Антарес Блэк и ящик Пандоры (джен)

— Ты уверен, что это сработает? Как-то это… мелко, — Себастиан вдохнул новую порцию сигаретного дыма и сморщился, с трудом подавляя кашель. — Мерлин, ну и гадость… Зачем ты вообще это куришь?..

— Мелко и глупо, хочешь сказать? - отозвался Блэк, стряхивая пепел в раскрытое окно. Слабый ветер подхватил мельчайшие частички, закрутил в медленном танце. - Я знаю.

Антарес, поерзав, попытался устроиться поудобнее, но попытка не возымела успеха. Лишь исполосованная розгами спина отозвалась болью. Он сидел на подоконнике около непопулярного перехода в учебный корпус. Ученики забредали сюда редко — это была вотчина пауков, призраков и тишины. Подоконник был широк, но короток — вытянуть ноги во всю его длину не представлялось возможным, потому Блэк устроился, уперев подошвы ботинок в каменный откос. 

- И все же… - Себастиан лениво прислонился к стене и покосился на слабо мерцающие огоньки свечей в небезызвестном испохабленном подсвечнике, стоящем на полу. - В любой шутке должно быть изящество. 

Пивз, зависнув вверх ногами под потолком, с интересом вслушивался в разговор. У него, впрочем, никаких претензий план Блэка не вызывал. Лишь предвкушение.

- Несомненно. В шутке — изящество, в мести — удовольствие… Здесь же основой будет необходимая эффективность. Которая зиждется на простом факте: большая часть зрителей — плебс, которому достаточно совершенно безыскусных хлеба и зрелищ, чтобы вызвать необходимый ажиотаж вокруг происходящего.

Блэк извлек из недр сумки стеклянную банку, внутри которой копошилось нечто мелкое и отвратительное. Легонько подбросил ее в ладони, без всяких сомнений в том, что полтергейст поймает хрупкий предмет. Ожидания оправдались — спустя долю секунды Пивз уже осматривал стеклянный сосуд, мерзко хихикая.

- Где ты вообще это нашел? - скривился Сэллоу. - Канадские ледяные мурави - это же редкость…

- У одной хаффлпаффки стащил. Поппи Добринг, кажется. Похоже, она сама не знала, что с ними делать. Не важно, - отмахнулся Блэк. - Конечно, я предпочел бы поймать Прюэтта, размазать его по полу, а после вывернуть наизнанку. А не заниматься детскими шутками. Но тут дело в другом. 

- И в чем же?

Антарес втянул носом холодный воздух, пахнущий дождем. Нутро сжимала странная смесь чувств: радости, свободы и непонятной щемящей грусти. Хотелось вскочить во весь рост, шагнуть в открытое окно и полететь вниз. А после, оттолкнувшись от земли, как от огромного батута, взмыть еще выше, смеясь во все горло. 

Он тряхнул головой, сбрасывая наваждение и возвращая мысли в конструктивное русло. Подавлять хаотичные побуждения постепенно становилось чуть легче.

- Мы можем вызвать Леандера на очередную «дуэль», можем проклясть его так, что в какой-то момент он взмолится о смерти, и нас даже не упекут в Азкабан, если сделать все аккуратно. Однако дело не в самом гриффиндорце, понимаешь? Наше противостояние уже на слуху, и если ответный ход не окажется публичным — в нем не будет смысла. Все, что мы делаем сейчас — не настоящая месть. Лишь демонстрация. И в таком случае удар по репутации, пусть и столь… топорный и банальный, куда действенней.

- О, кажется, я понимаю твою мысль. Первым делом ты хочешь унизить его, грубо и грязно.

- Ага. Примерно так. Превратиться — условно — из творца в маляра, что рисует похабные картинки на потребу толпе.

- Что же тогда в твоем понимании настоящая месть, Блэк? — Себастиан обернулся, пристально уставившись ему в глаза.

Антарес щелкнул пальцами, привлекая внимание полтергейста. Тот, перекувырнувшись в воздухе, изобразил карикатурно-подобострастный поклон и уставился на него черными бусинками глаз. 

- Ты знаешь, что делать. Так почему ты еще здесь, а? — сухо бросил Блэк.

Пивз надул губы:

- Разве я могу уйти, милостивые сэры, в такой важный момент? В момент, когда вершится заговор, когда… 

- Вон, - холодно отрезал Антарес. - Или мне вновь стоит применить силу?

- Нет-нет-с, зачем же столько агрессии! Я же лишь пользы для, а не шутки ради! Но раз вы столь бессердечны…

Пивз демонстративно развернулся спиной, высоко подпрыгнул и просочился сквозь потолок, издав звук, похожий на тот, с каким воздух выходит из узкого отверстия.

Сэллоу проводил его взглядом, скептически хмыкнул. Блэк отвернулся и сощурился, уставившись в окно. За высокой стрельчатой аркой сырой туман смешивался с тоскливой ноябрьской серостью. 

— Месть, Себастиан… Маленькая шутка ниже пояса — это всего лишь временные меры. Наша война с Прюэттом не закончится на этом, о нет. И это может продолжаться бесконечно… Если не сместить фокус, не добавить новых акцентов и не вывести конфликт на иной уровень.

— Что ты имеешь в виду под «иным уровнем»? — Себастиан затушил почти погасшую недокуренную сигарету о стену и скрестил руки на груди.

Антарес медленно затянулся, замолчал на мгновение, задерживая дым в легких. 

— Например, почему бы не превратить нашу личную проблему в проблему всего факультета? Зачем воевать в одиночку, если можно заставить делать это кого-то еще? Так гораздо эффективнее. Сместив внимание Прюэтта с нас на вражду между Слизерином и Гриффиндором, мы заставим его отвлечься от очередных выпадов в сторону наших скромных персон. И, в то же время, сможем понаблюдать из партера, как беднягу Леандера и его глупеньких подпевал загоняют в угол, а после жестоко пинают ногами.

— Звучит красиво, Блэк, — Сэллоу хищно оскалился, — но нужна конкретика. Иначе это не более, чем досужая болтовня.

— Хочешь конкретики? Изволь. Как ты думаешь, из-за чего студенты Хогвартса, ранее относившиеся друг к другу нейтрально, могут превратиться в непримиримых врагов? Две вещи. Статус крови и… квиддич. И вот если с первым у Прюэтта все нормально, то с квиддичными страстями все должно быть интереснее. Ими вполне можно воспользоваться.

— О. А вот это имеет смысл, — заинтересованно протянул Себастиан. — Люди, чей мозг затуманен соперничеством и азартом, не способны связно мыслить. Вопрос только, как направить их волю и распаленную ярость. 

— Есть пара идей. Но нужно все хорошенько обдумать…

Антарес выкинул сигарету в окно, резко принял вертикальное положение, прошелся, меряя шагами коридор, намеренно громко шаркая каблуками. Десять шагов вперед, десять назад. Неимоверное, немотивированное желание действия охватило сознание.

