Воронье царство (джен)

Белотанная твердыня, последний таламийский оплот, за которым на пути к границе лежали лишь бесчисленные поля да редкие села, встречала реильцев распахнутыми вратами. Войско, взявшее в кольцо Белотан, встало лагерем под крепостными стенами, а царь и его свита воспользовались вынужденным гостеприимством наместника, что встречал их у входа в центральную башню. Хальварду доводилось бывать в этих краях, крепость не единожды переходила из рук в руки, быть может, потому он чувствовал себя не настолько не к месту, как обычно, когда находился среди высоких чинов реильской армии.

— Милости просим, Государь, — раболепно затараторил коренастый седой наместник, как только гости спешились. — Крепость в вашем распоряжении. Трапезу готовы подать по вашему указанию.

— Благодарю, — реильский царь, во всех отношениях возвышаясь над своим новоприобретенным подданным, смотрел на него со снисхождением и, судя по блеску во взгляде, откровенно наслаждался этим превосходством. — Твои?

И Корвус кивком указал на стоящую позади начальника немолодую миловидную женщину и мнущегося подле нее щуплого мальчика.

— Да, Государь, супруга и внук, — не оборачиваясь, ответил таламиец.

— Очень хорошо. Буду рад видеть сегодня твоего внука в качестве своего чашника.

— Почту за честь, Государь, — на лице наместника не дрогнул ни единый мускул, тогда как его обеспокоенная жена прижала мальчишку к себе, чем заставила Корвуса криво ухмыльнуться.

В суете размещения Хальвард позволил себе отстать и направился в сторону небольшой рощицы, разбитой на возвышении возле западной стены. К его облегчению, там, на молитвенном холме, все сохранилось так, как он помнил. Под сенью пожухлой листвы рядом с Артулой и Баркудом все еще стоял белесый идол Ифри, правда, судя по запустелому виду, лишь для того, чтобы не сердить лишний раз Зарину. Хальвард смахнул паутину с потрепанной временем львиной морды и устало припал лбом к резной поверхности идола.

— Твоя богиня не ответит тебе, Хальвард, — раздался за спиной тягучий голос Корвуса.

— Мне достаточно того, что она меня услышит.

— И не услышит, Халь. Ее больше нет.

— Да разве такое…? — в изумлении обернулся Хальвард, но тут же осекся, вспомнив слова Раунхильда.

— Возможно, да, — Корвус поравнялся с ним. — Как оказалось.

— Но как? Что должно произойти, чтобы не стало бога?

Корвус молча осмотрел деревянную львицу и, запустив руку в потревоженную паутину, подсадил на ладонь ее творца.

— Он, — на кончиках пальцев Корвуса засуетился маленький бледный паук.

По всей видимости, он посчитал такое объяснение исчерпывающим, а Хальвард не знал, что и спросить. Одно только не давало покоя и жгло неожиданной обидой сердце: как давно его молитвы звучали в пустоту, сколько раз он выходил на поле боя, надеясь на защиту мертвой богини? Не потому ли так бесславно закончилась его служба, раз больше некому было за ним приглядеть? Но эти вопросы Хальвард оставил при себе, не желая давать Корвусу лишний повод для самодовольства.

— И ты боишься, что та же участь постигнет твоего бога?

— Он боится, не я, — Корвус отпустил растерянного паука обратно на львиную морду. — Но мне суждено это предотвратить.

— Суждено, — неуверенно проговорил Хальвард. — Все это звучит так, будто он просто тебя использует.

— Конечно использует, — Корвус спокойно пожал плечами, словно Халь сказал что-то совершенно очевидное. — Но мне ли жаловаться. Сам посуди, какая жизнь меня бы ждала, откажись я.

— А ты мог отказаться?

— Мог, — в привычной ему манере Корвус сложил руки на груди. — Только это ничего бы не изменило, просто использовали бы кого-то другого. Не смотри на меня так.

Хальвард отвел взгляд. Нет, он не жалел Корвуса, но чувствовал что-то неправильное по отношению к нему, то, чего тот явно не заслуживал. С одной стороны, Корвус прав: кем он был и кем стал. С другой — судя по тому, что Хальвард видел и слышал, путь этот был не из приятных да и ничем хорошим не предвещал закончиться. И ради чего?

За спинами вдруг что-то звонко громыхнуло, и Хальвард непроизвольно схватился за рукоять меча. Обернувшись, он увидел пару реильских солдат да батраков с топорами.

— Идем, — усмехнулся его реакции Корвус, а затем обратился к солдатам: — Львица пусть стоит. Она не более, чем деревяшка.

Хальвард поморщился. Очередная подачка? Бетхор его разберет. Халь бросил последний взгляд на идол богини, на чью помощь рассчитывал столько лет, и, вздохнув, последовал за Корвусом.

