе пергамента и сдавать. Он не требовал от меня писать эссе по своему предмету, зато по другим предметам я обязан был получать только "П".

Большую часть времени, которую другие учителя проводят за проверкой домашних заданий и выставлением оценок, планируя уроки и собрания учеников из других факультетов, или просто отдыхают, Моуди проводит со мной. Впервые кого-то моя жизнь волнует больше, чем меня самого. Он вдохновляет меня на изучение всего и вся: насколько большим должен быть стандартный слизень или почему разные движения палочки приводят к разным результатам. Нет запретных тем, но если он велит мне изучить что-то конкретное, то мне лучше вызубрить ее всю, — от начала до конца. Я мысленно добавил, что нужно изучить Статут Секретности.

— Профессор, — сказал я, когда мы шли обратно в класс, — почему мы произносим некоторые заклинания на греческом языке, а другие на латыни?

— По двум причинам. Первое, это потому, что мы были покорены римлянами. Вторая — римляне ассимилируются с другими культурами и даже заимствуют слова из чужого языка. В то время как большая часть наших заклинаний латинского происхождения, некоторые из них, такие как episky, сохраняют свое греческое происхождение, но не оригинальное значение. Поэтому, в таких случаях значение корневого слова не так важно. Что означает «epi»?

— «На» или «за», — ответил я, когда мы вошли в его покои.

— Но ты не можешь постичь его смысл, определив корневое слово, не так ли?

— Нет, — сказал я, повесив свою сумку через плечо.

— Это потому, что слово мутировало почти до неузнаваемости. В таком случае, тебе необходимо прислушаться к его произношению, которое близко к episkevi, что по-гречески означает "удалить". В общем, чем старше язык оригинала, тем больше шансов, что мы забыли, как правильно произносить заклинание. А чем ближе ты к оригинальному произношению, тем лучше будут результаты заклинаний, но, только если ты знаешь значение слова. Большинство исключений — заклинания на магическом языке.

— Как тот, — разглядывая портреты сказал я, — который вы знаете?

— Русалочий или любой другой магический язык тоже. Теперь, беги на урок. Минерва сдерет с меня шкуру, если ты опоздаешь.

Неделю спустя, я впервые сумел свободно поплавать. Моуди сказал, что это что-то среднее между брассом и плаванием по-собачьи, но я держал голову над водой и проплыл на поверхности, не решаясь нырнуть глубже. Знаю, это не эффективно, и конечно я не могу держать палочку в руке во время плавания, но у меня хоть что-то начало получаться.

Вторым этапом шло обучение полупрофессиональному оверарму*, который я выбрал, только потому, что так моя голова все время оставалась над водой, а делая неторопливые, гребущие движения руками, я мог плавать до пятнадцати минут под водой без паники. Моуди поклялся, что никому не расскажет о том, как мне понадобилось успокаивающее зелье, чтобы научиться, спокойно плавать больше двух минут. После того, как я проделал это несколько раз, приноровился, но первые две попытки... пусть лучше меня поймают на воровстве ингредиентов у Снейпа, чем я пройду через это снова.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

*мое прим.: Оверарм (англ. overarm stroke) — усовершенствованный англичанами стиль плавания брассом, в середине XIX века это был народный способ плавания на боку (англ. sidestroke)

__________________________________________________________

* * *

Я всплыл на поверхность, таща Рональда Уизли на буксире, и догадываясь при этом, чьей "замечательной" идеей было это «купание». Я начал размышлять об этом после того, как Дамблдор бесцеремонно столкнул меня в озеро. Тот, кто охотно прыгает в озеро в Шотландии, в середине февраля, просто проклятый дебил. Любой, кто думает, что подвергать своих студентов гипотермии вполне приемлемо, полный безумец.

— Что? — сказал Рональд, мало что соображая.

— Заткнись и плыви, — процедил я сквозь зубы. Затем я снова нырнул под воду и поплыл к подмосткам так быстро, как только мог, с Рональдом, висящим у меня за спиной как свиная туша. Порция жаброслей, которую я заказал через совиную почту в аптеке Хогсмида, была рассчитана лишь на час. У меня осталось десять минут, чтобы доплыть до подмостков.

Аконит. Двести пятьдесят видов. Также известен, как клобук монаха или волчья отрава. Мысленно я начал вспоминать стандартный список ингредиентов для зелий.

К тому времени, как я добрался до корня одуванчика, подмостки появились в поле зрения. Я поплыл к лестнице, подергал веревку до тех пор, пока не убедился, что он сам схватился за лестницу руками и ему уже помогают подняться. Потом высунул голову на поверхность достаточно, чтобы меня узнали, и снова нырнул под воду, ожидая, пока эффект от жаброслей не пройдет. Следующие две минуты я прождал, наблюдая за секундной стрелкой своих часов, отсчитывая время, пока мои легкие не начнут гореть от нехватки воздуха. Я терпел, стараясь не дышать под водой. Жжение прошло, я вынырнул на поверхность, хватая ртом воздух, и тут же почувствовал, как в мои легкие резко хлынули потоки воздуха. Ледяная вода попала на кожу, промораживая до костей. Из всех людей только Снейп был рядом и вытащил меня из воды. Он набросил полотенце мне на голову, прежде чем Моуди скастовал на меня заклинание просушки и обернул уютное теплое одеяло вокруг моего трясущегося от холода тела. Я посмотрел на Дамблдора и других судей, которые стояли на краю трибуны и вглядывались в мутные глубины зимнего озера.

— Будет ли это ужасно, сэр, если я их слегка подтолкну?

Глаза Снейпа на минуту расширились.

Моуди покачал головой.

— Не надо, Поттер. Я бы не хотел, чтобы ты предстал перед Визенгамотом за покушение на судей.

— Тем не менее, — сказал я, сверля взглядом их спины. — Не я тот душевнобольной, который решил, что плавание на открытом воздухе в Шотландии, в середине долбанного февраля, совершенно безопасно для учеников.

Снейп кашлянул в кулак, прикрывая свою ухмылку. Моуди повел меня к мадам Помфри, которая ждала в маленькой палатке с одеялами потеплее и перцовым зельем. Поблагодарив ее, я принял снадобье и быстро проглотил его. Тепло моментально разлилось по всему телу.

Я посмотрел на Рональда, который уже перестал дрожать.

— Морозит, приятель, — шепнул он мне.

Еще сильнее закутавшись в одеяло, я кивнул.

— Маленькая девочка-вейла все еще там, внизу?

— Думаю, что да, — пробормотал я.

— Мы должны были спасти ее.

Я покачал головой.

— Каждый может спасти только одного, Рон, — тихо сказал я. Его имя застревало в горле. Может быть, учиться плавать, чтобы потом спасти Рональда-Предателя не так уж плохо. Может быть, мы с Роном снова можем стать друзьями.

— Нам надо вернуться, — объявил он. — Как ты это сделал?

— Что сделал?

— Задержал дыхание так надолго. Расскажи мне, как ты сделал это, чтобы мы смогли вернуться туда и забрать ее.

Я вздохнул.

— Нет. Это соревнование, Рон. Глупая игра, не больше. Неужели ты веришь, что они подмочат себе репутацию, позволив ребенку умереть на дне озера? Они не станут ничего предпринимать, чтобы помочь чемпионам, но я гарантирую тебе, они ни за что не дадут ей умереть.

— Она сестра Флер. Мы должны помочь ей. — Его лицо сравнялось цветом с волосами.

— Я сказал — нет! Я спас тебя, значит, уже воспользовался своим правом. Я не вернусь туда. — Мои руки снова затряслись, так же, как когда я впервые учился плавать. Мое тело напряглось. Я боялся, что начну задыхаться в любую секунду. Он не понимал. Я физически не могу войти обратно в воду. Чтобы добраться до деревни русалок и вернуться обратно к подмосткам без паники, пришлось повторить имена, даты, рецепты зелий, в общем, все, что я мог придумать, чтобы отвлечься от толщи воды, давившей на меня сверху. Жабры и плавники помогали, но не так сильно, как хотелось бы. Они помогали плавать, но не подавляли мою фобию перед водоемами.

Он схватил меня за руку и стащил с постели.

— Пойдем, — потребовал он.

Я вырвался из его хватки.

— Нет!

Рон...Нет, это был именно Рональд. Мой друг Рон никогда не обращался бы со мной так. Используя свой больший вес и рост, чем у меня, Рональд усилил хватку, чтобы подтащить меня поближе к озеру. Внезапно, дико закричав, он отпустил меня.

Осторожно взяв за руку, меня увели от кромки воды в палатку и поднесли чашу к губам.

— Выпей, — настояла мадам Помфри.

Покорно наклонив голову назад, я позволил ей вылить успокаивающую настойку себе в рот. Прошло несколько минут, прежде чем я пришел в себя. К тому времени она передала меня на попечение Моуди и МакГонагалл, а сама склонилась над кроватью Рональда вместе с профессором Снейпом, который глядел через ее плечо.

— Он в порядке?

— Обжег свои руки, — ответил Моуди. — Может, останутся небольшие шрамы, а так ничего серьезного. Поппи и Северус добрались до него довольно быстро.

Они отвели меня в сторону, когда мадам Помфри занималась Седриком и Чо, в то время как Снейп остался творить целительные заклинания над руками Рональда. Затем толпа начала вопить снова, потому что Гермиона и Крам, наконец-то, доплыли до подмостков. Я прикусил губу, не желая смотреть на Гермиону, которую оставил «в плену» у русалок и гриндилоу, ибо ясно понимал, что у Крама не было причин, чтобы спасать Рональда, в отличие от своей девушки, которую он, во что бы то ни стало, вытащит из воды. Мой взгляд упал на Флер, которая лежала на койке, частично находясь в отключке, и только сейчас приходя в себя после встречи с гриндилоу.

Я удивлялся сам себе. В начале учебного года, я бы предложил ей помощь, не задумываясь о последствиях, но не сейчас. Когда я увидел, что гриндилоу напали на нее, то отреагировал так же, как это сделал бы до прибытия в Хогвартс. Я благодарил богов, что они были заняты кем-то другим, и проскользнул мимо них, намереваясь преодолеть эту «помеху» до того, как эффект от жаброслей закончится, и весь Хогвартс станет свидетелем моих жалких попыток удержаться на плаву в холодной воде. В некотором смысле, мой разум собирал себя по кусочкам обратно, но я до сих пор просыпался от кошмаров. Ощущения от психического раздрая становились все хуже. Несмотря на все мои усилия, мой разум не восстановился до конца.

Заторможенный и погруженный в тяжкие размышления, я едва заметил, как Предводительница русалок поднялась из воды с белокурым ребенком на руках и передала ее мадам Максим. Дамблдор кратко переговорил с ней на русалочьем языке. Бэгмен отменил чары соноруса, а судьи начали совещаться, очевидно, обсуждая достоинства каждого чемпиона. Дамблдор выглядел так, словно съел особо кислый лимон. Мне не нужно было понимать русалочий, чтобы знать, что предводительница уже поведала ему и о том, как я проплыл мимо, когда атаковали Флер, и о том, как я неаккуратно нес Рональда, стукнув его головой об косяк русалочьей хижины.

МакГонагалл сжала мое плечо, когда Людо Бэгмен торжественно объявил, что они вынесли решение. Он наградил Флер двадцатью пятью очками, в сущности, только за то, что она продержалась в борьбе с гриндилоу достаточно долго для того, чтобы кто-нибудь успел спасти ее. Затем одарил меня сияющей улыбкой.

— Гарри Поттер, — сказал Бэгмен, — был единственным чемпионом, который вернул своего заложника в течение часа, потратив, всего пятьдесят пять минут. Несмотря на свою блестящую идею с использованием жаброслей и рекордное время, некоторые из нас, — он бросил на Дамблдора злобный взгляд, — считают, что он не проявил должной заботы о своем заложнике. Таким образом, мы награждаем мистера Поттера сорока восемью очками. Затем он присудил Седрику сорок семь очков, а Краму — сорок. Я моргнул. Первое место? Какого черта они задумали? Я не хочу быть на первом месте. Я должен быть на последнем. Весьма удобная позиция, учитывая причину, по которой Крауч, скорее всего, втравил меня во все это.

С каждым прошедшим днем я чувствовал, что моя душа трещит по швам, разрываясь между настоящим „Я” и фальшивой личностью. Мой разум боролся с ментальным паразитом, теряясь в океане шепчущих голосов, рассказывающих о моих родителях красивые, но лживые истории. Эти истории кардинально разнились с теми, что описывала в своем Завещании Лили Майя Эванс-Поттер.

Иногда я просыпался, уверенный, что лучше было бы прекратить бороться с этим проклятьем, и будь, что будет. В другой раз, я злился на себя за слабоволие.

«Лучше горькая правда, чем сладкая ложь — уверял я себя. — Надо потерпеть лишь несколько лет, и я избавлюсь от контроля Дамблдора. До тех пор, пока не остаюсь с ним наедине, я в безопасности».

Все изменилось, когда я проснулся от того, что моя щека лежала на окровавленной подушке. Подставив руку под нос, я сел и откинул голову назад, чтобы задержать кровотечение. Кровь, все-таки, просочилась сквозь пальцы и закапала на ковер Моуди. Зажав нос рукой, я встал и проковылял через гостиную в ванную, где умылся и приложил к нему вату, чтобы полностью остановить кровотечение. Затем вернулся в гостиную, и устало опустился в кресло.

Я смотрел на угли, тлеющие в камине. Моуди предложил мне перебраться в гостевую комнату неделю назад, заявив мне, что если я не хочу возвращаться в гостиную своего факультета, то, по крайней мере, могу избавить его от нужды искать себя по всему замку. Сначала я сомневался, не уверенный в том, что перебраться к наставнику будет хорошей идеей. Но потом согласился, когда понял, что не хочу возвращаться в гостиную своего факультета, полную гриффиндорцев, празднующих мою победу; кроме того, если Моуди придется искать меня на таком морозе, то он взыщет за это с меня сполна.

Я закрыл глаза и погрузился в свой разум.

Схватить. Разорвать. Убить. Я чувствовал себя василиском, ползающим по трубам в поисках врага, за исключением того, что этот враг был внутри моего сознания. Я прожигал своим агрессивным ядом все, чего касались клыки, — все бесформенные сгустки ложных воспоминаний и ментальных установок, только и ждущих, чтобы изменить мою настоящую личность.

Это был «Я» и не «Я» одновременно.

Мое сознание разрушалось и постепенно восстанавливалось заново, что заставляло меня задаваться вопросом, как много времени у меня осталось, до того, как я сломаюсь окончательно или сойду с ума.

Воображение нарисовало новую картину.

Теперь я видел игру Дамблдора, отраженную на мраморной шахматной доске.

Одинокая пешка неопределенного цвета стояла в центре доски, с Белой Королевой и ее ладьей в арьергарде. Пешка одолела другую пешку. Затем рыцаря. Каждый раз ее защищали либо ладья, либо королева, но они же все глубже вовлекали ее в борьбу за выживание.

Это была игра Дамблдора.

Контролировать пешку, то есть, меня, пока она не превратится в ферзя. Затем, завладеть ею.

Каким же я был глупцом.

Дамблдор знал о моих уроках по Окклюменции. Сначала он не понимал, почему я стал прилежно учиться, но после первого задания все для него прояснилось. Он практически признался в этом сам. Все это время я думал, что остаюсь на шаг впереди него.

Я ошибался.

Дамблдор закрывал глаза на мой маленький бунт, потому что знал, мой разум, в конечном счете, саморазрушится.

Благодаря Хагриду, Рональду и моей собственной глупости, мне было не у кого просить помощи, кроме как у него и его соратников. Он был уверен, что я приползу к нему обратно, умоляя о помощи, с извинениями и слезами на глазах, готовый сделать все, что он попросит, лишь бы остановил мою душевную боль.

Я задумался, было ли мое предположение верным?

Нет.

Дамблдор обсуждал пророчество со мной в присутствии Моуди-Самозванца. Он ежедневно оставлял свою пешку на попечение приспешника своего врага. Он никогда не расспрашивал меня о моих уроках, но в редких беседах со мной, иногда неопределенно ссылался на материал, который мы с Моуди изучили несколько месяцев назад, как будто не знал, что мы проходили его уже давно. Однажды, выявив связь между намерением и магией, я смог скастовать столько заклинаний за два месяца, сколько изучал обычно за год. У меня не отложилось в памяти, как именно я кастовал все эти заклинания, но я сделал это, и все тут.

В перерывах между своими обязанностями за пределами школы и наставлениями меня «на путь истинный», Дамблдор видел Моуди только на учительском собрании и за обедом. ЛжеМоуди знал о сражениях, в которых участвовал его оригинал против темных магов. Он говорил о них так, словно сам был там, и это действительно было так, с одной маленькой поправкой — он сражался на стороне противника. Он даже получал почту настоящего Моуди. Дамблдор принимал фальшивого Моуди за настоящего Аластора "Грозного Глаза" Моуди.

Он не знал истинную сущность своего «старого друга», но его знал я.

Ладья Дамблдора была черной.

А мне предстоит сделать нелегкий выбор.

Отказаться от своей истинной сущности, чтобы стать «национальным героем», Мальчиком-Который-Выжил, и великомучеником; или же сохранить свою личность и жить с всеобщим презрением волшебного мира, но без дальнейшего риска для жизни?

Важнее всего, поможет ли мне Барти Крауч младший, если я попрошу его об этом?

Может быть, но мне придется рассказать ему все. Он не приемлет полуправды.

Я наложил очищающие чары на ковер и подушку, а также смыл кровь с лица. Затем прихватил очки, одежду и свой сейф, который не оставлял без присмотра в последнее время, и свою палочку, разумеется, — куда же без нее. Я прошел через гостиную и осторожно постучал в дверь его спальни.

— Минутку, — сказал он хрипловатым баритоном, тщетно пытаясь подражать грубовато-хриплому голосу Моуди.

— Не спешите принимать Оборотное зелье, профессор, — тихо сказал я. По его словам, его апартаменты были под многослойными щитами и защищены от любого подслушивания, в том числе, и от домашних эльфов, но я бы не был столь уверен в этом.

— Почему нет? — осторожно спросил он.

— Потому что мне будет намного легче говорить с вами, если вы не будете похожи на приспешника Дамблдора.

Дверь приоткрылась, открывая моему взору вид на светловолосого мужчину около тридцати лет. Он направил палочку прямо мне в лицо, а я протянул ему свою, рукоятью вперед.

— Могу ли я войти, профессор Крауч? — спросил я.

Его палочка опустилась на пару дюймов, и он коротко кивнул, отобрав у меня палочку и сейф. Затем он указал мне на кресло в дальнем углу, а сам сел на кровать, пытаясь осмотреть мой сейф, одновременно следя за мной. Поднеся его поближе к уху, он принялся трясти сейф, пытаясь угадать, что находится внутри.

— Если вы разбудите Дифи, я скажу ей, чтобы она укусила вас, а не меня.

— Дифи? — спросил он.

— Обычная годовалая гадюка, — сказал я, показывая руками ее длину. — Саркастичная и немного вспыльчивая, особенно если потревожить ее сон.

— Надо же, у тебя домашнее животное змея, — сказал он недоверчиво.

— Я уверен, что она считает хозяином себя, а не меня. Я спас ее от одного из книзлов миссис Фигг, летом перед третьим курсом. Хедвиг сделала ошибку, угостив ее мышами. Теперь она отказывается уходить.

— Только ты на такое способен, Поттер. Откуда ты знаешь мое имя?

Я медленно поднялся и указал на сейф.

— Могу ли я вам показать? — спросил я.

— Зависит от того, что тебе потребуется для этого.

— Моя кровь, палочка и пароль.

— Я так не думаю, Поттер.

— Если вы порежете мне палец, окунете кончик палочки в мою кровь и дотронетесь им до замка, все, что мне нужно будет сделать, это сказать пароль. Мне все равно придется открыть его. Там есть то, что я собирался вам изначально показать.

— Ладно, — сказал он, подняв свою палочку, — но давай без глупостей.

Я кивнул в знак согласия. Барти резко чирикнул моей палочкой режущим проклятием по моему вытянутому пальцу.

— Странно, — пробормотал он. — Эта палочка, ощущается почти как...

— Они палочки-близнецы, — сказал я сразу же, как понял, чью палочку он имел в виду.

Его глаза расширились.

— Интересно, — сказал он, макая кончик палочки в мою кровь, и прижимая ее к замку.

Я прошипел пароль. Крышка откинулась вверх. Барти заглянул внутрь и поморщился, когда от тусклого света освещения сейфа по комнате поползли причудливые тени. Он еще раз взмахнул палочкой, и свет стал ярче. Затем плавно провел ею над моим пальцем, исцелив ранку. Далее он отложил в сторону мою волшебную палочку и взял свою.

— Неплохая палочка, — сказал он, — но эта подходит мне больше.

— Загляните в правый отсек.

Он насмешливо изогнул губы.

— Я поражен, Поттер. Я думал, что ты прячешь свои исследования под матрасом или, в лучшем случае, запираешь их в чемодане. Этот способ гораздо безопаснее, чем я от тебя ожидал.

— Во всем виноват Флориан Фортескью. Он настаивал, чтобы у меня было надежное место для хранения своего банковского ключа. Я отправился за покупками и купил это.

Мурлыча себе под нос какую-то мелодию, он достал мои книги, пакет писем от Фаджа, пачку корреспонденций из Гринготтса и Риты Скитер, две тетради: красную — о Дамблдоре и войне, и синюю — обо всем, что, как я думал, он сделал со мной, и Карту Мародеров. Барти повертел старый пергамент в руках, явно озадаченный тем, что я храню жалкий кусок пергамента в своем секретном сейфе.

— Коснитесь его своей палочкой и скажите "Торжественно клянусь, что замышляю только шалость" — сказал я.

Посмеиваясь над паролем, он сделал в точности, как я сказал. Карта ожила, отображая подробную карту Хогвартса. Он пробежался по ней глазами, останавливаясь на Северусе Снейпе, который естественно обнаружился в своей личной лаборатории.

— Откуда она у тебя?

— Это Карта Мародеров.

— Неужели ее создали совместно Петтигрю, Блэк, Люпин и твой отец? — спросил он удивленно.

— На самом деле, я склоняюсь к мысли, что идея ее создания принадлежала Сириусу Блэку, но зачаровал ее Ремус Люпин. Мой отец, Сириус и Петтигрю просто исследовали замок и наносили все на карту.

— Поразительно, — прошептал он, изучая свои апартаменты и кабинет, в котором находился Аластор Моуди, точно там, где у Барти стоял чемодан с семью отделениями.

— Не вздумайте ставить эксперименты над моей картой, — сказал я, когда заметил исследовательский интерес у него в глазах, присущий Равенкловцам.

— Всего несколько заклинаний.

— Нет. Если вы хотите точно знать, как она работает, я напишу Сириусу. Уверен, что он может выведать нужные чары у Люпина.

Барти заколебался, его пальцы подрагивали от нетерпения.

— Ладно. О чем ты так хотел поговорить, — он скастовал Тempus, — в три тридцать утра?

— Извините, Профессор. Я не смотрел на время. Мы можем поговорить об этом позже, если вам так угодно.

— Все хорошо, Поттер.

— В ту ночь, когда вы дали мне книгу по Окклюменции, мой разум, в очередной раз, был подвергнут ментальному воздействию.

Он фыркнул.

— Ясно, — сухо сказал Крауч.

— Это сделал Дамблдор. Сразу после того, как они объявили чемпионов. В это время я пытался медитировать в общей спальне, и неожиданно мне удалось погрузиться в свое сознание. Эта медитация позволила мне отделить собственные воспоминания от тех, что мне навязали. И тогда я понял, как изменилась моя личность под влиянием тех воспоминаний, что он (Дамблдор — прим. переводчика) постоянно добавлял в мою память. И настоящий я, и... — я замолчал, не зная, как правильно объяснить, что произошло.

— Великий Мерлин, — выдохнул он.

— Я записал все, что смог понять. Там есть все, — сказал я, указывая на тетради. — И то, что я заметил в себе, и то, что я прочел в библиотеке. Все, что мне удалось собрать. Я хочу, чтобы вы это прочли, а потом сказали мне, это игра моего воображения или моя личность действительно подвергалась воздействию легилимента?

