Всего лишь твоя грязная кровь (гет)

На кузине Далемара и правда была надета вуаль, но такая тонкая, что скорее носила символический характер. Под красноватой дымкой без труда угадывались гармоничные черты, ещё более тонкие, чем у Лестеро, смуглая кожа и чёрные волосы, собранные в заумный пучок. Но что странно — под губой у девушки виднелось тёмное пятнышко. Что это? Родинка? Никогда прежде Мэв не замечала подобного ни у одного мера. Эльфийка встретилась с ней взглядом, и нордка смутилась. Она не знала, можно ли ей вообще столь пристально рассматривать беременную альтмерку, не нарушая правил и традиций.

Хотя в женскую залу её пригласили. В то время как Нина Каран со своей ученицей остались в гостиной с мужчинами.

«Значит, меня всё же сочли членом семьи?»

Комната наполнялась перезвоном множества колокольчиков, пестрела связками ярких перьев и блеском крутящихся пластин из знакомого желтоватого двемерского металла. Загадочные символы, скульптуры Мары, амулеты на подвесках с разноцветными бусами. Голова и так шла кругом, но Каранья раскурила какие-то травы, от которых в носу постоянно свербило.

«Если чихну или засмеюсь, чего доброго, выставят, — думала Мэв, разглядывая хвойные веточки, уложенные вокруг пуфика, на котором перед ними восседала Маринья. — И вправду, как Далемар сказал: её будто в гнездо посадили».

Девушка искоса посмотрела на Эльвени и Каранью. Несомненно, если бы от свекрови зависело решение, звать её сюда или нет, Мэв бы осталась за дверьми. Но обманывать себя не стоило: в решении Караньи большую роль сыграло нежелание разозлить Далемара, чем сердечный порыв. Мэв поняла это тогда, когда при входе тётушка с милой улыбкой надела ей на шею какую-то веревку с охапками чёрных перьев. А вот Эльвени такая доля миновала.

Сейчас свекровь, важно развалившись на кушетке, лениво и немного высокомерно поучала племянницу, как опрометчиво было трогаться в путь на таком сроке. Да ещё и не предупредив родных. Но та, кажется, и не вслушивалась в слова заботливой тётушки. Вместо этого эльфийка в очередной раз с интересом стрельнула взглядом в сторону Мэв.

— Душно, — произнесла альтмерка, откидывая вуаль.

«Всё же родинка», — тут же отметила Мэв.

— Может, сока, родная? — закудахтала Каранья, явно обеспокоенная состоянием дочери. А может, смущённая тем, что дочь скинула защитный покров в присутствии человека.

Мэв украдкой оценила размер живота альтмерки: срок был солидным. А на дворе, несмотря на осень, стояла удручающая жара. Похуже чем в разгар лета в Данстаре, когда она сама родила Иенн. Мэв помнила это ощущение: жар изнутри и снаружи. Помнила шевеление, напоминающее о том, что внутри растёт жизнь.

«Самой мне больше этого не испытать», — с печалью вспомнила девушка, ощутив во рту привкус можжевельника.

— Лучше просто воды, мама, — после недолгих раздумий решила Маринья.

— Нет, пить местную воду в твоём положении нельзя, — поучающим тоном возразила Эльвени и напомнила этим Далемара, который с такой же брезгливостью говорил о воде Рифтена. — Это не Чейдинхол, дорогая.

— Тётушка, если ты не забыла, я выросла в этом городе, — спокойно напомнила Маринья. Она, похоже, не желала поддаваться влиянию Эльвени. А вот Каранья, лишь услышав золовку, тут же потянулась к кувшину с соком, отставив графин с водой. — К тому же двум моим старшим детям вода никак не навредила.

Эльвени явно не была довольна подобным ответом, а Каранья замешкалась, не понимая, что выбрать и кого слушать. В итоге тётушка таки набрала сока, но разбавила его водой, чтобы угодить всем.

«Вот такой и есть её характер, — поняла Мэв, — угодливый и слабый».

Вспоминая некоторую мягкость Мурсиоро, девушка могла только гадать, откуда в их детях столько упрямства.

Как бы подтверждая мысль про твёрдый характер, Маринья не приняла напитка. Придерживая живот, она поднялась, раздвинула ногой круг из веток и, подойдя к столику, сама налила себе воды.

«Упрямство, достойное Лестеро», — подумала Мэв, не сдержав улыбки. Но эмоция эта тут же была перехвачена свекровью. Похоже, гордая эльфийка приняла всё на свой счёт, потому как со злобой посмотрела на невестку искоса, а Мэв посмела даже не сжаться под этим взглядом. И даже не прикрыла рот рукой.

Тут же, поднявшись с софы, Эльвени вскинула голову и молча покинула их. Каранья растерянно посмотрела на дочь, потом вслед невестки и, в конце концов, на саму Мэв. Казалось, что болтушка была готова расплакаться от отчаяния.

— Маринья, ну зачем ты так? — выдохнула Каранья, едва дверь за Эльвени закрылась. И закрылась громко. Уходить с шумом свекровь любила, как бы намекая на природу импульсивности собственного сына.

— А что такого? Мне жарко, а сок сладкий, от него мне будет только ещё больше хотеться пить.

Некая простота в общении Мариньи удивляла, но, обжёгшись несколько раз, Мэв не намеревалась более вот так просто верить кому-либо. А в особенности сородичу мужа.

Каранья искоса посмотрела на Мэв, и девушка внезапно поняла, что та хочет сказать дочери то, что не предназначается для её круглых ушей.

— Пожалуй, я покину вас, — начала девушка, поднимаясь с софы. — Было приятно…

— О нет, Мэв, — решительно перебила её Маринья, отставляя бокал на столик и поворачиваясь к новой родственнице. — Я хочу пообщаться с тобой поближе. Если ты не против, конечно.

Беременным надо угождать, вспомнила Мэв и кивнула, усевшись обратно. Хотя девушка и понимала: кузиной мужа руководит банальный интерес и желание вызнать, как так вышло, что «их» блистательный Далемар выбрал в жёны человека.

— О Маринья, мы с милой Мэв должны составить компанию дорогой Эльвени. А ты пока отдохни.

— Мама, с тех пор как живот округлился, я только и делаю, что отдыхаю, — начала Маринья, выказывая голосом недовольство. — И я бы тоже с большим удовольствием вышла в гостиную к остальным, но не могу сделать этого, потому что там расселась твоя дорогая подруга Каран. И вот тут я готова верить во все суеверия и укрываться десятью слоями красных вуалей, но от её дурного глаза и длинного языка это не спасёт. Поэтому, пожалуйста, пойди и дай дорогой подруге намёк, что её визит пора бы и окончить.

— Маринья! — возмутилась Каранья.

— Мама, эта бретонка появляется у нас лишь тогда, когда ей от тебя что-то нужно. Всегда так было, и сильно сомневаюсь, что за годы в этом плане произошли позитивные изменения.

«А она не любит Нину Каран, — поняла Мэв. — Ну хоть что-то общее у нас определённо есть».

Возражать Каранья не стала и с кивком покинула их.

Маринья вместо того, чтобы сесть обратно на пуф, опустилась на освобождённое Эльвени место. С неким, совсем уж непристойным для высокой расы кряхтением откинулась на спинку и посмотрела на Мэв уже с неприкрытым любопытством.

— Спина так и ноет, а меня усадили на эту табуретку, как куклу, — начала Маринья. — Одно это требовало освободить софу. А ещё я поговорила о тебе с отцом, и он сказал, что ты весьма занятная.

«Занятная? Как игрушка», — кисло подумала Мэв.

Но Маринья тут же добавила:

— К тому же вчера я встречалась с братцем Далемаром. И скажу, положа руку на сердце, что ты очень сильно его изменила.

— Это не я, а служба, — тут же отозвалась Мэв, прежде чем альтмерка начала бы хвалить выдержку и манеры её мужа, достойные истинного офицера.

