К Еве (гет)

Они меня ненавидят. Зои и Фрэнсис меня ненавидят. Фрэнсис меня ненавидит…

Он лежал на кожаном диване, прямо перед ней. Одна рука касалась виска, пальцы второй придерживали верхний уголок книги. Фрэнсис читал и тихо-тихо ее ненавидел…

— Я могу испечь пирог или приготовить… что ты любишь? Что хочешь? — сделала попытку исправить ситуацию, но Фрэнсис покачал головой:

— Нет, спасибо.

— Позже буду собирать белье для стирки, тебе нужно что-нибудь постирать? Погладить? — еще одна попытка.

— Нет, спасибо, — и снова монотонно, безразлично и так безлично. Словно это не она спрашивала, а та, которую Фрэнсис не знает, и знать не желает. — Я делаю всё это сам, — и вторая фраза не исправила ситуации, становилось холодно, Еву проморозило.

— Будет легче, если я начну это делать для всех, — третья попытка, вызвавшая во Фрэнсисе мимолетную полуулыбку и не оторвавшая его взгляда от раскрытой книги.

— Я делаю всё это сам, — повторил, и перевернул страницу, — мисс Лоос.

— Пожалуйста, зови меня Ева, — в который раз попросила, и снова ничего, кроме чужой полуулыбки и тишины.

Напольная лампа освещала ему чтение, в остальном же гостиная тонула в полутьме. И, быть может, эта зыбкая полутьма и делала Фрэнсиса столь загадочным для Евы. На его футболке перевернутая золотая рыбка и смешная надпись, домашние штаны в клеточку. Впервые она видела его без залаченных волос.

Ева не знала, как с ним общаться, совершенно, это был другой человек, не тот, который в прошлом оставался после занятий и с удовольствием помогал. Не тот человек, с которым Ева делила любые, даже бунтарские темы, кто всегда был на ее стороне, а она — негласно на его.

Подошла к панорамного окну и увидела в нем свое нечеткое, блеклое отражение. Какая-то напуганная, волнующаяся женщина смотрела на город.

— Фрэнсис? — позвала, но он не откликнулся, и всё же продолжила, понимая, что он слышит: — Как ты относишься к нательному искусству?

— Татуировки? Негативно, я ненавижу искусство.

Ева опустила голову, спрашивать больше нечего и добиваться нечего также. Все попытки пусты и смешны, вызывают только недоумение окружающих и лишние подозрения. Если Ева продолжит в таком духе и дальше, то получит проблемы. Надо забыть…

— Но вы не спросили, есть ли у меня одна. Может, ненавижу, но — имею. Знаете, такое часто случается с людьми.

Сердце забилось усиленно. Ева посмотрела на отражение Фрэнсиса в окне, тот по-прежнему читал книгу, будто не говорил ничего волнительного.

— Есть ли у тебя татуировка, Фрэнсис? — дыхание затаилось само собой.

— Нет, — засмеялся и поднял взгляд, наконец, теперь и он смотрел на нее через отражение, — не волнуйся, мама, не имею.

Сколько насмешки в этом «мама». Уильям рассказывал, что та женщина, настоящая их мать, Марго, оставила его и детей. Сбежала, не желая обременять жизнь теми, кого считала обузой. И Фрэнсис называл сейчас матерью Еву так, словно она — это вернувшаяся из скитаний Марго.

— Вас что-то тревожит, Ева? — спросил Фрэнсис, заметив ее удрученное состояние, но ни вопрос, ни обращение по имени не изменили ничего.

Еву тревожило. По-настоящему глодало не только происходящее, но и предшествующее этому. Всё изменилось, в какой-то незаметный момент жизнь словно повернула в тёмный лес, который раньше представал райским садом. И вот то, чего она хотела, исполнилось: семья, в скором времени свадьба, тридцать третий этаж вместо скромного белого домика.

И Ева понимала, в чём дело, по крайней мере, понимала часть тревожного чувства. Всё очень просто: ни Зои, ни Фрэнсис не приняли ее. Да, разговаривают, отвечают, но с таким отчуждением! Уильям утешал, что им нужно дать время. И это самое время Ева торопила и замедляла, потому что чем быстрее часы уносят прошлое, тем меньше шансов отыскать того ученика.

«Но вы не спросили, есть ли у меня одна. Может, ненавижу, но — имею».

Разве не было особой игры в словах Фрэнсиса? Разве ей почудилось тонкое издевательство?

— Может, ты знаешь кого-нибудь, с татуировкой? — и добавила: — Из школы.

— Эм-м, — перевернул страницу. — Не припомню, честно говоря, никогда не обращал внимания. А что? В этом есть тайна?

Может, рассказать? Ева повернулась к нему и серьезно подумала о возможности рассказать всё Фрэнсису, тщательно этот вариант взвешивала. С одной стороны, такое лучше не знать сыну мужчины, за которого выходишь замуж, с другой стороны, это бы их сблизило. К тому же, возможно, появились проблемы для ученика с татуировкой, ведь, возможно, Фрэнсис чего учинил бы ему, но… Ева, наконец узнала бы имя. С одной стороны…

— Я же вижу, вас тревожит, расскажите, — Фрэнсис слегка поторапливал. — Вдруг смогу помочь.

— Понимаю, что ты не рад мне, я чувствую это, хоть и говоришь иначе, — и Ева решила признаться в том, что никому не смогло бы навредить. В том, что только ее личное. — Раньше ты приходил ко мне ежедневно после занятий, а теперь не заходишь, даже когда я прошу, — подошла к нему и села рядом, чтобы в удобный момент суметь дотронуться, даря тепло, — Зои отстранилась также, и я понимаю вас и вашу боль. Но…

— Нет никакой боли, — усмехнулся, словно уличил Еву в излишней драме. — Всё хорошо, мисс Лоос.

— Фрэнсис, — положила свою руку на его держащую книгу, и тот поднял на нее взгляд с этим прикосновением. — Пожалуйста, пусть будет всё как раньше.

— Как раньше не будет никогда, — спокойно, учтиво, и до жути холодно, будто они чужие люди. — Вам ли не знать, что всё меняется, а изменившись, не возвращается.

— Что мне сделать… — сжала его руку своей, будто цепляясь за последнюю надежду, — чтобы вернуть…

Договорить помешал нетерпеливый телефон, и Фрэнсис ответил на звонок, разрушая всю сокровенную атмосферу.

— Кто это? — нахмурился и, видимо, повторил за собеседником: — Карма? — а после закатил глаза как от приступа головной боли. — Откуда у тебя мой номер? Ладно, не важно, просто не звони никогда мне больше.

— Подружка? — Ева улыбнулась. — Поссорились?

— У меня нет девушки, мисс Лоос… Ева? — запустил руку в волосы. — Какая же морока с этими именами. Я хочу звать вас Евой, только мисс Лоос привычнее, — засмеялся и, Ева на секунду всё же смогла вернуть «прошлое». Но только на секунду, потому что миг спустя Фрэнсису снова стало не до Евы.