Всё, что нельзя отдать (гет)

Утро наступило тихо. Лаванда почти выдохлась, а сквозь приоткрытое окно с улицы тянуло прохладой и ароматом свежеиспечённого хлеба.

Грюнтл, всё так же лежавший под столом, внезапно проснулся, приподнялся и зашептал заговорщицки:

— Эй. Грюнтл обещать, что пойти с вами. И Грюнтл следовать своим словам. Но сначала ему нужно позавтракать.

Он вытянул лапу и протянул блестящую пуговицу.

— Может, добрая госпожа приносить чего-нибудь? Ну, знаешь… съестного? Вкусного? И тогда весь комплект держалок — только ей одной.

Вилл улыбнулась, взяла пуговицу и потянулась.

— Не умирай тут с голоду. Я скоро.

Она спустилась по скрипучей лестнице, легко ступая по знакомым доскам, и оказалась в главном зале таверны. В золотистом рассветном солнце она уже не выглядела такой жуткой, как вчера в ночи.

И первым, кого она увидела, был Седрик.

Он уже был полностью собран: изумрудный плащ, аккуратно уложенные волосы, серьёзный вид. Сидел нога на ногу у окна, лениво потягивая из глиняной чашки травяной отвар, как будто так начинал каждый свой день.

Рядом восхищённо замер владелец таверны, у которого лицо было смесью искреннего потрясения и плохо скрытого благоговения.

Когда к столику подошла Вилл, взгляд трактирщика округлился ещё больше.

— Это… это просто невероятно! — пробормотал он. — Я думал, вы как минимум наполовину исчезнете или утром сойдёте с ума… Но вы выглядите… вполне…

— Живыми, — подсказала Вилл, опускаясь на скамью.

Седрик отставил чашку, глядя на трактирщика с абсолютно серьёзным выражением пояснил:

— Комната была запечатана древним и нестабильным заклинанием. В какой-то момент один из постояльцев обронил магический артефакт, который попал в пространство его влияния и срезонировал таким образом, что вызвал помехи, которые наблюдали все, кто останавливался на ночь. Удивительно, что источник кошмаров не обнаружили раньше.

Он улыбнулся, почтительно указывая на Вилл:

— К счастью, моя спутница — специалист по такого рода искажениям. Разобралась за ночь. Даже без ущерба для конструкции. Проклятье устранено. Комната больше не представляет опасности.

Трактирщик смотрел то на Седрика, то на Вилл, потом снова на Седрика.

— Так… вы хотите сказать, что она…

— Искусная ведьма, — подтвердил Седрик с лёгким наклоном головы. — Пожалуй, одна из лучших.

— Ну надо же, — выдохнул трактирщик, глядя на Вилл с новым трепетом. — Я… конечно, это ничтожная малость, но я буду безмерно благодарен если вы отведаете наш скромный завтрак.

Он метнулся к кухне, и через пару минут вернулся с подносом, на котором громоздилось такое количество съестного, что можно было накормить целую деревню. Яичница с травами, свежие булочки, горшочек мёда, три вида сыра, запечённые яблоки и, кажется, тушеный кролик.

— За счёт заведения. За самоотверженность. И… и за магию.

— Спасибо, — сказала Вилл, заметно смутившись, но старательно делая вид, что такой приём для неё, нечто в порядке вещей. — Это будет уже чересчур. У нас есть с собой припасы.

— Госпожа ведьма слишком добры, — чуть не прослезился трактирщик. — Позвольте хотя бы заказать балладу о рыжеволосой волшебнице, которая храбро сняла проклятье!

Вилл едва не выронила чашку.

Поддерживать невозмутимость у неё получалось куда хуже, чем у Седрика, который, похоже, искренне наслаждался её неловкостью.

— Пожалуйста, давайте обойдёмся без баллад, — закашлялась она. — Это было… не так уж и опасно.

С трудом выпроводив растроганного тавернщика, Вилл устроилась за столом, разламывая тёплую булочку и медленно намазывая мёд. Затем покосилась на Седрика, всё с тем же ленивым видом потягивающего чай.

— Мог бы сказать, что колдун — это ты, — пробурчала она. — Вроде сделал доброе дело — прикрыл нашего нового знакомого, но не поиздеваться всё равно не смог?

— Как же я могу забрать даже толику славы великой колдуньи? — невинно улыбнулся он. — Я всего лишь имею честь быть её скромным спутником.

