Узы крови (джен)

Обратный путь из Хогсмида в Хогвартс окутал их тишиной и мягким вечерним светом. Небо над замком уже окрасилось в глубокие индиговые тона, и первые, самые яркие звезды бриллиантами проступали сквозь бархат темнеющего неба над заснеженными шпилями и башнями. Они брели по скрипучему снегу, оставляя за собой цепочку следов на белой глади. День, проведенный в тепле грота, наполненный лающим смехом Сириуса и простой радостью от разделенной еды, оставил после себя странное послевкусие — смесь усталости, облегчения и чего-то нового, еще неопределенного. Пакеты с остатками пирогов казались легкими по сравнению с тем грузом, что они несли в своих душах еще утром.

Рон и Гермиона шли чуть впереди, их голоса звучали приглушенно в морозном воздухе. Рон взахлеб рассказывал, как Сириус почти согласился показать ему заклинание невидимости («Представляешь, Гермиона, я бы мог незаметно пробираться на кухню!»), а Гермиона привычно выговаривала ему за легкомыслие, кутаясь в шарф.

Гарри и Джайна шли следом, их шаги почти синхронно отмеряли расстояние в пределах невидимой границы Уз. Молчание между ними больше не было тяжелым или враждебным. Оно стало… комфортным. Словно тлеющие угли костра, от которых все еще исходило ровное, спокойное тепло. Узы Крови тихо гудели между ними, не как цепь или проклятие, а как постоянный, низкий резонанс, связывающий их на уровне, недоступном для слов.

Они не обсуждали вслух все, что произошло в гроте, но мысли их текли в одном направлении. Слова Сириуса о «тени и свете» все еще витали в воздухе. Джайна, когда Рон снова упомянул об этом, лишь сухо заметила, глядя на мерцающие окна замка:

— Директор Дамблдор склонен к драматическим метафорам. Но иногда… иногда он попадает в цель.

В ее голосе не было ни сарказма, ни холода — скорее, усталое признание очевидного.

Гарри тогда кивнул, глядя на ее профиль в сгущающихся сумерках.

— Может, это и неплохо, — сказал он тихо, больше для себя, чем для нее. — Быть… якорем друг для друга. В этой буре.

Он послал ей эту мысль через Узы — не как утверждение, а как вопрос, как предложение. И она не ответила. Не возразила. Не отстранилась. Это молчаливое, невысказанное согласие повисло между ними в морозном воздухе, став их первым общим, осознанным решением. Они все еще были связаны проклятием. Но теперь, впервые, они не просто подчинялись этой связи. Они выбирали идти по этому пути вместе. Не зная, куда он приведет, но зная, что они больше не одни.

* * *

Гостиная Гриффиндора встретила их привычным, гудящим теплом. Камин жарко пылал, отбрасывая живые золотистые блики на мягкие алые ковры и видавшие виды, продавленные кресла. В углах шептались первокурсники, хихикая над какой-то свежей сплетней, оставшейся после Бала. Воздух был густо пропитан запахом древесного дыма, старой шерсти и чего-то сладкого — кто-то явно притащил из Большого зала остатки тыквенных пирогов, и теперь их крошки аппетитно хрустели под ногами. Стены, казалось, вибрировали от гомона: Невилл Лонгботтом с жаром пытался объяснить Ли Джордану тонкости ухода за Мимбулус мимблетонией, который он, видимо, получил в подарок на Рождество, а Ли лишь хохотал, когда растение обиженно плюнуло ему в лицо струйкой вонючей жидкости. Портрет Полной Дамы на стене слегка покачивался взад-вперед — похоже, она позволила себе лишнего на своем холсте и теперь тихонько напевала что-то невразумительное про «сладость эльфийского вина».

Гарри с облегчением плюхнулся в глубокое кресло у самого камина, вытягивая затекшие ноги. Его мантия все еще хранила слабый запах снега и хвои из грота Сириуса. Рон с грохотом рухнул на диван рядом, небрежно смахнув с него гору разноцветных вязаных шапочек и носков — очевидно, очередную партию творений Гермионы. Сама Гермиона уже устроилась напротив, скрестив ноги, и методично сортировала еще одну внушительную стопку шерстяных изделий — зеленые шарфы, красные варежки, полосатые носки — все с аккуратно пришитыми бирками «Г.А.В.Н.Э. — За свободу эльфов!».

Гарри машинально взял одну из шапочек, вертя ее в руках. Она была связана довольно криво, а помпон болтался на тонкой нитке, как мышь на хвосте у кота.

— Гермиона, скажи честно, куда все это потом девается? — спросил он, хмурясь. — Каждую неделю ты вяжешь целую гору, а потом она просто исчезает. Эльфы что, тайно сжигают их в кухонных очагах?

Гермиона вздохнула, не отрываясь от своего занятия.

— Они их просто не берут, Гарри. Боятся оскорбить хозяев или просто не хотят свободы. Думаю, Добби — единственный, кто собирает мои вещи. Он рассказывал, что украшает ими свою комнату. Остальные, скорее всего, просто прячут их где-нибудь за котлами, лишь бы не попадались на глаза.

Рон хмыкнул, потянувшись к подносу с пирогами, который кто-то предусмотрительно оставил на столике.

— Или Филч их конфискует для своей кошки, Миссис Норрис. Представляю ее в твоих носках!

Джайна, до этого молча стоявшая у окна и наблюдавшая за метелью за стеклом, обернулась на их разговор. Ее силуэт четко вырисовывался на фоне темнеющего окна — высокая, стройная фигура, белые волосы, словно сотканные из лунного света. Узы донесли до Гарри ее мимолетную, чуть отстраненную мысль: «Они спорят о таких… приземленных вещах. Но в этом есть своя прелесть. Жизнь». Ее взгляд скользнул по комнате, задержавшись на Гермионе и ее вязании.

— Эльфы в моем мире не стали бы прятать шапки, Грейнджер, — проговорила она своим ровным, чуть суховатым тоном. — Они, скорее, выкинули бы их в мусорную урну вместе с навязчивым дарителем. Или, возможно, использовали бы их для создания шерстяных големов.

Гермиона удивленно моргнула, но потом улыбнулась.

— Что ж, хорошо, что у нас тут не твой мир. Хотя… иногда идея выкинуть в мусор некоторых личностей кажется весьма привлекательной.

Рон, проглотив кусок пирога, хлопнул Гарри по плечу.

— Ну что, Гарри, давай партейку в шахматы? Надо размять мозги после всех этих драконов, танцев и… э-э-э… ледяных взглядов. — Он кивнул в сторону Джайны с широкой ухмылкой. — Только чур, она тебе не подсказывает! Узы — это и так нечестный бонус, а я все-таки признанный мастер!

Гарри усмехнулся, доставая с полки старую, видавшую виды шахматную доску. Фигуры на ней тут же ожили, нетерпеливо задрожав. Белые пешки принялись топать на месте, а черный король сердито поправил свою миниатюрную корону.

— Ладно, «мастер», давай посмотрим, на что ты способен. — Он добавил через Узы, обращаясь к Джайне: «Никаких подсказок. Но… можешь понаблюдать за разгромом».

Она издала тихий фыркающий звук и подошла ближе, но осталась стоять у края дивана, скрестив руки на груди и наблюдая за ними с выражением холодного любопытства.

— Не буду вмешиваться. Но если ты получишь мат в пять ходов, я не удивлюсь. — Узы передали ее тихое веселье: «Ты импульсивен. Он мыслит тактически. Интересное противостояние».

Игра началась стремительно. Рон, как всегда, играл агрессивно и уверенно. Его пешки двинулись вперед плотной фалангой, белый конь дерзко перепрыгнул через оборонительную линию Гарри, а слон снес черную пешку с такой силой, что та издала возмущенный писк: «Эй! Так нечестно!» Гарри пытался сосредоточиться, просчитывать ходы, но Узы тихо гудели, отвлекая его. Он постоянно ощущал присутствие Джайны, ее спокойное, внимательное наблюдение, и это мешало ему сконцентрироваться. Он двинул ладью, пытаясь укрепить фланг, и тут же уловил через Узы ее мимолетную мысль: «Ошибка. Он предвидел это. Теперь твой центр уязвим». И точно — Рон немедленно ответил. Его ферзь, словно белая молния, пронесся через всю доску, сшибая черного коня Гарри с глухим стуком.

— Шах, приятель! — Рон откинулся на спинку дивана с довольной ухмылкой. — Ты где витаешь? Мысли все еще с драконами или… кое с кем похолоднее?

Гарри потер затылок, но улыбнулся. Борьба была бесполезной.

— Сдаюсь. Ты сегодня в ударе. — Он добавил через Узы, обращаясь к Джайне с легким раздражением, смешанным с признанием: «Ладно, ты была права. Я отвлекся».

Узы ответили тихим, почти незаметным теплом, лишенным насмешки: «Ты учишься. Это главное».