В комнате, выделенной Хальварду, его ждали большая деревянная бадья с теплой водой да свежая одежда. Не без удовольствия смывая дорожную пыль, Хальвард пытался понять, что он сегодня узнал и как это может помочь. Коль боги начали убивать друг друга, то каким образом смертный может воспрепятствовать этому? И, если так подумать, зачем Корвусу вообще вмешиваться в их сечу? Новость о гибели Ифри отзывалась тоской в сердце солдата, но, если бы пришлось выбирать между ее жизнью и теми, кто пал на этой войне, то Халь предпочел бы мириться с потерей покровителя, нежели с такими жертвами. Корвус же, похоже, был готов положить как свою голову, так и весь север во имя Бога-Ворона. При этом, как ни странно, на слепого фанатика он не был похож. Или Хальварду просто хотелось в это верить?

Удрученный таким выводом, Халь закончил помывку и, облачившись в черный, усиленный кольчужными вставками парадный дублет, в назначенное время направился к трапезному залу.

Как и положено, в светлом углу расположился большой хозяйский стол, а вдоль стены вытянулся приставленный к нему гостевой. Но усаживаться никто не торопился. Чуть в стороне держались воеводы Корвуса, а наместник с семейством и другими вельможами Белотана терпеливо ожидали царя возле разожженного очага. Впрочем, тот не заставил себя долго ждать. Надменно вышагивая, сопровождаемый своим верным жрецом, Корвус явился в парадный зал во всем величии. Неизменная фибула-череп, украшающая кружевной ворот, да стальные наплечники в виде птичьих хищных лап, удерживающие на плечах вороной плащ, вынудили Хальварда вновь усомниться, не фанатичный ли последователь Бога-Ворона перед ним.

Найдя взглядом Хальварда, Корвус требовательным жестом поманил его за собой. Затем, разместившись во главе стола и отдав почетное место по правую руку жрецу, а левое брату, царь дал дозволение располагаться остальным. «Интересно, — мелькнуло в голове у Хальварда, — насколько сильно оскорбились хозяева такой посадкой?»

Как только засуетились стольники и подчашие, поднося блюда и выпивку, искушенный опытом Раунхильд распорядился, чтобы царю подали белое вино. Зазвенели бокалы, застучали приборы, посыпались громословные здравицы да пожелания успеха в военном походе. Корвус с холодной полуулыбкой внимал происходящему, лишь изредка тихо благодаря за поданный кубок своего юного чашника, щеки которого залились ярким румянцем еще с первого глотка.

— Смею сказать, что Государь всегда может рассчитывать на поддержку Белотана и, если быть точнее, нашей семьи, — выступил наместник. — Род Эдгит старый, уважаемый и имеет общие корни с некогда правящей династией.

Корвус пригубил вина, утопив в нем ехидную улыбку, но не прервал речи осмелевшего наместника.

— Да простит Государь мою прямоту, но разве гоже столько во вдовцах ходить? Ни в коем случае не хочу оскорбить память ее светлейшества своим предложением, но выгодный брак всегда верный способ закрепиться на захваченных землях.

Хальвард обратил внимание на совсем юную деву, сидящую рядом с хозяином, которая при его словах побледнела пуще своего наряда. Хальвард понимал, что этот союз выгоден наместнику, одержи Корвус победу над Гвинландом, Белотан получит контроль над всем Пограничьем, да и Корвусу немало пользы от верной крепости за спиной. Но по-человечески он не понимал, как у отца семейства может повернуться язык предложить свою кровинушку за такого, как его брат.

— Благодарю за заботу, наместник, — сдержанно промолвил Корвус, — но война не лучшее время для мыслей о браке. К тому же, вашей дочери я явно не по душе, — кивнул он испуганной девушке.

— Как будет угодно Государю, — подчинился хозяин.

И застолье продолжилось в прежнем ключе. На языке Хальварда вертелась уйма вопросов, как назло личных, и хмель в голове потакал желанию их озвучить. Потому, когда и хозяева, и гости начали откланиваться, он решился спросить:

— Ты был женат?

— Лучше не спрашивай, — вдруг вмешался Раунхильд.

— Слушай Рауна, — невесело усмехнулся Корвус, — он тебе плохого не посоветует. Лучше расскажи, ждет ли тебя дома красавица-жена да мои племянники?

— Нет.

— Чего же так?

— Служба и семья плохо сочетаются.

— Дай угадаю, какая-нибудь девица не дождалась тебя после очередного военного подвига?

— Вроде того, — фыркнул в бокал Хальвард, которому не нравилось, как обернулся разговор.

— С твоего позволения, я тоже вас покину, — поднялся из-за стола Раунхильд. — Мне еще жрецов определять.

— Позволяю, — съязвил, улыбнувшись своему жрецу, Корвус.

Хальвард понял, что помимо стражи у дверей и уснувшего подле стены мальчика, они остались в зале вдвоем. Сделав еще один солидный глоток, он продолжил:

— И какая же тебя по-твоему ждала бы жизнь, откажись ты от такой участи?

— Скорее всего короткая. Или соседи однажды все-таки прибили бы невзначай, или недуг какой одолел, — задумчиво ответил Корвус. — А может, не знаю, отправили бы в Гнездо?