— Видела я, как служба его изменила, — уныло заверила Маринья. Качнув головой, она нахмурилась, но, увидев интерес Мэв, продолжила: — Удручающее было зрелище. Семь лет назад мы с мужем навещали мою сестру Амильвен в Бравиле и я встретила там Далемара. Впервые… за почти тридцать лет. Я все эти годы к каждому, на ком была надета их форма, присматривалась. И всё равно узнала с трудом: черты вроде знакомые, а мимика другая — застывшая, словно и неживая вовсе. А если и показывал что — либо злобу, либо раздражение. Даже голос иным стал — чуждым. Говорила с ним, а самой казалось, что нет в нём больше ничего из того, что раньше было. А вчера побеседовали немного, и увидела, что кое-что всё-таки осталось. И хочешь верь, хочешь не верь, но изменить мужчину так может только любовь.

Мэв не хотела делать этого, но качнула головой, выражая несогласие со словами альтмерки. Но та тут же посмотрела на неё с осуждением.

— Не делай так, Мэв. Так ты его только уязвишь. А желающих сделать это и без тебя всегда хватало. Не любят у нас тех, кто отличается от остальных. Сразу начинают выискивать недостатки. А коль искать особо тщательно, то можно найти что угодно и взрастить то, чего не было изначально.

И потом альтмерка сделала то, что Мэв поразило: утерла слезу в уголке глаз. Девушка поверила в эту искренность. Не могла же вокруг быть только ложь… Впервые она встретила того, кто не считал Далемара просто лицемерным извергом. Прокашлявшись и протолкнув ком в горле, Мэв подняла взгляд на альтмерку.

— Все говорят про моего мужа так много плохих вещей…

— В этом есть и моя вина, — со вздохом призналась Маринья.

— Не понимаю.

Мэв вгляделась в собеседницу: та казалась печальной. Поглаживая живот, Маринья словно раздумывала, стоит ли открывать душу перед почти что незнакомкой. А Мэв желала услышать о муже то, что окончательно изгонит из души подавленные сомнения. Альтмерка посмотрела на неё и словно прочла это на её лице. Улыбнулась. Очень грустно. А потом заговорила:

— В детстве Далемар вовсе не был мрачным и озлобленным, как любит вспоминать родня. Лишь иногда… находило на него что-то. Но лишь когда доводили его. Манера у него такая была с малых лет — не показывать чувств, даже если и уязвляли его. Оттого всем казалось, что его и задеть невозможно, но в нём всё это копилось, и потом он срывался. Иногда сильно. Но если его не дёргали, то ничего плохого он и не делал. Вот только дёргали его постоянно.

Маринья замолчала, но Мэв не могла с этим мириться.

— Не понимаю.

— Раньше я и сама не понимала, что происходит. Даже вопросом таким не задавалась. Лишь когда подросла, поняла, что, скорее всего, дело было в нашей бабушке. Понимаешь, с нами она очень ласковая была, а в братце Далемаре вечно недостатки выискивала. А ещё она была очень властной. Мама сама видишь какая, и противостоять своей матери она не могла. Да чего там говорить — даже Эльвени при ней глаз поднять не смела. А вот бабушка частенько обзывала тётушку всячески. Дядя Лариникано всё время был занят и никогда не вникал особо в то, что творилось между нами, поэтому царила бабушка матриархом. Распоряжаясь не только в доме моих родителей, но и в доме пасынка. Хотя жила у нас.

Альтмерка сделала паузу, вспоминая что-то.

— Мне семь лет исполнилось, Лестеро — пятнадцать, Амильвен — тринадцать, а Далемару, соответственно, четырнадцать, когда это случилось. Был обычный семейный обед в канун праздника Проводов старой жизни. Это в конце года. У нас принято проводить его в кругу семьи. Раньше эта комната была игровой, и мы вчетвером собрались здесь. А взрослые остались в общей гостиной. Эльвени, Каранья и бабушка… Папа и дядя тогда отошли что-то обсудить в рабочий кабинет.

Маринья замолчала и нахмурилась. Мэв поняла, что воспоминания для женщины, похоже, болезненны.

— Может, не надо? В твоём положении вредно волноваться. — Мэв подалась вперёд, чтобы коснуться женщины, но в последний момент вспомнила, что это запрещено. Но та не дёрнулась.

— Нет, я должна это рассказать. Столько лет это меня угнетало, довольно. — Маринья поправила волосы и глубоко вздохнула, похоже собираясь с мыслями. — Лестеро, Амильвен и Далемар играли в карты. Я была мала для подобного и сидела с куклой у камина. Но тогда его натопили жарко, и я тихонько перенесла подушку и корзинку вон к той стене. Сначала всё было мирно, но идиллия долго не продлилась. Так всегда случалось. Понимаешь, игры, в которых были хороши мои брат и сестра, казались Далемару бессмысленными, а те, что нравились ему, не получались у них. И сцепились они тогда. Лестеро на улице вечно споры устраивал, а постоять за себя не мог, потому как считал, что проявление грубой силы — это примитивное занятие недостойных. Так братец тогда и отозвался про ту карточную игру, предложенную Далемаром, — примитивное занятие, недостойное возвышенной натуры. И тогда кузен съязвил, что больше не вступится за него, возвышенную натуру, когда хулиганы в проулке будут молотить его в очередной раз. Ну а Лестеро и возьми да ответь, что Далемару просто драться нравится, оттого что он сам как животное и больше ни на что достойное не способен. Кузен вскочил и замахнулся на брата. Тот заскулил и за Амильвен спрятался. И Далемар бить его не стал, схватил со стола вазу и швырнул. Но получилось, что в мою сторону та полетела. Промахнулся за малым. Но было видно, что неспециально. Я заревела. Кузен резко обернулся и, увидев меня, замер, побледнел. Амильвен тут же подбежала ко мне, но вместо того, чтобы успокоить, стала обещать, что отдаст мне лучшую куклу, если я скажу, что Далемар нарочно в меня вазой бросил. Была у неё фарфоровая кукла с золотыми волосами, которая мне очень нравилась, но она её не отдавала, хотя сама уже давно не играла. А я всегда хотела получить ту куклу.

Маринья замерла, опустив глаза. Мэв видела, что альтмерка даже не старается скрыть стыд, окрасивший смуглые щёки румянцем.

— Ну и когда Амильвен позвала бабушку и маму с Эльвени, я сказала, что кузен нарочно в меня вазой целил. А Далемар даже отрицать не стал. Просто молча отвернулся ото всех. Позже поняла, что он подумал, что, как и всегда, его слову никто не поверит, потому даже и не старался оправдаться. И тогда бабушка повернулась к Эльвени и сказала, чтобы та немедленно забирала своего выродка и больше его к нормальным детям не подпускала. Тётушка отпрянула и рот рукой прикрыла. А бабушка крикнула, что был бы Лариникано её сыном, то… Она не договорила, но тётушку аж отбросило к стене, и заревела она навзрыд. Впервые мы её такой увидели. Не ожидал никто. Все опешили. А бабушка с тростью ходила. Но не столько из нужды, сколько ради статуса. Мода в ту пору была такая. Далемар стоял молча, но стоило Эльвени зарыдать, как он подлетел к бабушке, вырвал у неё из рук эту трость…

Маринья замерла, явно собираясь с духом. Мэв нахмурившись коснулась шрама на горле.

— Лестеро и Амильвен к стене прижались. Мы с мамой от ужаса пошевелиться не могли. Одна Эльвени опомнилась и убежала, чтобы позвать дядю и папу. Они прибежали, но… даже вдвоём не могли оттащить Далемара от бабушки. Дядя его бить стал, как пса взбесившегося, но кузен словно и боли не чувствовал, а молотил по упавшей бабушке тростью и ногами. Рычал, как зверь. Отец схватил что-то и по голове его ударил, и только тогда он упал. Но, если бы не магия Эльвени, бабушка бы тогда не выжила. Она потеряла все зубы и глаз, а шрамы и травмы не сгладила даже магия. Более мы не видели кузена под своей крышей, пока бабушка нас не покинула. Папа тогда с дядей только на работе общались. Разлад пошёл, и всё сразу таким мрачным стало. А я на новую куклу с золотыми волосами даже смотреть не могла. Не прошло и месяца, как я пришла домой к дяде и созналась, что оклеветала кузена с той вазой, но дядя Лариникано не слушал. Постарался просто успокоить меня. Сказал, что это всё равно поступка Далемара не оправдывает. Поднять руку на беззащитную женщину способен только подлец. А вот Эльвени моё признание разозлило. Мне так и не сказали тогда, что дядя отправил кузена на лечение.