Рон победно вскинул руки над головой, а фигуры на шахматной доске устроили настоящую овацию — даже черные пешки Гарри, кажется, радостно запрыгали, приветствуя нового чемпиона. Джайна шагнула вперед из тени у окна. Ее глаза, обычно спокойные, как глубокая вода, сузились, и в них вспыхнул острый, почти хищный блеск — не холодный, а азартный.

— Моя очередь, Уизли, — ее голос был ровным, но в нем прозвучала неожиданная стальная нотка вызова. Она уверенно села в кресло напротив Рона, жестом указывая на доску. — Без Уз. Без магии. Только стратегия.

Рон удивленно моргнул, но тут же расплылся в своей самой самодовольной ухмылке, азартно потирая руки.

— Ого! Сама Снежная Королева бросает мне перчатку! Принимаю вызов! Но без обид, если проиграешь. Я все-таки признанный гений шахмат Гриффиндора!

Гермиона тут же отложила вязание, придвигая свое кресло поближе. Ее глаза загорелись неподдельным любопытством.

— О, вот это я точно должна увидеть! Гарри, принимаешь ставки? Я ставлю галлеон на Рона!

— А я — на Джайну, — ответил Гарри не задумываясь, ловя ее удивленный взгляд. Узы донесли до него ее безмолвный вопрос: «Ты действительно веришь, что я могу победить его в его же игре?» Он коротко кивнул, и почувствовал, как она едва заметно выпрямилась. Ее пальцы легко коснулись края доски, словно полководец, окидывающий взглядом поле предстоящей битвы.

Шахматная доска ожила с новой силой. Фигуры выстроились в боевые порядки. Белые пешки Рона нетерпеливо затопали на месте, его король важно поправил корону, а ферзь Джайны — высокая, строгая фигура в мантии, напоминающей ледяные кристаллы — окинула армию противника холодным, презрительным взглядом.

Рон играл белыми. Его первый ход был классическим и уверенным — королевская пешка на e4.

— Простое и надежное начало, леди Праудмур! Посмотрим, как ты ответишь! — провозгласил он с ухмылкой.

Джайна ответила почти мгновенно. Ее пешка шагнула на e6. Защита Каро-Канн? Или что-то более экзотическое? Узы донесли ее мысль: «Он любит контроль центра. Я отдам ему его. На время». Рон удовлетворенно хмыкнул и двинул вторую пешку на d4, захватывая пространство — его излюбленная тактика, прямолинейная и агрессивная, как шторм у берегов Кул-Тираса.

Она сделала ход слоном на b4 — неожиданный выпад, ранний шах. Рон на мгновение растерялся, но быстро пришел в себя, уйдя королем на е2 и защитившись конем на c3.

— Рискованно начинаешь! — заметил он, выводя своего второго коня на f3, готовясь к атаке.

Джайна молча ответила ходом своего коня на f6. Узы передали ее холодную решимость: «Пусть думает, что я играю предсказуемо. Пусть недооценивает».

Рон укрепил центр пешкой на c4, его фигуры выстраивались в грозную атакующую позицию.

— Зря ты так быстро развиваешь фигуры! Теряешь темп! — поучительно заметил он.

Но следующий ход Джайны заставил его замолчать. Ее пешка с d7 рванула вперед на d5, бросая вызов его центру, предлагая размен, который выглядел невыгодным для нее. Фигуры Рона на доске недовольно заворчали. Белая пешка на e4 прокричала: «Ловушка! Не бери!»

Гостиная затихла. Даже Невилл перестал возиться со своим растением, а Ли Джордан подался вперед, не отрывая глаз от доски. Гермиона тихо прошептала: «Что она задумала? Это же ослабляет ее позицию!» Гарри чувствовал через Узы пульсацию ее стратегии: «Порядок из хаоса. Он видит фигуры. Я вижу линии атаки». Рон, недолго думая, взял пешку на d5 своей пешкой с e4. Легкая добыча! Его слон тут же вышел на f4, усиливая давление на королевский фланг Джайны.

И тут Джайна сделала то, что заставило всех ахнуть. Она пожертвовала коня. Ее конь с f6 прыгнул на e4, прямо под удар пешки Рона.

— Что?! Ты с ума сошла?! — воскликнул Рон, но его рука уже тянулась к фигуре. Он взял коня пешкой с d3, его ферзь теперь хищно смотрел на ослабленную позицию черного короля. — Ты просто даришь мне фигуры, Праудмур! Это тебе не Терамор защищать, здесь правила другие! Мои правила!

Но глаза Джайны были спокойны, как поверхность замерзшего озера. Она сделала короткую рокировку — ход, который казался почти безумным в такой напряженной ситуации.

Рон нахмурился. Уверенность на его лице слегка поблекла. Что-то было не так. Он чувствовал это, но не мог понять, что именно. Он двинул своего ферзя на h5, создавая прямую угрозу мата.

— Шах! Все, сдавайся! Ты в ловушке!

Гостиная затаила дыхание. Первокурсники вытянули шеи. Гермиона нервно сжала кулаки. Гарри чувствовал, как Узы натянулись от напряжения — не ее страха, а ее предельной концентрации.

Джайна медленно подняла взгляд от доски, ее голос прозвучал тихо, но отчетливо в наступившей тишине:

— Ты слишком много говоришь, Уизли. И слишком мало видишь.

Ее ферзь, до этого скромно стоявший на d8, скользнул по диагонали на h4. Шах. Рон автоматически убрал короля на f1. И тут же последовал второй удар. Ладья Джайны с a8 метнулась на d8, занимая открытую линию. Рон убрал короля на g1, пытаясь укрыться за пешками. Но было поздно.

Ферзь Джайны шагнул на h1. Мат.

На доске воцарился хаос. Белые фигуры Рона с воплями рухнули на клетки. Его король в ярости швырнул свою корону. Черные фигуры Джайны застыли в строгих, неподвижных рядах, как ледяные стражи, одержавшие победу.

Гостиная взорвалась возгласами. Невилл уронил горшок с растением. Ли Джордан заорал: «Да как она это сделала?!» Гермиона вскочила, тыча пальцем в доску: «Но это… это же было невозможно! Он вел по фигурам!»

Рон сидел, ошеломленно уставившись на Джайну. Его рот был приоткрыт, но он не мог вымолвить ни слова.

— Ты… как… ты?.. — наконец выдавил он, указывая дрожащим пальцем на поверженные белые фигуры.

Джайна медленно поднялась из-за стола. Ее осанка была прямой, почти царственной, а в глазах горел холодный огонь удовлетворения.

— Терамор научил меня главному правилу войны, Уизли, — сказала она тихо. — Жертвуй малым ради великого. И всегда жди ошибки противника.

Она добавила через Узы, обращаясь к Гарри, и в ее ментальном голосе слышалась тень усталости, смешанной с триумфом: «Он видит только фигуры на доске. Я вижу всю войну. До самого конца».

Гарри не смог сдержать смеха и захлопал в ладоши.

— Я же говорил! Ставил на нее!

Гермиона схватила перо и пергамент, лихорадочно зарисовывая позицию.

— Но это же… это просто блестяще! И безумно! Она пожертвовала коня, ослабила фланг… Рон, ты был в абсолютно выигрышной позиции!

Рон медленно покачал головой, но на его лице появилась кривая, но искренняя улыбка уважения.

— Праудмур… ты ненормальная. Но… черт возьми, это было круто. Реванш — завтра! Обязательно!

Джайна вернулась к окну, снова глядя на падающий снег. Ее пальцы, лежавшие на подоконнике, едва заметно дрожали — не от холода, а от пережитого напряжения, которое она так мастерски скрывала. Узы донесли до Гарри ее тихую мысль: «Я снова рискнула всем. Как всегда. Но на этот раз… это сработало».

Вечер подходил к концу. Пироги были съедены, вязаные шапки сиротливо валялись на полу, камин начал угасать. Гостиная постепенно пустела, оставляя их четверых в тишине, наполненной новым чувством — ощущением того, что за этот долгий, насыщенный день они стали не просто ближе. Они стали командой.

* * *

Гостиная Гриффиндора наконец погрузилась в тишину, свойственную лишь глубокой ночи. Камин почти погас, лишь горстка углей тлела в глубине очага, отбрасывая слабые, пульсирующие красные отсветы на стены, где тени алых львиных знамен дрожали, словно последние отголоски минувшего дня. Разбросанные пирожные исчезли, вязаные шапочки и носки Гермионы сиротливо валялись на полу, а шахматная доска так и осталась стоять у дивана, ее фигуры застыли в немом свидетельстве разгрома Рона. Последние звуки — приглушенное хихиканье первокурсников, прокравшихся в спальни, и недовольное ворчание Невилла, снова уколовшегося о свою мимблетонию — давно стихли.

Гарри и Джайна поднялись по винтовой лестнице в свою комнату молча. Их шаги гулко отдавались в пустых коридорах замка, где лунный свет лился из высоких окон, рисуя на каменном полу причудливые узоры. Узы Крови тихо гудели между ними, словно эхо всего пережитого за этот долгий день — тепла грота, лающего смеха Сириуса, азарта шахматной битвы и того нового, хрупкого понимания, что родилось между ними.