Покатав палочку между пальцами, Барти испытующе посмотрел на меня.

— Ты понимаешь, Поттер, что я верен Темному Лорду, — сказал он, закатав левый рукав и показывая татуировку змеи с черепом на своей руке. — Метка не приживается, если ты не полностью уверен в клятве. Ты не можешь заставить кого-то под империусом нанести ее против его воли. Ты понял?

Я напряженно посмотрел на темную метку и кивнул.

— Да, сэр.

— А почему ты спрашиваешь меня? Почему не Грейнджер или Блэка?

— Потому что, несмотря на все, что я рассказал ей, Гермиона все еще верит, что Дамблдор, если не хороший человек, то и не полный мерзавец. Перед тем, как моя мать подала на развод, у моих родителей было зеркало воли. В список возможных опекунов они включили сначала друг друга, затем последовательно Сириуса, Петтигрю, Марлен Маккиннон, Дамблдора и МакГонагалл. Дамблдор был их исполнителем. После подачи на развод мама отказалась от него, как от исполнителя и изменила список предполагаемых опекунов. — Я закрыл глаза, заставляя себя продолжить. — Она убрала из списка всех прежних претендентов. Моего отца, Сириуса, Дамблдора — всех, но я не верю, что она рассказала кому-нибудь о своем новом завещании.

— Странно.

— Вы рассказывали мне об этом на одном из наших первых уроков. Когда дело доходит до опекунства или завещания, Министерство Магии следует маггловскому закону. Никто не знал, что случилось в ту ночь, кроме меня и Волдеморта. Он был развоплощен, а я был слишком мал, чтобы рассказать правду. Все, что поведал Дамблдор общественности, придумал он сам. И никто не посмел возразить ему. Дамблдор назначил себя моим опекуном, в соответствии с завещанием моего отца, а меня отдал сводной сестре моей матери, вернее, оставил на пороге ее дома как бутылку молока.

— Родной сестре, — поправил меня Барти.

— Сводной. Мама приложила схему генеалогического древа своей семьи к завещанию, но это не имеет никакого значения теперь. По закону, если один из родителей не предъявляет других претендентов, опекунство над несовершеннолетним ребенком переходит к лицам, назначенным вторым родителем ребенка. Завещание моего отца вступило в силу раньше, чем завещание моей матери.

Барти потер подбородок.

— Продолжай.

— Дамблдор всем говорил, что моя мать умерла позже отца, а значит, ее воля должна была стать приоритетной, так как после смерти отца опекунство перешло ей. Дамблдор мог претендовать на опекунство только если ее новая воля и новое завещание "потеряны". Наверное, он предполагал, что моя мать могла изменить свою волю и завещание после подачи на развод, поэтому солгал всем, что ее новое завещание исчезло, а потом сжег компрометирующие документы, чтобы беспрепятственно управлять мной.

Он присвистнул.

— Это практически теория заговора, Поттер. Теперь я начинаю верить, что ты «избранный». Однажды, ты станешь великим волшебником, но должны пройти годы учебы и упорного труда, прежде чем ты действительно станешь им. А пока что, ты просто политически ценная фигура, не более того. И то, только если пророчество является истинным. Но ты ведь сам сказал, что это не так.

— Я знаю, что упускаю что-то важное, но что именно, не знаю наверняка. Мой отец своим выбором хранителя тайны сделал Сириуса практически бесполезным для Дамблдора, поэтому тот решил посадить моего крестного, одного из своих верных приспешников, в Азкабан, без суда и следствия. Кроме того, если бы Сириуса судили за убийство тех магглов, он бы признался во всем под Веритасерумом, и это вторая причина, почему его так поспешно засадили в Азкабан.

Сбитый с толку ЛжеМоуди сморщил лоб. Видя его недоумение, я решил пояснить свою мысль.

— Дело в том, что Марлен Маккиннон умерла за несколько месяцев до моих родителей, — сказал я, — а Питер, на время ареста Сириуса, был якобы уже мертв. Если убрать Сириуса из игры, опека переходит к Дамблдору. Пока он незаконно держал Сириуса в тюрьме, мог спокойно контролировать всю мою жизнь. Но Сириус отказывается замечать это. Он по-прежнему поет дифирамбы Дамблдору. Я знаю, что они поддерживают связь. Я не могу спросить Сириуса о чем-нибудь важном, потому что на девяносто девять процентов уверен, что он все расскажет Дамблдору. Если я хотя бы наполовину прав, то меня, скорее всего, либо убьют, либо посадят за убийство Квиррела. Я не могу пойти на такой риск.

Он сцепил пальцы в замок, рассматривая меня сквозь прикрытые глаза.

— Ладно, Поттер, — сказал он, протягивая мне мою палочку. — Иди, одевайся и сделай нам чаю. А я пока прочитаю это. — Одним движением палочки призвав свежий пергамент и карандаш, он нацарапал записку на нем и протянул мне. — Позови своего друга-домовика, пусть он передаст это МакГонагалл.

Я бегло просмотрел записку.

Минерва,

У Поттера выдалась трудная ночь. У нас обоих были кошмары. Я освобождаю его от занятий на сегодня. Это прерогатива Наставника. Спросите Альбуса, если вы не знаете, о чем я говорю.

Скажите ученикам прочитать следующие две главы.

Аластор

— Прерогатива Наставника? — спросил я.

— Я похож на энциклопедию, Поттер?

— Нет, сэр.

— Тогда хватит задавать вопросы.

— Я передам ей, — сказал я, потом переоделся и покинул спальню. В гостиной, позвал Добби и передал ему записку Барти, велев доставить ее МакГонагалл. Тот поклонился и исчез.

К тому времени, как Барти вышел из спальни, я уже приготовил две дымящиеся кружки крепкого чая и достал копии его книг «История Хогвартса» и «Применение Магического Закона об Образовании», которые были не столь всеобъемлющими, как архивы библиотеки, а, следовательно, их было легче понять. Я молча поблагодарил Крауча за то, что он порекомендовал мне их после инцидента со Снейпом.

— Тебе нужно перечитать третью главу книги «История Хогвартса». Потом прочтешь страницы с 416 по 459 для конкретизации языка и примеров, — сказал он, усаживаясь напротив меня.

— А я думал, что вы не энциклопедия, — пошутил я на парсельтанге.

Жалящее проклятие попало мне в руку. Ругаясь себе под нос, я потер пострадавшее место.

— Следи за языком, Поттер. То, что я не понимаю тебя, не значит, что я не догадываюсь, что ты имел в виду.

Он отложил палочку в сторону и начал прихлебывать чай левой рукой, а правой царапал заметки на полях. После всех усилий, что я вложил в свои теории и заметки, хотелось вырвать перо у него из руки, чтобы использовал чистый лист, а не марал мои заметки, но я сдержался. Я хотел узнать его мнение. Писанина на полях была малой платой за это.

— Как ты нашел Тайную Комнату? — спросил он между глотками чая. — Сам догадался или Дамблдор подсказал?

Я поставил свою чашку на блюдце.

— Думаю, что, все-таки, сам, хотя Дамблдор подтолкнул меня на нужную мысль. Они собирались закрыть школу, отправить меня назад к Дурслям. — У меня не было акромантула, спрятанного в шкафу как у Хагрида, но мне пришлось пойти в туалет Миртл после исчезновения Джинни Уизли. Дамблдор навел меня на мысль, что Миртл была первой жертвой Тайной комнаты. Я не планировал сражаться с василиском. Думал, что спущусь туда, найду Джинни и вытащу ее, не встречая никакого сопротивления, но когда я попал в Тайную Комнату... — я замолчал, погружаясь в свои воспоминания. Том, поглощающий магию Джинни. Василиск, науськанный Риддлом на меня. Фоукс, отправленный Дамблдором мне на «помощь».

— Я видел эти воспоминания, ты сам мне их показал, помнишь?

Я наградил его улыбкой.

— Конечно, помню. — Он подтолкнул ко мне книгу «История Хогвартса». — Почему вы так заботитесь обо мне? — спросил я.

— Тому есть несколько причин. Мы поговорим об этом позже, а теперь, прекрати свой беспрерывный допрос и дай мне разобраться в твоей писанине.

Я вздохнул, но послушался. Барти махнул рукой, без палочки призвал три маггловские книги по психологии, свежую пачку пергамента и записную книжку, которую он использовал на наших уроках. Он принялся листать эти книги, периодически возвращаясь к моим записям и оставив меня самого искать ответы на свои вопросы.

Когда я в первый раз читал Устав Хогвартса, я пропустил несколько устаревших положений, которые в последний раз использовались в 1782 году, в том числе и раздел про отношения наставник-ученик. Оглядываясь назад, я понимаю, что зря проигнорировал эти положения.

В магической Великобритании устаревшее не значит не действующее. Когда Дамблдор приказал Моуди стать моим наставником, он выполнил первые два условия договора: дал согласие опекуна и директора. Когда Крауч назначил мне индивидуальные занятия, которые занимали больше половины всего моего учебного времени, и стал обучать меня, он выполнил третье условие: дал согласие наставника. Когда я спросил его про клевету и диффамацию, я невольно выполнил четвертое условие: доверился ему, признав своим наставником, тем самым заключив магический договор старше и могущественнее, чем договор с Кубком Огня. Идеальная комбинация, по мнению Дамблдора, потому что, даже если он потеряет личный контроль надо мной, я все еще буду под контролем одного из его людей.

К счастью (или нет, в зависимости от точки зрения), договор был заключен между мной и Краучем, а не между мной и Моуди, потому что настоящий Моуди никогда не получал такого предложения.

Контракт не позволит Краучу приказывать мне ввязаться в опасные для моей жизни переделки, более того, он обязан предостерегать меня от таких дел. А вот, если после этого я пренебрегу его предупреждением, он может отменить ученичество. Обучаясь у него в течение нескольких лет, я, возможно, стану эмоционально зависим от него, но в то же время в отношениях наставник/ученик, не может быть обмана и принуждения. Ибо это противоречит договору.

А это значит, что я, возможно, сделал себе одолжение, распознав в Моуди самозванца. Выходит, Крауч единственный человек, которого Дамблдор не сможет обмануть и заставить поверить, что Дурсли были хорошими людьми.

Поистине увлекательный раздел магии, который я был не прочь изучить позже.

— Я вижу, ты уже догадался, — сказал Барти, опуская перо. Он все еще был в своем натуральном облике, ибо здесь было достаточно безопасно. Он запер входную дверь, отключил камин и даже магический аналог автоответчика. Ни домашние эльфы, ни портреты, ни преподаватели и студенты не могли войти сюда без его разрешения. А самое главное... Дамблдор позволил ему навести высшие чары безопасности вокруг своего кабинета и личных покоев, которые не пропускали никого без магии самого Крауча или без его устного разрешения, потому что настоящий Грозный Глаз был жутким параноиком. Крауч не запирался постоянно, но завел привычку делать это всякий раз, когда спал; в выходные дни; и во время наших уроков. Впрочем, никто бы не посмел его осуждать, даже если бы он запирался на весь день.

— Да, сэр. Почему вы согласились на это? И …знает ли Он?

— Если ты имеешь в виду Темного Лорда, то да. Я не так изолирован, как ты думаешь, Поттер. У нас есть особые средства связи. Ты помнишь тот день, когда сорвался в кабинете Дамблдора? Тогда ты разбил вдребезги все его стеклянные побрякушки с помощью чар седьмого курса, причем произнес их на парсельтанге. Я до сих пор не спросил, откуда ты их узнал, — сказал он сам про себя. — Дамблдор посетил меня через десять минут после твоего ухода, и специально напомнил мне положения Устава. Я послал Темному Лорду свои воспоминания о той ночи, когда твое имя выпало из Кубка, о твоей встрече с Дамблдором, о твоей вспышке гнева от попытки манипулирования тобой, — его глаза блестели, — и о своей встрече с Дамблдором после этого. Мы оба пришли к выводу, что помогая тебе, сможем добиться намного большего, чем наоборот. Но я уверен и мой Лорд согласился со мной, что если ты попытаешься справиться с Дамблдором сам, последствия будут плачевными.

— Вы не могли отказать Дамблдору, когда он попросил обучать меня, потому что настоящий Моуди сделал бы то же самое. С другой стороны, чем больше времени я проводил с вами, тем выше была вероятность того, что я распознаю в вас самозванца и скажу об этом Дамблдору.

— Именно, — ответил он, довольный, что я все понял. — Договор препятствует нам нанести прямой вред друг другу.

— Ибо рассказав Дамблдору, я, скорее всего, добился бы вашей смерти, а контракт защищает тайну вашей личности, — продолжил я развивать свою мысль. Договор помешал бы Краучу лично убить меня или телепортировать к Волдеморту без палочки, но не защищал меня так же сильно, как его. Если он организует нашу встречу с Волдемортом, то будет чувствовать себя прекрасно, пока он уверен, что мне ничего не угрожает. — А как насчет Легилименции? Если Дамблдор пробьет мою защиту, и увидит... — я замолчал.

— Вот почему мы сосредоточились так интенсивно на Окклюменции, в первые два месяца.

— Но я все еще не могу ему помешать прочитать свои мысли.

— Ты можешь обнаружить его ментальную атаку. Я также убежден, что ты почувствуешь любые попытки изменить свои воспоминания или личность.

— Кстати, что ты предпримешь, если он надавит сильнее на твой разум, чем тогда, на празднике?

— Свяжусь с ДМП, отправлю Добби с письмом к Сайласу, и свяжусь с Ритой Скитер.

— Вообще-то, я все еще был не в восторге от Скитер, но своевременное оповещение прессы помешало бы Дамблдору скрыть свои преступления.

Он ухмыльнулся, гордый, как отец за сына.

— Видишь? Я никогда не упоминал о двух последних вариантах. Ты добавил их по своему усмотрению. Если Дамблдор атакует тебя Легилименцией, у тебя есть знания и ресурсы, чтобы заставить его поплатиться за это.

— Но он, все-таки, мой законный опекун. Он может утверждать, что был в своем праве.

— Если я не ошибаюсь, твоему адвокату есть, что ему противопоставить на основании завещания твоей матери.

— Я не знаю.

— Почему нет? — сказал он, продолжая свою работу. Он листал маггловские и магические книги, рисуя заметки на полях тетради, записывая свои собственные наблюдения на чистый лист пергамента.

— Это сложно. Я объясню после того, как вы закончите работу.

— Сложнее, чем это? — спросил он, показывая целую стопку пергаментов на столе.

— Я не уверен.

— Мне нужно еще несколько часов. Почему бы тебе не поработать над рунами?

— О'кей, — ответил я. В последнее время, парсельруны стали даваться мне легче, да и интересно стало. Я больше не ворчал, что мне трудно.

Прошло три часа, прежде чем Барти отложил перо и отодвинулся от стола.

— Передвинь свой стул сюда, — сказал он, указывая рядом с собой.

Я протащил его по ковру, оставляя глубокие борозды на нем, и опустил на указанное место. Барти приподнял стул, сгладил ковер взмахом палочки и снова опустил его на место. Я подошел и аккуратно присел.

— Так мне померещилось? — спросил я.

— Трудно сказать. Основываясь на том, что я лично наблюдал и переживал, не думаю, что ты выдумал все это, но если судить объективно, в это трудно поверить. Вся твоя теория основана на двух ключевых моментах. Если они не верны, то твоя теория тоже. Теперь, ответь на вопрос, каковы ее слабые стороны?

Он превратил это в очередной урок.

— Первое мое предположение: Дамблдор циничный эгоист, — ответил я. — Он озабочен только своей личной властью, что не импонирует ни моим интересам, ни интересам Магического мира.

— Твоя теория об Ордене Феникса действительно совпадает с фактами и с моими личными наблюдениями во время и после последней войны, но я могу судить предвзято.

Это еще мягко сказано. Законы, принятые Дамблдором и Краучем, в сочетании с полной безнаказанностью первого и фанатизмом второго, который вынес своему сыну обвинительный приговор на основе выдуманных доказательств, которые магглы не стали бы даже учитывать на суде, говорят сами за себя.

— Ведь как он поступил в пятидесятые и шестидесятые годы? Он подождал пять лет после победы над сторонниками Гриндевальда, чтобы победить его самого на «дуэли» и принять «заслуженные почести», а вот, когда дело дошло до принятия некоторых законопроектов, тут он никогда не опаздывал. Запрет на «темные» книги и артефакты. Политическая цензура на СМИ. „Придира” — последняя свободная газета в волшебном мире. Правовая дискриминация оборотней, вампиров, кентавров... В принципе, на дискриминацию любого народа, который не подконтролен ему и, возможно, когда-нибудь выступит против него. Заключение в тюрьму неугодных лиц по ложным обвинениям. Все его политические оппоненты либо в опале, либо погибли, либо исчезли.

— Верно. Большинство его противников того периода либо погибли на войне, либо находятся сейчас в Азкабане. Я почти уверен, что Темный Лорд и Нотт — единственные, кто остался в живых и на свободе.

— Нотт?

— Нотт младший, твой ровесник.

— Как вы думаете, мое предположение верно?

— Да. Ты заметил, когда он вторгается в твой разум?

— Дамблдор использует Легилименцию либо когда хочет изменить мою личность, либо когда хочет, чтобы я ввязался в очередную авантюру, где можно запросто погибнуть.

— Я не совсем правильно выразился, но смысл тот же. Пока Мастер-Легилимент не проверит твой разум, нельзя быть уверенным ни в чем.

— Но вы...

— Я просто волшебник, который владеет легилименцией, но не мастер ментальной магии, а твой разум прочитать труднее, чем у большинства волшебников. — Моя растерянность, должно быть, слишком четко отразилась на лице, раз он решил пояснить. — Когда я вхожу в твое сознание, могу просматривать твои воспоминания, иногда даже чувствовать твои эмоции, но я не могу понять твои мысли. Наши сознания кардинально отличаются, потому что ты думаешь на парсельтанге, а не английском. Я сомневаюсь, что ты когда-нибудь замечал это, потому что для тебя разница между парсельтангом и английским незначительна.

Я приподнял одну бровь.

— Но...

— Я спросил об этом Темного Лорда после нашего первого урока по Окклюменции. Он сказал, что каждый змееуст думает на родном языке, то есть, на языке змей. Лидс сказал то же самое. Для тебя первым родным языком является парсельтанг, а вторым — английский. Поэтому ты подсознательно думаешь на нем.

— Вот почему я этого не замечал, — сказал я ошеломленно. — Когда я разрушал фальшивые воспоминания, их было легко обнаружить: они были похожи на заплатки на настоящих воспоминаниях.

Я закрыл глаза, вспоминая свое первое упражнение в Окклюменции и странное чувство, которое я ощутил, когда просматривал свои воспоминания, позже названные мной «фальшивые воспоминания Дамблдора».

— Используйте на мне Legilimens, — сказал я взволнованно.

— Что?

— Просто сделайте это. Вы сами все поймете.

Со скептическим выражением на лице, Барти направил палочку на меня и пробормотал нужное заклинание. Я почувствовал, что Барти вторгается в мой разум и опустил свои ментальные щиты, если можно так называть мои слабые барьеры, показывая ему воспоминания о Хэллоуин, на первом курсе.

...Квиррел вбежал в Большой Зал и заорал что-то о Тролле. Началось столпотворение...

Барти осторожно коснулся заплатки и отступил.

Я быстро заморгал, вынырнув из воспоминания.

— Странно, — пробормотал он, качая головой. — Такое странное ощущение. Я мог видеть и слышать все вокруг себя, но твои мысли были совершенно непонятными мне. Это нормально. Единственный раз, когда я понял твои мысли, это когда ты сообщил мне, что знаешь о том, что я не настоящий Моуди. Затем, они изменились. Ты волновался за Грейнджер. Думал, что никто не станет искать ее в туалете и не найдет. Что ты единственный, кто знает, где она.

Еще один кусочек паззла встал на место.

— Если я покажу вам все свои воспоминания, вы сможете определить, когда мои мысли менялись с парсельтанга на английский язык.

— Да. Как и сейчас... К Гекате, Поттер. Он делал это. Он действительно делал это. Как ты все это понял?

— Я просмотрел свои воспоминания, потом старые издания Ежедневного Пророка, и указы Визенгамота.

— Кто еще знает об этом, кроме Грейнджер?

— Вы. Гермиона знает не все. Она поймала меня, когда я записывал теорию об Ордене Феникса, но я не рассказывал ей ничего сверх того.

— Ты записывал все свои исследования в библиотеке?

Я кивнул.

— Я проверял наличие портретов и накладывал чары, которым вы меня учили.

— Я говорил тебе, что эти заклинания — защита от дураков, — сказал он. Глаза у него были дикими от тревоги, а пальцы сжимали палочку так, словно он был готов проклясть меня в любую секунду.

— Никто не поймал меня.

— Да что ты знаешь. Маленький глупый... — он умолк и сделал глубокий вдох, успокаиваясь. Безумный блеск в его глазах исчез. — Если Дамблдор подозревает, что ты узнал, он либо наложит на тебя Оbliviate, либо уже сфабриковал опровергающие доказательства. Он поставил слишком много на свою репутацию, — произнес он с отвращением, — чтобы позволить какому-то сопляку подмочить ее. Ты понимаешь, насколько это безумно звучит? Альбус Дамблдор пойман с поличным своим учеником.

— Я сомневаюсь, что я первый в школе, кто раскусил его.

Он нахмурился.

— А разве был кто-то еще?

— Когда мистер Риддл сказал, что Дамблдор никогда ему не нравился, прозвучало это так, будто он прознал про какие-то его темные делишки.

— И правильно, но не думаю, что он еще тогда проделывал нечто подобное. И с каких это пор ты такой вежливый по отношению к Темному Лорду?

— Время течет — все меняется.

— Так и есть. — Он побарабанил пальцами по столу. — Излишне говорить тебе, как это опасно, но я, все-равно, скажу. В своих заметках ты называл Дамблдора добрым диктатором. Он совсем не добрый. Учти также, что Министерство считает его твоим опекуном, а это значит, что он может делать с тобой все, что пожелает, за исключением твоего открытого убийства; на все возражения и вопросы он ответит, что он был в своих правах, и все будут верить ему, потому что он Альбус Дамблдор. Если он не убьет тебя лично, то подстроит все, как несчастный случай или смерть от рук Пожирателей. Обучая тебя Окклюменции, возможно, я сделал все только хуже. Раньше он бы использовал Легилименцию, чтобы заставить тебя поступать, как ему хочется. Теперь он не может действовать открыто, и это ставит тебя в еще более опасное положение. Боюсь, единственное, что удерживает его от немедленной расправы над тобой, это его вера, что я Аластор Моуди. Готов поспорить, ты заметил, что я знаю биографию Моуди и его характер вполне прилично.

— Да, сэр, — сказал я, гадая, с чего бы это, он добровольно стал делиться информацией.

— Аластор Моуди закончил Хогвартс вместе с моим отцом. Они поступили в Академию Авроров вместе и были напарниками тридцать пять лет. Он мой крестный отец. — Мои глаза расширились от удивления. — Я провел большую часть детства, бегая за ним и подражая ему, начиная от того, как он приглаживал волосы, и, заканчивая тем, как он говорил. Мы перестали разговаривать друг с другом примерно в то время, когда я закончил Хогвартс, но наши отношения были натянутыми еще тогда. — Горечь прозвучала в его голосе. — Он всегда вставал на сторону отца. Несмотря на это, настоящий Аластор Моуди доверяет Дамблдору, но не безоговорочно. Если бы он когда-нибудь узнал, что Дамблдор незаконно использует магию на несовершеннолетнем, он бы бросил Дамблдора в Азкабан быстрее, чем тот успел бы сказать квиддич.

— Вы угрожали ему Азкабаном в ту ночь, когда я сорвался, потому что реальный Моуди сделал бы тоже самое.

— Вот именно. В общем, у тебя есть только два варианта: отстранить Дамблдора от опекунства или бежать к Темному Лорду. Конечно, ты всегда сможешь вернуться к варианту ручного мальчика Дамблдора.

— Я пас, — сухо сказал я.

— Я подумаю. — Барти вернулся к моим последним записям. — Самое худшее — это твое расщепление личности.

— Это больше, чем расщепление. Если я не получу своевременную помощь, и я имею в виду квалифицированную помощь мастера-легилимента, то вскоре либо сойду с ума, либо покончу жизнь самоубийством.