— Похоже, колдунье следовало быть избирательнее при выборе сопровождающих, — пробормотала Вилл и недовольно потянулась за вилкой. Потом, не удержавшись, легонько пригрозила ею Седрику.

Он только лениво пожал плечами и долил себе ещё травяного отвара.

— Как спалось?

Она поперхнулась яблоком.

— Что?

— Ночь прошла спокойно? — Седрик взглянул на неё поверх чашки. — Никто больше не беспокоил?

Вилл моргнула. В голове вспыхнуло сразу: холодные пальцы на плечах, тонкий язык, дыхание у шеи, лунный свет… тяжесть рук. Вкус. Прикосновения. Всё было слишком реально.

— Н-никто… всё… нормально, — выпалила она чересчур поспешно и уставилась в тарелку. Затем залила булочку мёдом с таким рвением, будто пыталась утопить в нём и сон, и память, и себя саму.

Седрик спокойно кивнул и вернулся к еде. Похоже, в этот раз он действительно не иронизировал, а просто поинтересовался из вежливости, чтобы поддержать разговор.

Вилл сглотнула. Похоже, у него вообще не было никаких… видений. Или он просто отлично держит лицо.

Она откусила кусочек булочки и почувствовала, как щеки снова заливает жар.

Что это вообще было? Магический дурман? Иллюзия? Проклятье? Или…

Или это была её фантазия. Яркая, жутко правдоподобная и совершенно безумная. И если он… если вдруг он это почувствовал хоть каплю того, творилось у неё в голове — она умрёт. Тут же. Просто сгорит заживо от стыда.

Вилл покосилась на него. Седрик безмятежно помешивал ложкой горячий отвар. Внешне он выглядел совершенно как всегда. Сдержан, собран, и до невозможности спокоен.

Если бы ему примерещилось то же самое — разве он не выдал бы себя хотя бы чем-то?

Вилл снова покачала головой, будто пыталась стряхнуть эти мысли. Бесполезно.

— Я… пожалуй, пойду, — буркнула она, завернув в салфетку несколько булочек и пару яблок. — Надо проверить, не умер ли кто-нибудь наверху с голода и сдержал ли это кто-то своё обещание.

Седрик даже не поднял головы, только мягко отозвался, разрезая яблоко:

— От пары лишних минут без еды ещё никто не умирал.

Но Вилл уже вскочила, отодвигая стул.

— Вот и проверим, — бросила она через плечо и почти убежала, будто надеялась, что быстрый шаг поможет унести с собой смущение, воспоминания и глупые мысли.

Седрик, оставшись за столом, расслабленно допил чай. Затем нахмурился, отгоняя какую-то мысль, и с лёгким вздохом откинулся на спинку стула.

— Похоже, что-то в этом месте, и правда, проклято, — пробормотал он себе под нос.

* * *

Вилл застёгивала ремешки на сумке, когда услышала, как дверь скрипнула, и в комнату заглянул Седрик. На нём всё тот же плащ, а на губах — еле заметная усмешка.

— Ну что, ведьма, готова к новым подвигам? Или тебе нужно ещё немного времени, чтобы зарядить боевой артефакт? — он кивнул в сторону горшка с цветами, мирно стоящего у окна.

Вилл фыркнула:

— Очень смешно. Завидуешь, потому что сам не владеешь техникой боя подручными средствами?

Она взяла горшок и торжественно вручила его Грюнтлу.

— Вот, держи. Можешь взять с собой, только пользуйся с умом.

Грюнтл ахнул, прижал горшок к груди и сияющими глазами уставился на Вилл:

— У Грюнтла теперь свой первый магический артефакт!

Седрик лишь покачал головой:

— Если этот день закончится без травм, я сочту это чудом.

— У тебя просто нет чувства прекрасного, — отозвалась Вилл и взяла сумку. — Всё, мы готовы.

Грюнтл уже маршировал к двери, гордо неся горшок, как легендарное оружие.

— Мы идём пешком? — уточнила Вилл, догоняя его.

Седрик кивнул:

— Мельница, судя по карте, недалеко от города. Управимся за полчаса, так что лошадь пока не понадобится. К тому же у животных эта магическая аномалия явно вызывает панику.

— Да, не хотелось бы потерять ещё одну, — согласилась Вилл, накидывая дорожный плащ. — Грюнтл, а ты как?

Она кивнула на проводника, который деловито перепроверял маршрут, сверяясь с картой, при этом не выпуская горшок из рук.

— Я готов к любой угрозе, — заверил он.

Седрик хмыкнул:

— В этом путешествии только одно вызывает у меня тревогу. То, что я постепенно начинаю воспринимать всё это как норму.