— Хватит мельтешить, — Сэллоу закатил глаза. — Мне опять приложить тебя вытрезвляющим?

Антарес остановился. Вновь запрыгнул на подоконник, откинулся на назад, свешивая голову в окно. Спину вновь прострелило болью, но теперь она казалась какой-то далекой, будто вовсе ненастоящей.

— Неа. Иначе мой завтрак выйдет наружу, я захлебнусь, и тебе придется объяснять, откуда в Хогвартсе еще один труп.

— И меня оправдают, Блэк.

— Быть человеком так тяжело, а? Как вы вообще справляетесь?

Себастиан тяжело вздохнул:

— Мерлин… Чертов Пивз. Надеюсь, он управится быстро.

Полтергейст и правда вернулся очень скоро. Довольный и сияющий, словно новенький галлеон. Впрочем, его энтузиазм тут же стремительно исчез — необходимость возвращаться в клетку мало кого обрадует. Однако выбора у него не было: Антарес был непреклонен.

Когда с избавлением от Пивза было покончено, Сэллоу, подхватив с пола подсвечник, задул свечу. 

В голове тут же прояснилось: мутный хаос желаний уступил привычной рациональности. Нет. Привычной холодной тоске, тут же сжавшей сердце. Блэк пошатнулся, прикрыл глаза, неуклюже привалившись плечом к каменному откосу. На долю секунды невыносимое желание действительно шагнуть в окно пронзило сознание раскаленной иглой. Шагнуть вовсе не для того, чтобы взлететь…

Он сжал зубы, медленно выдохнув, с трудом отрезая окклюменцией ощущение сосущей пустоты. Чертова древняя магия — воистину коварная дрянь. Ты живешь как прежде, ежесекундно отводя взгляд от бездны, поселившейся в тебе, и оттого кажется, что ты свыкаешься с ней. Глупость. С этим невозможно свыкнуться. Можно забыться, на некоторое время перестав быть самим собой, но оттого расплата будет лишь горше.

Можно смеяться, по привычке натянув улыбку, можно строить планы, как будто ничего не случилось, можно притвориться полтергейстом, вновь ощутив совершенно иллюзорную полноту жизни с привкусом опилок. Можно предаться страсти с Агнес Гонт, поверхностной и бессмысленной, неспособной ни на гран заполнить разъедающее ничто, поселившееся внутри. Но это будет не более, чем жалким самообманом.

— Эй! — Сэллоу легонько толкнул его в плечо. — Пойдем уже, наконец. Эссе по заклинаниям само себя не напишет.

Антарес с трудом изобразил на лице самое беззаботное выражение и перекинул через плечо сумку:

— О, нет. Умеешь ты испортить настроение, Себ. Честное слово, все то же самое я могу изложить устно на экзамене, и это займет гораздо меньше времени. Так зачем эта пытка?! — слова привычно срывались с губ, сыпались, как песок, как груда пустой породы, формируя курган над тем самым, о чем не следует поминать всуе. — Интересно, можно ли усовершенствовать самопишущее перо так, чтобы оно, используя мои мысли и мое понимание предмета, записало все это самостоятельно? А не просто под диктовку или выдумывая несуществующие факты и излагая их в стройном порядке? Работа на стыке магии разума и чар… Ужасно сложно, но представь, как интересно!

Себастиан фыркнул:

— Ну конечно. Давай, чего мелочиться. Может, лучше зачаровать его заклинанием высшей магии, основанном на концепции человеческих познаний о мире в целом? И сделать самообучаемым. 

— Тогда, боюсь, волшебные перья рано или поздно опередят нас в развитии и захватят мир. Печальные перспективы. А еще, если…

— Стой, — внезапно приглушенно пробормотал Сэллоу и вскинул ладонь в останавливающем жесте.

Антарес недоуменно замер, проглотив готовые сорваться с губ слова и занеся ногу над ступенькой лестницы, ведущей на первый этаж. С нижнего пролета доносились голоса. Весьма экспрессивные, надо сказать. В одном из них Блэк сходу узнал Финеаса, а второй… профессор Фиг. Да, определенно, это он. 

— …не лезьте в это дело, Элеазар, — интонация дяди была полна шипящих звуков.

— Все еще не понимаю, о чем вы, директор, сэр, — ответствовал Фиг с достоинством. Но в его недоумении, к сожалению, все-таки слышалась некоторая наигранность.

Блэк присел, аккуратно выглядывая из-за балюстрады. 

— Разумеется, не понимаете… — саркастично бросил директор, медленно подойдя вплотную к «жертве». Выглядел он полностью расслабленным, но в каждом шаге его сквозила скрытая угроза. Профессор отступил назад, к краю лестничной площадки. — И лучше бы, чтобы так и оставалось. Ваша обязанность — учить детишек. Рассказывать им, в чем разница между зачарованным танцующим ананасом и трансфигурированным големом, верно? А вовсе не искать пропавшие древние ключи, связи между восстанием гоблинов и забытыми видами магии. Оставьте это следственному отделу аврората. Они знают, как отделить зерна от плевел и теории заговора от реального положения дел.

— Это не теория заговора, — оскорбленно пробормотал Фиг, почти вжавшись спиной в перила, — это факты. 

— О, неужто? Вы только что утверждали, Элеазар, что ничего не знаете, — Финеас издевательски ухмыльнулся, подходя еще ближе. Так близко, что на миг показалось, что следующее его действие будет уже не столь безобидно. Одно движение, и пропасть за спиной оппонента поставит жирную точку в споре.

Но он остановился. 

— Опыт вашей покойной жены, кажется, вас ничему не научил. Многие знания — многие печали. Жизнь полна загадок, Фиг. И не все из них стоит пытаться разгадать, если хотите спокойно дожить свой век. Эту истину подтвердили бы сотни мертвецов и пропавших без вести. Было бы печально, если однажды вы бы оказались среди них. Подумайте об этом.

Профессор промолчал, впившись пальцами в перила. В его позе отчетливо читалось упрямство и злость. И… надежно скрытая толика страха.

Финеас окинул подчиненного долгим внимательным взглядом. Больше не говоря ни слова, он развернулся и зашагал прочь, вниз по лестнице.

Едва тот скрылся за поворотом, профессор Фиг тяжело вздохнул. Постоял несколько секунд, будто в нерешительности, оправил съехавший неизменный шарф и направился в ближайший на этаже коридор, как-то едва уловимо сгорбившись...

— Что это было? — недоуменно пробормотал Себастиан, проводив его взглядом. — О чем они болтали? Ничего не понял, но очень интересно.

— Мне тоже, Сэллоу, мне тоже… — задумчиво протянул Антарес. — Есть кое-какие догадки. Но пока они не складываются до конца в стройную картину. Фиг, очевидно, сует нос туда, куда не следует, и подобное рвение, зная моего дядюшку, может и правда стоить старику жизни. Но это лишь малая часть общей мозаики. Однако остальными я предпочел бы поделиться позже. Тогда, когда ты сможешь отразить хотя бы пять из десяти моих атак на твой разум.