— Сколько тебе осталось?

— Два месяца, если мне повезет.

Он потер глаза.

— Ты не дотянешь и до третьего тура.

— Нет, — согласился я. — Я думал выскользнуть из замка через камин в «Трех Метлах» и попасть в больницу Св. Мунго, но они не станут лечить меня без разрешения опекуна, чего Дамблдор никогда не допустит. — Я закусил щеку изнутри.

Я рассмотрел все варианты, проанализировав свою ситуацию от и до ad nauseum (лат.), но надо смотреть правде в глаза — я всего лишь четырнадцатилетний пацан. Я многому научился у Барти за последние четыре месяца. Не только Заклинаниям, Рунам и Магической теории. Он учил меня даже тому, что не найти ни в одной книге. Иногда я думаю, что мое доверие к нему неуместно.

Я чуть не рассмеялся. Взрослый, которому я доверяю больше всего на свете, Пожиратель Смерти, беглец из Азкабана. Когда я постучал в его дверь, я уже принял свое решение. Я доверяю ему, потому что он единственный взрослый, который не отвернулся от меня и не предал, пока.

Я доверяю ему, потому что у меня нет выбора.

— Как вы думаете, сэр, сможете ли вы помочь мне навести порядок в моем разуме, чтобы я смог продержаться до лета? Я знаю, что только начал изучать Окклюменцию, но я генетический Легилимент, хотя даже не знаю, как ею пользоваться. Вы владеете заклинанием на приемлемом уровне, а у меня генетическая предрасположенность; не могли бы вы использовать мою магию, чтобы поддерживать мой разум от распада?

Он покачал головой, отвергая эту идею.

— Нет. Все не так просто. Я мог бы помочь тебе восстановить воспоминания, если бы они были на английском языке. Твой разум, привычный к парсельтангу, просто отвергнет их.

Мои плечи поникли. А какая была блестящая идея.

— Что вы думаете по поводу Северуса Снейпа? — спросил я, размышляя дальше.

— Он либо шпион, либо двойной агент. Поскольку он глубоко признателен Дамблдору за то, что тот вытащил его из Азкабана, я ставлю на то, что он его шпион в стане Темного Лорда, а не наоборот.

— Да, он человек Дамблдора, — согласился я с горечью, — и продажный.

Черт. У меня не осталось вариантов. Я призвал свой сейф и вытащил завещание своей матери.

— Мистер Нортон уже прочел его и все мне объяснил. Я не показывал его Сайласу, потому что мистер Нортон будет моим представителем в суде, если дело когда-нибудь дойдет до суда, в чем я не сомневаюсь. Особенно, если я стану оспаривать опекунство Дамблдора.

— Ладно, — сказал он медленно, не понимая, почему я резко сменил тему с лояльности Снейпа к завещанию своей матери.

— Прежде чем запечатать свое завещание в Министерстве, моя мама выплатила Гринготтсу 1000 галеонов авансом, чтобы они выступили в качестве ее исполнителя.

Он нахмурился.

— Гринготтс? Я знаю, что они занимаются такими делами за определенную плату, но даже самый отъявленный параноик обычно может найти поверенного среди близких друзей, который соблюдал бы его волю.

— Я верю — она знала, что Дамблдор может повлиять на любого волшебника, если, конечно, он не из стана Волдеморта. Она выбрала гоблинов, потому что они всегда остаются абсолютно нейтральными.

— Ты говоришь так, словно она включила в новый список опекунов Лестрейнджей.

— Да, они в списке.

— Что?

— Третьи, сразу после Малфоев и Тонксов. По крайней мере, пока вы не подсчитаете их баллы за ТРИТОН. — Он застыл, разевая рот как рыба. — Моя мать не занесла в список отца, Сириуса и Дамблдора. Она также исключила всех не-магических членов семьи. Видимо, она провела маленькое генеалогическое расследование перед смертью. Мои эвентуальные опекуны, согласно новому завещанию, это мои ближайшие волшебные родственники со стороны матери. В случае если найдутся более двух родственников с одинаковой степенью родства, опека переходит к тому, у кого будут более высокие баллы за ТРИТОН в целом. В случае отсутствия волшебников-родственников ближе, чем пятый кузен с ее стороны, те же условия распространяются на родственников Джеймса, которые имеют право быть опекунами, но только если они семейные пары.

— Но ведь Лестрейнджи родственники Малфоев, а насколько я знаю, Блэки отреклись от Андромеды.

— В завещании написано: «родственники по крови» — не имеет значения, отреклась ли от них семья или их изгнали. Главное, чтобы они были родственниками моей матери и соответствовали остальным ее требованиям.

Я развернул завещание и сложил двойной лист пергамента с генеалогическими древами на обороте.

— Она вложила семейные древа с обеих сторон моей семьи, заверенные Отделом по Семейным делам и Отделом по Родословной Детей-Волшебников.

— Это стоило нескольких кнатов.

— Я не знал, что они берут деньги за такие услуги.

— Берут, — коротко сказал он. — Я всегда удивлялся, почему твоим родителям разрешили вступить в брак. Поттеры не были ярыми противниками магглорожденных, но они всегда тщательно выбирали супругов для своих сыновей и дочерей: их родословная должна была быть достаточно чиста, чтобы исключить вероятность рождения в семье сквибов. Твоя мать была единственной магглорожденной, которая вошла в семью Поттеров, не имея, по крайней мере, двух братьев или сестер-волшебников. Держу пари, они провели тщательное расследование, прежде чем твой отец сделал ей предложение. Это также могло стать причиной подачи на развод. Если бы она знала, что может доказать свое магическое происхождение, она бы не боялась закона против магглорожденных. Лили могла развестись с твоим отцом, не боясь потерять опеку над тобой.

— Законы против магглорожденных? — спросил я, чувствуя тошноту. Она так сильно хотела избавиться от моего отца, что рискнула лишиться опеки надо мной?

— Все знали, что твоя мать была грязнокровкой. — Я ощетинился. — Магглорожденной, — поправился он. — Если бы она подала на развод без каких-либо доказательств в пользу своей родословной, суд бы передал опеку твоему отцу, до тех пор, пока он не откажется от сына-полукровки. В этом случае, он лишил бы тебя наследства. Даже тогда, ей нужно было иметь в родословной хотя бы одно поколение волшебников, чтобы выиграть дело у твоего отца.

— Я не понимаю, почему кровь значит так много.

— Поверь, она не спроста значит так много.

Я развернул древо семьи своей матери и приклеил края пергамента чарами, чтобы он не свернулся. Потом указал на линию со стороны матери.

— Первый муж моей бабушки Анны, Джонатан, погиб в автомобильной катастрофе, когда тете был год. Она вышла замуж за отца моей матери, Гарольда Эванса. Если вы проследите линию Анны, то найдете Мариуса Принца. Я провел по еще одной линии древа вниз до имени Северуса Снейпа. — Теперь вы знаете, почему я спросил, кому верен Снейп?

Он присвистнул.

— Вряд ли ваши отношения с ним стали бы лучше, чем сейчас.

— Хуже. Он либо порубил бы меня на ингредиенты для зелий, либо заставил бы меня выполнять любой каприз Дамблдора.

— Он первый в списке?

Я покачал головой.

— Он мой четвероюродный кузен, но всего лишь второй в списке и, в отличие от мистера Малфоя, обвинения против него не были сняты. Вместо этого он был официально выпущен под поручительство Дамблдора. Есть шанс, что они бы не предоставили ему опеки.

Я положил палец на имя своего дедушки.

— Вот здесь все становится очень сложным.

— Сложнее, чем твоя линия крови со стороны Поттеров, больше похожая на список Пожирателей смерти?

Я усмехнулся, чем немного разрядил обстановку в комнате.

— Я тоже так думаю, но не уверен, что вы согласитесь.

— Все настолько плохо?

— Гарольд Эванс был единственным ребенком Майи Эванс, предположительно сквибом.

— Захочу ли я когда-нибудь узнать, насколько высок был ее коэффициент инбридинга?

— Без понятия, но, поскольку семья матери, по заверениям нотариуса, заключала браки со своими двоюродными братьями и сестрами, и даже несколько раз — между единоутробными родственниками, я бы сказал, что инбридинг был в стиле Габсбургов.

Он поморщился.

— Ты хоть представляешь, как я был счастлив, когда понял, что семья моей матери не породнилась с Блэками?

— Счастлив?

— Очень. И буду впредь.

— Майю Эванс родила Майя Гонт, младшая дочь Марволо Гонта. Из того немногого, что я слышал о ней от Дурслей, ее выгнали, когда ей было двенадцать, затем она добралась до Лондона и нашла работу прислуги. Позже она вышла замуж за Питера Эванса, портового грузчика.

— Марволо?

— Это среднее имя вашего Лорда. Он был назван в честь своего деда.

— Черт! Вот, почему ты змееуст.

— Я змееуст, потому что я тоже потомок Салазара Слизерина, — сказал я, признавая вслух то, в чем не мог признаться никому другому. Барти не осудит меня. По крайней мере, я надеялся на это.

— Я подозреваю, что одна из закладок Дамблдора была предназначена для того, чтобы удержать меня от изучения собственного семейного древа. Мне было интересно узнать об этом до того, как я поступил в Хогвартс, но после, я ни разу не удосужился даже просмотреть родословную Поттеров, не говоря уже о родословной своей матери.

— Кто был первым? — прошептал он.

— Я внучатый племянник Томаса Марволо Риддла, графа Уичвуда, известного в школе, как Том Риддл, — я бросил взгляд на его левую руку, — но верю, что вы знаете его под другим именем.

— Милейшая Лили Эванс назвала Темного Лорда твоим опекуном?! — сказал он в недоумении.

Я хорошо его понимал, потому что у меня была такая же реакция, когда я впервые узнал об этом.

— Да. Его. Затем Снейпа, а дальше всех волшебников со стороны отца, включая Лестрейнджей, Малфоев и Тонксов. Итак, теперь вы видите, какая передо мной стоит дилемма. Я не могу вскрыть завещание. Снейп и Тонкс оба лояльны Дамблдору. Все, что Дамблдору нужно сделать, это поднажать на Снейпа. Если это не сработает, он надавит на Андромеду. Учитывая занимаемые Дамблдором посты, он может даже изменить их баллы за ТРИТОН, если это будет необходимо.

— Ничто из этого не смягчит твои отношения с Темным Лордом.

— Похоже на то, — согласился я. — Если бы я хотел остаться под пятой Дамблдора, но сбежать от Дурслей, все, что мне нужно было для этого сделать, это вскрыть завещание. Прямо сейчас ваш Лорд примерно такого же возраста, как трехгодовалый ребенок, явно не тот, кому бы отдали опеку над подростком.

Барти схватил меня за плечи и встряхнул.

— Поттер, это важно. Считаешь ли ты Темного Лорда своим врагом?

— Нет. Моим единственным врагом был и остается Альбус Дамблдор — человек, который отправил моих родителей на фронт, оставил меня в доме магоненавистников, вовлекал меня в смертельные игры и вторгался в мой разум, при этом настолько грубо, что моя личность сейчас разрушается. Я хотел бы вырваться из его когтей, я хотел бы быть абсолютно нейтральным, но подозреваю, что нейтралитет для меня сейчас непозволительная роскошь.

Мои внутренности сжались в тугой узел.

* * *

— Открой мне свой разум, — сказала Дифи, когда я позже разбудил ее, чтобы обсудить свою проблему. Я боялся, что был слишком откровенным.

* * *

Барти вскочил со своего кресла и принялся ходить взад-вперед, ругаясь себе под нос. Наконец, он остановился и потер виски.

— Дерьмо! Все усилия были направлены на реализацию плана, который никогда не сработает. Я планировал дождаться третьего тура и отправить тебя к Темному Лорду. Если его тело не выдержит, придется ждать еще три года, прежде чем он наберет достаточно сил, чтобы попытаться еще раз.

— Какой план? Он как-то связано с тем, что вы бросили мое имя в Кубок?

— Он полностью зависел от этого. Откуда ты вообще знаешь, что у него есть тело?

— Сны, — признался я, раскрывая еще один козырь, которым бы воспользоваться в будущем Дамблдор.

— Я должен сообщить об этом Темному Лорду.

— Я знаю, иначе бы не сказал вам.

Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

— Поскольку ты уже знаком с азами ритуала, я расскажу тебе более подробно. Темному Лорду нужна твоя кровь для «Ритуала Возрождения», чтобы воссоздать себе тело взрослого человека.

— Почему моя? — спросил я, вспоминая ритуал, который мы обсуждали, книгу доктора Лидса и несметное количество книг, которые Барти одолжил мне на праздники, когда мы рассмотрели основы ритуальной магии.

— Если мой хозяин использует твою кровь, он сможет обойти защиту кровных уз. В основном, это сведет на нет защитные заклинания Дамблдора, которые он наложил на тебя.

Мои глаза расширились. Интересно, хотя очень страшно.

— Что это за требования?

— Твоя кровь, то есть, кровь его врага.

— Если бы я знал наверняка, что это сработает, то помог бы вам похитить Дамблдора, но сила ритуала во многом зависит от силы врага, прошедшего через различные испытания, верно?

— Верно, — подтвердил он, и плечи его поникли.

— Неужели нет другого способа, чтобы он возродился?

— К сожалению, существует не так много ритуалов для того, чтобы воссоздать новое, взрослое тело. Мордред все побери! Я должен был предвидеть такой исход еще тогда, когда ты наорал на Дамблдора, обвинив его во всех смертных грехах.

— Вы уверены, что нет никаких других вариантов?

— Темный Лорд упомянул только три. Кровь врага, родственная кровь, и еще один — вселиться в мертвое тело, — сказал он, загибая пальцы по мере счета.

Я поморщился от последнего варианта.

— Родственная кровь?

— Да, Поттер, но Темный Лорд — сирота, как тебе хорошо известно. Даже кровь кузена будет не достаточно подходящей, но... — Он повернулся на каблуках и наклонился над столом. — Вы достаточно близки на ментальном и духовном уровне, и возможно, что это сработает.

Я рассматривал варианты, снова и снова. Дамблдор или Волдеморт? Дамблдор никогда бы не позволил мне сохранить нейтралитет. Волдеморт может и позволит. Весьма вероятно.

— Поттеры потомки Певереллов, так же, как и Гонты. Родство очень дальнее, но оно есть. Это повлияет на исход?

Он сел и развернул древо семьи Поттеров. Потом проследил взглядом вверх по линии, пока фамилия Поттер не сменилась на Певерелл. Древо обрывалось вскоре после этой точки, поэтому невозможно было проследить линию до основателя рода.

— Возможно. Я спрошу Лорда, но кровь должна быть отдана добровольно. Ты также должен захотеть, чтобы ритуал сработал.

— А мое участие в тримудром турнире добавит силы ритуалу?

— Да. Но почему ты хочешь помочь ему?

— Потому что я ненавижу Дамблдора за то, что он толкнул меня в Черное Озеро ни за что.

— Напомни мне, добавить немного маггловского рукопашного боя в твой график занятий на следующей неделе. Если бы ты знал его и немного потренировался, смог бы скинуть его в озеро, потянув за собой.

Я улыбнулся, вообразив, как Дамблдор падает в ледяную воду. Мило. Я колебался: интересно, имею ли я право требовать нечто подобное. Впрочем, почему бы и нет? И я решился.

— Если ритуал родственной крови может сработать, я охотно отдам свою кровь и от всей души пожелаю ему вернуться в тело взрослого человека, но у меня есть некоторые условия.

— Конечно, — сказал Барти так, будто ожидал чего-то подобного, что делает ему честь. Он знает меня лучше, чем кто-либо другой.

— Мне понадобится его помощь в восстановлении своей личности.

— Приемлемо.

— Нерушимая клятва, что он не убьет меня, не прикажет кому-нибудь другому убить меня, или не накажет меня каким-нибудь проклятьем, последствия которого не могут быть полностью излечены. Никаких непростительных.

— Я не знаю, согласится ли он на такую клятву.

— Я тоже принесу ее. Затем, каким бы ни был исход по вопросу опеки, никто из нас не сможет причинить вред другому, независимо от того, что хочет Дамблдор. Я хотел бы, чтобы он подал прошение на опеку, но понимаю, что слишком много прошу, учитывая, что я встречался с ним пару раз и закончились эти встречи далеко не так приятно для нас обоих. Я бы также хотел оставаться нейтральным, но понимаю, что это невозможно в данных обстоятельствах.

Барти задумчиво посмотрел на меня, в его глазах отражалась борьба. Наконец, он поднял палочку. Я думал, что он сейчас меня проклянет, но он всего лишь призвал свежий пергамент, который приземлился ему на стол.

— Напиши ему об этом сам. Я сделаю копию твоих записей, старых завещаний, и нового завещания Лили Эванс, чтобы ты мог приложить их к письму.

— Мои записи?

— Да. Твои записи — это не доказательство, но они дают пищу для размышлений. Я также пошлю ему свои воспоминания о сегодняшнем дне. Если хочешь, чтобы он принял твои условия, обращайся к нему уважительно и пиши в официально-деловом стиле. Не напоминай ему о той ночи, когда умерли твои родители. Это была плохая ночь для вас обоих. Будь настойчивым в своих требованиях, но не по-гриффиндорски глупым. Понял?

— Да, сэр. — Я снял колпачок с ручки. — Профессор, у вас будут проблемы, из-за того, что вы рассказали мне про ритуал?

— Нет, Поттер. Мы знаем, что остается возможность, что он не сработает. Он велел мне рассказать тебе об этом, если ты когда-нибудь захочешь сменить сторону.

— Я вовсе не меняю сторону.

— Оставаться нейтральным, но жить с ним под одной крышей — это почти одно и то же, Поттер. Начинай писать. Я прочту его, прежде чем отправить. Не хочу попасть под Круцио по твоей милости.

Первое письмо от Лорда Уичвуда (когда я писал письмо Риддлу, Барти сделал небольшую поправку, отметив, что как Граф Уичвуд, фактически он является Лордом) было сдержанным, но все же более сердечным, чем я ожидал. Однако оно содержало отдельную страницу с подробными инструкциями, которым я должен буду следовать при дальнейшем общении.

В основном, он держал свою личину Волдеморта раздельно от Тома Риддла и после школы. Некоторые люди знали об этом, в том числе и Дамблдор, но кроме голословных утверждений и своего личного авторитета, у него не было убедительных доказательств, связывающих Тома Риддла и Волдеморта вместе.

Для всех остальных Томас Риддл был академиком-затворником, чьи труды публиковались в различных журналах и более чем пятнадцати книгах. Кстати, в этот сборник книг вошел и наш учебник по ЗОТИ, с одобрения настоящего Аластора Моуди. А в колонке журнала «Трансфигурация Сегодня», что выходит два раза в месяц, Томас Риддл публикуется до сих пор.

Будучи занесенным в черный список Дамблдора, после окончания школы Риддл устроился на работу в «Борджин & Беркс» и, скопив достаточно денег, нанял адвоката, чтобы отсудить недвижимость своего покойного отца. После победы в суде и подтверждения магловского дворянского титула своего деда, он начал писать под разными псевдонимами, используя личного адвоката для защиты своих редакторов от мести Дамблдора. После потери своего тела, его известность в научных кругах немного поблекла, в связи с невозможностью публиковаться. Будучи бесплотным духом, он не мог даже переворачивать страницы, не говоря уже о том, чтобы писать книги и статьи. Поэтому ему пришлось пользоваться помощью домового эльфа и усердно работать, чтобы вернуть свою прежнюю славу в течение последних тринадцати лет.

Таким образом, его редакторы вновь стали получать регулярные рукописи от графа Уичвуда. Его статьи по трансфигурации, написанные под псевдонимом Брэн Керрич, стали публиковаться в популярных научно-магических журналах и храниться в библиотеках магических школ как учебное пособие для поступающих в ВУЗ. Поэтому, когда он утверждал, что провел последние тринадцать лет, отсиживаясь дома за научными трудами, Министерство не усомнилось в его словах и не посмело обвинить его в том, что он прятался в древнем лесу Албании.

Таким образом, переписывались мы посредством двух писем. В первом мы вели переговоры как Мальчик-Который-Выжил и Темный лорд. Во втором — как два дальних родственника. Мои письма от "кузена Томаса" были убраны в сейф. Письма от Волдеморта были сожжены, а пепел развеян по ветру.

Более месяца прошло с тех пор, как домашний эльф каждый день стал доставлять письма между нами. После второго тура, Рональд дулся на меня из-за моего отказа «спасти» Флер и вставлял ехидные комментарии по поводу моих уроков с Моуди, называя их уроками для отстающих, но наш конфликт не перешел дальше мелких пикировок. Гермиона, по-прежнему, проводила каждую свободную минуту с Крамом. Я же, в основном, проводил свободное время за тренировками и заучиванием дополнительных материалов, а иногда с Невиллом. Я даже варил зелья на «В» и «П». Теперь, когда поведение Снейпа улучшилось, работать над зельями на его уроках стало значительно легче. Но если он вновь заартачится, скажу ему, что он мой двоюродный брат с материнской стороны. (Волшебники не застрахованы от сердечных приступов с летальным исходом.)

Дамблдор не звал меня к себе в кабинет.

Все было спокойно.

Уставший после двухчасовых занятий по Трансфигурации и дуэллингу, я поднялся по лестнице в свою спальню и наколдовал Тempus — 8:30 вечера. Определенно пора спать.

Я взял свою пижаму и отправился в душ. Напряжение после тренировки смывалось с меня вместе с горячей водой, струящейся по спине. Я расслабился и прислонился лбом к прохладному кафелю. Барти младший оказался таким же параноиком, как и настоящий Моуди. Он ел, спал и дышал, сохраняя постоянную бдительность и требовал того же от меня. Мы расслаблялись только во время еды, и то не полностью. Прежде чем приступать к трапезе мы проверяли ее на опасные зелья и проклятые амулеты. А когда я ужинал в Большом Зале, трижды проверял еду. Каждый раз, перед тем, как принести свою сумку в его кабинет, приходилось опрокидывать ее на стол и снимать со всех вещей чары слежения, которые какой-то идиот продолжал регулярно накладывать на них.

Уроки Барти были безжалостным сочетанием лекций, самостоятельной работы, практики дуэли и засад. Раньше гостиная Гриффиндора была для меня самым безопасным местом на свете. Когда-то в стенах Башни Гриффиндора, я мог отдохнуть, поиграть в магические игры с Невиллом или заниматься уроками с Гермионой. Конечно, мои однокурсники и тогда были ненадежны, но они никогда не нападали на меня. Теперь, я чувствовал себя в безопасности лишь под вязом, или в гостиной Барти, но не в родной башне, как когда-то.

Улыбаясь про себя, я молча поблагодарил сортировочную шляпу. Мальчик-который-выжил никогда бы не смог почувствовать себя в полной безопасности на Слизерине, потому что у его родителей было слишком много врагов. Я задумался.

Это был интересный поворот, — думал я, наливая в ладонь немного шампуня. В какой-то момент я, нехотя, стал отождествлять себя с мальчиком-который-выжил. И это не удивительно, ведь долгое время мы были с ним одним целым. Теперь я обращаюсь к личности, которую сотворил Дамблдор внутри меня, как к третьему лицу. Втирая шампунь в голову, подумал, неужели мои воспоминания и личность постепенно восстанавливаются?

Я закрыл глаза и снова встал под душ, смывая пену и продолжая размышлять. Барти сказал, что я должен решать проблемы по мере их поступления. Может быть, если бы я был уверен, что не сошел уже с ума, то это у меня получилось бы так поступать. Мне не хватало духу признаться ему, что я не уверен в своей адекватности. Иногда, когда я отвечаю на какой-то его вопрос, слышу, как другой голос в моей голове отвечает совсем по-другому. Бывало, мы пытались говорить одновременно, и это создавало когнитивный диссонанс.

Я выключил воду и вытерся насухо. Расслабленный после душа, я прошел в опустевшую спальню, продолжая вытирать свои волосы. Потом бросил полотенце в корзину с грязным бельем, положил свою палочку и очки на прикроватную тумбочку и стянул покрывало со своей кровати.

— Я же сказал, что сожалею об этом, — прозвучало за спиной.