Их общая комната встретила их ночным холодом. Окна плотно заиндевели, замысловатые морозные узоры на стекле тускло поблескивали в свете луны, заливавшей пол серебристым сиянием. Камин почти угас, угли тихо шипели, и воздух был наполнен запахом остывшего дерева и той пронзительной свежестью, что просачивалась сквозь невидимые щели в старой каменной кладке. Шахматные фигуры Гарри на столике все еще тихонько переругивались, обсуждая его позорный проигрыш, а темно-синяя мантия Джайны висела на спинке стула, все еще чуть влажная от растаявшего снега Хогсмида.

Гарри сбросил свою мантию на кровать, устало потирая затылок. Тело ныло от долгой ходьбы по снегу, старые травмы напоминали о себе тупой болью, но внутри, под ребрами, разливалось странное тепло — не от огня, а от чего-то иного, нового и пока непонятного.

Он сел на край кровати, стягивая тяжелые зимние ботинки, и поднял глаза на Джайну. Она стояла у окна, спиной к нему, глядя на безмолвный танец снежинок в лунном свете. Ее белые волосы серебрились, ниспадая на плечи, как застывший водопад. Ее движения были медленными, плавными — она сняла перчатки, аккуратно положила их на подоконник. Гарри заметил, как ее пальцы — те самые, что так уверенно двигали фигуры по доске — едва заметно дрожали. Не от холода. От глубокой усталости, которую она так мастерски скрывала весь вечер. Узы донесли до него ее тихую мысль: «Долгий день. Очень долгий. Но… он был настоящим». Это не была радость или удовлетворение. Скорее, простое, честное признание факта.

— Ты сегодня всех поразила, — сказал он негромко. Голос был чуть хриплым от усталости, но в нем звучала искренняя теплота. — Рон, кажется, до сих пор не может прийти в себя от такого мата. — Он улыбнулся, вспомнив возмущенный вопль белого короля. Он добавил через Узы, посылая ей волну своей уверенности: «Я знал, что ты победишь. Чувствовал».

Джайна медленно обернулась. В полумраке комнаты ее синие глаза встретились с его взглядом. В них не было привычного льда — только глубокая, спокойная внимательность, какую он видел у нее в гроте, когда она слушала Сириуса.

— Он играет по правилам, Уизли, — сказала она, подходя к своей кровати. — Ты — нет. Это делает тебя непредсказуемым. — Ее тон был ровным, но Узы донесли до него ответное тепло, смешанное с легким удивлением: «Ты ставил на меня. Против своего друга. Это… неожиданно. И… почему-то важно». Она села на кровать, стягивая высокие сапоги. Ее мантия соскользнула с плеч и упала на пол — редкий для нее момент беспорядка, свидетельство усталости.

Гарри лег, натягивая на себя тяжелое одеяло. Повернулся на бок, чтобы видеть ее.

— Сириус прав. Мы… держимся вместе. Это помогает. — Он на мгновение запнулся, подбирая слова, но потом решил передать мысль через Узы, так было проще, честнее: «Даже в дурацких шахматных партиях. Зная, что ты рядом… это имеет значение».

Она издала тихий, почти неслышный звук — короткое фырканье, которое у нее заменяло смех. Сухой, чуть ироничный, но искренний.

— Ты отвратительно играешь в шахматы, Поттер, — сказала она, устраиваясь под своим одеялом и натягивая его до самого подбородка. — Но ты прав. Держаться вместе… это помогает. — Узы донесли до него ее тихую, почти интимную мысль, лишенную всякой брони: «Ты здесь. И я… я больше не одна в этой темноте». Это не было признанием в любви или дружбе. Это было признанием факта. Факта их общей судьбы, выкованной в огне Терамора, во льдах Нордскола, в пыльном чулане на Тисовой улице, в гроте беглеца и за шахматной доской в старом замке.

Они лежали так, на расстоянии полуметра друг от друга. Граница Уз ощущалась не как барьер, а как невидимая нить, связывающая их дыхание. Гарри чувствовал через эту связь ее ровное, спокойное дыхание — дыхание человека, который наконец позволил себе расслабиться. Лунный свет падал на ее лицо, смягчая резкие черты, делая ее похожей на спящую ледяную статую. Он заметил, как ее рука под одеялом сжала край — та самая привычка, которую он видел в их общем сне, но теперь понимал ее глубже.

Он закрыл глаза, чувствуя, как его собственная усталость берет верх. Последнее, что он уловил через Узы, была ее мысль, спокойная и ясная, как зимняя ночь: «Спи, Гарри Поттер. Завтрашний день будет труднее. Нам понадобятся силы».

Комната погрузилась в тишину. Лишь тихо потрескивали остывающие угли в камине да едва слышно шуршал снег за окном. А Узы Крови тихо гудели между ними, как невидимая струна, натянутая не только магией проклятия, но и чем-то большим — хрупким, но упрямым ростком доверия, пробившимся сквозь лед и пепел их прошлого. День закончился. Они были измотаны, но они были вместе. Не друзья. Но союзники. Двое, идущие по тонкому льду навстречу неизвестности. Вместе.

* * *

Сон не пришел мягкой волной забвения. Он вполз в их общее сознание, когда последние угли в камине подернулись серым пеплом, а лунный свет за окном стал призрачно-бледным. Узы Крови, натянутые событиями долгого дня — теплом грота, смехом Сириуса, азартом шахматной битвы — завибрировали с новой силой, втягивая Гарри и Джайну в иное пространство. Не уютное убежище, не поле интеллектуальной битвы, а нечто зыбкое, тревожное, как тонкий лед над бездонной пропастью, где каждый неверный шаг грозил падением в вечную тьму.

Они стояли посредине моста. Длинного, узкого, хрупкого моста, сотканного не из камня или дерева, а из мерцающих серебряных нитей, которые дрожали и пели под порывами невидимого, ледяного ветра. Мост висел над бездной, чье дно терялось в клубящейся черной мгле, а его начало и конец растворялись в густом, непроглядном тумане, оставляя лишь их двоих — Гарри и Джайну — запертыми в этом подвешенном, неопределенном пространстве. Нити под ногами были холодными, скользкими на ощупь, и Узы донесли до Гарри ее острое, как укол льда, ощущение: «Мы связаны. Но эта связь… она так хрупка. Одно неверное движение — и мы рухнем». Ее белые волосы метались на ветру, словно флаг обреченного корабля, а его собственная мантия цеплялась за серебряные нити, будто инстинктивно боясь притяжения бездны.

Впереди, в клубящемся тумане, сгустилась тень. Высокая, почти бесформенная, она пульсировала тьмой, и лишь два глаза горели в ее глубине — два раскаленных красных угля, полных древней злобы. Тень не двигалась, но само ее присутствие давило невыносимой тяжестью, и серебряные нити моста задрожали сильнее, застонали под этой незримой ношей. Гарри инстинктивно шагнул вперед, его рука стиснула волшебную палочку в кармане мантии, но Джайна резко схватила его за запястье. Ее пальцы были ледяными, но хватка — железной.

— Не иди к ней, Гарри, — ее голос был тихим, почти шепотом, но резал, как свежезаточенный клинок. Узы передали ему волну ее внезапного, острого страха: «Это тьма. Твоя… или моя… или наша общая… Не знаю. Но она ждет тебя».

Он обернулся к ней, чтобы спросить, но в этот момент мост под ними содрогнулся. Одна из серебряных нитей лопнула с резким, пронзительным звоном, и они оба покачнулись, инстинктивно прижавшись друг к другу, чтобы удержать равновесие на предательски сузившейся опоре. Из пропасти внизу донесся шепот — мириады голосов, знакомых и чужих, сплетающихся в жуткий хор: отчаянный крик Сириуса, падающего за завесу; тихий плач женщины, похожей на Кэтрин Праудмур, оплакивающей павшего адмирала; яростный рев дракона из первого испытания; холодный смех Волдеморта… Гарри крепче сжал ее руку, посылая через Узы единственное, что мог: «Мы не упадем. Пока мы вместе».

Тень впереди дрогнула и раздвоилась. Одна ее половина осталась прежней — темной, с горящими красными глазами. Другая же обрела цвет — глубокий, холодный синий, цвет моря у берегов Кул-Тираса в шторм, цвет ее магии, но мертвый, безжизненный. Синяя тень сделала шаг к Джайне, и ее голос прозвучал как эхо в ледяной пещере: «Ты видишь во мне свое прошлое. Ты боишься его повторения в нем. Твой страх погубит его, как он погубил нас». Джайна отшатнулась, ее дыхание сбилось, и серебряные нити под ее ногами начали таять, истончаться, словно лед под жарким солнцем.

Гарри попытался потянуть ее к себе, на свою, пока еще целую часть моста, но красная тень двинулась к нему, ее шепот проник прямо в его разум, минуя уши: «Ты слаб. Ты поддашься мне. Она не сможет тебя спасти. Никто не сможет».