Себастиан фыркнул:

— Не трудись изобразить вежливый отказ, Блэк, выдумывая причины. Мне казалось, я ни разу не давал повода для недоверия, но дело твое.

Антарес обернулся, досадливо сморщившись:

— Я думал, ты уже понял, Сэллоу. Мне плевать, что ты — или кто-либо еще — обо мне подумает. Я вежлив, потому что вежливость — неотъемлемая характеристика джентльмена, человека культурного и образованного. А не потому, что боюсь задеть чьи-то чувства. Поэтому, если бы я решил сказать тебе «нет», я бы сказал прямо. Без бессмысленных экивоков. 

— Хотелось бы верить, — буркнул тот, сощурившись и уставившись на Антареса пристальным взглядом.

Блэк внезапно почувствовал себя неуютно. Сколько правды в его собственных словах? И не занимается ли он самообманом? Действительно ли он испытывает недоверие лишь к окклюментным щитам Сэллоу? Или все-таки к нему самому? А почему? Потому что он может ударить в спину? Любой может. Но Себастиан и правда не давал повода. Он поддерживал любые сомнительные авантюры. Он легко закрывал глаза на многое. Не держал зла за инцидент с боггартами и дни в больничном крыле. Он не рассказал Оминису о случившемся в табачной лавке.

Блэк вздохнул, прерывая недолгое молчание:

— Пока что могу утверждать одно: с гоблинским восстанием не все так просто. Для того, чтобы получить то, что они хотят, коротышкам недостаточно просто набрать банду радикалов и пойти запугивать честных волшебников. Нужно нечто большее. Козыри в рукаве. Понимаешь? Один из них — Гринготтс. Второй — насилие, страх и смерть, которые могут прийти в дом к любому. Третий — ореол борцов за свободу и правое дело. Но этого все еще мало. Издревле в конфликте побеждает тот, у кого дубинка увесистее. Ранрок ищет — или уже нашел — оружие, что поставит точку в споре и заставит больше никогда не возвращаться к дискуссии. Финеас это знает, Фиг это знает… А если об этом не осведомлена широкая общественность, значит, это кому-то выгодно.

— Несомненно… — пробормотал Себастиан, скривившись. — Однако подобная подковерная возня волшебников, очевидно, выгодна уже самим гоблинам.

— Это политика. Каждый надеется, что переиграет остальных.

Оставшийся путь до гостиной они преодолели молча, размышляя каждый о своем. Лишь перед входом Сэллоу тихо пробормотал пароль.

На душе отчего-то скребли кошки.

Может, и правда стоило рассказать ему больше? Так ли необходимо было сейчас перестраховываться и менять медленно завоевываемое чужое доверие на мнимое ощущение безопасности?

Идея готовить эссе к завтрашнему уроку канула в Лету. Настроения в очередной раз марать пергаменты не было вовсе.

Антарес, отложив девственно-чистый лист, на котором красовался каллиграфически выведенный заголовок: «Особенности применения исчезающего заклинания к неживым объектам», достал блокнот и задумчиво прокрутил карандаш в пальцах.

Ему невольно вспомнился разговор у озера, что вытянула из памяти волшебного леса его случайная магия. Очевидно, это был отголосок. Былое, настоящее и грядущее в тот момент перемешались, образовав единое целое. Но если опираться на известные факты… Оминис тогда, в начале званого вечера, сказал, что его дедушка уехал в Штаты. Скорее всего, он имел в виду Феликса, одного из тех, кого услышал Антарес. Второй наверняка была Диана. Значит, разговор имел место быть не в настоящем, а в недалеком прошлом.

Если же задуматься о его сути… Из известных игроков на политическом поле сегодня трое: Блэки, Гонты и гоблины. Любой из них жаждет власти, это понятная и банальная цель. Но как именно каждый из них хочет ее добиться? Какие между ними и всеми известными событиями, фактами взаимосвязи? 

На первый взгляд кажется, что это не важно. Где политика, а где ученик Хогвартса пятого курса? Все было бы и правда так, если б не один нюанс. Древняя магия. Сила, с которой Антарес Блэк связан самыми прочными узами. 

Антарес вывел на листе готическую «Г», заключенную в грубой формы гербовой щит. Добавил по бокам секиры, ятаганы, горстки сокровищ, украсил дубовыми ветвями и по привычке оживил рисунок. 

Гоблины, очевидно, желают равенства. Но победа революции будет временна, если не обеспечить ее чем-либо еще. Чем-то, с чем все будут считаться. Если их предприятие возымеет успех, им будет необходим гарант соблюдения договоренностей. И столь могущественное колдовство обеспечит его лучше всего. Древняя магия — не единственное средство их борьбы. Но одно из самых важных. Именно поэтому Ранрок пришел в хранилище. Именно поэтому пытался отобрать то, что Блэк нашел там. И нападение в маггловском Лондоне, вполне вероятно, закономерное следствие его неудачи. В конце концов, сотрудничество коротышек и волшебников не так уж невозможно — если верить Феликсу Гонту. Второй вариант — кто-то еще прознал о связи некого мальчишки Антареса с жуткой, но впечатляющей силой. Что знают двое — знает и свинья, верно?

Рядом с гоблинским щитом он изобразил еще один символ «Г», только теперь уже плавный, витиеватый. Дорисовал ему на конце оскаленную змеиную морду, переплел с листьями аканта. Чешуйчатая гадина тут же попыталась цапнуть одну из секир. Та угрожающе завибрировала.

Гонты. Пока что, основываясь на известной информации, можно утверждать, что этот змеиный клубок просто желает удержать позиции. Так долго они считались неприкасаемыми и первыми лезли в кормушку Министерства, что спустя некоторое время сами стали синонимом власти. Власти реальной, хотя номинально магической Британией управляло выборное лицо. Им был выгоден министр-марионетка, несовершенство законов, слабость аврората. И народ закрывал на это глаза, пока все жили сыто и счастливо. Но теперь… Теперь гоблины устраивают бойню в центре магического поселения, захватывают отдельные хутора, пытаются силой диктовать собственные условия. А те, что похитрее, вовсю используют доступные им финансовые рычаги. И вот уже вся хрупкая, но так удобная Гонтам система готова рассыпаться карточным домиком. Недовольство простых волшебников стремится к бесконечности, фракции, что раньше были нейтральны и не слишком сильно лезли в политику, начинают просыпаться от вековечного сна, министр внезапно решает проявить характер, более не доверяя извечным союзникам и совершенно не желая быть насаженным на гоблинский клинок. И, как вишенка на торте, экономика оказывается в уязвимом положении благодаря действиям Гринготтских монополистов. Гонтам остается лишь затыкать дыры в тонущем корабле, и первым делом они пытаются спасти все то, что ранее было достигнуто Аланом МакКинноном. Увы, столь же красиво, как было задумано покойным, они уже не могут разыграть партию, остается лишь пойти на сотрудничество с МАКУСА и Колониальным финансовым союзом. Единственной волшебной организацией, что может противостоять коротышкам в вопросах накопления, хранения и обороте золота. Спорное решение, но в текущих условиях лучшего все равно не придумать. Увы, даже если у Гонтов выйдет провернуть подобное с минимальными потерями, кризис это не разрешит окончательно. Слишком многих придется вновь приводить к покорности, чтобы вернуть статус-кво.