— Добро пожаловать в команду, — подмигнула Вилл.

Они вышли за порог, и солнечное утро встретило их ярким светом и свежестью — обманчиво спокойным началом дня, в котором за каждым поворотом могло скрываться нечто куда менее мирное, чем изобретательный паслинг.

* * *

Старая мельница возвышалась над ними, скрипучая и перекошенная, как будто её уже много лет никто не трогал. Лопасти застыли в неловком наклоне, обросшие мхом и паутиной.

— Вот она. Трескается, как башка лурдена на экзамене по этикету, — пробурчал Грюнтл, притирая к виску свою драгоценную посудину. — Дальше — на ваш страх и риск, дамы и змеи.

А за мельницей — воздух ломался.

Он дрожал, как над раскалёнными углями, — волнами, вспышками, будто что-то невидимое разрывает ткань мира. Свет искривлялся, формы текли, и в какой-то миг становилось сложно сказать, где заканчивается пейзаж и начинается что-то… другое.

Трещина висела, рассекая пространство, как вспоротый шов в гладкой ткани мира. Изломанная, чуть искривлённая линия, мерцающая бледным светом. Её края переливались, как ртуть, иногда словно затягивались обратно, а иногда — дрожали, как натянутая струна. Воздух рядом казался плотнее, гуще, будто насыщен магией или чем-то, что только притворяется магией.

Иногда от трещины пробегал световой импульс — резкий, едва уловимый, как искра в темноте. Словно нечто по ту сторону хотело прорваться… или наоборот, держало границу изо всех сил.

Вилл почувствовала, как трещина словно дышит, зовёт её, не словами, а чем-то более древним и глубоким. Её тянуло к ней, как к теплу в ледяную бурю, как к голосу, которого не слышала, но знала всю жизнь.

Она протянула руку не в силах противостоять чужой воле. Пальцы дрогнули и коснулись искажённого воздуха.

Трещина вспыхнула.

На миг всё вокруг озарилось ослепляющим светом, и затем наступила тьма. Что-то схватило её изнутри, из самой груди, и потянуло вверх, прочь.

Резкий, ломкий рывок. Мир под ногами распался на лоскуты, как старая ткань.

Лес расплывался, превращаясь в бесформенные кляксы. Мельница разваливалась на части, осыпаясь чёрным прахом. Звуки исчезли. Осталась только странный, гулкий звон в ушах.

Вилл хотела закричать, но не ничего не вышло. Она не знала, где она. Кто она.

И только голоса откуда-то издалека пробивались сквозь пустоту:

«Вилл! Очнись!»

«Бабушка, кажется, она шевельнулась! Что нам делать?»

«Получилось до неё достучаться?»

«Ирма, прекрати толкаться!»

«Эй, ты нас слышишь? Вернись!»

«Мы тебя обязательно вытащим, поняла? Только держись!»

Голоса были ей незнакомы. Память вновь ничего не могла нащупать. Но сердце замерло, как будто в них было что-то важное. Очень родное.

И в следующую секунду — резкий вдох.

Вилл распахнула глаза, как будто вынырнула из-под воды. Легкие обожгло воздухом, грудная клетка сжалась от боли и неожиданного возвращения.

Сначала она не поняла, где находится. Под пальцами — мягкая трава. Над головой — неестественное небо цвета выцветшего пергамента, искривлённое, словно кто-то с усилием согнул реальность, но не сумел вернуть её обратно.

А потом она ощутила: её кто-то держит.

Седрик.

Он сидел на коленях, прижав её к себе так крепко, будто боялся, что малейшее движение — и она снова исчезнет. Он не просто обнимал её, а вцепился всеми силами, как в единственную оставшуюся истину. Его руки дрожали. Грудь тяжело вздымалась. Он уткнулся лбом в её волосы, как будто не смел поверить, что она здесь.

— Ты была… ты исчезала… — прошептал он, хрипло и глухо. — Ты просто начала растворяться у меня в руках. Я звал тебя, но ты не слышала. Ты уже не дышала. Я думал…

Он замолчал, потому что голос сорвался.

Она никогда не видела его таким. Настолько живым. Настолько уязвимым.

Седрик медленно отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза, но не отпустил. Ладони остались на её спине — твёрдые, дрожащие, будто якоря, удерживающие её здесь, в этом мире.

— Если бы ты не вернулась… — он не договорил. Только покачал головой и выдохнул.

