Нова Проспект  (гет)

Пятнадцатого октября две тысячи двадцать восьмого года, ровно через год после появления Цири на Земле, они потеряли половину населения.

Так и сказали по телику — «половину». Не уточнили, блядь, что за этой половиной скрывается четыре с половиной миллиарда человек. Что за этой половиной скрываются непригодные для жизни Китай, Индия и Россия. Что через год эта половина превратится в три четверти, а еще через два — им полная крышка.

Половину, блядь, они потеряли, зато впереди охренительные новые времена, пожалуйста, пристегните ремни и держитесь за поручни. Человечество выторговало себе передышку, оставив другие миры умирать, руководствуясь своим любимым принципом — кто угодно, но только не я и не сейчас.

На всей планете остались две профессии — либо ты ученый, либо ты охотник на тварей, в противном случае — отправляйся кормить океан, нам сейчас лишние рты не нужны.

Адам выбрал второе. Хотя нет, подождите — выбрал? — из него сделали второе. Какая, мать ее, старая история, спетая на новый мотив.

Нет, есть еще один вариант — ты Дэвид Шариф, лидер общечеловеческой программы «Эксодус».

О, да. Тогда ты, считай, второй после Бога.

* * *

Дэвид Шариф говорит по телевизору: «будущее за биотехнологиями».

На деле — за биохоррором.

Ген Цири — прерогатива карбонных форм жизни, старого доброго мяса, но времени выращивать мини-копии Цири не было, и Левандовски, перелопатив горы туш, выловленных из Женевского озера, предложил оригинальное решение.

Шариф и правительство Объединенных Человеческих Штатов (читай — Иллюминаты) одобрили его в первом чтении.

Так родились на свет SARIF INDUSTRIES BIOPORTAL T-300 — сгусток переливающейся биомассы, напичканной геном Цири, общающийся со своей базой с помощью квантовой телепатии.

T-100 и T-200 оказались полнейшей неудачей — T-100 взял и исчез в никуда, из T-200 никто не возвращался, а звуки, с которыми он поглощал живые тела, резко сократили количество добровольцев.

Шариф был уверен, что T-300 окажется рабочей моделью. Может быть. Презентация рабочего прототипа была назначена на вторник.

* * *

— Не пойдешь? — спросил Причард. — Цирк будет что надо.

Раньше бы Адам улыбнулся остроте, сейчас она показалось ему фальшивой — Притчард точно знал, сработает ли T-300 или нет.

Притчард знал все. У Притчарда целые комплексы обработки данных, Притчард — мощнейший квантовый компьютер на планете Земля. Машина, натянувшая на себя навечно застывшую маску Притчарда, и пытающаяся развлекать Адама старыми шутками.

И, к сожалению, его единственный друг.

— Нахер, — ответил Адам, выискивая в шкафчиках кухни чего-нибудь покрепче. Из Чайрон-билдинг он так и не переехал. Фарида предлагала к ней или вместе снять квартирку. Но Адаму казалось, что тогда исчезнут даже те крохи воспоминаний о Цири, которые ему остались. По этим коридорам она ходила, в ванной остался косметический карандаш. На кухне купленная когда-то кружка с Мастером Йодой. Цири говорила что он кого-то ей напоминает. Ве... ви... как-то там.

Память его подводила. Может, последствия той самоубийственной вылазки. Притчард говорил, что мозгу тоже досталось. Словарный запас тоже в последнее время упростился.

— Брось, — возразил Притчард. — Тебе нужно развеяться.

Притчард помогал Шарифу, Левандовски и Гинзбург, причем всем троим — одновременно. В нынешнем состоянии для него это не составляло труда. Обрабатывал массивы данных, находил скрытые связи, предлагал решения — и все это за пару секунд. Новая информация — ответ. Новая информация — ответ. Sarif Industries можно было переименовывать в Pritchard Industries.