А теперь вопрос на миллион: какую роль в этом играет сама семья Блэк? 

Антарес дополнил композицию третьей буквицей, «Б». Задумался на мгновение и пририсовал ей паучьи лапы.

Ясно как белый день, что Финеас, Сириус и Энтони задумали половить рыбку в мутной воде. Переговоры с нейтральными фракциями, манипуляции… Они расшатывают позиции змеиной кодлы в министерстве, настраивая Министра против собственных кукловодов. Прозрачно намекают Фрэнсису Спэвину, как легко превратиться в нынешние времена из безвольного бюрократа в мертвого бюрократа. Подталкивая его к очевидному решению: усилению его собственных позиций и позиций официальной власти. Красочно живописуя, что будет, если тот этого не сделает: или он превратится в козла отпущения для собственного народа, потому что это удобно Гонтам, или его повесят на собственных кишках коротышки прямо в атриуме министерства. Как тут не поверить столь жутким сценариям?

Но есть нюанс. Если в подобной структуре кто-либо получает больше власти, значит кто-то ее теряет. Непреложный закон человеческих взаимодействий. Очевидно, проигравшей стороной Финеас, Сириус и Энтони видят змеиную семейку, а победителем — отнюдь не Министра. И это логично. Если они хотят вскарабкаться повыше, значит, стоит тем или иным способом утопить того, кто уже на вершине. А Фрэнсис Спэвин — лишь средство, от которого, скорее всего, после планируется избавиться. От него и его инициатив. 

Знают ли об этом Гонты? Некоторое время назад, на похоронах любезной тетушки, Финеас и Сириус были уверены, что нет. Но из подслушанного на днях разговора становится ясно, что о неких сомнительных телодвижениях Блэков они все же подозревают. Однако не считают действия конкурирующей семьи приоритетной угрозой. Просто потому, что есть угрозы пострашнее, и нет возможности распылять силы. Станет ли это ошибкой? 

Секиры, ятаганы и змеиная «Г» задергались, плотно оплетенные нарисованной паутиной. Острые лезвия кромсали тонкие нити, но все было тщетно. Паучьи лапы плели штрихи новых карикатурных пут куда быстрее.

И последний, самый важный вопрос. Какую роль в этом играет древняя магия? Связь гоблинов с ней не подлежит сомнению. Знает ли о ней кто-либо еще? Гонты? Возможно, как о явлении в целом — да. Учитывая волшебный лес в их владениях… А о наследии Рэкхэма? Пока свидетельств тому нет. Заговорщики? Судя по всему, да, знают. Только что Финеас вполне натурально угрожал профессору Фигу, и он не стал бы делать это от любви к искусству. Слова «пусть этим занимается аврорат» — не более, чем удобная ложь. Никто из родни не доверил бы парням в алых мантиях и украденную солонку найти. Значит, Элеазар попросту мешает дяде собственным исследовательским энтузиазмом. Но почему? Желает ли Финеас (и остальная семья) самостоятельно добраться до могущественной силы? Или им просто невыгоден чужой интерес к подноготной гоблинской заварушки? Или есть еще какая-либо причина? 

Антарес вздохнул. В стройной теории все еще были белые пятна. И это только то, что касается политики. А если вспомнить о самой сути загадочной древней магии… Кажется, пора наконец вновь навестить кое-кого по имени Персиваль Рэкхэм. 

Блэк захлопнул блокнот, поднялся, разминая затекшие конечности. До ужина еще уйма времени. Стоит и правда посвятить его самообразованию. Только несколько иной направленности. 

* * *

Защиту с огороженной части подземелий так и не сняли. Останки мальчишки «Саймона» все-таки нашли, но именно там, где и должны были. В Запретном лесу, раскисшие от яда и замотанные в паутину. Дело закрыто. А что касается запретной зоны — очевидно, Финеас перестраховывался — со смертью эльфа так и не разобрались. Впрочем, с тех пор, как в Хогвартсе наконец отменили комендантский час, это перестало быть проблемой: добраться до Зала Картографии теперь можно и с другой стороны, без необходимости соваться в Лабиринт отражений. Блэк невольно передернулся. Еще раз возвращаться в эту кошмарную театральную постановку… Брр.

Он шел вперед, минуя лестницы и переходы. Темные пыльные коридоры и неприметные двери. Вокруг было тихо и безлюдно. Сначала исчезли портеры со стен, после перестали попадаться рыцарские доспехи и статуи. Лишь барельефы неведомых уродливых тварей исподлобья смотрели на незваного гостя. 

От незаметных, но оттого не менее неестественных человеческому сознанию вывертов пространства мутило.

Но дорога вновь вела его, послушно ложась под ноги и открывая нужные двери, а неясное нечто сверлило взглядом спину, маня обернуться. Остановиться. Застыть завороженно или пропасть, рухнув в бездну. Или стать добычей для неведомого и необъяснимого. Антарес не хотел проверять и лишь ускорял шаг.

Он знал закономерности. И знал, что теперь ничто не сможет помешать ему добраться до цели. Если он будет осторожен и будет соблюдать правила.

Лишь дойдя до лестницы, ведущей вниз в широкое пространство Зала картографии, Блэк остановился, почти занеся ногу над первой ступенькой. Что-то было не так. Что-то не складывалось. Тяжелое ощущение бездны, внимательно всматривающейся в одинокого путника, сменилось вполне человеческим любопытством. Столь же ярким… но другого оттенка. Когда это произошло? И почему он не заметил с самого начала?! Одно перекрывало другое? Или… Впрочем, не время выяснять.

Антарес развернулся, стремительно выхватывая палочку и тут же швыряя мощное невербальное Арресто моментум назад, в коридор. Уже почти привычно вплетая древнюю магию в собственное заклятие. 

Кончик волшебного инструмента выписал росчерк очередной модификации Протего, формирующий преграждающую путь пленку в дальнем конце прохода. Блэк тут же связал последнее движение кисти с началом редуцированного жестового компонента парализующих чар…

И остановился, удивленно хмыкнув. В дальнейших оборонительных или нападающих действиях не было смысла. Мир впереди застыл. Везде, где хватало взгляда, окружающая действительность выглядела будто мертвой. Нет. Неживой. Ненастоящей. Это сложно было объяснить… Но смотреть вперед было неприятно. 

Похоже, в этом месте древняя магия дается куда проще, а? Во время битвы с кентаврами такого эффекта не было… следствие колдовства Рэкхэма или просто остаточное явление? 