— Тебе нельзя идти дальше. Эти трещины — не просто магические сбои. Пока они растут… тебе нужно держаться подальше. Это слишком опасно.

Он всё ещё не выпускал её, словно не был уверен, что угроза действительно миновала.

Вилл подняла руки и обняла его в ответ. Потому что знала: сейчас это нужно им обоим.

Седрик вздрогнул и прижал её ещё крепче. Его пальцы сильнее сжали ткань плаща.

Вилл закрыла глаза. Она чувствовала, как напряжение в его плечах постепенно уходило — уже не острое, а словно затухающая боль после ожога.

— Всё хорошо, — прошептала она. — Я здесь. Всё в порядке.

И вдруг снова резким всполохом мелькнуло новое воспоминание.

Другой Седрик. Другая она.

Всё было почти так же — он держал её, боялся за неё. И там он был не врагом. А кем-то… кто заботился.

Вилл медленно вдохнула. Тепло от его плеча, тяжесть его ладоней, едва слышный, неравномерный ритм дыхания — всё было слишком живым, слишком знакомым.

— Это уже было. Я не помню когда. Не помню где. Но… ты держал меня. Ты был рядом. В каждом из миров.

Седрик застыл, не сводя с неё глаз. Потом медленно выпрямился. В его движениях вновь появилась привычная собранность, словно доспехи один за другим защёлкнулись на место.

— Что бы это ни было… кто бы ни был этот «другой я» — мы разворачиваемся. Едем обратно в замок. Должен быть способ всё остановить. Я буду просить Фобоса… да хоть бы и Оракула: достану из под земли остатки мятежников, заставлю их открыть врата в Заветный город…

Он говорил резко, точно отдавая приказы самому себе. С каждым словом голос креп, спина распрямлялась, выражение становилось всё собраннее — как будто он возвращал себе контроль по кирпичику.

Седрик отряхнул плащ, протянул Вилл руку, помогая подняться — мягко, но решительно. На мгновение сжал её пальцы, и его потемневший взгляд скользнул по ней в последний раз, перепроверяя, не пропустил ли он чего-то важного, чего-то, что мог бы исправить, если бы только заметил. И только после этого отпустил. Лицо осталось непроницаемым. Он вдохнул, словно ставя точку — и проговорил негромко, с опасной, безупречно выверенной решимостью:

— Я не позволю тебе снова исчезнуть.

Пауза повисла тяжёлая, как сдержанный выдох.

Вилл мягко отстранилась.

— Я знаю, ты хочешь остановиться, — тихо проговорила она. — И я понимаю почему. Но если трещины связаны со мной или же тянутся ко мне, они всё равно найдут. Хоть я спрячуcь в самых глубоких подземельях.

Она сделала паузу.

— А сейчас у нас есть шанс. Найти источник. Пройти этот путь самим, пока он ещё не выбран за нас.

Седрик молчал. Лицо было напряжённым, дыхание неровным, будто он боролся не с логикой, а с собой.

Вилл смотрела прямо на него. Голос стал почти шёпотом:

— Только… если мы пойдём дальше, тебе стоит быть готовым к тому, что я и правда могу быть причиной всего этого.

Она опустила глаза.

— Я стараюсь быть готовой. И тебе тоже придётся. Чтобы, если всё окажется именно так… мы знали, что делать.

Слова её были не вызовом, а доверием.

Он не ответил. Лишь чуть дёрнул щекой, сжал челюсть. Затем перевёл взгляд на трещину — как будто в ней, а не в себе или в Вилл, надеялся найти ответ.

Но кивнул. Медленно. Едва заметно.

В тишине что-то глухо загудело.

Грюнтл стоял чуть поодаль, прислонив ухо к треснувшему воздуху.

— Эм… леди, господин… кажется, трещина дышит обратно. Это плохо. Это очень плохо.

Он медленно попятился назад и сжал горшок, будто тот мог его защитить.

— Если раньше она тянула внутрь, то теперь, похоже, что-то хочет посмотреть на вас. И оно Грюнтлу очень не нравится.

Вилл и Седрик переглянулись.

Трещина больше не просто зияла. Она наблюдала. И тишина вокруг уже не казалась нейтральной — она прислушивалась.

— Пора уходить, — тихо сказал Седрик.

Они свернулись с места почти беззвучно. Грюнтл торопливо засеменил следом, прижимая горшок к груди, как ребёнка.

И в следующий миг древняя мельница осталась позади. А впереди, только дорога и шепчущий ветер, в котором что-то всё ещё звенело… как предчувствие.