Хорошо подготовленный разум - The Well Groomed Mind  (джен)

Когда я впервые обнаружил последствия ментальных манипуляций Дамблдора, то решил, что достаточно разбираюсь в окклюменции, чтобы нивелировать их. В своем высокомерии я даже решил, что полностью обезопасил себя от его влияния. Что больше не о чем беспокоиться. Каким же я был глупцом, всерьез считая, что такой опытный менталист, как Дамблдор не оставит хотя бы одну закладку в моем сознании.

В первые дни после той вспышки агрессии, я неоднократно спрашивал себя, почему открыто спорил с ним, раскрыл некоторые из своих догадок насчет его истинной сути; что-то побудило меня признаться, что я больше ему не доверяю. Как глупо!

Во время первого танца с Парвати, я бросил взгляд на Дамблдора, который стоял рядом с мадам Максим, и почувствовал безумное желание выговориться. Захотелось сказать ему все, что знаю. Упасть перед ним на колени и попросить прощения за все сомнения на Его счет. Я понимал, что это не мое желание, но ничего не мог поделать с этим.

Как можно бороться с врагом, который сидит у вас в голове? Да никак. Вам придется бесконечно бороться за свой разум, пока один из вас не возьмет верх. Я боялся, что стану чьей-то безмолвной марионеткой. Самое поганое, что я ничего не почувствовал при нашей первой встрече. Что-то начал подозревать только во время второй, но решил, что это неважно, до тех пор, пока я не проанализировал свои действия и не понял, сколько же информации я выдал. Это походило на закладку, о чем смутно упоминалось в книге по Легилименции, которую давал мне Моуди. Изображая академический интерес, я выпытал у него подробности. Ничего толкового он не выдал, но помня о своем обещании и принимая во внимание мой интерес, предложил расширить учебную программу и приобрел необходимый материал. Вчера он вручил мне две тонкие рукописные книги: в первой говорилось, что опытный мастер-легилимент может оставить закладки в сознании жертвы и активировать их в нужный момент; во второй, закладки были рассмотрены с точки зрения Окклюменции. И, таким образом, получилось комплексное изучение данного феномена. Я сделал вид, что не узнал почерк в книгах. Моуди сделал вид, что поверил.

Обычно закладки активировались от простого слова. Вы произносите фразу-ключ, и жертва делает то, на что была запрограммирована. Но если вы действительно мастер и имеете регулярный доступ к объекту, то можете сделать закладку и внедрить ее в сознание жертвы настолько глубоко, насколько у вас хватит смелости. Окклюмент описал свои ощущения, как подавляющее волю желание. Вполне подходящее описание, но в моем случае, слишком мягкое определение. Наверное, это из-за того, что закладка была внедрена слишком глубоко. Если активация закладки произошла после того, как Дамблдор заметил изменения в моей личности, то это объясняет, почему я столько ему наговорил и даже раскрыл часть своих аналитических выкладок насчет событий прошлого, прежде чем подготовился.

Использование Легилименции на несовершеннолетнем карается заключением в Азкабан. Однако, в магическом мире, использование магии для изменения личности является более тяжким преступлением, чем убийство или изнасилование, потому что при этом блокируются произвольные участки сознания жертвы и остаются воспоминания о вторжении, от чего, в конце концов, пострадавший сходит с ума. Это преступление считается настолько отвратительным, что наказывается исключительно Поцелуем дементора.

Настоящий Аластор Моуди действовал очень жестко, но даже сбежавшие из Азкабана Пожиратели Смерти описывают его, как профессионала. Ни жены, ни детей. Работа всегда была на первом месте.

Настоящий Моуди верил в верховенство закона. Даже если бы у него не было доказательств совершения такого отвратительного преступления Дамблдором, сначала он арестовал бы его, а потом задавал вопросы.

Практика в Окклюменции помогла. Теперь, когда я был в курсе ситуации, мог сосредоточиться на подавлении искусственного желания, но сдерживать его в течение нескольких часов у меня не хватит сил. Если Дамблдор застанет меня врасплох, возможно, ментальный позыв будет в два раза сильнее. Избегать встреч с ним казалось лучшим выходом из ситуации, но существуют несколько мероприятий, на которых мы обязаны будем присутствовать. Например, святочный бал, который технически должен состояться в канун Рождества, но будет через три дня после Святок, является одним из таких мероприятий.