Блэк тряхнул головой, отгоняя непрошенное исследовательское любопытство. Он подумает об этом чуть позже. А сейчас… Сейчас стоит разобраться с кое-чем более банальным. Точнее, с кое-кем. 

Справа у стены стоял Гектор Лестранж. Вернее, балансировал на одной ноге, застыв, словно муха в янтаре. Технически, он все еще двигался. Просто очень медленно.

Слишком мощное заклятие, замедляющее время, застало его врасплох, но правая рука почти ухватила палочку. Если бы он успел выставить круговой щит… Блэку невольно вспомнился Шарп, раз за разом вытиравший учеником пол дуэльного зала. «В бою «почти» не считается, Антарес. Ты не можешь почти победить. Ты или вывел противника из строя, или мертв сам.» 

Блэк медленно приблизился к подвешенному в воздухе незадачливому шпиону. Обошел вокруг, с любопытством смакуя оттенки чужого страха, размазанного во времени. Необычное ощущение. В искаженном чарами коридоре даже звук шагов слышался каким-то приглушенным. Запаздывающим. 

— И что же мне с тобою делать? — задумчиво пробормотал он.

Слова, высказанные вслух, теряли слоги и интонацию, превращаясь в нечто гротескно-потустороннее.

Антарес поморщился, передернувшись. Вынул палочку из чужих пальцев и тут же наложил на застывшее тело Гектора заклятие пут. А после отпустил магию, разрушая неестественное безвременье.

Кажется, даже дышать стало легче…

Лестранж завалился вперед, вскрикнул и выругался. Похоже, он разбил нос. Блэк пинком перевернул его на спину.

— Как ты меня нашел?

— Иди к Мордреду, Блэк! 

— Ты хочешь проверить, как хорошо я умею причинять людям боль, Лестранж? — холодно отозвался Антарес. — О, я с удовольствием продемонстрирую. Думаю, ты уже должен был понять, что мне это нравится. Мы же никуда не спешим, верно?

— Ты не посмеешь, — в голосе Гектора, однако, вовсе не было уверенности.

— Отчего же? — Блэк улыбнулся уголком губ, повертев в пальцах палочку, будто в задумчивости. — Мы здесь одни. В это место не забредет ни один случайный студент. Я могу сделать с тобой все, что заблагорассудится, никто не услышит… И не узнает.

— Я не искал тебя, — сдавленно пробормотал тот, — не воображай, что весь мир вертится вокруг твоей персоны. У меня просто были свои дела. И я немного заблудился.

- Здесь? - опасно прошипел Антарес. — Ты считаешь меня идиотом?

— Да. То есть нет. То есть я имел в виду, что да, я здесь забл…

Блэк ударил его носком ботинка в лицо, не дав договорить. Лестранж взвыл и вновь невнятно выругался. 

— Ты не умеешь врать? Паршиво для слизеринца. Все вы такие смелые, когда вам ничего не угрожает. Когда вас защищают правила, закон, мораль… Убери это все — и что от вас останется? Ты сможешь сказать мне то же самое, если я переломаю тебе пальцы? Если заморожу тебя Глациусом, а после поджарю модифицированными согревающими чарами раз десять? Если буду накладывать на тебя рвотное заклятие каждые пять минут в течении нескольких часов? Сможешь отстоять свою точку зрения, не обращая внимания на условия — и я отпущу тебя. Вне зависимости от того, говоришь ты правду или нет.

Лестранж сглотнул и уставился на него со смесью страха и злобы:

— Н-не стоит.

— Громче, — процедил Блэк. — Совсем не слышу, что ты бормочешь.

— Не надо, — проговорил Гектор, внезапно совладав, наконец, с собой. — Что ты хочешь узнать? Как я здесь оказался? Проследил за тобой. Да, это было сложно. Место явно… особенное. Если бы не зачарованная булавка на подоле твоей мантии, я бы не справился. Она вела меня.

Вот оно что… Почувствовать чужое внимание тем сложнее, чем дальше находится его источник. А заклятый предмет вполне позволял паршивцу не приближаться ко мне слишком сильно. Плюс искажение восприятия в пути, сложная и пугающая магия, прячущая Зал Картографии — они тем более сбили с толку.

— Зачем? — бросил Антарес, уже зная, впрочем, ответ.

Лестранж поджал разбитые губы и тут же поморщился:

— Хотел узнать что-нибудь… интересное. Ты вечно себе на уме. Постоянно где-то пропадаешь. Я был уверен, что ты не занимаешься какой-нибудь ерундой, вроде задирания юбок девчонкам в чулане для метел. И, кажется, не ошибся.

«Хотел узнать что-нибудь компрометирующее», ты пытаешься сказать. Злопамятный сукин сын.

— Ясно, — фыркнул Блэк, — можешь не продолжать.

Он нагнулся, быстро пробежался пальцами по подолу мантии. Ах, вот она. Почти незаметная маленькая предательница, приколотая на подкладку. Он вытащил булавку, повертел. Изящная работа. 

Ступефай. Обливиэйт.

Взмах палочки и тело застыло, погружаясь в оцепенение. 

Что с ним делать, можно решить и потом. Например, подобрав на обратном пути, выкинуть где-нибудь подальше. Или придумать что-нибудь поинтереснее? В конце концов, с него стоило бы спросить не только за слежку, но за унижение. За дни в больничном крыле. За исполосованную розгами спину, что напоминала о себе при каждом движении. Лишь благодаря недешевым зельям Блэк сейчас имел возможность заниматься делами, а не прописался вновь в вотчине мадам Блэйни… 

Позже. Сейчас нужно, наконец, приступить к тому, зачем Антарес сюда пришел.

Он бросил последний недобрый взгляд на тело Гектора и отвернулся. Быстро сбежал по лестнице вниз. Пересек широкое пространство зала, больше почти не обращая внимания на красоту маленького мира под ногами. Персиваль Рэкхэм, дремлющий в нарисованном кресле, встрепенулся и подслеповато сощурился:

— А, Антарес Блэк! Честно говоря, ожидал увидеть тебя раньше.

— Появились некоторые проблемы, которые нужно было решить.

— Конечно-конечно. Ты ведь из тех людей, что любят создавать эти самые проблемы, не так ли? А потом героически их преодолевать, — Рэкхэм задумчиво пожевал губами.

Антарес заложил руки за спину, сощурился, оглядывая портрет.

— Вам так хочется поболтать на отвлеченные темы? Уверен, здесь очень скучно. Но у живых, к вашему сведению, время ограничено. Помнится, в прошлый раз мы не договорили.

— Торопишься жить? Иронично, но в твоем случае — это верное решение… Ладно, — Персиваль встал, взмахом ладони испарив кресло, — что еще ты хочешь от меня узнать?

— Не догадываетесь? — фыркнул Блэк.

Рэкхэм покачал головой. Во взгляде его как будто одновременно смешались в странный коктейль насмешка, презрение, боль и бесконечное безразличие.