Одной компанией амбиции новоиспеченного ИИ не ограничивались. Он успевал между делом планировать объемы потребления человечеством в условиях крайне ограниченных ресурсов: продовольственное обеспечение (одна пицца в неделю, Адам, в остальное время — витаминизированная бурда), здравоохранение, систему транспорта и связи. Не сразу и в открытую, нет; но его голосом все больше говорили политики; и люди удивлялись, откуда вдруг на Земле появился здравый смысл.

Студент Фрэнсис Притчард, позже отчисленный с третьего курса Массачусетского, размахивавший транспарантом «нам нужна плановая экономика» на популярных в то время митингах «захвати Уолл-Стрит», не просто воплотил свою мечту; он ей стал.

Адаму он тоже помогал. В основном — слушал.

Но Притчарда в этой машине, с которой он ежедневно общался и в присутствии которой периодически бухал, с каждым днем становилось все меньше. Выражалась это, в основном, в мелочах. Немного по-другому строил фразы. Выражался куда конкретнее — сказал, например, недавно, что «критическая точка вымирания человечества — пять процентов от населения».

Разве бы он раньше такое сказал? Пять, мать его, процентов.

Это была сущая пытка. Смотреть, как твой лучший друг умирает с каждым днем, превращаясь в ИскИн. Что еще хуже — подсобил ему в этом Адам.

— Ты мне кое-что забыл тогда рассказать, — сказал Адам, наконец обнаруживший свою заначку (Фарида перепрятала, что ли?). — Что уже умирал, когда решился оцифроваться. От моей пули.

— Вспомнил таки, и года не прошло, — засмеялся Притчард.

— Что ж смолчал? — скривился Адам, хлебнув виски прямо из горла. — Пожалел, что ли?

— В первую очередь, себя, — отшутился Притчард, — Я бы самоудалился, слушая твое нытье и пьяные извинения.

Настоящий Притчард бы никогда не отказался от такой возможности.

* * *

Намир жив. Адам даже не помнил, кто ему это сказал. Вроде бы Притчард? Сказал, мол, собирали по кусочкам, как когда-то Адама, и напичкали биоаугментами по самые гланды — «так, что на человека перестал быть похож».

Усраться. Как будто он был похож раньше.

Перебрался с женой и детьми куда-то в Вайоминг, подальше от большой воды. Говорят, отгрохал себе особняк. Говорят, занялся подготовкой отрядов для освоения новых миров — биозащита, внедрение, разведка. Колонизация.

Версалайф (теперь дочерняя компания Sarif Industries) уже и концепт представила: первый шаг — исследование биоскаутами, собирающими образцы всего, что возможно. Второй шаг — обработка данных Искинами. Третий — обкатка полученной модели со всеми возможными вариантами присутствия форм земной жизни.

Если верить брошюрке, исключительно мирная колонизация. Если верить истории человечества, то люди еще не наигрались в конкистадоров и индейцев.

Адам раздумывал над тем, чтобы прикончить Намира.

Даже собрался однажды — на полном серьезе. Подобрал оружие, посмотрел маршрут. Попросил Притчарда достать ему план особняка.

А потом сел за стол, налил себе виски до краев и сказал:

— Да пошло оно нахуй.

Это потихоньку становилось самой любимой его фразой.

* * *

На эльфов повесили всех собак.

«Мы не знали, — сказала медиа. — Это все остроухие твари».

Популярность эльфов от таких новостей, как назло, только возросла. Это как с Тедом Банди или теми малолетками из Коломбианы. Чем больше ненавидят, тем больше возводят в абсолют. Печатают книжки. Обсуждают. Цитируют.

Самое популярное женское имя в 2028 году — Дейдра.

Правда, маленькие Дейдры редко доживали до двух месяцев.

Радиационный фон Земли был ни к черту.

* * *

На Землю обрушились семь казней египетских (народ в последнее время непостижимым образом смешивал слепую веру в науку и религиозность): твари, голод, радиация, бесплодие, онкология, геокатастрофы, и самое страшное — гиперинфляция.

