Во всём виноват олень (джен)

После возвращения в Полые Холмы Изабелла была охвачена настоящим восторгом. Лишь теперь, оказавшись в тишине и безопасности родного поместья, она поняла, насколько сильным было напряжение, подспудно сопровождавшее её на протяжении почти всего учебного года. Магия Холмов мягко обволакивала, воздух здесь казался гуще и чище, а стены дышали древним спокойствием.

Однако наслаждаться отдыхом долго не пришлось — Мэгвин, как всегда, не давала времени расслабляться. Девочка с головой погрузилась в теоретические трактаты и практические упражнения. Каждое утро начиналось с зелий или ритуалов, а заканчивалось поздним вечером в библиотеке за свитками и заданиями по артефактам и охранной магии.

Скоро в «Полые холмы» вновь потянулись пациенты. Одним требовалось ритуальное исцеление, другим — зелья, третим — наложение защитных чар. Среди последних оказалась и бывшая староста Хаффлпаффа — Нимфадора Тонкс. Она пришла в сопровождении своей матери Андромеды, и обе долго беседовали с Мэгвин в её рабочем кабинете, откуда изредка доносился аромат целебных масел и мягкий звон защитных чар.

Примерно через месяц после возвращения в Холмы в поместье наведалась и Помона Спраут. За чашкой настоя из цветов лаванды и яблочной коры она рассказала о том, что происходило в Хогвартсе после отъезда Изабеллы.

— На Остару, — поведала профессор, — Дамблдора в школе не было. Очередное заседание в МКМ, без которого он, по его словам, «не мог обойтись ни при каких обстоятельствах».

Когда же Альбус наконец вернулся, — спустя несколько дней, — его ждал целый букет сюрпризов: во-первых, все дети, пострадавшие от заклятия оцепенения, были полностью исцелены. Во-вторых, в замке уже работала комиссия из Святого Мунго — они прибыли по делу Джиневры Уизли. Оказалось, у девочки диагностировали тяжёлую форму расщепления личности.

Янус Тикки лично возглавил проверку, забрал Джиневру в специализированное отделение и назначил комплексное обследование всех учеников школы. Естественно, Альбус не пришёл в восторг. Однако вмешаться он не смог — Совет попечителей инициировал внеочередную проверку его деятельности, и у него внезапно оказалось слишком много дел вне Хогвартса.

Казалось, Дамблдор даже не заметил, что одна из учениц Хаффлпаффа — Изабелла Поттер — больше не посещает занятия и официально переведена на домашнее обучение. Помона Спраут с некоторой горечью подтвердила это Белле во время их беседы в тёплой гостиной Полых Холмов, где в камине потрескивали ароматные дрова, а за окном лениво кружился весенний дождь.

— Я, разумеется, присматриваю и за мисс Грейнджер, — мягко сказала профессор, отпивая из кружки густой мяты с медом. — Она держится молодцом, хоть и скучает по тебе.

Изабелла улыбнулась и кивнула. Она написала Гермионе почти сразу после возвращения домой, не желая терять связь с подругой. В ответ пришло длинное, переполненное эмоциями письмо, полное вопросов и благодарности.

Гермиона с радостью согласилась на предложение заключить контракт с Советом Волшебных Народов Уэльса, включающий обучение и последующую обязательную стажировку. Такая система — прозрачная, логичная, с чёткими гарантиями — оказалась близка и понятна маглорожденной девочке. Она увидела в этом не просто защиту, но и путь к реальному признанию в мире магии, который пока всё ещё не знал, что делать с такими, как она.

Время шло. Новый этап в обучении мисс Поттер наступил сразу после Белтайна.

В тот вечер, когда завершились ритуалы праздника, Изабелла почувствовала резкое недомогание — тяжесть в теле, подступающее головокружение и тревожную отстранённость, словно её сознание начало скользить к границе другого состояния. На следующий день всё стало ясно: началась менархе.