Маринья печально посмотрела куда-то в сторону, будто видя сцену из прошлого.

— После Далемар стал другим. Замкнутым, мрачным. С такой мелочи всё началось и в какую трагедию вылилось. Но Эльвени не была бы собой, если бы не отомстила нам с Амильвен. Далемар тогда уже ушёл из дома, а мы с сестрой должны были выйти замуж. И так как выходили за братьев из одного семейства, то родители наши решили и обе свадьбы в один день сыграть. Но в итоге… Сложно говорить об этом, так как доказательств никаких не было, но папа считает, что это всё Эльвени подстроила. Браки те были заключены по типично альтмерскому обычаю: родители договариваются за много лет и ждут, пока молодые вырастут и будут готовы к созданию семьи. Но никаких чувств там, как правило, нет, и хорошо, если в браке придут. Я совсем молодая была и больше в книгах утешение искала. А моя сестра, более пылкая по натуре, решила перед свадьбой погулять. Утайкой. И чтобы в общине не узнали, связалась с человеком. Причём с женатым и с не самой лучшей репутацией. Не хочу вдаваться в подробности, но сестра попала из-за любовника в грязную историю. Папа с дядей постарались и всё замяли, и всем казалось, что ту историю закрыли. Но прямо перед свадьбой пошли слухи, и жених Амильвен про всё узнал. А самое обидное — наша мама высказалась в защиту дочери так, что невольно всё подтвердила. Потом она призналась нам, что это Эльвени надоумила её так обелить репутацию семьи. В итоге обе свадьбы сторона женихов со скандалом расторгла. Для Амильвен это был удар. Тот брак гарантировал ей безбедное и спокойное существование, но в итоге опозоренная она была вынуждена покинуть город. От меня жених тоже отказался, но я… особо не расстроилась. Меня всегда увлекала алхимия, и без гнёта замужества и ожиданий родни я могла без проблем заняться любимым делом. И даже спустя годы встретила того, кому не было дело до того, кем был мой дед и моя сестра. Да и тётушка не могла до меня дотянуться и ничем помешать.

— Поэтому твой отец не любит её, — поняла Мэв, вспомнив, как Мурсиоро назвал Эльвени «высокомерной сукой».

Маринья кивнула.

— Даже мама злилась на неё, хоть и недолго. Эльвени же отрицала всё. Даже тот роковой совет и правда дельным был, если бы его с умом применили… А мама… она поняла всё буквально! И иначе и быть просто не могло. Все это понимали, но доказать ничего не могли. Тётушка на дядюшку влияние имеет, хоть и сразу не скажешь, потому что она это на обзор не выставляет. И Лариникано тогда на её сторону встал, когда мы с сестрой и отцом к нему пришли, чтобы донести очевидное. Причём довольно жёстко он нам ответил, чтобы мы не смели поносить имя его жены. А папа… он от дяди зависим. До сих пор! И нам осталось только смириться и сделать вид, что все всё забыли.

Мэв тут же вспомнила, как Далемар уколол тётушку словами про то, как интриги матери ударили по её собственным детям. Значит, он тоже знал.

— Пыталась я как-то сделать вид, что всё забыла, потому что так надо было, — призналась Мэв печально. — Но не вышло. Изъедало меня это изнутри, словно болезнь.

— И меня съедало, — призналась Маринья. — Я решила уехать из дома. Нашла себе место и наставника в Королле. Но перед самым отъездом решила откровенно поговорить с Эльвени. Это было… перед самой войной. Мы уже догадывались, что Далемар уехал в Алинор, но ещё не знали, кем он там стал. Никто ничего не знал тогда. Даже сама Эльвени. Приняла она меня в гостиной радушно, но стоило мне прямо спросить у неё, зачем она всё так обставила, как поменялась лицом и даже спорить не стала. «Стоила ли твоя новая кукла души моего сына?» — словно ядом меня обдали слова те. Но я не поняла, о чём она, и стала ругаться. Напомнила, что мы были лишь детьми, а она всё осознанно сделала. Эльвени же ответила, что лишь явила обществу нашу истинную гнилую сущность.

Повисла недолгая пауза. Альтмерка словно обдумывала сказанное, погрузившись в себя.

— И только встретив Далемара в Бравиле, поняла, о чём она говорила. Про душу его. Ведь… до вазы той он ко мне по-настоящему хорошо относился. А я его доверие на куклу проклятую променяла. Может, это предательство тоже подтолкнуло его на ту жестокость? Ведь когда я пришла к нему, куклу ту в камин бросила и, рыдая, попросила прощения, он сказал, что ему будет всё равно, даже если я сама в огонь прыгну. И глаза его такими пустыми стали, что я поняла, что уже умерла для него.

Маринья долго молчала, поджав губу, похоже, прогоняла видения прошлого. И когда женщине это удалось, она повернулась к собеседнице.

— Ты осуждаешь меня?

— Я никого не осуждаю, — искренне призналась Мэв, поглаживая горло и теребя веревку с перьями.

— Спасибо, — поблагодарила альтмерка устало. — Мне даже на душе легче стало, что высказалась. Будто прохладой из окна в душный день повеяло. Ведь остальные сразу же перебивали и говорили, что он сам виноват.

И Мэв поняла, что на самом деле Маринье не легче.

— А каким Далемар был до того случая? — спросила девушку, чтобы отвлечь альтмерку от тяжких воспоминаний.

— Если с ним по-доброму общаться, то хорошим. — Альтмерка печально улыбнулась. — Шутил часто. Искренним был с теми немногими, кто не клеймил его как испорченного ребёнка. Мне с ним рядом спокойно было. Я к нему сбитые коленки тайком бегала лечить, потому что Эльвени его магии с малых лет научила.

— Почему тайком?

— Бабушка запрещала. Говорила мне, чтобы я с ним наедине не общалась, потому что он ненормальный. Амильвен — бабушкина любимица — постоянно его подкалывала этим, и Лестеро не отставал. Все хотели угодить бабушке. Да и им двоим обидно было… Ведь в то время отец на подачки от дяди Лариникано жил. Простой работник, хоть и муж его единственной сестры. Даже этот дом дядя купил и подарил родителям на пятый мой день рождения. А до этого вся наша семья в съёмных комнатах ютились, потому как большего и позволить не могли. А у Далемара было всё с самого рождения. Дом, достаток, игрушки, книги… Всё, кроме счастья, в доме дядюшки водилось. Но я не понимала этого. Бежала к кузену, словно к чему-то запретному. Знала, что в игровой он вечно с книгой сидит. На окне за шторой ногу свесив и смотря куда-то в него, словно птица в клетке. Не понимала, почему если он и улыбался мне, то лишь украдкой, чтоб никто больше не видел. А при всех совсем другим становился.

Вместе с болью Мэв испытала и облегчение: всё же её «воображаемый» Далемар был реален и для кого-то другого. Шокирующее открытие, приносящее послевкусие стыда от того, что она в те первые дни поверила всем, кроме него самого и собственной души.

— Мэв, пожалуй, я поднимусь в спальню и полежу. — Маринья снова погладила живот. — В последние дни ребёнок не дает мне покоя.

Женщина стала подниматься с софы. Мэв вскочила и протянула руку, чтобы ей помочь, но, вспомнив слова мужа, чтобы она даже не пыталась касаться его кузины, отпрянула.