Планета погибала, причем жутко, как раковый больной в последней стадии, пожирая собственные внутренности, — колоть морфин уже не было смысла — не поможет. Как любой умирающий, Земля действительно обозлилась на человечество и мстила, как могла. Торнадо, штормы, цунами, дикий холод и дикая жара — никогда не знаешь, что ждет тебя завтра, проверьте последние сводки погоды по Пикус-Ньюз и ужасайтесь.

На планету можно было штемпель ставить — FUBAR (Fucked up beyond any recognition/all repair, разъебанная до неузнаваемости).

* * *

— Да пойдем, Адам, — сказала Фарида. — Шариф тебя там ждет.

Это скорее аргумент «против», нежели «за».

— Ну пойдем, — повторила она, вытирая полотенцем короткие черные волосы. — Это наше будущее.

Она вздохнула.

— Уж какое есть, — добавила Фарида.

У нее между глаз появились первые отчетливые морщинки. Жизнь бок о бок с Адамом еще никому не приносила ничего хорошего.

Как она его только терпит? Он и сам-то себя терпит с трудом.

* * *

Фарида спасла его. Вытащила с острова, была рядом те три месяца, что он валялся после ЭМП-удара, сражалась с Шарифом по поводу биоаугментаций, которые в него запихивали — подавляющее большинство не прошло и тестовых фаз (куда в такое время до тестовых фаз), а одним вечером просто взяла и осталась. «Закажем пиццу, — сказала она. — И посмотрим Saturday Night Live».

Адам не сказал «да». Вместо этого сказал — «с пепперони и двойным

сыром». Сам не понял, почему; то ли из чувства благодарности, то ли понимая, что еще немного, и он введет себе в вену смертельную долю какой-нибудь медицинской дряни.

И следующим утром, увидев рядом с собой смуглую спину с трогательно торчащими лопатками, почувствовал себя виноватым не перед одной, а аж перед двумя женщинами.

Но Фарида знала, конечно. Знала, что периодически он набирает номер Гинзбург — как бы невзначай — и спрашивает: "ну что, нашли чего?"

Подразумевая, конечно, нечто конкретное.

* * *

Двадцать первый век, как оказалось — время Гигера, биомассы и хитина. Старина Армитидж напророчил.

Эпоха киберимплантантов не просуществовала и десятка лет, уступив будущее биоаугментациям.

После случившегося на острове имплантанты ему заменили полностью. Не сразу — сначала ноги, потом руки, наконец остальную требуху. На первое он сам подписался, на второе — подписал Шариф, а третье потребовалось само собой. «Адам, сынок, у тебя опасная работа…»

А ведь он уже привык к углепластику. Почти. Пришлось привыкать снова, на этот раз к биоимплантантам. А это непростая задача; ведь биоматериал живой. Ты просыпаешься ночью и думаешь — это ж не мои руки, какой больной ублюдок мне их, черт подери, приделал? У них же другая генетическая структура. Они, может быть, даже живые, и им посреди ночи приспичит превратиться во что-нибудь совершенно другое.

Жизнь, как Адам теперь слишком хорошо понял, чудовищно многообразна.

Но загвоздка в том, что порталы теоретически совместимы только с биоимплантами. Ни грамма техники, все — на генетических модификациях. Живые организмы — симбионты.

Поэтому Адам сказал — «да».

Поэтому Шариф знал, что Адам скажет — «да».

Как и то, что Адам станет первым человеком, к которому биоимплантанты приживутся полностью.

* * *

Они с Шарифом не разосрались, нет. С ним невозможно поругаться.

Сама возможность ссоры предполагает, что другая сторона — слушает. И слышит.

Адам все еще висел у него на пейролле. Он там, считай, навеки прописался. Что делал в Шариф Индастриз — сам не понимал. Выполнял роль любимой комнатной собачки, наверное. Совершал редкие вылазки на тварей (тех, что не ушли вслед за своим предводителем), периодические, размять новые импланты, таскался по опасным зонам, сам разведывал, сам зачищал.