Мэгвин, заметив перемены, не только не встревожилась — напротив, сияла одобрением, как если бы ждала этого давно.

— С этого дня, — торжественно произнесла она, — ты начнёшь обучение одному из Искусств Холмов.

Они находились в солнечной комнате, стены которой были задрапированы зелёным льном и вышитыми вручную символами циклов. Воздух был насыщен ароматом душицы, полыни и бергамота.

— Обретение проекции разума, — продолжила Мэгвин, — это древняя и крайне редкая ментальная практика. Она позволяет волшебнику временно слиться с восприятием живых существ — птиц, зверей, даже насекомых, — где бы они ни находились.

Она говорила спокойно, но в её голосе звучал отблеск того, что обычные маги называли бы благоговением.

— Техника не требует ни привязки, ни прямого контакта. Всё зависит от способности настроиться на внутренние резонансы, — она сделала лёгкий жест, будто бы открывая невидимую завесу. — Маг должен найти в себе ясный центр и отпустить всё лишнее, чтобы соприкоснуться с иным разумом, не растворившись в нём. Это тонкое искусство. Мудрое. Опасное.

Изабелла слушала затаив дыхание.

— Её знали древние провидцы и разведчицы времён друидов, — сказала Мэгвин, задумчиво перебирая браслет из бусин, — но ныне в Англии она забыта. Лишь в уэльских и ирландских школах её хранят как путь истинного самопостижения.

Она посмотрела девочке в глаза.

— Освоить это могут только те, в чьих жилах течёт хотя бы капля крови Холмов. А у тебя она есть.

И в тот миг Изабелла почувствовала: начинается нечто важное. Что-то, чего нельзя выразить обычными словами. Как будто сама ткань мира позвала её за собой — вглубь.

— И первое, с чего мы начнём, — медитации, — торжественно произнесла Мэгвин, прищурившись, будто проверяла, достаточно ли серьёзно Белла восприняла её слова.

Они стояли в глубине Полого Холма — в сводчатом зале, где стены были отделаны живым камнем с вкраплениями светящихся жил, а в воздухе витал мягкий аромат вереска и свежего мха. Здесь всегда царил полумрак, похожий на предрассветную дымку, — идеальное место для сосредоточения и работы с тонкими состояниями разума.

Изабелла кивнула. Внутри у неё всё звенело от предвкушения — не страха, нет, а именно той дрожи, с которой наступает начало чего-то по-настоящему важного. Как будто в ней пробудилось нечто древнее, спавшее до этого в глубине крови и костей.

Мэгвин опустилась на циновку у каменного круга, приглашающе хлопнула по второй.

— Сядь. Спина прямая. Дыхание — как ветер в камышах. Слушай. Замолчи внутри.

Тень улыбки скользнула по губам наставницы. Началось.

* * *

Томас Марволо Гонт восседал в тяжёлом резном кресле за массивным дубовым столом — в кабинете Главного Невыразимца. С апреля он официально занимал эту должность и вот уже почти три месяца как являлся главой Отдела Тайн. Новая роль его, несомненно, забавляла: скрывать лицо и голос за бронзовой маской и мантией с магической защитой — было в этом нечто театральное и в то же время по-настоящему опасное. Для всех теперь он — Джон Смит. Безликий. Безымянный. Традиция и мера безопасности в одном флаконе.

Первым его шагом на посту стало нечто, чего никто бы не ожидал от наследника Гонтов: он связался с магловской разведкой. Лорд Эванс из МИ-5 — старый канал связи невыразимцев — был предупреждён о тревожных событиях в Хогвартсе. Особенно Томас подчеркнул список пострадавших детей, зная, что племянник лорда значится среди них. Реакция не заставила себя ждать: негодование, несколько крепких английских выражений — и предложение направить в школу комиссию от Мунго. Превосходный ход. Люциус со своими попечителями быстро подключился, как Томас и рассчитывал.