Мост рушился. Нити рвались одна за другой с сухим треском. Падение казалось неизбежным. Но они рухнули не в бездну. Они тяжело приземлились на твердую поверхность — бесконечное, серое ледяное поле, простирающееся до горизонта, где выл и метался тот же ледяной ветер, что и на мосту. И в тот самый миг, когда они коснулись льда, между ними выросла стена. Полупрозрачная, мерцающая, сотканная из языков пламени и острых ледяных кристаллов. Гарри видел Джайну по ту сторону, но ее фигура была искажена, как в кривом зеркале — знакомая, но чужая. Он ударил по стене кулаком, но лед и пламя даже не дрогнули. Узы натянулись до предела, до боли, как цепь, готовая вот-вот разорваться.

— Джайна! — крикнул он, его голос потонул в вое ветра. Но через Узы он почувствовал ее отчаяние: «Ты уходишь от меня… или это я отталкиваю тебя?»

Она протянула руку к стене с той стороны. Ее пальцы коснулись мерцающей поверхности, но не смогли пройти сквозь нее.

— Я здесь, Гарри… — ее голос дрожал, и Узы передали ее страх, холодный и липкий: «Я боюсь… Боюсь, что ты — моя последняя пропасть. Что я утащу тебя за собой».

Стена между ними вспыхнула ярче, ослепляя. И ледяное поле под их ногами треснуло. Глубокая черная трещина побежала по льду, разделяя их, но не разорвав окончательно. Она замерла прямо между ними, оставив их на разных, опасно накренившихся краях пропасти.

И тут сверху, из серого, затянутого тучами неба, пробился луч света. Слабый, золотистый, как первый луч солнца после долгой бури. Он упал прямо на трещину во льду. И лед начал медленно, с неохотным хрустом, срастаться. Трещина затягивалась, но стена… стена между ними осталась.

Гарри шагнул к стене. Его ладонь легла на холодную, вибрирующую поверхность рядом с тем местом, где с другой стороны ее касалась рука Джайны. И там, где их пальцы почти соприкасались сквозь преграду, из самой стены выросла тонкая серебряная нить — такая же, как те, что держали мост. Она задрожала, натянулась, но не порвалась. И золотой свет сверху сфокусировался на ней, стал ярче, начал сплетать из нее кольцо. Не замкнутое, не цельное, а живое, пульсирующее в такт их Узам. Узы донесли до него ее мысль, уже не испуганную, а сосредоточенную: «Мы все еще здесь. Связь не разорвана. Исход… зависит от нас».

Джайна смотрела на рождающееся кольцо, ее синие глаза сузились, в них мелькнула искра — уже не страх, а вопрос, вызов. Она медленно кивнула, и их руки — все еще разделенные стеной — одновременно сжались, словно они оба держали эту хрупкую серебряную нить жизни.

Сон начал таять, рассеиваться, как утренний туман. Ледяное поле, стена, кольцо — все исчезало, унося их обратно, в тишину их общей комнаты. Но образ кольца — не цельного, но живого — остался висеть перед их внутренним взором. Слабый, но ясный. Как обещание. Или как предупреждение.

Они проснулись одновременно. Резко. Гарри сел на кровати, тяжело дыша, лоб был покрыт холодной испариной. Джайна замерла, лежа на спине, ее рука сжимала край одеяла с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Лунный свет все еще заливал комнату, но теперь он казался болезненно-холодным, мертвенным.

Их взгляды встретились поверх разделявшего их пространства. Ни слова не было сказано. Но Узы передали ее мысль, ясную и тяжелую, как предчувствие: «Это было пророчество. О нас. О нашем будущем. И о выборе, который нам предстоит сделать».

Гарри молча кивнул. Символы сна были слишком туманны, чтобы постичь их сразу, но слишком ярки и тревожны, чтобы их можно было забыть. Мост. Пропасть. Две тени. Стена. И хрупкое, пульсирующее кольцо света и тьмы. Их будущее было написано на льду и пламени. И только им решать, каким оно будет.

* * *

Утро 27 декабря вползало в их комнату медленно, неохотно, словно боясь потревожить тяжелые тени минувшей ночи. Бледный лунный свет уступил место серому, безрадостному предрассветному сиянию, которое едва пробивалось сквозь толстый слой инея на окнах, рисуя на каменном полу узоры, тревожно напоминавшие трещины из их общего сна. Камин давно погас, оставив лишь горстку холодного пепла, и стылый воздух пах морозом и той особой, звенящей тишиной, что бывает перед рассветом. Лишь шахматные фигуры Гарри на столике у кровати тихонько поскрипывали и шевелились во сне, нарушая это безмолвие. Смятые одеяла на кроватях свидетельствовали о беспокойной ночи, а мантии, небрежно брошенные вчера вечером, все еще хранили слабый запах снега и хвои из Хогсмида.

Гарри проснулся первым, но не спешил вставать. Он лежал на спине, глядя в высокий, теряющийся в полумраке потолок, где игра теней от инея на окнах напоминала ему дрожащие серебряные нити моста из сна. Сердце все еще стучало с глухим беспокойством, а Узы Крови тихо гудели в груди — не болью, а странным, тревожным резонансом, вибрацией общей опасности, связавшей его с Джайной еще крепче.

Он осторожно повернул голову. Она уже не спала. Сидела на краю своей кровати, спиной к нему, глядя в окно. Ее белые волосы были слегка растрепаны, спадая на плечи, а руки в неизменных перчатках лежали на коленях. Она была неподвижна, как ледяная статуя, но через Узы Гарри чувствовал бурю внутри нее — отголоски сна, страх, анализ. «Это не просто кошмар. Это было видение. Предупреждение».

Он сел на кровати, потер лицо ладонями, пытаясь стряхнуть остатки сна, и тихо кашлянул, прочищая горло.

— Ты тоже видела, — сказал он негромко. Это был не вопрос, а констатация факта. Голос его был хриплым, но в нем звучала та же простая искренность, что и вчера в гроте. — Мост… тени… стену… кольцо.

Джайна медленно кивнула, не оборачиваясь.

— Да, — ее голос был ровным, но холодным, как поверхность ледяного поля из сна. — Это было… слишком явственно. Узы сделали этот сон общим. Нашим. — Она поднялась, подошла к окну и коснулась пальцем замерзшего стекла. Ее дыхание оставило на нем мимолетное матовое пятнышко. — Что ты думаешь об этом, Гарри? — Она все еще не смотрела на него, но Узы донесли ее невысказанную просьбу: «Ты видишь образы проще. Не анализируешь так, как я. Скажи, что ты почувствовал».

Гарри поднялся с кровати, накинул мантию поверх пижамы. Подошел к ней, останавливаясь на привычном расстоянии полутора метров. Граница Уз, еще вчера казавшаяся почти уютной, теперь ощущалась напряженной, натянутой.

— Мост… это мы, — начал он, глядя на морозные узоры на стекле. — Наша связь. Серебряные нити — это Узы, наверное. Они держат нас над… пропастью. Но они рвутся. — Он нахмурился, вспоминая жуткий хор голосов из бездны. — Пропасть — это что-то огромное, темное. Волдеморт? Или Турнир? Или все вместе. Я слышал голоса… Сириус кричал. И рев дракона. Будто… будто это наше будущее. Испытания, которые нас ждут. Но я не знаю, чей именно крик был последним.

Он послал ей через Узы свое смятение: «Это касалось нас обоих. Но угрозы… они разные».

Джайна наконец обернулась. Ее взгляд был острым, сфокусированным, как у стратега, изучающего карту боя.

— Не только Волдеморт, Гарри, — сказала она медленно, взвешивая каждое слово. — Синяя тень… она говорила о моем прошлом. Об Артасе. О Тераморе. О вине, которую я несу. — Ее пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Узы передали укол ее застарелой боли: «Мой главный страх — что я снова приведу к гибели того, кто мне доверился. Тебя». Ее голос стал тише, почти шепотом. — А красная тень… она твоя. Тьма, что живет в тебе. Она тянулась к тебе. Хотела поглотить. Как он поглотил стольких других.

Гарри нахмурился еще сильнее, вспоминая ледяной шепот красной тени.

— Так ты думаешь… сон предупреждает, что мы… опасны друг для друга? Что мы можем погубить друг друга? — Он невольно шагнул чуть ближе, и Узы загудели сильнее, протестуя или откликаясь. — Но ведь мост рухнул, а мы — нет. Мы упали на лед, но выжили. И стена… она разделила нас, да. Но она не была непроницаемой. И трещина… она не разорвала нас окончательно.

Она смотрела на него долго, внимательно, ее синие глаза словно пытались проникнуть в самую суть его мыслей.

— Стена — это доверие, Гарри, — сказала она наконец, и ее голос снова стал холодным, аналитичным. — Вернее, его хрупкость. Мы связаны Узами, это факт. Но мы не доверяем друг другу. Не полностью. Не так, как должны, чтобы выжить в том, что грядет. Я вижу в тебе тень, отголосок его тьмы. А ты… ты видел мою слабость, мой страх, мою вину. — Узы донесли ее горькую мысль: «Я боюсь подпустить тебя ближе. Потому что боюсь потерять. Снова».

Он решительно покачал головой. Его зеленые глаза встретились с ее взглядом без колебаний.

