— ...Уже очень скоро — уже завтра, — продолжала Консуэло, — поверженных в этом сражении духа, воли и разума станет больше, гораздо больше. Власть предержащие не хотят терять времени на тяжбы и строят козни. Они знают, кто станет их следующей жертвой. Они составляют списки. Много несчастных случаев... Я вижу их перед собой... Проливается много крови...
Взор Консуэло затуманился, устремившись куда-то сквозь людей, собравшихся в доме, кровь отлила от её лица, а руки похолодели. Казалось, что наша героиня готова упасть в обморок. Теперь Консуэло действительно стала похожей на призрак — с той лишь разницей, что была облечена в иллюзию плоти, которую мог ощущать только Альберт.
В этот миг он положил руки на плечи своей избранницы.
— Родная моя, успокойся, прошу тебя, вернись в действительность... Сейчас ты со мной, сейчас всё хорошо..., — говорил наш герой так, как если бы его избранница была жива и подверглась какому-то нежданному ужасному впечатлению.
Прикосновение возлюбленного, казалось, несколько привело Консуэло в чувство.
— Господи..., — выдохнула она. — Передо мной пронеслись зрелища ужасающих смертей... я видела, как наши собратья бьются в агонии, испытывая невыносимую боль... С ними происходит то же самое, что и со мной... Зачем же, зачем Создатель сейчас вручил мне дар предвидения, проявив его так нежданно и причинив мне столько боли?..
Да, несмотря на то, что Консуэло и вправду была счастлива в горнем мире — в той части небес, где располагался рай — боль, обида, досада и сожаление о том, что жизнь её оборвалась так трагично и в столь молодом возрасте — ей было двадцать три года — давали знать о себе. И наша героиня понимала, что эта боль пройдёт нескоро. Но Консуэло старалась верить в то, что взаимная, счастливая любовь к Альберту со временем ослабит её переживания.
Объятия избранника, в которые она едва не упала, наконец заставили нашу героиню очнуться в полной мере. Когда наша героиня подняла голову от груди своего возлюбленного, глаза её были полны слёз, но к лицу уже возвращался лёгкий румянец.
— Любимая моя, ведь ты же знаешь — мы оба знаем — что здесь все страдания прекратятся для наших соратников. Всё будет позади.
— Да... Но мне придётся ещё раз увидеть реки крови, услышать их стоны, крики, слабые попытки звать на помощь... Первая гибель случится утром, что настанет сразу за этой ночью.
— Но ты можешь отвернуться от этих зрелищ.
— Я не смогу превозмочь себя.
— Ради нашей любви — Консуэло, прошу тебя...
— Я обещаю, что приложу все усилия... но...
— Поклянись мне, что ты не станешь смотреть на это.
— Я не могу, Альберт. Слишком многое связывает меня с этими людьми. Они стали для меня такой же семьёй, как продолжает быть моя умершая мать, и как ты. У нас единые принципы и убеждения, наши сердца бьются в унисон. Не проси меня об этом...
— Ты не заметишь, как настанет время, когда все, кто умер за свободу, равенство и братство, окружат нас с тобой и мы станем пребывать в вечном счастье и блаженстве — ведь ты и сама говорила мне эти слова сегодня.
— Да, говорила. Но порой моя душа не может вынести ожидания того, через что должен пройти каждый из них.
— Но ведь меня — твоего избранника — не ждёт подобная смерть!
— Ты умрёшь от лихорадки — простудившись на прогулке, — каким-то усталым, обыденным голосом произнесла Консуэло. — Всё будет очень просто — для тебя не окажется тёплой одежды. Но я буду с тобой. Я буду пытаться согреть тебя. Господи, что я говорю... Как бестелесный дух может согреть живую плоть?.. Я сделаю так, что ты будешь чувствовать моё присутствие. Я встречу тебя у ворот рая... Да, это предвидение хоть немного, но утешает меня. Я не хотела говорить тебе этого, чтобы ты не впал в ещё более мрачное состояние духа, что явит себя, когда мы расстанемся на годы.
— Родная моя, я знаю, что ты сделаешь всё ради того, чтобы облегчить мои муки. Но я скажу тебе, что я совсем не боюсь такой смерти. Она будет много, много легче, нежели та, что придёт за моими — нашими — братьями и сёстрами. Тем более, что она наступит неизбежно. Её невозможно будет не пережить.
— Да, я знаю, как ты относишься к смерти. Наверное, даже сейчас ты знаешь о ней больше, нежели я. И ты уже был за гранью. Но а если столкновение с подлинным умиранием окажется — прости меня — в некой степени самонадеянностью и испытание окажется суровее, нежели представляется тебе сейчас?..
— Родная моя, я не знаю, как ещё могу опровергнуть твои слова...
— Давай закончим эту беседу. Ведь от наших слов всё равно ничего не изменится, — проговорила она, совершая усилие воли и как бы осекая саму себя. — Мы оба переживём это. Просто переживём и всё.
— Да. И мы поможем друг другу. Ты будешь рядом, а после я осушу твои слёзы, и с тех пор они будут сверкать в твоих глазах в золотых лучах солнца, вызванные лишь ликованием перед величием нашего Господа и Иисуса Христа.