— Могу предположить. И с огромной вероятностью мое предположение окажется верным. Ты желаешь всего и сразу. Силы, власти, ответов на загадки вселенной. Твоя амбициозная и горделивая натура утверждает, что именно ты способен получить и то, и другое, и третье, не важно, каким способом. Честно говоря, раньше я тебя не пустил бы даже на порог. Теперь мне все равно. Спрашивай — и я отвечу.

Антарес на мгновение замолчал, собираясь с мыслями.

— Вы говорили, что здесь была лишь малая часть вашего наследия. И коль уж так вышло, что я на него претендую… Я задам первый и самый очевидный вопрос: где найти остальное?

— О, переходишь сразу к сути. Боюсь разочаровать, но я тебе не скажу. Пока что.

Блэк сжал зубы, с трудом заталкивая обратно в глубины собственного сознания истовое желание сжечь скользкого старикашку к чертовой матери.

— Почему? — процедил он.

— Не потому, что это моя прихоть, как можно было бы подумать. Древняя магия — крайне ядовитая вещь. Твое тело и душу стоит, скажем так, приучать: медленно, по частям заставляя принимать… это. Иначе, поверь, последствия тебе не понравятся.

Антарес хмыкнул. Вспышка ярости постепенно затухала, как лишенный воздуха уголек.

Это совсем не то, что хотелось бы услышать. Но, как ни странно, и правда звучит разумно.

— Однако мне кажется, это не все, что тебя волнует, не так ли? — меж тем продолжил Рэкхэм, вперившись в собственного «преемника» пристальным взглядом. — Сейчас ты спросишь что-нибудь еще. Например, почему твоя собственная сила работает так странно.

Блэк с трудом заставил себя не вздрогнуть и удержать лицо. Смутная догадка забрезжила на краю сознания. 

Откуда, мать твою… Хотя, в таком случае это может иметь смысл.

Он спрятал ладони в карманы мантии. Пальцы предательски дрожали.

— Потому что это связано? — со всем возможным спокойствием, с каким только мог, спросил он. — Способности к древней магии, мои бесконечные проблемы с колдовством с самого детства…

— Именно, — Рэкхэм скрестил руки на груди и кивнул. — Ты не избран судьбой, магией, божеством или во что вы там верите сейчас. Ты не уникален. Ты калека, отклонение от нормы. И одновременно уникум. Твоя мнимая слабость может стать силой, если научиться ей правильно пользоваться. Сколь кардинально мы бы ни различались, в этом мы абсолютно похожи. Я поступил в Хогвартс, когда мне было шестнадцать. Тогда чудилось, что мне все по плечу…

Старик отвернулся и вздохнул — то ли собираясь с мыслями, то ли давя приступ ностальгии.

Антарес молча уставился на него, ожидая продолжения и с огромным трудом скрывая жадное нетерпение.

— Тебе кажется, что порой твоя магия перестает тебе подчиняться, да?

— Верно, — глухо отозвался Блэк.

— Это не так. Твоя сила всегда отзовется, стоит только попросить. Заставить. Убедить. Не важно. Важно, что, когда ты пытаешься приказывать, ты приказываешь не ей. В норме любой волшебник обращается лишь к своей собственной магии. Той, что с ним с самого рождения. И лишь в отдельных случаях прибегает к использованию тех разновидностей энергий, что есть в мире. Как правило, это непростое колдовство, потому оно творится осознанно. Ты же… Ты замечал, сколь легко ты воспринимаешь магию? Чуешь, слышишь или видишь? — Персиваль хитро сощурился. Было странно наблюдать столь живую эмоцию на его вечно устало-безразличном нарисованном лице.

— Все так, — буркнул Антарес, — только что с того? Полжизни я не знал, что вообще чувствую. Вторую половину — не мог воспользоваться. И каждый раз, когда казалось, что я смог преодолеть это… жизнь вновь доказывала обратное. Но, кажется, я начинаю понимать, о чем вы. Если все так просто, клянусь, я съем все свои конспекты по теории магии.

Он, не в силах больше стоять на месте, прошелся взад-вперед, с трудом пытаясь совладать с нехарактерным возбуждением. Достал палочку, нервно повертел в пальцах.

— Не стоит. Уверен, они тебе еще пригодятся, — насмешливо хмыкнул Рэкхэм. — Не знаю, чему и как вас сейчас учат, поэтому попытаюсь объяснить попроще. Большинство волшебников пользуются магией интуитивно. Да, конечно, есть формулы, заклятия, ритуалы… Однако очень многие весьма смутно представляют, как они работают. Но им этого хватает, чтобы творить волшебство. Потому что сила, которой они оперируют, только их собственная. Ты же, когда колдуешь, черпаешь из разных источников. В различных пропорциях, порой совершенно странных. Бессознательно. Просто потому, что можешь. Из-за отсутствия опыта ты не понимаешь, что может быть как-то по-другому. 

— И поэтому моя магия столь нестабильна? Потому что я кидаю в котел все без разбору, и на выходе получается бесполезная бурда?

Рэкхэм кивнул и привычным жестом огладил бороду.

— Именно. Люблю студентов, что схватывают на лету, — он рассмеялся старческим, хрипло-клекочущим смехом. — Сколько тебе сейчас? Шестнадцать, семнадцать? За столько лет ты более-менее научился смешивать силу правильно. Тяжко, долго, методом проб и ошибок. Ты делаешь это лучше, чем в одиннадцать — тогда у тебя и вовсе ничего не получалось и ты считал себя сквибом, я прав? Но даже теперь ты все еще делаешь это без всякого понимания. Оттого случаются накладки.

— А чувствительность? — нетерпеливо прервал его Блэк. — Это ведь грани одной монеты, верно?

— Разумеется. Именно она мешает тебе. И одновременно помогает. Позволяет легко дотянуться туда, куда остальные не могут, до любого источника. До всех возможных пластов. Даже до древней магии. Оттого ты можешь применять эту чуждую, но могущественную силу без всяких ухищрений и ритуалов, просто усилием воли. Оттого именно ты способен в полной мере принять мое наследие, могущество, за которое иные заложили бы собственную душу. А что касается твоих проблем с колдовством — тебе просто надо научиться различать нюансы. Да, это сложно, может занять порядочно времени и потребовать огромного упорства. Но иного пути нет.

Антарес, едва справляясь с волнением, невольно задержал дыхание, внимательно уставившись на портрет давным-давно мертвого старика. 

Не имеет значения, сколько придется идти до цели. Главное — наконец-то известна дорога…

Блэк, слишком воодушевленный перспективами, с огромным трудом попытался вернуть мысли в конструктивное русло. Был еще один вопрос, который стоило задать прямо сейчас.

— Вы знаете, от чего умер эльф Малфоев? Здесь, совсем неподалеку. Это связано с дорогой к вашему испытанию? Она… специфическая.

Старик равнодушно пожал плечами:

— Понятия не имею, о каком эльфе ты говоришь. То, что я прорицатель, не значит, что я ведаю обо всем, что происходит в Хогвартсе. Я не слежу за окрестностями лабиринта постоянно. Лишь наблюдал, что происходило внутри, когда ты вошел. Но вряд ли он просто заблудился.