— Я не думаю, что дело только в слабости или страхе. Стена была изо льда и огня. Как мы. Но лед под нами начал срастаться. И кольцо… оно было соткано из тех же нитей, что и мост. Из Уз. Оно не было целым, но оно и не порвалось. — Он замолчал, пытаясь сформулировать свою мысль, свое ощущение. — Может быть, сон — это не приговор. Может, это… выбор. Как ты сказала. Сириус говорил — держитесь вместе. Если мы не отпустим друг друга… если будем держаться за эту нить… может, пропасть нас не поглотит?

Он посмотрел ей прямо в глаза и добавил через Узы, посылая ей всю свою упрямую решимость: «Я не отпущу. А ты?»

Джайна молчала. Долго. Слишком долго. Ее взгляд блуждал по его лицу, и Узы передавали сложный вихрь ее эмоций: сомнение, страх, удивление его вере и… что-то еще, похожее на робкую надежду. «Он верит. Так просто. Так отчаянно. А я… могу ли я позволить себе поверить?» Наконец она медленно отвернулась к окну.

— Кольцо не было замкнутым, Гарри, — ее голос стал тише, задумчивее. — Оно было живым, пульсирующим. Но не цельным. Это значит… его можно разорвать. Нашими сомнениями. Нашим недоверием. Или… его можно сделать сильнее. Нашим выбором. — Она снова коснулась перчаткой замерзшего стекла. — Тени реальны. Угроза реальна. И для тебя, и для меня. Но свет… он тоже был там. Над нами. Словно что-то или кто-то дает нам шанс. Указывает путь. Но идти по нему мы должны сами.

Гарри кивнул. Холод комнаты пробирал до костей, но тепло Уз, их общей связи, согревало изнутри.

— Мы не можем разгадать все символы сейчас, — сказал он спокойно. — Но я помню кольцо. И я не хочу, чтобы оно порвалось. Мы справились с драконом. Мы справимся и с этим. Вместе.

Он послал ей через Узы волну своей непоколебимой уверенности: «Что бы ни ждало нас впереди — мы встретим это вместе».

Она коротко фыркнула. Снова тот тихий, сухой смешок, который он уже научился ценить. Узы донесли до него тень ее облегчения: «Ты невероятно упрям, Поттер. И это… пожалуй, хорошо». Она обернулась, и ее взгляд, хотя и оставался серьезным, немного смягчился.

— Тогда будем наблюдать, — сказала она решительно. — Тени, стена, кольцо — символы сна проявятся в реальности. Рано или поздно. И тогда мы поймем. И сделаем свой выбор.

Первые лучи восходящего солнца пробились сквозь иней на окнах, заливая комнату слабым, золотистым светом — таким же, как тот луч, что падал на трещину во льду в их сне. Они стояли молча, глядя друг на друга поверх разделявшего их пространства. Узы Крови тихо гудели между ними — их проклятие, их связь, их единственная надежда. Хрупкая, как серебряная нить. Но живая, как пульсирующее кольцо. Сон оставил после себя больше вопросов, чем ответов. Но он дал им и нечто важное — смутное предчувствие, что их будущее все еще в их руках. Если только они не отпустят эту нить. Если выберут держаться вместе.

* * *

Солнце поднялось выше, заливая холодные каменные коридоры Хогвартса мягким золотистым светом, который пробивался сквозь иней на высоких окнах, напоминая о таинственном сиянии из их общего сна. Гарри и Джайна спустились на завтрак, двигаясь почти синхронно. Он молча натянул свой гриффиндорский свитер поверх пижамы, она беззвучно застегнула свою темно-синюю мантию. Их движения были привычными, отработанными за недели вынужденного соседства, но теперь в них появилась новая, неосознанная плавность — словно Узы Крови незаметно подстраивали их ритмы друг под друга.

Их шаги гулко отдавались в пустых утренних коридорах. Замок только начинал просыпаться, и холодный воздух бодрил, прогоняя последние остатки тревожного сна. Узы тихо гудели между ними, и Гарри уловил ее мимолетную мысль, спокойную, как утреннее небо: «Мы идем дальше. Несмотря ни на что. Это уже что-то». Он искоса взглянул на нее. Лицо ее было спокойным, почти непроницаемым, но глаза… в них все еще читался поиск ответов, внимательное вглядывание в тени по углам.

Они спускались по широкой мраморной лестнице, которая с ленивым скрипом меняла направление. Гарри заметил, как Джайна инстинктивно чуть замедлила шаг, держась ближе к нему — не дальше привычных полутора метров. Эта невидимая граница Уз стала их личным пространством, и теперь, после сна о рушащемся мосте, она ощущалась не как ограничение, а как спасительная близость.

Он кашлянул, нарушая тишину.

— Если тени из сна — это реальные угрозы… мы ведь увидим их приближение, верно? — спросил он негромко, глядя на портреты вдоль стен, которые уже начали просыпаться и перешептываться, провожая их любопытными взглядами. Он добавил через Узы, вспоминая ледяную стену: «Я не хочу, чтобы она снова выросла между нами».

Джайна издала тихий, фыркающий звук — ее версия смешка. Уголки ее губ едва заметно дрогнули.

— Ты слишком зациклился на метафорах, Поттер, — ответила она, но голос ее был мягче, чем обычно, без привычной колкости. — Тени — это не только внешние враги. Это и наши собственные страхи, наша вина. — Она повернула к нему голову, их взгляды встретились. Узы донесли ее мысль, лишенную осуждения: «Ты боишься своей тьмы. Я боюсь своего прошлого. Но пока… пока мы стоим здесь. Вместе». Это не было утешением. Это была констатация факта, их общей реальности. Он молча кивнул, чувствуя, как их связь отзывается тихим, ровным гудением — как та серебряная нить из сна, которая не порвалась.

Они почти дошли до Большого зала, когда у широких дубовых дверей их окликнули. Седрик Диггори стоял, прислонившись к массивной колонне. Его желто-черная мантия Хаффлпаффа была слегка помята, светлые волосы растрепаны, словно он только что встал, а в руках он бережно держал золотое яйцо — трофей с первого испытания Турнира, которое они прошли вместе, против двух разъяренных драконов. Его лицо осветилось искренней, дружелюбной улыбкой, когда он увидел Гарри, но его взгляд с нескрываемым любопытством скользнул и к Джайне, стоявшей рядом. Мимо них тек непрерывный поток студентов, спешащих на завтрак, гул голосов и смеха наполнял вестибюль, но Седрик шагнул им навстречу, понижая голос до заговорщицкого тона — так же, как тогда, в книге, когда он впервые подсказал Гарри разгадку яйца.

— Гарри! — сказал он, и в его голосе звучала легкая неловкость, но неподдельная благодарность. — Я хотел… я хотел сказать спасибо. За драконов. Твое предупреждение тогда… оно спасло мне жизнь. Мы втроем их одолели, это было невероятно, но… если бы не ты… — Он кивнул Джайне, и его улыбка стала еще шире, теплее. — И не ты, конечно. Вы оба… Вы были потрясающими. Мы настоящая команда, да?

Гарри смущенно потер затылок, но улыбнулся в ответ.

— Да ладно, Седрик. Мы просто сделали то, что должны были. Ты и сам был великолепен.

Узы донесли до него мимолетную мысль Джайны: «Он благороден. И честен. Редкое сочетание в этом мире. И в моем тоже».

Седрик быстро огляделся, проверяя, не слушает ли кто их разговор, и шагнул еще ближе, почти переходя на шепот.

— Слушай, насчет яйца… Ты свое уже открывал? Оно просто воет, как стая банши, если попытаться сделать это на воздухе. Но я кое-что нашел. Попробуй… попробуй открыть его под водой. Сегодня ночью. В ванной старост. Кажется, там кроется разгадка. Пароль — «сосновая свежесть». — Он на мгновение замялся, снова взглянув на Джайну, стоявшую рядом с Гарри, их близость была очевидна. — Вы… вы оба можете прийти. Думаю, это важно.

Джайна скрестила руки на груди. Ее взгляд стал острым, анализирующим, но без прежнего холода.

— Под водой? — переспросила она задумчиво. Узы передали ее мысль: «Необычно. Но в этом есть своя логика. Вода — проводник, иногда и для магии». Она коротко кивнула Седрику. — Мы подумаем над твоим предложением, Диггори.

Седрик заметно расслабился, его улыбка стала увереннее.

— Отлично. Буду рад, если… если получится. Увидимся! — Он махнул им рукой и быстро скрылся в шумной толпе студентов, унося с собой свое загадочное золотое яйцо.

Гарри проводил его взглядом, потом повернулся к Джайне. Брови его вопросительно поползли вверх.

— Ванная старост? Ночью? Звучит… интригующе. — Он усмехнулся, но через Узы послал ей серьезный вопрос, отсылающий к их утреннему разговору, ко сну: «Это похоже на еще один мост, который нужно перейти. Вместе?»

Она снова коротко фыркнула, но в ее глазах блеснула искорка того сухого веселья, которое он видел вчера за шахматной доской.