Я вздохнул. А я так надеялся на спокойный вечер.

— Сожалеть недостаточно, — резко ответил я, поворачиваясь к нему лицом. — Ты был моим лучшим другом, почти братом. Я полагался на тебя, а ты бросил меня в трудную минуту. Теперь, ты думаешь, что я забуду все обиды, достаточно тебе просто сказать "извини меня"? Ты пытался затащить меня в Черное Озеро.

— Дамблдор сказал, что я был самым значимым человеком для тебя. Ты спас меня. Кто, как не друг, искупался бы зимой в озере, чтобы спасти меня? Ты должен был помочь мне спасти сестру Флер.

— Рональд, она не нуждалась в «спасении», — сказал я сквозь стиснутые зубы. — Это называется «очарование вейлы». Возможно, даже ты слышал об этом. Это и есть причина того, почему ты чуть не перепрыгнул через перила на чемпионате Кубка Мира по квиддичу. Даже если бы мы спасли ее маленькую сестру, — сказал я, — Флер на три года старше тебя. Она никогда не посмотрела бы на тебя как на мужчину.

— Рон, — поправил он меня. Его уши покраснели. — Ты называл меня Роном с первого курса, и вдруг — Рональд. С тех пор, как твое имя выпало из Кубка, ведешь себя высокомерно, как Слизеринская задница. Как будто, чувствуешь себя чужим на нашем факультете.

— Может быть, я никогда и не должен был поступать сюда, — пробормотал я себе под нос. — А теперь, если не возражаешь, — сказал я с натянутой улыбкой, — я собираюсь спать. А если ты все же возражаешь, оставь свои возражения при себе, ладно?

Я стянул халат с плеч и скинул тапочки. Смазанный силуэт промелькнул у меня перед глазами — и я упал, ударившись головой о прикроватную тумбочку, затем чей-то кулак врезался мне в челюсть, и я вырубился.

* * *

Голоса звучащие как из плохо настроенного радио, больно ударили по моим ушам. Я с трудом открыл глаза. Яркий солнечный свет раздражал глаза. Я застонал, перекатился к краю кровати, и меня тут же вырвало в предусмотрительно поставленное у кровати ведро. Кто-то положил влажную салфетку мне на шею и потер спину.

Я слегка повернул голову. Это оказался Моуди, а Дамблдор, Гермиона, МакГонагалл и Помфри спорили в сторонке.

— Спокойно, Поттер, — сказал Моуди.

Я попытался спросить, что случилось, но вместо слов у меня вырвался лишь стон.

— Рональд Уизли напал на тебя. Можешь вспомнить что-нибудь, что, возможно, спровоцировало его?

— Как обычно, — прошептал я. Он поднес стакан к моим губам, и я сделал маленький глоток воды. — С тех пор, как завершился второй тур, он не оставлял меня в покое.

Гермиона сердито посмотрела на Дамблдора.

— Это Ваша вина! — воскликнула она.

— Чепуха, моя дорогая. Это лишь небольшое недоразумение. Я уверен, что когда-нибудь мистер Поттер извинится...

— Извинится?! — гневно крикнула Гермиона. — За что! Если кто и должен извиняться, так это вы, директор. Гарри ни в чем не виноват!

В это время, я сожалел, что не могу видеть ее лицо. Уверен, выражение на нем было поистине бесподобным.

— Не понимаю, в чем я виноват, мисс Грейнджер.

— О, разве не Вы выбирали человека, которого Гарри должен был спасти? Вы забыли, что я была там, профессор? Я слышала, как Вы спорили с МакГонагалл о том, кого должен спасти Гарри. Вы выбрали Рона, несмотря на возражения профессоров МакГонагалл и Моуди, что они больше не друзья.

— Но мы тогда уже решили, что вас должен спасти Виктор, мисс Грейнджер. Другими важными для него людьми были профессор Моуди и домовой эльф Добби. Не думаю, что кто-то из них подошел бы лучше Рональда.

— Не говоря уже о том, что Аластор взял бы Вас в заложники за компанию, — вставила МакГонагалл.

— Учитывая, как многое они пережили вместе, мистер Уизли был единственно-логичным выбором. А еще я уверен, мисс Грейнджер, вы знаете, что Гарри всегда был довольно-таки скрытным мальчиком. Он просто не сблизился достаточно с кем-либо еще.

— Тогда Вы должны были заобливиейтить сукиного сына, — взвизгнула Гермиона как разъяренная кошка.

— Достаточно, — объявила мадам Помфри. — Мистеру Поттеру нужен отдых. Все вон!

Я приподнял голову, чтобы увидеть, как она, Гермиона и МакГонагалл свирепо смотрят на Дамблдора.

Мадам Помфри буквально вытолкнула их и захлопнула за собой дверь перед их носом. Потом резко повернулась к нам.

— Аластор, вас это тоже касается.

— Гарри мой ученик — я никуда не пойду.

Она пристально посмотрела на него.

— Хорошо, но соблюдайте тишину и не мешайте мне работать.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она чуть мягче.

— Голова болит.

— Сотрясение мозга, трещина в челюсти и четыре сломанных ребра, — тебе повезло, если это все, что у тебя болит. Возьми это, — сказала она и вручила мне зелье, которое я тут же выпил.

Голова упала на подушку секундой позже того, как я потерял сознание.

* * *

Дни сливались вместе в сплошную череду из потребления целебных зелий и применения на мне лечащих чар. Я спал, учил зельеварение и историю, и снова спал. Однажды ночью, Моуди притащил в палату мой сейф под плащом и помог мне открыть его. Мы пошипели немного с Дифи, а потом она поползла вверх по рукаву Моуди и обвила его руку. Маленькая змея утверждала, что проснулась еще вчера и очень голодна.

Я сомневался в этом. Она так объелась мышью, оставленной мной в террариуме, что бока надула.

Моуди, МакГонагалл и Помфри собрались вместе в кабинете последней, когда вошел Дамблдор, чья магия потрескивала от гнева, хотя он по-прежнему сверкал «добродушной» улыбкой. Я с трепетом смотрел, как он подходит к моей постели.

— Как ты, Гарри? — сказал он, призвав деревянный стул. Взмахом палочки он превратил его в оранжевое с фиолетовый горошек мягкое кресло, с высокой спинкой, и сел. — По-прежнему двоится зрение?

— Мое зрение в норме, профессор, но меня до сих пор мучает головная боль, — признался я, и закрыл глаза, прежде чем он попытался покопаться в моей голове. — Спасибо, что спросили. Что с Рональдом?

— Аластор пытался выгнать его, но я вмешался. Такие вещи иногда происходят, особенно если мальчики живут в одной комнате. Я не вижу никаких причин, чтобы исключить мистера Уизли из школы, и как его друг, тебе следует называть его Роном.

Конечно, как всегда, — подумал я, игнорируя замечание о друге. Я звал его Рональдом потому, что мы больше не были друзьями.

— Таким образом, ему сошло с рук то, что он напал на меня.

— Конечно, нет, дорогой мальчик. Я назначил три недели отработок под присмотром мистера Филча.

— То есть, сейчас Рональд ненавидит меня еще больше, чем прежде, — сухо сказал я.

— Нет, Гарри. Я уверен, что это просто недоразумение. Как только ты извинишься перед ним, мистер Уизли простит тебя и все будет как прежде.

— Рональд Уизли — самовлюбленный мерзавец. Он предал меня и бросил в беде. Затем он напал на меня, причем дважды. Меня не тронет его мольба, даже если он приползет через весь Большой зал на коленях, чтобы вымолить мое прощение. Ни при каких обстоятельствах я не прощу его, и не стану извиняться за свои слова. Единственное, в чем я виновен, так это в наивности. Когда это безумие только начиналось, я думал, что Рональд исправится, что он раскается в содеянном. Но я забыл, что он увидел в Зеркале Еиналеж.

— Люди меняются, Гарри.

— К сожалению, он — нет. Он все такой же завистливый маленький ублюдок, каким был три года назад. И обращайтесь ко мне «мистер Поттер», профессор.

Он вздохнул.

— Гарри, прощение — это высшая форма любви. Не замыкайся в себе и не отворачивайся от друзей из-за легкой обиды.

— Профессор, если он предал меня однажды, то сделает это снова. На этот раз это было не столько больно, сколько обидно. В следующий раз, он может сделать со мной кое-что похуже. Если Вы не заметили, я не мстил за его прошлое предательство. Я и так был близок к тому, чтобы простить его. И должен снова попросить вас не обращаться ко мне так неформально. Вы директор школы, — не одноклассник или близкий друг. Пожалуйста, сохраняйте соответствующую дистанцию.

Ткань его мантии зашуршала, и он вздохнул еще раз.

— Я сожалею, что подвел тебя, мой мальчик.

— Что-нибудь еще, профессор? — спросил я, смирившись с его панибратским обращением? — Эффект зелья от головной боли сходит на нет, — сказал я перед тем, как он пустился в длинные речи о том, что хотелось бы моим родителям.

После прочтения завещания и заявления о разводе моей матери, я знал, что, по крайней мере, один из моих родителей не был слепым поклонником Дамблдора. Я по-прежнему не имел ни малейшего понятия, что толкнуло маму на такие отчаянные меры. Учитывая то, что имя Дамблдора представлено в ее завещании в негативном свете, я бы сказал, что моя мать скорее умерла бы снова, чем позволила мне следовать за Альбусом Дамблдором, как утенку за своей матерью.

Стул заскрипел под ним громче.

— Мадам Помфри походатайствовала за отдельную палату для тебя, но, прости меня мой мальчик, — это уже слишком. Ты должен больше времени проводить со своими друзьями. Несколько дней в дружеской атмосфере — и эта неприятность забудется, все вернется в норму. Вот увидишь.

— Профессор Моуди сказал, что для учеников нормально иметь отдельные комнаты. Это написано в Уставе, — сказал я. — Мадам Помфри также хотела переселить меня из Гриффиндорской башни, потому что мои уроки с Моуди начинаются на несколько часов раньше, чем обычно встают остальные ученики. Мои ранние подъемы тревожат сожителей, а их шумные «гулянья» до поздней ночи мешают спать мне. Я ненавижу признаваться в этом. Я люблю жить в общежитии, зависать в гостиной и играть в игры со своими товарищами, но теперь многое изменилось. Я провожу большую часть своего времени за изучением дополнительных материалов под руководством профессора Моуди или за тренировками.

Конечно, он дает мне время для отдыха, но все равно мой график существенно более напряженный по сравнению с таковым у прочих учеников.

— Я не хочу мешать своим сокурсникам, сэр, — сказал я, старательно игнорируя его буравящий взгляд.

— И все равно, мне кажется, что ты должен хоть иногда навещать своих товарищей в Гриффиндорской башне. Вы всегда были так близки с мисс Грейнджер и мистером Уизли. Я не хочу, чтобы ваша дружба распалась из-за этого.

Почему он так старательно подталкивает меня к Рональду? Мы не ладим с тех пор, как мое имя вылетело из Кубка.

— Может быть, это ускользнуло от вашего внимания, профессор, но я никогда не имел много друзей. Моя лучшая подруга Гермиона тратит все свободное время либо в библиотеке, либо с Виктором Крамом, что, вполне естественно в ее возрасте. И я никогда не видел ее такой счастливой. Поскольку я тоже сейчас много времени провожу в библиотеке, мы с ней часто встречаемся там и делаем домашнюю работу вместе.

— И правда, — согласился он, — ты в этом году зачастил в библиотеку, но что насчет Невилла?

Мы с Невиллом были хорошими приятелями, но не лучшими друзьями. В один прекрасный день, быть может, мы смогли бы стать хорошими друзьями, но оба были слишком осторожны, чтобы открыть душу друг другу. Плюс, мы делили общую комнату с Рональдом, который в течение трех лет игнорировал Невилла и подстрекал меня сделать то же самое. До недавнего времени, Невилл и я были соседями по общежитию, а иногда он помогал мне с Гербологией. Ничего больше.

— Мы по-прежнему встречаемся на уроках и учимся вместе. Ничего не изменилось. Я не делился с ним пророчеством, еще нет. Пока у меня не было ничего конкретного, кроме того, что Волдеморт не верил в пророчество.

— Все равно, как твой опекун, я беспокоюсь за тебя. Я знаю, что с тех пор, как попросил Аластора заниматься с тобой индивидуально, все изменилось, но не до такой же степени. Тебе необходимо хоть иногда контактировать со своими сверстниками, а не проводить все время, слушая истории Аластора о войне.

— А что не так с моим боевым прошлым? — зарычал Моуди.

Я посмотрел сквозь свои ресницы на темное пятно, стоящее у моей кровати.

— Ничего, Аластор, но Гарри еще подросток. Он проводит слишком мало своего драгоценного времени с друзьями, чем это ему необходимо. Может быть, если мы немного упростим его расписание, это сгладит острые углы между ним и мистером Уизли.

— Профессор Дамблдор, — сказал я, закипая от гнева. Я изо всех сил старался контролировать себя, чтобы не сорваться на шипение. Подражание Риддлу не поможет мне на этот раз. — Я никогда не сглажу острые углы с Рональдом Уизли. Примите это как данность и перестаньте пытаться примирить нас. Уверяю вас, у вас ничего не выйдет. А если я буду и дальше делить с ним одну комнату после того, как вы назначили ему наказание из-за меня, ничем хорошим это не закончится. — Я понизил голос до шепота. — И между нами, профессор, мадам Помфри, конечно, хорошая медсестра, но далеко не целитель. Если я получу еще одно сотрясение мозга, ей придется отправить меня в больницу Святого Мунго. Я не знаю как вы сами, но я бы хотел избежать этого, — сказал я, подозревая, что глубокое сканирование, которое проводят целители, выявит признаки хронического недоедания и укус василиска, что не выгодно Дамблдору.

— Хорошо, мой мальчик, — сказал Дамблдор, признавая поражение. — Аластор, стандартная комната для индивидуальных учеников подойдет ему?

— Да, но только без прямого выхода наружу, а войти он сможет только через мою гостиную. Я растяну защиту и на его комнату, а также предоставлю ему возможность постоянного доступа в нее.

— Нет, Аластор, — сказал Дамблдор, полуобернувшись к Моуди, — в этом нет необходимости. Я смотрел на грядущую конфронтацию сквозь прикрытые веки. Моуди стоял ближе всех к моей постели, в окружении МакГонагалл и мадам Помфри. МакГонагалл неодобрительно поджимала губы, а у мадам Помфри был ее знаменитый «взгляд на непослушного пациента», направленный на Дамблдора. — Как я уже говорил тебе не раз, защиты Хогвартса более чем достаточно.

Он фыркнул.

— Кто-то охотится на мальчика, Альбус, а твоя хваленая защита не сделала ничего, чтобы защитить его. Я лично позабочусь о безопасности Поттера или приложу чертову уйму усилий, чтобы он смог защитить себя сам.

— Я как раз хотел поговорить с тобой об этом, Аластор. Тебе не кажется, что твоих уроков дуэллинга многовато, — сказал Дамблдор с кисловатой миной на лице.

— Ты нанял меня учить студентов Хогвартса, и единственный студент, которого дал мне в личные ученики — это Поттер. Все остальные изучают тот сентиментальный бред, который не спас бы их даже от флобберчервей. Теперь, когда мальчик, наконец-то, учится защищать себя, ты хочешь отстранить меня? Нет, Альбус. Ты сам попросил меня взять его в ученики, и я завершу его обучение. Как его учитель, я сам решаю, какие уроки ему необходимы, не зависимо от твоего мнения.

— Очень хорошо, — сдался Дамблдор, потирая виски. — Я подготовлю спальню и ванную комнату для Гарри. Минерва прикажет домовым эльфам упаковать его вещи, и посмотрим, что мы можем выделить из мебели. — Он встал, отряхнул свою мантию.

— Одну минуту, Альбус. Ты не сможешь войти в мои апартаменты без моего разрешения.

— Конечно, нет, — сказал Дамблдор Моуди, хромающему позади него, на выходе из больничного крыла. — У меня нет никакого желания ломать твои магические барьеры.

Я озадаченно поднял брови, сделав в уме пометку, расспросить его о защитных барьерах. Защита, способная растопить даже камень, если ее пересечет нарушитель, звучит завораживающе.

— А вот это для тебя, — сказала мадам Помфри, вручая мне зелье от головной боли и тошноты.

Я поморщился, но проглотил зелье. На вкус оно было как гнилые помидоры, смешанные с гороховым супом. Наверное, Снейп их специально сделал с таким гадким вкусом, чтобы досадить мне.

— Отдохни, Гарри.

Я открыл глаза, с трудом узнавая свою новую комнату. Она была примерно такого же размера, что и комната Дадли, — небольшая по меркам Хогвартса, но для меня она была как королевские апартаменты. Эльфы перенесли мою кровать с четырьмя стойками, сундук и тумбочку, но кто-то изменил цвет балдахина на нейтрально-серый, который гармонировал с бежевым цветом стен и коричневым цветом ковра, который Добби притащил для меня. Письменный столик и удобный стул, — вклад МакГонагалл, — были справа от меня, под небольшим окном, через которое я иногда смотрел наружу. Полки для книг, которые любезно предоставил профессор Флитвик, выстроились вдоль стены рядом с ним. Комната была очень уютной, но я не мог пригласить никого без согласия Барти.

Никого кроме Гермионы: она была единственным человеком, которого я знал достаточно хорошо, чтобы не спрашивать для этого разрешения. После ухода МакГонагалл, Флитвика, и Помфри, Барти создал для Дифи большой террариум, чтобы Гермиона случайно не обнаружила ее, когда будет посещать меня.

Еще у меня была своя собственная ванная комната. Она была классная, особенно если сравнивать с общей ванной в общежитии, на которую постоянно выстраивалась длинная очередь. Однако «счастье» омрачало вынужденное проведение весенних каникул в постельном режиме и ограничение тренировок в течение последующих двух недель.

Другими словами, никакого дуэллинга, бега, полетов и контактных видов спорта. Мадам Помфри даже запретила практиковать новые заклинания по Трансфигурации и Чарам, и отменила Зельеварение на одну неделю. Первые два запрета не беспокоили меня. Я уже изучал заклинания с Моуди, вроде как. Он гений, к тому же преподавал Трансфигурацию, выходя далеко за рамки школьной программы. Он учил меня намерению и концентрации, а не словам и необычным жестам. Его метод работал прекрасно, но невербальные заклинания — мастерство уровня ТРИТОН, поэтому я преуменьшал свои способности в классе. Я намеренно делал так, чтобы вербальные заклинание у меня "получались" где-то между второй и пятой попыткой, не говоря уже о способности к невербальной магии. Помимо теории, уроки Трансфигурации и Чар были довольно скучными. Но не Зельеварение.

Хотя я больше не старался изо всех сил, мои навыки по Зельеварению были не намного хуже, чем у Гермионы. Я мог просто следовать рецепту, как делал это на кухне у тети. Разумеется, это не касалось сложных зелий, для которых требовались серьезные усилия и многочасовые копания в толстых талмудах, что обожала Гермиона. Если я хочу получить "П" по Зельеварению для СОВ, мне нужны дополнительные материалы и практика. А Снейп не предлагал дополнительные уроки по Зельеварению.

Я заметил конверт на своей тумбочке под очками. Вздохнув, надел их, сломал невзрачную восковую печать на конверте и вытащил оттуда два письма, тоже запечатанные воском, но, на этот раз, с тиснением и теперь уже знакомым мне гербом: Тисом, змеей и двумя огненными символами на конверте.

Я развернул первое письмо и принялся читать.

Поттер,

Как уже отмечалось в моих предыдущих письмах, я продолжил исследование ритуалов, связанных с нашей родственной кровью. По моему мнению, ритуал родственной крови будет все же сильнее и имеет больше шансов на успех, чем кровь врага, при условии, что ты добровольно отдашь свою кровь.

Хотя мы оба дадим Нерушимую клятву перед началом ритуала, я согласен, что заключение кровного магического контракта в наших общих интересах. Пожалуйста, распорядись, чтобы твой адвокат составил необходимые документы и отправил их в «Соррел, Мэтсон, и Сыновья». После того, как документы будут готовы, мы заключим договор через представителей Гринготтса, подписав его и магией, и кровью.

Лорд Волдеморт

Я выдохнул воздух, только сейчас заметив, что все это время почти не дышал. Улыбка расползлась на все мое лицо. Прогресс. Я знал, что он мог бы воспользоваться кровью Седрика Диггори, как кровью врага. Но тщательно изучив ритуал, он пришел к выводу, что лучше использовать родственную кровь.

Как бы то ни было, он согласился. Когда мы встретимся, мы должны будем заключить обязательный магический контракт ради нашей общей защиты. Мы дадим Нерушимый обет, что ни один из нас не убьет другого, не нанесет необратимого увечья и не попросит/прикажет кому-либо сделать это. Он также прикажет своим последователям оставить меня целым и невредимым. Взамен я помогу ему получить новое тело. Я останусь свободным человеком. Ну, не совсем конечно.

Дамблдор все еще будет моим опекуном, да и проблема с Дурслями никуда не денется, к сожалению.

Вздохнув, я сломал печать на втором письме и начал читать.

Дорогой Гарри,

Боюсь, что не могу удовлетворить твой предыдущий запрос. Взять на себя официальное опекунство над четырнадцатилетним подростком и вывезти его в чужую страну, это совсем не то, что я собирался сделать. Однако я согласен, что условия твоего проживания непригодны для волшебника.

После длительных размышлений, я решил предложить тебе переселиться в мой дом.

Но не стоит так рано радоваться. У меня есть условия, хотя я открыт для переговоров, в пределах разумного. (Не присылай мне больше запросов.) Даже если ты мой родич, я не верю, что традиционные для моей семьи клятвы Рaterfamilias подходят для тебя, учитывая, что мы общаемся то друг с другом лишь посредством писем. Таким образом, я попросил у своего адвоката образцы соглашения об опеке. Он предоставил мне как стандартные контракты, которые используют в Министерстве и в мире магглов, так и более ограниченные, разработанные для сирот-наследников чистой крови. Просмотрев эти образцы, учитывая клятву своей семьи и ее позицию по отношению к подобному роду соглашениям, я пришел к выводу, что следующие условия являются необходимыми:

До тех пор, пока тебе не исполнится 17 лет, я буду принимать за тебя все решения, касательно твоего образования, здравоохранения, социального обеспечения (включая пропитание, одежду и кров, и магическое образование). В отличие от твоего текущего опекуна, перед принятием каких-либо жизненно важных решений, я буду обсуждать это с тобой и учту твое мнение при этом. В случае если мне придется настаивать на каком-либо решении против твоей воли, обещаю, что буду обосновывать свое решение. Хотя я бы предпочел, чтобы ты не ставил под сомнение каждое мое решение, я буду относиться с пониманием, если ты будешь так поступать.

Я также буду подписывать все документы, и присутствовать на всех интервью, получать копии документов за семестр и год, где будет отражена информация о твоих школьных учителях, классные отчеты, учет состояния здоровья и медицинские отчеты.

По достижению 17-летнего возраста, тебе будет позволено принимать ограниченные решения о своем образовании, в том числе о расширении выбора программ обучения и областей для их применения. Во всех других областях я сохраню за собой последнее слово.

По вопросам карьеры, я ожидаю, что ты проконсультируешься со мной до составления расписания на пятый год, которое будет составляться на собеседовании с главой твоего факультета.

По достижению возраста 21 год, ты будешь волен оставлять за собой последнее слово в вопросах своего образования и здоровья, но я ожидаю, что ты по-прежнему будешь советоваться со мной. Если ты когда-нибудь вернешься домой, разукрасив какую-то часть тела татуировками, или с проститутками, то узнаешь, что существуют проклятия гораздо хуже, чем Сruciatus.

Считай, что я официально предупредил тебя.

В этом же возрасте я позволю тебе управлять своим общественным положением, при условии, что ты заранее обсудишь со мной все запланированные интервью и любое распространение негативной информации, о которой ты знаешь. Минимизация негативных последствий должна быть проведена до того, как об этом станет известно СМИ, а не после, как было с недавним опровержением статьи "Ежедневного Пророка".

