Заветное желание Гарри (джен)

Гарри продолжает пятиться.

― Ты же понимаешь все риски? ― слышит он, как сквозь подушки, голос Дамблдора. ― Ты можешь причинить ребенку боль, правда ― жестокая вещь...

― Ничего такого не произойдет, ― холодно говорит Снейп. ― Ему это не навредит… Сядьте же, наконец, Поттер! ― прикрикивает он, когда Гарри наталкивается на какой-то прибор и чуть не падает.

Гарри машинально садится на старинный сундук, который стоит рядом, чувствуя, как леденеют пальцы рук и ног.

― Пожалуйста, не надо… ― выдавливает он, хотя вряд ли это поможет. ― Я не буду врать… обещаю!

― Очень хорошо, я это запомню, ― говорит Снейп и… залпом выпивает прозрачную жидкость из флакона. Он бледнеет, морщится, закашливается. Дамблдор подходит к нему и, поддерживая за руку, помогает присесть на один из стульев, после чего жестом подзывает Гарри, который не может ничего понять.

Что это было сейчас?

Он переводит взгляд со Снейпа на пустой флакон в его руке, и так несколько раз.

― Ну же, подойди сюда. ― Директор отодвигает еще один стул. ― Теперь ты должен задавать профессору Снейпу любые вопросы, какие пожелаешь. ― Он зачем-то делает упор на слове «должен». ― Это было его решение. Действие сыворотки продлится один час. Начинайте, а я тем временем прогуляюсь.

С этими словами Дамблдор исчезает в камине.

Гарри занимает предложенный стул и смотрит на Снейпа, который сидит напротив. Он бледнее обычного, и его взгляд ― совершенно пустой.

― Зачем вы это сделали? ― вырывается у него. ― Зачем… Не надо было…

― Чтобы ты мне доверял, Гарри, ― говорит Снейп, глядя ему в глаза, хотя кажется, будто он смотрит сквозь него. ― Чтобы я смог позаботиться о тебе и защитить, раз уж ты меня выбрал.

Гарри вслушивается в каждое слово, которое делает что-то странное с его душой. Снейп назвал его по имени всего один раз, такого больше не было.

Кажется, Дамблдор ошибся: это не пройдет безболезненно. Для него.

Может, лучше просто уйти?

Но как же велико искушение остаться!

Остаться и услышать ту самую оголенную, как нерв, правду, которая способна изранить сильнее самой искусной лжи, самого подлого предательства.

― А разве я не доверяю? ― бормочет он, сознательно избегая его лишенного смысла взгляда. ― Может… ― его осеняет, ― вы не читали мое письмо?

― Читал, и оно меня очень тронуло, хотя я нашел в нем много ошибок, ― ровным тоном говорит профессор. ― Я даже не думал, что твое самое большое желание может быть… таким, как ты описал.

По его лицу пробегает судорога, проскальзывает что-то живое, словно он борется с сывороткой правды, но она все равно побеждает: взгляд снова становится беспристрастным и пустым.

― Не думаю, что вас это сильно обрадовало, ― с сарказмом произносит Гарри. Он удивляется тому, насколько свободно говорит со Снейпом, словно в него тоже влили этот эликсир. Наверное, на него так действует чужая искренность.

― Я тоже так не думаю, ― подтверждает Снейп. ― Я разволновался и не знал, что делать. В ответ на твою исповедь я должен был открыть свою душу и решил, что мне в этом поможет зелье.

Получается, Снейп не может делать это сам по себе. Зелье. Гарри фыркает. Ему понадобилась сыворотка правды, чтобы сказать правду. Что же, выходит, профессор все это время лгал?

Гарри знает: тот лжет превосходно и выпутывается из любой ситуации. Вспомнить хотя бы первый урок, как он себя поставил и по сей день держит студентов в страхе, не будучи ни капли волшебником.

― И… что вы хотите, чтобы я у вас спросил? ― осторожно уточняет он.

― Все, что тебя беспокоит. Все, что ты хочешь узнать, чтобы ничего не стояло между нами.

Хороший ответ ― обо всем и ни о чем. Что ж, значит…

― Например, почему вы меня так ненавидели в пансионе?