— Глупости всё это, — произнесла альтмерка, шагая к Мэв и снимая с её шеи оберег с перьями. — Матушка всегда любит разводить излишнюю суету со всеми этими суевериями. Не принимай близко к сердцу, а лучше помоги мне подняться по лестнице.

Маринья сама коснулась её плеча, и Мэв приняла её вес.

— А ты на ощупь крепче, чем кажешься на вид. — В голосе Мариньи зазвучали искры задора.

— Я всё же норд. — Мэв повела женщину через гостиную. — Долго тебе осталось?

— Меньше месяца уже. Думаю, что это оттого, что в дороге долго была. Но муж не захотел оставлять меня одну, оттого и приехала к родителям. Сейчас мой Энкамар изучает поздние двемерские города, пока в Скайриме затишье. Он вечно находит что изучить, когда подходит мой срок, если быть откровенной.

* * *

Либо Каранья и не пыталась, либо Нина просто проигнорировала намёки, но бретонка продолжала сидеть на софе вместе с Эльвени и хозяйкой дома. Все трое увлечённо что-то обсуждали. А Оливин, единственная женщина в кругу из четырёх мужчин, сидела между Далемаром и Лестеро за столом, где играли в карты.

Мэв вошла в общую залу ровно в тот момент, когда горе-бард с досадой на лице сбросил карты и скрестил руки на груди. Далемар никак не отреагировал на появление жены. Но когда Мэв закрывала дверь в гостиную, то краем глаза заметила, как муж улыбнулся своей изящной соседке. Слишком уж близко друг к другу сидят, недовольно отметила нордка. Были ли это происки Каран, возжелавшей через ученицу добраться до Далемара? Муж как-то сказал, что бретонка любит добиваться своего окольными путями.

Не желая приближаться к трём женщинам, Мэв подошла прямиком к столу. Медленно обойдя игроков по кругу, девушка отметила, что самые лучшие карты были на руках у Лариникано. Оставался только Далемар, но едва она приблизилась к мужу, как удостоилась сухого:

— Не крутись.

Отступив на шаг, девушка нахмурилась. Подобное пренебрежение при посторонних ранило. Особенно при этой Оливин. Мэв удостоверилась, что молодая эльфийка сидела к её мужу куда ближе, чем к Лестеро. Нордка отступила на несколько шагов. Теперь она видела картину не только над столом, но и под ним. И этот вид разозлил её. Изящная ножка Оливин в тонкой шёлковой туфельке, что озорно выглядывала из-под подола тёмно-зелёного платья, почти касалась лодыжки Далемара.

«Всё же стоит начать носить кинжал с собой», — кисло подумала Мэв, скрестив руки на груди.

Противники обменялись ходами, Оливин заливисто засмеялась, напомнив смехом перезвон колокольчиков в женской гостиной.

«Как они так смеются?» — досадливо думала Мэв, наблюдая за девицей.

Одета та была по-прежнему скромно — в платье, больше похожее на закрытую робу. Простой тёмный пояс обвивал гибкий стан. Но украшения давали понять, что эльфийка привыкла к достатку: серьги — каплевидные бриллианты на тонких, как паутинки, цепочках — спускались вдоль длинной шеи до ладных плеч. В свете множества свечей камни испускали маленькие и разноцветные лучики, привлекая внимание к чистому лицу девушки. Ту же функцию выполнял гарнитур из колье и диадемы, представлявшей собой изогнутую в форме традиционных эльфийских линий серебряную проволоку.

«И чего она так расфуфырилась?» — с кислой досадой гадала Мэв, пока не осознала разницу между ней самой и молодой магичкой. Собственные драгоценности казались Мэв чем-то чужеродным и нелепым, она невольно поправляла их, потому что не привыкла носить подобное. А вот Оливин вела себя непринуждённо и естественно и этим злила нордку.

«Ну давай, курица, коснись моего мужа ножкой — и я немного поправлю тебе мордашку, припечатав её об стол. Спесь это с тебя собьёт мигом», — гневно думала Мэв, невольно притопывая ножкой.

А меж тем игра продолжалась. Мурсиоро, чертыхнувшись, спасовал. Далемар, довольно хмыкнув, сбросил карту Оливин. Интересно, мусор или козырь? Отсюда Мэв не могла этого различить. Девушка вспомнила, как он рассказывал про азартные игры на их закрытых приёмах. Да, муженёк явно пребывал в родной стихии.

— Невестка, — позвал её Лестеро, отодвигая стул, — присядь. Я сыт по горло этой игрой.

— Потому что не способен, кузен? — не удержал язвительного замечания Далемар.

Мэв вспомнила рассказ Мариньи и то, чем сам поэт упрекал брата в детстве. Боль и обида кольнули её, но она не посмела показать чувств, помня про проклятые приличия.

— К чему тут быть способным? — Лестеро или не понял поддевки, или считал сказанное в былые времена непреложной истиной. — Просто сухой расчёт и никакого полёта фантазии.

— Chascai emela — heca.

— Это лишь твоё мнение, кузен, — ледяным тоном возразил Лестеро, указывая Мэв на освободившийся стул. И девушка приняла его предложение, хотя, усевшись, поняла, что отсюда не видит ног Оливин и Далемара. Но, как оказалось, Лестеро не просто уступил ей место, явив галантность, но и занял место на страже «подстольного порядка», неосознанно приняв позу типичного караульного у стены. Это выглядело бы забавно, если бы не было так грустно. Значит, пока она отсутствовала, муж и правда флиртовал с соседкой, чем вызвал ревность кузена?

Далемар вновь скинул карту Оливин, и та, подняв её, просияла так, что Мэв ощутила зуд в кулаках. Нет, если он сбрасывает альтмерке казырные карты, подумала Мэв, то она наплюёт на все их договорённости и проявит себя во всей красе скайримской ярости!

Оливин с улыбкой вскрыла карты, показав хорошую сборку. Мэв так и заёрзала на стуле.

«Мало привлекают его представительницы своей расы…» — подумала она со злобой.

— Ну что ж, сын, больше нет смысла скрывать, — ехидно заметил Лариникано, откидываясь на высокую спинку стула.

В ответ Далемар выложил карты, и улыбка сползла с лица Оливин и расцвела на губах Мэв, ведь она поняла, что муж просто проверял, что собирала альтмерка, и сбросил ей хоть и ценные карты, но ненужные ему самому.

Лариникано издал типичное для себя протяжное «кхе» и выложил то, что собрал сам. Мурсиоро присвистнул.

— Красные против чёрных. Нет, с вами двумя однозначно не стоит садиться за стол. Сын, ты был прав с самого начала.

— Тоже выходишь из игры, зятёк? — саркастично спросил Лариникано.

Этот тон, огонёк в глазах и резвые жесты совсем не соответствовали солидному возрасту свёкра. Как видно, не только Далемар чувствовал себя за игорным столом комфортно.

— Ещё чего! — тут же возразил Мурсиоро. — Скоро вы устанете бодаться друг с другом, и я заберу главный приз, как в той притче про черепаху и зайца. Ну, двух зайцев в вашем случае.

— Коварный план, дядюшка, — отметил Далемар и тут же повернулся к кузену. — Лестеро, вернись к столу и раздай карты. Долг первого сбросившего, не забыл?

— Ну уж нет, я пас, — своевольно ответил тот, отворачивая лицо.

— Ну и позорище, — протянул Далемар, но Лестеро лишь фыркнул, явно не желая покидать свой ответственный пост. — Дядюшка, тогда…

— Я могу, — быстро и решительно вставила Мэв.

И желаемого она добилась: привлекла его внимание, перестав быть невидимкой. Дерзко вскинув подбородок, девушка тут же заслужила от мужа саркастичный взгляд. На него она ответила наглой улыбкой, вспомнив, что маска страдалицы только вызовет у него раздражение. А чего доброго, ещё и желание заигрывать с соседкой дальше. И уже открыто.