Пока ты не достиг 25 летнего возраста, ты будешь жить либо вместе со мной, либо в школе. Я не хочу, чтобы ты рисковал собой, шатаясь неизвестно где и позоря наших предков. Уверяю тебя, они уже достаточно натерпелись от своих потомков. Так как твоя школа — интернат, ты будешь возвращаться домой в каждый запланированный отпуск, в том числе, в зимние, весенние и летние каникулы.

В случае если суд будет руководствоваться положениями Попечительского Траста твоей матери, я стану одним из кураторов твоего траста до достижения тобой 25 лет, но ожидаю, что ты будешь участвовать на встречах управляющих трастом и оказывать мне помощь в управлении инвестициями.

К 30 годам я сниму с себя всю ответственность над Трастом и твоей личной жизнью.

Независимо от твоего возраста, тебе будет оказываться помощь квалифицированного целителя моей семьи, а также он будет проверять тебя на любовные снадобья перед любой помолвкой или браком. Это не подлежит обсуждению. Лично я бы предпочел, чтобы ты проверялся каждые 3 месяца после близкого знакомства с противоположным полом, но подозреваю, что у тебя будет немало подруг на протяжении нескольких лет, и это может оказаться невыполнимым.

Будь осторожен, Гарри. Я буду ожидать от тебя многого и надеюсь, что ты оправдаешь мои ожидания, иначе я предприму необходимые меры.

Я ожидаю увидеть "П" по каждому предмету, но готов принять "В" по Гербологии и Астрономии. Я предпочту, чтобы ты бросил Гадания и потратил это время на другие предметы. В случае если твое «соглашение» с Северусом Снейпом сорвется, я позволю тебе провалить Зельеварение, но ты будешь продолжать изучать этот предмет с частным репетитором.

Ты должен вести себя учтиво в моем присутствии. Не воспринимай это как снобизм. Я просто ожидаю, что ты будешь придерживаться хотя бы минимума этикета: жевать с закрытым ртом, использовать салфетки и приветствовать своих одноклассников и преподавателей с уважением. Я буду очень расстроен, если ты возьмешься за шалости и будешь провоцировать своих однокурсников на дуэли в коридорах.

Ты будешь следить за собой, и поддерживать порядок в своей комнате, а также заботиться о своих питомцах. Ни при каких обстоятельствах не поднимешь руку или волшебную палочку на моего домового эльфа.

Насчет внеклассных занятий, я рад, что тебе нравится квиддич и дуэли, но твоя успеваемость и здоровье стоят на первом месте. Даже если ты будешь получать по всем предметам "П", я не могу обещать, что тебе будет разрешено играть в квиддич, так как твой Целитель может рекомендовать отказаться от него.

Учитывая то, как мало я знаю о твоей нынешней жизни дома, обследование терапевта также может быть необходимо. Если целитель порекомендует его, ты пройдешь у него полное обследование.

Как я уже говорил прежде, я стал затворником: последний раз бывал в Косом переулке в 1968 году. Я веду уединенную жизнь со своим домовым эльфом Лолли и змеей Нагини. Несколько друзей изредка навещают меня, но мои дни наполнены исследованиями, экспериментами и научными записями. Я довольно скучный человек. Если у тебя нет возражений против моих правил, добро пожаловать в мой дом.

Боюсь, я был слишком требовательным, устанавливая свой контроль после номинального совершеннолетия в волшебном мире. Учитывая обстоятельства, просить чего-то меньшего может показаться весьма безответственно.

Если, обдумав мое предложение, ты все-таки захочешь видеть меня своим опекуном, то дай мне знать об этом. Независимо от твоего решения, я наслаждаюсь нашей перепиской и хочу ее продолжить. Твои письма стали приятной передышкой от моих пыльных фолиантов.

С уважением,

Уичвуд

Я ошеломленно отложил письмо в сторону. Он намекнул, что пошел на некоторые уступки, но двенадцать кровавых лет?! Хотя все, чего я просил, было одобрено.

Барти постучал в дверь.

— Открыто! — крикнул я.

Он вошел в комнату, но я не смотрел на него до тех пор, пока он не подтащил свой стул к кровати.

— Что случилось с Моуди? — спросил я, чтобы отвлечься от тяжких мыслей.

— Я перестану маскироваться перед сном. Ходить с протезом очень неприятно. Лучше вытащить его и волшебный глаз перед тем, как эффект от оборотного зелья закончится, — сказал он, пересев на край кровати.

— Ох.

— Говори, Поттер, — сказал он после нескольких минут томительной тишины.

— Разве он не сказал вам?

— Мой Лорд написал мне по поводу второго ритуала и приказал, чтобы я был рядом, когда ты прочтешь его второе письмо, но он не сказал почему. Полагаю, что это как-то связано с твоим опекунством.

Я кивнул.

— Я сожалею, Поттер. Я ведь говорил тебе, что это был выстрел наудачу, но я действительно надеялся....

— Он согласился.

— Судя по твоей роже, этого не скажешь... Но это ведь хорошая новость.

— Нет, плохая, — я заколебался. — Какое он имеет право требовать двенадцать лет моей жизни? Все, чего я просил его сделать, это подписать кое-какие бумаги и получить разрешение на опекунство.

— Можно мне? — спросил он, показывая пальцем на второе письмо.

— Пожалуйста.

Прислонившись к спинке кровати, он внимательно прочитал письмо.

— Это чрезвычайно щедрое предложение.

— Двенадцать лет? Как будто я маленький мальчик.

Он усмехнулся и покачал головой.

— Иногда я забываю, что ты воспитывался как магглорожденный. Ты когда-нибудь слышал о Paterfamilias?

— Конечно. С латыни это значит Глава семьи.

— Это гораздо больше. — Я наморщил лоб в смятении, и он продолжил. — Клятвы Paterfamilias старше Римской Империи, по меньшей мере, на пятьсот лет. Это древняя магия, используемая некоторыми семьями, чтобы связать обетом дальних родственников рода вместе и не позволять их наследникам позорить семью. Обеты передаются от родителя к ребенку по линии крови. Они сложные и требуют много магии. В теории, они могут объяснить, почему твои родители не могли убить моего Лорда. Некоторые „Рaterfamilias”-ритуалы давали нынешнему главе защиту от убийства членами семьи, но это необоснованные теории, так как я не знаю, какой набор ритуалов и клятв использовала твоя семья.

— Но я никогда не клялся.

— Это не так уж отличается от клятвы Кубку Огня. Ты не обязательно должен приносить клятву, чтобы выполнять чьи-то требования. Узы были созданы, чтобы отразиться на крови и магии.

— Но, все-таки, не слишком ли это много, двенадцать лет?

Барти вздохнул и провел пальцами по своим волосам.

— Мой дед присягал Блэкам, когда женился на моей бабушке Чаррис. Его клятва распространялась на всех его потомков. Поскольку мой дед был главой семьи Крауч в то время, его клятва, по сути, передала его права на семью Крауч Главе семьи Блэк. У меня была возможность пойти против воли своего отца и стать Пожирателем Смерти, потому что Глава семьи Блэк, Арктурус Блэк, не возражал против этого. По той же причине Сириус Блэк смог воспротивиться воле своих родителей, не будучи юридически лишенным, наследства, потому что Арктурус опять же не возражал против этого. Министерские законы, в том числе и касающиеся возраста совершеннолетия, применимы только к молодым семьям, потому что старые уже регулируются с помощью древней магии. Как верно отметил мой Лорд, он имеет юридическое и магические право определять, на ком ты женишься, когда у тебя будут дети, какие имена подходят для твоих детей, в каком возрасте они должны начать свое магическое образование, предметы, которые как они, так и ты, должны изучать... список можно продолжить до бесконечности. Самые ярые сторонники чистокровных потребовали бы полного контроля. По сравнению с ними, он требует не так уж много.

— Но двенадцать лет?

Барти закатал рукава, обнажив темную метку.

— Поттер, ты понимаешь, что это означает?

Я обдумал его вопрос. То, что Барти поддерживает Волдеморта было неправильным.

— Я не уверен, сэр.

— Верность. В тот момент, когда ты показал мне завещание своей матери, я был обязан поделиться этим и всем, что узнал от тебя, с моим Лордом, потому что он мой сюзерен и Глава твоего дома.

— Но Поттеры и Гонты произошли от младшего из братьев Певерелл, не от старшего.

— Старший умер, не оставив потомства, передав свой титул своему младшему брату. Мой Лорд имеет три титула: граф Уичвуд, барон Певерелл и барон Викен. Он был Главой семьи твоего отца и твоей матери. Если бы он захотел, он мог бы позвать тебя, как твой Рaterfamilias и у тебя не было бы иного выбора, кроме как подчиниться ему. Он мог бы контролировать всю твою жизнь до тех пор, пока один из вас не умрет.

— Он сказал, что клятвы к Рaterfamilias не подходят для меня.

— Потому что существует только небольшая разница между сильной клятвой Рaterfamilias и рабством. Несмотря на то, как Дамблдор изображает его, мой Лорд желает видеть своих последователей свободно мыслящими, а не рабами. Чего же он просит?

— Полного контроля моего здоровья, образования и благосостояния, пока мне исполнится двадцать один, — ответил я, перечисляя его требования по пальцам.

Барти смотрел на меня задумчиво, потирая пальцами подбородок.

— В сущности, он хочет, чтобы ты был хорошо обеспечен, здоров и жил в безопасности. Он также хочет, чтобы ты знал, как нужно управлять своими финансами и правильно распоряжаться своим общественным статусом. Звучит разумно, Поттер.

Я, было, задумался над его словами, но он продолжил.

— Скажи, что будет, если Темный Лорд сделает так, как ты просишь? Его арестуют, если он отправит тебя в Японию или США, переведя тебя в другую школу. Что, ты думаешь, произойдет после этого?

— Дамблдор будет преследовать меня и там, — мрачно ответил я.

— Точно! Прямо сейчас, в лучшем случае, ты смог бы вывести из строя кого-нибудь из низшего ранга Упивающихся или кого-то вроде Мундунгуса Флетчера. Что замечательно в твои четырнадцать лет, но это далеко не уровень МакГонагалл или Флитвика, и гораздо дальше до уровня Дамблдора. То, что ты хочешь сделать, вернет тебя обратно к ситуации, что была в начале года.

— Может быть, — я уставился в пол.

Барти положил руку мне на плечо. Она была теплой и успокаивающей. Лучше, чем объятия, потому что он не ожидает ничего взамен. Я не любил объятия. Всякий раз, когда кто-то обнимал меня, я замирал на несколько секунд, перед тем как изображать то, что обычно делают другие в таких ситуациях.

— Сравни плюсы и минусы, Поттер. Обдумай его предложение. Я знаю, что это не то, чего бы ты хотел, но, это все же лучше, чем жить под пятой Дамблдора. Если у тебя возникнут какие-то вопросы в связи с этим, смело обращайся ко мне.

— К вам? — Удивленно спросил я.

— Мой отец был главой ДМП, уважаемым чиновником Министерства. Большую часть своего времени он посвящал работе, игнорируя семью, но иногда он приносил свою работу домой. Летом, перед началом моего третьего года обучения, заключенный сбежал во время допроса, украл его палочку и убил Аврора. Он был в скверном настроении в тот вечер. Я не помню, что сказал, но мой отец так рассвирепел, что пытался проклясть меня. Мама закрыла меня собой, принимая темное режущее проклятие на себя. Это проклятие практически убило ее, понимаешь? Мой отец вызвал иностранного целителя и заплатил огромную взятку, чтобы он не проболтался, но целитель не смог снять последствие проклятья, он просто подлатал ее тело. В итоге, проклятье распространилось по ее легким. Она умерла, когда мне было двадцать лет. — Он заморгал, пытаясь удержать подступающие слезы, и сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, прежде чем продолжить. — На следующий день, мой отец рано ушел на работу, как обычно. Мать приказала мне упаковать мой школьный сундук, но взять только необходимые вещи. Потом она научила меня, как надо защищать свою комнату от магии домашних эльфов, потому что наш домашний эльф, Винки, принадлежала моему отцу, а не нам. Мать боялась, что отец прикажет эльфу остановить меня, если я попытаюсь уехать от него. Я не знаю, так ли это было на самом деле. Мама вызвала по камину Темного Лорда, пока я собирался. Позже я узнал, что они вместе ходили в школу. Он принял меня, и я не возвращался в отчий дом до тех пор, пока отец не вытащил меня из Азкабана. Моя свобода была посмертным желанием матери. Она шантажировала отца, чтобы тот вытащил меня из Азкабана, но я сомневаюсь, что она хотела, чтобы отец и Винки держали меня в плену. Десять лет я жил под проклятием Imperius, вынужденный прятаться под мантией-невидимкой, и никто не раскрыл тайну моего отца. Я скинул проклятие во время Чемпионата мира по квиддичу, но он вновь подчинил меня.

— Значит, это вы наколдовали черную метку.

Он кивнул.

— Да, это сделал я. Потому что хотел напугать предателей, — тех, кто отрекся от нашего Лорда, чтобы избежать Азкабана.

— В следующий раз, когда вам понадобится одноразовая палочка, пожалуйста, «одолжите» ее у Рональда.

Барти рассмеялся.

— Я постараюсь больше не красть твою палочку в будущем, Поттер. — Он опять стал серьезным. — Мой Лорд сильный маг с такими же сильными убеждениями. Он не откажется от своих идеалов даже ради родного человека, но я знаю по опыту, он не станет заставлять тебя выходить на поле боя и тем более настаивать, чтобы ты поддерживал его взгляды. Он будет строгим, но справедливым опекуном. Пожалуйста, обещай мне, что подумаешь над его предложением.

— Я обещаю. — Конечно, я обещал. Двенадцать лет кабалы против шанса, что я умру с голоду или потеряю свою личность, прежде чем закончу... я понятия не имел, кто победит, что усложняло выбор.

Он взял меня за подбородок и медленно поднял мою голову, помня о сотрясении мозга, что я получил недавно. Затем Барти направил свою палочку мне в лицо. Быстрый жест, бормотание какого-то заклинания — и он скастовал ряд диагностических чар. Этим чарам его научила мадам Помфри и наказала проверять с их помощью состояние моего здоровья, прежде чем выпустить меня из палаты. Он уставился куда-то вверх над моей головой и кивнул каким-то своим мыслям.

— Уже лучше.

— Спасибо, что не оставили меня в больничном крыле на всю неделю.

— Это не пошло бы на пользу нам обоим. Прими свои зелья и отдохни немного, Поттер, — мягко сказал он.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Примечания Автора: Спасибо всем за ваши замечательные отзывы. Особая благодарность вам, Злым Гениям, без которых эта глава не получилась бы.

Май прошел как самый спокойный месяц в моей жизни. Вдали от суеты Башни Гриффиндора я окунулся в спокойную повседневную жизнь — впервые с тех пор, как поступил в Хогвартс. Вставал я по-прежнему в 5 утра, но зато ночами спал спокойно, потому что никто не будил меня своими воплями посреди ночи. Кроме того, в отличие от Рональда, Дифи не храпит. Теперь я спокойно делал домашнюю работу в гостиной, не опасаясь, что мое место займут или как-то иначе помешают. И больше не было нужды сбегать в библиотеку от буйных гриффиндорцев. Я мог спокойно оставить незаконченное домашнее задание на рабочем столе, не беспокоясь, что его кто-то украдет.

Правила Барти были просты, а первое гласило: «стучаться перед тем, как войти», и я ценил это правило не меньше самого Барти, потому что сам нуждался в уединении, быть может, даже больше него. Второе — прилежно учиться. Третье — вставать вовремя. Четвертое — спрашивать разрешения, прежде чем приступать к трапезе. Пятое — убирать за собой, что подразумевало знание базовых бытовых чар. Шестое — по средам и пятницам помогать ему готовить еду, что для меня было вполне привычно. Однако теперь я готовил и для себя, а не для Дурслей, чтобы потом захлебываться слюной, наблюдая, как они пожирают плоды моего труда.

А еще я не догадывался, как много стресса испытывал, когда жил в Гриффиндорской башне, пока не перебрался сюда. Кроме того спокойная обстановка благотворно влияла не только на выполнение домашней работы, но и на занятия окклюменцией.

За три дня до начала последнего тура, прежде чем объявили о последнем задании, я, наконец, определился с предметами для дополнительного обучения на пятом курсе. Они были одобрены Барти и соответствовали инструкциям Риддла. Меня огорчало лишь то, что я был по существу его "подопытным кроликом". Никто точно не знал, как отразятся на мне его ментальные техники, и сработают ли они вообще как надо, но у меня, все равно, не было особого выбора. Я был готов на все, что угодно лишь бы вырваться из лап Дамблдора и сохранить свою личность.

Глаза закрыты, я стараюсь точно следовать инструкциям.

Найти швы и разорвать их, а затем удалить заплатку. Сравнить ее с настоящим воспоминанием, на котором она была. Осталось ли оно вообще под заплаткой или давным-давно стерлось. Какие эмоции я при этом испытываю? Они изменились или остались прежними?

Затем, представить себе бездонную коробку. Медленно переместить все заплатки в коробку, но оставить свои истинные воспоминания и чувства нетронутыми.

Никто в здравом уме не стал бы комбинировать Окклюменцию и Легилименцию на более глубоком уровне, чем учил меня Барти, но у меня не было выбора. В порыве отчаяния, я даже спросил Ральмута, сможет ли мой Трастовый фонд оплатить поездку за границу и консультацию у Мастера-Легилимента. Он ответил «Нет». Даже если бы Дамблдор не был моим опекуном, он по-прежнему оставался моим управителем и Мастером-легилиментом. Ральмут не мог санкционировать расходы, которых, как он знал, я могу избежать. К счастью, он поклялся, что не станет докладывать об этом Дамблдору. Вариант с другим мастером легилименции, владеющим парсельтангом, был бы идеальным, если бы тот имел взрослое тело. Однако Томас Риддл был превосходным легилиментом и автором множества научно-магических трудов, так что он научился четко и доходчиво излагать свои мысли.

Следуя его инструкциям, включающим в себя упражнения по визуализации, и толикой удачи, удалось предотвратить дальнейшее расщепление моей личности. Однако, практика по ментальной магии без квалифицированного специалиста под рукой, крайне опасна. У меня едва хватило знаний, чтобы не заблудится в лабиринте собственного разума. Иногда, а точнее, два раза в неделю, Барти окатывал меня ледяной водой, чтобы привести в чувство. А однажды даже это не сработало, и тогда он начал ругаться и посылать в меня Жалящее проклятья.

В тот момент я услышал далекий шипящий голос, который подсказывал мне как нужно действовать. И словно бы чья-то ладонь ударила меня в спину, выталкивая назад, в реальность. Я проснулся, чувствуя боль и тошноту, с трудом разбирая бледное лицо Барти, склонившееся надо мной. Позже я узнал, что он послал срочную записку Темному Лорду, который каким-то образом подключился к нашей связи, что я обычно блокирую, и отвесил мне чувствительный ментальный пинок. Этот инцидент вымотал нас обоих, но он же удержал меня от превращения в овощ.

Вздохнув, я сорвал остатки заплаток за второй курс и поместил их в коробку. Такие неприятные ощущения, словно мой мозг шлифовали пескоструйным аппаратом. Под ними я обнаружил свои истинные чувства, в том числе и жгучее желание, перевестись в другую школу. Неудивительно, что Дамблдор подавил его.

Ледяная вода вылилась мне за шиворот. Я резко открыл глаза и свирепо посмотрел на Барти, который все еще был в образе Моуди.

— Черт побери. У меня почти получилось.

Он скастовал чары просушки и кивнул на Ральмута, который стоял в дверях с портфелем в одной руке и черной шкатулкой в другой. Я уперся руками о кресло, встал и вежливо поклонился.

— Здравствуйте, Поверенный Ральмут.

— И вам, мистер Поттер, — сказал он, кладя свой портфель на стол. — Вижу, вы работаете над тем, о чем мы говорили.

— Да, сэр, но дела идут не шибко быстро. — Отношения между гоблинами и волшебниками были довольно забавными. Большинство волшебников презирало гоблинов, но обожало их закон о банковской тайне. Если гоблин говорит, что документ или хранилище никогда не увидят человеческие глаза, это действительно так. Я не особо их люблю, но этикет, который Крауч заставил меня выучить, требовал относиться к Ральмуту не как к обычному гоблину, а как поверенному моей матери. Поэтому, мне следовало относиться к нему с таким же уважением, как и, скажем, к МакГонагалл.

— Никакого прогресса? Жаль.

— Нет, но зато и регресса нет.

— Хоть что-то, — сказал он, аккуратно выкладывая свитки и отодвигая портфель в сторону. Потом он бросил быстрый взгляд на Барти. — Я не знаю в курсе ли вы, мистер Поттер, но ваш спутник не...

— Я знаю.

— Это была просто проверка. — Ральмут развернул первый свиток и разложил его на столе. — Это Договор о ненападении, подписанный Лордом Воландемортом, — он посмотрел на свои золотые карманные часы, — двадцать минут назад. Убедитесь в магической подписи. Если вы согласны, то подпишите здесь, — сказал Ральмут, указывая на графу для подписи.

Я пересек комнату. Когда мои пальцы коснулись пергамента, шрам буквально запылал. Я стиснул зубы от невыносимой боли.

— Это точно его подпись, — уверенно сказал я.

Ральмут погладил кривыми пальцами шкатулку, которая, казалось, была вырезана из цельного обсидиана. Крышка разделилась на две части и распахнулась. Красное и белое перо, звенящие от мощной и древней магии, лежали внутри шкатулки. Я неуверенно подошел ближе, трясущимися пальцами погладил их. Моя кровь быстрее побежала по венам, направляемая их вихрящейся магией, которая смешивалась с моей собственной. Так волнующе!

Ральмут откашлялся и указал на документ.

— Извините, — сказал я, берясь за перо. Потом опустил его на пергамент.

— Мистер Поттер, — сказал Ральмут, — вы выполнили те пункты, которые мы обсудили?

— Да, сэр. — Мистер Нортон и вы много раз объясняли мне, что контракт не примет мою магию, если я не подпишусь своим настоящим полным именем. Барти прикрыл ухмылку рукой. Я знал, о чем он думает.

Две недели назад он, наконец, посчитал мои ментальные щиты достаточно прочными, чтобы сообщить мне мое полное имя. Три склянки зелья, четверть пинты крови, отрез гобеленовой ткани и десять галеонов понадобилось, чтобы узнать мое полное имя.

Харальдр Иакомус Эванс Поттер.

Барти смеялся до колик, а я выскользнул из комнаты прочь, бормоча что-то о том, что только безумные колдуны могли назвать своего ребенка настолько древним и ужасным именем.

Иакомус, — поздний вариант Римского Иакова, также известный, как Джеймс у нас в Великобритании, — был дан мне в честь отца, что соответствовало семейным традициям Поттеров по присвоению имени наследнику, как я понял. Но Харальдр — это старо-норвежское имя, который последний раз в волшебном мире носил внук Салазара Слизерина, если верить Барти. О чем они только думали?

Я взглянул на подпись Волдеморта. Томас Марволо Риддл-Певерелл. Мило и нормально, в отличие от моего имени. Я не знаю, почему у него было Певерелл последним именем. Наверное, это что-то вроде титула пэра.

— Забыл, как пишется? — саркастически заметил Барти. Я сузил глаза. Даже имя Бартемиуса Крауча, чистокровного наследника, было относительно нормальным. Он проверил работоспособность моего зелья, протестировав его сам, прежде чем позволить использовал его мне.

Нахмурившись, я прописал свое имя в соответствующей графе. Магическое перо всосало кровь прямо из пор кожи, не поранив мне руку. Договор вспыхнул красным светом, заверяя его подлинность. Мгновение спустя, соседний рулон пергамента засветился голубым светом.

Ральмут раскрутил его и просмотрел на все еще светящийся пергамент.

— Хорошо, обе подписи приняты. Вот ваш экземпляр. Гринготтс сохранит оригинал у себя, — сказал он, меняя светящийся синим цветом пергамент на тот, что светился красным. Я свернул копию и отложил ее в сторону.

Он развернул второй пергамент и положил его на стол.

