Смерть Альбéрта Рудольштадта. Одинокая светлая странница (гет)

Спустя несколько мгновений молчания Консуэло, на этот раз молча высвободившись из объятий Николы Порпоры, подошла к канониссе.

— Госпожа Венцеслава… — вновь взволнованно начала Консуэло спустя несколько мгновений. — Дадите ли вы мне право… разрешение…

— Говорите, дитя моё. Не бойтесь ничего. Я знаю, что в вашем сердце нет дурных помыслов.

— Почему я не подумала об этом заранее… Перед тем, когда придут слуги… — наша героиня понимала, что, несмотря на свою очевидность, её слова неизбежно ранят сердце канониссы и потому говорила нерешительно, с некоторым страхом и паузами, — чтобы забрать… тело Альберта…

Дыхание Венцеславы несколько раз дрогнуло, а из глаз пожилой женщины пролились две прозрачные капли, но всё же ей удалось сдержать приступ.

Консуэло инстинктивно взяла канониссу за руку.

— …дадите ли вы мне разрешение... снять с его тела одежду?

На мгновение пожилая женщина подняли брови — словно бы по причине некоторой неожиданности и удивления, но всё же очень быстро — осознав, что речь идёт о насущном неизбежном и необходимом — о том, что касалось её родного, любимого племянника — почти сразу ответила:

— Да. Делайте всё, что будет необходимо. Я бы всё равно не смогла бы сделать этого сама. Не решилась бы подойти для этого. У меня бы не хватило сил. Но мне безмерно жаль вас… Вы можете не выдержать… Я боюсь за вас.

— Признáюсь вам, что и я испытываю некоторый страх, хотя не должна. Скорее, это даже не страх, а какой-то неведомый трепет перед неизвестным — ведь я никогда не переживала такого. Быть может, это оттого, что ранее я никогда не занималась подобным — даже тогда, когда умерла моя мать. Я провела с её телом ночь, а потом, дав мне попрощаться, её просто увезли от меня.

— Бедная моя девочка… Позвольте мне вас обнять… — канонисса встала и протянула руки навстречу.

— Право… с тех пор прошло уже так много лет…

— Прошу вас — позвольте — это искренний порыв моей души. Я чувствую, что сейчас мы близки сердцами как никогда. Мы — представители разных сословий, имеем различные убеждения и многие различия в вере, но мы — люди, чей Отец един, и потому мы с вами можем, призваны подарить хотя бы малую часть утешения друг другу, хотя бы в самой ничтожной степени облегчить то горе, что объединило нас.

— Да, милая канонисса, вы очень мудры, и вы правы, — проговорила растроганная Консуэло, — в этот час я также ощущаю родство, единство, единоначалие наших душ. И пусть эта связующая сила поможет нам — пусть даже в самой наименьшей мере — смягчить страдания друг друга.

Наша героиня поднялась со своего места, подошла к канониссе и также протянула руки.

Продолжая смотреть друг другу в глаза, они одновременно заключили друг друга в объятия.

Консуэло и Венцеслава стояли так долго — наверное, миновала не менее, чем минута. Происходил какой-то сокровенный акт, в котором беседовали их души. Граф Христиан и барон Фридрих, не в силах отвести взглядов от этой сцены, также ощущали единение, духовную поддержку и неведомую отраду в сердцах, исходящую от тех двух женщин, что могли бы никогда не встретиться — коли бы не причудливые и неисповедимые пути судьбы — но сейчас стояли, замерев и словно затаив дыхание.