В груди закипает старая обида. Он уже об этом и забыл, а теперь, когда сказал это вслух, то оказалось, что вопрос не закрыт, и память об этом жива.

― Я не ненавидел тебя, Гарри, ― говорит Снейп.

― Кажется, сыворотка работает плохо, ― бормочет Гарри. ― Она разрешает вам лгать.

― Нет, я выпил большую дозу, чтобы подействовало наверняка. ― Снейп, медленно приподнимает и опускает флакон, который все еще держит в руке.

― Тогда почему? ― Гарри плохо контролирует себя, потому что именно в этот момент все уроки по технике рисования проносятся перед его глазами. ― Почему вы с первого дня меня невзлюбили? Что я вам сделал? То, что победил на конкурсе ― это вам так не понравилось, что вы решили сразу же унизить меня? Или вы узнали, что я сирота, и что со мной можно по-всякому, да?

― Я не чувствовал к тебе ненависти никогда. ― И снова этот странный призрачный взгляд, от которого хочется отвернуться. ― Я понимал, что ты ― один из лучших. В тот день, когда мы познакомились, ты смотрел на меня с восхищением и надеждой, в отличие от других. Ты почему-то все еще верил, что я неплохой человек. Так смотрел на меня, как Мариус. Ты напоминал мне его, как и многие другие милые дети, которые хотят учиться, хотят внимания и совершенно невинны. Это было невыносимо. Я знал, что если не начну злиться прямо сейчас, то начнется ис… истерика. ― Снейп с трудом произносит это слово, снова короткая борьба отражается на его лице. ― Злость мне всегда помогала справиться с чувствами, которые нельзя никому показывать, потому что они делают меня жалким и слабым.

― Но… как можно злиться на человека, к которому вы на самом деле нормально относитесь? ― не может понять Гарри.

― Метод самовнушения, ― признается Снейп. ― Я говорил себе: все виноваты, что Мариус умер. Они живут, а его больше нет. Почему так? Это несправедливо. И когда я сталкивался с тобой, то разрывался: одна часть меня хотела тебя хвалить, радоваться за твои успехи, как бы делал любой нормальный учитель, а вторая защищала меня от проявления этих добрых намерений. Твое рвение учиться, твои выдающиеся способности, твой добрый взгляд сразу вызвали у меня симпатию, и я закрылся. Я не мог ничего другого, как носить маску, за которой безопасно. Я боялся, что привязанность к чужому ребенку разорвет мое сердце. Привязанность к кому-то ― всегда большой риск. Я боялся новой боли.

Пусть Снейп говорит, как робот. Важно ― что он говорит. Это самое «что», запертое за десятью замками, легко выходит из него, словно сломался клапан, отвечающий за фильтрацию мыслей и речи. Гарри хочет встать, подойти и… что сделать? Он не знает. Было бы глупо его обнимать или что-то в этом роде. Его не оттолкнут, это понятно, но это все будет не по-настоящему. Вообще это все ― очень плохая идея. Снейп не захочет ему смотреть в глаза, когда эликсир выветрится. Он не захочет его видеть никогда.

Поэтому Гарри борется с комком в горле и с противоречивыми чувствами, и с желанием подойти, поддержать человека, который безбоязненно выкладывает ему все, как на тарелочке, и со своим страхом, что все это может иметь необратимые последствия.

Он слышит сдавленный кашель. Снейп странно дышит ― рывками, потирая горло, а Гарри холодеет от ужаса. Он вспоминает кое-что очень важное, что, оказывается, он все это время знал. И даже вспоминает, кто ему об этом рассказал: профессор Слизнорт на отработке воодушевленно передавал ему такую ценную информацию о действии сыворотки правды и об ее побочных эффектах, даже не подозревая, как скоро она пригодится Гарри. Человек, который ее выпил, не может говорить сам по себе, если к нему не обратятся. И если он молчит, он начнет задыхаться и… все может закончиться плачевно.

― Профессор… ― Гарри испуганно вскакивает. ― Пожалуйста, дышите! Я… я сейчас спрошу что-нибудь… э-э…

Он не хочет думать о том, что случилось бы, если бы он ушел.