Теперь он сидел в полумраке кабинета, размышляя о превратностях судьбы. На шестом десятке жизни — и только теперь начинает разбираться в политике магической Британии. Кто, скажите на милость, мешал ему после Хогвартса пойти в Отдел Тайн? Его звали. Даже намекали: с его способностями к парселтангу он был бы на вес золота. Но нет, гордость, юношеский максимализм… Начал бы с младшего аналитика — и, глядишь, уже оказался бы пораньше у руля. А не спустя полжизни.

— Вот и я говорю — примите, пожалуйста, меры, мистер Смит! — раздался пронзительный голос.

Томас лениво поднял взгляд на посетителя, по вине которого его и накрыли эти размышления о собственной молодости и ошибках. Перед ним, в кресле напротив, сидел Альбус Дамблдор — раздражённый, говорливый и, судя по всему, весьма обеспокоенный. Великий светлый маг жаловался на последствия некоего ритуала, из-за которого у него, ни много ни мало, начался магический откат. Магия ускользала, словно вода сквозь пальцы.

— И заметьте, не только я один! Половина Косой Аллеи столкнулась с тем же! Это подрывает стабильность общества!

Томас внутренне усмехнулся, глядя на старика сквозь бронзовую маску. Всё ясно. Мэгвин с ученицей провели обряд, и, судя по последствиям, весьма успешно. Вот и зацепило тех, у кого «рыльце в пушку».

Дамблдор всё ещё возбуждённо жестикулировал, словно надеясь вытрясти из воздуха сочувствие, но бронзовая маска Главного Невыразимца оставалась неподвижной, как и голос, звучавший из неё с ледяным спокойствием:

— Понимаю вашу обеспокоенность, сэр. Магические откаты — явление серьёзное. Но, как вы сами подчеркнули, Мунго уже в курсе, а Совет Попечителей активно проводит проверку. Всё в рамках установленной процедуры.

— Процедура, — хмыкнул Дамблдор с лёгким раздражением, — не способна учитывать всю глубину происходящего. Это не просто магический сбой, мистер Смит, это...

— ...это вопрос, достойный обсуждения в комитетах Визенгамота, — мягко перебил Томас. — Вне рамок текущей повестки нашего отдела. Мы, как вы понимаете, сосредоточены на угрозах более… скрытого свойства.

Он поднялся. Это движение было точным сигналом: аудиенция окончена. Простая вежливость — но в устах Главного Невыразимца она звучала как приказ:

— Благодарю за визит, профессор. Отдел Тайн продолжит наблюдение за ситуацией. И если появятся основания полагать, что задействованы запрещённые практики, мы незамедлительно вмешаемся. До тех пор прошу вас довериться компетентным структурам. И, разумеется, сохранять хладнокровие, столь необходимое в вашем высоком положении.

— Хладнокровие, — пробормотал Дамблдор, поднимаясь и отряхивая мантию, — я бы предпочёл хоть немного элементарного понимания…

— …А его вы, без сомнения, найдёте у своих коллег в Визнгамоте, — отрезал Томас с таким безупречным равнодушием, что старый волшебник замолчал.

Охранный рунический узор на двери кабинета мягко засиял, приглашая к выходу. Томас даже слегка склонил голову — формально, учтиво, насмешливо. Дамблдор постоял ещё миг, словно собирался сказать что-то важное, но затем развернулся и удалился, мантия мягко зашуршала по каменному полу.

Когда дверь закрылась, бронзовая маска всё ещё смотрела ему вслед.

— И это считалось великим стратегом светлого ордена, что с магами откат делает, — сухо сказал Томас в пустоту. — Лучше бы он читал, что подписывает. Или хотя бы изучил последствия собственных авантюр.

Он вернулся к документам, перебирая бумаги с чёткой целеустремлённостью человека, у которого есть дела поважнее чужих истерик.

* * *

Альбус Дамблдор был в отчаянии. В это проклятое равноденствие Сибилла вдруг решила провести мордредов ритуал. Не надо быть гением, чтобы понять — мисс Поттер вряд ли бы его пережила. А отвечать за последствия Альбусу совсем не хотелось.