Блэк поджал губы. 

Паршиво. Получается, теория о том, что в смерть домовика связана с особенностями зачарованного подземелья, скорее всего, ошибочна. А это значит… значит, что есть вероятность, что опасность действительно еще существует. Если произошедшее не имело какие-нибудь банальные причины, вроде давления на Малфоев, конечно.

Впрочем, об этом можно будет подумать позже. Главное, соблюдать осторожность. 

Мысли Антареса, несмотря ни на что, нынче занимали гораздо более приятные вещи.

* * *

Блэк шел обратно, не чувствуя ног. Взбежал по лестнице, легко, перепрыгивая через ступеньки. И через несколько шагов замер, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Настроение, только что вдохновенно-приподнятое, стремительно рухнуло до самой нижней отметки.

Гектор Лестранж исчез.

Антарес выругался — грязно, совершенно по-простецки. Не выдержав, яростно впечатал кулак в ближайшую стену, тут же едва не зашипев от боли. 

Сукин сын… Нет, конечно, он не мог просто взять и испариться! Значит, ушел своими ногами. А ты думал, только ты такой уникальный, что можешь преодолеть заклятие паралича и сбросить Инкарецио, коль у тебя будет достаточно времени? Не одна Онай имеет тут козыри в рукаве, оказывается… Антарес Блэк, ты — самоуверенный идиот!

Как много успел узнать Гектор? Сбежал ли он сразу или успел что-то подслушать? Если последнее, то это вдвойне плохо. Из диалога с Рэкхэмом он сможет сделать определенные выводы…

Блэк медленно вдохнул и выдохнул, на секунду прикрыл глаза, неимоверным усилием давя горячую ярость. Нет смысла предаваться самобичеванию и тратить силы на эмоции. Нужно найти беглеца и заставить его кое-что забыть. 

Антарес, не теряя времени, стремительно направился прочь от Зала Картографии.

Но где искать? И как? Замок — не девственно чистый лес Гонтов, Гектор — не маггл, а подземелья рядом вотчиной старика — зачарованная пространственная аномалия. Запомнил ли Лестранж дорогу обратно? Или свернул в первый попавшийся коридор? Мордред!

Использовать кровь на ботинке? Нет, ну конечно же бессмысленно. Гектор не дурак, озаботился необходимостью разорвать с ней связь. Булавка? Технически она может считаться личным предметом, но в заклятии поиска есть ритуальные компоненты, требующие подготовки, и покажет оно лишь общую область части подземелий — включая спальни Слизерина и еще кучу связанного с разыскиваемой персоной информационного мусора. А здесь тем более результаты будут, скорее всего, недостоверны. Без иных специальных ухищрений это не имеет смысла. Ретроспективные чары? В Хогвартсе, полном народу и чужой магии… Сомнительно.

Антарес закусил губу, намеренно до боли сжав зубы. Нужно рассуждать логически. Велика вероятность, что Лестранж, коль все же не сбился с пути, направился в гостиную. Люди достаточно предсказуемы. Пойти туда, где много народу, и где ты привык считать себя в безопасности — естественное решение в такой ситуации, первое, что придет в голову. А может и нет. Но, в любом случае…

Не успев додумать мысль, Блэк, чуть не запнувшись, остановился и застыл, как вкопанный. Размышления о сбежавшем однокурснике совершенно внезапно отошли на второй план.

У его ног лежало тело. Маленькое неказистое тело Хогвартского эльфа. Не личного. На нем не было ни ран, ни крови, лишь застывшее выражение боли и ужаса на лице.

Блэк сглотнул, нервно выдернул палочку из кобуры. Аккуратно осмотрелся. Вокруг не было не души. Только тени дрожали по углам на периферии зрения.

Антарес внезапно осознал, что не знает, где именно сейчас находится. Слишком сильно отвлекся, размышляя Лестранже. Путь вывел его сюда или он просто куда-то не туда свернул, неверно сместив фокус?

Он стоял посреди узкой галереи, с обеих сторон обрамленной странной длинной колоннадой. Каждая колонна отличалась от других — здесь были те, что идеально копировали греческий ордер, и их напыщенные барочные сестры, и немного неказистые творения мастеров раннего средневековья, и даже нечто явно древнеегипетское. Словно кто-то шутки ради собрал в одном месте всю историю человеческой архитектурной мысли…

Блэк отметил это лишь мельком, по привычке. Потому что в окружающей реальности было куда более неправильные вещи. Липкие пальцы страха сжали сердце, легли на горло, перехватывая дыхание. Темные пятна теней на стенах на самом деле не были тенями.

Антарес попытался сосредоточится, давя несвоевременную панику. Если не отводить взгляд и не моргать… Становилось легче. Но стоило хоть на мгновение отвлечься и смежить веки, в оглушающей, навалившейся на плечи тяжелым покрывалом тишине очертания окружения дрожали, плыли, искажались. Нечто мягко, незаметно перетекало, скользило, будто подбираясь все ближе и ближе.

Выбитые в граните, базальте и мраморе бороздки причудливых изображений деформировались, формируя длинные хищные чешуйчатые силуэты. Ионические волюты изгибались, сползали вниз и обвивали тела колонн. Что-то длинное, змеиное, скользило меж побледневших от времени темперных росписей, а блестящие кусочки мозаичных сюжетов тасовались, перемешиваясь между собой.

Блэк машинально наколдовал Протего и Ревелио. Защита и исследование. И то и другое — без особого результата. Черт. 

Лишь воздух с каждой секундой становился все холоднее, тяжелее, отравой просачиваясь в легкие, разум и сердце. До боли знакомой отравой… Насыщенный вкус концентрированной древней магии сложно было спутать с чем-то еще.

Мысли смешивались, рассыпаясь разрозненными осколками, сначала незаметно, исподволь. Но когда Блэк, наконец, обратил внимание на странность собственного мышления, сознание уже уплывало, завороженное мельтешением теней. Веки тяжелели, смыкаясь будто сами собой. Он почувствовал, что с каждой секундой ему все труднее стоять на ногах. Конечности стали ватными и будто чужими. 

Антарес жестко прикусил язык, надеясь, что неприятные ощущения отрезвят его хоть на мгновение. Попытался смыть подступающее беспамятство привычной холодной волной окклюменции. Тщетно. Неуверенно шагнул вперед, сам не понимая, зачем. Бежать уже поздно. Колени подогнулись, и он рухнул на пол, беззвучно ударившись затылком об одну из колонн. Боли не было.

Ничего не было, кроме неимоверного желания спать. И страха, рожденного абсолютной беспомощностью перед неведомой силой…

В голове была звенящая пустота. Блэк ускользающим сознанием чувствовал, как ее заполняет нечто. Как оно ползет по телу, шевелясь и извиваясь под мантией. Как скользит по лицу, пробираясь в ноздри, уши, в распахнутый в ужасе рот. Склизкое, холодное. Безжалостное.