— Это официальное заявление графа Уичвуда о принятии обязательств перед вами, как вашего ближайшего магического родственника и ваши обязательства перед ним, как вашего Рaterfamilias. Я должен сообщить вам, что, хотя это и не дает ему законное опекунство, он предоставляет Гринготтсу ваше разрешение для передачи завещания вашей матери в суд и информирует его о всей корреспонденции и слушаниях по ее завещанию. В случае если суд вынесет отрицательное решение, вы все равно станете его подопечным до достижения семнадцатилетия. Вы поняли?

— Да. — Я быстро написал свое имя рядом с подписью, пока не вспылил и не передумал. Он начал переговоры не на исходном положении. Друзья не были частью первоначального соглашения. После нескольких писем, он согласился с тем, чтобы я могу пригласить не более двух друзей. Барти, Дифи и Хедвиг не считаются. Я боялся, что он жутко рассердится, когда я спросил, могу ли я носить маггловскую одежду в его доме. Но обошлось. Для Темного Лорда-магглоненавистника он сдался слишком легко и слишком спокойно воспринял это. Он даже заявил, что средства за мою учебу, книги или одежду не будут взяты из моего Траста. Конечно, я мог получить деньги на карманные расходы из Треста, но он заверил меня, что в состоянии обеспечить меня всем, что я нуждаюсь, в том числе и деньгами на карманные расходы.

Это был странный документ. Наполовину финансовое соглашение, наполовину семейные обязательства. Ни Сайлас, ни мистер Нортон никогда не работали с чем-то подобным. Несколько раз Сайлас утверждал, что в этом не было необходимости, но мистер Нортон не соглашался с ним. И я не понимаю, почему эти двое так категорически расходятся во мнениях. Позже мистер Нортон организовал личную встречу в Хогсмиде, ссылаясь на незавершенное дело с Ежедневным Пророком. Тогда он показал мне мое генеалогическое древо и указал на имя Риддла. Затем он начал задавать наводящие вопросы насчет того, насколько хорошо я знаю своего двоюродного брата. Когда я назвал его настоящее имя, он чуть не свалился со стула. После того, как он отошел от шока, спросил меня, почему я выбрал именно его своим опекуном. Я рассказал ему правду о Дамблдоре и Дурслях. Он расспрашивал меня три часа, откинувшись на спинку стула, глядя на меня точно так же, как Барти, когда я был для него всего лишь интересным образцом.

Затем мистер Нортон потер руки и спросил, сможет ли он работать над соглашением между мной и моим опекуном. К сожалению, контора мистера Нортона отказалась вести переговоры в связи с моим возрастом. Он полностью разделял мнение Барти. Но просмотрев условия договора, был склонен действовать больше в моих интересах, чем в интересах Риддла.

Документ вспыхнул красным светом. Копия засветилась голубым светом. После обмена, Ральмут выдернул перо из моей руки и очистил его, словно я замарал его своими грязными руками. Затем гоблин рассовал перо и оригиналы по карманам, поклонился и вышел. Он был на полпути к Хогсмиду, когда я вспомнил, что забыл спросить, под каким предлогом он объяснит все это Дамблдору.

— Сэр, — спросил я, обращаясь так к Барти, чтобы избежать ошибки в корректном обращении к наставнику, — вы поняли, почему он приходил лично?

Барти бросил на меня удивленный взгляд.

— Для заверения соглашения с Ежедневным Пророком.

— Но мы сделали это в декабре.

— Дамблдор не знал об этом.

Мои мысли вернулись к необычному перу. Я никогда не видел такого пера.

— А что это было за перо?

— Перо Симурга. Используются крайне редко, только для самых опасных и обязывающих соглашений. Ему якобы невозможно противостоять. Ты, должно быть, произвел сильное впечатление на них, раз они воспользовались таким раритетом. Подозреваю, что артефакт хранился у них со времен основания Хогвартса.

* * *

В день, когда объявили дату третьего тура, Гермиона сказала мне, что я выгляжу счастливым. Я бы не назвал это счастьем, но мне стало легче, прямо гора с плеч свалилась. Впервые я поверил, что смогу выжить в этом учебном году.

Потом я услышал, как Бэгмен сказал, что Хагрид доставил магических существ. Я сглотнул от ужаса. Вот и еще одно доказательство того, что судьи заслуживают место в палате

№49 имени Януса Тики для долгосрочных больных, как родители Невила и наш бывший профессор по ЗОТИ Гилдерой Локхарт.

Хагрид хороший друг. (Он, наверное, отвернется от меня, когда узнает про моего нового родственника, но я ценил время, что мы провели вместе.) Впрочем, мне не хватает фантазии, чтобы перечислить всех существ, которых Хагрид считал:

a) милыми и приятными;

b) которых невозможно не понять;

c) интересными или очень интересными;

d) и все вышеперечисленное вместе.

Помимо разведения акромантулов в замке и дальнейшей рекомендации двум студентам искать это существо за пределами замка, высиживания дракона и разведения соплохвостов путем незаконного скрещивания Огнекраба с Мантикорой, выбор питомцев Хагрида был в высшей степени сомнительным.

Я вознес хвалу всем богам, что ему не известно, где находится Тайная комната, в которой обитал Василиск. В противном случае, он уговорил бы меня (с благословения Дамблдора, конечно), помочь ему вырастить Василиска для практических уроков и, может быть, для охоты в Запретном Лесу. Я вздрогнул. Лабиринт, заполнен препятствиями и «интересными» существами Хагрида. Эти люди были точно ненормальными!

Я взглянул на Седрика и отметил, что у него трясутся руки и лицо бледное. Мы были единственными, кто боялся «милых» зверушек Хагрида. Я сделал в уме пометку напомнить Гермионе, чтобы она предупредила Крама об этом. Смерть от жвал Арагога — судьба, которую не пожелаешь даже врагу. Ну, может быть, за исключением Дамблдора.

Бэгмен попрощался с нами. Я прикрыл глаза, пытаясь очистить мысли, но образы любимых зверушек Хагрида не выходили у меня из головы. Почему профессор Кеттлберн не смог остаться еще на два года дольше?

Другие чемпионы и Бэгмен направились обратно в замок через сад. Крам продолжал украдкой бросать взгляды в сторону башни Гриффиндора. Нет никаких сомнений, что он думал о Гермионе. Мне все еще интересно, что он такого сделал с Рональдом? В прошлом месяце, практически за одну ночь, Рональд прекратил свои словесные нападки на Гермиону. Его лицо становилось красным, как свекла, когда он видел ее, но держал он язык за зубами.

Удивительно. Краму впору преподавать нам уроки по дрессировке Рональда. Половина Гриффиндора записалась бы на них.

Теперь Рональд сосредоточил всю свою злобу и ненависть на мне. В первый раз, когда он послал проклятие мне в спину, я ответил ему невербальным разоружающим заклинанием, забрал его палочку, оглушил его самого и оставил валяться на полу. Как я позже сказал профессору МакГонагалл, когда она тащила меня в свой кабинет, это была не моя вина, что упав, Рональд, сломал себе нос, и что я не вернул ему его палочку, потому что, как хороший, примерный ученик, соблюдая правила, отдал ее учителю.

Снейп был очень удивлен, когда я положил палочку Рональда ему на стол и сообщил о случившемся. Он явно скучал по старым денькам, когда мог безнаказанно мучить моих сокурсников-гриффиндорцев, и я решил вознаградить его за хорошее поведение. Снейп вернул ее, конечно. Но только после того, как Рональд нарезал две полные бочки с мертвыми крысами, почистил котлы и заработал себе еще пять отработок.

К сожалению, Рональд знал точно, кто отдал его палочку Летучей Мыши Подземелья. Мое передвижение по замку, не будучи пораженным Жалящим проклятием, сглазом или иным проклятьем, было бы невозможным без плаща-невидимки отца, который я теперь носил повсюду.

Я уставился на главный вход, гадая, дожидается ли меня Рональд в засаде. Седрик подошел к входу. Когда он открыл дверь, тень дрогнула, и свет лампы замерцал на подозрительно рыжих волосах. Приняв решение, я накинул свой плащ на плечи и отправился в Запретный Лес.

Примерно в двадцати футах от замка, в глубине леса, был тайный проход, который вел к черному входу. Оттуда, через несколько люков и скрытых проходов, я выходил в десяти футах от своей двери. После того, как я наложил Чары тишины и маскировки на ботинки и одежду, вошел в лес, крадясь, чтобы никто меня даже случайно не заметил. Сипухи ухали как баньши. Клянусь, несколько раз я слышал, как акромантул щелкал своими жвалами. Я поспешил вниз по тропинке, намереваясь как можно скорее добраться до черного входа в замок.

Внезапно темная фигура вышла из-за деревьев. Вспомнив, как на меня напал Волдеморт на первом курсе, я испуганно замер. Сжимая в руках палочку, как спасательный леер, я подкрался ближе.

— Должен сказать Дамблдору. Мой сын... — мужчина замолчал, склонив голову и глядя на замок, как будто никогда не видел его прежде. Он замахал руками в воздухе, затем протянул руку вперед, как будто хотел пожать руку кому-то невидимому. — Двенадцать СОВ, — сказал он, хвастаясь невидимому коллеге своим сыном. Несколько секунд спустя, он начал говорить уже о другом, приказывая Уизерби написать мадам Максим. Я замер. Не мистер ли Крауч называл Перси Уизерби?

Я подошел ближе. Выступающий сильно нос и черные бусинки глаз. Безусловно, это Крауч-старший.

Черт побери. Этого не должно было случиться. Я не хочу кого-то обидеть или выбирать чью-то сторону, но если Дамблдор найдет Крауча-старшего и узнает, что Моуди самозванец, мне несдобровать. Я должен остановить его.

Я подкрался еще ближе, сжимая палочку под плащом. Когда я подобрался достаточно близко, послал ему в спину цепочку заклятий из Stupefy, Incarcerous и Заклятия тишины. Затем я затащил его в подлесок, укрыл его своим плащом-невидимкой и помчался к замку.

Портреты закричали мне вдогонку что-то гневное. Игнорируя их вопли, я скользнул в проход, скрытый за гобеленом дракона, сражавшимся с Химерой, и побежал в свою комнату. Задыхаясь, я толкнул дверь и вошел внутрь.

Дверь с грохотом захлопнулась за мной. Барти оторвал глаза от книги.

— Где пожар? — иронично протянул он.

Хватая ртом воздух, я взмахнул своей палочкой, невербально призывая Карту Мародеров. Карта влетела в мою вытянутую руку. Я легонько постучал по ней палочкой и прошептал фразу. Потом я прошелся по ней глазами, пока не нашел край Запретного Леса и маленькую точку с надписью «Бартемиус Крауч». Я сунул ее Барти под нос.

— Кто-нибудь видел его?

— Думаю, что нет. Я поймал его в лесу. Он оглушен и связан. Я спрятал его под мантией отца.

Он сунул компактное зеркало мне в руки.

— Оставайся здесь и заблокируй апартаменты. Если я не вернусь через тридцать минут, вызови Темного Лорда.

— Как?

— Прикоснись к зеркалу палочкой и произнеси его истинное имя. Используй имя Томас, а не Том, — сказал он. Его собственная мантия невидимка прилетела ему в руки, и он накинул ее себе на плечи, исчезая из виду. Дверь открылась и закрылась за ним.

С дрожью в коленях, я вынул серебряный нож из мантии и разрезал ладонь на левой руке. Потом положил окровавленную руку на зачарованный Рунический камень. Тотчас же стены апартаментов покрылись толстым слоем защитной магии. Она, конечно, не была панацеей, но должна продержаться достаточно долго, чтобы, по крайней мере, один из нас смог сбежать. Как только мадам Помфри позволила мне снова заниматься магией, Барти научил меня этому заклятью. Мне не хватало знаний и опыта, чтобы полностью его контролировать, но это не мешало мне просто включить защиту. Выключить ее было гораздо труднее. Я пытался несколько раз, но Барти, как правило, успевал вмешаться прежде, чем я случайно расплавлял стены. Он всегда смеялся и говорил, что мне нужно просто больше упражняться. Если после двух лет практики я все еще не смогу разобраться с защитой, у меня будут проблемы.

Я ходил по комнате, сцепив руки за спиной и ссутулив плечи. Дамблдор дважды припер меня к стенке на прошлой неделе. Поскольку я избегал встречаться с ним глазами, его попытки влезть мне в голову не увенчались успехом. Каждый раз, когда мы встречались с ним, он говорил, что понимает, как мне трудно бороться с «моими внутренними демонами», и он готов помочь мне, если я позволю ему. Ага, разбежался. Если в моей голове засели демоны, то он — архидемон.

Всякий раз, когда я пропадал, не предупредив Барти, он находил меня, ругал за опоздание и тащил прочь. На самом деле я не опаздывал, но, по словам Барти, Дамблдор не знал этого. Я жил в страхе, что Дамблдор поймает меня, как только я расслаблюсь, и проникнет в мой разум, переделывая его на свой лад. Сотрет меня полностью. Если он это сделает, единственные люди, которые смогут заподозрить что-нибудь, это Барти, Волдеморт, Ральмут и мистер Нортон.

— Что тебя беспокоит? — зашипела Дифи. Я встал на колени и протянул ей руку. Она взобралась вверх по моей руке и обвила мне шею наподобие шарфа.

— Дамблдор. Барти. Весь этот беспорядок.

— Терпи, — посоветовала она. — Придерживайся своего плана.

— А если план потерпит неудачу, нацедить яду с мертвого василиска и отравить лимонные дольки Дамблдора, — иронично заметил я. Вообще-то эта была довольно привлекательная идея, но только если я был согласен на пожизненное заключение в Азкабане. Я почесал макушку.

— Как долго он сказал ждать?

Я взглянул на часы на стене.

— Еще десять минут.

Дверь открылась, и невидимый Барти вошел в комнату. Я потрогал свою палочку, опасаясь, что Дамблдор обошел защиту и пришел «очистить» мой разум. Вряд ли мои протесты остановили бы его. В последние две недели он посылал три или четыре записки через каждые два дня, предлагая помочь мне с уроками. Небольшое одолжение старому другу, как он назвал ее. Вчера я демонстративно сжег его записку в Большом Зале, что стоило мне громовещателя от Уичвуда, принесенного мне пугающе спокойным филином, и целой лекции от Барти. Все сводилось к одному — не раздражать Дамблдора. Притворяться, что рассматриваю его предложение.

До сих пор, Барти водил его за нос, утверждая, что у меня было много неприятных воспоминаний и наши уроки по Окклюменции ближе к простой беседе, чем к реальным занятиям. На самом деле, я владею Окклюменцией на среднем уровне, но по-прежнему боюсь, что Дамблдор застанет меня врасплох или поймает Барти и приговорит его к поцелую дементора.

Я вздохнул с облегчением, когда Барти снял мантию-невидимку и бросил ее на стул, затем передал мне мою. Он пересек комнату, убрал с полки большую книгу и достал стакан и бутылку огневиски, скрытую за ней.

Затем налил себе немного выпивки и поставил бутылку обратно.

— Я обо всем позаботился, — наконец, сказал он.

Сильное эмоциональное переживание отражалось в его усталых глазах. Барти сел в кресло, отстегнул ногу и снял вращающийся глаз.

— Дай зеркало, — приказал он.

Я сделал, как он велел.

— Вам что-нибудь нужно?

— Только не сегодня. Завтра с утра уроки отменяются.

— Да, профессор.

— Отдохни.

Он налил себе еще один стакан, а я удалился в свою комнату. Спустя несколько минут через дверь послышались голоса. Я уловил обрывки слов из разговора между Барти и Риддлом; мог ли Дамблдор знать, что Крауч-старший приходил на территорию Хогвартса или, другими словами, есть ли у него артефакт, похожий на мою карту мародеров? Барти подтвердил, что его отец был мертв, но я уже подозревал нечто подобное.

Несмотря ни на что, Барти любил своего отца. Если бы это было не так, он убил бы его, как только Риддл освободил его от заклятия Imperius. Стратегически, оставлять Крауча-старшего и Винки в живых было огромным риском. Если бы хоть один из них проговорился, все пошло бы к Мордреду под хвост. Я подозревал, что Крауч-старший мог прийти под заклятием Imperius, но он мог в любой момент сбросить чары. Я был точно не уверен. Если бы Барти и Волдеморт рассуждали хладнокровно и цинично, они бы устроили налет и убили всех, кто знал, что Барти еще жив.

Если бы Барти было плевать на своего отца и Винки, они бы погибли еще до 1 сентября.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Примечание автора: Спасибо всем за ваши отзывы.

В ответ на комментарии — единственный пейрингом в этом фанфике будет Крам/Гермиона. Поскольку это ее первый парень, не ожидайте, что их отношения будут продолжительными. Я классифицирую этот фанфик как angsty-драма, не романтика. У Гарри будет отношения только с друзьями, с наставниками и с семьей. Он еще не готов к романтическим отношениям с противоположным полом. После второй части я могла бы написать романтическую мини-историю, но, вероятно, не сделаю этого.

Вооружившись базовыми и продвинутыми чарами, а также запомнив карту, я вошел в лабиринт за пять минут до Диггори, своего конкурента. На всякий случай, если они отслеживают наши заклинания, я пробормотал «Указуй» и побежал к Кубку. Лабиринт вилял и сворачивал много раз. Дважды я сознательно выбирал тупиковый поворот. Не стоит привлекать к себе внимание, следуя по точному маршруту.

Затем, когда я повернул направо, огненный мантикраб, наставил на меня жало, преградив мне путь.

— Impedimenta! — закричал я. Дезориентирующее заклинание отскочило от хитиновой оболочки. Я продолжал посылать проклятия и уворачиваться, отчаянно пытаясь вспомнить заклинание, которое поможет справиться с мантикрабом быстрее, чем он спалит меня до хрустящей корочки.

Тщетно. Хагрид вывел трижды проклятую химеру, скрестив Огненного краба и Мантикору. Защищенный со всех сторон антимагической хитиновой броней, он был неуязвим для любых заклятий кроме высших. Черт! Необходимо срочно что-то придумать. Мне нужен план. Ну, давай же Гарри, думай быстрее! Притвориться мертвым? Даже не смешно.

Если бы я только смог добраться до мягкого подбрюшья... Следя за мантикрабом периферийным зрением и крепко держа палочку в руках, я упал на спину и перекатился, смягчая падение. Мантикраб рванул на меня, открывая подбрюшье.

— Confringo! — закричал я. Тонкая оболочка не спасла его от взрывного проклятия и запустила мантикраба прочь как ракету. Внутренности химеры заляпали все вокруг, включая меня, толстым слоем слизи. Быстрое очищающее заклинание превратило ее в сушеную слизь. Второе заклинание убрало достаточно ошметков слизи, чтобы они не препятствовали движению. Сработали самоочищающееся чары на моих очках, и грязь исчезла.

Я побежал дальше по лабиринту. За несколько секунд до следующего стартового свистка я угодил в какой-то золотой туман и гравитация исчезла. Через две минуты после этого, я наткнулся на Сфинкса. Разгадав загадку, с которой справился бы и первокурсник, я убил двух богартов и еще одного мантикраба, прежде чем очутиться в центре лабиринта.

Я вздохнул с облегчением. Я сделал это. Я опередил остальных. Все шло согласно плану.

Внезапно чья-то тень упала на меня. Я развернулся на пятке, чудом избежав участи быть проткнутым насквозь акромантулом.

— Impedimenta. — Ничего. — Reducto. — Паук споткнулся, но продолжал ковылять ко мне. Я стал посылать больше проклятий. Разрывающее проклятие попало в панцирь, но не пробило его.

Та же участь постигла и взрывное проклятие.

Жвала поцарапали мне левое плечо. Его тут же охватили онемение и боль. Всплыли воспоминания о Запретном Лесе и Арагоге, список существ и наиболее эффективных заклинаний для их истребления. Барти указывает на изображение акромантула своей палочкой. Он говорит, что существует два эффективных заклинания против пауков: одно, чтобы опрокинуть паука на спину, а другое, чтобы убить его. Опрокидывание паука всегда бесит его. Если ты не собираешься захватить его живьем, убей его прежде, чем он встанет на конечности и убьет тебя сам.

Значит, придется убить проклятого паука наверняка.

— Arania occido, — сказал я. Из моей палочки вылетели яркие лучи света и пронзили паука насквозь, отчего тот пролетел через всю поляну и врезался в стену лабиринта. Паук дымился и не подавал признаков жизни.

Выбившись из сил, я схватил Кубок. Меня словно дернули крюком за пупок. Лабиринт закрутился на мгновение перед глазами и исчез. Голова взорвалась невыносимой болью и, к моему вечному огорчению, я вырубился.

Пришел в себя, кашляя и отплевываясь, а легкие горели как тогда, когда Дадли пытался утопить меня в туалете.

— Пить, — сказал я хриплым голосом. Кто-то поднес к моим губам склянку с зельем и вылил мне в рот густую жидкость, которая была на вкус как тухлые яйца, смешанные с рвотой. Я пытался побрыкаться, но мне зажали нос и заставили проглотить все зелье. Боль притупилась. Я моргнул и открыл глаза, увидев траву и чью-то обутую ногу. Попытался сесть.

— Отдохни минуту. — Я поднял голову и застонал. Червехвост. Я должен был догадаться.

— Что ты мне дал? — спросил я.

— Универсальное противоядие, — сказал кто-то детским голосом за него.

Я повернул шею и увидел уродливого ребенка со змеиными чертами лица, сидящего позади меня. Он выглядел как плод противоестественной связи Джаббы Хатта с нагом, — точно такой же, как и в моих снах. Отвратительно, одним словом

— Здравствуй, кузен, — поздоровался я с ним как можно спокойно.

— Привет, Гарри, — тепло ответил он. Потом обратился к своему лакею:

— Зелье, Червехвост!

Червехвост (идеальное имя для трусливой и хныкающей крысы) стремглав бросился к деревянному столу, взял флакон и протянул его мне. Озадаченно рассматривая его, я поискал этикетку.

— Это нивелирует кровную защиту на два часа — ответил «ребенок» на невысказанный вопрос.

И тут до меня дошло. Нерушимая клятва ведь требует пожатия рук. Если бы он коснулся меня, пока защита была по-прежнему активна, магия уничтожила бы его тело или мое собственное. А я еще на первом курсе выяснил, что защита может причинить мне боль так же, как и ему. Я приподнялся на локте и собрался попросить нож или... Моя палочка лежала рядом со мной. Почему они не отняли ее? Я ожидал чего-то подобного.

Я потянулся было за ней, но остановился, бросив быстрый взгляд на Волдеморта, и получил от него осторожный кивок.

— Сколько капель нужно?

— Три.

Я уколол палец, добавил ровно три капли крови в зелье, встряхнул флакон, чтобы смешать его и протянул Червехвосту, который передал его своему господину. Прошло несколько минут, прежде чем моя головная боль исчезла.

— Боль прошла, — сказал я облегченно.

Волдеморт присел на землю рядом со мной и положил свою руку на мою.

— Сейчас, — сказал он, — Червехвост будет выступать в качестве нашего связующего.

Его тон подразумевал, что он бы предпочел кого-то другого. Я был с ним полностью согласен, но у нас не было выбора. Чем меньше людей знает о нашей сделке или его текущем состоянии, тем лучше. Он пожал мне руку удивительно сильно для ребенка. Червехвост встал на колени рядом с нами и направил палочку на наши руки.

— Кто будет первым? — спросил я, нервно облизывая свои губы. Неужели я на самом деле собираюсь это сделать?

— Я, — вызвался он.

— Нам придется использовать истинные имена, да? — спросил я, взглянув на Червехвоста.

— Конечно, — прошипел он на парсельтанге. — Даже если кто-то насильно прочитает твою память, есть шанс, что он ничего не поймет. Я искренне сомневаюсь, что другой змееуст переведет все для него.

— Томас Марволо Риддл-Певерелл, граф Уичвуд, также известный, как Темный Лорд Волдеморт, клянешься ли ты, что намеренно не убьешь и не покалечишь ни умственно, ни физически, Харальдра Иакомуса Эванса-Поттера? — произнес уговоренные слова я.

— Клянусь.

Языки пламени окружили наши руки и связали их огненными лентами.

— Клянешься ли ты, что не прикажешь своим сторонникам, включая прошлых, настоящих и будущих Пожирателей Смерти, чтобы они калечили физически, пытали или убивали Харальдра Иакомуса Эванса-Поттера; клянешься ли ты, что не попытаешься похитить его и не наймешь кого-нибудь другого для этого?