Он поступил просто: бежал. Срочно, почти в панике, улетел в Европу, сославшись на затянувшиеся заседания Международной Конфедерации Магов. Они, к счастью, проходили почти непрерывно — удобно прикрываться.

Вернулся он в Хогвартс только через несколько дней — и был искренне поражён. Всё казалось удивительно… спокойным. Поразительно спокойным. Почти идиллическим. Но не для него.

Первое, что бросилось в глаза, — аккуратный пергамент с красным сургучом, лежащий на краю его стола как вызов. Это было официальное уведомление о расторжении образовательного контракта с мисс Изабеллой Поттер и её переходе на домашнее обучение. Дамблдор только выдохнул с облегчением — слишком многое в этой девочке беспокоило его в последнее время. Она раздражала Братство Теней, искушала… и мешала. Теперь — исчезла с шахматной доски.

А вот исчезновение Сибиллы Трелони беспокоило куда больше. Гостевые покои, где обычно находились Хранители Зеркал, тоже пустовали. Ни следа. Ни намёка. Только затхлый запах ладана и магии.

Он поднялся в комнаты Треллони в Северной башне. Вещи предсказательницы остались на месте: расписные платки, бутылочки с благовониями, колода треснувших карт и даже херес. Сибилла не собиралась уезжать — он знал это наверняка.

И всё же её не было.

Немного прояснил ситуацию спуск в ритуальный зал под башней. Пыльная лестница, крутые ступени — и ощущение, будто воздух здесь дрожит от магии. Альбус ощутил её едва вошёл: осталась мощная остаточная энергия обряда, тяжёлая, давящая. Его пробрал холод, словно чья-то тень прошла сквозь него. Да, ритуал был проведён. Вопрос только — кем… и для чего.

Он вернулся в кабинет, налил себе крепкий чай с каплей огневиски и задумался. Во всем определенно была замешана Мэгвин, обряды ее конек. Если она покинула Хогвартс и не возвращается, значит, скорее всего, вместе с мисс Поттер. Интуиция шептала: да, девочка в порядке. Кроме того, все жертвы заклятия оцепенения, включая учеников и преподавателей, были исцелены. Равновесие восстанавливалось. Альбус не представлял Сибиллу, восстанавливающую равновесие, скорей уж наоборот.

Казалось бы, можно выдохнуть. Но Дамблдора не покидало чувство, будто он упустил нечто важное. Где Сибилла? Где Хранители Зеркал? Это ведь почти весь высший состав Братства…

Он не успел додумать мысль: дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет буквально влетела Молли Уизли, разъярённая и покрасневшая от возмущения.

— Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор! — закричала она, размахивая письмом. — Как вы могли?! Прячете ото всех Мальчика-Который-Выжил, хотя обещали нам, что он будет рядом с Джинни!

Дамблдор тяжело привстал, поправляя очки.

— Молли, прошу вас, у меня сейчас действительно очень много дел…

— А у нас что, мало?! — выкрикнула она. — Бедная девочка в Мунго, у Януса Тикки! В коме, Альбус! А вы обещали, что устроите помолвку! Кто же теперь её замуж возьмёт, скажите мне?!

В её голосе звенела не только обида, но и страх. И Дамблдор впервые за долгое время почувствовал, как тяжесть старости накрывает его с новой силой. Всё рушилось. Старые планы, старые договорённости. Всё — прахом.

Альбус даже не успел раскрыть рта, как камин за его спиной засиял ярко-зелёным пламенем.

— Мистер Дамблдор, откройте! Комиссия из Святого Мунго! — раздался чёткий голос из камина, принадлежащий, судя по интонации, пожилому, но весьма решительному целителю.

Альбус закрыл глаза на долю секунды. Вот и приехали.

Пришлось пустить незваных гостей. Трое целителей в строгих мантиях с эмблемами больницы Святого Мунго вышли из камина, едва не столкнувшись с Молли, которая всё ещё кипела от негодования.