— Рубашками вверх, по шесть карт, и не забудь перетасовать. — Далемар явно решил наказать её за дерзость, явив показательную небрежность.

Подавшись вперёд, Мэв собрала карты. Взмолилась всем богам, чтобы те даровали её рукам ловкость и она ничего не выронила, выставив себя полной дурой. Девушка провернула трюк, который ей показал при перетасовке Бриньольф — дружок Стэна из Рифтена. Покровители услышали её, и вышло ловко. И надо сказать, спесь Далемара, внимательно наблюдавшего за ней, тут же перешла в явную злобу.

— Ну конечно, — протянул он, скрещивая руки на груди. И хоть слово «нордик» не прозвучало, Мэв всё равно его услышала.

Досада кузена не укрылась и от внимания Лестеро.

— Братец, откуда столько едкости? — ложно елейным тоном поинтересовался поэт.

«Братец?» — отметила Мэв. Похоже, неформальная обстановка ещё больше расположила альтмера к родичу.

«Смотри-ка, ещё немного и по имени его назовет».

— Не твоё дело, — парировал Далемар.

Лариникано искоса внимательно наблюдал за этой перепалкой, и едва Мэв встретилась со свёкром взглядом, как тот радушно предложил:

— Сдавай тогда и на себя, невестка. Вчетвером играть слишком просто.

— Мы же играем на деньги, отец, — лениво напомнил Далемар. — А моя жёнушка не прихватила кошелёк.

«Моя жёнушка». Мэв стрельнула глазками в сторону Оливин и заметила тень румянца на светло-золотистой щеке. Провернув карты ещё раз, она посмотрела уже на мужа. Внезапно Мэв показалось, что тому просто не хочется видеть, чему ещё научил её нордик и его компания. Оттого он и явил собственничество, назвав её своей при всех.

— Хм, ну и в чём проблема? — Лариникано подался вперёд, и стопки монет по центру стола пополнились ещё одной. — Ставка внесена, невестка.

— Жёнушка, не советую залезать в долг к отцу. — Далемар смотрел мимо неё, прямиком на отца, и взгляд его можно было описать как скептичный. — Он самый жадный ростовщик, которого только можно представить.

— Ну так внеси ставку за неё, коль ты ей муж, — подколол сына старый альтмер, явно не желая показывать, задело или нет его сравнение с ростовщиком.

— Я не привык спускать деньги на заведомо проигрышную партию, отец, — нагло ответил Далемар.

Мэв почувствовала укол обиды. Лариникано вновь издал «кхе», на сей раз похожее на покашливание. Сдавать карты девушка начала со свёкра, не глядя, меча их так, что Бриньольф, наблюдай он за своей ученицей, испытал бы гордость. Лариникано, Мурсиоро, Далемар, Оливин и себе. Поступить иначе девушка не то, что не желала, — просто не могла.

Этот взгляд, повадки, жесты… Далемар нацепил маску засранца и обратил это и против неё. Девушка находила это не только оскорбительным, но и несправедливым.

«Если ты не хочешь казаться достойным мужем, то не жди, что я буду удобной женой», — думала Мэв, прожигая Далемара взглядом и надеясь, что он прочтёт эту мысль по её лицу. Но вместо этого наглец… зевнул, прикрыв рот.

Карты ей попались паскудные, кисло отметила Мэв, вспомнив совет Стэна не играть в азартные игры.

«Сама же себе их и сдала».

Игра началась. Из мести она скинула мусорную карту Далемару при первой же возможности, но эльф принял ту и не проявлял никакого интереса и даже раздражения. Вскоре промашку допустила и она, и ей самой сбросили карту. Мэв даже не поняла, сделал это Мурсиоро или Лариникано. Но приняв подачу, девушка едва удержала лицо, увидев туз. Новый круг и новая сброшенная карта — на сей раз король той же масти. Теперь Мэв видела, что это сделал свёкор. Вот только зачем? Новый круг — и король с тузом дополнились королевой.

Наверняка отец просто желал так насолить сыну, поняла девушка, но сбросить «чужие» карты не смогла даже из гордости. Ей показалось, что это выставит её слабачкой, над которой Далемар мог и дальше безнаказанно потешаться. Ещё круг. Оливин с досадой вышла из игры. Верно, поражение в прошлой партии уязвило гордую эльфийку куда сильнее, чем она показывала. Мурсиоро выдержал подольше, но вскоре тоже сдался. И тут же Лариникано, сбросив ей пажа, неожиданно спасовал.

Мэв недовольно поджала губы. Она и Далемар остались за столом одни. Вот только завидная сборка у неё на руках принадлежала ей лишь номинально. После саркастичного взгляда Далемара девушке даже карты захотелось спасовать, но молча открыла их. Лицо мужа даже не дрогнуло. Хмыкнув, он без колебаний выложил свою сборку, и Мэв, взирая на дополнительного туза, окончательно впала в уныние.

— Ну и скотина же ты, сын, — весьма некультурно и, соответственно, не по-альтмерски отметил Лариникано. — Неужели ты даже своей женщине уступить не готов?

— Столько неверных утверждений в одной фразе! — нагловато удивился Далемар. — Я и уступить? Женщине и тем более своей? Отец, ты меня разочаровываешь!

Она не должна была этого делать. Мэв понимала, но всё равно опустила взгляд. Всего на миг. Чтобы просто не расплакаться.

— К тому же уступают только тем, кого заведомо считают слабее себя. Знаешь, я скорее уступлю тебе следующую партию, отец, чем своей жене.

От этих слов ком в горле не отступил, но Мэв поняла, что сможет сдержаться и поднять голову вновь. А Далемар, постукивая пальцами по столу, продолжал наступление на отца.

— Увы, годы, как видно, берут своё. А может, ты просто обленился, обыгрывая дядюшку и кузена, что несложно. Определённо я уступлю тебе, отец. Хоть порадуешься, а то совсем раскис, столкнувшись с превосходящим противником.

— Сколько же в тебе самодовольства, мальчишка. — Лариникано изменился, явив ту часть натуры, которую Мэв тут же определила как «рабочую». — И спеси, которую давно пора сбить. Ну что ж, сыграем всерьёз?

Правил игры, которую предложил свёкор, Мэв не знала, но Мурсиоро вновь присвистнул, довольно потирая руки. Увидев недоумение на лице жены, Далемар предложил дяде раздать карты только на него и отца.

Мэв искоса глянула на свёкра, пока Мурсиоро собирал карты. К собственному удивлению, девушка различила в поблескивающих сощуренных глазах Лариникано вовсе не раздражение, а азарт. Всё же верно, что старый мер видел в сыне равного противника, в то время как остальных он явно не воспринимал всерьёз.

— Мэв, верни отцу деньги, — скомандовал Далемар, сдвинув выигрыш к себе и оставив ей стопку монет. — Лучше будешь должна мне, чем ему.

— Должна? Я всё же твоя жена, — напомнила девушка, возвращая деньги свёкру под аккомпанемент очередного кряхтящего звука.

— Жёнушка, ты сама согласилась взять карты в руки, не имея ставки, — немилосердно отчеканил Далемар. — Значит, отработаешь каждый септим. Наукой тебе будет.

«Ты ужасен!» — хотела крикнуть Мэв. Но всё же прикусила язык. Обзывать мужа при посторонних она не хотела. Но посмотрела на него со злобой. Перехватив этот взгляд, Далемар усмехнулся и, слегка отодвинув стул, жестом поманил её к себе. И хоть разум велел сидеть на месте, тело подчинилось. Она подошла, почти ненавидя себя за это.

— Начнёшь прямо сейчас. — Далемар окинул её таким наглым взглядом, что к её щекам прилила кровь, обдав почти лихорадочным румянцем. Муж похлопал себя по бедру. — Право, после стольких лет на пути заядлого холостяка для меня так куда привычнее.

Азартные игры, пари, девочки на коленях… Сомневаться, чего он от неё хотел, не приходилось. Тут же Мэв боковым взглядом перехватила реакцию Оливин на эти слова. Что это? Раздражение? Или паче того — досада? Настроение Мэв мигом переменилось. Она вскинула подбородок.