Без поддержки своего бога-колосса они просто стали сгустками биомассы, которые оказалось эффективно сжигать микроволнами. Штайнер-Бисли выпустила для этого специальную линейку дезинтеграторов. Special Apocalypse Edition, мать его. Охотники ласково обозвали новую пушку «Мегагрилем».

Один раз был почти у самого Кратера — но остановился, когда температура упала ниже сто двенадцати по Фаренгейту.

Такое раньше, говорят, бывало только на Ояконе.

Шариф периодически звонил. Так просто, поболтать, такой же жизнерадостный и полный безумных идей, как и раньше; может быть, даже чуточку больше. Адам отвечал, что спит. Или занят. Или просто не поднимал трубку.

Шариф действительно считал, что спасает мир.

Нет, хуже.

Он его действительно спасал.

* * *

Фарида просила его пить меньше.

И он старался слушать, хотя Шариф и вживил ему почти неубиваемую печень (официально — неубиваемую, но он еще посмотрит, кто кого). Ходил трезвым пару дней — даже брился на радостях — а потом ему снились дети, утопающие в черной слизи, морской бог, крушащий другие миры, и все шло под откос.

Он злоупотреблял, да. Иногда — слишком. А кто не злоупотреблял в этом сраном мире? Пусть не алкоголем. Доверием. Деньгами. Властью.

Рамками дозволенного.

Алкоголь, считай, меньшее из зол.

Иногда он спрашивал себя: ну какого хера я выжил? Какова была вероятность, что Фарида меня вытащит? Что твари на острове уйдут за своим предводителем-колоссом в открытые Цири двери?

Притчард отвечал: статистически незначительная, даже при щедром доверительном интервале.

Лучше бы он там сдох. Адам был уверен: они должны были там сдохнуть, он и Намир. Он бы умер, как сраный герой, а не влачил это полудохлое существование. Знал, чувствовал сердцем — все эта новомодная эзотерическая херня. Произошла системная ошибка. Закрался какой-то фундаментальный баг.

* * *

Цири он старался не вспоминать. Зачем?

Они знали-то друга друга три месяца. Три месяца, дерьмо собачье! Своего доставщика пиццы он знает дольше, чем три месяца. Консьержа на входе в Чайрон-Билдинг он знает дольше, чем три месяца. Он эту девчонку и помнит-то с трудом.

Разве что глаза. Глаза он помнил так, будто только вчера видел.

Притчард предложил ему новомодную технологию (их последнее время, как грибов после ядерного дождя) — психохирургию. Придумана для тех, кто до сих пор не мог очухаться от образа колосса в небе, для тех, кто видел, как их родные вставляют себе «Штайнер-Бисли» в глотку. Пара иголок в глаз, и никаких воспоминаний. Никаких проблем, Хьюстон. Ничего не было, тебе все показалось, и ты готов — вперед! — к новому миру.

Притчард, блин, такое предложил.

Чертов Искин.

Все гораздо проще; на самом деле ему просто нужно было знать, жива она или нет.

И больше ничего. Просто — «да», или «нет». «Жива» или «мертва». Никогда не узнаешь, пока не откроешь ящик. Этого будет Адаму вполне достаточно. Все равно она его ненавидит, и имеет на то полное право.

...Жизнь бок о бок с ним ещё никому ничего хорошего не приносила...

А вот что он будет делать, узнав ответ, Адам не представлял.

* * *

Раньше такой стадион собирали олимпийские игры.

Подумать только, вся эта толпа собралась только для того, чтобы посмотреть, как в черной клоаке исчезнет другой сгусток биомассы и, может быть — может быть! — вернется обратно. Билет стоил около тысячи кредитов, что даже в условиях катастрофической гиперинфляции — целое состояние.

Когда на сцене появился Шариф, все как один встали и зарукоплескали. Он снисходительно закачал головой — мол, не надо мне такой чести. Позади него в виде голограммы расположился Притчард, спроецировав свой образ точь-в-точь таким, каким был при жизни: улыбочка, патлы и байкерская куртка.