— Мы проводим полное обследование здоровья всех студентов Хогвартса — с первого по седьмой курс, — без предисловий объявил старший из целителей, мужчина с седыми волосами, собранными в узел, и иссечённым морщинами лицом.

Альбус тяжело вздохнул. Всё было именно так, как он опасался. Комиссия, конечно, была инициирована Мунго... но явно не без внешнего давления. Лорд Эванс? Люциус Малфой? Или — хуже — оба сразу?

И тут он понял, что забыл. Забыл нечто важное, опасное.

Проклятый дневник.

Дневник Тома.

Сердце Альбуса болезненно сжалось. Где он сейчас? У Джинни? У кого-то другого? Он резко повернулся к Молли, которая всё ещё кипела рядом, выкрикивая что-то про моральный долг, компенсации и разрушенную жизнь её бедной девочки.

— Молли, — резко перебил он, — где дневник?

Она заморгала, сбившись с ритма.

— Какой ещё дневник? Мне что, до школьных тетрадей теперь дело?

— У Джинни был чёрный дневник. С гладкой обложкой. Старый. Где он?

Молли только развела руками.

— Понятия не имею! Я её вещи не шмонала, Альбус!

Он чуть не выругался, но сдержался. Молли ушла, наконец, громко хлопнув дверью, оставив за собой запах дешёвой аптечной валерьянки и острое ощущение приближающегося провала.

Альбус позвал домовичку.

— Минки, проверь вещи мисс Уизли в спальне девочек на Гриффиндоре. Мне нужен чёрный дневник. Старый. И если почувствуешь следы тёмной магии, не прикасайся голыми лапками. Принеси его в перчатках или зови меня.

— Минки слушается, сэр! — пискнула она и исчезла с хлопком.

Прошло всего пять минут, прежде чем она снова появилась у камина, поникшая.

— Мистер директор, Минки смотрела очень внимательно. У Джинни нет никаких дневников. Нету. Ни простых, ни тёмных...

Альбус провёл рукой по лицу. Он опоздал. Или дневник спрятан. Или — что хуже — уже передан кому-то другому.

Он посмотрел на потускневший камин. И снова вспомнил тот холод, что стоял под Северной башней. Похоже, настоящие последствия ритуала ещё только начинались.

Следующее утро принесло не радость, а новую делегацию. На этот раз — Попечительский совет во главе с до неприличия довольным Люциусом Малфоем. Его идеально уложенные светлые волосы блестели в лучах солнечного света, пробивавшегося сквозь витражи Большого зала, а на лице застыла такая вежливая, ледяная улыбка, что Альбусу захотелось вылить ему на мантию чайник кипятка.

«Точно сговорился с лордом Эвансом», — мрачно подумал директор, всё ещё сохранявший свою должность — по крайней мере, формально.

За завтраком, не желая поднимать панику, Альбус аккуратно выведал у Минервы и мадам Помфри, что же именно побудило столь занятых и уважаемых целителей из Мунго явиться в Хогвартс с масштабной проверкой. Оказалось, причиной стала всё та же мисс Джиневра Уизли. Её загадочное состояние испугало мадам Помфри настолько, что она не рискнула предпринимать лечение самостоятельно и, не дождавшись возвращения директора, связалась напрямую с главным специалистом по нетипичной магической патологии — Янусом Тикки.

Тот прибыл незамедлительно и, проведя поверхностную диагностику, сразу распорядился переместить девочку в палату интенсивной терапии.

— Уровень остаточной магии и следы внешнего воздействия критические, — отрывисто пояснил он в своём докладе позже. — Подозреваю воздействие артефакта, связанного с тёмной магией, возможно, ментально-паразитического типа.

После этого началась общешкольная проверка.

Уже в первый день комиссия целителей из Мунго провела повторное сканирование всех студентов, ранее пострадавших от загадочного «оцепенения» — и, на всякий случай, всех остальных. Были выявлены как запущенные случаи магического истощения, так и несколько крайне тревожных диагнозов, о которых раньше попросту не знали.