«Я сяду ему на колени прямо у неё под носом чисто из вредности», — решила девушка, совершая задуманное. Вопреки её ожиданиям, никто за столом не отметил явной вульгарности ни его слов, ни её поступка.

— Это становится интересным, — бодро произнёс Мурсиоро, закончив сдавать карты. — Оливин, сделаем ставки?

— Да, — елейным голосом отозвалась молодая эльфийка, пододвигая стопку монет к центру. — На Далемара.

Звучание имени мужа в её устах привлекло Мэв, она тут же обвила его шею руками и прильнула к его груди, наглядно показывая эльфийке, чей это мужчина. Оливин не сдержала досады, перед тем как отвести взгляд.

— На дядюшку. — Звонкий голос Лестеро прозвучал неожиданно близко. Тонкая рука в бархатной перчатке добавила стопку монет в общую ставку.

— Сложный выбор, — протянул Мурсиоро. — Но всё-таки поставлю на Лариникано. Прости, племянник, но ставить против деверя мне не позволяет деловая солидарность.

Далемар кивнул дяде, принимая его выбор. Тот ответил каким-то непонятным девушке жестом и тут же посмотрел на неё.

— А ты Мэв? Примешь участие?

И девушка этого хотела.

— Можно? — спросила она, почти прижавшись губами к уху мужа.

— Хочешь залезть ещё в больший долг ко мне? — Далемар, напротив, спросил её достаточно громко, чтобы это услышали другие. — Твоё право. Ставь, жёнушка. Всё равно, после того как выиграю, все деньги вернуться мне же.

— Самоуверенность тебя и погубит, мальчишка, — тут же среагировал Лариникано.

Мэв отметила, что, предвкушая противостояние, свёкор и правда сбросил не меньше пятидесяти лет.

«Осознают ли эти двое, что даже сидят в полностью зеркальных позах?» — с улыбкой подумала девушка.

Лариникано встретился с ней взглядом и недовольно двинул бровями.

— Сын, можешь сколько угодно делать вид, но я тебя насквозь вижу: ты боишься мне проиграть, потому и прикрылся своей женщиной.

— Отец, если так снедает зависть, попроси матушку оказать тебе любезность, — не остался в долгу Далемар. — Увидишь, это приятно.

Дерзкое заявление заставило Мурсиоро хохотнуть, а Лариникано прошептать одними губами что-то, что могло быть только ругательством. Мэв бегло посмотрела в сторону троицы женщин. Слышала Эльвени эти слова? Как видно, нет, потому что смотрела в сторону Нины Каран.

Представив изнеженную альтмерку на коленях мужа, Мэв едва не захихикала. Чтобы спрятать неловкую эмоцию, девушка уткнувшись лицом в шею Далемара и вдохнула запах его кожи, который делал её счастливее.

Отстранившись, она взяла стопку денег и довольно нагло произнесла:

— Ничья.

Про то, что сделала что-то не то, Мэв поняла по реакции Мурсиоро: удивлённо вскинув брови, альтмер вновь присвистнул.

— А ты рисковая девица, Мэв.

— Почему?

— В эльфейр легче выиграть десять раз подряд, чем один раз сыграть вничью, — пояснил дядюшка.

Уголок губ Мурсиоро подёргивался, и он упорно отводил взгляд от лица племянника. А вот Лестеро не упустил случая поддеть кузена.

— Даже жена не ставит на тебя, братец!

— Братец, жёнушка просто хочет отработать эти деньги. — Тон Далемара звучал саркастично. — Знаешь, женщины могут желать… Хотя с кем я об этом говорю.

Мэв смотрела в тот миг на стол, поэтому когда Оливин заливисто засмеялась и она резко повернулась, то успела заметить на его губах несколько гнусную ухмылку, которую муж тут же погасил. Нет! Он флиртовал за её спиной, и это было больно.

— Ну что, вы закончили? Приступим, — сказал Лариникано, явно демонстрируя разрежение подобными вольными разговорами и поведением.

Далемар тут же собрался и ответил нарочито талморским тоном:

— Приступим, отец.

Вместо того чтобы всматриваться в карты, она глядела на окружающих. Лариникано был сосредоточен и, как оказалось, умел делать лицо непроницаемым. Мурсиоро, потирая руки, следил за партией, но, заметив её взгляд, улыбнулся. «Сального блеска» в его глазах Мэв не заметила, но всё равно отвернулась к Оливин и тут же пожалела: альтмерка, не скрываясь, прямо-таки уставилась на её мужа. И миловидное личико при этом отражало вовсе не простой интерес, а почти что вожделение. Никакой иной причиной Мэв не могла объяснить то, почему молодая эльфийка слизывала с губ остатки персиковой помады. Скосив взор и увидев, что её поймали на месте преступления, девушка тут же отвлеклась на карты. Не сразу Мэв поняла, что буквально прожигает взглядом в девушке дырку. Усилием воли она отвернулась. Дозорный-бард верно нёс свой караул, скрестив руки на груди и блуждая взглядом от затылка альтмерки до её ножек. Всё же Далемар был неправ: поэта муза интересовала не только как источник вдохновения.

Мэв посмотрела на мужа, поняв, что тот и правда сосредоточился на партии с отцом. Не спешил и, полностью отстранившись, явно делал то, в чём обвинил его Лестеро, — производил сухие расчёты, получая новую карту и раздумывая, куда её пристроить. Мэв присмотрелась и поняла, что, похоже, всё сводилось к тому, чтобы ввести противника в заблуждение и заодно выложить карты в какую-то странную фигуру, которую Бриньольф слегка пренебрежительно называл «пасьянсом». Только этот был странным, так как оба противника клали карты вверх то лицом, то рубашкой, следуя какому-то сложному порядку. И только зевнув, Мэв вспомнила, почему вор относился к этой игре с презрением: «Вам, остроухим, просто некуда девать отпущенного богами времени, и от этого и изголяетесь как только можете», — хохотал, бывало, рыжий норд, похлопывая Дрела по плечу, когда тот порывался сделать «эльфийский» расклад.

«Хотя я тоже наполовину эльф», — напомнила себе Мэв, стараясь вникнуть в суть игры.

Она так увлеклась, что почти не заметила лёгкого толчка в подошву туфельки. Но вот касание повторилось. Невольно Мэв стрельнула взглядом в сторону Лестеро — замер на посту и вроде бы спокоен. И всё же когда по лодыжке пошли знакомые мурашки, девушке стало не до игры. Она пошевелила ногами, но вот только, сидя на бедре мужа, она даже пальцами не могла коснуться пола.

«А вот если я сяду чуть ближе к коленям и выпрямлю одну ногу, то и смогу», — поняла Мэв. Хотя в таком положении нога быстро затечёт, но главное — понять, что там происходит, по возможности не отвлекая мужа.

Мэв начала ёрзать, сдвигаясь, и тут же колени Далемара стали медленно распрямляться, облегчая ей задачу. Она украдкой посмотрела на мужа. Быть может, так ему тяжело? А с другой стороны, он же сам говорил, что она почти ничего не весит. Хотя Мэв дала себе обещание питаться лучше. Она просто устала от сравнений с драугром. Хуже были разве что подколки Далемара, что он не готов расстаться с «нордскими сиськами» теперь, когда распробовал всю прелесть этого дара природы. А когда он прошлой ночью, в самый интимный момент, на её просьбу: «Быстрее» — ехидно заметил, что не готов услышать грохот костей, Мэв и вовсе разъярилась. Это стало последней каплей. Утром она демонстративно доела всю кашу и опустошила все блюда с фруктами.

В конце-то концов каждая нордка почтила за честь нагулять формы, вступив в брак. Ну а если эльфийские скулы исчезнут, то сам виноват, решила Мэв, весьма «неприлично» хрустя грушей. Наблюдавший за этим муж даже замечания не сделал.