— Если нас там будет поджидать тень с красными глазами, я превращу ее в ледяную статую. Или, может, в пар. Для разнообразия, — сказала она сухо. Узы донесли ее ответ, в котором было больше согласия, чем угрозы: «Ты постоянно втягиваешь меня в какой-то хаос, Поттер. Но… Пожалуй, я не против».

Она развернулась и шагнула к дверям Большого зала. Он пошел рядом. На мгновение их плечи почти соприкоснулись — не стена, а мимолетная близость, которой они пока не находили названия, но которая ощущалась правильно.

В зале уже вовсю кипел завтрак. Запах овсянки, жареных сосисок, тостов и горячего шоколада смешивался с гулом сотен голосов. Но Гарри и Джайна вошли в этот шум молча, каждый погруженный в свои мысли, переваривая слова Седрика и образы ночного сна. Предстоящая ночь обещала ответы. Или, что было более вероятно, новые, еще более сложные вопросы. Но теперь они встретят их вместе.

* * *

Ночь 27 декабря опустилась на Хогвартс, укутав замок плотным бархатом тишины. Редкие скрипы старых стен да завывания ветра в каминных трубах лишь подчеркивали это глубокое безмолвие. Гостиная Гриффиндора давно опустела. Рон оглушительно захрапел в своей спальне наверху, его рулады доносились даже сквозь толстую дубовую дверь. Гермиона, утомленная вязанием и чтением, ушла к себе, оставив на столе сиротливую, недовязанную варежку для эльфа. Угли в камине почти погасли, отбрасывая лишь слабые, подрагивающие красноватые блики на выцветшие гобелены и алые ковры. В воздухе висел запах остывшего дерева и легкий морозный сквозняк, пробирающийся через щели в оконных рамах.

Они собрались быстро и почти бесшумно. Гарри натянул старый, но теплый свитер, подаренный миссис Уизли — темно-зеленый, с чуть протертыми локтями, — и темные брюки, которые не шуршали при ходьбе. Джайна облачилась в легкую, но плотную черную мантию, идеально сливавшуюся с тенями коридоров и не сковывавшую движений. Ее неизменные перчатки были на месте, а длинные белые волосы она аккуратно стянула в низкий хвост, чтобы не мешались под мантией-невидимкой. Золотое яйцо — гладкое, холодное и неожиданно тяжелое — лежало в старой школьной сумке Гарри, тихонько позвякивая при каждом резком движении. Карта Мародеров была надежно спрятана в заднем кармане брюк, а сама мантия-невидимка — драгоценная реликвия отца, потертая и выцветшая по краям — уже была у Гарри в руках.

— Готова? — шепнул он, взглянув на Джайну. В его голосе, несмотря на тишину, звенела искра предвкушения и азарта. Он добавил через Узы, посылая ей волну своей энергии: «Ночь. Замок. Тайны. Золотое яйцо. Почти как приключение, да? Если нас не поймают».

Она встретила его взгляд. В полумраке гостиной ее синие глаза блеснули — не холодом, а той же острой, сосредоточенной энергией, что и перед решающей шахматной партией.

— Если нас заметит Филч, я подожгу его швабру. А может, и его самого, если будет слишком назойлив, — ответила она таким же тихим шепотом. Уголок ее губы едва заметно дрогнул. Узы донесли ее сухой ответ: «Ты и твоя вечная тяга к хаосу, Поттер. Куда ты — туда и я. Только не отставай».

Они осторожно накинули на себя мантию-невидимку. Ткань, пропитанная древней магией, скрыла их от мира, но заставила прижаться друг к другу теснее, чем обычно. Их плечи соприкасались, и Узы Крови отозвались на эту близость тихим, теплым гудением — связь была натянута, но уже не причиняла боли, скорее, создавала ощущение общего защитного поля. Гарри развернул Карту Мародеров, держа ее перед собой. Его пальцы слегка дрожали от волнения.

— Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость, — прошептал он заветные слова.

Тонкие чернильные линии тут же проступили на пустом пергаменте, вырисовывая знакомый лабиринт коридоров и лестниц Хогвартса. Точка, обозначающая Филча, медленно двигалась где-то в районе кухонь. Миссис Норрис кралась по коридору третьего этажа. Пивз, судя по его хаотичным перемещениям, носился под потолком у башни Когтеврана.

— Путь свободен, — выдохнул Гарри, и они бесшумно выскользнули через портрет Полной Дамы. Та сонно приоткрыла один глаз, недовольно пробормотала: «Опять шляетесь, полуночники? Хоть бы вина предложили…» — и снова захрапела.

Коридоры замка встретили их гулкой тишиной, холодом и пляшущими тенями. Факелы в настенных держателях догорали, их пламя трепетало от сквозняков, отбрасывая длинные, искаженные тени на каменные стены и ряды рыцарских доспехов, застывших вдоль пути, словно молчаливые, вековые стражи. Гарри шел первым, слегка сгорбившись, чтобы мантия полностью скрывала их обоих. Джайна двигалась рядом, легко и бесшумно, но через Узы он чувствовал ее напряженное внимание: «Твой замок… он будто живой. Дышит. И наблюдает».

Они спустились по первой же лестнице, но та, верная своей непредсказуемой натуре, вдруг дернулась и с протяжным скрипом поехала влево, уводя их к портрету какого-то тучного рыцаря, который оглушительно храпел, прижимая к себе меч. Гарри инстинктивно схватил Джайну за руку, чтобы удержать равновесие на движущейся ступени. Она крепко сжала его пальцы в ответ, возможно, чуть сильнее, чем требовалось. Узы передали ее мгновенную реакцию, смесь испуга и раздражения: «Если я упаду из-за твоих дурацких лестниц, Поттер, пеняй на себя». Он тихо хмыкнул, шепнув: «Держись крепче. Это Хогвартс. Здесь все немного… своенравное».

Едва они свернули за угол, как тишину разорвал пронзительный, хриплый хохот, от которого волосы встали дыбом. Пивз! Полтергейст материализовался из стены прямо перед ними, возникнув из ниоткуда в своем дурацком полосатом колпаке и с широченной, клыкастой ухмылкой. Его маленькие глазки горели чистым озорством и жаждой причинять неприятности. В одной руке он держал охапку перьев, явно выдранных из чьей-то подушки, а в другой — глиняный кувшин с чем-то темным и липким, подозрительно похожим на патоку или заколдованные чернила. Джайна резко замерла, ее дыхание на мгновение сбилось. Узы передали ее чистое, неподдельное изумление: «Это еще что за порождение хаоса? Призрак? Демон?»

Пивз с хохотом завис в воздухе перед ними, закружился волчком, раскинув руки, и затянул свою любимую дразнилку противным, дребезжащим фальцетом:

Ой-ой-ой, кто тут крадется в ночи?

Невидимки-полуночники, хи-хи-хи!

У Потти новая подружка, вся из льда?

Секреты прячете? Скажите Пивзу «да»!

Что под плащом? Яичко? Сюрприз?

Дайте Пивзу поглядеть, иль устрою каприз!

Гарри стиснул зубы.

— Пивз. Полтергейст, — шепнул он Джайне. — Просто игнорируй его. Он безобиден, если не злить.

Но Пивз, привлеченный шепотом, подлетел еще ближе. Его нос почти ткнулся в невидимую ткань мантии. Он с хохотом подбросил перья в воздух.

— Не вижу вас, глупышки, но чую-чую! Нарушители! Шалунишки! Сейчас Филчу расскажу! Ой, расскажу!

Прежде чем Гарри успел что-либо предпринять, Джайна шагнула вперед под мантией. Ее рука неуловимо двинулась, и тонкий, острый, как игла, порыв ледяного ветра вырвался из ее пальцев, окутав полтергейста. Перья, подброшенные Пивзом, мгновенно замерзли в воздухе и с хрустальным звоном осыпались на пол. Кувшин в его руке покрылся толстым слоем инея и с треском лопнул, облив колпак и плечи полтергейста липкой, замерзающей жижей.

— А-а-а-а! Холодно! Колдунья! Ледышка злая! — Пивз взвизгнул так пронзительно, что у Гарри заложило уши. Он завертелся в воздухе, как ошпаренный кот, пытаясь стряхнуть с себя ледяную гадость. Его голос был полон притворного ужаса, но в глазах плясали веселые огоньки. — Ой, беда-беда! Я улетаю! Но я вернусь! С ледяной водой! Буль-буль!

С диким хохотом он нырнул прямо в каменный потолок, оставив после себя лишь эхо своего визга да липкое, замерзающее пятно на полу.

Гарри удивленно посмотрел на то место, где только что был Пивз, потом перевел взгляд на Джайну, хотя и не мог видеть ее лица под мантией.

— Ты… ты его заморозила? — шепнул он, с трудом сдерживая смех. Узы передали его восхищение: «Первая встреча — и он уже в панике сбежал. Впечатляет».

Она тихо фыркнула, поправляя мантию.

— Он был шумным. И раздражающим, — ответила она так же шепотом. Но Узы донесли до него тень ее собственного веселья: «Похож на твоего друга Уизли. Только бесплотный. Забавное создание».