Кажется, есть противоядие от сыворотки, только где его взять? Еще и Дамблдор исчез так не вовремя…

― Как вы хотели наказать меня на той отработке в пансионе? ― брякает он первое, что приходит на ум.

― Никак, ― говорит тот. ― Я не придумал.

Гарри с облегчением отмечает, что голос Снейпа становится нормальным, а кашель исчезает, и он заметно расслабляется.

― Не придумали? Это забавно, ― слабо улыбается он, не считая это забавным, просто нельзя молчать. Пусть Снейп говорит, отвечает хоть что-нибудь… И кажется, эта тема безопасная.

― После разговора с тобой я все время думал о Мариусе и искал предлог, как бы отменить отработку, ― говорит профессор. ― Мне на самом деле было стыдно перед тобой. Я знал, что ты прав, а я нет, но не хотел показать тебе свою слабость.

― Но других то вы наказывали, ― резонно замечает Гарри. ― Интересно, как?

― Обычно я заставлял переделывать задания и грубо критиковал, ― отвечает Снейп. ― А еще я специально купил большую пачку салфеток и ставил на парту, чтобы хоть как-то облегчить их участь. И воду тоже давал. В стаканчиках. И материалы, которые рвались, ломались... иногда мной, я тоже возвращал.

― Наверное, мне повезло, что я так и не попал к вам на отработку, ― передергивает плечами Гарри.

― Я тоже так думаю, ― говорит Снейп. ― Я вел бы себя ужасно ― хуже, чем обычно.

― А почему вы никому не доверяете? ― тихо спрашивает Гарри, думая о том, были ли в магловском мире у Снейпа друзья, с которыми он мог поделиться своей бедой и получить поддержку.

― Я разучился доверять, когда жил в детском доме и когда…

― Вы тоже… нет! ― вырывается у Гарри. ― Не надо… не продолжайте, пожалуйста.

Это та самая правда, которая причиняет боль. Он даже не представлял, что у него со Снейпом одинаковое сиротское прошлое. Он бы хотел все прекратить сейчас же, но он обязан задавать Снейпу эти дурацкие вопросы, чтобы ему снова не стало плохо.

― Я не могу не говорить, ― слышит он. ― Я должен сказать, что…

― Да… да точно, ― бормочет Гарри. ― Но… лучше скажите, почему вы считаете, что убегать ― это у меня такая идиотская привычка? ― вспоминает он его слова, сказанные в библиотеке. Абсолютно безобидный вопрос, после которого можно расслабиться и выдохнуть.

― Ты часто так делаешь, Гарри, ― говорит Снейп. ― Когда тебе что-то не нравится или когда тебе страшно. Или когда мы ссоримся. Наверное, так делают многие дети, ― продолжает монотонно рассуждать он. ― Они не думают, что это может закончиться смертью.

― Но… я же не умер. ― Гарри становится не по себе от таких выводов. ― В случае с зеркалом я не убегал ни от кого, а просто заблудился. Почему вы так говорите?

― Потому что Мариус убежал от меня и попал под машину, ― спокойно и равнодушно отвечает Снейп.

Гарри весь замирает. Кажется… он хочет знать правду о друге. Всю правду.

― Почему он убежал? ― почти ненавидя себя, бормочет он, уставившись в пол. ― Я думал… думал, все было по-другому…

Просто он никогда об этом не услышит: больше такой возможности ему не предоставят.

― В канун Рождества, когда я в очередной раз поругался с Мариусом…

― В очередной раз? ― не выдерживает Гарри.