И вот она коснулась пола, и тут же новая волна мурашек прошлась по лодыжке, перехваченной ремешком туфли. А последовавшее касание было более чем реальным. Носок гладкой шёлковой туфельки, без труда определила Мэв. При этом сама Оливин, отвернувшись, увлечённо следила за партией.

«Вот же сука! — Мэв поджала губы. — И как же мне быть? Врезать кулаком по бледной харе? Тут же разразится скандал, но поделом! А с другой стороны…»

Мэв шевельнула ногой и поняла, что свои ноги Далемар отодвинул в сторону. А ведь сидеть в такой неудобной позе с бесстрастной миной сложно!

Всё же я люблю его, подумала нордка, ощущая в груди тепло. И когда носок мягкой туфельки дотронулся до неё в следующий раз, девушка ответила на касание, украдкой увидев, как румянец покрывает щёки Оливин.

«Но ноги у меня всё-таки маленькие, и альтмерка скоро поймёт подмену», — поняла Мэв, стремительно поднимая ступню к колену девушки, давая сопернице возможность почувствовать каблук и внимательно наблюдая, как меняется выражение лица эльфийки, становясь потрясённо-смущённым.

Всё же она по-настоящему молода, осознала Мэв, когда встретилась взглядом с Оливин. Не удержавшись, нордка послала альтмерке воздушный поцелуй, звонко чмокнув губами.

Мурашки от магии мгновенно рассеялись. Краем глаза Мэв увидела, как дёрнулся Лестеро, шагнув вперёд. Девушка догадалась, что поэт увидел то, что прежде было укрыто иллюзией. Остановившись, бард тронул пышное кружевное жабо, словно стараясь сдержать порыв. Ноги альтмерки тут же развернулись в другую сторону, а колени Далемара вновь поднялись. Мэв села повыше. Лестеро закусил губу и отвернулся.

Но Мэв был больше не нужен подобный дозор. Девушка прижалась к мужу, положив ладонь ему на грудь, где размеренно билось его сердце. Стало так спокойно, как в спальне, наедине. Захотелось даже закрыть глаза и вздремнуть. Хотя вряд ли девочки на закрытых приёмах могли позволить себе такую блажь. Но ведь она и не обязана вести себя так, как они. Она может накрутить его локон на палец и отпустить, наблюдая, как непокорная прядь из спирали превращается в прямую линию. Если Далемар отрастит волосы ещё немного, можно будет заплести ему косу на нордский манер: собрав волосы у одного виска, а второй подбрить и укрыть вольными прядями из чуба — выйдет красиво.

Мэв так увлеклась, что в реальность её вернул удивлённый возглас Мурсиоро.

— Поздравляю, отец, — сухо произнёс Далемар, избавившись от последней карты. — Ты мне не проиграл.

Мэв встрепенулась, смотря на стол. Неужели он-таки уступил отцу? Вот только для победителя свёкор выглядел очень уж раздосадованным. Вертя в пальцах последнюю карту, Лариникано исподлобья глядел на сына, и весь его молодецкий задор словно испарился. Не удержавшись и покосившись в сторону Эльвени, старый мер украдкой сплюнул под ноги и кинул свою карту поверх остальных, перевёрнутых лицевой стороной.

Мурсиоро подался вперёд.

— Предки, вы и правда вничью сыграли! Вот так номер! Впервые подобное воочию вижу! Шурин, племянник…

Разведя руки, альтмер явно не знал, что делать.

— И как выигрыш делить будете? Каждый при своём?

— В случае ставок на победителя всё забирает тот, кто угадал исход партии, — лениво пояснил Далемар. — Так что не сиди жёнушка, пока твой куш не утащили у тебя из-под носика.

Открыв рот, Мэв, приподнявшись, начала двигать монеты к стопочкам мужа.

— Нет, это твоё, — едва слышно возразил Далемар, касаясь её локтя, потирая второй рукой висок.

Мэв замерла. В её ладонях сейчас была сумма, которую они на пару с Дигли не заработали бы, обстирывая весь Данстар целый сезон, но никто из присутствующих даже досады не показал.

— Нет, определённо нужен реванш! — упорствовал Мурсиоро.

— Не сегодня, — раздражённо возразил Лариникано.

Причины этого Мэв понять не могла. Да, старый мер не победил сына, но и не уступил ему. Самый честный результат, разве не так? Сдвинув свои горки в сторону, Мэв тут же две отодвинула Далемару, но он вернул их, шепнув, что всё её.

— Ну уж нет! Значит, вы оба выдохлись и тут же сбегаете, поджав хвост? — возмутился Мурсиоро. — Это не дело, знаете ли!

— Я никуда не бегу, дядюшка, — бодро ответил Далемар, и его тон несколько поубавил весёлость Мурсиоро.

Взглянув на Лариникано, Мэв поняла, что тот тоже не сможет уступить сыну.

— А вот я, пожалуй, всё, — тихо подала голос Оливин.

Но Далемар никак не отреагировал на решение соседки. Обратился к самой Мэв:

— Так как кузен не вернётся, моя дорогая, придётся тебе вступить в игру. Благо деньги для ставки ты заимела.

Распахнув глаза, Мэв, замерев, таращилась на мужа с немым вопросом: «Неужели ты нарочно? Ради меня…»

* * *

— Уже поздно, — встревоженно напомнила Мэв, когда поняла, что они осознанно отстали от Лариникано и Эльвени и сейчас шли по тёмной улице уже одни. — Давай поспешим. Я хочу пожелать спокойной ночи Иенн.

— Полночь, жена, — пояснил Далемар устало. — Её уже давно уложили.

Мэв повернулась к мужу. Света лун хватило, чтобы понять, что он морщится и потирает виски, словно прогоняя головную боль.

— Что? — спросил Далемар, перехватив её взгляд. — Думаешь, так просто противостоять Лариникано? Мэв, у меня сейчас голова гудит, как с дикого похмелья.

— Но ведь ты был с ним на равных до конца!

— Если бы мать не начала требовать разойтись по домам, я бы, наверное, вспылил, — устало усмехнулся он.

Невольно Мэв сжалась, вспомнив рассказ Мариньи про то, что означало в его устах «вспылил». Наверняка уловив это напряжение, эльф тут же добавил:

— Просто бы начал показывать раздражение. Швырнул бы карты. Не более.

Она вспомнила его слова о том, что он едва вытягивал спор с отцом на равных. Значит, и в этот раз было нечто подобное?

— Наверняка твой отец тоже чувствует себя не лучше, — уверила Мэв, но в ответ муж лишь усмехнулся.

— Поверь, это не так.

— Не понимаю, — нахмурилась. — Только не говори, что отец умнее тебя!

— Ты не совсем корректно поставила вопрос, жена. Папаша не умнее, но и не глупее. Просто мы с ним разные, — усмехнулся Далемар, но, перехватив её непонимающий взгляд, добавил: — Хорошо. Будет трудно объяснить, но постараюсь. Мы с ним мыслим по-разному.

— А что, можно мыслить как-то по-разному? — изумилась Мэв.

— Да. Например, мы, меры, мыслим не так, как вы, люди. И, соответственно, по-разному подходим к решению одних и тех же задач.

— Это как?

— Удачное место, кстати. — Далемар остановился и за плечи развернул её в сторону высоких особняков. — В этой части района помимо исторических построек есть и новые. — Он указал ей на два особняка, освещённых полными лунами. — Отличишь, где архитектор был человеком, а где мером?

— Конечно отличу. — Девушка уверенно ткнула пальцем во второй из домов. — Это явно мер построил.

— И как ты догадалась?

— У вас всё такое замудрённое, что ни с чем не спутаешь.

— Замудрённое в твоём случае означает непонятное. Это потому, что ты мыслишь как человек. — Она дёрнулась, качнув головой. — Не злись, это от тебя не зависит.

— Подожди, эти линии и ненужные висюльки не кажутся тебе странным?