Если бы Антарес мог, он бы уже катался по полу в попытках сбросить с себя неведомую тварь. Кричал, бежал, сражался… Но он не мог пошевелить даже пальцем. И оттого паника, охватившая все его естество, лишь усиливалась стократно. 

Блэк чувствовал, что начинает задыхаться. Где-то там, неимоверно далеко и очень близко, его тело переставало жить. Медленно и абсолютно неизбежно.

Кошмар, неимоверно растянутый во времени. Он словно падал с самой высокой башни, и полет растягивался на невыносимые мгновения длиной в вечность. Словно тонул, опускаясь на дно самого глубокого омута, захлебываясь темной гнилой водой. И ничего не мог с этим поделать, лишь наблюдать неотвратимость смерти.

Совсем не мог? Или так казалось? Антарес Блэк не был бы Антаресом Блэком, если бы не пытался идти до конца. Бороться, когда нет надежды. Бороться, когда нет смысла. Когда любому очевидно, что победить — выше сил человеческих.

Жалкими крохами стремительно теряющего трезвость рассудка, неимоверным усилием воли он вновь попытался отрезать от окружающей реальности то, что осталось от его «я» щитами окклюменции. Он вложил в яростный порыв все, что у него оставалось. Себя, свои чаяния и надежды. Свое мастерство, волю к жизни. И древнюю силу, дремлющую в естестве.

Он знал, что это опасно — Исидора Морганак не даст соврать. Смешивать магию разума с этим, впускать ее в собственное сознание, значит добровольно заставить себя пройтись по лезвию ножа. 

Но в этот момент оценка рисков было последним, о чем думал Антарес. Не было разницы, что именно принесет ему окончательную смерть: неправильная представление о собственных возможностях или неведомое жуткое нечто, прямо сейчас с удовольствием поглощающее его естество. 

По правде говоря, он и вовсе не думал ни о чем. Лишь, в истовом желании жить, сделал единственное, что пришло в голову.

Едкая, холодная горечь, смешиваясь с его собственной магией, хлынула в сознание. Растеклась, вытравливая страх. Слилась с мыслями, очищая их до кристальной чистоты. Странное, безумное ощущение невыносимой ясности охватило Блэка. Словно кто-то взял и залил целый бутылек «Бескомпромиссного и Безупречного Блеска» прямо ему в мозг…

Это было бы жутко… Если бы Антарес вообще способен был бы сейчас испугаться.

Он больше не воспринимал собственное тело вовсе. Но осязал. Иначе, по-другому. Не по-человечески. Видел расписной потолок сквозь закрытые веки. Чувствовал голод. Неутолимый, безнадежный, жуткий. Грызущий изнутри. Заполняющий собой все.

Почти все. Еще было любопытство. Яркое, непосредственное. И тепло — чужое и собственное одновременно. Тепло знакомой силы, приятного родства. 

Мысли, желания, магия — и Антареса, и чужие — смешивались, переплетались, образуя замысловатые случайные узоры на стенках черепа. Это было… необычно. Это было приятно. Это было правильно и неправильно одновременно.

Нечто скользило, переплетаясь склизкими телами в сознании. Оно… нет, Они были холодными и скользкими, мягкими и теплыми, милыми и чуждыми. Они были здесь и вовне. Чудовищные. Голодные. Родные и естественные.

Они глядели в душу. Они наблюдали, затаившись. Смотрели со стен на десятки учеников Хогвартса, идущих по своим делам по многочисленным коридорам замка. Делающих уроки, вздорящих, мирящихся, колдующих. На счастливых и несчастных. Таких сочных, таких интересных. Каждым из них так хотелось обладать. Забрать, приплести к собственному естеству. Чтобы получить их тепло. Чтобы на мгновение стать настоящими.

Так желанно… и опасно. Смерть каждого из этих двуногих существ может повлечь цепочку неприятных событий. Нужно подобрать правильный момент и правильного кандидата. Двое предыдущих были самыми безопасными вариантами, но самыми пресными. Третий оказался другим. Нужен четвертый. Следующий.

Их было много. Очень много. И каждое было неимоверно, безнадежно одиноко. 

Такое… такие жуткие и прекрасные создания. Он понимал их желания, целиком и полностью, так естественно, как свои собственные.

Он просто не мог не задать вопрос.

Кто вы?

Посыл привел их в замешательство. Антарес ощутил нечто странное, будто только что он спросил сам себя. 

Настоящего ответа не было и не могло быть. Были воспоминания. Его или их?

Казалось, то, что произошло, было давным-давно. Урок рун. От скуки нарисованный страж хрустального зала в Гринготтсе. Пламенеющий символ древней магии на обороте листа. Мисс Эверкотт, с опаской поджигающая огненными чарами скомканную страницу. Поздно, профессор. Магия уже сработала. Уже произвела на свет то, что не должно было существовать.

Нечто, рожденное фантазией одного неосторожного мальчишки, сошло со страниц и обрело жизнь. О чем он думал тогда, царапая карандашом по пергаменту? «Тот, кто увидит это в кошмаре, определенно может и не проснуться». Разве не так вышло в конце концов? Оба эльфа расстались с жизнью меж сном и явью, и Антарес едва не стал следующим. Лишь от отчаяния смешанная с окклюменцией древняя магия остановила странную тварь. Как собака, это просто учуяло знакомый, родной запах. Запах не добычи, а кого-то, кто такой же, как оно само. Кто и есть оно… они, верно?

Но откуда этот голод и столь жуткое одиночество? Как и почему Антарес Блэк заложил это в собственное творение, сделал стержнем его сознания?

Если бы Антарес мог, он бы грустно улыбнулся. 

Не печальтесь, странные создания. Нынче мы вместе. Мир так велик — и Мы обязательно найдем еще так много людей, которыми захочется обладать. 

Приятное ощущение предвкушения растеклось внутри. Скорее всего, это и был ответ.

Усилием воли Блэк отделил древнюю силу от собственного сознания. Щиты, укрывающие разум, рухнули, рассыпавшись в прах. 

Он обнаружил себя лежащим на полу, в странной скрюченной позе. Затылок болел.

Хотелось смеяться, плакать, куда-то бежать. Хотелось убивать, медленно, со вкусом отнимая чужую жизнь. Хотелось любить весь мир и одновременно сжечь его в неистовом пламени ненависти. 

Как давно он настолько обнажал свои мысли и чувства?

Антарес нашарил палочку и попытался подняться. Принять вертикальное положение оказалось непросто, пришлось буквально цепляться за ближайшую колонну. 

Окружающий интерьер больше не казался неправильным. Галерея как галерея, хоть и весьма эклектичная.

По пальцам руки, вцепившимся в холодный гранит, скользнуло что-то черное и длинное. Змеиное. Заползло в рукав. В конце концов, рисунок, оживленный забытой силой, все еще оставался рисунком. Ему было все равно, на какой поверхности существовать, но Антарес Блэк приятно пах древней магией.