Гарри хмыкнул, и они осторожно двинулись дальше. Карта Мародеров показывала, что путь чист — Филч все еще дремал у кухонь, а Миссис Норрис отправилась патрулировать библиотеку.

Но Хогвартс не собирался делать их ночную прогулку слишком легкой. На третьем этаже портрет сварливой старой ведьмы с тощей черной кошкой на коленях вдруг проснулся и пронзительно зашипел: «Кто здесь шуршит? А ну покажись! Я все вижу!» Гарри быстро дернул Джайну в темную нишу, и они прижались к холодной стене, пока кошка на портрете не зевнула и не уснула снова. На четвертом этаже, у поворота к заброшенному классу, пара рыцарских доспехов внезапно ожила и принялась лязгать мечами, исполняя какой-то нелепый, скрипучий танец. Гарри от неожиданности споткнулся о собственную ногу и чуть не выронил сумку с яйцом. Джайна молниеносно схватила его за локоть, удерживая от падения. Узы передали ее мысль, сухую, но не злую: «Ты невероятно неуклюж, Поттер. Я только что спасла твой драгоценный артефакт».

— Спасибо, — пробормотал он, и они быстро проскользнули мимо танцующих доспехов, сдерживая нервные смешки.

К пятому этажу они добрались слегка запыхавшиеся и взъерошенные. Мантия-невидимка предательски шуршала, а яйцо в сумке тихонько брякало при каждом шаге. Но Карта оставалась обнадеживающе чистой — Пивз, похоже, улетел зализывать свои ледяные раны, а Филч и его кошка были далеко. Вот она — массивная дубовая дверь с искусно вырезанной русалкой на ней. Ванная старост.

Гарри осторожно сбросил мантию-невидимку, свернул ее и сунул под мышку. Взглянул на Джайну. В тусклом свете факелов ее лицо казалось бледным, но спокойным. Пряди белых волос выбились из хвоста и падали на щеки. Глаза блестели — смесь настороженности, любопытства и той особой сосредоточенности, которую он видел у нее перед важным боем или сложным заклинанием.

— Сосновая свежесть, — произнес Гарри пароль тихо, но отчетливо, как велел Седрик.

Дверь беззвучно отворилась, издав лишь низкий, протяжный скрип. Они шагнули внутрь.

Просторная ванная комната встретила их мягким, струящимся светом и теплым, влажным воздухом. Стены и пол были выложены сверкающим белым мрамором. Десятки золотых кранов разнообразной формы поблескивали вдоль стен. Но главное — в центре зала располагалась огромная прямоугольная ванна, больше похожая на небольшой бассейн, утопленный в пол. Вода в ней тихо плескалась, подсвеченная магическими огнями снизу, создавая атмосферу таинственности и покоя. Высокие витражные окна изображали сцены из жизни русалок и тритонов. Фигуры на витражах лениво шевелились, их хвосты переливались перламутром. Одна из русалок, с длинными зелеными волосами и задумчивым лицом, бросила на вошедших сонный, любопытный взгляд, но тут же отвернулась, продолжая расчесывать волосы коралловым гребнем.

Мягкий щелчок массивной дубовой двери, закрывшейся за ними, отрезал их от холодных и тихих коридоров замка. Гарри и Джайна на мгновение замерли на пороге, позволяя глазам привыкнуть к мягкому, струящемуся свету ванной старост. Просторное помещение, выложенное сверкающим белым мрамором, казалось нереальным после аскетичных стен Хогвартса. Теплый свет факелов, закрепленных в бронзовых держателях вдоль стен, отражался в полированном камне пола и высоких колоннах, уходящих в сумрачный, теряющийся в тенях потолок, где, казалось, мерцали крошечные магические звезды.

В центре зала, утопленная в пол, сияла огромная прямоугольная ванна, размером с небольшой бассейн. Края ее были выложены гладким темным камнем, а вода внутри тихо плескалась, подсвеченная снизу мягким голубоватым светом. Десятки золотых кранов самой причудливой формы — головы львов, змей, орлов, барсуков — украшали бортики, и из некоторых тонкой струйкой текла вода, наполняя теплый, влажный воздух тихим журчанием и легкими ароматами. Высокие витражные окна над ванной изображали сцены подводной жизни: ленивые русалки с длинными волосами расчесывали чешуйчатые хвосты, тритоны трубили в раковины, а стайки серебристых рыбок сновали между водорослями. Одна из русалок, с волосами цвета морской волны, лениво помахала им рукой, прежде чем снова погрузиться в свою стеклянную дрему.

Гарри шагнул вперед, его босые ноги ступили на теплый мраморный пол. Он тихо присвистнул, оглядываясь по сторонам.

— Ничего себе… Седрик не преувеличивал насчет роскоши, — пробормотал он.

Он бросил свою сумку с яйцом на пол у края ванны и подошел к одному из кранов — с искусно вырезанной головой дракона. Провел рукой по золотому металлу, из пасти дракона лилась теплая вода с легким, едва уловимым запахом сосновой хвои. Он послал Джайне через Узы шутливую мысль: «Определенно лучше, чем пещера дракона на первом испытании, как думаешь?»

Джайна, до этого застывшая у двери, словно оценивая обстановку, медленно двинулась вперед. Ее взгляд скользил по помещению — от переливающихся витражей к золотым кранам, от сияющего мрамора к мерцающей воде в ванне.

— Это… нерационально, — сказала она своим обычным сухим тоном, но Узы донесли до Гарри ее неподдельное удивление, смешанное с чем-то похожим на ностальгию. «Красиво. Но так… избыточно. Напоминает фонтаны Даларана. Только без чувства меры». Она подошла к краю ванны, ее темная мантия зашуршала по мрамору. Остановилась, глядя на свое неясное отражение в подсвеченной воде. Наклонилась, коснулась поверхности кончиками пальцев в перчатке. Вода была приятно теплой. Легкая рябь побежала по глади.

Гарри усмехнулся, наблюдая за ней.

— Ты просто не привыкла к комфорту, Праудмур, — поддразнил он, поворачивая другой кран — с головой гриффиндорского льва. Из него с шипением хлынула густая белая пена с сильным запахом лаванды. Пузыри начали весело подниматься со дна ванны, лопаясь на поверхности. Он сделал шаг назад, чуть не поскользнувшись на мокром мраморе. «Смотри! Я теперь повелитель пены!» — послал он ей через Узы.

Джайна фыркнула — на этот раз звук был громче, отчетливее, и тень улыбки коснулась ее губ.

— Ты повелитель хаоса, Поттер, — ответила она, но сама подошла к кранам и повернула вентиль с головой змеи. Из него полилась прозрачная вода, переливающаяся изумрудно-зеленым светом, с резким, бодрящим запахом мяты. Она молча наблюдала, как цвета и запахи смешиваются в огромной ванне. — Это все… просто магия? Без практического применения? — спросила она, скорее себя, чем его. Узы донесли ее мысль: «Бесполезно. Но… завораживает».

Они провели несколько минут, исследуя ванную комнату, как дети, попавшие в волшебную лавку игрушек. Гарри с хохотом брызгал пеной в воздух, стряхивая ее с волос. Джайна с методичностью исследователя открывала кран за краном, отмечая различные эффекты: розовая вода с плавающими лепестками роз, голубая с мимолетными серебристыми искрами, золотистая с теплым ароматом меда. Она надолго задержалась у витража, наблюдая за беззвучно поющей русалкой.

— У нас, в Кул-Тирасе, сирены пели о кораблекрушениях и морских чудовищах, — пробормотала она задумчиво.

Гарри подошел к ней, вытирая руки о штаны.

— А здесь русалки поют о тайнах, — сказал он серьезно. — Как та, что спрятана в этом яйце.

Он вернулся к своей сумке и достал золотое яйцо. Его гладкая, отполированная поверхность тускло блестела в мягком свете факелов, а замысловатые узоры, покрывавшие его, казались живыми, постоянно меняющимися.

— Седрик сказал — слушать под водой, — напомнил он, поворачивая яйцо в руках. — Но как? На воздухе оно просто воет.

Он слегка встряхнул яйцо, и тихий, но пронзительный, режущий ухо звук отразился от мраморных стен.

Джайна подошла ближе, скрестив руки на груди.

— Дай-ка сюда. — Она взяла яйцо у него из рук. Поднесла его к уху, как делают с морской раковиной, потом слегка встряхнула еще раз, внимательно прислушиваясь. На ее лбу пролегла легкая морщинка сосредоточенности. — Это не просто вой. Это… голоса. Множество голосов, искаженных, наложенных друг на друга. — Узы передали ее аналитическую мысль: «Вода изменяет распространение звука. Плотная среда. Возможно, Диггори прав. Вода — ключ к дешифровке». Она перевела взгляд с яйца на ванну, потом на Гарри. — Если это подсказка для следующего испытания, то вода — неотъемлемая ее часть. Но как нам расслышать сообщение?

Гарри на мгновение задумался, а потом его лицо озарила догадка.