Левандовски шепнул Адаму что-то про новую о х е р и т е л ь н у ю (да-да, потом обязательно посмотрю) пушку. Фарида сжимала предплечье Адама, обхватив маленькой ладошкой утепленный кожаный плащ. Гинзбург сидела, поджав губы. Это она рассчитывала траекторию маршрута, поэтому если разведчик окажется в глубоком космосе, это будет как минимум неловко.

На противоположной стороне стадиона расположился Намир с супругой, субтильной брюнеткой в солнцезащитных очках (когда она последний раз видела солнце за завесой смога?) и стаканчиком Кока-Колы в руке. На хитиновых плечах похожего на огромного жука наемника сидел маленький мальчик, размахивавший флажком Объединенных Человеческих Штатов с надписью «Люди, вперед!».

Нет, не врали. Раньше он действительно был больше похож на человека.

Когда робот-разведчик подъехал к T-300, на стадионе никто не дышал. Маленький биоробот последнего поколения, по самые клетки напичканный модификациями. Сонарное зрение — от летучих мышей, тепловое зрение — от ямкоголовых змей, обычное — от грифов (люди вылетели из этой эстафеты в первом раунде). Он выглядел так, как будто ему самому страшно.

Неудивительно. Портал засосал бедолагу, и если бы только это была метафора. Как живое существо, как губка-переросток. Чпок, и нету. Неужели нельзя было сделать поэстетичней?

«Ну еще чего, — сказал бы Шариф. — Сейчас только об эстетике и думать».

Данные с робота (квантовой телепатии мириады световых лет не помеха) — температура воздуха, влажность, наличие кислорода и еще десятки параметров — проецируемые на экран над стадионом, потухли. «Скопытился, — понял Адам. — Или улетел в глубокий космос».

Люди подождали. Минуту, две. Через десять минут пришло осознание — безнадега.

А потом камера зажглась. Сначала на ней вообще ни черта было непонятно — какие-то всполохи, какие-то пятна, а потом прояснилось.

Лес какой-то. Трава пожухлая. Все зашевелились, посыпались вопросы: «А что с биосферой? А что радиация? Как атмосфера?»

Вопросы одним махом решил заяц. Запрыгнул прямо на робота, бесстрашная остроухая зверюга.

Шариф поднял руки в воздух, ладонями к толпе.

— Господа, — сказал он. — Представляю вашему взору новый мир.

Его голос, усиленный в десятки раз, прокатился над стадионом.

Он не был бы американцем, если бы не запрограммировал в робота-разведчика задачу — воткнуть в землю флаг Объединенных Человеческих Штатов. "Это мы, люди. Мы пришли. А значит, вам предстоит подвинуться".

А если не хотите, мы сами вас подвинем.

Поднялся такой гам, такие крики — Адам не слышал подобного, наверное, с Женевской резни.

— Перед вами первая улица, — продолжил Шариф. — Первого города. Как назовем, люди Земли?

Люди заорали.

— Нова Проспект, — подхватил Шариф, вырвав откуда-то это предложение. — Да будет так!

На корпоративный емейл тут же пришло оповещение о запуске финальной фазы проекта «Эксодус».

Шариф помахал рукой зрителям: ни много ни мало — Моисей, готовящийся повести свой народ через пески Мультивселенной. Сам он безразличен к участившимся в последнее время религиозные сравнениям. Шариф — адепт одной лишь веры, и имя ей — технократия.

«Да будет так, — грустно повторил в его голове Притчард, — а я, пожалуй, останусь, приятель».

Притчард — не биоробот. Притчарду путь из Земли заказан.

«Приятель, — горько повторил про себя Адам. — Приятель».

Похоже, с Винтермьютом они теперь не просто соседи.

— Адам, — шепнула Фарида, дернув за рукав. — Адам, встань и похлопай!

Адам встал и похлопал.

* * *

После презентации он первым делом подошел к как всегда угрюмой (будто только что не случилось одной из самых больших побед человечества) Гинзбург и задал единственный интересовавший его вопрос.

— Ну, есть что нового?