Музыка стихла. Парвати взяла меня за руку, и я увел ее с площадки для танцев, отодвинув свои страхи на задний план, чтобы не отвлекаться по пустякам и не споткнуться на ровном месте. Когда мы вошли в толпу, бесчисленные пары глаз, которые следили за каждым моим движением, чтобы при малейшей ошибке высмеять меня, исчезли. Я с облегчением вздохнул, повернулся к Парвати и улыбнулся ей.

— Мы сделали это, — сказал я.

Она вернула мне улыбку, немного смутившись от того, что я сказал «мы», и сжала мою руку.

— Конечно, — прошептала она. — Я же говорила, тебе не о чем волноваться. У тебя хорошо получилось.

У меня покраснели уши. После встречи с Дамблдором, я набрался наглости попросить у Парвати, которую едва знал, пойти со мной на Бал. У меня была очень простая причина пригласить именно ее. Это предложила Лаванда Браун, которая сказала мне, что идет с Симусом, когда я спросил, кто еще свободен и хорошо танцует. На следующее утро я совершил колоссальную ошибку, позволив Моуди узнать, что мои танцевальные навыки ограничены одним часом занятий с МакГонагалл. Вечером того же дня Парвати и я получили записки, где нас просили присоединиться к МакГонагалл и Моуди в пустующем классе для частных уроков танцев. Позже, Моуди отвел меня в сторону и объяснил, что мне не стоит стесняться. Каркаров, Максим, и профессор Спраут проводили подобные уроки для других чемпионов. Положительной стороной этой истории, кроме выяснения того факта, что у меня две левые ноги, стало обретение нового друга. Правда, я сомневался, что мы когда-нибудь станем лучшими друзьями, но зато мы отлично поладили, особенно после того, как МакГонагалл ушибла большой палец ноги о протез Моуди. Я также узнал, что ее отец был послом Индии в британском министерстве. Она выросла на вечеринках и балах, и точно знала, что нас ожидает. Без нее, МакГонагалл и Моуди, я вел бы себя как полный идиот.

Мы дошли до стола чемпионов, я выдвинул стул и помог ей сесть, перед тем как занять свое место. Краем глаза заметил, что Моуди кивком и натянутой улыбкой выразил мне свое одобрение.

Я неуверенно улыбнулся в ответ. Пока все хорошо.

Чья-то рука схватила меня за локоть. Я повернул голову и замер. Мерцающие голубые глаза впились в меня. Сразу же постарался вытолкнуть мысли о Парвати на передний план и улыбнулся.

— Добрый вечер, профессор, — спокойно сказал я, желая немедленно исчезнуть отсюда.

— Добрый. Мисс Патил, вы же не будете возражать, если я украду у вас мистера Поттера на минуту? Могу Вас заверить, что верну его как можно быстрее.

Растерянность на лице Парвати заставила меня задуматься, не нарушил ли своими, вроде бы вежливыми, словами Дамблдор какие-то неписаные правила, которые мне еще только предстоит узнать. После недолгого раздумья она кивнула.

— Мне заказать для тебя что-нибудь? — спросила она.

Я взял меню. Улыбка Дамблдора застыла от такого пренебрежения собственной персоной.

— Пожалуйста. Гуляш и …, — она нахмурилась.

— Если вы собираетесь танцевать позже, вам стоит выбрать что-то с немного меньшим содержанием специй, — шепнул мне на ухо Дамблдор.

А ведь он прав. Сомневаюсь, что Парвати хотела бы весь вечер мучиться от моего несвежего дыхания.

— Свиные отбивные, — сказал я, после того, как снова заглянул в меню, — с тушеными овощами и фруктами.

Она бросила на Дамблдора благодарный взгляд и улыбнулась.

— Хорошо.

Я приклеил на лицо улыбку и позволил Дамблдору вывести себя наружу. У него в руке тут же материализовалась палочка. Несколькими скупыми движениями палочки он накрыл нас анти-подслушивающим куполом, который еще и искажал видимость под ним, что делало чтение по губам почти невозможным. Улыбка исчезла с моего лица. Я посмотрел на него с опаской.

— Чем я могу вам помочь, профессор? — Вежливо спросил я.

Он засунул палочку в рукав и скрестил руки на груди.

— Просто хотел проведать тебя, мой мальчик. Боюсь, я не был примерным хозяином в прошлый раз.

— Понятно, — сказал я, надеясь закончить разговор. — Но и я не был вежливым гостем.