— Клянусь.

— Клянешься ли ты, что накажешь или убьешь любого, кто попытается причинить ему вред?

— Клянусь.

— Клянешься ли ты, что будешь защищать Харальдра Иакомуса Эванса-Поттера как его Рaterfamilias, пока он не достигнет 30 лет?

— Клянусь.

Огненные ленты, что связывали наши руки, сменили цвет на убийственно-зеленый. Я дернул было руку назад, но он держал меня крепко, пока пламя не исчезло.

— Семейные дела. Я объясню позже. — Затем он протянул руку, и я вынужден был пожать ее во второй раз. Червехвост все еще стоял на коленях рядом с нами, держа палочку, направленную на наши руки. Пот капал с его лба.

— Харальдр Иакомус Эванс-Поттер, клянешься ли ты, что намеренно не убьешь и не покалечишь ни умственно, ни физически Томаса Марволо Риддла-Певерелла, графа Уичвуда, также известного, как Темный Лорд Волдеморт?

— Клянусь.

— Клянешься ли ты, что не направишь оружие против него?

— Клянусь.

— Клянешься ли ты, что не будешь сообщать подробную информацию о семейной магии или делиться своими секретами ни с кем без его позволения?

— Клянусь.

Серебряный росчерк промелькнул в пламени, окружавшем наши руки. Его хватка усилилась. Я, слишком очарованный пламенем и ощущением эйфории, не вырвал свою руку. Клятва ощущалась как теплое одеяло и не душила меня. Когда Гермиона клялась не выдавать мою тайну, то сказала, что почувствовала резкую нехватку воздуха. Барти позже объяснял, что чувства субъективны и зависят от нашего желания принести клятву. Если ты склонен нарушить обет, то почувствуешь себя неуютно. Мне было интересно, что чувствовал человек, сидящий рядом со мной. Чувство удушья или просто тепло?

— Червехвост, заканчивай подготовку зелья. Гарри, насколько хорошо ты знаешь парсельруны?

— Я только что закончил «Язык нагов» и теперь перевожу «Божественное Исцеление», но доктор Лидс забраковал большую часть моей работы, после того, как ознакомился с ней.

Он протянул мне лист пергамента.

— Как много ты можешь прочесть?

Изучая трикветру с парсельрунах, я поджимал губы. Парсельруны предвосхищают современную цивилизацию, и ученые разделились во мнениях, откуда они произошли. Смешивать их с символикой древней Скандинавии казалось странным выбором, но это подходило нашему наследию. Я узнал внешние руны. Они ссылались на материнскую кровь и родственные связи, но центральные руны озадачили меня.

— Я понимаю вот эти, — сказал я, проведя по ним рукой.

— Символ завершения. Нарисуй их на земле палочкой. Я возьму на себя центр.

В то время как Червехвост закидывал ингредиенты в огромный котел, Риддл и я вырезали руны на земле. Затем, Риддл осмотрел мою работу. Он сделал несколько поправок и подозвал меня.

— Ты уверен, Гарри?

— Да, сэр.

— Червехвост, пошел вон!

Червехвост взвизгнул от неожиданности и отполз подальше. Риддл снял свою маленькую мантию, носочки и обувь. Потом махнул рукой и его ноги зависли в нескольких сантиметрах над землей. Затем он беспалочковой магией избавился от своей одежды. Так как Червехвост был на приличном расстоянии от него, Риддл протянул руки ко мне.

Я скривился. Неужели он всерьез полагает, что я отнесу его? Он нахмурился. По-видимому, да. Вздохнув, я подхватил его на руки, стараясь держать подальше от себя. Что теперь?

— На будущее запомни, Гарри, ребенка так не держат.

Я бросил на него свирепый взгляд. Он издевается надо мной?

— Заклинание на оборотной стороне пергамента. Добавь семь капель крови в котел. Опусти меня в зелье и произнеси заклинание на парсельтанге.

Я покрылся потом от напряжения. Как я должен держать его, пока добавляю свою кровь в зелье? Я наклонился, чтобы поставить его на землю.

— Нет. Грязь может испортить зелье.

Черт. Чувствуя себя донельзя глупо, я пытался пристроить его на своем бедре, не касаясь его тела щекой.

— Ты что, никогда не держал ребенка до сих пор, Поттер? — процедил он.

— Нет.

— Советую поскорее научиться. — Он обернул свои ножки вокруг моей талии, цепляясь за меня, как клещ. Я, нехотя, обнял его, придерживая как мог, пока колол себе палец и добавлял кровь в котел. Светло-зеленое зелье зашипело и превратилось в ослепительно белое. Затем я бесцеремонно сбросил его туда.

Потом перевернул пергамент и прочитал:

— «Кровь семьи, добровольно отданная мной, возроди моего кузена».

Простое заклинание оказало мгновенный и неожиданный результат. Котел зашипел. Жидкость вскипела и нормальная человеческая голова, но безволосая, как у новорожденного младенца, поднялась из жидкости. Темные глаза Волдеморта встретились с моими.

— Палочка, — прошипел он.

Я пошарил глазами вокруг в поисках запасной палочки. Ничего.

— Возьми у Червехвоста. Мне нужна твоя.

Я колебался. Отдать ему свою палочку не было частью сделки, но я не стал качать права. Молча протянул ему свою палочку. Он взял ее, покатал между пальцами и преобразился.

Его нос запал и втянулся обратно в лицо, переносица исчезла, а ноздри превратились в щели. Голубой цвет покидал его глаза, пока радужка не стала полностью красной. Зрачки сузились и превратились в вертикальные кошачьи прорези. Его губы исчезли, делая его рот похожим на черный провал, наполненной острыми белыми зубами. Но к тому времени, когда он вышел из котла, превратился из демонического существа, достойного голливудских фильмов ужасов, в обычного лысого мужчину.

— Червехвост, мантию!

Червехвост метнулся к нам и опустился на колени, протянув ему аккуратно сложенную черную мантию и белую костяную палочку. Волдеморт быстро оделся.

Риддл покатал палочки между пальцев и выпустил несколько заклинаний с каждой.

— Интересно, — сказал он, возвращая мою палочку. — Лишь незначительное сопротивление.

— Червехвост, приберись здесь и возвращайся обратно домой.

— Да, мой Лорд.

Червехвост «прибирался» как неопытный домашний эльф, постоянно роняя все по пути и подбирая заново. После того, как он, наконец, удалился, Риддл вновь преобразился, вернув себе человеческий облик и потеряв два дюйма в росте. Он по-прежнему возвышался надо мной, но у него больше не было телосложения анорексичного баскетболиста. Мантия всколыхнулась, автоматически подгоняясь по размеру. Он скастовал Тempus. 8:00 часа вечера. Прошел час с тех пор, как я вошел в лабиринт.

Я склонил голову, перебирая в уме различные заклинания, которые изменяют внешний вид.

— Барти, наверно.

— Сэр?

— Твое любопытство практически заразно, но ты не задаешь вопросов.

Я пожал плечами.

— Я привык сам искать ответы на свои вопросы.

Дурслям нравилось, когда вопросы задавал Дадли, но не я. Когда я был ребенком, за каждый вопрос меня отправляли обратно в чулан. Потом я пошел в школу, и мой учитель познакомил нас с библиотекой. На первых порах я любил библиотеку, потому что Дадли ненавидел ее. Позже я выяснил, что существует картотека, способная помочь быстро найти ответ на интересующую меня тему. И там я впервые нашел ответы на свои вопросы.

— Похвальная черта, но иногда требуется больше информации, чем ты можешь собрать воедино из библиотечных книг, рассказов школьных друзей и старых газет. Любопытство, закаленное здравым смыслом, заведет тебя дальше, чем ты можешь себе вообразить, но несдерживаемое ничем любопытство может оказаться смертельным. — Он поднял палец, чтобы привлечь мое внимание. — Мой дом наполнен редкостями со всех регионов земного шара, Гарри. По сравнению с некоторыми из них, зеркало Еиналеж выглядит детской игрушкой. Я предпочитаю, чтобы ты всегда задавал вопросы. Уверен, у тебя их накопилось достаточно.

— Вы используете Трансфигурацию? — спросил я, закусив губу. Я был ребенком, который прожил свое детство в чулане и привык соблюдать правила своих надзирателей. Даже после того, как я начал учиться под присмотром Барти, я редко задавал вопросы.

— Частичную анимагию, на самом деле. В начале 50-х годов, я начал экспериментировать, чтобы сознательно выбирать свою анимагическую форму вместо того, чтобы позволить своей магии диктовать все, что ей заблагорассудится. Сначала я выглядел не слишком презентабельно, примерно как тающая восковая фигурка. Сорок лет спустя, изменение моих глаз, носа, кожи доказали, что это возможно, хотя результат был все еще далек от идеального.

Вопрос вертелся у меня на кончике языка, но я медлил.

— Задавай, — великодушно разрешил он.

— Вы можете выбрать произвольную анимагическую форму, не зная точно, каким она будет по велению магии?

— Нет.

— Ваша форма ведь не змея?

— Нет. Я покажу тебе свою форму, когда будешь готов для изучения анимагии. И это произойдет не раньше, чем ты сдашь СОВ.

— А цвета огненных лент, что связывали нас при нашей клятве? Когда Гермиона клялась...

— Я слышал о твоей подруге, — перебил он меня. — Это древняя магия, уникальная для нашей семьи. Зеленый цвет — это цвет наследника. Серебряный — главы семьи. Я не предупредил тебя об этом, потому что не думал, что в магии Рaterfamilias сохранилось достаточно сил, чтобы скрепить нашу клятву. Я первый в нашей семье, кто совершил ритуал Рaterfamilias за последние 400 лет.

— Ритуал?

— Позже. У нас очень мало времени. Садись, — приказал он, указывая на землю. — Я сделаю все, что смогу за пятнадцать минут. Потом, мне нужно подсадить ложные воспоминания для Дамблдора, а тебе — вернуться в Хогвартс до того, как эффект зелья спадет. Универсальное противоядие работает, но это лишь временная мера: тебе все равно нужно противоядие от укуса акромантула.

Я сел и скрестил ноги, принимая привычную медитативную позу для занятий Окклюменцией.

— Да, акромантул. Мне действительно жаль, что вы тогда, в прошлом, допустили побег Арагога.

— Рубеус, болван! Если бы не я, он нашел бы какое-нибудь другое чудовище или вывел бы что-нибудь похуже. Посмотри мне в глаза и не отвлекай по пустякам, — сказал он и направил палочку мне между глаз. — Держи разум полностью открытым. Не пытайся показывать мне свои воспоминания. Мы займемся этим позже. А сейчас мне нужно склеить твои истинные воспоминания воедино и попытаться остановить расщепление твоей личности. Это будет довольно неприятно, но поможет выгадать еще шесть месяцев.

Я внутренне собрался и встретился с ним взглядом.

— Legilimens! — прошептал он.

Моя жизнь промелькнула перед глазами. Случайная магия. Затем Дадли, Петуния, Вернон. Больше магических выбросов. Я аппарировал на крышу. Что-то разорвалось, потом еще раз и еще раз. Агония. Я потерял всякое чувство времени, погружаясь в пучину боли. Осколки памяти. Моя личность собиралась обратно из разрозненных кусочков. Еще больше разрывов. Все больше кусочков соединялось вместе и вставало на свои места, но я чувствовал, что они готовы разорваться вновь от любого внешнего вмешательства.

Хагрид принес мне письмо из Хогвартса, и я начал доверять ему. Он подарил мне торт, на котором, по всей видимости, сидел до этого, но я все равно был счастлив и стал доверять ему еще больше.

Больше воспоминаний. Шляпа, предрекающая мне великое будущее на Слизерине. Рональд. Тролль. Гермиона. Обеды в Большом зале, когда я смотрел на директора и что-то внутри меня менялось. Второй курс. Ужас. Мучительная боль.

Потом все прекратилось.

Я отвернулся и меня вырвало. Теперь многое встало на свои места. Великий Мерлин, влияние Дамблдора оказалось таким тонким. Если бы у меня не было всплеска стихийной магии, я бы никогда не заметил этого. И неважно, змееуст я или нет. Даже когда я анализировал свое поведение, не замечал ощутимых сдвигов или существенных изменений в мышлении и личности, словно они не несли реальной угрозы. Это были такие мелочи, например, когда я принял пари-дуэль Малфоя; или отказался от идеи исследовать семейное древо Поттеров; или никогда не старался дружить с кем-либо кроме Рональда. Или вот еще один пример: никогда не интересовался, как нужно правильно держать перо; не признавался никому в том, что старинные шахматные фигуры сами выигрывали большую часть шахматных партий Рональда, а не сам Рональд.

— Гарри?

Я поднял голову.

— Я думал, что уже проанализировал свою жизнь и выяснил все, но... — теперь я ни в чем не уверен.

— Мы исправим это, Гарри. Это займет некоторое время, но вполне выполнимо. Еще бы чуть-чуть, и изменения были бы необратимы.

— А откуда мне знать, что вы не пытаетесь сделать то же самое?

— Я не умер, — ответил он.

О! Изменения моей личности фактически подпадают под статью «психический вред».

— Извините.

— У тебя есть полное право быть подозрительным. — Он протянул мне платок. Я вытер кровь с лица. — Ты прав в том, что были закладки, но не в их количестве. Я нашел всего три. Там могло быть и больше, но я не могу рисковать и «копать» глубже. Если ты сможешь достаточно правдоподобно имитировать наличие этих закладок, я уберу их. В противном случае, это не стоит риска.

Я закусил нижнюю губу.

— Для чего они?

— Самое худшее будет не то, что ты заметил закладки, а их отсутствие: это значит, что ты узнал о вмешательстве Дамблдора. — Мои глаза расширились. — Когда ты начал действовать иначе, чем МКВ, он начал подозревать тебя, а после срыва в его кабинете, эти подозрения переросли в уверенность. Чем ближе ты подбирался к своей исходной личности, тем очевиднее становилась разница между двумя личностями. Действовать так опрометчиво было ошибкой, которую мы не можем уже исправить.

— А остальные? — Мой желудок взбунтовался и рухнул вниз. Я все испортил. Что, если Дамблдор... нет, он ничего не сделает, это очевидно. Он по-прежнему поддерживает свой образ Святоши.

— Полагаю, что у Дамблдора есть надежный источник, с которым он сверяется, столкнувшись с противоречивыми сведениями. Он старше и опытнее своих современников. Думаю, ты уже преодолел расщепление личности, но я все равно должен удалить закладки. — Он усмехнулся и продолжил: — Если твой разум когда-нибудь начнет снова расщепляться, то последний, к кому ты обратишься за помощью, будет Дамблдор или кто-то другой, кто доверяет ему, да?

Я хихикнул.

— Вы хотите сказать, что он сам поощрил меня попросить помощи у Барти под личиной Моуди.

— Точно.

— Я рад, что не единственный, кто оплошал. — Я немного приободрился. — Удалите закладки. Нет смысла больше притворяться, что во мне осталась фальшивая личность.

— Хорошо. Ты готов?

Собрав все свое мужество, я кивнул, и смело встретил его взгляд. Еще одно ментальное вмешательство. Иглы чужой воли прошили мой разум, но все это сопровождалось успокаивающим ощущением, которое я не узнал.

— Отдохни несколько минут.

Я закрыл глаза и позволил себе провалиться в медитативный транс. Его ментальное прикосновение было мягче, чем я ожидал. Дамблдор по сравнению с ним ощущался как кувалда. Я задавался вопросом, в чем разница. Может Риддл был более опытным легилиментом или же Дамблдора не волновало мое психическое состояние, поэтому он действовал так небрежно?

Риддл схватил меня за плечи.

— Ты уверен, что хочешь вернуться к магглам? Как только ты покинешь Кингс-Кросс, я не смогу гарантировать, что вытащу тебя оттуда до начала следующего учебного года.

Мои руки задрожали. Дурсли вызывали у меня отвращение. Я ненавидел свою жизнь у них, и отчаянно хотел, чтобы она закончилась. Но это не стоило того.

— Да. Пожалуйста, не обращайтесь в «Приказ о предоставлении срочной Защиты» *. Я знаю, что они найдут, в чем уличить Дурслей. Но если это произойдет, каждая газета в магической Британии будет пестреть новостями о них. Вы не представляете, что они сделают со мной, если узнают, кто виноват в этом.

— Если ты беспокоишься о магглах, — он фыркнул, — я не стану обращаться в «Срочную защиту».

— Да не из-за них, а из-за моих одноклассников. Это станет еще одним поводом, чтобы проклинать меня в коридорах. А преподаватели не смогут или, скорее всего, не захотят остановить их. Они всегда так поступали. Десять недель с Дурслями стоят того, чтобы потом спокойно учиться целый год.

Он запрокинул голову и уставился на облака.

— Я не согласен с этим, но не стану заставлять тебя. — Риддл прикоснулся своей волшебной палочкой к моему виску и закрыл глаза. — И боюсь, что это единственная защита, которую я могу тебе дать.

Я почувствовал будто холодная жидкость вливается мне в голову, но не ощутил никаких изменений в своих воспоминаниях. Я озадаченно хлопал глазами под насмешливым взглядом.

— Ты заметишь разницу, когда Дамблдор полезет читать твои воспоминания. Исправленный вариант нашей "встречи" — вот все, что он увидит. Он не продвинется дальше этих воспоминаний. Фальшивка должна стереться через несколько дней, как закончится семестр. Используй это с умом.

— Спасибо.

— Не за что. Продолжай практиковаться в медитации, но пусть все уляжется прежде, чем ты возобновишь уроки по Окклюменции.

— Да, сэр. — Я колебался, пожевав нижнюю губу. — Как я должен называть вас?

— Томас. Уичвуд, если ситуация носит формальный характер. — Он помог мне подняться. — Гринготтс вчера огласил завещание твоей матери. — Это известие меня поразило. — При небольшой толике удачи, турнир займет внимание Дамблдора еще на некоторое время, и он будет слишком занят, чтобы заметить огласку. Попроси Барти, чтобы он выдал тебе два аварийных портала. Один в Св. Мунго. Другой — в Министерство. Я сделаю все, что смогу, чтобы получить там Открытое слушание**, прежде чем начнется следующий год, но Дамблдор может отсрочить дату слушания. Если что-нибудь случится, используй портключ и скажи им, чтобы вызвали по каминной сети твоего paterfamilias Томаса Риддла-Уичвуда в главный Зал. Мой дом находится под одной из вариаций чар Фиделиуса. Им не останется ничего другого, как вызвать меня туда. Убедись, что ты сообщил им, что я твой paterfamilias. Это связано с козырем о наличии опекуна.

— Я не понимаю...

— Иди! — сказал он, успокаивающе похлопав меня по плечу.

Я схватил портключ-Кубок. Мир закружился перед глазами. Потом я приземлился перед встревоженным Моуди-самозванцем и профессором Дамблдором.

Моуди поднял меня на ноги. Затем Дамблдор сделал кое-что доселе невиданное: без предупреждения он схватил меня за подбородок и, заставив встретиться с его ледяным взглядом, ворвался в мой разум. Никаких предупреждений или вербального заклинания. Просто ментальный таран, который сбил меня с ног.

Я смотрел с нескрываемым ужасом, как был привязан к надгробию, и там был вырезанный момент, где я почесал руку, когда боролся с акромантулом. Червехвост отрубил себе руку, проговорил заклинание, и Волдеморт, — змееподобный человек, в которого он превратился перед тем, как Червехвост увидел его, — вышел из котла. Мы обменялись колкостями. Он хотел вызывать своих Упивающихся, чтобы засвидетельствовать мою смерть, но передумал.

— Отпечаток моей ноги на твоем трупе будет лучшим доказательством, — сказал он и скастовал первое проклятие.

Наверное это было „Сruciatus”, — подумал я.

Затем полетели еще проклятия, но ни одно из них не попало в цель. Затем Аvada Кedavra и Еxpelliarmus (почему я использую заклинания второго курса, когда имею в своем арсенале более сильные, я не знаю) столкнулись. Наши заклинания соединились вместе, пытаясь перебороть, друг друга. Затем над точкой соединения стали появляться призрачные образы умерших родных и друзей. Последним исчезли «мои родители» и я побежал за Кубком...

С торжествующим блеском в глазах Дамблдор повернулся к Фарджу и объявил о возвращении Волдеморта. Я молчал. Фардж по-прежнему заламывал руки и бормотал глупости, а Дамблдор отвернулся от меня к Моуди, который, не спуская с меня натуральный глаз, пытался потребовать ответа от Дамблдора, вперив в него фальшивый. То есть, вел себя точно так же, как это сделал бы настоящий Моуди.

Действие противоядия подходило к концу. Онемение начало распространяться по спине. Я покачнулся на ногах.

— Поттер! — Моуди подхватил меня под руки.

— Мне срочно нужно к мадам Помфри, — прошептал я.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Приказ о предоставлении срочной Защиты* (* Emergency Protection Order (EPO)): позволяет ребенку быть изъятым у семьи или опекунов или быть задержанным для их собственной защиты. Любой человек может обратиться к ЕРО.

Открытое слушание**( ** Residency Hearing) : Леди Кали говорит, что не уверена в правильном переводе термина. Однако документ называется Приложение для Проживания .

Помфри лечила меня целых два дня. Она прогоняла доброжелателей, орала на посетителей, чтобы они пошли все к Мордреду, в общем, защищала меня, как только могла. Барти остался у моей постели лишь на одну ночь, а затем и он ушел по своим делам, и я не виню его за это. Барти настроил часы так, чтобы они будили его через час, и он смог вовремя принять оборотное. Он больше всех нуждался во сне. Ему приходится тщательно следить за приемом оборотного, чтобы его не раскрыли прежде, чем закончится учебный год. Однако мадам Помфри не могла держать меня у себя вечно, и ей пришлось, под давлением Дамблдора, отпустить меня, как только я смог пересечь хотя бы полкомнаты.

Действия Дамблдора после турнира еще раз доказали, что он не заботится о моем благополучии. Я был укушен акромантулом, якобы боролся с Темным Лордом, чудом спасся от верной смерти и вернулся весь в кишках мантикраба, вдобавок у меня шла кровь из носа; и вместо того, чтобы взять на себя ответственность за раненного ученика и вызвать мадам Помфри или отправить меня в больницу Св. Мунго, он незаконно вторгся в мой разум, а потом начал распространять необоснованные слухи о возвращении Волдеморта и обсуждать их с министром магии. И все это происходило, пока я стоял там, ни жив, ни мертв, умирая от яда проклятого паука Хагрида!

Полностью игнорируя ее возражения, Дамблдор настаивал на том, чтобы мадам Помфри лечила меня здесь, в школе, пока они с Моуди ищут преступника. Единственная хорошая новость за тот вечер заключалась в том, что Каркаров сбежал, прежде чем кто-нибудь проверил его на проклятие Imperius или воздействие ментальных зелий. То есть, Каркаров был единственным человеком, на которого Барти мог со спокойной душой свалить всю вину за то, что натворил сам. Естественно, что он был признан виновным.

В субботу вечером, через два часа после того, как мадам Помфри отпустила меня, я обнаружил, что нахожусь в кабинете Дамблдора вместе с Барти и Сириусом Блэком. Барти упрекал Сириуса в том, что он верит только слухам, а не доказательствам, а Дамблдор сидел в своем кресле, изображая из себя мудрого и всепонимающего старца.

— Теперь ты мне веришь, Гарри? — спросил Дамблдор с грустной улыбкой. — Пророчество настоящее. Даже Волдеморт знает об этом. Вот почему он охотится на тебя.

Я фыркнул.

— Профессор, в вашем утверждении так много нестыковок. С чего бы мне начать? — Я задумчиво погладил себя по подбородку. — Давайте начнем с возвращения Волдеморта. Единственный человек, которого я узнал там, был Петтигрю, и, насколько я знаю, он работает на вас.

Его улыбка тут же исчезла, впрочем, как и благодушное настроение. По словам Риддла, которому, кстати, я не полностью доверяю, я должен постоянно задавать ему компрометирующие вопросы, чтобы заставить его оправдываться, пока он не спалится на какой-нибудь откровенной лжи.