― Да, мы с ним часто ссорились, потому что слишком похожи ― оба упрямые и не умеем уступать, ― говорит Снейп, как будто это само собой разумеющееся, а Гарри ведь думал, что они жили душа в душу! ― В тот день мы сцепились из-за того, что Мариус хотел поехать со мной на работу. Я должен был довезти туда часть отчетов и не хотел его брать с собой, чтобы потом разыскивать его по всему пансиону. Я был усталым, злым и раздраженным, потому что плохо спал, и жутко болела голова. От мысли, что впереди праздники, и мне нужно делать вид, что я хочу их отмечать, напряжение внутри росло. Я говорил себе, что я плохой отец и не хочу порадовать сына. Что я думаю только о себе. Что Мариус сейчас заплачет, а я сдамся, потому что слабовольный и не могу видеть его слез. Мою голову тем временем разрывало на части. Я решил, что быстро съезжу на работу, а Мариус тем временем остынет, и может, этот день пройдет не так уж плохо. Я сказал ― нет, Мариус начал на меня кричать. Кажется, он говорил то же, что и я сам себе ― что я плохой отец и его не люблю. Моя голова просто раскалывалась, от боли я плохо понимал, что делаю. Я просто схватил его за плечи и силой усадил на диван. Я сказал ему, что пока я буду не дома, он не сойдет с этого места. Наверное, мой взгляд был страшным. Я его напугал. Я помню его глаза ― он смотрел на меня с таким ужасом, как будто я его ударил… но я его не бил, это я точно помню. Он сказал, что он меня ненавидит, вскочил и выбежал за дверь. Он даже не надел куртку. Я не сразу сообразил, что произошло, а когда пришел в себя, побежал за ним. Я хотел его вернуть, поговорить, попросить прощения… но было поздно. Во двор заворачивала машина, Мариус пытался перебежать перед ней дорогу, поскользнулся и упал, а водитель не справился с тормозами…

Гарри боится вздохнуть. Все, что он услышал, совсем не вязалось с тем, как он представлял себе: Мариус мило пошел гулять, играл сам с собой или с друзьями, заигрался и попал под автомобиль…

Он никогда не думал, что последние слова Мариуса его отцу были: «Я тебя ненавижу!»

― Что вы чувствуете? ― спрашивает он, потому что ему самому нужно куда-то деть эмоции, переполнявшие его. И он может представить, каково сейчас Снейпу.

― Ничего, ― отвечает тот, и Гарри вспоминает об еще одном эффекте сыворотки правды. ― Если ты имеешь в виду, что я обычно чувствую по этому поводу, то это бесконечная вина и отчаяние.

― Вы не можете простить себя за ту ссору?

― Нет, ведь это я виноват в том, что он умер, ― безразлично говорит тот. А Гарри теперь понимает, почему Снейп так остро отреагировал сегодня, когда он ушел из апартаментов без спросу.

― Вы не виноваты, ― пытается защитить его Гарри. ― Вы ведь не знали… не знали, что так произойдет.

― Не знал, ― соглашается Снейп. ― Но это не умаляет моей вины.

― И у вас болела голова, ― продолжает Гарри. ― Не каждый может это выдержать…

― Да кому есть до этого дело, ― сдавленным голосом произносит Снейп. ― Время вышло, Поттер, ― выдыхает он и опускает голову, прикрыв глаза.

Гарри сползает со стула и подходит к нему. Наверное, для того, чтобы проверить, все ли с ним в порядке, нормально ли дышит? Может, он ошибся и час еще не прошел? Профессор поднимает голову, и Гарри сталкивается с его беззащитным взглядом. Он словно забыл надеть привычную маску, а может ― не захотел. Он смотрит так умоляюще и с надеждой, словно хочет попросить прощения за то, в чем он не был виноват. Только не у Мариуса. У Гарри.

Этот взгляд и все, что он услышал до этого, ломают его внутри, окончательно и бесповоротно. Гарри подходит ближе и обнимает его за шею, а Снейп на удивление не отталкивает его, а тоже обнимает в ответ и утыкается лицом в плечо. Гарри осторожно гладит его волосы. Он замечает, что кажущийся мощным и крепким профессор на самом деле очень худой, даже истощенный. А еще он весь дрожит ― наверное, это остаточное действие сыворотки.

Гарри не в силах больше сдерживаться. Его прорывает, как вековую плотину сильным напором смеси самых разнообразных чувств. Он плачет, судорожно, навзрыд, и не сразу понимает, что Снейп усадил его к себе на колени, прижимает к себе и укачивает, успокаивающе проводя ладонью по спине.

Слезы приносят ему долгожданное облегчение, словно камень с души спадает. Гарри не хочет, чтобы этот миг заканчивался. Он не забудет то, что сделал для него профессор. Он никогда не забудет этот день.