— Нет, — усмехнулся Далемар, они пошли дальше. — И опережу твою мысль и скажу, что есть вещи, привычные для тебя, которые мне самому кажутся странными. Даже после того, как я целенаправленно учился понимать твой род. И это при том, что я вырос в людском городе и мои сородичи здесь уже приспособились и переняли ваши обычаи и даже манеру речи. А попала бы ты на острова, исконно изолированные от людской культуры, и у тебя бы голова пошла кругом от вещей, которые твоё мышление не могло бы понять. Тебе пришлось бы тратить много энергии на то, что в других обстоятельствах происходило бы само собой. Вот и у меня с папулей точно так же. Потому что даже среди меров есть отличия. Папаша приучил Мурсиоро выбирать такие игры, которые ему самому даются легко. Он решает их почти не прилагая усилий, а вот мне их прилагать приходится. А так как он там поднаторел, усилия эти немалые. В итоге через время я просто истощу себя и начну проигрывать ему. И вся ирония в том, что есть области, в которых я его превосхожу. Даже игры в те же карты. Но хрыч прекрасно знает свои слабые стороны и избегает их, как огня. И если я сразу же навяжу свою игру, он сообразит, что мне сложно в его рамках, и начнёт…

— Изводить тебя этим, — поняла Мэв.

— Так точно, жена. Например, я с ним так и поступаю в конторе время от времени, — беззастенчиво признался Далемар, заставив её, прижав палец к губам, усмехнуться.

Но веселилась девушка ровно до того момента, пока не поняла, почему он раньше говорил, что, надев мундир, вернётся к жизни, что проще и понятней, чем это всё. Почему он был так измотан вечерами.

Жизнь в этом городе тяготила не только её саму. Неприятное открытие. Она подняла взгляд на него и, шагнув вперёд, прижалась к груди.

— Что за нежности, жёнушка?

— Я поняла, что ты здесь… тоже страдаешь.

— Успокойся. — Он похлопал её по спине. — Я просто не освоился до конца. Проклятый первый год, помнишь? Вот и прекрасно.

— Твой отец вначале сбросил мне выигрышные карты, — призналась девушка, хотя была уверена, что муж это и так понял. И, как оказалось, не ошиблась.

— Не обольщайся. Он хотел посмотреть, отдам ли я победу тебе в ущерб себе. Хрыч весь вечер только и делал, что всячески выискивал во мне слабину. Обычное дело. Ты сама таким же занималась раньше. И надо признать, более успешно порой.

Укор и одновременно комплимент прозвучали как что-то отвлечённое. Но Мэв опустила голову.

— Мне стыдно, — признавалась она.

— Кстати, насчёт стыда: с Оливин ты поступила грубо, — укорил Далемар, чем заставил Мэв остановиться и потянуть его за рукав. Девушка была вне себя от негодования. Он ещё и смел вступаться за эту альтмерку!

— Да что ты говоришь?

— Именно, говорю, потому что ты упорно отказываешься усвоить очевидные вещи. Будь бы на её месте кто-то более прожжённый, вроде той же Нины, нам бы эта твоя выходка с демонстративным поцелуем ой как аукнулась. Скандалы и слухи порой могут нанести непоправимый урон репутации. Видимые приличия, Мэв, нужно блюсти всегда — запомни это, наконец.

— Но она заигрывала с тобой! Скажи спасибо, что я ей лицо не поправила кулаками.

— Перед тем, как лезть в драку, оценивай соотношение сил, — не давал спуску Далемар. — Оливин — маг, и неплохой, к слову.

— Уже успел оценить?

— Да, — признался эльф беззастенчиво. — И для этого, Мэв, под юбку ей заглядывать мне не пришлось, не переживай.

— А она не против, чтоб ты заглянул. Даже не скрывает этого! — Мэв не смогла укрыть раздражения, и он хмыкнул.

— Она ученица Нины Каран, Мэв. Это, знаешь ли, накладывает на неё некоторые обязательства перед наставницей и вынуждает выполнять её волю.

— Вынуждает? Не заговаривай мне зубы, муж! Эта Оливина зыркала на тебя вполне с искренним желанием. К такому не принудишь.

— Тебя удивляет, что кто-то из сородичей находит меня привлекательным?

— Нет, — призналась Мэв, покраснев. — Просто злит.

Он промолчал.

— И Лестеро то, что она так реагирует на тебя, тоже злит, — добавила девушка. — Думаю, он всё же её не только как музу ценит.

— Заметил, — ответил Далемар, явив ехидство. — И я бы, пожалуй, потрепал милейшему кузену нервишки, но ведь ты, жёнушка, даже если будешь знать мои мотивы, из простого флирта без малейшего прикосновения трагедию устроишь.

— А ты не ври мне. Я знаю, что ты и так трепал, пока я с твоей кузиной знакомилась.

— И как прошло знакомство?

— Не смей менять тему!

— Не кричи, мы на улице. Похоже, придётся всё-таки заняться твоим воспитанием. И нет, дальше обычной любезности я с ней не заходил. Но если и дальше будешь изводить меня недоверием, добьёшься вовсе не того, чего хочешь.

— Угрожаешь?

— Предупреждаю. Постоянная и необоснованная ревность утомит любого. А мне и без этого проблем хватает.

Нахмурившись, Мэв сочла за благо ограничиться простым кивком.

— Идём, — поманил он устало. Но стоило им пройти десяток шагов, как Далемар повторил вопрос: — Так о чём вы беседовали с Мариньей без матери и Караньи?

— Она рассказала мне про то, как оговорила тебя с вазой, — тут же призналась девушка, не желая совершить ту же ошибку, что и с Лариникано. — Это до сих пор её тяготит.

Далемар никак не отреагировал на признание. Они прошли ещё немного.

— И про Рунилу рассказала?

— Про их бабушку? — сообразила Мэв и, немного смутившись, прошептала: — Да.

В этот раз он хмыкнул.

— Почему эта Рунила была к тебе так жестока?

— Потому что я единственный сын своего отца и стоял между богатствами папаши и детьми её родной дочери, — без колебаний и довольно жёстко ответил Далемар. — А может, потому, что была высокомерной сукой, дорвавшейся до некоего подобия власти и просто презирала зависимость от моего отца. Думаю, истина где-то между этими двумя версиями. И если Маринья тебе всё подробно рассказала, то я не жалел о содеянном. Хотя после этого папаша и упёк меня в ту самую башню.

— А ты мог контролировать себя тогда?

— Не мог, — обманчиво легко сознался Далемар. — До этого на меня порой находило нечто подобное. Но проходило куда быстрее. А ещё я всегда заранее чувствовал, что скоро сорвусь, и прятался. Поэтому никто и не видел самого процесса, только последствия. Все думали: я так зло балуюсь. Ну, кроме матери. Она всегда знала. И старалась от отца укрыть, чтобы тот меня на опыты очередному шарлатану не отдал. Ну а дальше ты знаешь, чем всё обернулось.

Она кивнула, прижимаясь к его руке.

— Опять будешь бояться спать со мной?

— Нет! — тут же горячо возразила Мэв. — Слушай, а почему мы до сих пор не пришли к дому твоих родителей?

— Потому что идём по другой улице: я захотел пройтись с тобой без досаждающих тебе взглядов прохожих и развеяться.

Мэв оглянулась и прикусила губу, осознав, что даже не поняла, что он повёл её куда-то не туда.

— А в Имперском городе всегда так тихо ночью?

— В этом районе да. Одно из преимуществ квартала богатеев.

Повиснув на его руке сильнее, она остановила его в тени одного из особняков.

— Что?

— А знаешь, под звёздным небом я с тобой ещё не целовалась, — прошептала Мэв, стараясь обвить руками его шею, встав на носочки.

— И не поцелуешься, — возразил Далемар. — Не в городской черте точно.

— Да отменила же я тот проклятый пункт конкордата, — капризно надула губы девушка.

— А я не отменил. Да и если быть откровенным, то с подобными шалостями со мной ты опоздала лет так на сорок, девочка.