— Мать не отдала бы тебя.

— Я был обузой, Халь, мы оба это знаем, — отрезал Корвус, самостоятельно подлив себе из початого кувшина. — Матушка была добра ко мне, не спорю, но далеко ли уедешь на одной доброте, когда нужно кормить семью, — немного помолчав, он вдруг добавил: — Нанна!

— Что?

— Я вспомнил, как ее звали.

— Зовут, — угрюмо поправил Хальвард. — Когда я уезжал из дома, она была в добром здравии.

— О, — Корвус удивленно хмыкнул. — Не думаю, что она будет рада узнать, во что превратился ее младший сын.

«Хоть в чем-то я с тобой согласен», — подумал Халь.

— Государь, — раздался тонкий девичий голосок. — Прошу меня извинить.

В зал вернулась несостоявшаяся невеста, неся в руках кружку с чем-то, судя по стелющемуся ароматному пару, горячим и крепким.

— Я хотела вас поблагодарить за… — девушка зарделась румянцем. — Вы понимаете… я…

— Понимаю, — Корвус поднялся и, приняв кружку из ее трясущихся рук, вдохнул пар. — Восхитительный запах, пряный, с горчинкой. Только, кажется, тут есть лишние травы.

— У нас в сбитень добавляют лекарственные сборы, — уверенно отчеканила девушка и тут же смутилась своей смелости.

— Как скажешь. Твое здоровье! — Корвус уверенно глотнул поднесенного меда и поставил кружку на стол. — Выбрала бы ты напиток похолоднее, может быть, и сработало.

В этот раз краска сошла с лица девушки так, что Хальвард испугался не хватил ли ее удар. Но она твердо стояла на ногах, лишь опустив плечи, и молча смотрела на Корвуса.

— Не будешь отрицать?

— Не буду.

— Господа! — щелкнув пальцами, Корвус обратился к своей страже. — Будьте добры, приведите наместника. Разговор есть.

Девушка продолжала стоять как вкопанная, не двигаясь, кажется, едва дыша. Хальвард же даже не знал, что и думать. Она правда только что пыталась вот так бесхитростно отравить царя? А если тот почувствовал неладное, то зачем выпил?

— Хоть какая-то польза от моего обучения колдовству, — заметив озадаченный взгляд брата, Корвус расплылся в широкой улыбке. — Какую только отраву не приходилось через себя пропускать. Моя наставница ничего для меня не жалела.

— В хозяйских покоях нет ни наместника, ни его родных, Государь, — доложил вернувшийся караульный.

— Бросили?

— Я сама осталась, — тихо ответила девушка.

— Что ж, тогда поможешь их найти.

— Я ничего не скажу! — затрясла она головой.

— Этого от тебя и не требуется. Уведите ребенка. А девку подержите.

Один солдат поднял на руки спящего чашника и унес из зала, второй встал позади дочери наместника, хотя никакой необходимости в этом не виделось, она никуда не рвалась.

Корвус левой рукой поддел фибулу на своей шее.

— Руку, — скомандовал он, и солдат, грубо схватив деву за запястье, положил ее ладонь на стол. — Эти.

Корвус провел своими пальцами по бледной ладошке, оставив алые полосы. Солдат немедля выхватил из-за пояса короткий клинок и одним верным ударом отсек отмеченные пальцы. Девушка коротко взвыла, но тут же заткнула себе рот свободным кулаком. Тряслась, но храбрилась, готовая молчать до конца, хотя отчего-то Хальварду казалось, что это вовсе не пытка.

Корвус подхватил со стола отрубленные фаланги, пересек зал и, оказавшись возле очага, вбросил их в пламя. Длинная тень, отбрасываемая возвращающимся к девушке царем, изломилась, почернела и, поднявшись с пола, зашагала следом.

— Ты найдешь их и передашь мое недовольство, — сухо проговорил Корвус и поставил уколотым пальцем кровавую метку на лбу девушки.

Тьма в мгновение ока укутала дочь наместника, а затем неторопливо испарилась, словно та вдохнула ее. Стражник отпустил девушку. Ее перестало трясти, она и вовсе больше не походила на живую. Глаза наполнились чернотой, а лицо бесстрастием.

— Ступай, — велел Корвус, и она подчинилась.

Неровным шагом девушка покинула зал, совершенно не придавая значения тому, что оставляет за собой кровавый след.

— Свободны.

Оставшиеся стражники поспешно повиновались. Корвус присел на край стола и утомленно потер пальцами веки.

— Давай только без нравоучений, хорошо? — не оборачиваясь к Хальварду потребовал он. — И так дурно.

— Я молчал, — да и что тут скажешь, девочка готова была взять на себя цареубийство, ей в любом случае дорога на плаху. — Но если дурно, зачем пил отраву?

— Дело не в ней, — Корвус поднял на брата покрасневший взгляд. — Молчишь, а смотришь волком.

— А то ты не понимаешь, что твои ритуалы пугают.

— Ничего, привыкнешь.