Хогвартс лихорадило, и в этом лихорадочном свете поведение Люциуса выглядело особенно мерзко: он ходил по школе как по личному поместью, отпускал ехидные комментарии и откровенно получал удовольствие от положения дел.

Альбус чувствовал, как с каждым днём, с каждой бумажкой, что ему вручали, его контроль над ситуацией ускользает как песок сквозь пальцы.

Искать дневник становилось невозможным. Комиссии, доклады, угрозы Попечителей и подозрительные взгляды коллег — всё это отнимало силы. Но хуже всего было ощущение, будто магия утекает сквозь пальцы, как талая вода весной. Альбус ослабевал с каждым днём, и с этим не могло не быть связано что-то большее.

Он уже обращался в Отдел Тайн, надеясь, что у них есть хотя бы теория. Новый Главный Невыразимец оказался ничуть не лучше предыдущего — такой же зануда, бюрократ и формалист до мозга костей.

— Мы этим не занимаемся, директор, — отчеканил он, даже не удостоив Альбуса взглядом, — это вне нашей юрисдикции. Мы не отслеживаем личные энергетические дисбалансы.

Дамблдор покинул здание Министерства с лицом, в котором отражались и раздражение, и страх, и неохотное, но неизбежное решение.

Оставался только один выход. Тот, к которому он не хотел прибегать до последнего.

Склад Выручай-комнаты, где веками скапливались забытые, запретные и опасные вещи, встретил его тишиной и запахом древней пыли. Потолок тонул в тенях, а между наваленными горами хлама вились узкие проходы, как в подземных пещерах. Альбус двигался уверенно, будто шагал по памяти. Он уже бывал здесь — и знал, куда идти.

Наконец он достиг нужного места: потемневший шкаф с отвалившейся дверцей. На верхней полке, как и много лет назад, стоял гипсовый бюст, на голове которого красовалась одна из древнейших реликвий магического мира — диадема Ровены Равенкло.

Альбус снял защитные чары, которые сам же наложил, и осторожно потянулся к диадеме. Но, едва пальцы коснулись металла, раздался сухой, хлёсткий щелчок, словно кто-то выстрелил из плети. Реликвия исчезла. Вместо неё на голову бюста с глухим стуком свалился старый, потрёпанный башмак.

В глазах Альбуса на миг потемнело. Он отшатнулся и, тяжело опершись на край шкафа, смотрел на трансфигурированную подделку. Его дыхание участилось, в висках застучала кровь. Кто-то подменил артефакт. Кто-то проник сюда и забрал её, и, скорее всего, уже давно.

И тут его осенило. То самое ограбление в прошлом году. Пустяковое на первый взгляд, расследование которого ни к чему не привело. Он тогда даже не понял, в чем дело.

«Том...»

Холодок пробежал по спине. Да, Том был в школе в прошлом году. Был — и исчез после Хеллоуина. Без следа. Без шума. Без жертв и террора. Просто растворился.

И теперь это всё складывалось в чудовищную мозаику. Это было не просто исчезновение. Это была операция. Подготовленная заранее. Целенаправленная.

— Крестражи, — прошептал он, резко выпрямившись. — Нужно проверить все крестражи. Немедленно.

Он покинул склад быстрым шагом, почти бегом, и направился прямиком в свой кабинет. Там, не раздеваясь, даже не разуваясь, уселся за стол и выхватил перо. Чернильница дрожала от резких движений. Он начал писать — быстро, небрежно, с остервенением.

Адресаты были ясны: Гриммейро в Мунго, Клериссе в Шотландию, Аберфорту — несмотря ни на что. Даже Бартемиусу Краучу, чья паранойя могла сейчас оказаться полезной. Нужно было узнать: где, когда и кто мог коснуться артефактов.

Ведь если Том их собирает и если диадема уже у него…

Времени оставалось всё меньше.