„Осторожнее со своими желаниями, директор школы” — подумал я. До тех пор, пока я ничего не могу противопоставить Дамблдору, мне тоже стоит быть осторожным и не раскрывать все карты сразу.

— Гарри! — запротестовал Сириус, а Дамблдор удержал на лице слащавую улыбку, хотя далась она ему явно нелегко.

— Сириус, единственный раз, когда я смог увидеть Волдеморта вживую, это когда он «обитал» на затылке Квиррелла. Я понятия не имел, как он выглядит.

— Это не правда, Гарри. Ты встретился с Томом в третий раз, — сказал Дамблдор.

— Профессор, вы сами говорили, что не стоит доверять разумным артефактам. Дневник утверждал, что принадлежит Тому Риддлу (1), но у меня не было никаких доказательств, что это правда. Поэтому, я могу лишь предполагать, чей это был дневник.

Дамблдор открыл ящик стола и, достав оттуда проклятую книгу, бросил ее мне на колени.

— На нем написано его имя. Обрати внимание на концевой титульный лист книги — на нем название маггловской типографии, что на Воксхолл Роуд. Если мне не изменяет память, она находилась менее чем в трех кварталах от его интерната.

Я рассмеялся.

— Профессор, я понимаю, что волшебники не особо дружат с логикой, а многие из них и вовсе невежественны в маггловских вопросах, но я никогда не думал, что вы один из них. До сегодняшнего дня. Знаете ли вы, что мы изучали в маггловской школе? — Он был озадачен. — Нет? В четвертом классе мы изучали все о карточной системе распределении продовольствий. Видите ли, сэр, — сказал я язвительно, — в 1940 году немцы захватили Францию. Вскоре после этого в Британии стало не хватать нескольких импортных товаров, в том числе бумаги, которые магглы начали официально лимитировать в 1942 году. Пожилая учительница, которая вела у нас уроки в третьем классе, рассказывала нам, что карточная система, в действительности, не пользовалась популярностью, потому что к тому времени, когда она стала востребована, некоторые товары были уже слишком дорогими для среднего потребителя, — принцип «Спрос-предложение» в действии. На свободную продажу бумага поступала только после обеспечения нужд военных и прессы, не раньше. То немногое, что попадало на прилавки, было примерно того же качества, что и дешевая туалетная бумага. — Я все еще держал книгу за переплет двумя пальцами. — Я понятия не имею, кому эта книга принадлежала, но сомневаюсь, что школьнику возраста Тома Риддла, потому что он не смог бы купить новую книгу такого качества в маггловском Лондоне во время второй Мировой Войны. (2)

Дамблдор хватал ртом воздух, как рыба, вытащенная на берег, а Сириус беззвучно открывал и закрывал рот, очевидно, пытаясь найти достойный контраргумент. Барти сохранял стоическое молчание, но его настоящий глаз щурился от смеха. Я был рад, что кто-то счел это смешным помимо меня. Честно говоря, Дамблдор тяжело пережил 30-е и 40-е годы. Мне не следовало напоминать ему о тех временах.

— Может быть, он купил его, прежде чем поступил в Хогвартс.

Я фыркнул.

— На какие деньги?

— Может быть, он нашел его на улице или украл.

— Тогда имя на титульном листе не его, не так ли? И, конечно, остается вероятность, что, вы переложили преступления Волдеморта на невинного человека.

В этой комнате только у двух людей были конкретные доказательства, что Волдеморт и Риддл были одним и тем же человеком. Но ни Барти, ни я, разумеется, ни за что не признаемся в этом.

— Как я вам уже говорил, Директор Дамблдор, я не верю ничему без доказательств. Тем не менее, вы по-прежнему приводите мне свои домыслы и необоснованные обвинения, а не доказательства.

— А разве Миртл не доказательство?

— Нет, профессор. Миртл слышала лишь чей-то голос и видела василиска. Она никогда не видела того, кому принадлежал этот голос, и Министерство сломало из-за этого инцидента палочку Хагрида, а не Риддла. Все, что Миртл слышала, это голос, принадлежащий мальчику. А значит, под подозрение попадает половина школы.

— Но он был единственным змееустом.

— Вы не можете быть уверенным в этом. Учитывая то, как британские волшебники относятся к нам, любой змееуст, который вырос в нашем магическом обществе, постарается держать это в тайне. Опять же, профессор, где ваши доказательства?

— До того, как приехать в Хогвартс, он повесил кролика — питомца маленького мальчика, на стропилах, — выплюнул Дамблдор.

А не в родстве ли он со Снейпом, — подумалось мне. Нет, плохая мысль. Тогда он имел бы пятьдесят на пятьдесят шансов быть моим дальним родственником. Я вытер слюну с рукава одежды и покачал головой.

— Профессор, вы забыли, что я вырос в семье магглов, которые ненавидели магию? Я могу сходу придумать сотни причин, по которым убийство кролика можно оправдать. Для начала, Соединенное Королевство пребывало в экономическом кризисе до второй Мировой Войны. Возможно, кролик был единственным домашним животным в приюте и поедал то немногое, что доставалось детям. Убить кролика, чтобы не умереть с голоду самому было вполне логично. А повесил он его на стропилах для того, чтобы повар обнаружил кролика и приготовил на ужин.

— Он убил его, чтобы пострадал еще один ребенок.

— Допустим, вы правы. — Его улыбка стала более искренней. — Тогда, вероятно, другой мальчик сделал его жизнь невыносимой из-за того, что вокруг него постоянно происходили странные вещи или он первым убил питомца Тома. Вы забыли, профессор, что я вырос с Дадли. Я легко могу представить себе ситуацию, когда убийство кролика может быть вполне оправданным.

Дамблдор вздохнул.

— Возможно, но мальчик был вором.

— Воровство непростительно? — спросил я, расставляя следующую ловушку.

— Что ты этим хочешь сказать, где тут логика в твоих словах? — закричал Сириус.

— Вопрос вполне логичный. Вы просто не понимаете меня. Вы не имеете ни малейшего представления о том, чему Дурсли приучили меня. Так знайте к чему они вырастили меня вором-домушником.

— Они вполне порядочные люди, — сказал профессор Дамблдор, — и я уверен, ты ни разу в жизни не воровал.

Я одарил его улыбкой Чеширского кота.

— Отнюдь, я крал карандаши, книги, игрушечных солдатиков, Йо-Йо, еду, обувь, шоколад и много других вещей. Это же не делает меня плохим человеком, верно, профессор?

— Нет, не могу поверить, — прошептал Сириус, напоминая мне Фаджа, который заламывал руки и ныл, что Волдеморт не мог вернуться.

— Сириус, — я похлопал его по плечу, — воровать еду — моя специальность. Приезжай повидаться со мной перед отъездом. Я преподам тебе несколько уроков воровства.

— Наверное, ты в некотором заблуждении, — начал Дамблдор.

— Меня ввел в заблуждении человек, который оставил меня на пороге дома Дурслей в ноябре. Тот самый человек, который захватил опеку надо мной, ссылаясь на «неправильное» завещание. «Опекун», который бросил меня на девять с половиной лет у магглов, что относились ко мне хуже, чем к бродячим собакам. Мне очень жаль, профессор, но это вы пытаетесь «ввести в заблуждение» всех, включая меня. Я делал лишь все, чтобы выжить. Не похоже было, что вы заботились обо мне.

Сириус нахмурился, его губы задвигались, как будто он пытался найти какое-то оправдание для Дамблдора.

— Профессор?

— Я признаю, что оставить тебя на пороге дома твоих родственников было не самой лучшей идеей, но Петуния нашла тебя и дала кров и еду.

— А вам не приходило в голову, что вы должны дать объяснение сестре одного из членов вашего ордена? Вы не думали, что должны сказать ей, что ее сестра погибла на войне, подчиняясь вашим приказам, и она никогда не увидит ее снова.

— Я не мог сообщить Петунии такую горькую новость, тем более что она ничего не знала о нашей войне. Это нарушило бы Статут Секретности.

— О, еще как могли бы, профессор. По-видимому, вы написали это в письме. Вы послали Хагрида сообщить моей тете, дяде, и двоюродному брату, что я волшебник. Статут не запрещает уведомить о смерти волшебника его маггловских родственников; этот закон распространяется лишь на магглов никак не связанных с волшебным миром. Вы ничего не сообщили ей лично, потому что не захотели.

Тишина опустилась на комнату. Даже Сириусу нечего было возразить на такое обвинение. Действительно, он смотрел на Дамблдора так, будто видел его впервые. Барти откинулся назад в кресле, наблюдая за нашим словесным поединком, словно за спектаклем. Мое выступление не удивило Барти, а вот Сириус никогда не видел, чтобы я вел такие заумные речи, поэтому был обескуражен и не знал, как реагировать.

— Профессор, — сказал я, нарушив молчание, — я думаю, вы пропустили самое главное.

— Что же? — спросил Дамблдор. Его кадык задвигался, когда он сглотнул слюну от напряжения, и это было заметно, несмотря на пышную бороду а-ля Санта-Клаус.

— Теперь, когда Сириус находится здесь и может помочь, есть нечто, что я хотел узнать несколько месяцев назад. Когда я познакомился с моим поверенным из Гринготтса, он показал мне ваше заявление на опеку. — Ноздри Дамблдора раздулись. — Сириус, когда тебя арестовали?

— 3 ноября. Понадобилось два дня, чтобы разыскать крысу.

Я бросил на Дамблдора убийственный взгляд, сузив глаза.

— Профессор, почему вы подали заявление на опеку 1 ноября, когда Сириус еще считался невиновным?

— Что? — Сириус опрокинул свой стул. Барти поднял его взмахом палочки.

— Сядь, сынок. Я хочу услышать его ответ.

Сириус присел на край стула, выпучив глаза на Дамблдора.

— Профессор, как вы могли?

— Я сделал то, что должен был сделать. Суд не отдал бы Блэку опеку над Мальчиком-который-выжил.

Я поднял бровь.

— Прежде чем сказать что-то еще, профессор, вы должны знать, что я видел Завещания своих родителей. Причем оба. — Я не упомянул про последнее завещание мамы. Его содержимое было искусно замаскировано в огромной массе ничего незначащей информации в правовой колонке газеты за эту среду. Если Дамблдор захочет узнать о ней, информация в открытом доступе. Но я не собирался рассказывать ему об этом. — Там были упомянуты все члены ордена Феникса: Сириус, Петтигрю, Маккиннон, вы и МакГонагалл. Я дорого отдал бы, чтобы узнать, почему вы считали, что столетний бакалавр более подходит для того, чтобы растить маленького мальчика, чем Сириус или Петтигрю.

Несколько месяцев назад Нортон сообщил мне, что содержимое Завещания общедоступно. В качестве Главного Колдуна Визенгамота, Дамблдор был официально уведомлен об этом. Мистер Нортон верил, что Дамблдор не скрыл документы моей матери и не просил сделать это кого-то другого. Клерк, наверное, читал их и решил, что Дамблдор будет лучшим опекуном, чем группа подследственных (в то время) Пожирателей Смерти, а потом спрятал их в качестве одолжения мне и директору школы. Мистер Нортон сказал, что если бы Дамблдор знал об этом Завещании, то позаботился бы, чтобы документ был уничтожен, а не припрятан подальше.

— Я думал, что Сириус был предателем.

— Не Петтигрю?

— Разумеется, нет. Все считали, что Сириус предал Поттеров.

— Сириус, кто накладывал чары Фиделиус?

Сириус наморщил лоб.

— Лилия, — ответил он.

— Сомнительно. Я предлагаю тебе самому проверить чары, Сириус. Независимо от того, кто накладывал заклинание, у меня по завещанию все еще оставался один опекун, кто был невиновен в глазах Дамблдора. Ты должен спросить себя, почему он запечатал Завещание и пошел против воли моих родителей, назначив себя опекуном, тогда как это должен был быть ты или Питер.

— Довольно, мистер Поттер. — Дамблдор в ярости стукнул кулаком по столу.

— Существует еще одна большая проблема, профессор, — сказал я спокойно. — Вашу опеку признали недействительной.

— Это невозможно!

Пора перейти ко второму этапу безумного плана Томаса, состряпанного неделю спустя, после того, как мы подписали контракт. Я назвал этот план «держать Дамблдора слишком занятым, чтобы не возиться с Гарри». В теории, я буду в большей безопасности, если Дамблдор сосредоточит все свое внимание не на мне, а на Волдеморте или на моем адвокате. Я надеялся, что план сработает.

— Профессор, моя команда адвокатов исследовала этот вопрос очень тщательно, прежде чем я обратился к министру Фаджу, чтобы тот вскрыл Завещание моих родителей. Когда умер мой отец, вступило в силу его Завещание, назначив мою мать единственным опекуном. Согласно вашим словам и моим воспоминаниям, мама умерла позже отца, и именно ее Завещание определило моего опекуна, а не Завещание моего отца, потому что мой отец назначил ее в качестве моего единственного опекуна. По общему признанию, Завещания были зеркальным отражением друг друга, но вы подали неправильный документ, а значит, вы совершили преступление, когда обратились в отдел опеки и попечительства, — сказал я с усмешкой. — Давайте рассмотрим это с объективной точки зрения. Забирать ребенка у законного опекуна — это похищение. Затем, сокрытие Воли родителя, является еще одним доказательством вашего преступления. Я уверен, что министр Фадж пойдет мне на встречу, если я попрошу его заключить вас в тюрьму. Учитывая то, что вы оставили ребенка на пороге дома, зимой, это предусматривает до десяти лет лишения свободы. Оставив меня с Дурслями, вы сделали их соучастниками похищения ребенка, а себя — соучастником неправомерного лишения свободы и многочисленных нарушений по Закону о Детях и Подростках от 1933 года и Закону о Детях от 1989 года. Вы действительно должны были остановить тетю Петунию, когда она заставляла пятилетнего ребенка делать всю работу по дому. Не будем принимать во внимание заявление этого самого ребенка об угрозах, которым он подвергался в инциденте с Философским камнем, Василиском, и тримагическим турниром в этом году.

— То, что я сделал, сохранило тебе жизнь.

— Может быть. А может, и нет. Мы никогда не узнаем этого, и я вполне серьезно обвиняю вас, профессор. Мой адвокат говорит, что мне придется вернуться к своим родственникам этим летом, но он также гарантирует, что ситуация может измениться в июле. Я сомневаюсь, что профессор МакГонагалл разрешит мне поехать на каникулы к вам, после того как Дурслей упрячут в тюрьму.

— Но Гарри, — сказал Сириус, не веря в такой исход, — ты не можешь засудить Дамблдора. Только не после возращения Волдеморта. Наш мир нуждается в Дамблдоре. Только он один стоит между нами и им.

— Сириус, я, в самом деле, надеялся, что годы, проведенные в Азкабане, заставят тебя критически обдумать и проанализировать, как именно ты очутился в нынешней ситуации. Очень на это надеялся.

Глаза Дамблдора недобро сверкнули, что говорило о предельной степени ярости.

— Гарри, пророчество достоверно. Надежда Волшебного мира ты, а не я.

— Тогда я предлагаю вам найти кого-нибудь еще. Действительно, профессор. Я не могу быть единственным ребенком, родившимся в конце июля. Не говоря уже о том, что бредовое предсказание Трелони не уточнило, к какому календарю следует обращаться. По исламскому календарю я родился в восьмом месяце. В седьмом — по юлианскому календарю, за четыре дня до конца месяца, что, технически, уже не конец месяца. По еврейскому календарю я даже не родился в июле. Я родился в августе. Не так уж важно, что я родился в пятом или шестом месяце, может важно то, что я родился ночью. В китайском календаре я родился в первый день седьмого месяца. Если бы она сказала на 211 день года по григорианскому календарю, который опять же может быть различным, я все равно не верю в khrēsmoi (пророчество), особенно без доказательств, что это относится ко мне.

— Грядет тот, у кого хватит могущества, чтобы победить Темного Лорда, — сказал Дамблдор, явно цитируя. — Рожденный у тех, кто трижды бросал ему вызов, рожденный в конце седьмого месяца. И Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы. И один должен умереть от руки другого, так как ни один не может жить спокойно, пока жив другой. Тот, у кого хватит силы, чтобы победить Темного Лорда, родится в конце седьмого месяца. (3) — Он указал на мой шрам своей палочкой. — Он отметил тебя.

— В самом деле? Вы можете это доказать? Из того что я знаю, я получил этот шрам, когда балка с потолка упала мне на голову. Хотя у Дурслей есть отличное объяснение, связанное с автокатастрофой и алкоголем.

— Это шрам от проклятия. — Дамблдор скрипнул зубами, явно недовольный моей игрой.

— Допустим, вы правы, — сказал я, поднимая челку. — Это проклятый шрам. По вашему собственному признанию, выходит, что ваше пророчество ложное.

— Оно настоящее.

— Бросьте, профессор. Я пытаюсь дать вам простое объяснение. Почему вы не хотите принять его?

Он впился в меня взглядом. Я откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, словно меня ничто не тревожило.

— Не могу поверить, что вы забыли, профессор. В конце второго года, вы сказали мне, что в ту ночь Воландеморт передал часть своей силы мне, когда умирал. Разве не поэтому я стал змееустом?

Дурацкая закладка. Я предпочел бы размышлять над своей теорией в течение нескольких недель, может быть, пересмотреть несколько книг в библиотеке или стащить какую-нибудь книгу у Барти. Но нет, я должен был играть роль честного гриффиндорца. Я надеялся, что мои поспешные выводы не аукнутся мне в будущем.

Сириус нахмурился, и уже открыл было рот, но не проронил ни слова. Он старался изо всех сил, да так, что весь побелел от напряжения. Интересно, кто проклял его язык?

— Да, Гарри, — сказал Дамблдор измученным тоном, — парсельтанг является одним из древнейших магических языков. Заклинания на нем невероятно трудно снять не змееустам.

— А самое главное, его нельзя выучить, правильно?

— Верно, — ответил Дамблдор, кидая неприязненные взгляды на Моуди. — Обсуждаете моих студентов с Джозефом Лидсом?

— Он мой ученик, Альбус, — ответил тот. — Я подумал, что пора кому-нибудь посмотреть на вещи с более научной точки зрения. Философия — это, конечно, очень хорошо, но мальчику нужно чувствовать себя уверенно в реальном мире, а не выдавать все желаемое за действительное.

— Как ты смеешь!

— Полное исследование способностей моего ученика — это часть моего долга. Может быть, я не способен раскрыть все его таланты в полной мере, на данный момент, но я буду делать все, что в моих силах.

Дамблдор несколько секунд глазел на Моуди, прежде чем выдавить из себя вымученную улыбку.

— Что ты об этом думаешь, Гарри?

— Пророчество говорит о метке, а не о том, что я должен его победить.

— Сколько раз я должен предупреждать тебя, Гарри? Словесные игры могут быть очень опасны, особенно, когда ты не понимаешь всей ситуации в целом и какая магия во всем этом задействована.

— Как Легилименция?

Дамблдор отпрянул.

— Вы думаете, я не заметил пробелы в своей памяти, или то, что моя личность полностью изменилась с тех пор, как я вошел в ваш трижды проклятый замок? — Я наклонился вперед, глядя Дамблдору в глаза, защищенный с помощью окклюментативных щитов, надежно закрепленных перед ментальным пузырем, который Томас установил в моем сознании. Его оболочка не продержится вечно, но я хотел использовать ее, пока у меня была такая возможность. — Я заметил, — сказал я, давая шипению просочиться в свой голос. — Я позволил вам увидеть то, что произошло вчера, но я вас предупреждаю, Дамблдор, если вы когда-нибудь ворветесь в мой разум без моего разрешения, я пойду к Воландеморту и попрошу у него Темную метку. Затем я опубликую как само Пророчество, так и прошение на развод моей матери в «Ежедневном Пророке». Я даже заплачу им, чтобы они опубликовали его на первой странице. Я оголю свою руку и расскажу миру, что моя мать пошла наперекор вам. Она увидела в вас того, кто вы есть на самом деле. Когда вы объявили меня единственным выжившим после смертельного проклятия, настоящий Темный Лорд Дамблдор отметил меня, как равного себе. Я не успокоюсь до тех пор, пока не станцую на вашей могиле.

— Но Волдеморт убил твоих родителей, — закричал Сириус.

Я резко замолчал и повернулся к нему.

— Это еще надо доказать. Моя самая большая проблема заключается в том, что Дамблдор каким-то образом узнал все, что произошло той ночью; а, насколько мне известно, там было только двое выживших: я и Воландеморт. Я не помнил события той ночи до прошлого года. Мне, почему-то, кажется, что тот «Волдеморт» на самом деле был Альбусом Дамблдором под чарами или оборотным зельем. Лично я склоняюсь к версии какого-то вида Трансфигурации человека. В конце концов, это же ваша специальность, не так ли, директор?

Барти поперхнулся чаем, а Сириус смотрел на меня так, словно я только что сказал ему, что магглы на самом деле замаскированные марсиане. Дамблдор выглядел совершенно сбитым с толку. Я подумал, что возможно он выглядел точно так же, когда его брата арестовали за использование «неуместных» (т.е. сексуальных) чар на козле.

— Что подводит меня к последнему вопросу. Почему вы не уведомили меня о том, что моя мать подавала прошение на развод?

— А ты не знал? — прошептал Сириус.

— Нет. Фадж вложил этот документ в ее Завещание, потому что на нем сохранилась магическая подпись моей матери. Если бы не это, я до сих пор не узнал бы об этом. Но ты ведь знал?

Сириус кивнул.

— Джеймс сказал мне.

— Профессор? — обратился я к Барти.

— Я узнал это в тот же день, что и ты, Поттер.

Дамблдор снова злобно посмотрел на Барти, но информация о семье была строго конфиденциальной и подпадала под условие договора. Барти не мог сказать Дамблдору о прошении, потому что я попросил его не делать этого. Судя по мрачному выражению лица Дамблдора, он знал о завещании столько же, сколько и Сириус.

— Да, твой отец сказал мне об этом по каминной сети в тот день, когда он получил уведомление.

— И как он отреагировал? — с интересом спросил я.

— Он плакал, — сказал Дамблдор. Сириус наморщил лоб. — Ты и Лили значили для него больше всех на свете. Я боялся, что он может совершить самоубийство.

— Он не выглядел сломленным, когда мы встречались в последний раз, — пробормотал Сириус.

— Ты, наверно, видел его после меня.

— Возможно.

Это не ответ. Сириус что-то знал.

— Профессор, вы знали, почему моя мать подала на развод?

— Они были так молоды и испытывали стресс из-за войны... — Дамблдор замолчал, поглаживая красные и фиолетовые узоры на отделке рукава своей мантии. — Я думал, что им просто необходимо немного времени. Я был уверен, что после окончания войны у них все наладится. Я верил в их любовь.

— Тогда мой отец не сказал вам, что его отношения с вами и участие в незаконной, преступной группировке были основными причинами, из-за которых мама подала на развод.

— Нет, — сказал Дамблдор.

Стиснутые кулаки Сириуса говорили о том, что Дамблдор нагло врет. Я встал и отряхнул свою одежду.

— Если вы простите меня, профессора и Сириус. Мне необходимо принимать зелья и соблюдать постельный режим. Это приказ мадам Помфри. Спокойной ночи.

Барти покинул комнату вслед за мной. Мы вернулись в наши апартаменты в полном молчании. Как только мы оказались внутри и защита была снята, мой спутник развалился в кресле и его плечи затряслись.

Затем он смеялся до тех пор, пока не закашлялся и из единственного глаза не потекли слезы. Вытирая их, Барти пытался заглушить приступы смеха, но тщетно.

— Великий Мерлин, Поттер. Я думал, что старого дурака схватит инфаркт.

Я усмехнулся, совершенно не раскаиваясь в содеянном:

— Надеюсь, что, все-таки, нет. Моя заветная мечта — довести Дамблдора до инсульта пока мне не исполнится двадцать один год. Я очень, очень хотел бы, чтобы он сошел с ума от горя.

Он призвал стеклянный флакон и извлек копию своих воспоминаний.

— Так держать, Поттер, — сказал он, поднимая флакон, словно бокал шампанского. Наконец, он перестал посмеиваться и успокоился.

— Ты был очень близок к провалу.

— Я знаю, но я не раскрыл суть завещания и не рассказал, в чем заключались наши обеты. Закладки все это легко выявили бы.