— Так… буквально под водой? Как он и сказал? — Он усмехнулся. — Что ж, давай попробуем. Придется немного намокнуть. Раздеваемся, лезем в ванну и открываем яйцо там.

Он скинул ботинки и носки, бросив их к сумке, и начал стаскивать через голову свой свитер. Он послал ей через Узы озорную мысль: «Не волнуйся, Праудмур. Я не дракон. И кусаться не буду. Наверное».

Джайна подняла бровь, но на удивление не стала возражать или язвить.

— Логично, — сказала она спокойно, снимая свою черную мантию и аккуратно складывая ее на мраморном бортике. Под мантией оказалась простая темная рубашка и брюки — практичная одежда, не стесняющая движений. Она осталась в перчатках, но быстро стянула сапоги. — Если это окажется ловушкой, Поттер, я заморожу всю эту ванну вместе с тобой, — добавила она своим обычным сухим тоном, но Узы донесли до него ее истинное настроение: «Ты прав. Риск оправдан. Это нужно проверить».

Они подошли к краю огромной ванны. Гарри — в рубашке и брюках, Джайна — в своем строгом, минималистичном облачении, оба босые на теплом мраморе. Вода в бассейне манила теплом, легким ароматом мяты и лаванды, игрой пузырьков и подводных огней. Гарри спрыгнул первым, с громким плеском подняв фонтан брызг. Теплая вода сразу окутала его. Он вынырнул, отряхивая мокрые волосы с лица.

— Вода отличная! Не холодно! — крикнул он ей с ухмылкой.

Джайна спустилась в воду гораздо осторожнее, почти без всплеска. Вода доходила ей до плеч. Ее белые волосы тут же намокли и расплылись по поверхности темной воды, как серебряные нити из их недавнего сна.

Она держала золотое яйцо в руках, глядя на Гарри выжидательно.

— Открывай, — сказала она, протягивая ему артефакт.

Он кивнул, взял тяжелое, скользкое яйцо. Набрал побольше воздуха и нырнул под воду, опуская яйцо на дно. Повернул защелку на верхушке. Вместо пронзительного воя, который он слышал на воздухе, из яйца полилась странная, мелодичная, но жутковатая песня — множество голосов, сливающихся в один потусторонний хор. Похоже на пение русалок с витражей. Гарри вынырнул, жадно глотая воздух, отплевываясь. Джайна тут же нырнула следом, прислушиваясь к подводной песне. Через несколько секунд она вынырнула рядом с ним, ее мокрое лицо блестело в свете факелов. Их взгляды встретились. Узы передали ее четкую мысль, лишенную сомнений: «Это оно. Подсказка ко второму испытанию».

Гарри протянул золотое яйцо Джайне. Она взяла его обеими руками, ее взгляд был сосредоточенным, холодным, как у стратега перед решающим маневром. Он кивнул, и они одновременно, плавно погрузились под воду. Теплая, пенная вода сомкнулась над их головами, мгновенно заглушая все звуки внешнего мира — журчание кранов, эхо их собственных шагов по мрамору. Подводный мир ванной старост был тихим, спокойным, освещенным лишь мягким голубоватым сиянием, исходившим со дна бассейна.

Джайна уверенно повернула защелку на верхушке яйца. Вместо оглушительного, режущего ухо воя, который раздавался на воздухе, изнутри полилась странная, завораживающая мелодия. Множество голосов — высоких, низких, переливающихся — сплетались в единый хор, похожий на заунывную, но красивую песню ветра над замерзшим озером. Слова, отчетливые и холодные, как льдинки, поплыли сквозь воду, достигая их ушей:

Ищи нас там, где наш голос звучит,

На дне глубин, где свет дня молчит.

Всего лишь час дан тебе, чтоб вернуть свое,

Иначе навеки исчезнет то, что всего дороже твое.

Мы жадные стражи того, что взяли во мрак,

И не отдадим, пока не пробьет твой час.

Гарри вынырнул первым, шумно отфыркиваясь от мыльной пены, попавшей в рот. Он энергично встряхнул головой, разбрызгивая вокруг себя капли воды. Джайна поднялась на поверхность следом, ее движения были плавными, почти кошачьими, без единого лишнего всплеска. Вода серебряными струйками стекала с ее длинных белых волос, падая обратно в ванну.

Они стояли в теплой воде по грудь, окруженные лопающимися пузырьками пены. Их взгляды встретились поверх мерцающей поверхности. Его зеленые глаза горели азартом и возбуждением разгаданной тайны. Ее синие — были острыми, анализирующими, но задумчивыми. Узы передали ее четкую, как математическая формула, мысль: «Второе испытание. Озеро. Глубина. И время ограничено».

Гарри провел рукой по мокрым волосам, пытаясь убрать их с лица. Усмешка тронула его губы.

— Ну вот и разгадка! Черное озеро, точно! Нужно что-то достать со дна. — Его голос звучал хрипловато после погружения, но был полон энергии.

Но когда Джайна шагнула к нему, чтобы вернуть яйцо, ее мокрая рубашка плотно облепила тело, подчеркивая тонкие линии плеч и талии, а капли воды блестели на бледной коже шеи. Гарри вдруг замер. Его взгляд невольно скользнул по ее фигуре — не оценивающе, а скорее с удивлением, почти неосознанно. Сердце снова сделало кульбит, как тогда, перед прыжком на метле от дракона. Она была так близко, в пределах их невидимой границы, но сейчас Узы загудели иначе — не тревогой, а теплом, странным, волнующим теплом, исходившим не от воды, а от нее самой. От того, как она стояла здесь, мокрая, растрепанная, но спокойная и сильная, как море после шторма. Он быстро отвел взгляд, чувствуя, как краска приливает к щекам, и надеясь, что пар от горячей воды скроет его смущение.

— Э-э… да. Час… чтобы вернуть свое, — пробормотал он, принимая яйцо. Узы предательски передали ее его случайную, сбивчивую мысль: «Ты… черт… ты совсем другая, когда мокрая… Настоящая». Он крепче сжал холодный металл яйца.

Джайна слегка моргнула, ее бровь вопросительно изогнулась. Она заметила. Узы донесли ее ответную мысль, смесь удивления и легкого замешательства: «Ты снова смущаешься. Это… необъяснимо. И немного… трогательно?» Но вслух она сказала лишь:

— Это песня русалок. Они обитают в Черном озере. Это их владения. — Ее тон был по-прежнему ровным, аналитическим, но она сделала еще полшага к нему, их плечи почти соприкоснулись в воде. Узы передали ее спокойное заверение: «Ты не один будешь решать эту задачу, Гарри. Я тоже здесь. С тобой». В ее голосе, как и вчера в гроте, прозвучала едва уловимая тень мягкости.

Гарри кивнул, заставляя себя сосредоточиться на задаче.

— «Вернуть свое», — повторил он слова песни, глядя на гладкую поверхность яйца. — Что-то важное для нас… Они заберут что-то… или кого-то? Заложники? — Он поднял на нее глаза, и Узы передали его прямой вопрос, уже без смущения: «Что бы это ни было, мы разберемся. Вместе?»

Она снова тихо фыркнула, но теперь в этом звуке явно слышалось тепло, которое он начинал узнавать и ценить.

— Если испытание пройдет в озере, главная проблема — дыхание под водой. И умение не паниковать в темноте и холоде. — Она посмотрела на него внимательно, ее мокрые волосы прилипли к щеке. Узы донесли ее мысль, неожиданно одобрительную: «Ты не паникуешь перед лицом опасности. Это твое сильное качество». Она отвернулась, положила яйцо на мраморный бортик и начала выбираться из воды. Ее движения были точными и экономными, но Гарри заметил в них легкую тень усталости. Ночь была долгой.

Он вылез из ванны следом, отряхиваясь, как мокрый щенок. Брызги и пузырьки пены разлетелись по мраморному полу.

— Дышать под водой… Может быть, акваланг какой-нибудь стоит призвать, — сказал он задумчиво, вспоминая их разговоры о магических растениях. — Или, может, есть какое-то заклинание? Пузыреголовое? — Он сел на край ванны, глядя, как Джайна вытирает руки о брюки. Он улыбнулся. — Мы справились с драконами. Озеро — это всего лишь большая лужа. С русалками.

Он добавил через Узы, искренне и просто: «С тобой рядом — ничего не страшно».

Джайна подняла на него взгляд. Ее губы дрогнули в мимолетной, почти неуловимой улыбке.

— Вода может быть опаснее огня, Поттер, особенно если не умеешь плавать или теряешь голову от страха, — ответила она своим обычным сухим тоном. Но Узы передали ее истинные чувства: «Ты неисправимый оптимист. И… пожалуй, я рада, что ты здесь. Рядом».

Она взяла свою мантию, накидывая ее на плечи. Они замолчали, оба обдумывая полученную подсказку, слова песни русалок, звучавшие в голове. Воздух в ванной старост был теплым и влажным, но между ними ощущалось иное тепло — тепло зарождающегося доверия, понимания, которое было сильнее любых заклинаний. Тайна яйца была раскрыта. Но впереди их ждало новое, еще более опасное испытание. И они встретят его вместе.