— Вы были весьма убедительны, — сказал он с усмешкой, — но и мне не стоило терять контроль над собственной магией.

Я пожал плечами.

— Это может случиться с кем угодно, сэр. Я не в обиде.

За тот случай, а не за то, что он знал подробности моей жизни у Дурслей, ничего не предпринимая при этом.

— Как бы то ни было, я надеюсь, ты простишь меня. Я не терял контроль над своей магией с тех пор, как сжег полог над своей кроватью примерно в твоем возрасте.

— Я уже простил вас, профессор, — сказал я, оглядываясь назад на открытые двери зала, в котором продолжалась вечеринка.

— Не буду тебя долго задерживать, — сказал он, похлопывая меня по руке. — Просто мне подумалось, что стоит отвести тебя в сторонку и спросить о твоих занятиях с Аластором. Я знаю, что он может быть суровым учителем, но надеялся ...

Я пожал плечами.

— Моуди замечательный профессор, сэр. Лучший преподаватель, которого я когда-либо знал.

— Отлично. Теперь, как я понимаю, он начал обучать тебя Окклюменции, — его улыбка не затронула глаза. — Что ж я полностью с ним согласен, лучше, если эту дисциплину тебе будет преподавать Мастер Легилименции. Я хотел бы предложить тебе обучаться Окклюменции у меня. Считайте, что я, таким образом, извиняюсь.

Я боролся с желанием открыть рот и сказать ему, куда следует засунуть свои извинения. И тут чья-то рука схватила меня за плечо. Я вздохнул с облегчением и чуть не сел на пол прямо там, где стоял.

— Это твой выбор, Поттер, — сказал Моуди. — Если ты решишь обучаться у Дамблдора, я не буду на тебя в обиде за это.

Я постарался придать лицу бесстрастный вид и устремил свой взор вдаль, чтобы не пересекаться взглядом с Дамблдором. Моуди и я были единственными, кто понял, что он не просит меня выбирать между учителями Окклюменции. Он спрашивал, не изменил ли я свое мнение с тех пор, как дал ему понять, что знаю, но не выдам никому, что он не Моуди. Он не осознавал, что если бы я принял предложение Дамблдора, Гарри Поттер бы умер, а его место заняла бы созданная директором марионетка.

— Спасибо за предложение, профессор, — сказал я Дамблдору, — но, боюсь, я не могу его принять. Профессор Моуди уже видел худшие мои воспоминания, — сказал я, повесив голову. — Повторять это снова будет очень тяжело. Не думаю, что смогу пережить это снова.

Дамблдор грустно улыбнулся.

— Конечно, дорогой мальчик. Продолжай свой приятный вечер. Сегодня вечером мисс Патил выглядит довольно привлекательной. Тебе так не кажется?

Я обернулся и улыбнулся, когда я увидел, что Парвати, оживленно болтает с Гермионой.

— Конечно.

На долю секунды улыбка Дамблдора стала искренней.

— Иди и скажи ей это.

Моуди по-дружески подтолкнул меня к входу в зал.

— Следи за своими манерами. Не забывай о салфетке и обязательно используй самоочищающуюся мятную зубную нить, прежде чем пригласить ее на танец.

— Только что просмотрел итоговые оценки за семестр, — сказал Дамблдор, когда я проталкивался через заполненный зал. — Феноменальный прогресс, Аластор, особенно для мистера Поттера, но я огорчен, что он мне больше не доверяет.

— Дай ему время. Парень имеет на это веские основания. Будь терпелив с ним. В конце концов, все наладится.

— По крайней мере, он по-прежнему доверяет одному из нас, — успел я услышать слова Дамблдора, прежде чем покинул зону слышимости их разговора.

Сложенная карта мародеров все еще лежала у меня в кармане, и мне пришлось бороться с любопытством, когда я сел за стол.

— Все в порядке? — Спросила Парвати.

Я кивнул. Гермиона выгнула бровь, и взглянула на Дамблдора, который направлялся к своему месту во главе стола.

— Да, просто отлично, — сказал я, улыбаясь Парвати. — Он просто хотел пожелать мне счастливого Рождества.

Гермиона поджала губы, но прежде чем она успела потребовать полного отчета, Крум прошептал ей что-то на ушко. Она покраснела и хихикнула, что было совсем на нее не похоже. Крум убрал выбившийся локон с ее лица и заправил его ей за ухо.

— Так что же случилось, пока меня не было? — Спросил я, и положил салфетку на колени.